Абдулла молнией метнулся в сторону, оглянулся и ужаснулся. Хвала Аллаху!!! Чудом уцелел! Молодое тело ловкое, сильное, как у горного барса, не подвело – быстрота реакции позволила увернуться от смертельной опасности: брошенный в него кинжал ранил верблюда и надвое рассек красную шерстяную кисточку, украшавшую уздечку.
Убийца не успел уйти – младший брат Абдуллы Зиндан свалил его на горячий песок пустыни Сахары, и Абдулла поспешил на помощь.
Они были бедуинами из племени туарегов. Их род относился к высшему сословию верблюжатников агахар. Только у агахаров было право владеть и торговать верблюдами и оружием. Абдулла и Зиндан гордились своим происхождением.
Абдулла вспомнил, где он видел убийцу раньше. В его восемнадцать у него были феноменальная память и незаурядная наблюдательность. Такой нелепой, сутулой фигуры и прихрамывающей походки во всем Марокко не найти – точно, это его они с братом видели месяц назад, въезжая в город пиратов Эйссауйру. Он выпасал своих коз среди деревьев арганы*.
(*Аргана (лат. argania spinoza – железное дерево). Аргановое дерево можно встретить только в Марокко. Африканское солнце, воздух Атлантики, сухие каменистые почвы создают особые условия для роста этого удивительного дерева, возраст которого может достигать 250 лет. Масло из его плодов имеет высокое содержание витамина Е и обладает уникальными целительными свойствами – защитными, активирующими, регенерирующими и многими другими.)
Абдуллу с братом тогда рассмешило, как ловко его козы карабкались на колючие деревья, чтобы на высоте трех-четырех метров полакомиться плодами и листьями колючего дерева. Однако сейчас им было совсем не до смеха.
Тот факт, что пленник принадлежал к низшему сословию козопасов имгад, только осложнял дело. У туарегов было принято строго следовать принятым на территории Марокко законам арабского гостеприимства, и горе тем, кто не соблюдает строгие законы адафы**.
(**Адафа – в переводе с арабского означает «оказывать щедрое гостеприимство»).
Абдулла помог брату связать предателя, затем вынул кинжал, обтер верблюжью кровь и вставил кинжал в ножны. Дорогая вещь, ножны и рукоять кинжала была богато украшена сканью со вставленными в нее драгоценными камнями. В орнамент из фигурок животных арабской вязью вписано имя первого хозяина.
Ах, если бы Абдулла умел не только говорить, но и читать по-арабски: у туарегов свой разговорный язык тамашек и письменный – тифинаг.
Письменностью в племени туарегов владеют только женщины – хранительницы домашнего очага и традиций, поэтому они находятся на особом положении. В повседневной жизни некоторые из туарегов пользуются арабской письменностью, но Абдулла с детства слишком много времени проводит в пустыне, читать и писать толком на арабском языке так и не научился.
Счет родства у туарегов ведется по материнской линии, наследование имущества идет по линии отца, но убийца-козопас не по какой из линий не мог унаследовать такой дорогой кинжал.
«Точно не его кинжал, – думал Абдулла, хмуря свой изъеденный ветрами пустыни высокий лоб. – У козопасов не бывает именных кинжалов, украшенных арабской вязью, переходящих по наследству от отца к сыну».
Об оружии Абдулла, как туарег верблюжатник-агахар, знал если не все, то почти все. Определенно это не личный клинок козопаса-имгада. Надо бы выяснить, откуда он у него. Да как тут выяснишь. Суок ***(***Суок (Souk – в переводе с арабского «рынок») в пиратском городе Эйссауйре, переполнен всякими драгоценностями, в том числе и краденными, на нем можно купить все.
Власть в городе принадлежит пиратам, и Абдулле ли не знать этого. Но попробовать можно. Кинжал приметный, может, и выведет на хозяина, а значит, и заказчик станет виден. И как знать, может, эти знания и откроют завесу таинственного покушения на его жизнь?
Абдулла заботливо поправил тканевую повязку на лице брата. Мужчины рода туарегов должны были закрывать свое лицо, даже находясь у себя дома в шатре, – такой обычай предписан священной книгой мусульман Кораном.
