Легко никому не будет

Николай Зеленин
                ___ Легко  никому  не  будет  ___

        Легко никому  не будет. Это – Чемпионат  Мира! -  утвердительно изрёк  комментатор Геннадий Орлов в начале футбольного матча  Греция – Нигерия. Одна и  другая команды  первые  встречи  проиграли и, чтобы  продолжить  игры  в  группе,  надо сегодня  выигрывать. А счёт  пока  1:1.

       Зорин  смотрит  футбольный  матч, а  у  самого  на  душе тоскливо. Сделал  ставку на Грецию, страну  с  богатыми традициями  любви  и  верности. Лика уезжает с  дочерью на  море. Казалось, что  здесь  криминального?  Ан, нет! Нет  того,  что  было  хотя бы год  назад. Тогда  было  всё:  и прощания,  и  назидания,  и  пожелания. А  теперь,  как  догадывался  Зорин,  она  в его  помощи  не нуждается. Так  и  получилось.  «Я  всё  на  десять  дней  законсервировала», - ответила  Лика  Зорину  на  предложение  присмотреть  за  дачей…
       Не прошла неделя с их мимолётной  последней  встречи. На  этот  раз  желание  увидеться  изъявила. Она  в  ответ  на  посланную  Зориным  ЭСЭМЭСКУ, в которой  тот  обозвал  её  врунишкой.  «Я  же  хочу  по-человечески  встретиться,  услышать  из  твоих  уст  стихи,  а  не  так: встретились,  ты  сунул  мне  брошюру  в  руки  и  удалился.  Я  так  не  хочу», -  пояснила  по  телефону  Лика. Зорина  это   обрадовало.  «На  пригорке,  близ  беседки», - добавила  она, - в  шесть  вечера.  Я  же  раньше  не  могу».               
      Зорин  долго  ожидал  свидания  с  Ликой  в  любом  ракурсе  и  в  любом  месте… Проблемы  возникли  осенью  прошлого  года.  Сейчас  можно  выстраивать  домыслы  причин  возникновения  похолодания  в  их  отношениях. Зорина  коробило  по  каждому  случаю  отказа  от  телефонного  разговора,  встреч-свиданий,  намерений  быть  рядом. Причина  у  него  возникала  одна:  нашла  замену.  В  то  же  время  всплывают  в  память  её  слова,  будоражащие  душу,  когда,  бывало,  поздно  возвращались  с  дачи  с  ощутимым  грузом  в  руках:  «Что  бы  я  без  тебя  делала?».  «Не  было  бы  меня,  был  бы  другой», - отвечал  Зорин.  «Всё  равно,  лучше  тебя  я  бы  не  нашла» -завершив  тему  разговора,  подчеркивала  Лика. 
       И  другое,  более  свежее  высказывание:  «Если  что,  то я  себе  найду  другого  незамедлительно,  хоть  завтра».
       Эти  слова  глубокой  раной  резанули   душу  Зорина. Как  же  так? Были  столько  лет   вместе  и  тут:  на  тебе! Ответ у него утвердился  один:  нашла  замену.  Осень,  зима,  весна  прошли  для Зорина в полном  смятении.  «Я  первую  весну  встречаю  без  любимой», - часто  про  себя  произносил  он  эту  фразу.  Те  редкие  встречи,  что  были в  начале  января,  в  феврале, не  внушали  оптимизма.  «Того,  что  прежде   было,  уже  не  будет»,--всё  чаще  стала  напоминать  она  ему.  «Так  тебе  надо,  говорил  он  себе, не  будешь  заводить  романы  с  молодыми  женщинами. Что  она  от  тебя  имеет?  Машины  у  тебя – нет,  деньгами ты не очень-то богат, а возрастом? Ведь ты на целых пятнадцать лет старше. А она молода, не дурна собой. Ей  нужен принц на вороном коне. Скажи «спасибо» за то, что она тебе дарила свою любовь почти полтора десятка лет». Успокаивая такими словами себя, он садился за стол и брался  за  перо.  Писалось. Стихи  лились, как из рога изобилия. К прежним, что были  написаны  ранее, а их было около тридцати, добавилось ещё с полсотни, о чём он иногда по телефону ей сообщал.
