Просить прощение

Евграф Афанасьевич
Я сидел в прекрасном настроении, не смотря на то, что творится снаружи. Информации о вылазке повстанцев не было и боевых действий не намечалось. Ребята уже открывали новую бутылку Зодиака, и веселью не было предела. Высмеивая очередную китайскую шляпу, которую хотели поставить нам на вооружение, Скотти заметил фотографию у меня на столе:
– Дин, а кто это стоит позади тебя кирпичного цвета? – спросил он про фотографию.
– А, ну это же эта, она сейчас в больнице лежит в Мисписе.
– Что, снайпер глушитель не одел? – начал подшучивать Брэд, держа в руке пустую рюмку.
– Да иди ты, у нее осколочное в предплечье.
– Да я ж шучу, Дин.
– Так как звать то? – хоть Скотти задавал адекватные вопросы, хотя в нашем состоянии не могло быть адекватности.
– Это ж Брика, не узнал?
– Неа, – Скотти немного удивленно помотал головой. – Ну и хер с ней.
И веселье продолжилось. Серьезные пьяные разговоры сплачивали наш отряд и делали всех нас братьями. Новички уже освоились и были наравне с нами. Конечно, одного не хватало, но по количеству выпитого мы всё равно попотеть  уже были не способны. Так бы и закончился вечер, если бы Скотти не заметил, как повстанец пробрался в деревню близь Мисписа.
– Дин, Дин, смотри какой наглый, прям перед постом, сукин сын, лезет.
– Охренеть! Убьем собаку! – начали кричать ребята.
– Мож до завтра, сообщим базе.
– Дин, давай я, жигой его погонью… погоняю.
– Окей, – я дал ему чип-карту для активации пирооружия.
Скотти с удовольствием ее взял и активировал огнемет. Все смотрели и ржали, как молодой паренек убегает от пламени огня от дома к дому. Как медленно, оседая на деревянных бревнах, начинали разгораться дома. Как оттуда выбегали люди с дикими криками. А некоторые не выбегали, навсегда там оставшись под опаленными развалинами. В конце концов, Скотти прогнал повстанца до речки, по которой он с удовольствием уплыл подальше отсюда.
Видя мое осознание происходящего, ребята сказали не париться и похлопали по плечу. Их не должно быть жалко, ведь они же всего лишь краувцы.
Но последний дом, который я отчетливо видел на мониторах, из которого никто не вышел, который до сих пор горит – это дом матери Брики.

Я не спал всю ночь. Из головы не выходило: как теперь я буду просить прощение у всех этих людей? Как я буду смотреть в глаза родственникам погибших? Как я смогу появиться на глазах у Брики, не говоря уже о прощении? Почему я вообще должен заслуживать прощения? Как мне теперь жить дальше?

Единственным верным решением было, чтобы ты узнала об этом не из утренних новостей, не от голоса по радио, не от какого-то незнакомого человека, а от меня. Именно поэтому я написал всё в тетради, смелости сказать тебе это в лицо у меня нет. Я даже не надеюсь на прощение, просто надеюсь, что ты не будешь обо мне плохо вспоминать. Прощай, Брика.
P.S. Сейчас, наверное, мое тело снимают с памятника Персону. Был бы рад видеть тебя на похоронах.