Рыцарь проснулся в своей кровати и посмотрел на часы. Была половина десятого. Довольно поздно, но не особенно. Будильник снова не сработал. Холодная спальня, серое утро, узкая кровать, мятые влажные простыни, привычные кошмары. Посмотрел вверх.
В ванной, плеснув в лицо холодной воды, взглянул в зеркало: серое угловатое лицо, синева под глазами, множество старых шрамов. На правом плече татуировка - большое красное сердце с торчащими из него трубками аорт, внизу живота – колючая проволока, витиевато спускающаяся в пах, от звезды между ключицами ползут две гадюки. Сел на бортик ванной, закрыл лицо руками. Ничего не происходит, но откуда странное чувство, будто что-то необратимо изменилось? Да, определенно, что-то не так, не на своём месте. Что-то поменялось. Но что?
Натертое ремнями бедро саднило. При мысли об облачении в доспехи Рыцарь поморщился, его лицо приняло страдальческое выражение, оттенок которого продолжал витать, пока он жевал невкусный бутерброд, запивая его отвратительным растворимым кофе. Быстро покончив с завтраком, спустился вниз, выбрал рапиру потяжелее и упражнялся два часа без перерыва. У Рыцаря была своеобразная манера боя – говорят, что, глядя, как человек танцует, можно понять, каков он в любви, наверное, нет ничего невероятного в предположении, что манера вести поединок проясняет характер фехтовальщика. Рыцарь был склонен избегать лишних движений, постоянно уклонялся и выжидал, умудряясь долгое время скупо передвигаться на небольших участках пространства, если же наносил удар, то наверняка, вкладывая в него всю силу и концентрируя всю волю в одной единственной точке. Стремления к славе или смерти у него не было. Он просто старался лишить противника желания и возможности продолжать бой. Возможно – навсегда. Но «лишить возможности вести бой» и смерть - суть разные вещи.
Позднее Рыцарь стоял у окна. В руке лежало копье - он держал его так, точно был канатоходцем, а копье - шестом, помогающим удерживать равновесие. Снаружи было тоскливо, унылый туман так и не рассеялся, да и с чего бы.
Рыцарь думал, что пора идти совершать новый подвиг во имя Прекрасной Дамы. «Вернее во имя Безумного Валета», - в очередной раз мысленно поправил сам себя Рыцарь и горько усмехнулся. Однако что-то удерживало его – Рыцарь продолжал смотреть в окно, а мысль о том, что нечто невероятно важное невозвратимо изменилось, вернулась с новой силой и клевала рассудок, как навязчивая голодная птица. Почти физически ощущая, как рассасывается остаток дня, как время уходит далеко за полдень, Рыцарь начал серьезно беспокоиться – как бы там ни было, надо идти. Потом внезапно понял, что у него совсем нет никаких идей насчет того, что же следует совершить сегодня, и это озадачивало – раньше с Рыцарем такого, не случалось. Он задумчиво потер подбородок и закурил. Наверное, следует немного выпить и подумать, что же следует предпринять.
Однако алкоголь нисколько делу не помог и Рыцарь решил, не смотря ни на что выдвигаться, надеясь, что вдохновение посетит его в дороге. В конце концов, если так будет продолжаться, то он до самого вечера никуда не поедет и день пропадет понапрасну. Поэтому Рыцарь покорно облачился в чернёные доспехи, сел на своего механического коня и отправился в путь. Однако в дороге, под мерный стук титановых подков, его посетила совсем неожиданная мысль - Рыцарю вдруг подумалось: а почему он так опасался никуда не отправиться, почему он думал, что если никуда не идти, не искать подвигов и вообще не ввязываться в сомнительные и опасные истории, день пройдет зря? Да, действительно, почему? Раньше такие мысли не приходили, вероятно, они возникли вслед за утренним ощущением перемены. Довольно удивительные и, наверное, неправильные мысли, надо сказать. Почему они были неправильными, и в чем конкретно это выражалось, Рыцарь внятно сказать, пожалуй, не смог бы, но он отчетливо ощущал, что с ним определенно что-то не так и нынешние размышления явно свидетельствуют именно об этом. Поэтому он просто продолжал скакать, куда глаза глядят в смутной надежде, что рано или поздно подвернется какой-нибудь симпатичный подвиг. Одновременно Рыцарь понимал, что если отчетливо не видеть цель, то нечего и думать о том, чтобы ее достигнуть – невозможно достигнуть того, о чем не имеешь внятного представления.
