Ч Ё Р Н А Я Б О Л О Т И Н А
Вот, наконец-то я добралась до своего любимого дивана. Легла, ноженьки свои усталые вытянула и глазоньки прикрыла. Счастли-ва-я! Ездила далеко за «счастьем», а оно на родном диване меня поджидало. Вот она радость, на привычном месте отдохнуть, да чтоб ничегошеньки не тяготило. Все заботы где-то там остались, а со мною – только сладостная нега.
Но, как известно, счастье долгим не бывает. Постепенно, как вечер захватывает в плен весь видимый мир, так и воспоминания прожитого дня захватывают мои мысли.
Поехать за город, «на природу», я давно хотела. Только не больно-то молодым охота со стариками возиться. У них свои шутки, свои разговоры и оглядываться, как на это посмотрит человек другого поколения, не у всех терпения хватает. Но у сына моего доброе сердце. Нашёл местечко в своей машине и для меня.
Город мы покинули ранним утром. У меня, как у ребёнка, от впечатлений – глаза разбегаются. «Вот она, живая природа! Не на телеэкран глядишь, а вся, как есть, Богом созданная, живая… - восхищаюсь я. – Всё так красиво, будто изба к празднику прибранная. Хоть в каком месте остановись, для меня – всё ладно. Но наша машина четвёртая в колонне, а сзади – ещё две. И едут они по заранее намеченному маршруту. Впереди – люди опытные. Они-то знают, где лучше…»
Едем и едем. Я, где посмотрю, а где и подремлю. Вдруг, наша машина свернула на обочину. Две задних вырвались вперёд. Внучке за кустик сходить понадобилось. Управились, в машину садятся.
- Бабушка, вам далеко? – спросил сын у медленно шагающей старушки.
Та, в ответ, только вздохнула.
- Садитесь с нами, подбросим… Скажете, где остановиться.
Я подвинулась. Старушка села рядышком.
(У меня ещё в первые минуты в голове проскользнула мысль, вроде бы всё так и не так. Словно не пожилая женщина села рядом, а сноп разнотравья, такой от неё запах свежести и природной чистоты. Втроём сидим на заднем сидении, а тесноты не ощущается. Как-то даже уютнее стало в салоне. Посмотрела в зеркало на сына и про себя отметила: усталость и напряжение у него с лица сошло. Машина будто бы сама дорогу знает.)
Я ещё упрекнула себя. Дескать, мечтательница. Вечно паришь над землёй. Это тебе всего лишь показалось…
Ничего, едем дальше. То поле, то перелесок. То вверх, то вниз дорога ведёт. Я смотрю своё дорожное кино. Так бы и ехала всю оставшуюся жизнь. Что-то заинтересует, удивит меня, не успею и рот открыть, чтоб расспросить старушку, жителя этих мест, а она уже рассказывает. Да так, будто мы с нею, многие годы соседями были.
Вдали, на обочине дороги, огромная сосна показалась. Передние машины замедлили ход. Пассажиры рассматривают необычное дерево. А старушка только вздохнула. Моё же воображение выдало мне картинку: люди смотрят на фотографию красивой молодой женщины. Восхищаются. Никому и в голову не придёт, что это она, старушка, которая рядом сидит, только много лет назад…
Я прикрыла глаза, мотнула головой. «Опять что-то пригрезилось! Скажи кому, подумают – с ума схожу…»
Едем. Немного и проехали, опять машины замедлили ход. Люди смотрят на каменную глыбу. Издали кажется: голова задумавшегося старика.
- Она так и называется – Голова старика, - промолвила старушка.
- Старик в воду глядит. Озеро перед ним. Странно. День ясный, а вода тёмная… Поди, старик века в воду глядит. Много чего высмотрел, - неожиданно даже для самой себя, вслух высказала я свои мысли.
- Давненько. Та сосенка, в тот год семечком проросла. – Старушка вздохнула и продолжила: - А что в той воде, он и так знает…
Во мне взыграли два чувства. Первое: меня несколько удивляло то обстоятельство, что мне приходилось говорить громко, чтоб перекричать шум движущейся машины. А старушка говорила тихо, но каждое её слово я чётко слышала, будто невидимый проводник к моему уху протянут. Второе чувство – скорее догадка. «Она и так знает… Что знает старик, видимо и ей ведомо».
- Ведомо, милая, ведомо. Моя в том вина, вот, всю жизнь свою – караюсь… Глупое сердце, открылось любви и не заметило, как грех душою завладел. А беда не приходит одна. Только ступи на ложную тропинку, а уж она заведёт в такие дебри – век не выбраться.
