(ЦИКЛ "КАМЕНЫЕ ДЖУНГЛИ")
LEVEL 10
Он медленно, словно в полусне, выбирается из-под арки. После хранимого кирпичными сводами сумрака свет неожиданно ударяет в глаза. Неприятно, но ничего не поделаешь. Ему нужно туда. Вон в то кафе.
Осталось всего два уровня, а мать забрала компьютер. Но не страшно. Кафе уже рядом.
Пересекает площадь. Вон в том доме с остроконечной крышей, где два каменных льва ощерились у водостока – когда у них в пятом классе была экскурсия, им сказали, что это называется, кажется, барельеф – там кафе. Три евро у него есть, должно хватить.
На площади – воскресный рынок. Палатки, зонтики, киоски. Пройдет еще два часа, и все они, как в сказке, растворятся в воздухе до следующей субботы. Таков порядок. Похожая на старую белку торговка под полосатым зонтиком разложила на аккуратно составленных вместе ящиках орехи. Кому орехов?
Ему орехи не нужны. А яблоки, груши, сливы? - чистые, биологические! Недорого. Нет, и они не нужны. Жареные колбаски? Нет. А что тогда?
Он не знает сам. Он вдруг как-то вообще перестал понимать, зачем оказался здесь, среди этого гомона и многоцветия, что он здесь потерял. Ему было нужно... нужно... Некоторое время он бесцельно кружит по площади. Тем временем погода начинает портиться, небо мрачнеет - бездонную, бездумную голубизну его все больше заливает серым, черным; ветер полощет края зонтиков, заворачивает их, рвет с лотков бумагу, перекидывает стояки; все приходит в движение. Надо бы домой. Где его дом? Он вздрагивает, трясет головой и понимает, что забыл. Он чувствует, что все на площади, невзирая на приближающийся ураган, бросают свои дела и смотрят на него. Только на него одного.
И тогда он взлетает, и поднимается все выше, выше. Очень высоко. Отсюда уже отлично видно лабиринты черепичных крыш и торчащие тут и там трубы. Еще выше. Накрывшие скучный булыжник площади зонтики пестротой своей похожи на неухоженую клумбу, и ветер треплет все сильнее эти диковинные цветы, а под ними копошатся мелкие букашки – но теперь ему до них совершенно нет дела. И в кафе ему, в общем-то, не нужно. Он уже давно прошел все уровни.
Площадь в обрамлении прихотливых старинных зданий, отдаленные утесы многоэтажек, весь город продолжают уходить от него вниз и куда-то вбок, пока совсем не скрываются из виду.
***
LEVEL 6
У него – мать, у Петера – отец, вот так получилось. А его собственный отец в тюрьме сидит, потому что человека сбил, насмерть, и притом еще пьяный был. А тот прямо под колеса. По тормозам ударил – поздно.
Отец и раньше страшно ездил - дергал с места, оставляя за собой пустую полосу, оборачивающихся людей. В глазах зажигалось нечеловеческое, первобытное - лучше было на него, такого, не смотреть тогда.
А мать и не смотрела уже. Сначала, когда он вечерами играть уходил, кричала, что если бы она знала, что он из игрового зала вылезать не будет, и чем все кончится, ни за что бы за ним в чужую страну не поехала, и все такое. А потом вдруг успокоилась и стала своих одноклассников искать и с лысыми дядьками переписываться – одно плохо, что не отлепить ее теперь от компа было никак. То раскраснеется, глаза горят - а то, наоборот, плачет, слезы ручьями, и все равно что-то там щелкает. Отец домой вернется – а она вообще ноль внимания. Тот взглянет, плюнет, хлебнет из горлышка, дверью хлопнет - и по газам... Ну и доездился.