В результате, к наступлению темноты Рыцарь мимо ходом спас честь одной принцессы с постным лицом, довез до дому хлебосольную старушку, угостившую его домашним пирогом с вишнями, нашел в болоте какое-то большое склизкое чудовище, но оно не показалось ему опасным, поэтому он направился обратно к дороге и по пути напугал до полусмерти двух людоедов, потому что сильно перемазался в грязи, а в сумерки сами понимаете, что может померещиться в лесной чаше да еще на голодный желудок.
С каждым часом Рыцарь ощущал, что им все больше овладевает странная тревога, и это начинало пугать. Нечто непонятное, не имеющее названия не давало покоя, единственное, что Рыцарь понимал относительно ясно, это то, что тревога походила на чувство, которое должен испытывать человек, внезапно сознавший, что он заблудился и сильно этим удивлен, потому что не покидал хорошо знакомой ему местности.
Поздно ночью, стоя под душем, смывая с себя густую болотную грязь, Рыцарь подумал, что вся эта хандра пройдет и завтра он, как ни в чем не бывало, отправится и совершит настоящий серьезный подвиг, так, как это происходило раньше и все вернется на круги своя.
Однако еще немного спустя, сидя в кресле с широким стаканом, на дне которого позвякивали кубики льда, плавающие в остатках виски, Рыцарь понял, что завтра ничего не изменится, во всяком случае, в сторону «так, как раньше» и что на самом деле он это почувствовал еще утром, нечего себя обманывать. Единственный способ разобраться в ситуации, это обнаружить, в чем же состоит случившаяся перемена. Рыцарь трезво смотрел на вещи – довольно необычное качество для Рыцаря – и не сомневался более, что перемена и правда имеет место. Факты налицо – он не знает, какой подвиг совершить и нечего удивляться, что в конечном итоге, делает бессмысленные поступки, а под занавес оказывается в болоте. Да, необходимо найти все составляющие, отличающие его «раньше» от «теперь». Наверное, если внимательно отслеживать события, то в самые ближайшие дни он обнаружит и вычленит всё, что стало происходить «не так» и потом, поразмыслив как следует на этими фактами, сможет понять, отчего это происходит. Рыцарь решил, что единственно верное – это надеяться, что он сумеет проследить связь событий и анализ следствий приведет его к причине, осознав которую можно будет если не исправить ситуацию, то хотя бы как-то приспособиться и продолжить жить дальше. «А возможно и не продолжить», - хладнокровно подумал Рыцарь, свернувшись в неудобной позе, засыпая на своей узкой жесткой постели.
Как и следовало ожидать, в последующее время дела пошли из рук вон плохо. Более того – все становилось только хуже. Последние два дня Рыцарь вообще не выходил из дома, лишь изредка тоскливо поглядывал в окно, испытывая непонятный и непреодолимый ужас перед отрытыми пространствами и внешним миром в целом. Мысль о том, что время уходит, что он куда-то опаздывает, что-то важное не успевает сделать и потом будет уже слишком поздно, терзала Рыцаря, как разъяренная тощая гарпия. Хуже всего было то, что Рыцарь решительно не понимал, куда он так смертельно опаздывает и что именно страшное из-за этого происходит. Однако то, что вот так сидеть и ничего не делать никуда не годится, Рыцарь понимал довольно хорошо. Но когда он задавал себе законный вопрос, а что же нужно делать вместо сидения, то не находил ответа. Много раз пытался собираться, порывался куда-то ехать, но мысли путались, Рыцарь задерживался дома то под одним предлогом, то под другим, пока, наконец, все не пришло к тому, что он вообще перестал выходить наружу. И странное дело, хотя Рыцарь сидел дома целыми днями, забросил все занятия и много спал, он постоянно чувствовал себя усталым, просыпаясь сильно за полдень настолько разбитым, будто вел все эти дни изнурительный поединок с невидимым коварным врагом. Никакое понимание, разумеется, так и не пришло. Глаза Рыцаря потухли и запали, окруженные явственной нездоровой синевой, как у тяжело больного, скулы заострились, и только красное сердце на плече было таким же ярким, как всегда.