Абдулле это нравилось: кожа у него на лице от природы не отличалась гладкостью, была бугристой и прыщавой. Каждый из туарегов верит, что духи чужака и его родни могут навредить им и что сила духов сосредоточена в голове человека, откуда выйти на свет может через рот, нос или уши.
Туареги до сих пор мужа-пришельца из другого рода заставляют закрывать лицо специальным покрывалом-чадрой. У большинства мусульман покрывало-чадру носит женщина, а у туарегов матриархат и чужаком является мужчина. У них такой обычай. Даже молодые супруги селятся поблизости от родственников матери жены, а не мужа. Потому их и называют кель тигельмуст – народ покрывала.
«А что, если козопас не случайно открыл свое лицо, а специально, чтобы привлечь мстительных духов своего рода?» – продолжал размышлять Абдулла. Беглого взгляда достаточно, чтобы заметить покрасневшую на солнце кожу на лице убийцы-козопаса, особенно ниже глаз – сильный контраст с загорелым обветренным лбом.
Туареги гостеприимны, как все племена, населяющие Сахару. Они уже много лет кочуют по пустыне. Места их кочевий изолированы двойным кольцом пустынь и гор. Туареги почти не пересекаются с соседними народами и мало что знают о нравах и обычаях своих соседей. Абдулла не исключение. Теперь он ломал голову, у кого и как получить интересующую его информацию, – ничего не мог придумать.
Несмотря на его юный возраст, к Абдулле часто обращались за советом люди старше его. У Абдуллы не было задушевных друзей, он считал, что и врагов тоже. Он ощущал себя частью безжалостной, знойной пустыни, сливался с ней, верил ей как себе.
С раннего детства чтил Абдулла законы арабского гостеприимства и своего рода, считал такое поведение своим основным талисманом и оберегом.
Кинжал, который он держал в своих руках, вдребезги разбил его прежний мир, строго подчиняющийся законам предков. Держа в руках кинжал, Абдулла начинал сомневаться во всем – в правильности и надежности своего мира прежде всего.
Абдулла стремился размышлять трезво, разглядывая открытое лицо козопаса-имгада: «Не чужак, свой – туарег. Убить меня хотел. Интересно зачем? Что я ему сделал? Я даже имени его не знаю».
Вчера вечером он пришел к их костру, и Абдулла, как следует хозяину, взял его под свое покровительство.
Каждый туарег чтит священный обычай помощи путникам, которым рады в любом доме. Этот обычай был понятен Абдулле, родившемуся в знойных, зыбучих песках пустыни Сахары. Здесь один глоток воды, позволяющий лишь смочить потрескавшиеся от жажды губы, мог оказаться дороже щедрого угощения. Жизнь на выжженной солнцем земле породила у туарегов, да и всех бедуинов, чувство солидарности. Разобщенность кочевых племен создала кодекс гостеприимства – адафа.
Любой путник в пустыне мог рассчитывать, что встретившиеся ему в пути люди поделятся с ним водой и пищей. Первое правило гостеприимства – бескорыстие Абдулла впитал с молоком матери и ни разу не нарушил его, всегда стремился оказать помощь, не думая о награде или выгоде.
Ведя караван через пустыню, он с вечера разжигал яркий костер и сам присматривал, чтобы тот не гас всю ночь, проверяя время от времени выставленных дозорных. Огонь должен быть ярким, тогда путник, ищущий ночлега, будет знать, что его здесь ждет радушный прием.
Костер по возможности разводили на песчаном холме, он служил своеобразным маяком в океане песков. Тот, кто по скупости слишком рано гасит огонь или укрывает его от посторонних глаз, не достоин уважения. Абдулла никогда так не поступал. Если дозорный, поддерживающий огонь случайно засыпал, а такое, конечно, случалось, то лай верного пса Абдуллы мог указать запоздалому путнику дорогу к стоянке.
Вчера поздним вечером Абдулла первым поднялся, как только услышал лай своего черного кобеля, первым поприветствовал козопаса радушной улыбкой. Как и принято, ни о чем не расспрашивал его: ни кто он, ни куда держит путь, ни как долго он намерен пробыть с ними.
