ЛАДА КУТУЗОВА - http://proza.ru/avtor/prizemlennaya - ТРЕТЬЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ПРОСТО ЖИЗНЬ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Я - лошадь, поэтому я весело ржу и прыгаю. У меня самые лучшие дети и самый любимый муж. Я всё могу. Сейчас и сразу. Всё в моих руках кипит и спорится.
Я – лошадь, я всё везу на себе. Когда я захожу в дом, муж кричит из спальни: «Хлеба купила?» И я плетусь в магазин, потому что всё везу на себе. И начальство на работе уважает меня за то, что я тягловая лошадь – я всё могу и всё везу на себе, я всегда справлюсь.
Я звоню подруге и с придыханием рассказываю:
- Галь, представляешь? Я тут в троллейбусе недавно ехала, и на меня всю дорогу какой-то мужик пялился.
Ведь я лошадь и я отвыкла, что мужчины могут просто смотреть на меня, не ожидая, что я буду скакать и всё везти на себе.
Галина, москвичка в кто бы знал каком поколении, тянет гласные:
- Да-а? У тебя что-то с одеждой было? Может, запачкалась?
- Нет, Галь, - мой оптимизм ещё не погас, и я весело скачу вокруг телефона, - всё нормально было. Он просто так смотрел, глаз не сводил.
- Наве-е-рное, он задумался. Я тоже, когда думаю о чём-нибудь, тоже уставлюсь в одну точку и никого не замечаю.
Да, я – лошадь, поэтому мужчины могут смотреть на меня, только о чём-то сильно задумавшись. Галина – тоже лошадь, у которой получается притворяться, что она женщина. Она высокая и холёная, с породистым еврейским носом. Она умеет превращать окружающих мужчин в лошадей, и тогда они весело прыгают и ржут около неё. Но и Галина каждое утро скачет на работу и тоже всё везёт на себе.
У меня есть хобби, которого я немного стесняюсь, ведь для лошади это непозволительная блажь. Я пишу рассказы. Обычно я прячу их, ведь у меня нет ни филологического, ни литературного, ни журналистского образования – ведь я тягловая лошадь, которая только и умеет, что всё везти на себе. Я даже пренебрежительно называю свое хобби писаниной и графоманством, чтобы никто не догадался, что оно для меня значит. Но иногда мне кажется, что я писатель, и тогда я выкладываю свои рассказы в сеть. Муж снисходительно называет мои потуги фигнёй и интересуется, когда я буду получать гонорары. (На самом-то деле, он называет это не фигнёй, а другим, более грубым словом. Но мы – приличные лошади, поэтому я пишу «фигнёй».) Ведь гонорары – это показатель, что мои потуги – это не чушь. Ибо лошадь должна всё на себе везти и зарабатывать деньги, иначе она – неправильная лошадь. Критики пишут: «Низкий литературный и художественный уровень». И я слышу за спиной их улюлюканье: «Ты – лошадь, ты должна прыгать и весело ржать, и всё везти на себе, а не писать рассказы».
Я прихожу домой опустошенная после выматывающей работы. Мне хочется упасть и уснуть, перебирая ногами во сне, ведь я привыкла скакать. Младший сын виснет на моей шее и сообщает, что уроки не делал – ждал меня. Ведь я лошадь и я всё привыкла везти на себе, и даже думать за других. Ведь это так здорово, когда мама решает задачи, и можно не думать самому. Я чувствую себя загнанной лошадью, которую надо пристрелить из жалости. Из моих глаз льются крупные лошадиные слёзы. Сын пугается, он не хочет, чтобы во мне что-то безвозвратно сломалось, ведь тогда я не смогу весело ржать и прыгать.
Мои коллеги, такие же лошади, пытаются вытравить её из себя. Они бегают каждые полчаса на лестницу и травят её никотином – ведь капля никотина убивает лошадь. Но лошадь дымит никотином и снова всё везёт на себе. Она неистребима. Она может только сдохнуть, когда её окончательно загонят и пристрелят из жалости.
На следующий день я узнаю, что супруг сам купил хлеба, а младший сын сделал уроки. Сын даже жалеет меня и предлагает дать мне свои сэкономленные от обедов деньги. Он гладит меня по голове и молча прижимается. Старший сын подсаживается рядом, и мы молчим. Вскоре наступает отпуск, и мы всей семьей уезжаем на море.
Я – лошадь, поэтому я весело ржу и прыгаю.