Он приближался, как октябрьский ветер: еще хранящий остатки лета, но уже грозящий дождями осени.
Его темно-серый кожаный плащ плескался на ветру приближающегося ливня.
Он не скрывался, и семейство ничего бы не заподозрило, если бы самая младшая Машка не пискнула и не умчалась в дом с криком: «Мама, он страшный!», а дворовый пес по имени Сука не забился с визгом в конуру.
На самом деле пришелец страшным не был. Довольно приятное, хотя и усталое лицо, а в руке поздний желтый цветок ястребинника, которым он задумчиво водил по губам.
Отец успел, как в пригоршню, собрать детей и втолкнуть в дом, даже Суку успел отвязать и запихнуть в сени. А сам, положив руку на засов поверх двух крепких замков, приник к смотровому окошку.
Их дом и сейчас оставался обособленным, даже после того, как город приблизился к хутору и поглотил его. Соседи слева и справа завидовали огромному земельному участку, одной стороной соприкасающемуся с лесом.
И телевизионную тарелку завел Петр для жены и детей, и Интернет в доме был. И вообще, дом – полная чаша.
Только захаживали иногда на подворье незваные: медом им было намазано, что ли? До сих пор обходилось, дай Бог, и сейчас обойдется. Последний раз было, когда Петр только посватался к своей Меланье…
Забрал тогда его юношескую невинность вампир и пообещал, что никто и никогда больше из нечисти на хутор не придет.
И вот на тебе! Двадцать пять лет прошло. Он ли это? Лица его Петр не помнил.
Дети так и прилипли к окнам. Хозяин дома недавно поставил крепкие, с тройным стеклом, и чтобы красить не нужно было каждый год. Алюминиевый профиль.
- Хозяин, сейчас разразится гроза. Позволь мне войти и переждать в твоем доме. Я даже не попрошу чашки чая.
- Уходи прочь, здесь нет места для тебя, - голос Петра дрогнул. – Ты же обещал никогда не возвращаться…
Голос пришельца стал насмешливым.
- И ты даже не спросил имени того, кто воспользовался правом первой ночи? Я не он, и исполнять чужие обещания не намерен. Хотя дорожка к твоему крыльцу могла бы привлечь многих, твой прошлый любовник исполнил обещание. Мне нужен кров на сегодняшнюю ночь.
- Тебе нужна кровь? – Петру изменил слух, хотя он внимательно вглядывался в лицо вампира через окошечко в дубовой входной двери. Жена стояла рядом, даже не пытаясь заглянуть через плечо Петра. Ее ошеломило известие, что ее жениха когда-то избрал вампир. Даже сам обычай давно забылся: цивилизация!
Вампир засмеялся.
- И кровь возьму, если предложишь. Откажешься впустить, на чердаке переночую, - и вампир взмахнул полами плаща, как будто уже взлетая. – У такого добротного дома должен быть сухой чердак с пахучим сеном.
Меланья вздрогнула: а ведь правда, сушила она там травы всякие. И сладким клевером пропахли деревянные балки и даже металлокерамическая черепица, которой пять лет назад сменили дранку.
- Но я всю твою скотину изведу, ведь в хлев мне путь не заказан, - насмешливо продолжил вампир.
Петр зажал внутри крик. Тот самый, «его» вампир когда-то возвращался. Он воспользовался правом первой ночи, а потом бесправно приходил не один раз, пока в доме не появилась женщина, жена. Ее-то Петр и считал главным пугалом для вампира. Ан нет, однажды, когда семья уже обогатилась на двух сыновей-погодков, а Петр дежурил ночью возле коровы, которая натужно телилась, вампир появился снова. Зашел с тыла, перегнул через стойло, огладил, как скотину, стянул штаны и вдул Петру так, что, казалось, яйца выскочат из мошонки на солому, и бедная буренка, суча ногами, их раздавит, не успеет Петр подобрать. Потом точно таким же жестом вампир провел по коровьему животу – и благополучно выскочили двое теляток с кудрявыми лобиками.