Позаботился, чтобы ему было удобно, чтобы он чувствовал себя как дома, был по отношению к нему чутким и внимательным, удовлетворил все его желания. Ему первому подали кушанье, и Зиндан не покидал его, пока козопас не лег спать.
«Что я вчера сделал не так?» – снова и снова спрашивал себя Абдулла. Гость – пленник своего хозяина, он должен соблюдать установленный в его доме или караване порядок жизни: садиться туда, куда ему показывают, быть всегда в хорошем настроении, не повышать голоса и с благодарностью принимать все, что ему предлагают, даже если это всего лишь миска кислого молока.
«Разве гость не должен с почтением относиться к хозяину, приютившему его, и воздерживаться от недостойных поступков?» – недоумевал Абдулла. Он хорошо знал, как следует поступать с гостем, совершившим преступление на территории хозяина, – такой человек должен быть с позором изгнан.
А чтобы об этом знали все, нужно взять блюдо, на котором подавалась еда провинившемуся гостю, сделать в нем дырку и послать его в клан оскорбителя. Тем самым давая понять, что были нарушены священные законы гостеприимства. И тогда к виновному всегда будут относиться с презрением, с ним перестанут общаться, перед ним закроют все двери.
Таков кодекс гостеприимства, у каждого свои права и обязанности. И у гостя, и у хозяина.
Как ни крути, придется теперь везти козопаса до места кочевья своего рода связанным, а по приезде идти за советом к матери своей первой и пока единственной жены. Жену не стоит тревожить: Фатиме тринадцать, она на сносях их первенцем и сильно боится первых родов. И не напрасно. В пустыне часто умирают и младенцы, и женщины. Наличие гаремов продиктовано желанием выжить и сохранить свой род.
Абдулла очень мало времени уделял семье, с этим ничего не поделать – без него ни один караван не обходится. Лучше него никто не знает пустыню. Он смел, ловок, честен, ему неведома алчность. Жадность для проводников караванов – последнее дело. Грабь не хочу – пустыня все сокроет, но доверие богатых и влиятельных купцов из больших городов, таких, как Марракеш или Фес, легко потерять, трудно завоевать и невозможно восстановить.
В этот раз Абдулла всего второй раз сам без помощи своего отца вез груз самому султану Юсуфу бен Ташфину в прекрасный город Марракеш. Года полтора назад он один смог переправить через горные хребты Атласа наложниц целыми и невредимыми – для давнего друга султана, влиятельного человека из города Фес, что на севере страны Марокко.
Намучился, конечно, с одной из них: три раза из своего шатра выгонял, а ей хоть бы что, готова была прямо в самый зной демонстрировать ему татуировки из хны в своих самых интимных местах. Но Абдулла не поддался волнению плоти, отверг ее как женщину. Не стал объяснять ей почему. Разве она поймет, что он слово дал самому султану Юсуфу бен Ташфину доставить наложниц девственницами. И слово свое сдержал.
Мысли снова и снова возвращали Абдуллу, к случившемуся. Воображение рисовало один из возможных исходов, как барабанщик аменукалы – вождя племени туарегов – ритмично стучит по барабану, объявляя общий сбор кочевого племени. Знаком власти вождя был барабан, называвшийся эттебел и пользовались им лишь в исключительных случаях.
Абдула уже видел, как палач аменукалы делает свое дело, как безжизненное тело его, несостоявшегося убийцы, предают огню, как понуро расходиться по своим шатрам кочевой народ…
Но не мести жаждала его душа, а ясности. Почему он хотел его убить? Кто заплатил ему за убийство? Кто он, его тайный и коварный враг?
Абдулла прервал свои раздумья, остановился, послушал пустыню – она обещала наслать на караван скорую пыльную бурю. Надо спешить и не предаваться грустным и бесполезным раздумьям. Осмотрел рану на морде у верблюда – ничего опасного, и тут повезло. Попросил брата молчать о покушении, решил сам на привале допросить врага.