Наконец, в один из дней Рыцарю все-таки удалось выбраться из дома – это было довольно трудно, точно неведомая сила опутывала его тело, сматывала и без того нестройные мысли в непонятный клубок, пульсирующий в горячечной голове. Смеркалось, и Рыцарь с горечью подумал, что раньше к этому часу он успевал немало сделать и подумывал о возвращении домой, а сегодня с наступлением темноты он еле-еле выехал и начал неуверенно двигаться по дороге, сам толком не зная, куда направляется.
Двигаясь в темноте, без всякой определенной цели, Рыцарь скоро начал дремать прямо в седле, сломленный той необъяснимой и беспричинной усталостью, которая жестоко изматывала его последнее время. Конь – даже если он механический – все-таки требует, чтобы кто-то управлял им и указывал путь. Когда этого не происходит, конь начинает блуждать так и эдак, повинуясь таинственным цифровым вспышкам в своей отполированной, украшенной полудрагоценными камнями голове, и совершенно неизвестно, к чему все это может привести.
Очнувшись от неприятных, мелькающих полусновидений-полувоспоминаний, в которых в единый муторный клубок склеились болезненные мысли, невоплощенные мечты, обманутые надежды и боль от многочисленных ран, полученных во время былых похождений, Рыцарь посмотрел вперед, непроизвольно напрягся внутри своей кожи и обреченно выдохнул: «Нет, только этого не хватало!»
Прямо перед ним темнел большой каменный дом, точно врастающий в стоящую за ним покрытую высокими деревьями гору. Казалось, что дом, огромный и таинственный, продолжается там, внутри горы. По опыту Рыцарь знал, что так и есть. В маленьком окошке у высоких кованых ворот уютно горел свет, значит хозяева не спали, могли услышать стук копыт и возыметь желание узнать, кто пожаловал в столь поздний час. Руководствуясь этими соображениями, Рыцарь постарался как можно скорее убраться восвояси, не желая встречаться с кем бы то ни вообще, а с хозяевами этого дома особенно. Однако Рыцарь имел неосторожность подъехать слишком близко – откровенно говоря, вообще не имел никакой осторожности и клевал всю дорогу носом – именно поэтому не успел ничего предпринять. И вот - распахнулась небольшая калитка в воротах, из которой полился теплый желтоватый свет, и прямо перед расстроенным Рыцарем возник хозяин дома собственной персоной.
- Добрый вечер, - сказал он мягким ласковым голосом.
- Добрый, - нехотя отозвался Рыцарь, не желавший показаться невежливым.
- Не ожидал тебя здесь увидеть. Выглядишь усталым, - голос зазвучал немного встревожено - думаю тебе лучше зайти внутрь.
Рыцарю это никак не улыбалось, однако внезапно он понял, что чувствует себя совершенно ужасно, а обратный путь трудно назвать близким. После короткого колебания, Рыцарь спешился и, следуя за хозяином, вошел в дом, миновал длинный темный зал и свернул в небольшую боковую комнату с узорчатым коричневым ковром и большими удобными креслами. На потертом низком столике стояли две рюмки, початая бутылка густого сладкого портвейна, лежала серебристая зажигалка рядом с открытой шкатулкой – настольный портсигар с несколькими видами сигарет.
