Черный лес

Рик Освальд
Я не знаю что случилось
Моя дверь закрылась.
Оказался на улице я
В окна смотрю крича

Возьмите на руки, к сердцу прижмите
Возьмите...
Возьмите на руки, к сердцу прижмите
Возьмите...




Часы пробили восемь.На город медленно опускался туман, скрывая от глаз людей лучи уходящего за горизонт солнца - это значило, что наступала ночь. Черная, вязкая, промозглая, окутывающая холодом. В окнах домов появились живительные огоньки - электрический свет, разгоняющий тени. Люди спешили домой, к этому свету, подальше от тесных улиц мегаполиса. Никто не ругался, не пихался локтями, не дрался за место в трамвае - удивительно, но именно так. Теплые мысли об уюте семьи грели их души и не позволяли сорваться в бездну злой и холодной темноты. Где-то там, у фундаментов каменных громад, обитали те, кто не имел ни дома, ни семьи, но еще хранил тепло внутри себя, укутавшись в старое пальто и сидя у костра, разведенного в железной бочке. Выживать в таких условиях сложнее - и сегодняшняя ночь не стала исключением: источник тепла одного из обитателей улиц иссяк, как то бывало уже не раз, и жизнь выпорхнула из уставшего тела с последним выдохом. Его друзья будут верить, что она никогда не прекратится, а останется где-то рядом с ними, охраняя и оберегая тепло их сердец. Лишь изредка та новая жизнь будет отлучаться - то упорхать вверх, в шпилям небоскребов, то спускаться вниз, в бесконечные тоннели подземки, чтобы напугать тех, кому хорошо и поддержать тех, кому плохо. Один из обделенных поднял голову вверх, с грустью посмотрев на зарево электрического света, сжал в кармане пальто маленький крестик, сделанный из двух старых деревяшек, и тихо, словно бы только для себя, произнес:
- Да спасет Бог твою душу.
В отличие от тех, кто добирался до дома на трамвае, укутавшись в старый, но теплый шарф, обитатели вершин рассекали улицы города на роскошных, сияющих хромом, автомобилях, садились в богато убранном вестибюле небоскреба в скоростной лифт и спустя пять минут обозревали мегаполис из широких окон, наслаждаясь великолепным видом. На стенах пентхаусов висели картины, на которых были изображены высокие раскидистые деревья, усыпанные красивыми и блестящими плодами, венчающими растение. Туман скрывал улицы, оставляя высокому взору лишь светящиеся гигантские вывески и длинные, как спицы, шпили, вонзающиеся в небо.
Случилось так, что среди этого густого леса одним осенним вечером потерялся ребенок. Он просто пошел с мамой погулять, мама зашла в магазин, оставив мальчика поиграть в детской комнате, и почему-то не вернулась. Она не вернулась в пять часов, не вернулась и в семь; ребенку давно уже расхотелось играть, а когда в восемь часов пробили часы на одной из башен и торговый центр открылся, ему стало совсем плохо. Женщина, следившая за детьми в игровой комнате, сказала ему что-то вроде того, что уже поздно и комната закрывается, печально посмотрела на него и аккуратно вывела наружу, сразу же заперев дверь на щеколду. Мамы так нигде и не было. Становилось темно, мальчику было страшно, холодно и грустно, не из-за того, что температура упала почти до нуля, но потому, что он не знал, куда пропала его мать и что с ней случилось. Ребенок медленно пошел по опустевшему вестибюлю торгового центра, хлюпая носом и кутаясь в детское пальтишко. Жили они, конечно, простовато: едва хватало на еду и на одежду, отца мальчик не помнил вовсе, но у них с мамой было собственное место, где сиял электрический свет, и он был счастлив и согрет. Теперь тепло внезапно пропало. Ребенку очень хотелось, чтобы кошмар прекратился, что он сейчас зайдет за поворот и столкнется со своей матерью, и она поднимет его на руки и крепко-накрепко обнимет, и они снова пойдут вдвоем домой. К сожалению, за последним поворотом он увидел лишь светящуюся надпись "Выход".
На улице было совсем холодно. Скорее всего, ночью пойдет первый этой осенью снег. Мимо с грохотом протащился трамвай, заполненный теми, кто уже спешил домой. Длинная блестящая машина с легкостью обогнала трамвай и унеслась вдаль. Где-то далеко звучала сирена полицейской машины. Малыш медленно шел по улице, глядя себе под ноги - там расстилался узор уличной плитки. Наступила ночь, и единственным источником света остались уличные фонари, которые казались мальчику очень высокими, а светящиеся лампы - неимоверно далекими и холодными.
- Эй, мальчик! Постой, сюда нельзя.
Полицейский, грохоча тяжелыми ботинками, быстро подошел к ребенку и взял его на руки. За его спиной малыш успел заметить крсную ленту, на которой была написана фраза "Не пересекать".
