Выход

   
"Семьсот шестнадцатый, "Арсенальную" проезжайте без остановок и следуйте до конечной станции. Повторяю..."
— Ты слышишь, что говорит диспетчер машинисту? – спросил Маринин Суворова. Тот кивнул головой.
Они ехали в первом вагоне поезда метрополитена, и стояли прямо возле перегородки, отделяющей машиниста от пассажиров. Весь вагон перебежал в противоположную сторону от группы с винтовками М–16 в руках и смотрел на неё перепуганными глазами.
— Нас будут брать на конечной станции, – сказал Француз. – Сейчас ставят оцепление, снайперов, крепят бронещиты, готовят газовую атаку...
— Да чёрта с два! – закричал Маринин. Снизил голос: – Уйдем катакомбами.
— Чего? Какие такие катакомбы? – спросил Седой.
— Увидишь, дай только проедем "Арсенальную".
Проехали. Моня прикладом винтовки два раза изо всей силы ударил по двери машиниста. Заорал:
— Тормози поезд или буду стрелять. Это угон!
Водитель не среагировал. Александр Маринин (Моня) передёрнул затвор и в упор выстрелил в замок двери. Та распахнулась. В вагоне дико закричали. Моня влез к машинисту и приставил ему ствол к голове. Состав резко затормозил и остановился. В вагоне продолжали кричать. Дмитрий Донцов (Димедрол) наставил на сбившихся в кучу пассажиров автомат. Хрипло сказал: "Буду стрелять в тех, кто кричит". Вагон умолк. Владимир Суворов (Седой) проговорил Моне:
— Саша, что дальше?
— Где сорок вторая отметка? – с угрозой в голосе спросил тот у машиниста и прикладом разбил динамик селекторной связи, где запрашивали остановившийся поезд. «За поворотом, вон там», – дрожащим голосом ответил водитель, указывая направление рукой. «Медленно двигайся туда» – «Слушаюсь». Поезд проехал с сотню метров. «Вот она», – указал пальцем машинист на белую отметку на стене. Над ней отсвечивала цифра 42. «Дай фонарь, открой дверь, и как только мы выйдем, двигайся без остановок до конечной станции, если хочешь дожить до пенсии», – проговорил Маринин. Водитель протянул большой аккумуляторный фонарь, нажал кнопку, и двери вагона открылись. Группа беглецов вывалилась наружу. Моня включил фонарь и махнул рукой машинисту: «Пошел!». Двери закрылись, и состав рванул с места как ужаленная шершнем лошадь, прогремел всеми вагонами и исчез за поворотом. Наступили тишина.
— Саша, ты, надеюсь, соображаешь, что делаешь? – спросил Седой  Маринина.
— Наверное, соображает, – сказала Леся. – Катакомбы есть. Их строить начал ещё Иван Грозный. В СБУ знают о системе ходов под Киевом. Говорят, есть даже секретная линия метрополитена до самого Чернобыля. Вопрос в том, как в эти катакомбы попасть. После "перестройки" следы исчезли.
— На Подоле знают всё, – уверенно проговорил Маринин. Подошел к отметке и стал шагами отмерять расстояние, удаляясь в глубь тоннеля. Все двинулись за ним. Наконец он остановился, посветил фонарём, и все увидели ржавый щит, на котором полустертыми буквами было написано: «Не влезай – убьёт – 380 v ».
— Вот это то, что нам нужно, – сказал внук бабушки из Киево–Могилянской академии. Он попытался открыть щит, но ручек не было. Пришлось снова стрелять в щель между дверцами. Это помогло. Двери распахнулись и все увидели, что за щитом ниша, в ней есть ещё одна дверь, а прямо на ней панель кодового замка, на котором тускло блестели кнопки с цифрами.
— Вот это да! – проговорила Леся. – Наш отдел до сих пор ищет вход! — Мы – не ваш отдел, – отрезал Маринин и стал набирать код. Набрал. Через пять секунд стальная перегородка гулко отошла в сторону, и перед глазами беглецов предстал низкий коридор, освещённый тусклыми лампами. Все залезли в щит и через него зашли в дверь. Моня привёл «Не влезай – убьёт» в исходное состояние и набрал код на втором замке, изнутри, – двери закрылись. 
Двинулись вперёд по узкому, низкому, едва освещённому пыльными лампами коридору. Седой с удивлением в голосе спросил:
— Моня, откуда ты всё это знаешь?
— Моя бабка работала в Киево–Могилянской академии.