       Любопытство  Лики  взяло  верх. Ей,  как  понимал  Зорин,  очень  хотелось  заиметь  всю  брошюру  стихов,  которые  были  написаны  для  неё  и  касающихся  её. Она  решила  встретиться.  Он  понимал,  что  эта  встреча  не  будет  ознаменована  началом  продолжения  их  милых  встреч,
но  всё  же  он  шёл  на  неё  не  без  трепета  души. Он был 
рад  даже  тому,  что  встреча  состоится.
        Зорин прибыл к месту встречи, как в былое время, заблаговременно. Он осмотрел места, где можно было бы удобно разместиться, и, чтобы не было людей поблизости. Нашёл. И вот звонок по мобильнику: «Вы где?» - «А  вы?» - «Я спускаюсь по лесенке» - «Пройдёте мостик, глянете  вправо и увидите меня».
        Сердечко Зорина приятно заволновалось, когда тот сквозь ветви  деревьев, окаймляющих мостик, увидел легкодвижущееся, желанное, любимое существо в розовом платье и с сумками в  руках. Он метнулся ей навстречу. Забылось всё: и обида, и злость, и всё то,
что накопилось у него на душе в связи с похолоданием в их отношениях.
       - Привет, Андрюша!
       - Здравствуй,  дорогая! Здравствуй, долгожданная! Здравствуй, любимая! – сказал, улыбаясь, Зорин и поцеловал её в щёчку.
      -  Возьми же у меня сумки. Какой ты не внимательный, или отвык? Они мне пальцы затянули.
     - Простите,  милая,  я – сейчас.
     Ручки полиэтиленового пакета перекрутились с пальцами левой руки Лики и  стоило неимоверных усилий, чтобы отсоединить одно от другого. Зорину приятно было, распутывая «паутину», касаться нежных рук любимой женщины, издающих прохладу и аромат духов типа «Кинзо».
      - Ну, где  место, куда бы мы последовали?
      - Это устраивает? – указал кивком головы Зорин на лежавшее невдалеке  освобождённое от коры  бревно старой  ракиты.
      - Нормально. Только давай разбросанный мусор отбросим подальше, собрав  его в кучку. Через минуту, другую место возле сухого и до бела отшлифованного чьими-то седалищными частями тела бревна было, можно  сказать, обустроено, создан относительный  порядок. Они уселись рядышком на  уложенные в несколько  рядов старые газеты и принесённое им полотенце. Зорин по  просьбе  Лики извлёк из её сумки кулёк с Шампанским и коробкой конфет. С характерным, как это он любил делать, хлопком открыл бутылку, не пролив наружу ни капли. Разлили  шипящее пенистое вино в полиэтиленовые стаканчики.
         - За  что  пьём? – спросил  Зорин
         - За  встречу, - сказала  Лика.
        Глоток  за  глотком  Шампанское  вливалось  в  счастливые  души  двух,  уже  немолодых,  людей как-то несколько  месяцев  назад в  одночасье  осложнивших  свои  взаимоотношения,  которые  в  течение  длительного  времени  вынашивались, выперстывались, оберегались  на  взаимную  радость.  Она раскрыла  коробку  конфет.
       - Закуси  конфетой.  Давай  я  тебе  сделаю  скрутку
вот  из  этой  конфеты,  похожей  на  конус.
       Зорин  видел  перед  собой  ту  же  женщину,  которую любил  и  продолжает  любить, которая  во  время  свиданий    всегда  его  угощала  самыми  изысканными  яствами,  купленными  в  магазине  или  приготовленными  ею  самой в  домашних  условиях. Она  всегда была  гостеприимна   и  щедра.  И  сейчас  она  такая  же. Ну, как  такую  не  любить?  Как  больно  даже  подумать: она  уже  не  твоя,  и  не  тебе  стала  дарить  свои  ласки  и  любовь. И  всё  же  он  ни  как  не  хотел  обострять  отношения,  хоть  сегодня,  лишь  произнёс:
       - Спасибо!  Как  приятно  получить  из  рук  любимой
женщины   сладость  в  виде  этой,  мудрёно  закрученной,
конфеты.