- Кого-то ждешь? – подозрительно спросил Рыцарь, быстро просчитывая в уме наиболее удобную позицию для ведения боя в этой комнате и оптимальный путь наружу.
- Нет, - вздохнул хозяин, и Рыцарю показалось, что тот немного смутился.
Рыцарь и сам чувствовал себя довольно неловко, украдкой рассматривая хозяина. По меркам волшебных существ тот был еще очень молод, поэтому в человеческом облике имел вид немного бесцветного юноши с длинными, слегка вьющимися льняными волосами. Один глаз был водянистого голубоватого цвета, а второй закрывала темная кожаная накладка на ремешке. Собственно это и было причиной неловкости – повязка возникла в результате давнего поединка с Рыцарем, совершавшим очередной подвиг.
Самое неприятное, что ни одна из сторон, участвовавших тогда в поединке, особенно заинтересована в награде – кажется, очередная принцесса или какая-то ценная безделка – не была. Рыцарь просто совершал славный подвиг, Дракону, как это обычно бывает в таких случаях, просто не дали ничего объяснить, и он поневоле держал оборону в надежде, что со временем все как-нибудь разъяснится. В результате, Дракон лишился глаза, а следом за ним и сознания, Рыцарь, в свою очередь, отбыл с места поединка на носилках. Хуже всего, что, случайно столкнувшись на приеме у Короля, старавшегося поддерживать хорошие отношения с поданными, независимо от их национальности, они не узнали друг друга. Рыцарь не узнал Дракона, потому что не видел его в человеческом облике, а Дракон, невзирая на молодость, имел страсть к чтению и был несколько близорук, ну и Рыцарь опять же не всегда был закопченным и в шлеме…
Дракон расстраивался из-за того, что вся эта сексуальная революция и межрасовые браки привели к неприятным последствиям – будучи результатом пламенной любви Ведьмы и Дракона он не то чтобы стопроцентный дракон – все-таки не очень большой и головы всего три в образе змея, а не двенадцать, как у папы и с пламенем порой лажается….и не Колдун, иначе бы давно себе заимел новый глаз, а так что-то даже не уверен, что…. Рыцарь, понятное дело, сочувствовал, и со своей стороны горько сетовал на то, что никакие подвиги не в силах изменить сложившуюся у него безнадежную ситуацию, предмет воздыханий неизменно холоден, лукав, противоречив и невнятен. Более того, все настолько плохо, что Рыцаря стали посещать сомнения в идеальности сего предмета, что, согласитесь, решительно никуда не годится и сводит на нет саму идею рыцарства как такового.
В ходе этого несколько грустного, но, как ни странно, приятного диалога, Рыцарь и Дракон, наконец, узнали друг друга и немедленно разбрелись в разные стороны зала: Дракон немного занервничал, а Рыцарю стало ужасно неловко, он почувствовал себя виноватым и, чтобы скрыть это, принял суровый вид.
И вообще с тех пор изо всех сил старался больше никогда не появляться в окрестностях большой драконьей норы у горы. Дракон со своей стороны не любил навязываться и вообще не испытывал оптимизма в отношении знакомства, завязавшегося при таких удручающих обстоятельствах. Строго говоря, Дракон вообще к оптимизму склонности не имел, часто засматривался в одну точку и нередко впадал то в тревогу, то в меланхолию. Рыцарь в былые времена, напротив, никуда не впадал, отлично знал, что ему следует делать, а если и сомневался, то, как правило, недолго, и вообще старался не допускать антирыцарстких умонастроений.