Вот тогда и был зачат младшенький, ни на кого не похожий из черноволосой родни. Петр три дня не мог дождаться темного времени, чтобы завалить жену и спустить в нее из раздутого желанием члена: никак толком кончить не мог после той «родильной» ночи.
Получился Ванька рыжим и конопатым, с молочно-голубыми глазами, вроде как у всех младенцев, это потом уже поняли, что он полуслепой. И малость тронутый. Не то ему интересно, что другим. Посуду толком не может помыть, не то что обиходить хозяйство, даже в школу его не взяли: сказали дебил. Ванька даже говорить начал после того, как на пяток лет младшая Машка стала на ноги и водила его за руку, прикладывая его ладонь к разным вещам и их называя.
Уморительное было зрелище: кроха таскает за собой на вид вполне годного пацана.
А теперь ему шестнадцать. Но нужного для жизни ума не прибавилось.
Дурак или дебил, но изо всех сил упирался, когда его хотели вывести за пределы подворья, пришлось доктора из города привозить.
Тот обозвал Ваньку аутистом и свалил себе в городские хлебные края.
Первые капли ударили с неба, вампир нахмурился. Терпение его видимо иссякало.
Петр схватил за руку Ваньку и потащил к двери. Меланья молча вцепилась в сына и поволоклась следом по полу.
- Миля, - задыхаясь, произнес Петр, - ты же видишь, что не отступится. Без скотины нам никак. А я…после вампира жив остался. Будем на Бога уповать.
Меланья заткнула рот кулаком, а потом кинулась в дом и заперла Машку в чулане, по ходу бросив ей пару кукол и смартфон.
Женщину жгло новое знание. И новые чувства. Стоило дожить до сорока лет, чтобы узнать, что твой муж до брака был любовником вампира. И вспомнить те дни зачатия третьего сына, и засомневаться, чье семя выносила.
И тут же здравый смысл подсказывал ей, что Ванька слишком прост, некрасив, худ и нездоров во всех смыслах. А вампиры – они аристократы все, даром что женщин их никто не видел: небось, королевы.
Она поцеловала Ваньку, перекрестила – да и сама вытолкнула на крыльцо, потому что красивая размазня муж, приняв решение, обливался слезами, забившись в угол сеней.
Заперла двери и побежала к окну, оттеснила сыновей, прогнала спать. Послушались.
Петр скулил где-то вместе с Сукой, не до них было.
Ванька знал свое крыльцо, все пять ступенек. Он спустился вниз и остановился, дожидаясь, куда скажут идти. Крупные капли дождя расцветили его тонкую рубашку темными горошинами.
Высокий мужчина, выглядящий как размытый силуэт, подошел и взял его за руку.
- Тот навес у сараев – твой? – негромко спросил он. Дождался кивка. – Туда идем.
Ванька и сам бы дошел, свой двор он знал до сантиметра.
Возле дровяника в углу двора, защищенного от розы ветров, отец поставил два столба с легкой фанерной крышей. Под ней была скамейка в одну доску, в ногах квадрат, ограниченный чистыми розовыми кирпичами из глины соседнего карьера. А там – просеянный речной песок. Навеса как раз хватало, чтобы дождь не размывал начерченное на песке. Свежеочищенный ореховый прут лежал рядом.
С другой стороны метелочка из петушиных перьев, какой добрые хозяйки смазывают сырые пироги разболтанными в чашке яйцами – чтобы покрывались красивой румяной корочкой.
Сметать уже нарисованное, видимо.
На песке еще сохранились уверенные линии. Абрис зверя.
- Кого ты нарисовал? – спросил вампир у юноши. – Как ты видишь?
Ванька помолчал. Взял ореховый прутик, провел под рисунком легкую волнистую черту – зверь побежал куда-то за пределы песчаного квадрата.
- Через живое дерево, - задумчиво отметил пришелец. – Ты знаешь, кто я?
- Это тигр. Он охотится, - невпопад ответил Ванька.
- Я вампир, - продолжал гнуть свою линию вампир. – Мы должны питаться кровью живых существ, желательно людей. Ты человек.
