Не один дома. Гл. 18

Кое-кто может подумать, формулируя нехорошие фразы в мозгу, что автор буквально за несколько дней и ночей испортил такого приличного и воспитанного мальчика. Коренного восемнадцатилетнего ленинградца, любящего бабушку и музыку, непьющего и некурящего. Тихо живущего в тёплой комнатке вполне приличной коммунальной квартирки. А этот автор наслал на него столько испытаний и даже катаклизмов. Люди, окружающие Игоря, алчны, эгоистичны и совершенно не думают о нём. Им нужны его жильё, деньги, примитивный ум и, в конце концов, молодое податливое тело.

Как девочка Элли из диких степей Притехасья, попавшая в самый эпицентр урагана, названного, видимо, потом её именем, так и Дубовик из-за своей инфантильности оказался  в сфере интересов целой группы людей, хоть и преследующих разные цели.

Кодекс чести каждого строителя коммунизма, даже такого пассивного и об этом своём участии не подозревающего, как раз и предполагал, что советские граждане должны складывать кирпичики для этого мифического здания, ни о чём не задумываясь. За них всё просчитали и расписали идеологи коммунистической партии.

Игорёк даже был согласен быть не строителем, а непосредственно кирпичиком. Положили бы аккуратно в стеночку, обмазали, чтоб тепло было и не дуло, и спокойной ночи. Лишь бы не трогали больше.

Но этот тезис был бы приемлем буквально пару месяцев тому назад. А теперь! Дубовик почувствовал вкус к жизни! Он не хотел быть кирпичиком! Да и не мог уже! В нём бурлили эмоции, страсти и желания.

Он уже не мямлил. Почти. Научился чётко формулировать свои мысли. Иногда. И даже пару раз сказал «Нет».

В троллейбусе, когда его спросили, не выходите ли вы, молодой человек. Раньше бы он постеснялся ответить отрицательно и вышел бы не на своей остановке, чтобы не мешать. А потом снова ждал бы следующего троллейбуса. А тут на этот незатейливый вопрос Дубовик твёрдо сказал «Нет!» и отодвинулся, гордясь собой. И только потом, когда отъехали, сообразил, что и ему надо было выходить.

И самое главное. Игорь сказал «Нет!» Татьяне Васильевне. И в какой момент! Она поинтересовалась, будет ли он кушать. А? Какая стойкость! Сила воли! Правда, буквально за полчаса до этого он уже поел.

Скажете, опять автор всё свёл в шутку. Нет, ростки самосознания у нашего героя несомненно пробились. Они были ещё очень малы, зелены и слабы. Им требовался полив, подкормка и прополка лезущих рядом сорняков. Но уже было над чем работать!

*** 

Буквально через пару дней весёлый Лёва заехал за Игорьком. Они планировали сходить в один полуподпольный рок-клуб.

– Всё! – неожиданно заявила Татьяна Васильевна. – Твоя миссия окончена, Штейн. Вы подружились. Через две недели свадьба. Больше Дубовик без меня выходить не будет. У него карантин. Да и дел полно. Костюм купить ему надо, рубашку, туфли. Кольца подобрать. Без жениха это сделать невозможно. Всё примеривать надо.

– Я могу и с Лёвой, – осмелился возразить Игорь.

– Может, ты на нём и женишься? – воскликнула Татьяна Васильевна. Надо сказать, что сделала она это очень опрометчиво.

Дубовик даже задумался, но ненадолго, потому что вздохнул, махнул рукой и ушёл в комнату.

Да, ещё слишком малы и слабы были те росточки.

– Ну что ж, – намекая на напрасную поездку в метро, сказал Штейн, – тогда мне у вас и делать нечего.

– Почему же, – ответила невеста. – Я тебе список гостей подготовила. Пора уже поздравления сочинять.

– Натощак? – поразился такой нездравой мысли Лёва.

– Иди уже руки мыть, – хмыкнула Татьяна. – Обед на столе. Тебя ведь только и ждали.

Обрадованный Игорь выскочил из комнаты и принялся накрывать на стол.

Появилась и Полина Моисеевна, следящая за разговором из своей комнатки. Она несла, чисто для отмазки, маленький ковшик, в котором каталось одинокое куриное яйцо второй категории.

– Добрый день, Лев Семёнович, – приветливо произнесла она. – Как хорошо, что вы зашли. Не будете ли вы так любезны, заглянуть ко мне после обеда? Так тяжело одинокой женщине без мужской руки. Буквально один гвоздик.

– А Игорь? – хмыкнул Лёва.

– Ну что вы! – улыбнулась старушка. – При его нынешней напряжённой жизни…

– Обязательно загляну, – кивнул Штейн. – Вот получу инструкции от Татьяны Васильевны и постучусь к вам.