Не успел: когда Абдулла вошел в шатер с пленником, козопас был мертв, и никаких ран или других следов насилия обнаружить не удалось.
У Абдуллы остался приметный кинжал, необычное кольцо с крупным черным алмазом, снятое с мизинца левой руки козопаса, и богато украшенный самоцветами замшевый мешочек, плотно набитый монетами – дирхамами. Вот и все зацепки, других уже не найти.
Абдулла не сомневался, что козопас был наемным убийцей и его смерть только отодвигала развязку. Он боролся с желанием отстраниться от всей этой истории, окунуться с головой в дела, но что-то неуловимо изменилось в его восприятии действительности, появилась излишняя подозрительность и почти не распознаваемая обида на жизнь.
Жил ведь всегда по закону, пиратом не был, разбойником тоже. Кому помешал? Чем? Нет забыть, скрыть, проигнорировать этот случай не удастся. Как неприятно, но придется искать заказчика. Принятое решение и не сулило приятных моментов, тем не менее позволило Абдулле уснуть, на утро продолжать вести свой караван с ценным грузом для султана Юсуфа бен Ташфина по дороге к городу Марракеш.
Прибрежный город Агадир встретил путников свежим, влажным воздухом и крутыми волнами Атлантики. Караванщики искупались на уединенном пляже, обрамленном зеленью эвкалиптов, сосен и финиковых пальм. Абдулла сам сходил в город на суок и предпринял попытку узнать что-либо о хозяине кинжала.
Ему рекомендовали обратиться к кузнецу Мустафе, живущему в городе Эйссауйре. Сказали, что он знаток арабской вязи и сам за свою долгую жизнь украсил не одну сотню кинжалов и сабель.
Абдулла, как и всякий туарег, относился к кузнецам с презрением и опаской. Мать рассказывала ему, что кузнецы владеют тайными знаниями, могут повелевать стихиями и посему лучше держаться от них подальше.
Покончив с расспросами, Абдулла с братом прикупили семь великолепных арабских скакунов – резвых и гордых, всецело насладившись процессом торга – такова уж особенность марокканского суока, тут надо уметь торговаться.
Продавец заломил заведомо большую цену – так принято, так он получает удовольствие от процесса торговли. Почти час провели они у торговца лошадьми, торговались до хрипоты, сбили цену почти вдвое. Все остались довольны: и Абдулла со своими спутниками, и торговец лошадьми.
Настроение у Абдуллы после покупки лошадей заметно улучшилось, а свежезаваренный чай с мятой показался божественным напитком. На побережье самым распространенным национальным блюдом были тушеная в специальном коническом сосуде рыба с овощами – ею и поужинали.
Жизнь показалась бы Абдулле прекрасной, если бы не происшествие в пустыне. Засыпая, он продолжал обдумывать, как следует правильно повести беседу с кузнецом о злополучном кинжале. До Эйссауйры оставалось два дня пути.
По мере приближения к городу пиратов ветер усиливался. Но в самом городе было довольно приятно и на первый взгляд безмятежно. Убаюканная ветрами, утопающая в цветах, белая Эссауйра была наполнена ароматом леса, с которым работают многочисленные краснодеревщики. Здесь создают мебель из туи, лимонного дерева, кедра, и она веками хранит запахи ценных пород дерева. Белые дома. Синие ставни. Верблюды, бредущие берегом океана. Развешанные рыболовецкие сети. Порт, полный гомона чаек, блещущий чешуей, пахнущий рыбой. Отовсюду слышен гортанный говор населения. А еще сильный ветер и волны, расходящиеся барашками у скал. Рядом с морским портом готовят различную рыбу и продают морепродукты – омаров, лангустов, крабов, креветок.
Поручив Зиндану позаботиться об ужине и ночлеге для каравана, Абдулла отправился в одиночку искать кузнеца Мустафу. Нашел сразу. Дирхамы помогли развязать язык неразговорчивому старику Мустафе, но лучше бы он или молчал, или ничего не знал о кинжале.
