Люпус

Реймен
       Над Кольской землей полярная ночь.
       В высоком промороженном небе бегающий серпантин северного сияния, на хмурых гранитных сопках холодно мерцающий снег, бесшумный полет белой совы над тундрой.
       Изредка над всем этим безмолвием откуда-то издалека доносится тоскливый волчий вой.
       - Впечатляет, почти как у Джека Лондона, - выдохнув в морозный воздух тонкую струйку дыма, сдувает с сигареты пепел, облаченный в меховую канадку, рослый  офицер и трет кожаной  рукавицей замерзшее ухо.
       - Ну да, романтика, - скептически брюзжит второй и, прижав ноздрю пальцем, оглушительно сморкается с высоты рубки на торосистый лед у борта.
       Первый - помощник командира лодки, впереди у него маячит военная академия в Питере, и он романтик.
       Второй - лодочный механик, иначе «дед», уставший от службы на железе и грезящий о пенсии и своем домике где-нибудь на побережье Крыма.
       -Ты послушай Иван Степанович  как выводит, - кивает помощник на дальнюю, тянущуюся вдоль залива гряду сопок и восторженно цокает языком. - Так прямо за душу и берет.
       - Хорошо не за глотку, - бубнит «дед» и тоже косится в ту сторону.
       На самой высокой ноте вой замолкает, кругом снова возникает вселенская тишина, и слышно как едва ощутимо в небе потрескивают   разноцветные сполохи.
       - Ты Миш, того, не забудь идущим в поселок напомнить, чтоб прихватили с собой кортики, - опершись об обвод рубки, привычно оглядывает механик  заиндевевший корпус лодки, с мерцающим на кормовом   стабилизаторе, стояночным огнем.
       - Не забуду, - ловко отщелкивает помощник докуренную сигарету за борт и, проследив за траекторией ее полета, удовлетворенно крякает.
       Их лодка, с бортовым номером «312», второй месяц стоит в плановом ремонте в расположенном в пяти километрах от базы судоремонтном заводе, и все свободные от вахты офицеры и мичмана, каждый вечер своим ходом  отправляются в поселок.
       А поскольку зима в этот год стоит небывало морозная, в тундрах пусто и оголодавшие волки потянулись к людскому жилью, комендант  гарнизона  обязал  военнослужащих  передвигаться за его пределами, имея при себе личное оружие.
       Сначала над этим было посмеялись, мол у берегового полковника   очередной «бзик», но когда на окраине поселка волки сожрали несколько собак, отнеслись к приказу с пониманием и в необходимых случаях стали брать с собой кортики.
       Морской кортик оружие хотя и парадное, но для лишения жизни   вполне пригодное.
       Спустя некоторое время, а именно в восемнадцать часов, по корабельной трансляции разнеслась желанная команда о завершении рабочего дня, ужине для личного состава и сходе на берег свободных от вахты   офицеров и мичманов. С кортиками.
       После этого в  стылых отсеках возникло радостное оживление, и часть флотских целеустремленно двинулась в офицерскую и старшинскую    кают-компании, откуда вкусно пахло жареным мясом с луком и кофе.   
       Те же, кому улыбнулось ночевать на берегу,   быстро  переоблачились в черные шинели с шапками,  хлопнули в каютах для сугреву по лампадке корабельного ректификата, и, прихватив кортики, шустро зарысили наверх.
       Первыми, как водится, в безбрежность тундр, кучно утопали  «женатики», за ними, с небольшим промежутком, весело балагуря и обсуждая возможность успеть в гарнизонный кабак, проследовали холостяки и последней, обсуждая возможность войны с Китаем, солидно, двинулась группа старших офицеров.
       Командир турбинной группы старший лейтенант Костя Веселов в этот раз задержался.   Воспитывал старшину команды Полупана.
       Тот отличался приверженность к морскому арго, чем в очередной раз шокировал замполита.
       - Так ты понял меня, Тарас  Палыч? - после долгой беседы, в очередной раз  проникновенно обращается он к  здоровенному мичману. 
       - Ни, - флегматично гудит тот.
       - Чего «ни»? - злится старший лейтенант.
       - На флоте без матюкив нэ монжна.
       - Иди, иди отсюда на хер! - взрывается старший лейтенант.
       - Ну, я ж кажу нэ можна, - расплывается в улыбке мичман и откатывает дверь каюты.
