Чтобы свеча… угасла. Раз и навсегда
«И он соединился со своим безумием, которое есть в нем, и породил власти для себя».
«Апокриф Иоанна», II кодекс Наг-Хаммади
Исследователь Н.Павленко пишет: «Когда сопоставляешь Феофана Прокоповича времен царствования Петра Великого с Прокоповичем при его преемниках, то создается впечатление, что перед нами два разных человека. При Петре — это образованнейший и гуманный человек, радетель просвещения и горячий сторонник преобразований. Позже он предстает человеком жестоким и суровым, мстительным и злопамятным, мелочным и лишенным милосердия. В борьбе со своими противниками, далеко уступавшими ему в интеллекте, он опускался до их уровня и пользовался их приемами»… Вот именно: «создаётся впечатление»! Психиатры поставили бы неутешительный диагноз: типичная шизофрения, отягчённая паранойей… «Бог» для Феофана Прокоповича «умер». Больше не о ком было радеть, некому даровать, не из кого выбирать. П.Савлучинский в своем исследовании сравнивал Феофана с младшим братом Петра Великого: «Великан упал, надломивши корень, а за ним склонился к земле и его младший брат, лишившись той полноты соков, которые до сих пор питали его роскошную и богатую силами жизнь» (Савлучинский П. Русская духовная литература I половины XVIII века и ее отношение к современности. Киев. 1878. С. 48). В его жизни, и в его сердце не осталось места ни для «других», ни, в сущности, для самого себя. Недуг «искусственной Божественности» пришёл к своему закономерному финалу. Возвращаться, покаянно, по-сыновнему, к творцу «низшего порядка», Иисусу Сладчайшему, для него не было никакой возможности! Оставалась только ностальгическое ощущение некоей, ушедшей вместе с Петром, «просветлённости», индивидуальной тайны прикосновения к Абсолютному, даже личной со-причастности с ним; а ещё - «сонмище» врагов, явных и затаившихся, но больше - мнимых. Великие государственные заботы сбили его с пути праведного многочисленными обманами и миражами. При Анне Иоанновне его уделом стало медленное завершение жизненного пути в какой-то «полувере», без Истины и вне Бога Истинного. Жизни как бы «по инерции»: первенствующий член Синода, непосредственный участник правительственных мероприятий, начиная от редактирования различных оригинальных и переводных сочинений и кончая разработкой проектов фейерверков и иллюминаций, а наедине с собой… «Плачет пастушок в долгом ненастии» - странноватая меланхолическая элегия про одинокого пастуха, спрятавшегося в непогоду под дубом и видящего, как у него с голоду «овцы тают». Отметим здесь и несколько «философических» стишков Прокоповича, с совершенно не свойственными для него мыслями о бренности жизни… И далее Н.Павленко продолжает: «И тем не менее имя Феофана Прокоповича прочно утвердилось в списке выдающихся деятелей, способствовавших преобразовательным начинаниям Петра Великого. Он был главным действующим лицом в утверждении церковной реформы Петра I. Он ревностно защищал реформы и после смерти преобразователя. Однако, защищая реформы, он действовал вопреки христианской морали и не гнушался, преследуя своих противников (Часто таких же, как сам, священнослужителей! – А.Н.), опираться на Тайных розыскных дел канцелярию»… «Выдающийся» человек, по моему простодушному разумению, не может быть жестоким, мстительным, злопамятным и мелочным. И тем более, не мог быть «лишённым милосердия» и «действовать вопреки христианской морали» православный архиерей. Сие есть чудовищная гримаса Провидения и психологическая аномалия! Точно по Ружмону: «Дьявол опасен только тогда, когда его не видят. А когда его увидят, он становится мерзким, смешным и жалким… Дьявол не может любить и не любит тех, кто любит»…