И вот теперь, пожалуйста, – сломленный, усталый и расстроенный Рыцарь сидит в мягком кресле в маленькой гостиной Дракона, украдкой посматривает на кожаную накладку и ломает голову над вопросом, почему на столе заранее стояли две рюмки. В конце концов, Рыцарь подумал, что самый верный способ что-то узнать это просто просить, что и сделал. Дракон ответил, что живет он совсем уединенно, как легко заметить, и нередко становится настолько грустно и немного даже страшновато, что он ставит на стол две рюмки… нет, он не надеется, что среди ночи кому-то взбредет в голову наведаться в гости к Дракону, от этой мысли он далек, но просто так, чтобы была иллюзия, в общем …короче говоря…. и Дракон смешался окончательно. Рыцарь по привычке задумчиво потер подбородок и закурил. Дракон, в свою очередь, задал вопрос, как Рыцарь оказался у ворот его дома, к тому же в столь странном для себя настроении и вообще не такой, как обычно, насколько Дракон может судить, не имея близкого знакомства… Рыцарь подумал, а почему бы и не рассказать, может быть с Драконом тоже когда-нибудь происходило нечто подобное, или с кем-то, о ком Дракон слышал и Рыцарь сможет почерпнуть какие-то полезные для себя сведения. Выдыхая тонкими струйками ароматный дым он принялся рассказывать все с самого начала, с того, как проснувшись однажды утром, почувствовал перемену…. По мере рассказа Рыцарю стало казаться, что после того, как он признался кому-то в происходящей с ним беде, ему стало легче, хотя и ненамного. Кроме того, Рыцаря сильно тревожила мысль, что обстоятельства сложились таким образом, что говорит он о своих злоключениях с Драконом, что довольно странно, надо признать.
Дракон слушал задумчиво и не перебивал, а только время от времени смотрел своим грустным водянистым глазом на Рыцаря. Когда тот закончил и с надеждой посмотрел на слушателя, Дракон помолчал немного, а потом тихонько ответил, что насколько он понимает, Рыцарь просто разлюбил своего Валета, каким бы сей последний ни был – идеальным или нет - да и в сущности это не важно, и, как следствие, потерял всякий резон совершать подвиги. И – что гораздо тревожнее - жить в целом, видимо тоже. Рыцарь, конечно, мог бы вступить в спор, но очевидность сделанного Драконом вывода бросалась в глаза.
Рыцарь уныло вздохнул и опустил голову. Постепенно ему начало казаться, что та самая странная усталость накрывает его слишком сильно, точно погружая в тесный войлочный кокон, голова стала неимоверно тяжелой, как неуклюжий чугунный шар, склоняющийся все ниже, пока не оказался на коленях у Дракона. Предметы задрожали и стали расплываться, а на языке Рыцарь явственно ощутил характерный горький привкус – он отлично помнил его, потому что раньше ему уже много раз доводилось умирать. В голове, как в безнадежно сломанном механизме проносились последние электрические вспышки мыслей, о том, что Дракон отравил его, вероятно, это из-за глаза, потом более отчетливо – нет, глаз тут не при чем; улыбающееся лицо Валета вечность назад – так давно, что лицо расплывается от времени. Закрывая глаза, вступая в смерть, Рыцарь почувствовал почти невесомую теплую ладонь Дракона, успокоительно касающуюся его волос.
Рыцарь не знал, что эта смерть - окончательная, необратимая, подлинная смерть. И что именно она и была переменой, терзавшей Рыцаря на протяжении последнего времени. Дракон, выслушав Рыцаря, сделал единственное, чем можно было помочь – помог остановить существование тела и вступить в смерть целиком.
Рыцарь, изо дня в день свершая подвиги, не знал, что Валет состарился и умер столетия назад, и беда в том, что это был последний Валет, как и Рыцарь оказался последним Рыцарем, и предпоследним из остававшихся еще сказочных созданий.
Дракон неподвижно сидел на диване, боясь потревожить Мертвого Рыцаря, чья голова неловко лежала на коленях Дракона. Он очень боялся этого момента, потому что только Рыцарь может убить Дракона, и если так сложится, что смерть придет за Рыцарем раньше, Дракон останется последним волшебным существом, обреченным на неизбежное и унылое бессмертие. Одинокая слеза покатилась из единственного глаза Дракона.
Сам того не замечая, он тихонько гладил мертвую голову.
Дракону было
очень,
очень,
очень
страшно.
05.07.2011г.