День с утра не задался. Иван оправдал это тем, что не выспался, а с невыспавшейся головой садиться на трон – все равно что не садиться вовсе. Потому что никакие государственные дела на ум совершенно не пойдут.
– Ты, когда спать хошь, чо делаешь? – сладко зевая и потягиваясь, спросил он царя-батюшку.
– Иду спать, – нисколько не задумывась, ответил тот.
– А ежели, скажем, послы?
– Ну и пошлю этих послов. Им все равно делать нефига у нас, ходят мух от безделья шшитают, могут и в другорядь приехать.
– А ежели по делу приехали?
– Ну тогда в приемной пущай потолкутся, проникнутся важностью момента, пока я с народом общаюсь.
– С каким народом?
– Да кому какое дело с каким? Ты ж сказал – я спать хочу, ну вот и даю храпака. А послы пусть думают чо хотят, раз им так приспичило, и в другой день они прийти не могут.
– Не, так нельзя, – подумав, сказал Иван. – Эт еще войну какую проспишь.
– Тем более хорошо. Раз войну проспал, значит, она кончилась без нас. Ну и на кой нам такая война, где и без нас обойдуцца?
– Где-то, может, ты и прав, только сейчас не могу отойти – времени у нас немного, не имею права договоренности нарушать. За неделю нужно успеть государство развалить до полного основания.
– Эт и за день можно, – беспечно махнул рукой царь-батюшка. – Вон, спроси у воеводы, он у нас теперь по всем делам спец, и по этим тоже.
Иван-дурак с ожиданием посмотрел на воеводу.
– Обычно до основания рушат мир насилия, – с важным видом объяснил тот, – но поскольку государство – это и есть инструмент насилия, то можно считать что до основания государство можно разрушить, – уклончиво ответил воевода.
– Это мы понимаем, – Иван-дурак уже входил в роль местного короля. – Ты о сроках скажи: за день можно все это сотворить? Или нереальные сроки?
– Можно, – уверенно кивнул головой воевода. – Смотря какие законы принимать.
– Ну и какие? Что из тебя как под пытками все выманивать надо?! – тут уже и царь-батюшка разозлился. – То метет, Емеля, как помелом, а то клещами слово вытаскивать.
– Это по всякому достигается, – важно ответил воевода. – Можно слушать верных человечков, небескорыстно, конечно. А говоря по простому – брать взятки и подношения.
– Не годится, – отрезал Иван-дурак, – слишком долго ждать результатов, хотя и дело стоящее.
– Не слушать никого, – развил мысль воевода.
– Может случайно выйти все наоборот, – после некоторой паузы все же отмел идею Иван-дурак. – Еще понравится, и царствовать оставят, вот тогда точно не сносить нам головы…
– Ну тогда только народное недовольство, а народ своими силами все разнесет на клочки, – заключил воевода.
– Дело, конечно, говоришь, – согласно покачал головой Иван. – Осталось решить, как это недовольство вызвать.
– Запретить им что-нибудь! – довольно мстительно предложил царь-батюшка.
– Умываться по утрам! – тут же подхватил воевода.
– Не то, – сказал Иван-дурак.
– Я знаю! – вдруг загорелся царь-батюшка.
– Тоже не запретишь, этим же в темноте занимаюцца, а как ты в темноте нарушителей ущучишь? – Иван был неумолим.
– Ну тогда не знаю, – насупился государь, он же правитель в изгнании. – Любая хорошая идея моя тебе не всласть.
– Зато я, кажется, догадался, – Иван сделал паузу, смакуя, как на него жадно уставились две пары глаз, а потом торжественно заявил. – Мы им прикажем пить только из мелкой посуды, а лучше даже с блюдечка.
– Чего? – несказанно удивился правитель в изгнании.
– А того! Не собачками аккуратными, а наперстками! Или с блюдечка – на выбор. Что так, что так – много за раз не выпьешь, а то и дело наливать надоест.
– Ну это вряд ли, – засомневался воевода, – как раз это не надоест…
– Подожди, – остановил его царь-батюшка и испытательно посмотрел на Ивана. – Обоснуй!
– Сколько угодно! Это ведь забота о народном здравии! Если пьют из мелкой посуды, по любому влезет меньше обыкновенного. Бабам местным, конечно, на радость, а все остальные возмутятся. Ведь каждый свою норму знает, а тут ее ему уменьшают…
– Неплохо, – согласился царь-батюшка, – но надо бы и баб тоже как-то зацепить.
– Отобрать помаду и пудру, и дело с концом, – злорадно ухмыльнулся воевода.
– Вот о таких материях рассуждаешь, а как что дельное – так нет тебя, – накинулся на него государь, в смысле который правитель в изгнании.
– Нет, бабам ничего запрещать не будем, – решил Иван-дурак, – Наоборот, разрешим им все, что угодно. Вот пусть чо хотят, то и творят.
– Обоснуй, – заладил царь-батюшка.