В Прокоповиче, как гностике, рационалисте и стихийном материалисте, несчастной России не было никакой нужды. Научной деятельностью должны заниматься учёные и естествоиспытатели, т.е. «быстрые разумом Невтоны». Они и занимались, по мере своих сил и возможностей. Как богослов и архипастырь РПЦ Прокопович ничем её не «окормил» – ни в каноническом, ни в догматическом смыслах, хотя «богослов» – это ведь, в самую первую очередь, «вероучитель»! И это при том, что Украинская ПЦ делегировала в Россию кроме нашего «весёлого чудовища» ещё и Епифания Славинецкого, Стефана Яворского, Феофилакта Лопатинского, наконец, Дмитрия Ростовского! Эти-то были не только опорными «камнями» православной веры, но и, действительно, «лучились» христианской любовью к ближним. Не мог Феофан Прокопович не понимать и того, что агрессивная секуляризаторская политика в отношении РПЦ, низведение её на уровень одного из государственных департаментов, назначение пастырей государством и издевательская регламентация церковной жизни означали одно: решительный разрыв с древней, как мир, апостольской традицией передачи urbi et orbi («граду и миру») спасительной «благодати Христовой». «Прогресс» заместо Христа («реакционной поповщины»), «прогресс» впряжённый в абсолютную монархию (Власть), закономерно исключал и отвергал и свободную Личность, и свободную Нацию. Воистину: Закон без Благодати. По формуле: Феофан + Пётр = Релятивизм (доходящий до атеизма, «вольтерьянства» и «фармазонства»), социальный Механицизм и духовная Казарма. Наиболее точным и исчерпывающим в этой связи я считаю вывод исследователя Евгения Анисимова: «Превращение церкви в контору по делам веры, подчинение всех ее ценностей нуждам самодержавия во многом означало уничтожение для народа духовной альтернативы режиму и идеям, идущим от государства и имеющим свои истоки в этатизме, государственном мышлении, в авторитарной светской власти. Церковь с ее тысячелетними традициями проповеди морали, защиты униженных и поверженных государством, церковь, которая в древности «печаловала» за казнимых, могла публично осудить тирана, стала послушным орудием власти и тем самым во многом потеряла уважение народа, как хранительница духовного начала, утратила свой высший моральный авторитет» (Евг.Анисимов. Время петровских реформ. Лениздат, 1989, с.351). И у этого же автора мы встречаем ещё одну характеристику на Ф.Прокоповича, перекликающуюся во многом с мнением Н.Павленко: «Человек необычайно образованный и талантливый, Феофан был весьма беспринципным деятелем, проявляя истинный энтузиазм в любом, даже неприглядном деле, которое поручал ему царь. Глубокое знание церковной и светской истории, блестящее владение диалектикой и логикой позволяли Феофану без особого труда обосновать необходимость коренного переустройства Русской православной церкви на началах коллегиальности и полного подчинения ее светской власти» (с.331). Что говорится: ни убавить, ни прибавить.
Ф.Прокопович в своём «Слове на похвалу блаженныя и вечнодостойныя памяти Петра Великого» писал такое: «… многих в сумнительстве совести наставлял, от суеверия отводил, к познанию истинны приводил, что не токмо с честными делал, но и с простыми и худыми, наипаче же когда случилося с РАСКОЛЬНИКАМИ (выделено мной. – А.Н.). И готовое ему на то аки всеоружие было: изученные от священных писаний догматы, наипаче Павлова послания (?), которыя твердо себе в памяти закрепил…». Враньё, кругом у Прокоповича выходило лицемерное враньё! Но… не найдём ли мы и тут перекличку с его обширным и разноплановым творчеством? Всенепременнейше! Даже там, где и ожидать этого было трудно, – в уже цитировавшемся нами «Слове о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского»! Вот это место: «…Так враги его посрамлены были. Другие же страны, услышав о победах над врагами, дарованных ему богом, все перед силой его преклонилися, а РАСКОЛЬНИКИ (выделено мной. – А.Н.) и мятежники царства его все погибли»… Какой-там «царь» у заштатного удельного княжества XIV века, ничем не выделявшегося на фоне Твери или Рязани? Кто и когда его «помазал на царство»? И чему, в таком случае, было «раскалываться»? «Раскольники» в религиозном смысле? Ещё смешнее: в те достопамятные времена православная церковь Москвы внутренних «нестроений» не знала, и фактически благоденствовала под ордынским «омофором»; а киевская (украинская) православная митрополия, подчинявшаяся, как встарь, Константинопольской патриархии, ещё не была воссоздана (1415 г.). Налицо – типичнейший «анахронизм», позволяющий уточнить время написания «жития» (не ранее последней трети XVII в.), и ещё раз увериться, что писал его именно Феофан Прокопович.