- Там может быть опасно. - Полицейский посмотрел мальчику в глаза. - Не слишком ли позднее время для маленьких детей? Тебе нужно домой.
Малышу захотелось заплакать, но он подумал, что слезы тут же замерзнут, и очень испугался этого.
- Я не знаю, где мой дом. - Едва слышно произнес он. - Мама за мной не пришла.
Возможно, сердце полицейского в тот момент сжалось, но спустя секунду он сделал серьезное лицо, опустил мальчика на землю и потянулся за рацией:
- Прием, прием, пост номер триста двадцать. Код Circus.
Из динамика что-то прошуршало.
- Я снимаюсь с дежурства. На пятнадцатой авеню убийство, пришлите кого-нибудь вместо меня. - Полицейский повернулся к мальчику. - Пойдем, малыш, я помогу тебе добраться до дома. Пойдем в машину.
Но того уже нигде не было. Полицейский удивленно посмотрел на место, где несколько секунд назад стоял мальчик, ринулся было в проулок, но так никого и не нашел. Рация снова зашуршала:
- Пост номер триста двадцать. Код Circus. Стивен, ты где там пропал? У нас тут улики, будем брать по горячим.
Полицейский еще раз окинул взором улицу, убедившись окончательно, что она пуста, развернулся и медленно побрел к месту преступления, тяжело вздыхая. Дети в этом городе часто пропадают, а у мальчика были такие добрые голубые глаза...
Малыш смотрел на полицейского со второго этажа соседнего здания. Он очень испугался холодного и серьезного лица высокого человека в форме и просто-напросто убежал. Ночь сгущала краски, в воздухе появились первые снежинки. Дверь квартиры резко открылась, на площадку пролился яркий свет. Мальчик повернулся и увидел толстую тетку с непонятной прической.
- А ну пошел вон отсюда, голодранец! Ишь чего вздумал! А ну, вон! - Её лицо скривилось в злобной гримасе. Мальчик было открыл рот, но от ужаса смог только прохрипеть что-то нечленораздельное, оступился и кубарем полетел с лестницы. Дверь захлопнулась. Малыш, растянувшись по лестничной площадке пролетом ниже, тихо, почти беззвучно плакал. Рот наполнялся чем-то соленым и теплым. Мальчик совсем не испугался разбитой губы и крови, но ощутил холод кафельной плитки. Холода он боялся больше, и именно это заставило его подняться на ноги. Тело жутко болело. Медленно и аккуратно, вытирая воротом пальтишка кровь с лица, ребенок спускался по лестнице. Дверь подъезда с противным скрипом открылась. На улице шел снег. Огромные снежные хлопья медленно падали на мостовую, укрывая строгие плиточные узоры. Снег добавлял в этот чернильный мир белизны, поднимал настроение и не давал падать духом. Все бы хорошо, но он такой холодный... Мальчик, сильно хромая, шел по проулку, оставляя на снегу следы. Нога саднила. Где же его мама? Вдруг ей так же холодно и страшно, она ищет сына, ищет, но никак не может найти? На миг мальчику показалось, что он больше никогда её не увидит.
Из-за дома показался человек, такой же высокий, как полицейский, но выглядел он совершенно по-другому: старое затасканное пальто почти до ботинок, вязаная шапка по самые глаза, непонятной формы сверток за спиной.
- Дружок, как ты сюда попал? - Прохрипел он. - Тебе же холодно.
У ребенка не было сил ответить, и он, позабыв про своий страх замерзших слез, вновь тихо заплакал. Человек наклонился к нему, и малыш увидел испещренное морщинами лицо. Но он вовсе не испугался - глаза человека были добрыми.
- Пойдем, у меня кое-что есть для тебя.
Мальчик кивнул, взял доброго человека за руку, и они пошли. Через пятьдесят метров малыш увидел небольшой проем между зданиями.
- Иди. Садись поглубже, сейчас я дам тебе вещей потеплее. - Нищий взял в руки свой бесформенный сверток и извлек оттуда старый грязный матрас. Он опустился на колени и расстелил его в проеме.
- Вот. Так лучше, а то земля совсем холодная стала. - Прохрипел он. Затем человек стащил с себя пальто и укрыл им мальчика, словно оделом, и сел рядом. Малыш чувствовал, как постепенно засыпает - впервые за вечер ему было не зябко, но тепло.
- А у меня мама потерялась...
Нищий посмотрел на мальчика и тихо погладил его по голове.
- Ты найдешь её. Обязательно. И она тебя тоже найдет.
Так они и сидели вдвоем, у подножия очередного каменного небоскреба, безо всякого света, греясь лишь присутствием друг друга. Обессилевший от тяжких испытаний и горькой печали, мальчик уснул, покрепче укутавшись в одеяло. Человек рядом с ним сидел, изредка вздыхая, и сжимал в руке маленький крестик, сделанный из двух старых деревяшек. Вздох. Вздох. Вздох...
Снег прекратился.

...

Часы пробили восемь часов, на сей раз утром. Мальчик открыл глаза, по-прежнему ощущая тепло пальто, которое отдал ему бродяга.
В тот вечер одна спасенная жизнь стоила целых двух.