Владислав оказался единственный из всей компании, кто поддержал беседу.
Надо было молчать, конечно же. Мало ли вокруг сумасшедших, спятивших от старости, или просто ставших странными от одиночества.
Надо было молчать, но старик сначала показался даже приятным - худой, сутулый, в ветхой рубахе неопределенного цвета, он подошел по платформе неустойчивой походкой, олицетворяя собой привычный образ городского пенсионера, отправляющегося субботним утром на дачу.
Сел, расстегнул верхние две пуговицы на рубашке и сказал:
"Хороший денек, хорошо за город ехать", - потом окинул близоруким взглядом компанию и спросил у всех разом: "Отдыхать едете, молодые люди?"
"Ага" - сказал Владислав.
Старик тут же сфокусировался на нём:
"Небось, и водочку пить будете?"
Ё-моё, морализатор, подумал Владислав, вслух же ответил, стараясь держать нейтральное на морде и благожелательное в голосе: "Да нет, мы всё больше винцо".
"И то дело" - охотно отозвался дед, - "Выпьешь - к воде не лезь, это я всегда говорю".
Компашка захихикала. Владислав почувствовал, как начинают предательски краснеть щеки. Он всегда дико стеснялся таких ситуаций. Ужасный стыд разбирал его за простодушных человеков, без смущения несущих глупые и банальные никчемности прилюдно. Надо было как-то выкрутиться, как-то перевести в шутку, и Владислав неловко сострил: "Пьяницам везет - им добрый боженька помогает".
Старик вздрогнул всем своим худым телом так, словно Владислав его пнул, и, уставившись ему в лицо, спросил этак медленно: "Помогает... говоришь? И как это он тебе поможет?"
"Ангела пошлет" - сказал кто-то из ребят, кажется - Юрка. Остальные запрыскали, зафыркали в воротники.
"Пошлет, если будет кого," - старик развернул слегка плечи и вдруг странно, пугающе изменился - словно стал больше, как будто его застиранная одежда наполнилась изнутри чем-то кроме тощего тела. Владислав вдруг понял, что вся неловкость ушла, ему уже не было ни смешно, ни стыдно. Ему было совершенно неуместно любопытно и хотелось раскрутить этого странного худого человека на подробности. Владислав было открыл рот, но не смог придумать нужных слов.
"Дело в том, что люди чаще всего неправильно представляют себе ангелов." - худой человек медленно поднял крупную руку с рельефно выступающими на кисти венами и осторожно, точно боялся не суметь, заправил за ухо прядь грязно-серых волос.
"Ангелы ведь не телесны."
"И что?" - спросил Владислав, хватаясь за возможность спросить - "Что из этого?"
"Из этого..." - худой человек опустил руку на колено, ладонью вниз, и она замерла тут же, как приклеенная. Повисла пауза, и Владислав замер, почти физически чувствуя между пальцев тонкую паутинку, которую как будто дал ему собеседник, а теперь вот возьмет - и оборвет из прихоти. Не оборвал, продолжил неторопливо:
"У ангелов нет тела. Нет глаз, чтобы смотреть, ушей, чтобы слышать и рук, чтобы держать. Языка, чтобы сказать, тоже нет. Чистая информация, структурирующая энергию."
"Я всегда думал, что ангелы, того... прямо в голову обращаются", - сказал Владислав, делая вид, что не удивлён последним пассажем, - "Духовно".
"Духовно можно ауру надорвать, а тебя никто не услышит,"- худой человек улыбнулся," - у современных людей духовный слух слаб."
"Что же делать?" - спросил Владислав. Краем уха он слышал и краем сознания понимал, что его спутники вовсю хихикают, кроме Сашки, который сидит злой.
"У ангелов есть чувство души. Они могут ощущать ее в мире, все ее движения и состояния, как мы можем наблюдать глазами за человеком. Они могут следовать за душой, отличать одну душу от другой, находить нужную им душу где угодно - для них ведь нет расстояний."
Худой человек всё улыбался, рассказывая, словно делиться всей этой чушью ему было приятно.
"Ну, нашел он нужную душу, и что?" - Владиславу уже стало по-настоящему интересно, насколько стройную и непротиворечивую концепцию выдаст безумец. Воображаемая паутинка у него в ладони окрепла, связав их с собеседником в удобную конструкцию, где время шло незаметно.
"Владька," - негромко сказал Сашка где-то далеко, - "Хорош!"
"Да, что же делать ангелу," - задумчиво произнес худой человек, - "Где же взять ему глаза, чтобы увидеть, и уши, чтобы услышать, и язык, чтобы сказать?" - он поднял взгляд на Владислава, и тому стало неуютно - взгляд у человека был нормальный. Никакого фанатического блеска, никаких блуждающих движений, ничего такого. Обычные глаза, голубые, с чистыми белками и редкими серыми ресницами. Веки чуть набрякли, как у многих пожилых людей. Как будто он меня разыгрывает, подумал Владислав.