Я смотрела на каменную Голову старика, слушала тихий напевный голос старушки, а воображение живо раскрашивало всё ею сказанное.
- Замуж меня выдали, как всех в то далёкое время, особо не спрашивая. За вдовца. Супруг мой, человек степенный, работящий. Ничего худого о нём сказать не могу. Даром, что на целых двадцать два года старше меня. Не корил, не донимал упрёками. А у меня и мысли не было его ослушаться. Так и жили. Вот только детей у нас не было. Не было у него детей и от покойной жены. А я, глупая, украдкой, заверну в свой платок мужнину рубаху, вроде дитяти, и баюкаю. Однажды уснула с этой куклой. Муж увидал, ничего не сказал, за дверь вышел. И потом словом не обмолвился.
В тот год лето жаркое выдалось. Я рожь жала. Под вечер муженёк снопы на гумно повёз. А я одна в поле осталась: снопы вязать да закрайки обжать. Управилась, на снопы в тенёк прилегла. Задремала. То ли во сне, то ли на яву, красавец молодец ко мне подсел. Сладкие речи говорил, целовал-миловал. А у меня не было силы и пальцем пошевелить. Так в полудрёме и лежала.
Слышу – стук копыт. Глаза открыла. Никого рядом нет. Поднялась я. Оправила на себе одёжку. А сама подумала: приснилось мне всё это, знать и винить себя не в чем. Только потом оказалось – тяжёлая я. Муж люльку смастерил. Меня от тяжёлой работы оградил. Ждём. Дочка родилась. Маленькая, а в глазах мысль не детская. Красавица – писанная, да сердце не ласковое. Не пожалеет и не простит. А как кому какой убыток учинить, себе выгоду спроворить, ох и хитра была, бестия… Всё ей с рук сходило. Вот уж: с личика – яичико, а внутри – змеёныш!
Умирая, муженёк наказ мне дал: дочь в узде держать! Не позволять ей над людьми изгаляться. Только ей материнское слово – звук пустой. А взъярится – беда-а! Чисто - зверь лесной. Глядя на неё – кровь в жилах стынет. Отойдёт – наглядеться на неё не могу. Женихов у неё бы-ыло – считать, не пересчитать! А она «своего» ждала. Знала, каков он обличием будет. Да-а, сила в ней нечеловеческая вложена была. А кем? Об этом умолчу.
Время подошло, суженого своего перед очи мои сама за руку привела. Я за икону, а она – отвернулась. Он же, ослеплённый её красотой, ничего и не заметил. Потом, когда малость поостыл, совестить её стал. Она злится, а норов свой поначалу не показывала. А мне боязно. Жаль его, сироту. Душа у него, как цветок на рассвете. Что ей стоит обидеть его… Вот и изготовила я для такого случая «отворотное зелье». Табачную пыль с чёрным перцем смешала. Велела зятю своему, в мешочке с завязочкой, всегда при себе носить. Он, спервоначалу, противился. Мол, не может такая красота зло содеять… Но, однажды, не утерпел, в чём-то упрекнул её. Вмиг, прелестная головка красавицы в тигриную клыкастую морду превратилась. Глазища горят, из пасти пена капает. Достал он щепотку моего «отворотного зелья», и бросил ей, прямо в лицо. Взревела она раненым зверем. Волчком завертелась на месте. Убежала куда-то. Целую неделю на глаза не показывалась. Потом, пришла. Виновато села у порога. Прощения просит. Всё уговаривала его: выбросить тот мешочек. А он, наученный горьким опытом, обещал:
- Вот, родишь мне деток, доброй матерью будешь, тогда – поглядим.
Только дети по Божьему велению на белый свет родятся. А её нутро разве ж примет Дар Божий?.. Пустая ходила.
Нет, хозяйкой она доброй была. Любая работа – в руках горела. Всем соседям на зависть. От мужа, на сторону, не глядела. Пока он сам от неё не ушёл… А его душенька чистоты просила. Дом – полная чаша! Чего и желать? А радости – нет. Надумал он по Святым Местам походить, у Бога милости попросить.
Вот, как-то подходит он ко мне и просит благословить его в дорогу дальнюю. Не к жене пришёл, а ко мне. Что мне делать оставалось? Благословила. Сама думаю: «Лет прошло не мало. И к нему старость подступает. Дочку же года, как камень вода, обтекают. Молода-молодёшенька, детей не рожавшая. День – работает, ночью – спит. А уж горькое слово скажет – не смолчит. В минуту прощания с мужем, хихикнула и отвернулась. Дескать, собрался, так – иди. Не велика потеря. Так и ушёл он.
