Не кончается пытка Часть 3 4 часть цикла

Александра Алёшина
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ







Keep smiling!

Белые слоники, жёлтые рыбки
всё в той же пятилитровой банке,
медная лампа под антикварку,
всё та же тахта в начёс наизнанку,
та же пижама в тюремную клетку
и тапки!.. Дурацкие тапки!!!

Игорь Сукачёв











-Катька, да ты чего?! – Анкер прижимала сотрясающуюся в рыданиях сестру к себе – та только головой мотала. – Коль, возьми у неё в кармане сигарету, зажги. Ага, дай ей. Катька, да что такое?! Прекрати истерику!! На покури.
Катер мотала головой – сигарету брать не хотела и сказать ничего не могла. Анкер взяла у Коли сигарету, насильно сунула сестре в зубы. Та закашлялась, но, всё же затянувшись, хотя бы дрожать перестала.
-Что?! – ещё раз спросила Анкер.
-Миша пропал… - выдавила из себя старшая сестра, которая была сейчас для младшей ребёнком, которого нужно утешить – да хотя бы просто в чувства привести…
-Как?! – Анкер саму резануло опять – в который раз уже что-то с ним случается – и каждый раз кажется, что несмотря на Колю – самое важное в жизни – это чтобы с Мишкой всё нормально было…
Катер всхлипнула потише:
-Как… Покурить вышел в подъезд – в футболке и домашних тапочках… И исчез…
-Украли!.. – ахнула Анкер – рассудок, похоже, оставил и её… И паника… Паника во всём существе: что с Мишей?!
-Или сам ушёл… - печально сказал Коля. – Засомневался, любовь ли это у вас – или всё окончательно и бесповоротно свелось исключительно к плотским радостям…
-Любовь! – с негодованием подняла на него Катер мокрые красные глаза. – Любовь, конечно, как ты можешь сомневаться?!
-А Мишка? – спросил Коля.
-Что Мишка?! – не поняла Катер.
- Мишка усомниться – не мог? – пояснил Коля.
Катер хотела сказать какую-нибудь колкость. Хотела… И не нашлась… И сказала (колотить её, кажется, уже перестало, хоть и всхлипывала ещё, сигарету держала сама уже, та, правда, потухла) то, что показалось ей сейчас правдой. Правдой, убившей её…
-Мог…
-Кать… - Анкер опять обняла сестру, потом отстранилась, стёрла слёзы с её лица. – Ну Кать… Даже если и усомнился… Он ведь правда любит тебя. И поймёт, обязательно поймёт, конечно же поймёт, что конечно, любовь, а не свелось к плотским радостям. Он найдётся! Только не надо отчаиваться, искать надо…
Бессвязное бормотание сестрёнки успокаивало Катер, и она уже начинала понимать сама, что для того, чтобы найти, в первую очередь надо искать.
-Коль, сам посуди, кто ж так сам уходит… - не совсем понимая что хуже – если сам или если украли (Кто?! Снежная Королева?!) – в надежде, что мысль о том, что Мишка не мог её бросить, заставит сестру не психовать, а действовать, сказала Анкер.
-Ага, в футболке и домашних тапочках – зимой… - печально сказал Коля. – Как плохо вы ещё жизнь знаете, да и Мишку тоже… и того хуже. А я его – с рождения…Такие вот так и уходят – зимой в футболке и домашних тапочках. Я тут на днях Сукачёва слушал…  Ну это… Помните… «Трусики бо-бо»…
«Каждый вечер одно и то же –
  всё тот же какао всё в той же чашке.
  Всё те же в коробке спицы-клубочки,
  те же на полке в горшочке цветочки –
  как бы ромашки, но не ромашки…» - Коля словно на миг забыл о чём говорил – и так же заторможено сёстры смотрели на него. Но Коля вдруг опомнился: - Ну вот на первых же буквально словах Мишка в комнату заходит. Постоял так, пока песня играла, потом выключил всё – а я и не спорил, он когда такой решительный, я с ним никогда не спорю – только хуже будет. И говорит, значит: «Не дай бог до такого дожить!!» Разворачивается и выходит.
-«Они так похожи на мои морщины,
           на дряблый живот и на энурез…» - вздохнула Анкер. – Ужас какой! Но всё ведь же не так! Не может он про вас так думать! Кать, не может!
-«На мой целлюлит и мою одышку,
   на мерзкую похоть при слове секс…» - потеряно произнесла Катер. – Да-да-да… - и тут же встрепенулась: - Но не дошло же у нас до такого! И не дойдёт никогда! Да, он боится такого – но и я боюсь. Но чтобы он думал, что у нас уже на самом деле так – нет, не верю!