Однако Мустафа узнал кинжал и с гордостью назвал хозяина, пустившись в приятные воспоминания о влиятельном и всеми уважаемом заказчике – самом султане Юсуфе бен Ташфине. Ох, и давно это было…
Без еды лег в эту ночь Абдулла. Гневом горели его выразительные, глубоко посаженные черные глаза, ярость кипела в крови. Множились вопросы в голове… За что? Почему? Зачем султан так решил заплатить ему за преданность и дружбу? О, сколько честолюбивых замыслов вынашивал Абдулла, рассчитывая на сотрудничество покровительство султана Юсуфа бен Ташфина.
Все было убито одним ударом кинжала, брошенного подло, в спину Абдулле рукой наемника. Где в этом поступке место чести? Как жить в мире, где возможно такое? На все, конечно, воля Аллаха. Но почему воля его хочет убить Абдуллу? Или спасти? Ведь жив же? От руки наемника еще можно стерпеть, но выяснить, что настоящий убийца – сам султан Юсуф бен Ташфин...
«Ох, зачем я не умер там, в пустыне?!» – терзал себя Абдулла.
Не спал он в эту ночь, ворочался, недоумевал, страдал. Но не в его правилах было отступать от обычаев. Решил прямо при встрече все рассказать султану и потребовать объяснений такого стечения обстоятельств. До Марракеша оставался день пути, день, который показался Абдулле вечностью.
Раскинувшись у подножья белоснежных гор Атласа, под тенью вековых пальмовых рощ стараниями султана Юсуфа бен Ташфина рос сказочный город Марракеш, пышный и цветущий. Он с первого взгляда очаровывал своих гостей.
Абдулла всякий раз, когда приезжает сюда, вспоминает, с каким радушием встретил их с отцом самый влиятельный человек в этом городе – султан Юсуф бен Ташфин. Десять лет прошло с тех пор.
Как и прежде город захватил Абдуллу своей магией и величием.
Абдулле снова захотелось стать маленьким, восьмилетним мальчиком, слышать рядом цоканье копыт отцовского жеребца – черного как уголь Аргамака, мечтать оказаться самым ловким участником джигитовки на празднике Ашура, устраиваемом в честь бедняков и детей.
Одеть свои красные, нарядные одежды, вооружиться копьем, гарцевать на своем верном скакуне, украшенном пышной сбруей и разноцветными украшениями. Под аккомпанемент женских песен палить в воздух из моуккал – длинных ружей, инкрустированных драгоценными камнями.
Дышать воздухом, пропитанным запахом пороха и конским потом. И демонстрировать собравшимся зрителям свое умение ездить на лошадях задом наперед, стоя, лежа, с завязанными глазами, без седла.
Эх, на миг бы снова оказаться в том привычном, надежном мире, где правят законы арабского гостеприимства. В таком ясном, понятном, привычном, сердце которого насквозь пронзил брошенный наемным убийцей кинжал, в самое яблочко поразив душу Абдуллы.
Постукивали по каменной мостовой копыта белого коня. С тяжелым сердцем Абдулла подъезжал к дому своего покровителя султана Юсуфа бен Ташфина или врага, желающего его смерти? «О, Аллах, рассуди нас!!!» – молился Абдулла.
Вот и душа Марракеша – площадь Джема аль Фна, кого только тут нет: йоги, заклинатели змей, знахари, колдуны, глотатели огня, торговцы финиками. Аромат потрясающий! То тут, то там звенят колокольчики на шапках одетых во все красное водоносов.
Под треск кастаньет и вой дудок прыгают негры гнауа из таинственной секты акробатов. Они отчаянно вертятся, выкрикивая заклинания, впадают в транс. Им аплодирует восторженная публика.
На площади в буквальном смысле дым стоит коромыслом: тут жарят бараньи мозги, варят суп из улиток, тушат мясо и продают свежевыжатый апельсиновый сок. Площадь Джема аль Фна больше всего напоминает импровизированную театральную сцену. Приходят и уходят поколения актеров и зрителей, а площадь из века в век остается сама собой.
Ближе к вечеру площадь заполнится: жонглерами, заклинателями змей, фокусниками, акробатами, глотателями огня, сказочниками, зубодерами, предсказателями судеб. Люди Абдуллы и его брат отлично развлекутся сегодня вечером.
