Саню уволили с работы. Конечно же, Саню уволили несправедливо. Просто любая работа, подобна игрушке, оставленной на даче. Сначала все прекрасно, игрушка существует в памяти, в бесконечно солнечном, радостном дне. Затем ее долго не видно. И, наконец, находят, непоправимо испорченную, пыльную, словно бы дохлую. Жалеют, вздыхают, и выбрасывают. Долго не знают, куда деть осадок на душе: вроде бы виновных нет, игрушку убило время, но все равно себя жалко.
Так и с работой. Всякий работник видит и помнит свои успехи, (в бесконечно солнечном...). Всякий работник полагает, что руководство помнит и видит то же самое. Но коварное и неблагодарное руководство смотрит не туда. Неблагодарное и коварное руководство смотрит на проделанную работу, а ее долго не видно. И, наконец, результаты работы, так сказать, плоды, находят... Жалеют, вздыхают и увольняют. Что поделаешь, ротация кадров.
Саня, кстати, был неплохим работником. Но как то постепенно у начальства накопилось недовольство, а прежние заслуги выцвели. Саня вовремя не подсуетился, не прогнулся, не писанулся, и потерял работу. Чтя традиции, Саня неделю пьянствовал с сорокалетними «пацанами». В процессе, «пацаны» оформили, отформовали и отлили в бронзе мнение, что такого специалиста как Санек, где угодно примут с удовольствием, и платить будут больше. Надо только похмелиться.
Еще недели три, Саня, находясь в плену этой иллюзии, обводил объявления маркером и искал на карте города организации с нелепыми названиями. А потом как то притих. Притих и безвылазно сидел дома, поместившись в «бермудский треугольник» - Диван, Телевизор, Холодильник. С женой общался лаконически: «да, нет, эээ, дай на курево, Анжела, пожалуйста, только на курево, нет, мне должны позвонить».
Анжела, наоборот, развернула деятельность, записалась на какие то курсы, быстро их закончила, и уже работала. Свою работу Анжела не понимала, и, как говорится, не чувствовала. До обеда она перепечатывала цифры с одних бумажек на другие бумажки. После обеда, с девчонками, такими же Анжелами, сидела в интернете – смотрела шмотки.
Мужа она жалела, как могла. Щадила его нежную психику. Сначала делала вид, что ничего не произошло, избегала говорить о работе. Затем избегала говорить о деньгах - Саня очень нервничал, прямо орал «Да заработаю я, заработаю! Потерпи немного». В итоге, оказалось, говорить совсем не о чем. Вообще не разговаривала. И к себе не подпускала - «Сначала на работу устройся, потом лезь!».
Вскоре у Анжелы наметился карьерный рост - ее начали приглашать на корпоративчики, и оказывать знаки внимания. Выплаты осуществлялись еженедельно, Анжела каждый день покупала фрукты, и на вопрос «где ваш муж?» честно отвечала: «объелся груш». Ее слегка пьянила полная финансовая самостоятельность, а наличие дома мужчины в статусе домашнего животного (гигантский хомячок – решила она) придавало существованию некоторую пикантность. « -А что, я, пожалуй, могу себе позволить содержать дома этого зверька, буду делать с ним все, что захочу». Тем более Саня вел себя тихо, ел мало, и, похоже, впадал в спячку.
Но тут навернулся холодильник. Навернулся бесповоротно. В общем, катастрофа. Со всеми вытекающими: лужа на полу, продукты в тазике, и разговор на повышенных тонах.
«Саня, почини холодильник».
«Как я его починю, фреон вышел».
«Вечно у тебя отговорки, нормальный мужик встал бы, и сделал».
«Я нормальный мужик, но без фреона»
«Без фреона – значит не мужик»
На следующий день Анжела вызвала мастера. Мастер подтвердил диагноз, и предложил поучаствовать в акции: «Вы нам отдаете ваш старый холодильник, и покупаете новый со скидкой. Кредит до одного года, можно без первоначального взноса». Анжела с удовольствием подписала бумаги. Новый холодильник обещали привезти в среду.
В назначенный день Анжела отпросилась с работы пораньше. По дороге домой купила своих любимых креветок. Чтобы «запустить» в новый холодильник первыми, чтобы креветки в новом «домике» не переводились. Дома было как то слишком тихо. Телевизор выключен. Под диваном расположилось что-то новенькое. Какое-то пятно. Саша, загадочно улыбаясь, лежал на диване. Нарядился, зачем то, в любимую джинсовую куртку. Глаза его были закрыты. Он был мертв. Перерезал вены канцелярским ножом.
В общем, врач скорой помощи и грузчики с новым холодильником прибыли одновременно. Врача, однако, пропустили вперед. Зато старый холодильник вывезли раньше, чем забрали тело. Коммерческие структуры, как всегда, расторопней.
Неделю Анжела пребывала в ступоре. Безучастно присутствовала на похоронах. Безучастно принимала соболезнования и деньги от сослуживцев и знакомых. Безучастно съела все креветки, как семечки, сырыми. Затем встрепенулась, и принялась за уборку в квартире.
Предстояло избавиться от дивана. Вызывать грузчиков Анжела не стала, ей надоели чужие люди в квартире. Решила самостоятельно разобрать и вынести частями. Взяла канцелярский нож и срезала ткань. Перед ней лежал большой кусок поролона, полностью пропитанный засохшей кровью. Коричневая плитка метр восемьдесят на шестьдесят сантиметров.
Анжела вдруг вспомнила, как они с Саней ездили отдыхать на какое-то целебное озеро. Было ветрено, но они купались. Анжела вылезла из воды и продрогла. Саня прижал ее к себе, согревая, и она ясно ощутила, как в нем течет горячая кровь, и тепло это передается ей.
А теперь кровь, эту самую кровь, впитал в себя диван. Высосал из ее мужа, впитал в себя, и высушил. И этот затвердевший поролон, это, собственно, все, что осталось от Сани, некогда живого и веселого. И выбрасывать это никак нельзя. Необходимо это как то сохранить. Анжела, орудуя тем же канцелярским ножом, принялась резать поролон на небольшие, аккуратные куски. Резать и складывать в выдвижные ящики морозильной камеры нового холодильника. Вскоре весь пропитанный поролон разместился в объемной морозильной камере. Даже осталось свободное место.
Анжела отошла, подумала, достала из сумочки маркер, и красивыми большими буквами с завитушками, написала на дверце морозилки «Саша». Села на табурет, закурила, и осталась довольна проделанной работой.