В юности иногда совершаешь поступки, последствия которых следовало бы просчитать заранее. Но, как известно, если бы молодость знала, а старость могла…
История, о которой хочу рассказать, произошла в те далёкие годы, когда вышел приказ, разрешавший офицерам с высшим образованием поступать в институты иностранных языков. Это был ещё один результат поездки импульсивного Хрущова в Америку, помимо повсеместного выращивания кукурузы и развития химической промышленности.
Я воспользовался появившейся возможностью, и поступил в московский институт на факультет английского языка.
На меня, можно сказать, свалилась манна небесная: помимо очередного отпуска, мне теперь полагались 10 дней, не считая дороги, для сдачи экзаменов на зимней сессии и тридцать дней летом для летней сессии. Начальство билось в истерике, но сделать ничего не могло – приказ министра обороны.
В институте требовали, как говорится, без дураков, и всё свободное лейтенантское время я посвящал изучению английского. Пособий для отработки произношения, кроме пластинки профессора Трахтерова, не было никаких, и меня посетила ещё одна, как мне тогда показалось, удачная идея.
Не теряя времени, отправился к начальнику метеостанции, где стояла мощная принимающая аппаратура, и попросил разрешения приходить в обед слушать передачи на английском языке. Майор, не колеблясь, согласился, только попросил, чтобы я написал ему рапорт с этой просьбой.
Я тут же написал, и уже через пять минут сидел, как радистка Кэт с наушниками на голове, слушая диктора БиБиСи. Англичанин читал диктант, а параллельно его можно было принимать на телетайп. Поэтому, написав диктант, затем исправлял ошибки, сверяясь с напечатанным текстом. Не занятия, а сказка! И я совершил очень быстро прорыв в освоении языка.
Но откуда мне было знать, что майор с моим рапортом прямиком отправился в особый отдел. Ни о чем, не подозревая, с той минуты я оказался, как пишут в детективах, под колпаком. Впрочем, было бы очень странно, учитывая специфику службы, если бы такого не произошло. Проверка длилась больше месяца, пока контрразведчики не убедились, что имеют дело не со шпионажем, а с лейтенантской, как бы это помягче сказать, наивностью.
В один прекрасный день, я торопливо проглотил в столовой картофельное пюре и куски удивительно жилистого мяса, политого чем-то ядовитым, вся эта радость в столовском меню называлась «жаркое по-домашнему».
Надел в раздевалке шинель и собрался бежать на метеостанцию. Около меня вдруг, будто из-под земли, вырос старлей из особого отдела. Ковыряя спичкой в зубах и глядя куда-то в сторону, он равнодушным голосом спросил, не на метеостанцию ли я тороплюсь? Ответил, что, да, туда.
Выругавшись по поводу поваров и качества мяса, из-за которого он чуть зуб не сломал, старший лейтенант повернулся ко мне, и, глядя в упор, сказал: «Не ходи туда больше». «Хорошо», - ответил я, и побрёл в штаб, в свой отдел.
По дороге, как-то тоже, неизвестно откуда, рядом оказался начальник особого отдела. Без всяких преамбул он мне сказал: «Володя, купи себе «Спидолу» (был тогда такой транзисторный приёмник), и слушай дома всё, что хочешь. Понятно?». «Так точно, товарищ подполковник!», - ответствовал я. Особист сразу утратил ко мне интерес, и исчез так же непонятно, как и появился.
Много лет спустя я понял, что меня просто пожалели.
А могли сломать и службу, и жизнь. По-всякому случалось.