"А Вы, значит, знаете секрет", - сказал он.
"Никакого секрета нет, юноша," - худой кивнул сам себе, недавно заправленные за уши волосы выскользнули и закачались у щёк.
"Никакого особенного секрета. Просто ангел заходит в тело человека и смотрит его глазами. Слушает его ушами. Трогает его руками. А если нужно - говорит его языком."
"Вот так легко - раз и зашел," - сказал Владислав.
"Не очень легко," - сказал худой, - "В толстяка так просто не войдешь, скажем. Легче всего - в ребенка. Чем меньше масса и моложе тело - тем легче. Но и в старика можно, если худой и не гневливый."
"Как Вы," - сказал Владислав.
"Как я," - согласился худой.
"И для кого же сейчас тут ангел старается?"
"Не знаю пока что," - худой улыбался, - "Трое из вас гневаются, двое тоскуют, один идет по неверному пути. Поди разбери, за которым вперед приглядывать."
"Я думал, у каждого свой ангел", - Владиславу нравился разговор. Было похоже на Кастанеду и Ричарда Баха, к тому же Сашку позлить. Которого Люся у них за спиной уже изо всех сил успокаивала.
"Раньше так было. Сейчас людей очень много, а ангелов осталось, сколько было."
"Не рассчитал господь бог, что-ли?" - улыбнулся Влад.
Худой поднял высоко брови, а потом захихикал:
"Да много чести вам, людям, рассчитывать! На каждый разумный мир дадено одинаковое количество. Так вы же плодитесь, как никто во всём мироздании."
"И что, все ангелы так разрываются?"
"Все. Хорошо еще, когда семья, скажем - можно понемногу за троими-четверыми приглядывать. То одними глазами взглянешь, то другими..." - он вздохнул, - "Близкие люди чаще всего бывают устами ангела."
"А если нет рядом с человеком никого? Что тогда делать? Лезть в него самого, шизу ему устраивать?" - Владиславу хотелось старикана подловить, поймать на неувязочках, чтобы тот растерялся, запутался, ответа не нашёл.
"Иногда и так. Люди говорят - интуиция."
"Интуиция, наука доказала, это у человека в мозге есть центр специальный. Который помогает не совершать ошибки," - про центр ошибок Владислав недавно в интернете прочёл.
"Правильно доказала наука," - закивал худой, - "Это то самое место, куда ангел входит. Где присоединяется. Но интуицию люди плохо слушают. Ещё хуже, чем близких."
"Вранье это всё," - вдруг резко и зло сказала Машка, которая до этого тихо сидела возле Владислава, - "Близкие - самый страшный враг, всю душу тебе вымотают, всю жизнь испортят. В мою мать ангел бы даже сунуться побрезговал".
"Бывает такое" - снова легко согласился худой, - "Но у тебя еще бабушка есть."
"У всех бабушки есть," - отпарировала Машка.
"Твоя как раз из тех, кем ангелы чаще всего пользуются."
"Это ещё почему?"
"Она внимательная. Ходит - смотрит, запоминает, размышляет. Незлобива, рассудительна, жадности в ней нет, к вещам не привязчива и справедливость любит," - худой поднял обе руки и снова медленно и аккуратно заправил за уши седые пряди.
Машка пожала плечами:
"Мало ли, что вы тут наболтаете. Так можно наугад про кого угодно сказать. Расчет на то, что я не буду же еще и бабушку хаять. Побоюсь показаться скандальной стервой."
От дальней скамейки вихрем подлетел Сашка.
"Хватит тут этой херни уже!" - он упёр руки-в-боки и злобно впился взглядом во Владислава, - "Поезд через пять минут! А ты какого-то чокнутого разговорами ублажаешь!"
"А ты мне не командуй," - вяло огрызнулся Владислав.
"Ты щас в репу получишь вообще," - пообещал Сашка.
"А ты щас без меня поедешь в свою Тарасиху," - сказал Владислав.
"Урод," - сказал Сашка, отворачиваясь к своему рюкзаку.
"А и не езди," - сказал худой старик, - "Не надо тебе".
"Только мне?" - Владислав вдруг словно оказался в звенящем от напряжения пузыре пустоты и тишины, где было светло, холодно и раздавались только два голоса - его и худого. Воображаемая нить беседы свивалась себе, свивалась - да и замкнула непонятный кокон, на несколько секунда отделив двоих людей от шумного мира.
"Другим бы тоже не надо, но тебе - особенно."
"А что будет, если..." - Владислав встал, замирая душой.
