Малороссийские штуки-7. Орест

Александр Скрыпник
Несколько рассказов со сквозным сюжетом... прям повестушка получилась.

- И?- инспектор снял черные очки и потер переносицу. Тень улыбки мелькнула на веснушчатом лице оператора – что толку-то прятать красные глаза?
- И через оплаченных двое суток кабинка вернулась вот с этим… - на стол перед инспектором лег прозрачный пакетик. Тот, не прикасаясь, брезгливо осмотрел заскорузлую от крови мочку уха с проблескивающим датчиком.
- Что предприняли?
 - Наши секьюрити побывали в Гетьмановке. В эту поездку никто клиента не видел, у  своих  приятелей он не появлялся.
 Последние слова о «приятелях» насторожили инспектора, он цепким взглядом скользнул по лицу туроператора, и тот быстро поправился:
- Хотя… может, скрывают?
  - Это уже не первый случай невозвращенцев в вашей фирме, - бесцветный голос инспектора не предвещал ничего хорошего.
 - Второй. Но – если учесть общее число клиентов…
- В ваших интересах вернуть беглеца. А пока ваша фирма в черном списке, - инспектор хлопнул дверью.
- Хлопай… хоть тресни! – скривился  туроператор. – Где его искать-то? Может, его и в живых там нет?


...Каразин прикатил в Аничков к мазурке.  Трещал паркет, иллюминация была отменной – три тыщи свечей, не меньше, оттого было душно, ноябрь выдался довольно теплым. Несмотря на позднее время, знакомых лиц было еще не много, постоял в нерешительности, пока не увидел родную унылую фигуру у колонны.
-  Федор! Бон суар!
Глинка ожил:
- Василий! Редкий гость! Ты теперь, говорят, больше в императорском…
- В прошлом, Федор, в прошлом… Где вы, Александровы златые времена!..
- Да-да… - Глинка рассеянно озирался.- А все ж ты нынче в фаворе, оно и понятно – малороссийский Ломоносов, университет открыл в этом, как его…
- В Харькове. В Казани вот еще. Да ты кого ищешь?
- Я тут с полонеза еще… Говорят, Александр сюда сегодня заглянет…
- Пушкин? Похоже на то, судя по иллюминации. Он и в Москве-то все чаще у Корсаковой…
- Да и понятно: обжегшись по молодости в полутьме, когда и лиц-то не видать, а наутро… - приятели негромко рассмеялись в унисон. Глинка , озираясь, снял белые перчатки. – Душно, брат Василий Назарович. А ты…
- Я тоже рандеву ищу. И тоже не с дамой… Ты Ореста не видел?
- Сомова? Нет. Хотя… Коли Пушкин будет, то и Орест заявится: он давно уже  Александра в примы метит…
- Не согласен?
- Н-ну, - Глинка , проводив взглядом  молоденькую особу, отвлекся. – Отчего ж Пушкин непременно? Если не Измайлов , то уж Жуковский точно в историю войдет… А то вот еще! – оседлав литературного конька, оживился поэт. – Вдруг начал Орест нахваливать очередного земляка… как его… Микола Яновский, кажется. Почитал я его «Ганца Кюхельгартена» - ей Богу! – дурной перевод «Луизы» Фосса!
- Яновский? Гоголь-Яновский? – это ты напрасно, Федор! Я тут в рукописях в издательстве у Сомова пролистал его прозу о Малороссии – он еще всех нас удивит!
- Канальство! И Толстой здесь! – Федор повернулся спиною к залу. – Я ему состояние должен уже… Так ты говоришь, у него чутье?
- Удивительное чутье на таланты у Ореста! Бывало, фамилию только услышит – уже приговор готов! Так он здесь ? Не вижу пока…
- Да как на глаза-то попадется? – он же фрондер у нас! Ни разу не видел танцующим на балах… Не удивлюсь, если он и танцевать-то не умеет!
Каразин не поддержал смеха приятеля, насупился:
- Скажи, Федор… Ты волов запрячь сумеешь? Кувшин саблею расколешь?
Глинка удивленно посмотрел на Каразина: открытое, какое-то по-детски моложавое лицо, вьющийся волос, припухлые губы… как его интриганом при дворе почитают? Открытый ведь, искренний человек
- Тебе бы, Василий Назарович, - понизил голос Глинка, - на эти темы с Рылеевым было…
- Оставь! – весь подобрался Каразин. – Никогда не понимал дурного этого заимствования! Отчего это мы все в Европе гильотины видим? Нет бы – университеты…
- Да вот он! – вдруг разрядил напряжение Глинка. – Орест собственною персоною!
К ним приближалась худая нескладная фигура – Орест Сомов.

                С П Р А В К А
Удивительна судьба О. Сомова…
 Начать с того, что крайне скудны сведения о его детстве и юности на Украине – только из его произведений.  Да и в литературной  жизни Петербурга, куда занесла его судьба, Орест Михайлович  был фигурой своеобразной. Литератор Сомов, стоявший у истоков формирования  русской прозы, произведения которого перекликались с творчеством Пушкина, который поддержал дебют Гоголя,  полтора десятилетия  определял «живое лицо»  литературных журналов и альманахов столицы…
 И в то же время, рано уйдя из жизни, Сомов был тут же забыт современниками, уйдя из памяти как друзей, так и недругов.
                По материалам литературоведа Н. Н. Петруниной.