Ещё помнится идиот, Достоевского, утверждал, что трус это тот, кто боится и бежит, а тот, кто боится, но не убегает – тот вовсе и не трус. Другими словами если ты мужик – бойся, но умей совладать со своим очком и не позволяй ему разыгрываться до неприличия. Так примерно и мыслил менеджер среднего звена Лупоконский, когда удумал на характер прыгнуть с парашютом с высоты одной тысячи метров. Штормить его начало уже на взлёте и он, было, решил – ну его на… но надо же было ему придумать прихватить с собой на это мероприятие подругу, на которую он имел совершенно определённые виды. Именно ей Додик решил посвятить этот полный опасностей прыжок. Та, естественно прониклась, и обещала подарить любовь практически сразу после благополучного приземления.
И вот теперь у Лупоконского не было выбора. Он вжался в жесткую скамейку и, слегка нервничая, ждал того мгновения, когда инструктор выбросит его с этой чудовищной высоты. Рядом сидели такие же герои и, как казалось Додику, им тоже было немного тоскливо. Это хоть как - то скрашивало ожидание верной погибели.
Аэроплан неумолимо набирал высоту и с каждым метром нервы натягивались всё сильнее.
- А может быть всё-таки как ни будь иначе попробовать доказать свою любовь – проскочила спасительная мысль.
Додик с надеждой посмотрел на инструктора. Опытный наставник весело прищурился, как Ленин на встрече с меньшевиками и Лупоконский с отчаянием констатировал – не нужно было давать ему пятьдесят долларов перед загрузкой в большую железную птицу. Теперь он отработает их на все сто. А деньги инструктор получил за то, что Лупоконский совершит геройский поступок в любом случае, даже если передумает – это не будет иметь никакого значения. Его просто выбросят насильственным образом – сам просил.
Менеджер среднего звена ещё раз покосился в сторону сидящего у роковой двери инструктора. Тот был примерно в два раза больше и Лупоконский сразу же отмел силовой вариант решения проблемы. Придётся действовать исключительно в правовом поле.
-Пообещаю ему ещё столько же, а эта гадина, которая толкнула меня на верную смерть получит импичмент сразу же, как только самолёт коснётся земли! – Лупоконский, довольный принятым решением, попытался привстать и вступить в переговоры, но чудовищная сила гравитации и взгляд инструктора пригвоздили его к сиденью. Инструктор мотал головой, мол, нет, нет – решение окончательно и обжалованию не подлежит…
А тем временем самолёт, набрал нужную высоту, и овальная дверца гостеприимно распахнулась – небо ждет!
Лупоконского обдало холодным дыханием могилы…
Летят перелётные птицы….
Бабушка, я опять летал во сне…
Лети, лети за облака…
Улетай улетай улетай, улетай, улетай как птица…..
Всё выше и выше и выыше…. Полет наших птиц…. И в каждом пропеллере дыышит…
- Ааааааа, ****ью буду в натуре!!!!!!! – Лупоконский преодолел свой страх и метнулся в проём. Но страх не остался в долгу и тут же нанес ответный удар своему подзащитному – Додик потерял сознание. Парашют раскрылся и бережно понёс к земле вверенное ему тело.
Штрибан не спеша, взгромоздился на Халебзду, имея твёрдое намерение продолжить свой свинячий род. Его репродуктивный потенциал уже давно и беспощадно требовал немедленной реализации. Халебзда довольно похрюкивала, вовсю рисуя себе картины безоблачной семейной жизни со Штрибаном. Тот был хряком видным – волосатая спина, волевые подбородки, и огромные шары. Такими шарами гордился бы даже мамонт. Хавронья тоже была ничего – симпатичный розовый пятачок, кокетливо закрученный хвостик и глазёнки с поволокой…. Вот эта поволока и свела с ума плейсвина. Жениться он конечно ещё не был готов, но зачем об этом говорить до того…Потом всё обсудим. За ужином. А пока неплохо бы просто потрясти салом в такт….