       - Ну  что  ты  принёс?  Показывай.
       - Мне  всё  приятно,  когда  всё  хорошо.  Но  почему  ж у  нас  столько  времени  было  плохо?  Мне,  признаться,   не  хочется
вручать  тебе  мою  писанину,  чтобы  ты  со  своим  поклонником   не  глумилась  над  нею.  Мои  первые  стихи  тоже
следовало  бы  возвратить,  чтобы  они  тебе  не  напоминали  обо  мне, - высказал  обиду  Зорин.
        – Я хотела  их  показать  дочери   Иришке, - уйдя  от  прямого  ответа,  тихо  произнесла  Лика.
        - Конечно,  я  их  принёс  с  собой,  а  поскольку  так, то  не  исключаю,  что  я  их  тебе  передам.
        - Спасибо.  Ты  всегда  был  хорошим.  Не  обижайся на  меня.  Жизнь  такая.
        - Жизнь  такая,  какой  мы  её  делаем.  Я  хранил  нашу
Пристань  любви,  как  мог.  Я  на  кон  поставил  всё  и, даже,  более  того.
      Лика  молчала,  чтобы  не  сказать  что-либо  легкомысленное, обидное    некогда  обожаемому мужчине,  без  которого когда-то  «и  дня  прожить  бывало  не  могла».  Она,  сидя  слева  от  Зорина,  нежно  прижалась
к  нему  и  произнесла  обвораживающе:  «Ну,  доставай  же свой  сборник,  показывай  что  ты  мне  написал.  Ты  же это  для  меня  писал?  Вот  я  и  хочу  знать  всё,  что  ты обо  мне  думаешь».
       - А кому  же?  Ты  же  моя  Муза.  Ты  пробудила  во  мне  и  чувства,  и  способности  творить,  и  радость  жизни,  и  боль  коварства, - говорил  вполголоса  Зорин,  вынимая  из  портфеля  брошюру  со  стихами  собственного
сочинения.
        Лика  продолжала  молчать.
        Зорин  раскрыл  наугад  страницу  и  начал  читать. Лика  плотнее  прижалась  к  Зорину  и  внимательно  слушала.  После  каждого  стихотворения  она  поворачивала  голову  вправо  и  лёгким  поцелуем  в  щёчку  знаменовала  своё  удовлетворение  содержанием  прочитанного.  Так  она  делала  всегда,  когда  получала  удовольствие.  Зорину  это  очень  нравилось.  И,   вообще,  ему  всегда  нравилось,  когда  Лике  было  хорошо.  Ему  захотелось спросить:
       - Милая, тебе хорошо со мной?
       - А ты не видишь?
       - Я б не хотел  другого. Для  меня,  когда  ты  рядом
со  мной - радость  великая,  и  ни  кто,  кроме  тебя, мне
не  нужен.
       - А  ты  говорил,  что  на  тебя « положила  глаз» женщина,  даже  моложе  меня, -- снова,  оставив  без  ответа  казалось  бы  прямой  вопрос,  сказала  Лика.
         - Да, говорил. Мало ли кто на меня «глаз  положил».
Да,  женщины  приходили  и  приходят  ко  мне  со  своими
стихами.  Иногда  я  замечаю  лёгкий  флирт  некоторых,
но  я  всегда  их  недвусмысленные  намёки  перевожу  на шутку,  не  более  того.
        - А  я  специально  не  приняла  твоё  приглашение  на твой  концерт.  Думала,  что  ты  меня  умышленно  приглашаешь,  чтобы  мне  показать  свою  новую  пассию...
Посмотри,  Андрюша, какое у  меня  платье.
        Лика  встала  и  повернулась  спиной  к  Зорину.
        - Посмотри,  не  помяла  я  его  сзади?  Шефиня  уж  очень   не  хотела,  чтоб  я  его  купила.  Это  я  его  взяла в Белоруссии.  Оно  мне  очень  нравится.  Оно -  и  как
платье,  и - как  халат.  Видишь, - повернувшись  сказала  она, -
как  оно  мне  хорошо.