Мальчик взял метелочку – и тигр исчез в своей охоте.
Но мысль его все же зацепилась за прозвучавшее слово, и он прорвался сквозь пленку равнодушия к собеседнику.
- Вы правда умеете летать? – И тут же ответил сам себе – Это невозможно. У прямоходящих центр тяжести расположен не там…
Забыв об ответе, начал чертить на песке. Рядом с летящей птицей появился вполне узнаваемый вертолет.
Вампир уже понял, что чувство боязни юноше незнакомо, но вот ход мысли оригинален. Не зря же существует точка зрения, что умственно больные – всего лишь альтернативно мыслящие.
Вампир поморщился. Вот-вот ударит первая молния, а он слаб после долгой дороги.
Мальчишка дрожал, но не от страха, от холода.
Вампир подавил в себе желание укрыть мальчишку своим плащом. Потом, когда получит хотя бы немного энергии, пока греть нечем.
Меланья видела, как незваный, сливаясь с дождем, в три прыжка преодолел расстояние и скрылся в хлеву. Перекрестилась: сынок ее нетронутым сидел за серым маревом и рисовал, как всегда.
Мать надумала было схватить куртку и отнести сыну, но Петр вцепился в нее мертвой хваткой и прошипел:
- Не гневи Бога, Миля! Пусть простудится, да жив останется. И ты нам нужна, мать. Женщин вампиры не жалуют, сама знаешь.
Хлев был чист и аккуратен, как у некоторых хозяек и кухня не бывает. Пахло смесью чистого сена, свежего навоза (визит незваного помешал хозяевам убрать), шерстью и кожами животных. Сарай был теплым, хозяева держали тут всю скотину от коня до овцы. Только птичник и свинарник были в другом месте.
Вампир огладил шелковую холку нервно вздрогнувшего коня, сдерживая желание вонзить клыки в горделиво выгнутую шею, обошел тельную корову, оглушающе пахнущую молозивом, недельную телочку. В самом углу заметил новорожденную козочку. Наверняка она света белого еще не видела на пастбище – слишком мала, хотя, может, детям игрушка. Но вряд ли местные дети менее благоразумны, чем родители.
Он опустился на колени, притянул козочку к своей груди, дунул на шерсть, та разошлась, открывая чистое, розовое, с бьющейся жилкой…
Ох, пожадничал! Вампир с сожалением положил еще теплый трупик на солому. Пожадничал, но успел вовремя: в небесах вовсю хозяйничали молнии в сопровождении раскатистых громов.
Так же быстро вампир вернулся.
Юноша под навесом пририсовал рядом с птицей и вертолетом некую мало кому известную конструкцию, надетую на плечи человека. Вампир опознал реактивный ранец, не так давно применявшийся в шпионских операциях, космических исследованиях и компьютерных играх.
Оставалось только задаваться мыслью, откуда полуслепой человечек может знать о таких вещах.
Последняя осенняя гроза разошлась не на шутку, паренек дрожал в тонкой рубашке, а молнии так и норовили попасть в вампира.
Вампир подхватил мальчишку на руки, взлетел до уровня деревянной дверцы на чердак, прижимая к себе Ваньку, другой рукой повернул деревянную на одном гвозде плашку, похожую на ткацкий челнок, – и оказался со своей легкой ношей в душистом, теплом и сухом помещении под двухскатной крышей. Как он и заметил из леса, на крепкой крыше стоял качественный громоотвод.
Ванька завозился у его ног, расчихался.
Неужели у него аллергия? Вряд ли, если мать травница.
Вампир вынул соломинки из его волос, потом решительно снял плащ, расстелил и перекатил на него пацана носком щегольской туфли.
На сером рыжеволосый пацан выглядел как тот цветок ястребинника, который вампир походя сорвал по пути на хутор.
Потом присел рядом.
Юноша смотрел в потолок, увешанный пучками трав и дубовых и березовых веников. Лицо было безмятежным.