Зато теперь, когда они вдоем остались, ему собственный комп купили. Уломал - мол, не надо мне ни одежды, ни чего, все у меня есть. Так что теперь никто никому мозги не правит, и играть можно в свое удовольствие. Главное ведь – научиться быстро стрелять, тогда враг падает, кровь фонтаном, и можно дальше. Вот бежишь, например, с автоматом - а кругом стены, стены, переходят одна в другую, вьются хитрыми поворотами, и много дверей по бокам– попробуй угадай, из какой выскочит?.. Хоп! - готово! - этого так уложил, что аж башка отлетела. Снова стена – высокая, гладкая, неприятная чем-то. Он прямо спинным мозгом чует за ней подвох - но надо перелезать. Потому что за ней – следующий уровень. А ему обязательно нужно на следующий уровень.
У Петера мать от отца ушла и уехала с новым мужем в другой город. Они его на суде спросили, с кем он хочет, и Петер сказал, что с отцом. А чего ему в другой город? А отец работу потерял. А тут еще и кризис. Ну он и запил. А пособие-то не резиновое. Иногда у них дома даже хлеба не было, Петер к ним заходил. Они на кухне брали, что было, на сковородке там, котлеты остались со вчерашнего, или йогурты в холодильнике. Много, правда, никогда не было, но все - таки.
Мать недавно нашла у него в куртке нож, крик устроила. А как он без ножа на дискотеку пойдет, она об этом подумала? Он тогда ушел из дома и остался у Петера ночевать, она его телефон все равно не знает. Мобильный, то есть. А домашний уже месяц назад все равно за неуплату отключили. Они что-то выпили, у его отца из шкафа взяли. Потом Петера двое друзей пришли, турки. И они все пошли на дискотеку. Но по дороге зашли еще к одному другу покурить. А потом он понял, что вот окно, прямо перед ним, и ему надо только два шага сделать, и в это окно выйти, и это самое правильное решение - потому что сразу станет легко. Но Петер его в последнюю секунду за ногу схватил и втянул обратно. Петер хороший друг.
Петер боится, что отец от пьянства умрет, прямо при нем. Позавчера еле откачали. Когда скорая уехала, Петер ему позвонил. Он у матери денег из кошелька взял, пока она там со своими одноклассниками болтала, и они пошли в кафе играть. И пива взяли, им продали. Петер вообще выглядит на шестнадцать.
Шесть уровней он прошел, а седьмой ну никак. Гладкая стена, реально не за что зацепиться – и ведь почти уже на самом верху был, а тут один в него со спины выстрелил. Ну и все сначала. Просидели до двенадцати, и вдруг он чувствует, что ему плохо. В смысле, перед глазами все плывет и в ушах шум какой-то. А он ничего, кроме пива, и не пил. И Петер какой-то рядом раздвоенный, и говорит таким громким басом, что хоть уши затыкай – а другим вроде и нормально, никто не оборачивается. Он тогда здорово испугался и домой пошел. Мать с порога набросилась, из-за денег. А у него в голове опять грохот, словно шкаф с посудой опрокинулся. Он что-то ей сказал и ушел к себе, и дверь запер. Она там за дверью стучала, кричала что-то, а потом замолчала – наверное, жаловаться пошла одноклассникам своим.
Он лег не раздеваясь, но никак не мог заснуть. Всего-то ведь три уровня осталось, Петер так вообще на пятом застрял. Завтра он это дело добьет. Только выспаться надо, а то в голове шумит, и шорох какой- то, из того угла, где шкаф. Кто бы это мог там быть? Но нет сил встать проверить, страшно. Мать позвать? –нет, ни за что, слушать, какой он мерзавец - спасибо.
Вот чего она ругается все время, как будто он ей вообще не сын? Любит повторять: «если бы я знала». Ну, типа, ни за что бы тебя не завела, если бы знала, какой ты вырастешь, и вообще что с нами всеми здесь будет. А он что, просил ее сюда за отцом ехать, и его заводить? Она только из-за него все это и сделала - он все отлично слышал, как она кричала. Так что отец и виноват во всем, а не он. И вообще, зря Петер его назад в окно втянул. Вышел бы с седьмого этажа, и все.