-Но ведь у подъезда, когда мы подошли, снег нетронутый лежал, - вспомнила Анкер – просто показалось, что если не отвлечь Катер сейчас же, она снова свалится в истерику.
-Что? – встрепенулась Катер. – А… Да-да. Не было следов на снегу!
-Ну вот значит и не мог он уйти! – успокаивала Анкер сестру.
-Но тогда и украсть его тоже не могли! – сообразил Коля. – Во всяком случае – без магического вмешательства.
-А оно бывает? – фыркнула Анкер.
-Если с Мишкой – то бывает, - кивнул его брат.
И тогда Катер вспомнила разговор про кукловодов с этой… Надькой… как там её… Шапошниковой…
А ведь она в этом же доме живёт! Её надо найти! И, наверно, тогда что-то прояснится…
***
Катер озиралась по сторонам, пытаясь сообразить, куда идти, что делать, за что хвататься. Да, искать эту Шапошникову, решено же! Но как?! Представления обо всех, даже самых простых, действиях вылетели у неё из головы. А тут ещё телефон резанул уши любимой песней, но сейчас в недоумение приводила и она. Катер едва сообразила, как соединиться.
-Катя, доченька! - услышала она в трубке. - Прости меня. Я знаю, с тобой что-то не так. Я обидел тебя, но я не хочу тебе зла! Я хочу тебе помочь. Я могу?
Катер молчала, и Анкер затормошила её:
-Кто там?!
-Отец... - в растерянности сообщила Катер.
-Дай, - потребовала Анкер. И забрала у сестры телефон. - Пап, она потом... Она простит. Только у неё правда случилось. Миша пропал. Ты не поможешь сейчас ничем. А потом... Да.  Она простит. Она поймёт. - Анкер нажала на отбой.
Катер изумлённо смотрела на сестру:
-Ты с чего взяла?!
-Да он давно уже перестал выступать. Ты же не злая! И если ты будешь другим плохо делать, тебе тоже плохо будет. И Мишу искать будешь долго и больно! Не вредничай...
-Анютка дело говорит... - Коля обнял подругу за плечи. - И отец твой вовсе не зверь. Только тебе порой очень трудно что-то доказать. Всем трудно. И Мише тоже. Ты же лучше всех знаешь, что нужно. Особенно — что ему нужно...
Катер не плакала уже — что толку плакать, только вот смотрела на сестру и её друга с каким-то ужасом. Что, она действительно такая?! На самом деле?! Да, многого она, однако, о себе не знала... И тем не менее... Они ведь, как это ни печально, правы. Эти амбиции — из-за них ведь Миша и обижается постоянно...
Она забрала у сестры телефон, перезвонила отцу:
-Пап... Да, я простила. Я зайду на днях. Когда Миша найдётся... - И опять запаниковала: - Если найдётся...
-Что ты, дочь, - сказал отец. - Обязательно найдётся!
***
Три кресла стояли на засыпанной снегом палубе. Три человека, связанные навсегда в единое целое в этом компьютерном мире, сидели в них, заторможенно ещё глядя друг на друга. Миша мотнул головой: ой, как это я тут оказался, но это неважно, ведь все вопросы решены — и надо просто вернуться. Он посмотрел на Вадима уже без обиды, без особой горечи даже, улыбнулся Надежде — печально, но и ободряюще уже.
-Ну ладно, ребята, хватит уже, да? Пора по домам? Там Катерина моя, поди, натурально с ума сходит? Пойдём?
-Успеется... - лениво и вальяжно потянулся Вадим. - Не спеши, ничего с твоей Катериной не будет. Выпьем, что ж, за такое дурацкое и бессмысленное завершение нашей кампании.
-Дурацкое?! - зло фыркнула Надежда. - Бессмысленное?! Какого ж смысла ты, Вампир Андреич, хотел?
-Я хотел, чтоб он определился хотя бы. А так — какого лешего всё было затевать?!
-Я тебя не понимаю! - бросила ему Надежда.
-И не поймёшь... - как-то устало проговорил Вадим. - Посему всё пустое.
-Нет, я всё-таки пойду... - Миша встал, но Вадим остановил его:
-Сядь, сказал! Куда ты пойдёшь?! Никуда ты не попадёшь, пока я тебя не отпущу. А я хочу — выпить за провал нашей кампании, как я уже и сказал!
«Налейте крови! Бокалы синие пусты.
 Давайте выпьем за обаяние борьбы...»