– Я так решил, и мое мнение окончательное и обжалованию не подлежит, – скромно опустив глаза ответил Иван-дурак. – Нет женщины, которая бы отказалась от такой возможности, и я ее им предоставлю! Недаром меня называют в народе Иван I Справедливый.
– Как тебя называют? – ахнули в один голос царь-батюшка и воевода.
– Иван I Справедливый. Гортензия эта может себя Успешной называть, а я чем хуже? В конце концов, здесь мода такая – у руководителя государства обязательно кличка должна быть. А моя – не хуже любой другой. Гортензия ее, между прочим, знаете как называют?
– И как?
– Гортензий III Гордый.
– Почему Гордый?
– Дык есть чем гордиться – баба на шею села и ножки свесила, – съязвил Иван. – Небось все в государстве втихаря над этим потешаются.
– Ну и скажи, Справедливый, как мы по справедливости местных баб ущучим, чтоб им жизнь медом не казалась? Особенно когда их мужики не пьют, и они, получается, всем довольны. Да еще ты хочешь разрешить вытворять все, что угодно.
– Я уже передумал. Запретим на лавочках сидеть, – решительно объявил Иван-дурак.
– На каких таких лавочках?
– Вот ты вроде и государь, хочь и с рогами, а жизни народной толком не знаешь. У нас подле каждого дома лавочки, на них бабы сидят, семечки шшелкают и сплетни распускают. Где бабы – там и сплетни. Где нет сплетен – там недовольство, говорить не об чем…
– Дело! – согласился государь, и повернулся к воеводе, – Скажи что-нибудь!
– Язык мой – враг мой, – уверенно сообщил тот.
– И с этим не поспоришь, – кивнул Иван-дурак. – Ну раз ты такой грамотный, садись указы пиши.
Воевода с готовностью уселся за стол и взял в руки перо.
Первые результаты зачитанных на всех городских площадях указов проявились уже к обеду.
– Делегация к тебе, Справедливый ты наш, – довольно объявил воевода, пропуская взволнованную толпу мужиков, среди которых угадывались и те, с бантиками, которых они повстречали при первом знакомстве. Указы о бантиках вроде отменились сами собой, но подданные по-прежнему носили их, не снимая. Бантики уже выгорели на солнце и имели не столь праздничный вид, однако еще несли в себе память о прежней суровой власти Гортензиев.
– Ну и что за гул? – принял строгий вид Иван-дурак.
– С благодарностью, ваше светлейшество, – бросились ниц мужики.
– Говорите, – милостиво кивнул головой Иван-дурак.
– Вот Гортензиев этих мы всегда терпеть не могли, – решительно объявил их старый бородатый знакомый, так и не снявший бантик. – Мы ж еще когда вам рассказывали? – с надеждой посмотрел он на Ивана.
Тот недовольно нахмурился. Ну что, в самом деле, за мода напоминать верховному правителю времена, когда он был простым странником.
– Узурпаторы потому что, – тут же благоразумно перевел разговор в нужное русло мужик. – В смысле самодуры. А вот в вас видна жилка. Без рогов, а голова на плечах имеется.
Словоохотливый мужик покосился на насупившегося царя-батюшку, потом решительно продолжил.
– Бабы – они ж только языками чесать здоровы! Сядут на лавочку, и ля-ля-ля, ля-ля-ля целый день. А сплетни эти уже вот где сидят, – похлопал он себя ладонью по шее.
– Но вот вы их… Ух… – затряс кулаком его сосед. – Вот они где все теперь со своими разговорчиками.
– А главное – прихожу сегодня, все прибрано, обед сготовлен, и даже горячий, стоит дымиться, меня ждет. Ну я, само собой, налил-то всего ничего, – он показал сколько ничего большим и указательным пальцем, получилось ого-го как ничего. – А она говорит нельзя, указ вышел. Какой-такой, говорю, указ. Ну тут я и узнал, что узурпаторши-то нашей нету больше. А тут смотрю, вы. Мы ж с вами, можно сказать, из одного стакана, а тут такое… – растерянно завершил он.
– Дык чего хотите-то? – спросил, наконец, Иван.
– Дык, чего.. – растерянно повторил мужик, – известно чего…
– Ну?
– Рога-то крепкие, государственные, – уважительно скосил взгляд в сторону царя-батюшки мужик.
– А как ты думаешь, голубок, – поддержал разговор тот. – Это для тебя рога, а для меня – мозоли, натер на государственной службе, с таким усердием служил отечеству своему. За то и был изгнан. Не любят у нас ретивых-то. Тока, сдается, уходишь ты от ответа…
– Да ничего не ухожу. Мы чего сказать-то пришли. Погорячились вы. С бабами – правильно, не поспоришь, а с этим самым нельзя так – неудобно.
– Что неудобно? – нахмурил брови Иван.
– Ну, когда только из мелкой посуды…
– А вы из какой хотите?
– То есть.. Ну вы ж с нами… В смысле я хотел сказать… Как всегда.