        - Конечно, прекрасно! Вообще, ты  прекрасна в наряде
любом, то в ярко-зелёном, а то – в голубом. Идут тебе
платьев  любые  цвета,  но  лучший  наряд  твой – твоя  нагота.  Женщина,  говорят  мудрецы,  должна  одеваться  так,  чтобы  её  захотелось  раздеть.
       Лика  заулыбалась.
       Зорин  встал .  Их  глаза  встретились.
Его  руки  потянулись к ней,  он  обнял   её  и  начал  целовать щёки,  глаза,  плечи,  губы.  Она  не  оттолкнула  его.
Только  поцелуи  в  губы   были  не  такими  страстными,
какими  были  прежде.
       - Ну  хватит,  а  то  опять  своей  колючей щетиной нанесёшь  раздражение  на  моём  лице.
       - Лика, а ты помнишь, как мы с тобой землянику собирали и ты  периодически  говорила: «Андрюша, поцелуй  меня»?
       - Нет,  не  помню.  Это тебе, наверное, приснилось.
       - Давай ещё выпьем Шампанского, а то разговор что-то  не  клеится.
      Они  присели  на  то  же  брёвнышко.  Вечерняя  прохлада,  сменившая  июньскую  дневную  жару,  благотворно влияла  на  состояние  встретившихся. В  воздухе — ни  дуновенья  ветерка.  Листья  деревьев парковой  зоны  города  как  будто  замерли.  Какая  то  птица  лениво  пролетела над ними и  скрылась  за  ветвями  отдалённо  стоявшего клёна. Зорин, не знал в каком  ракурсе  вести  разговор. Хотелось  сказать  многое,  получить  ответы  на  возникшие  вопросы , но  Лика,  как  он   понял,   всегда  пытается   уйти  от  прямого  ответа.  Это  сдерживало  его  поток  мыслей.  Он  тогда   инстинктивно  откупорил  бутылку  и  налил  шампанского в  рюмки.
       - Ты  хитренький,  хочешь  меня  споить,  а  сам  пьёшь мало, - с  нежностью  шутливо  пролепетала  Лика.
       - Да  разве  от  шампанского  захмелеешь?  Захмелеешь быстрее  всего  от  радости  общения.  Скажи  мне,  любовь моя,  что  повлияло  на  изменение  нашего  микроклимата? Помнится,  всё  началось  с  вашей  поездки  на  экскурсию. Я,  конечно,  ещё  раньше  заметил  твои  подозрительные переговоры  по  мобильнику,  и - когда  мы  в  лесу  грибы собирали,  и – когда  по  базару  ходили.  Мне  всегда  было  неприятно  чувствовать  себя,  когда  ты  полушёпотом разговариваешь  с  кем  то,  или,  развернувшись,  отходишь  от  меня,  чтобы  я  не  слышал  вашего  разговора,-- вновь  уже  в  какой  раз  Зорин хотел  услышать  признательный  ответ.
       - На  экскурсию  не  греши, - произнесла  вполголоса  Лика,  отпив  глоток  шампанского.
        А  когда? Тогда,  когда  ты  соблюдала  тайну  переговоров?
        - ?
        - Я  допускаю:  ну  состоялось  увлечение,  ну  не  устояла  ты  от  соблазна. Находясь  часто  в  кругу  состоятельных  и  сравнительно  молодых  мужчин,  трудно  не  соблазниться  к  тому  же  незамужней  женщине  Ну  промолчала  бы  и  я  не  узнал  бы.  А то —
как  удар  в  спину.
        - Я  так  не  могу. Если  я  тебе  всё  расскажу,  тебе  от  этого  легче  не  станет.
        - А  меня  ты  оконфузить  смогла.
        - Один  мудрец  сказал:  «В  самых  искренних  признаниях  женщины  всегда  есть  место  умолчанию».
        - А  другой    мудрец  изрёк:  «Мужчины  умеют  ненавидеть;  женщины – испытывают  отвращение.  Последнее  гораздо  страшнее».  Так  у  тебя  ко  мне  что? Отвращение?
        - Меня,  видимо,  комары  искусали?  Андрюш,  посмотри.
        Зорин  повернулся,   провёл  левой  рукой  по  спине,
но  она  сказала:  «  Ты  залезь  под  платье  да  по  спине пройдись  и  почеши.  Забыл  либо?