       Веселов смотрит на часы, тяжело вздыхает, потом напяливает на себя шинель и, запихав за обшлаг воротника кортик, чертом проносится по отсекам.
       Когда тяжело сопя  он сбегает с узкого трапа на причал, последняя группа офицеров исчезает у виднеющегося  у горизонта  КПП.
       Веселов в сердцах сплевывает, поглубже натягивает шапку с «крабом» и  морозно скрипит ботинками   в ту сторону.
       Небо вызвездило, оно стало выше,  и  воздух  пахнет яблоками.
       Миновав КПП с прохаживающимся у него матросом в тулупе и с автоматом,  старший лейтенант прибавляет ходу.

            В Кейптаунском порту,
            С пробоиной в борту,
            "Жанетта" поправляла такелаж.
            Но прежде чем уйти,
            В далекие пути,
            На берег был отпущен экипаж…

бормочет он,  предвкушая домашний  ужин, скорую встречу с молодой женой, а также все то, что она подарит.
       Затем офицер выходит на наезженную автомобилями, уходящую в сторону сопок, отсвечивающую наледью дорогу и, оскальзываясь, замедляет темп. 
       Далеко впереди, у ее поворота в полого спускающийся, опушенный редким ельником распадок, неясно виднеется  группа вышедших ранее офицеров, потом с примыкающей к дороге трассы возникает свет фар,   и появляется  жужжащий грузовик с тентом.  На повороте он останавливается и слышен лязг хлопнувшей двери.
       - Меня, меня обождите! - вопит старший лейтенант и припускает вперед по наледи.
Однако спустя минуту взвывает двигатель, грузовик трогается, и его задние огни исчезают в распадке.
       - Ну, Полупан, сука! - шипит в бессильной ярости  Веселов и с досады  швыряет наземь шапку. И злиться есть отчего. Очень скоро  счастливчики будут  в гарнизоне, а ему по морозу, пилить туда добрых два часа.
       От расстройства становится холодно и одиноко, старший лейтенант поднимает шапку, развязывает на ней уши, и, глубоко насадив на голову, ходко топает  дальше.
       Достигнув поворота и миновав распадок, с высящимися над ним с северной стороны скалами, паря ртом и чертыхаясь, Веселов выбирается на широкую, исчезающую во мгле  трассу и шагает по ней в неверном мерцании звезд.
       Справа, насколько хватает взгляда, расстилается сияющая снежной белизной тундра, слева, иногда подходя вплотную, тянется темная гряда сопок.
       В свете звезд, их причудливые тени то полностью накрывают пустынную, с одиноко шагающим по ней человеком трассу, то отступают от нее в снега, пятная их фантастическим рельефом.
       Внезапно откуда-то издали доносится тоскливый   вой, взвивается к небесам и растворяется в морозном воздухе.
       -Волк! - осыпает  спину офицера холодными мурашками, и он сбивается с шага. Затем с опаской оглядывается, сует руку за обшлаг ворота шинели,  обхватывает пальцами рукоятку кортика и, нажав кнопку фиксатора клинка, чуть выдвигает его из ножен.
       Прикосновение к оружию успокаивает, и Веселов идет дальше.
       Что его заставило оглянуться в очередной раз, он так и не понял.
       Может интуиция, а возможно желание увидеть сзади далекий свет автомобильных фар.
       Но то, что увидел офицер, повергло его в немой ужас.
       По самой середине трассы, широким махом, к нему неслась громадная   тень.
       - Кранты, - прошептал старший лейтенант побелевшими губами,  рука метнулась к груди, непослушные пальцы вырвали    из ножен холодно блеснувшее лезвие, и он оцепенел в ожидании.
       В следующую секунду Веселов услышал тяжелое дыхание, мощное, с горящими углями глаз тело взметнулось вверх, и зверь с человеком покатились по наледи.
       Когда человек очнулся и трясущимися руками   отпихнул навалившегося на него волка, у того еще подрагивали передние лапы, а из левой части груди торчала рукоятка кортика.
       Это ж н-надо, - заикаясь просипел он и вытер о снег окровавленную ладонь. - Никак заколол?
       Потом Веселов сел, зачерпнул горсть снега  и съел его, второй вытер  пышущее жаром лицо и, пошатываясь, встал на ноги.