С той минуты всё в доме переменилось. Такого страха я натерпелась, что в один из дней сама из родного дома в лес убежала…
Как я там жила? Не о том речь. Семь долгих лет на дорогу глядела. Зятя, как сына родного, ждала. Дождалась таки! Уставшие ноги его обцеловала. Пыль дорожную слезами омыла. Накормила его, чем могла, стала рассказывать о том, как жена его, дочь моя единственная, себя не блюла. Кровь человеческую пила! Никого в нашей деревне не пощадила. Всех, в свою звериную веру, оборотила. Вот, сегодня, они весь день спят, а солнце за гору скатится, вся их звериная стая, намеревается, через лес, в соседнее село нагрянуть… Свежей кровушки испить… Один, ты, людей от погибели спасти сможешь!
- Как же я спасу? Мне, одному, супротив целой стаи вурдалаков, не устоять…
- Не один ты! Отца Небесного в помощь призови… А пока, чтобы малость ноженьки отдохнули, приляг.
Он - спит, а я слёзно Бога молю, совета спрашиваю. Вдруг, так покойно стало мне на душе. Ещё не знаю что, но уже что-то хорошее грядёт. И только я так-то подумала, как зять мой глазоньки открыл. Рассказывает:
- Во сне я старичка встретил. Говорил он мне. Не ум-разум наставлял.
- И что же он тебе говорил? – спрашиваю его.
- Ой, недосуг, матушка! Мне с иконкой, да со святой молитвой, надо вокруг нашей деревни, до захода солнца обойти. А что дальше будет – о том не ведаю.
Достал он из котомки иконку, маленькую, с ладошку величиной, поцеловал её, и, творя молитву, скорым шагом пошёл. Я осталась ждать его. Как я молилась, как я просила Царицу Небесную даровать ему силы, об этом словами не обскажешь.
Малость, погодя, вижу, идёт он, спотыкается. Рубаха на нём от пота мокрая. Гнус над ним – роем. А он шепчет молитву и, не под ноги себе, а на иконку глядит. Подошёл к той скале. Влез на неё и опустился на колени. Сам с высоты на деревню свою взглянул. Как увидел, в какую разруху ввергнута его деревенька, охнул и выронил иконку. И только иконка коснулась земли, в аккурат, по тому месту, где он с молитвой прошёл, землю, словно ножом, обрезало. Страшный провал образовался. Откуда ни возьмись – туча чёрная! Ливень пролился! Ни капли не обронил. Вся вода в эту пропасть стекла. Всю ноченьку гром громыхал и дождь лил. А солнышко взошло и небо очистилось. Вот, тогда я и увидела эту каменную «Голову старика», глядящего в чёрное озеро, которое потом люди прозвали – Чёрная болотина.
Похоронила я своего зятя. На свежую землицу могилы сосновое зёрнышко легло, да в тот же час и проросло. За эти годы во-он, какое дерево выросло!.. А я уже и счёт годам потеряла. Каждый день, по этой дороге, вокруг Чёрной болотины хожу. Раньше дороги этой не было. Только тропинка, моими ногами протоптанная. Вот, хожу, молюсь, прошу у Бога прощения за грех мой! С меня, ведь, всё началось… Ох, горе мне, грешной!
Дорога, сделав крюк, обогнула озеро. Мы увидели Каменную голову с другой стороны. Мне показалось, что Каменная голова старика ещё больше постарела и, ещё ниже наклонилась.
Вдруг, как-то неожиданно, заглох мотор.
- Вот, я и приехала. Спасибо вам, люди добрые. Отдыхайте на доброе здоровье, но помните: перед заходом солнца – гроза будет! В этих местах страшные грозы бушуют. Загодя домой отправляйтесь…
Как и когда старушка вышла из машины, этого я не заметила. На месте, где она сидела, остались два непримятых берёзовых листочка. Я не отважилась их тронуть. Хотела помахать старушке рукой на прощанье, но её, как будто тут никогда и не бывало. Глянула на сидение – листики тоже исчезли. Машина сама-собой завелась и мы поехали дальше.
Хорошо отдохнули. Будет о чём зимой холодной вспомнить. А уж рассказ старушки. Хотела бы забыть, да не получится.
18.06. 11 года.