Снова шорох.
Преодолевая себя, он медленно поднимается, подходит к столу и включает компьютер. В угол лучше не смотреть, не надо... Мертвенно-голубое сиянием экрана освещает комнату. Вот и вошел. И побежал... Скорее, скорее. Вот уже и стена.
***
LEVEL 3
...Они позапрошлым летом к бабушке ездили. Большой дом, но грязный, и в подъезде запах – здесь таких и не бывает. У Петера дом даже похож немного, такой же серый и с разводами, и разрисованный даже еще больше, зато в подъезде чисто. А там даже ящики для газет все пожгли, как будто война.
Бабушка на предпоследнем этаже живет. Обои смешные, разноцветные. В большой комнате – в цветочек, в маленькой – в полоску. А у них везде - просто белые. На стул сел – нельзя качаться, потому что он и так качается. Сломается, а на новый денег нет. Вышел на балкон: внизу машины тесно-тесно стоят, а подальше – гаражи, перед ними дядьки на бревне. Далеко внизу под ним женщина с коляской, одной рукой за коляску, другой за дверь в подъезд, чтобы не закрылась - пытается войти. На балконе места только на одного: рядами банки стоят, и горшки из-под цветов. И еще лыжи беговые. Чьи это лыжи? Бабушка говорит, мамины. Попробовал представить: мама на лыжах. ЧуднО.
Из комнаты доносится обычное: мама зовет бабушку в гости, бабушка не едет. Она не любит Германию, потому что там немцы, и зовет их обратно. Мама плачет. Куда они обратно? Он родился и в школу пошел в Германии, в России и не сможет. Он знаешь какой ленивый! Измучилась я с ним совсем, ничего не хочет. Да и она что будет здесь делать, там хоть пособие дают. Учить надо было русскому, говорит бабушка. Совсем оба на ребенка плюнули, этот твой как наркоман, да и ты не лучше, загипнотизировал он тебя, что ли. Вот зачем дитё завели?! – думала, хи-хи да ха-ха, будет еще одна игрушка – а ребенком-то заниматься надо, мало ли, хочется – не хочется, учить его надо всему. Учить! Мама плачет. Его попробуй выучи. Хорошо вот ей говорить, издалека – а приехала бы, да и попробовала сама. Внук все-таки, между прочим.
Женщина с коляской смогла зайти в подъезд. Он тоже уходит с балкона. Некоторое время он бесцельно кружит по комнате. Чем бы заняться? – компьютера у бабушки, конечно же, нет. По телевизору – старому, громоздкому, с выпуклым экраном, с блеклым цветом – показывают какой-то странный сериал про убийц и рекламу пива. Разного. Он не знает многих русских слов, поэтому смотреть неинтересно. Почитай, предлагает бабушка – но в шкафу только русские книги, а он не знает русских букв. Да и вообще не любит он читать. Не привили любовь к чтению, говорит бабушка, и они с мамой снова начинают ругаться про буквы, а он ложится на старенькую кушетку. Она тоже качается под его весом. Поспать? Он закрывает глаза под их бормотание, не вслушиваясь в смысл – и постепенно его дыхание выравнивается, и он, сладко посапывая, поворачивается во сне, утыкаясь носом в смешные, в цветочек, обои.
И удивительно хорошо ему спится здесь, в этой крохотной, пропахшей жизнями нескольких поколений, квартирке, вдали от неуютного, слишком для него большого дома. Холодного, с насквозь белыми стенами, который все чаще посещают призраки несбывшихся надежд, а по углам шипят колченогие проблемы; дома, где каждый из них все больше играет в свою собственную игру.