И снова виски плещется во взявшихся неизвестно откуда бокалах, и снова приходится хлебнуть его — и снова это не виски, а кровь (предупредил же Вампир Андреич). Снова закружилась голова: кажется, сейчас всё вернётся опять — эта бесконечная, неизвестно как всё же приведшая куда-то дорога, эта немыслимая тоска...
Нет, Надька не отдаст его на растерзание!..
Но кровь мутила сознание, и когда он очнулся, всё было совсем уж нереально. Полными слёз глазами (Вадим?! Слёзы?!Не может быть!! Но есть...) Вадим смотрел на Надежду:
-Надя! Если ты перестанешь мне верить, мне уже не поверит никто! Потому что только ты это умеешь — доверять мне... Только ты знаешь, что под всеми масками моими где-то там глубоко всё же есть и я сам — настоящий... Да, я люблю играть людьми. Но я и собой люблю играть — и играю... Других не жалею — но и себя тоже. Потому что мне интересно жить, и я всегда думаю, что и другим будет интересно, если я вмешаюсь.
-Только ты ни разу никого не спросил, хотят ли они того интереса, что ты им предлагаешь! - Надька, кажется, крепилась из последних сил, что не пожалеть-таки Вадима, хотела верить — и боялась поверить, и чтоб не сдаться — спорила...
-Не предлагал... - кивнул Вадим. - Кто б решился на эту боль, если б знал, какова она будет. Но разве кто пожалеет задним числом, что его жизнь — не такая примитивная, как у всего быдлятника, что в ней была — такая вот запредельная боль? Миш, ты пожалеешь?
Миша молчал. Долго-долго смотрел на Вадима.
-Я ни о чём не жалею, - сказал. - Надь, правда... Я ему даже благодарен... Не даже, а просто благодарен. Но сейчас... Я хочу вернуться... Надь, прости Вадима... Не ради того, чтобы мне вернуться, просто прости. Надь, прости! Ну ты ж его любишь... И он тебя любит. Он же всё затеял, чтоб тебя поразить. Покрасоваться, да. Он же... такой... Таких нет больше.
-Охуенный он... - вздохнула Надежда. - Невъебенно талантливая, красивая, обаятельная, умная, эрудированная, полная драйва, по-русски — куража, магнетическая почти, невозможная, немыслимая... мразь. Таких в колыбели давить надо. А лучше — сразу аборт...
-Надь... - тихо попросил Миша.
-Миш, пошли, - устало позвала его Надежда. Провожу. Пора тебе правда домой. Умотался, бедный, до полусмерти и хуже...
-Нет, - сказал Миша. - Теперь — нет. Рано. Я благодарен ему. Пусть всё вот так, но я многое понял — что бы без него было?! Да, кукловод. Но ведь и ты собиралась быть кукловодом, разве нет?! А это в любом случае манипуляции. Тебе меня жалко было? Да? А ему, думаешь, нет? Просто хотел моей крови?
Миша порылся в карманах. Он не помнил уже, где должны были остаться листки со стихами, казалось даже, что порвал он их в какой-то неясный миг — был ли он, не был?! - когда казалось, что Вадим убил его... Но сейчас думалось, что они должны найтись. Вот сейчас, в кармане. И он вытащил из кармана смятые бумаги, протянул Надежде.
-Что это? - спросила она, беря листики. - Что это?! - Повторила, читая после настойчивых Мишиных убеждений.
-«В этом злом и непрочном мире
   доживут не все до утра...
   Жизнь тебя убивает, милый,
   грузом тяжких больных утрат...» - Читала Надежда. - Миша, что это?! - и, взглянув на кузена: - Вадим, что это?!
-«Пусть нас порознь мутузят черти,
   но тебе я пошлю — лови! -
   колыбельную не для смерти —
   колыбельную для любви...» Вадим?!?! Что это?!
-Стихи! - сказал Миша. - Его стихи. Да, он придумал и эту любовь, как проект, как все свои проекты, компьютерные и в жизни. Или — не придумал. Просто перенёс с тебя — на меня!
Надька заторможено молчала. Кажется, она готова была простить Вадима. И тогда он сам наконец выдавил из себя:
-Надюшка, прости...
-Он ведь думал, что так лучше будет, - объяснял Миша. - Лучше и вышло. Ничего из случившегося перечёркивать не хочу! Надь, прости Вадика...
-Вадика? - удивлённо спросила Надежда. - Он всегда был только Вадимом.
-Вадика, - подтвердил Миша.
-Вадика, - согласилась Надежда. Встала. Сделала шаг к кузену. Нет, к своему любимому, с которым может быть вместе лишь в этом его компьютерном мире, потому что вне его — семья, дети. Вне его — он лишь действительно — троюродный брат, с которым можно жить в одной бабушкиной квартире — и не быть вместе. А здесь — лишь она и её немыслимый Вампир Андреич. Вадик...