– С нетерпением, – промурлыкала Полина Моисеевна и с тем же яйцом в ковшике продефилировала в обратном направлении.

***

Комнатка старушки встретила восприимчивого Лёву смесью запахов, напомнивших ему детство. Почти так же пахло в домике у его бабушки. Только там часто всё остальное перебивал смак свежей выпечки. А здесь всё заглушал нафталин, впитавшаяся в тяжёлые ковры пыль, и почему-то приходили на память грудные дети.

У его бабушки были внуки, живущие поблизости и часто навещающие её. А у Полины Моисеевны никого не было. Выпекать же что-либо для себя одной желания у неё давно не возникало.

И ещё одна вещь поразила Штейна. В комнату почти не проникал дневной свет. Все межоконные проёмы были заполнены продуктами. На случай войны. Полина Моисеевна уже давно не обращала на это неудобство внимания. Торшер с абажуром, обтянутым плотной тканью, был включен весь день. И радио, жужжащее в качестве практически единственного собеседника старушки.

– Дорогой Лев Семёнович, – начала хозяйка без всяких прелюдий. – Как вы относитесь к женитьбе Игорька?

– В глобальном смысле? – уточнил Штейн.

– Мы оба имеем право отвечать вопросом на вопрос, – ухмыльнулась Полина Моисеевна, – но тогда мы не достигнем цели нашей беседы.

– Даже не знаю, – вздохнул Лёва. – Я с Игорем сдружился в последнее время. Может, рано ему ещё жениться?

– Вот именно, – ответила старушка. – Восемнадцать лет парню. Мне, к примеру, чуть больше, но я даже сейчас не уверена, что готова к такому серьёзному шагу.

– Да и я тоже, – согласился Штейн.

– Вы-то другое дело! – махнула вялой ручкой Полина Моисеевна. – У вас цельный характер и лидерские способности. Вами не покрутишь.

– Спасибо, конечно, – покраснел Лёва, – но, как я понимаю, речь всё же не обо мне.

– Да, – согласилась старушка, – к сожалению, не о вас. Я просто разрываюсь. Ведь обещала же Валюше, это покойная бабушка Игорька, присмотреть за мальчонкой. И не справляюсь. А папе не до него. Денег передаст и считает свою миссию выполненной.

– Мой посчитал свою миссию выполненной в момент зачатия, – пробурчал Лёва. – Не обращайте внимания, продолжайте.

– Ой, вы бы видели, Лев Семёнович, что здесь творилось ещё недавно! – от воспоминаний Полина Моисеевна даже схватилась за сердце. Хотя она только ориентировочно представляла, где оно находится. Дай бог нам всем такого же дилетантства в её возрасте. – Пьянки, гулянки до утра, неоднозначные женщины, громкая музыка с барабанами.

«Я пропустил много интересного», – подумал Лёва.

– С появлением Татьяны Васильевны жизнь Игорька упорядочилась, – продолжила старушка. – Он обстиран, сыт, с виду доволен жизнью.

– Так что же вас волнует? – спросил Штейн.

– Его глаза! – чуть не всхлипнула женщина. – Как-то мы столкнулись в коридорчике и я весело спросила: «Как дела»?

– И что?

– Он так посмотрел! – прошептала Полина Моисеевна. – Как Маугли, попавший к людям после долгих лет жизни среди диких зверей!

– Сильное сравнение, – восхитился Лёва. – Маугли тоже потом привык и даже влюбился, если я не ошибаюсь.

– У Киплинга никто не задумывался о прописке, – напомнила старушка.

– Другие времена, другие интересы, – хмыкнул Штейн. – Там можно было купить любовь одной тушкой антилопы.

– Всё шутите! – сказала Полина Моисеевна. – А ведь считаете мальчика своим другом.

– Чем же я могу помочь? Если только отбить Татьяну Васильевну. Хорошо, ради товарища взойду на этот эшафот. Но зачем я ей нужен? У меня в паспорте тоже написано «койко-место в общежитии». И вообще, вы же сами рассказывали, как Игорь катился по наклонной. Что же плохого в нынешней ситуации?

– Вот, – произнесла старушка, – вы задали самый важный вопрос. Не знаю, мой ответ. Хотя ещё недавно сама убеждала Серёжу, папу Игорька, в том, что лучше Танечки ему не найти. А теперь я вся в сомнениях.

– И я тоже, – буркнул, почёсывая волосистую часть черепной коробки, Лёва. – Обещаю основательно подумать над этим вопросом и в ближайшие дни  доложить. Ладно, где ваш гвоздик?

– За кого вы меня принимаете? – обиделась Полина Моисеевна. – За столько лет жизни в одиночку я научилась вкручивать даже шурупы, а не только мозги соседям.


(продолжение следует)