– Как всегда было при Гортензиях. Вы хотите, чтобы они вернулись?
– Ваша светлость, узурпаторы ж…
– А значит, как раньше ничего не будет…
Иван даже на всякий случай за голову себя почесал – не прорезаются ли государственные рога, до того здорово сформулировал. А потом продолжил.
– Ну раз как сейчас не хотите, значит, завтра только из большой посуды, не меньше чем полведра! И крупными глотками! За ослушание – виселица или топор. Тут проявлю к вам милосердие – сами будете выбирать… На чем останавливаете свой выбор?
– Как всегда, – крупно сглотнули мужики.
– Как всегда не будет, я уже сказал. Виселицу или топор?
– И что, каждый день из большой посуды? – внутренне уже согласившись, спросили мужики.
– А вы как хотели? А, ну да… Тогда через раз. День из крупной, день совсем мелкой.
– А как же… похмеляться… – еще не веря услышанному спросили мужики.
– Из мелкой, если до этого была крупная, и наоборот, – не моргнув глазом ответил Иван и снова почесал голову. Нет, и следа рогов еще не было. Иван завистливо покосился в сторону царь-батюшки. А тот, словно прочитав его мысли, принял еще более гордый вид.
– А вы пробовали? – все еще с тайной надеждой на то, что это шутка, хором, глядя в рот Ивану, спросили мужики.
– Это вы теперь будете пробовать. Мое слово крепкое, государственное. День из такой, день из такой. И чтоб без шалостей! Палачи свою работу знают, а кому донести всегда найдется!
– Это ж вред для организма, когда наутро из такой капелюшки, – показал совершенно унизительную дозу большим и указательным пальцем бородатый предводитель.
– А вы не пейте совсем, – пожал плечами Иван.
И тут же получил тычок в бок от царя-батюшки.
– Непьющий народ – прямая дорога к бунту, чего мелешь? – с жаром зашептал он в ухо самозванцу.
– Потом, – отмахнулся от него Иван, и добавил визитерам. – Консультант наш абсолютно согласен с предлагаемыми мерами. Это ж пакет, вы понимаете или нет?
– Какой пакет? – совершенно опешили мужики.
– Обычный пакет – законодательных актов. Не слышали о таком?
Мужики отрицательно закивали головами.
– Совсем вас Гортензии распустили. Простое государственное устройство. Предлагается пакет законодательных актов. Один выносится на всеобщее обсуждение – вот чтоб бабы языки не распускали, например, вы ведь согласны с этим?
Мужики кивнули.
– Точно согласны?
– Ну конечно, это ж какое зло государству.
– Вот! Значит, принято единогласно. А остальное идет приложениями, в едином пакете, это не надо обсуждать, просто принять к сведению.
– Это обман, – вяло попробовали протестовать мужики.
– Это политика, – отрезал Иван. – А потому не вашего мужицкого ума дело, чем в ваше отсутствие государственные умы себя тешат. Идите и радуйтесь, что в ваших домах всегда будет чисто и сыто.
– А насчет этого дела?
– А насчет этого дела пусть жены ваши радуются. И насчет другого тоже, – озорно покосился Иван в сторону царя-батюшки.
Мужики все еще растерянно стояли, мяли шапки в руках.
Иван хлопнул в ладоши и посмотрел на воеводу.
– Народ доволен, народ можно уводить радоваться.
– Пошли! – сделал воевода призывный взмах рукой.
Мужики еще немного потоптались, и понуро побрели прочь.
– От зверюга, – послышалось откуда-то из толпы, но Иван так и быть не обратил на эти слова внимания.
– От ты правда, даешь, – восхитился царь-батюшка когда они остались одни. – Вернемся домой оставлю тебя тоже на недельку на троне посидеть, а сам с Марфой куда-нибудь в тихое местечко оттопыриться.
– Чего сделать? – не понял Иван.
– Отдохнем, значит. Эх ты, темнота, своего языка не знаешь. Ну да все равно. Вернемся, тебе ж прямая дорога на плаху. С самозванцами по другому нельзя. А ты самозванец дважды получишься – сначала здесь, а потом там.
– А как же насчет того, что троицу только любят? – довольно ухмыльнулся Иван, как будто не ему сейчас пригрозили голову за наглость отрубить.
– Знаешь, ты не бог, чтобы троицу любить. С тебя и пары раз много. Вон хочь воеводу спроси.
Они обернулись в сторону воеводы, но того и след простыл.
– По нужде небось отбежал, – решил царь-батюшка. – Это что ж, это бывает, даже у хорошего солдата, не то что у нашего воеводы. Хочь в присутствии двух царственных особ мог бы и выйти попроситься…
– Да не, – защитил воеводу Иван-дурак. – Зачем царям знать, что кто-то в народе писать хочет? Пусть уж сами со своими бедами справляются, без нас. А мы будем о стратегии думать…
Дальше http://www.proza.ru/2011/09/10/402