Бокал с недопитым «Джеком Дэниэлом» полетел за борт «Надежды». Вадим — Вадик! - встал, в один шаг длинных ног преодолел те несколько шагов, что было до Надьки — и сгрёб её в объятья. В охапку, короче...
...А потом, когда Миша уже перестал стыдливо отворачиваться от нашедших путь друг другу своих кукловодов, стоявших сейчас всё ещё обнявшись, а вернее — тесно прижавшись друг к другу, но смотревших — с улыбкой уже, высохли слёзы-то, и у Надьки-гордячки, не плачущей никогда, тоже — уже не в глаза друг другу, а на него, на Мишу, Вадик сказал:
-Миш, спасибо! Всё хорошо. И ты сам решишь, как всё будет. Захочешь — так и будет вам с Катер бессмертие. Не такое, каким я пугал, а какое Надежда тебе показала. - Вадик улыбнулся. - Пора уже, правда ведь ищут тебя давно. Пошли!
***
Коля и сёстры стояли на крыльце. Теперь снег не был уже таким нетронутым. Чьи следы шли по нему? Их же, сто раз уже бегавших по всем окрестностям в поисках пропавшего Миши? Соседей? Или, может быть, самого Миши?
-Я вспомнила, - сказала Катер. - Шапошникова на шестом этаже живёт. Прямо над нами. Пойдёмте!
И в этот миг кто-то налетел на неё, чуть не уронил.
-Лёшка!
Лёшка обнял её, и она ткнулась головой ему в плечо. И, конечно, опять слёзы — ну никак они сегодня не хотели высыхать...
-Что с тобой? Я твою тревогу почуствовал — зашкаливает же!
-Миша пропал... - проскулила Катер.
-Брось реветь сейчас же! Рассказывай!
Как будто легко — в который раз одно и то же, чем всю душу и так уже изодрало... Но хочешь — не хочешь, а Лёшке-то как не рассказать?! Вот ведь — друг... Настоящий. Верный. Хоть и не сумели вместе остаться — а всё так же любит, даже готов своего счастливого соперника искать... Не готов даже — хочет искренне — лишь бы Катер было хорошо...
Но неужели должна случиться беда, чтобы поняла она, что не враги и не равнодушные люди вокруг, а настоящие, крепкие друзья?! А всё-таки... Всё-таки — может и не случилось беда, а?!
...-Ну, значит, надо искать эту Надьку, - подвёл итог Лёшка.
Искать никого не пришлось — распахнулась дверь подъезда, и эта самая искомая Надька на крыльцо и выскочила...
***
-Миш... Ну, давай же, правда идём... - Надежда приобняла Мишу за плечи, подталкивая, поторапливая. Но он как-то нехорошо обмяк у под её рукой — то ли засыпая, то ли теряя сознание, то ли вообще попросту умирая...
-Куда?
-Что куда? - не поняла Надежда. - Что с тобой?!
-Куда идти-то?! Со мной — ничего. Плохо только. Тошнит и голова раскалывается.
-Потерпи, - тихонечко говорила Надежда. - Сейчас до дивана у Катер дома доберёмся — и заснёшь. И проснёшься когда — всё хорошо будет. Это всё тебе снится. Понимаешь?! Просто снится! Господи, Вадик, сволочь ты всё же, любимый, ну как можно с ребёнком так?! Миш, пошли!
Опираясь на Надькины плечи, он кое-как, не заметив даже, где фрегат «Надежда» превратился в квартиру, где она, эта Надежда, жила, вышел в подъезд, спустился по лестнице — всё так же с её помощью — нашарил ключи, зашёл в квартиру, и счастьем было рухнуть на диван в ближайшей комнате. И забыться тяжёлым сном.
***
-Прекратить панику!
Катер смотрела на появившуюся на крыльце Надежду всё ещё в тревоге, но — уже именно всё-таки с надеждой — не зря же она появилась, да ещё властная такая, уверенная, спасительная. Вот же она, Надежда на всё хорошее, на чудо, если хотите, на избавление от тревог — и искать не нужно, сама пришла.
-Чего вылупились?! - Надежда была не слишком деликатна, даже груба, но это делало её, пожалуй, даже ещё более спасительной. - Я с вас ***ю! «Караул! Мальчик потерялся!» Где он потерялся?! Где?! Я вас спрашиваю! Да, вас, сборище охуеннейших недоумков. Весь Влад на ноги подняли — в соседнюю комнату заглянуть ума не хватило! Кретины!