       Мертвый зверь казался еще больше. Почти двухметровой длины, со светлой, отливающей серебром шерстью, он лежал на боку с оскаленной пастью.
       Теперь офицер понял, что произошло.
       Когда напавший на него волк взлетел в прыжке, намериваясь вцепиться человеку в горло, он инстинктивно    выставил руку с кортиком вперед и хищник насадился на него как на вертел.
       - Да, чудны дела твои Господи, - озадачено  пробормотал старший лейтенант и прислушался.
       Откуда-то издали раздался подобный комариному писк, потом тональность его стала понижаться и со стороны материка на трассе блеснул свет.
       Чуть позже рядом со стоявшим Веселовым тяжело ухнув мотором остановился  военный  грузовик, с двух сторон хлопнули дверцы и   к нему   поспешили два человека.
       - Ни хрена себе! - пробасил первый,  в полушубке и с погонами мичмана, остановившись у лежащего на обочине зверя и опасливо тронул его носком валенка.
       - Никак волк?
       - Волк, - тяжело сглотнул слюну Веселов. - Чуть не кончил меня, гад.
       - Так вы его чего, закололи, а, товарищ старший лейтенант? - ткнул пальцем в торчащий из волчьей груди   кортик  усатый матрос в ватнике.
       - Веселов молча кивнул, потом сделал шаг вперед и, нагнувшись, потянул из тела зверя настывшую рукоятку.
       - А крови почти нету, - покосившись на лезвие, - констатировал мичман. - Видать вся вовнутрь ушла, ну и дела. Десять лет тут служу, а что б волки на людей нападали не слыхал.   
       - И я тоже,- несколько раз ткнув лезвием в снег, вщелкнул офицер кортик в ножны.
       - А я и не знал, что полярные волки такие крупные, - сдвинул шапку на затылок матрос.- Он, почитай, раза в два больше обычного.
       Потом все трое закурили  и с минуту молча озирали зверя.
       - Так тебе куда, а старлей? - первым швырнул в сугроб окурок мичман.- В кабине есть место.
       Веселов назвал свой гарнизон,  туда же шла и машина.
       Он пожелал забрать волка с собой, на что мичман  понимающе кивнул головой, а матрос открыл задний борт.
       После этого, вся троица ухватила еще теплого зверя за лапы и, удивляясь его тяжести, кряхтя,  потащила к машине.
       Спустя час грузовик остановился у гарнизонного КПП, общими усилиями волка выгрузили и выскочивший на улицу наряд, с   интересом осматривал хищника.
       - М-да, - покачал головой начальник караула, - незнакомый Веселову длинный капитан-лейтенант с болтающейся у бедра тяжелой кобурой. - Красивый зверюга. И страшный. Повезло тебе, однако, старший лейтенант.
       - Повезло, - криво усмехнулся Веселов. - До сих пор не верю, что жив остался.
       - Заберешь его с собой?
       - Да нет, пускай остается тут, я не охотник.
       - Добро, - кивнул начальник.  - Старшина, накрыть волка брезентом, а я доложу по   команде.
       Спустя некоторое время доклад о чрезвычайном происшествии поступил дежурному по гарнизону, а оттуда в штаб флотилии.
       А утром, после подъема флага, к  КПП подкатили две черных «Волги» и «УАЗ».
       Оттуда выбрались сам командующий  и начальник политотдела с комендантом.
       - Товарищ вице-адмирал! - доложил выскочивший из дежурки начкар. - Ночью на КПП старшим лейтенантом Веселовым    доставлен убитый им волк!
       - Покажи, - начальственно качнул головой адмирал.
       Начкар вызвал караульных, те стянули с волка мерзлый брезент, и начальство осмотрело зверя.
       - Однако! - прогудел адмирал. - Однако.  А ты молодец Альберт Палыч, - взглянул   на коменданта.
       - Не будь твоего приказа, сейчас бы служили панихиду.
       - Да что я,- довольно крякнул полковник. - Веселов этот молодец. Лихо приколол зверя.
       -  Неплохо бы Веселова поощрить? А, Лев Алексеевич? - предложил     начальник политотдела. - Так сказать, героический поступок.
       - А что? И поощрю. И начальство уехало.
       На следующий день приказом командующего Веселову была объявлена благодарность, а искусно выполненное чучело волка  украсило собой фойе гарнизонной школы.
       «Lupus» - значилось на табличке.