Вампир вдруг остро пожалел, что не в силах смотреть на мир так.
Энергия распирала его изнутри, но незваный подавил желание раздеть мальчишку и овладеть им на этом засушенном подобии летнего луга, лишенного соков мимолетной жизни.
Очередная молния с визгом ударила в громоотвод и ушла в землю.
Вампир дрогнул только лицом, но паренек вдруг протянул руку и взял его ладонь в свою.
- Ты боишься грозы? Я буду держать тебя, пока не кончится. Меня мама так…
- Тебя любят дома? – Но вампир уже видел, что парень ушел в себя, и вряд ли понимает, что рядом собеседник. Но тепло тонкой ладони было таким доверчивым, что он решился сделать внутренний крохотный шажок навстречу.
Так ступают по первому тонкому льду, чтобы помочь утопающему. Только спасителем тут был младший.
Человек не боялся никого и ничего. Но спросил:
- Что такое любовь?
Вампир не нашелся, что ответить.
Он прилег рядом, сохраняя прикосновение, начал говорить скорее для себя. Наверняка мальчик и половины не поймет.
- Такие ночи называют «воробьиными». Не думай, что я труслив. Но молнии разят нас в такую грозу. А я как раз нашел тебя – и не хотел рисковать. Думал, придется отбирать, а мне тебя за так отдали.
- Я слушаю телепередачи про живую природу, Машка, когда не занята, рассказывает мне, что видит. Тебе понравился мой тигр?
- Надеюсь, твой тигр нашел добычу.
Но вампир видел, что паренек не слышит его. Лицо улыбалось, но пальцы сжались, а потом охватили запястье. До боли, с силой, которую трудно было представить в нем. Хотя какие-то признаки проявились.
Вампир сомневался, что не ошибся. У Ястребинника не должен быть недоразвитый сын, тем более, не похожий на него внешне.
Он что-то неправильно понял. Ревность никогда не позволяла делать правильные выводы.
Все равно, выговориться надо. Лучше живому и теплому, чем неорганическим веществам типа формальной стеллы на Северном острове, под которым нет и не было Его тела. Чем многовековому дубу в поместье, в который бьешься лбом, а нет, нет ответа, хотя в памяти вырисовывается распластанное на стволе белое тело, вжимается с желанием, глаза на призрачном лице смеются от счастья…
Ему было столько же лет, сколько сейчас этому…кукушонку. Конечно, если сопоставлять с человеческим возрастом.
- У тебя есть имя? – Спросил вампир, не надеясь услышать ответ.
Парень вдруг оживился.
- У тебя есть имя? – эхом отозвался он.
Вампир разочарованно вздохнул и начал.
- Мое имя Галактион. Только не от молока, от галактики. Хотя вряд ли ты понимаешь, о чем я.
С новым ударом молнии в человечке вдруг прорезалось понимание – на лице. Его не было заметно в тусклых глазах, но тело будто подобралось, будто влилась в него частичка небесного света, который мелькал в проеме открытой дверцы на чердак.
Прояснение?
Галактион надеялся, что ему удастся вернуть мальчику искру интереса к миру. И он продолжил, сжимая его пальцы.
- А его имя умерло вместе с ним. Хотя тебе больше подходит имя Кукушонок, я буду называть тебя Ястребинник.
Ни звука в ответ. Но рыжие ресницы дрогнули. Слушает. Понимает ли?
- Я ученый. Намного старше. С начала времен. Он был путешественником. Авантюристом. В одном из своих вояжей он и погиб. Мы же смертны, как и все Божьи создания. Я не мог все время быть рядом: познание мира более бесконечно, чем мы. Ты понимаешь, о чем я говорю? – с отчаянием спросил Галактион.
- Как вы летаете? – невпопад спросил Ястребинник.
Вампиру захотелось придушить это недоразумение. Но тут мальчишка уткнулся ему подмышку, засопел, как будто понял, что вопрос не ко времени. Однако, что может быть ко времени в такую ночь?
- Ты был прав насчет крыльев и центра тяжести. Подъемная сила встроена в нас Творцом. Слышал ли ты о левитации?