Жужван валялся в луже, тайком поглядывая на слившихся в любовном экстазе соседей по загону. Его давно уже накрыла депрессия, и он ничего в этой жизни не хотел. Который месяц Жужван видел один и тот же волшебный сон – как он свободный, будто дикий кабан трётся жирными боками о столетний дуб и смачно чавкая, пожирает желуди в неимоверных количествах….Свобода - вот о чём он грезил. Ему было видение. Пришёл прапрапрадед и сказал, что в далёком краю зарыт философский желудь, и если его отрыть и съесть – постигнешь тайну мироздания и обретёшь бессмертие.
-И где его искать этот призрачный желудь? – спросил тогда Жужван, но родственник как появился, так и исчез, предоставив свинячьим мозгам прапраправнука самим разобраться, что к чему.
Жужван ждал следующих видений, но они все не приходили и это вселяло смятение в неокрепшую душу кабанчика.
Чемергес был в диком запое. Кто-то принёс прокисших яблок, и свинарник погрузился в пьяное веселье. Но остальные, будучи приличными свиньями, сумели вовремя остановиться и только легкомысленный Чемергес требовал продолжения банкета.. Периодически он подходил к корыту и отхлёбывал порцию яблочного алкоголя. Многие с осуждением косились в его сторону, но ему было все равно – душа требовала праздника. И она его получала. Чемергесу не хотелось думать о похмелье, он жил одним днём с тех пор как от него ушла Хрюльсинея. Её однажды пригласили на свадьбу и с тех пор она больше не виделись. В память о любимой остались только пять премилых поросят, которые стремительно превращались в свиней. Они валялись вокруг папаши и шевелили ушами, хвостами, и прочими причиндалами. Маму они помнили смутно.
Вохрюй давно мечтал о больших переменах. Его выводила из себя вопиющая несправедливость.
- Почему у корыта в первую очередь только избранные, почему кучка свиней имеет всё, а остальным - только объедки? Почему власть в свинарнике принадлежит одному хряку ? Долой хрякизм, вся власть советам кабаньих и свинячьих депутатов! – эти опасные лозунги могли серьёзно испортить жизнь, и старший брат уже поплатился за свои политические убеждения, но Вохрюя было не остановить. Да и терять ему было особенно нечего – запущенный свинифилис, легкомысленно намотанный по молодости на поросячий конец, всё чаще давал о себе знать….
Революция, вот что нужно этому свинарнику. И тогда жизнь будет прожита не зря. Осталось только донести идеалы революции до остального народа и поднять его под знамёна свободы, равенства и братства. Пока это были только мечты, но Вохрюй много работал и написал почти полное собрание своих сочинений.
- Я сделаю это, я подарю счастливую жизнь своему свинарнику и многого за это не попрошу. Ну, разве что побыть какое-то время у корыта и когда меня не станет - долгая память благодарных потомков..
Не смотря на возникшую в уме Вохрюя революционную ситуацию, свинарник жил своей обычной жизнью, и ничто не предвещало ураган. Ураган и не налетел, зато налетел менеджер среднего звена Додик Лупоконский, который перед самой землёй таки пришёл в себя и увидел, что ветром его отнесло прилично в сторону и вместо приземления ему совершенно определённо светит присвинение…
Присвинился он в аккурат на Штрибана. Тот хрюкнул от неожиданности. Ещё не совсем разобравшись, что к чему, Штрибан подумал о том, что тут явно создаётся прецедент к свальному греху. Халебзду можно было и не спрашивать - этой ****ине по барабану.. А вот Штрибан был против, ибо имел печальный опыт. В таких вещах нужно быть очень внимательным, а то не ровен час и тебя возлюбят по запаре. Штрибан однажды прозевал… Хорошо, что тот свинарник сгорел при загадочных обстоятельствах. Не желая повторения, Штрибан взбрыкнул и начинающий парашютист, слетев с его широкой спины, рухнул на Чемергеса.
- Вот она, белочка, допился! – Чемергес подорвался как угорелый, и заорал благим матом – Белочка, белочка, добухался до поросячьего визга, всё, хана! Шо теперь будет бля…Ох ты ж ёб…..