         Андрей  приподнялся,  проник  левой  рукой  под  воротничок  платья,  углубился  вниз  вдоль  спины  и  начал
легонько  чесать.
          - Во,  во  - здесь.  Хорошо!  Молодец!  Давно  ты мне не  чесал  спину,  не  делал  мне  приятное.
         - Конечно,  давно.  Только  не  я  в   этом  виноват
         - Андрюш,  съешь  ещё  конфетку,  да  давай  закурим.
         - А  я  с  некоторых  пор    не  курю.
         - Куда  деваться?  Как  перестал,  так  и  снова закуришь.
         - Только  после  поцелуя.
         - Что с тобой сделаешь?
         Так,  чередуя  перекуры  с  шампанским,  разговоры с нежными  прикосновениями,  три  часа  пролетели,  как одна  минута.  Лика  предложила  возвращаться  домой, поскольку  стало  темнеть,  прочитаны  все  стихи  и  выкурены  все  сигареты,  а  вопросов  у  Зорина  осталось больше,  чем  ответов.  Но  нужен  ли  был  ему  конкретный ответ  на  вопрос,  который  он  всё  преподносил  под  разным  «соусом»?  Скорее  всего – нет. Пусть  будет  так,  как оно  есть.  Но  его  самолюбие  ущемлено:  его  услугами уже  не  хотят  пользоваться,  на  попытку  встретиться – получает  отказ,  чего  прежде  не  было, телефонные  переговоры  стали  архи  скупыми,  а  то  и  вообще  нежелательными.  К  тому  же  прозвучало:  «Если  всё  расскажу,  тебе  лучше  не  будет». Короче,  перспектива — неутешительная. Значит,  любовь, размышлял  Зорин, если  она  и  была,  то  была  не  глубокой,  т.е.  нечистой. Если не  удаётся  удержать  женщину  возле  себя,  она – свободна  для  других  мужчин.  Так  что?  Расставанье?!  Ведь  я продолжаю  любить  её.  Я  не  могу  даже  себе  представить,  как  я  буду  без  неё.  Куда  бы  не  пошёл,  везде – места  или  предметы,  связанные  с  нашим  с  ней  пребыванием.  И  всегда при  этом  щемит  душу  мысль: что  же  я – один! А  когда то  мы  вместе  шли  вот  по  этой  лестнице,  вот  на  этой  скамье  сидели,  с  этой  горки  спускались  заснеженной  тропкой,  лепил  хлопьями  снег,  а она  говорила :  «Андрюша,  поцелуй  меня!»,  а  сколько вместе  собрано  грибов,  ягод,  яблок,  груш,  вишен… и  всё  это  надо  вычеркнуть!? Невозможно!
   Наскоро  убрав  за  собой,  Зорин  и  Лика  обратным  путём  двинулись   на  остановку. Они  в  разговоре  не заметили  как  проехали  на  троллейбусе,  как  подошли  к  трамвайной  остановке.
       - Я  так  захмелела,  так  захмелела,  расскажи  мне  про Снегурочку.
       - «До  боли  хочется  верить,  что  сбудутся  вновь  мечты!  К  вечеру – стук  у  двери  и  вот – на  пороге  ты…»
       Она  стала  в  унисон  Зорину  декламировать  известное  стихотворение  Эдуарда Осадова  прямо  на  тротуаре  пока они  ждали  трамвай,  делая  акцент  на  слова:  «Нет  больше  зимней  ночи!   В  сердце – светло  и  ярко…»
       - Ну  что  нам  ещё  надо,  любовь  моя?
       - Спасибо  за  вечер,- опять  же  уйдя  от  прямого  ответа,  сказала  Лика  и  добавила:  «А  стихи  я  дочери  покажу,  пусть  знает  как  любят  её  маму.  Да,  легко  ни  кому  не  будет…»
      Лика  уверенно  забралась  в  салон  трамвая  и, не  садясь  на  свободное  место,  с  радостной  улыбкой  помахала  рукой  Зорину  пока  трамвай  не  скрылся  за поворотом.

     Выиграла   Греция  со  счётом  2:1.