Ястребинник высунул голову и уточнил:
- У нас один Творец – Бог. Почему тогда у ангелов есть крылья?
- Ты видел ангелов? – заинтересовался Галактион.
- Я не могу видеть. Я чувствовал. И мама говорит.
Вампир засмеялся.
- У ангелов крылья для красоты, а летают они на той же силе, данной Богом. Мы созданы одновременно. Мы - чтобы ограничивать человеческую популяцию. Иначе бы людей развелось слишком много, а они губительны в массе для природы. У них нет естественных врагов.
Ястребинник зевнул во весь розовый чистый рот, спрятал за веками белесые глаза.
Молнии сверкали все реже, откуда-то снизу несся тихий женский плач.
Галактион редко общался с людьми, его все в них раздражало, особенно сейчас.
- Заткнись, женщина! – громко крикнул он. – Иначе я спущусь и отгрызу тебе голову!
Мальчишка встрепенулся.
- Я находил маму по клубкам. Коты раскатывали их по дому, мама смеялась. А я шел по нитке, и на конце были ее руки с вязаньем.
- Я не трону твою маму, - Галактион погладил Ястребинника по голове. – Просто я не умею ее успокоить. Я тоже нашел тебя «по нитке».
Мальчишка вдруг сел, не отпуская руки вампира, как будто остерегался порвать ту самую путеводную нить, что возникла между ними.
- Расскажи, как размножаются вампиры, если они смертны.
Галактион никак не ожидал такого вопроса.
- Знаешь ли ты, что в нашем племени нет женщин?
Ястребинник внимательно слушал, и у вампира снова возникла надежда, что с разумом мальчика можно успешно поработать.
- В нашем племени нет женщин. Мы пользуемся человеческими матками – через их мужчин. Но такие случаи очень редки. Нужна любовь. И он…Не понимаю, как можно полюбить человека! – воскликнул Галактион и услышал шуршание посреди чердака.
Из люка в полу высовывалась та самая неразумная женщина. Видно, кукушонок такой глупый в нее.
- Женщина, убирайся, я про голову не шутил, - тихо напомнил вампир.
Раздался шум возни, люк закрылся. Как и ожидалось, любовник старшего Ястребинника оказался умнее супруги.
Галактион слегка нажал точку на шее мальчишки, и тот сонно засопел.
Вампир же не спал всю ночь.
Капли все медленнее ударялись о крышу, гроза уходила в ночное небо.
Галактион по первому лучу солнца скатил с плаща уютно свернувшегося клубочком Ястребинника, натянул плащ, взял мальчишку на руки и шагнул вниз.
Несмотря на время, все семейство молча и бестрепетно стояло на крыльце. Хотя крестьяне встают рано. Но страх перед незваными не уничтожить.
Ястребинника и вправду любили в этом доме.
Вампир поставил парня на ноги, молча прижал спиной к себе. Того заколотил озноб – на рассветном ветру после теплого сеновала.
Мать безбоязненно вышла вперед, надела на сына куртку, всунула в руку теплый пирожок.
- Вы поняли, что я парня забираю. Вы мне его отдали. Считайте, что умер. Не советую уведомлять соседей, - сухо сказал вампир, слегка оттолкнув женщину взглядом. - Спасибо, что не тронули его душу.
Вампир сказал «спасибо»?! Впору произнесенное слово вставить в рамочку и повесить на стену, рядом с дипломами и почетными грамотами.
Машка рванулась было, но мать ее задержала – и рот зажала. Девчонка трепыхалась рыбкой, отчаянно глядя на безмятежного брата.
Люди молча наблюдали, как вампир уводил их невредимого родственника.
Ванька-Ястребинник один раз оглянулся, но руку из ладони незваного не вынимал.
Выйдя за пределы хутора, вампир вытащил из кармана плаща слегка помятый цветок ястребинника и воткнул его на верху ворот.
Теперь и в самом деле никто: ни нелюди, ни люди - не смогут войти незваными.
Конец