"Объявляется посадка на электропоезд до станции "Семенов". Поезд будет отправляться со второй платформы, с шестого пути. Выход на посадку через тоннель! " - гнусавый голос объявления вонзился в уши, и необыкновенный пузырь лопнул, испарился, на Владислава хлынули звуки и запахи жаркого августовского утра.
Старик с грязно-седыми волосами медленно поднялся со скамьи, подхватил котомку на плечо и, сутулясь и прихрамывая пошёл в направлении головы состава. Оказывается, электричка уже пришла и стояла, приветственно открыв двери.
"Ну, ты идёшь?" - спросила Машка.
"Да, иду."
В электричке было жарко даже с открытыми окнами.
На обширной луговине, через которую шла дорога от станции, стало ещё жарче. Луговина парила, гудели и звенели насекомые, лямки рюкзака впивались в плечи. Зачем я поехал, думал Владислав. На платформе он оглядывался, но старика давешнего не видел.
Машка шла по тропинке за ним, а он не торопился, старался держаться подальше от еще немного раздраженного Сашки, который шел во главе компании. Часто мы последнее время сцепляемся, подумал Владислав, потом оглянулся на Машку.
"Давай быстрее," - сказала она.
Владислав остановился, шагнул в сторону от тропинки.
"Обгоняй."
Машка тоже остановилась, сняла кепку, обмахнула потный лоб и мирно сказала:
"Да ладно, иди как идёшь."
"Машка," - сказал он, - "А у тебя бабушка правда такая, как старикан сказал?"
"Да," - Машка нахлобучила кепку и сунула руки в карманы джинсов, - "Она такая. Молчит, присматривается. Потом как скажет что-то... Одно слово - десять тонн, перевешивает любые аргументы. Мудрая, как слон, с ней вообще спорить нереально."
"Он сказал - не надо мне ехать."
"Мало ли. Может, тебе Сашка должен сегодня морду набить?" - Машка улыбнулась, - "Пойдём. Бывает еще в жизни такая вещь, как совпадения."
Длинный вечер шел к закату, в отдалении шумно прошло стадо, река покрылась оранжевыми бликами. На узкой полоске пляжа рядком лежали две девушки, лениво перебрасываясь малозначимыми фразами.
У мангала Сашка делал шашлык и ораторствовал. Владислав уже час как устал от Сашкиных речей, но молчал, потому что прочие воспринимали потоки красноречия благосклонно.
Владислав принялся бродить кругами, с каждым разом отходя всё дальше к деревьям, к опушке леса.
Наконец, он просто зашел за кусты, увидел тропинку и побрёл по ней прочь, вдоль реки.
Тропинка то и дело выходила к высокому берегу, к трехметровому обрыву, с которого кое-где были протоптаны спуски к воде. По одному из таких спусков Владислав сошёл к реке, поискал взглядом и нашёл корягу, сел.
Здесь, под обрывом, было уже прохладно и сумеречно, облаком толклись в воздухе какие-то комарики.
"Ну что, ангелы," - сказал Владислав, - "Некем вам на меня сейчас поглядеть?"
Его разобрал смех. Он был слегка пьян, хотя пил мало и только вино. Некого бедным бестелесным хранителям оседлать, нет рядом ни глаз, ни ушей, ни рук тем более.
"Вот как сейчас сигану в омут - и дело с концом." Владислав захихикал. Речка тут была хорошо если по плечи, и топиться пришлось бы очень старательно. Настолько старательно, насколько осточертело всё происходящее. "Выпьешь - к воде не лезь, это я всегда говорю" - вспомнилось ему.
Он сидел, хихикая и бормоча вполголоса ерунду, пока не начало ощутимо темнеть. Тогда он с сожалением поднялся и побрёл к спуску.
Пыхтя и хватаясь за траву, он кое-как забрался почти на самый верх, когда из сумерек на него выпрыгнул крупный чёрный пёс.
От неожиданности Владислав выпустил из руки какие-то листья, отшатнулся и почувствовал, как песчаная почва ползёт из-под ног.
Изо всех сил он взмахнул руками, извернулся, чувствуя, что начинает заваливаться назад, и несколько мучительных мгновений его сминал и корёжил ужас падения.
Потом чья-то рука хватанула его за рубашку.
Раздался треск, ткань впилась, кажется, сразу везде, и тут же под Владиславом оказалась твердая земля и влажная от росы трава.
"Говорил я тебе - не езди," - произнёс сверху кто-то тёмный и большой, крепко пахнущий табаком и перегаром, потом отвернулся, свистнул собаку и пошёл от реки в лес.
Крупный чёрный пёс подбежал к Владиславу, обнюхал его лицо, равнодушно отошел, и, пометив куст, тоже канул в лесной сумрак.