***
Бабушка, а помнишь, как мы тогда в подкидного дурака играли? Мне было восемь лет, или даже семь. Мы сидели за большим круглым столом, а на нем скатерка с кисточками, и солнце яркое в окно, а на обоях от него желтые пятна - и на люстре огоньки разноцветные, помнишь? Мы с папой против тебя с мамой, двое на двое; нам с ним друг друга никак нельзя было топить, и мы под конец так здорово натренировались, что с полувзгляда друг друга понимали. А ты вместо козыря другую карту положила - и сидишь как ни в чем не бывало, думаешь, мы не заметим, но мы-то заметили! – и потом все долго смеялись. А потом пошли чай пить с земляничным вареньем, которое ты на даче у своей подруги варила, где сосновый лес. Такое вкусное варенье, бабушка! У тебя еще есть?
Бабушка, я слышал, как ты ругала моего папу и говорила, что ты бы от него обязательно ушла, потому что он бесхарактерный. Но бабушка, пойми, как же мы можем уйти, если это наш папа! Ты ругаешь его за то, что он ходит играть и мама из-за этого плачет – ну не расстраивай ты ее, ведь она твоя дочка! И мы оба с ней очень любим папу.
Он вздыхает во сне, переворачивается, и голубые волны, теплые и соленые, как бабушкин пирог с вязигой, и в то же время медово-сладкие, обволакивают и качают его... Пусть солнца лучи пройдут сквозь меня - так, что кончики пальцев засветятся розовым - и отступят, уйдут, забудутся все тревоги, печаль и боль. Я снова стану маленьким и счастливым, как тогда, воскресным майским утром в солнечной комнате, и буду кружиться в этих лучах, и не страшна мне тогда темнота с ее обманчиво теплыми, но такими безжалостными вблизи огнями. Бабушка, милая, забери меня к себе, а ? – я обещаю, что буду ходить за хлебом в булочную с твоей смешной авоськой с дырками, и выучу русские буквы, и в русскую школу тоже буду ходить - а по вечерам мы с тобой будем смотреть твой пузатый телевизор!
***
LEVEL 7
Он проходит седьмой уровень! Ура. Теперь осталось совсем немного. Отрывается от экрана, бредет на кухню. Что-то поесть. На часах – полтретьего. Завтра, кажется, контрольная по немецкому. Или по английскому. Ничего, еще успеет выспаться. Вот колбаса. Еще два куска. Может, ему сейчас повезет - так далеко никто из них еще не заходил. Снова комната. Экран голубовато светится в темноте, потом переходит в экономный режим и только слабо мерцает. В углу опять кто-то зашуршал. Не обращать внимания. Щелк. Экран загорается ярче.
Он не замечает, как мать входит в комнату и выдергивает шнур из розетки. Он кричит. Экран гаснет и разбивается.
***
LEVEL 13
...Он пролетает над городом. Выше, выше, прямо к солнцу - ему теперь прямо туда. Сколько ему еще осталось жить? – а впрочем, какая разница, век мотылька все равно недолог. Он летит, трепеща крылышками. Уже совсем далеко внизу остаются крыши, дома, города, материки. Где его мама? – с такой высоты ее уже не разглядеть.
***
Утро. Солнечный свет настолько ярок, что чувствуется даже сквозь закрытые веки. А если смотреть на него через пальцы руки, они будут светиться розово-красным. Сегодня все дома и никто никуда не бежит.
Сквозь полудрему он слышит звяканье ложечек на кухне, неспешный разговор – а потом постепенно и комнату, где он спит, заполняет сладкий воскресный запах свежего кофе. Так не хочется открывать глаза, ну пожалуйста, еще немножечко ... Он слышит, как они входят в комнату и останавливаются у его кроватки. А кроватка-то скоро станет совсем мала! – мама с трудом сдерживает смех, и ему не надо открывать глаз, чтобы догадаться, что это отец щекочет ее своим ставшим за ночь колючим подбородком.
- Пойдем, не буди его, пусть еще поспит!