Не стал Ф.Прокопович опорой, «столпом» православия в самый трагический период истории РПЦ; лишь раболепствовал, да целенаправленно растлевал, разлагал, разрушал… И ради чего только жил на белом свете этот человек, чего небо-то коптил? Прокоповичу приписывают следующее высказывание: «Есть люди, которым кажется все грешным и скверным, что только чудно, весело, велико и славно: они самого счастья не любят; кого увидят здорового и хорошо живущего, тот у них не свят; хотели бы они, чтобы все люди были злообразны, горбаты, темны, неблагополучны… Многие думают, что не все люди обязаны одинаким долгом, что священники и монахи от этого исключаются, – вот поистине змеиное жало, папежский дух, не знаю каким путем достигший и коснувшийся нас!»… Вот так - так! «Всешутейшие и всепьянейшие соборы», эмансипированные, до полной разнузданности нравов, ассамблеи и прочие «парадизы», всеобщее доносительство и тотальный террор, – это ли «чудно, весело, велико и славно», это ли преодоление «папежского духа»? В чём оно заключалось – человеческое «счастье» Петра Великого? А самого Феофана? До конца дней своих развлекаться придворными интрижками? Прослыть не новой «звездой Российской, из Киева воссиявшей», а всего лишь «опытным царедворцем»? Сомнительные «честь и слава». Всегда ли он был так здоров, счастлив и весел, как о том вещал с амвона? С этим, по-моему, была определённая проблема. Существует мрачная, но весьма правдоподобная легенда о том, что умиравший Прокопович воскликнул перед самым концом: «О, голова, голова, уму упившись, куда сия приклонишь?». Можно сказать и так: «И отрезвел он от опьянения тьмой» (Апокриф Иоанна). По-видимому, это было не просто «горе от ума» – это было предчувствие Ада. Точно по Ружмону: «Дьявол склонен к разрушению и саморазрушению… Дьявол обещает золотые горы, а платит разбитыми черепками»… Туда Феофану Прокоповичу самая дорога… Смилуйся над этим грешником, православный народ Украины и России, и тихо помолись за упокой его души, за смягчение её загробных «мытарств». Аминь.
Андрей Нарваткин
Республика Беларусь
г.Кобрин
P.S. Учёные-филологи, практически единодушно, относят к числу творений Илариона Киевского и т.н. «Молитву». Не сомневаюсь в этом и я. Действительно, в ней присутствуют иларионовы интоннации, мотивы и уже привычные для нас, обширные исторические познания автора, никак не вписывающиеся ни в рамки XI cтолетия, в целом, ни в размеры убогонькой земляной «пещерки» монашествующего «анахорета», в частности. Найдем ли мы и в ней что-то, заслуживающее нашего внимания? Безусловно! Цитирую всё наиболее интересное:
- «И страшимся потому, дабы не не сотворил нам то же, что и Иерусалиму, оставившему тебя и не ходившему ВТАЙНЕ [?] путями Твоими (Знак вопроса здесь поставил не я, а переводчик, дьякон Андрей Юрченко! - А.Н). Но ПО ДЕЛАМ НАШИМ (Опять Иларион протаскивает ересь «пелагианства»? - А.Н.) не сотвори нам, как и граду тому…»;
- «И не воздеваем мы «руки наши к богу чужому», и не последуем некоему ложному пророку, и не держимся еретического учения…» (Неужели эти проблемы были сильно характерны для религиозной жизни Киева середины XI века? Имеем в наличии: редкие, преимущественно городские «островки» христианства посреди безграничного языческого «моря»… До «лжепророков» ли, до христианских ли «ересей» будет нам дело в данной ситуации? Крайне маловероятно и то, что «черноризец» Иларион вдруг взял, да и перепутал иудействующего «лжепророка» с языческим «волхвом-кудесником»! - А.Н.);
- и, наконец, главный фрагмент, настоящий «букет» необдуманных авторских откровений и нечаянных проговорок: «И доколе стоит мир [сей], не наводи на нас напасти и искушения, не предай нас в руки ИНОПЛЕМЕННИКОВ, да не назовется град Твой градом плененным, а [овцы] стада Твоего - «ПРИШЕЛЬЦАМИ В ЗЕМЛЕ НЕ СВОЕЙ», да не скажут ЯЗЫЧНИКИ «где Бог их?», и не попусти на нас скорби, глада и внезапной смерти, огня и НАВОДНЕНИЯ!» (везде выделено мной. - А.Н.)… Начнём с конца. По логике вещей, наш Иларион-Прокопович молился за благоденствие стольного Киев-града. Причём тогда «наводнение»? Они, разве, часто там бывали (и бывают)? Настолько часто, чтобы поразить воображение автора, и попасть в историю «древнерусской литературы»? А где у нас подобные природные катаклизмы случались на самом деле? А в Финском заливе, уважаемые читатели… Пушкинский «Медный всадник» - вот моё главное доказательство! Стоит только согласиться с этим предположением, как сразу спадают нелепые маски с «пришельцев»-авантюристов петровского «призыва», которые, действительно, чувствовали себя не очень уверенно в «не своей», фактически оккупированной, России. Что же касается иронического вопроса неких «язычников», то мне уже приходилось сталкиваться с этим выражением, когда я писал своего «Туровского-Лукариса». Именно так, один к одному, кричали защитникам Константинополя турки-османы, в 1453 году… Итак, Второй Рим пал. А что же Третий? А он, дамы и господа, таки осуществился, в образе более успешного, Четвёртого, - но не в Москве, а в Санкт-Петербурге!