Шли дальше. Несколько раз над головой прошелестели летучие мыши, едва слышно свистя своими ультра звуковыми радарами.
— Саша, а твоя бабушка кем работала в академии? – поинтересовалась Леся.
— Это не для СБУ.
— Да я же там уже давно не служу!
— Хороший мент – мертвый мент. Что чекисты – что менты...
Коридор стал подниматься.
Длинный с трудом волок на себе пулемёт. Из военного автобуса USA army успели забрать много нужных вещей. Пояс и грудь Длинного были обмотаны пулемётными лентами. В карманах лежали гранаты. За спиной болталась М–16. За поясом торчали запасные магазины. К ноге был привязан нож.
Коридор стал спускаться.
Маринин нёс в руках винтовку. За поясом торчали два армейских кольта. За спиной – рюкзак, набитый патронами. На шее – связка гранат.
Коридор стал поворачивать вправо.
Француз нёс на плече автомат. Все карманы были набиты запасными магазинами. За спиной торчала труба ПТУРа (противотанковая управляемая ракета). На шее висел брусок пластита с детонатором.
Коридор стал поворачивать влево.
Димедрол нёс на шее М–16. На плече волок гранатомёт. За спиной тянул рюкзак с гранатами. Из карманов торчали магазины с патронами.
Коридор расширился. Потянуло свежим воздухом. Снова над головой стали носиться летучие мыши. Седой спросил у Парковщика:
— Серёжа, как рука?
— Болит. Но терпимо. Леся хорошо перевязала. Она захватила в автобусе аптечку. 
Шли дальше. С потолка капала вода. Дорогу перебежала стая крыс.
— Саша, а куда ведёт этот старинный коридор? – спросила Леся у Мони.
— Сталин знал. Но он умер.
— Так ты тут тоже в первый раз?
— Естественно. Я же не похож на сумасшедшего, который сам лезет в могилу?
— Да нет, не похож.
— Вот я и не лез.
— А бабка лазила?
— Военная тайна.
— А она жива?
— Аналогично.
Коридор закончился круглым залом, залитым призрачным светом электрических ламп, горящих в половину мощности. По периметру зала темнело семь дверей. Над каждой дверью висела табличка с семизначной цифрой. Пол был ровный, залитый бетоном. В центре зала стоял круглый стол из металла. И всё.
— Да.., – сказал Седой. –  Камера инквизиции. Очень похоже.
— Давай присядем, – проговорил Длиный. – Меня уже ноги не держат. Плевал я на инквизицию.
Все согласились. Упали на пол, тяжело дыша. Было ясно, что путь пройден немалый.
— Моня, что за дверями? – спросил Седой.
— Откуда я знаю?
— А бабка?
— Понимаешь, я её почти никогда не слушал. Она всё меня учила, учила... А я ничего не запомнил. Теперь жалею.
— Но код то запомнил?
— Я его учил год.
— Ох, Саша. Хоть не забудь его. Может, придется идти обратно. Двери, как я вижу, закрыты.
—  Откуда ты знаешь? Сейчас проверим.
Маринин поднялся и стал проверять двери. Седьмая поддалась и со скрежетом открылась. Там виднелась винтовая лестница.
— Пожалуйста, господа, – шаркнул ногой Александр. – Путь можно продолжить.
— Моня, слазь–ка ты туда сам, чтобы не гонять по этой лестнице людей в полной экипировке. Оставь весь груз здесь, а мы тебя подождём.
Маринин согласился и, взяв с собой один пистолет, стал подниматься по лестнице. Были слышны его шаги, которые вскоре затихли. Француз вытащил сигареты. Закурил. Сказал:
— Попали в дерьмо. Хуже, чем в Алжире.
— Попали, – согласился Димедрол. – У меня, кстати, сегодня вечером должно было быть застолье. День рождения. Сорок пять лет.
Все посмотрели на именинника.
— Дима, – сказал Седой. – Ты мой друг, но я поздравлю тебя на свободе. И, наверное, тогда у тебя этих дней будет два.
— Это точно, – поддержал Парковщик.
— Да уж, – неясно согласился Донцов.
Загудела лестница от шагов возвращающегося Маринина. Он прыгал через три ступеньки, и грохот стоял невыносимый. Доскакал до последней и выпрыгнул из двери.
— Есть выход, – сказал.
— Куда? – спросил Француз.
— Вы не поверите. Ха! Бабушка, наверное, меня сильно любила. Выход есть. В Киево–Могилянскую академию. В центральный актовый зал.