-В соседнюю комнату?! - опешила Катер. - Как в соседнюю комнату?!
-Да вот так! Поднялся человек этажом выше покурить со знакомым — надо же сразу бежать искать! Это доверием называется?! Паникёрша несчастная! Пока бегала — вернулся и спать лёг. Всего-то! А паника вселенская. «Караул, украли мальчика!» Идите, там он! Да идите уже! Долго тормозить будете?! Там — это в соседней комнате, кретины!
-А ты откуда знаешь?! - недоверчиво спросила тогда Анкер, и Коля поддержал подругу:
-Вроде не с чего тебе знать, что у Катер дома творится.
Да, похоже, они и забыли уже, что только вот-вот порывались искать Надьку в надежде, что она что-то всё-таки знает.
-Да вот знаю! - почти презрительно бросила Надька — этот балаган уже порядком её утомил. - Вы пойдёте или нет?!
И тогда Катер сорвалась с места, кинулась вверх — не к лифту, а по лестнице.
-Спасибо, Надь, - нашёлся, наконец, Коля. - Ребята, идём!
-Кушайте с маслицем, не обляпайтесь! - усмехнулась Надька и пошла вместе с ними к лифту. Только не стала выходить на пятом, сразу поехала на шестой. Её миссия на сегодня была завешена. Но это — на сегодня. Она знала, что приобрела в Мишином лице самого, пожалуй, верного и настоящего друга...
***
-Миша! Миш, проснись! – Катер плакала и трясла Мишу за плечо. Он открыл глаза. - Миш! Ты где пропадал два часа?!
Миша недоумённо вытаращился на подругу:
-Два часа?! Нигде не пропадал. Спал тут – покурил, вернулся и лёг – нехорошо что-то стало.
Катер не знала даже: верить или нет – может, действительно, пока она на первый этаж искать его бегала, вернулся он с какого-нибудь шестого – и завалился спать в соседней комнате, заглянуть в которую она не догадалась…
-Кать, не плачь, пожалуйста… - вдруг тихо-тихо попросил Миша. – Не надо… Зачем мы друг друга обижаем?! Радовать сложнее! Конечно! Но ведь всё равно – главное радовать. Мы можем, Кать, мы можем. Просто помнить, что даже если куча мелких глупых бытовых неприятностей, мы справимся с ними, если будем помнить, что наша главная радость – быть вместе, видеть друг друга, радоваться друг другу! Катька, родненькая, мы справимся, если будем не плакать, а улыбаться. Кать, слышишь, мы справимся, не плачь! «Keep smiling!» У нас вечность впереди, потому что мы никогда не надоедим друг другу! И если честно – я не знаю, сон ли это был или правда, потом всё расскажу, сейчас сам ничего не понимаю! Но я знаю, что люди стареют и умирают, потому что убивают в себе любовь и радость. А мы не убьём! Поэтому у нас всё будет – всегда – хоть с мистикой и колдовством, а хоть бы и без!
…И стало так, что прошло всего лишь два каких-то часа, так, что ему пятнадцать и ей не многим-то и больше – семнадцать, и море времени у них впереди. Чтобы разобраться, получили ли они бесценный дар вечной жизни и молодости тоже вечной, и определиться, нужен ли он им и достойны ли они его – и он их тоже…
…Чтобы понять: а было ли то, что видел Миша – может, во сне только и видел…
Но вот сейчас вся жизнь, всё бессмертие были у них впереди – у пятнадцатилетнего мальчишки и у девчонки, которой тоже всего лишь семнадцать. И сейчас оба они очень остро чувствовали, что сильно-сильно любят друг друга, что полны решимости самой твёрдой пронести это вроде бы хрупкое такое чувство через все внешние преграды и собственную глупость порой амбициозную, через все испытания, и даже испытание бытом, готовы всегда-всегда любить друг друга – и значит действительно вечность была у них впереди, и никогда в их жизни быт главным не станет, любви и эротики собой не затмит, и поэтому не состарит их никогда. Пока же они действительно были безоговорочно молоды, и не было никаких аргументов в пользу того, что они всё равно состарятся…
Да, вечность, именно вечность, верили они, была у них впереди.
Миша приподнялся на локте и коснулся губами губ Катер.



ВЛАДИМИРУ «ОЗИ» ЯКОВЦУ и
ЕКАТЕРИНЕ «РИЦКЕ» СМИРНОВОЙ – с теплом и нежностью.

ИЛЬМИРУ АМИРОВУ – с сердечной признательностью за  серьёзную помощь в психоанализе.

В цикле «Глаз цвета хаки» звучат песни Игоря Сукачёва и группы «Агата Кристи»