Чемергес забегал по свинарнику, сея панику среди своих соседей.
Народ заволновался не на шутку. Все видели посланца с небес, и каждый был уверен, что это не просто так…..
- Знамение! – подумал Жужван – пора, пора отправляться в путь за философским желудем, другого такого случая не представится.
Вохрюй подошёл к парашюту, обнюхал его и, вцепившись зубами, вырвал клок ткани ярко красного цвета.
- Вот оно знамя революции! Его пронесу я через всю мою жизнь! Товарищи! Свершилось! Мир, труд, Май! Но пасаран! Долой хрякизм! Это есть наш последний и решительный бой! Вставай проклятьем заклеймённый….
Разогнавшись, Вохрюй снёс хлипкую ограду, и все обитатели свинарника во главе с ним понеслись по деревне навстречу свободе.
Вернувшиеся с обеда зоотехники обнаружили почти трезвого сторожа отставного майора, спящего в подсобке и в конец растерявшегося менеджера среднего звена, сидящего посреди не очень хорошо пахнущей лужи….
А по улице бежали окорока, вырезка, подгорки, отбивные и прочие субпродукты. Они бежали следом за Вохрюем, держащим в зубах клок ткани, который развевался на ветру.
Вот уже и деревня осталась позади, впереди замаячил лес. Свиньи разбрелись среди деревьев и стали наслаждаться свободой. Глазёнки у всех сияли – свиньям явно было по душе новое, необычное ощущение. Так прошёл день…..
Ближе к вечерней заре по старой привычке каждый начал искать глазами корыто, голод – не тётка…Корыта нигде не было, а на дворе - октябрь.
Вохрюй начал ловить на себе вначале вопросительные, а затем и недобрые взгляды. Первой к нему подошла Халебзда.
- Послушай, Вохрюй, ты всё так красиво рассказывал вначале, и лозунги твои, безусловно, самые передовые в мире, но я уже несколько часов как беременна и очень хочу жрать. Ты случайно не знаешь, какие блюда можно приготовить из свободы и демократии?
- Нужно потерпеть, впереди у нас светлое будущее, мы победим….
- Это всё будет потом, а что сейчас?
Ответ на этот вопрос не был готов у Вохрюя и он, потупив взор, молчал.
Жужван тоже не нашёл философский жёлудь и начал думать о том, что прапрапрадед его был видимо юмористом каких мало. Он тоже проголодался не на шутку.
- Какая там философия, какой ещё смысл жизни, много ли нам, свиньям надо? Почавкать чего дадут да поспать, а остальное….Пусть это заботит более разумные существа, двуногих, например, нам это зачем….
К опушке стали подтягиваться бывшие обитатели свинарника. Из толпы раздавался недовольный ропот. Вохрюй почувствовал нависшую угрозу.
-Зря я, наверное, всё это затеял…..
Ещё мгновение и демократу могло быть совсем худо, но спасение мчалось со стороны деревни. Обрадованные хрюшки весело помчались навстречу своим хозяевам, с удовольствием подставляя жирные бока под плётки и хлысты. Они знали, что в уютном загоне их ждёт полное корыто и огромная лужа шикарного дерьма и всё у них будет хорошо, будет стабильность, а это самое главное!
Вохрюй бежал одним из первых, выбросив клок парашюта, который тут же затоптала толпа.
Лупоконскому дали председательский УАЗик, и, трясясь на кочках, незадачливый десантник с тоской поглядывал на безоблачное небо. Запачканный костюм попахивал явно не букетом роз и Додик лихорадочно соображал – как доказать всем и подруге что это не его, что ему конечно было страшно, но не до такой степени. Можно было бы предъявить в качестве доказательства парашют, но его председатель экспроприировал в счёт ремонта забора.
Обитатели свинарника поглядывали ему вслед, кто с тоской, а кто и с облегчением….
Вохрюй попытался что-то сказать в своё оправдание, но ему предложили впредь фильтровать свою хрюканину и он, приуныв, побрёл вглубь свинарника.
- А так хорошо всё начиналось….