Башни и стены, окружавшие дворец султана Юсуфа бен Ташфина, с немым укором смотрели на подъезжающего к ним путника на белом коне. Абдулла же пребывал в таком состоянии духа, что не удивился, если бы на него из них, как в военное время, вдруг полились струи горячего масла.
Его соотечественники оставляли в каменных щелях башен кусочки зубов, нитки пряжи, письменные послания, веря, что соприкосновение с воротами превратит их в амулеты счастья и благополучия для своих хозяев. В прошлый свой визит Абдулла тоже спрятал в этой стене красную, шерстяную кисточку от верблюжьей сбруи, а на этот раз…
Плавно окрылись огромные двадцатиметровые двери, окованные металлом и украшенные чеканкой. Орнамент повторял ту же арабскую вязь, что была выбита на злополучном клинке, висевшем на поясе у Абдуллы. Похоже, что старый кузнец Мустафа не обманул его и хозяин клинка действительно сам султан.
Хозяин радушно встретил гостя. Сам вышел навстречу Абдулле и сразу понял, что не только плата за привезенный товар привела Абдуллу к нему. Подал знак своим подданным и остался с гостем наедине. Абдулла коротко изложил сцену в пустыне и подал кинжал султану. Старые, искореженные артритом пальцы султана привычно ласкали знакомую вязь.
– Мне знаком этот кинжал. Много лет назад кузнец Мустафа из Эссауйры делал его по моему заказу в подарок моему другу – султану Идрису сиди Мусса из города Фес. Он и сегодня мой гость.
– Этим кинжалом разбили мой мир, мою веру в вас, – сказал Абдулла.
Юсуф мог бы добавить «и мое сердце», но вслух же сказал:
– Хвала Всевышнему! Ты жив. У тебя хватило мужества прийти ко мне и рассказать о случившемся. Молодец, что сразу пришел, не наломал по дороге дров, никому ничего не сказал.
Я должен подумать, а ты поешь, отдохни с дороги. Потом расскажешь мне все еще раз подробно. Может, у тебя и нет врагов, но они есть у меня, и наши распри им на руку. Будь сдержан, юноша, мне можешь не верить. Наберись терпения и дай мне шанс отстоять свою честь в твоих глазах.
Абдулла согласно кивнул. Не похож султан на врага, скорее на отца, так заботится о нем, но пусть сначала докажет, что не его это рук дело. Именно этого больше всего хотелось Абдулле – доказательств непричастности султана к покушению на него.
Султан Юсуф бен Ташфин в знак особого уважения к гостю из пустыни Абдулле приказал заколоть самого крупного верблюда – так издавна повелось: чем крупнее животное, тем больше честь, оказываемая гостю.
Об этом же говорит и размер посуды, в которой готовится пища. В этот раз султан лично следил, чтобы все нюансы обычая были соблюдены с педантичной тщательностью. Кровью убитого в честь гостя верблюда султан распорядился пометить белого арабского скакуна Абдуллы своими личными знаками – так было принято.
Да и в сложившейся ситуации не лишним было напомнить всем, чьим покровительством пользуется молодой туарег Абдулла. Признаться, другого выхода успокоить Абдуллу и выиграть время для обдумывания ситуации султан не видел.
Юсуф понимал, как непросто сейчас Абдулле быть его гостем. Принимать почести, достойные принца, и чувствовать себя пленником кодекса адафа.
Мало найдется молодых людей, чьи деловые качества султан Юсуф ценил бы выше Абдуллы. А уж он-то за свою долгую жизнь многих своих подданных проверил на прочность.
Надеждой и оплотом мира со стороны юга считал сатрый султан Абдуллу. Знал его с детства, был дружен с его покойным отцом, любил, как сына, гордился им и нуждался в его услугах. Что ни говори, а Абдулла – настоящий джигит.
Юсуф в задумчивости провел пальцем по шершавой скани кинжала. Султан переживал. Одолевала головная боль, даже зеленый мятный свежезаваренный чай не помогал унять ее. Кровь больно стучала в висках.
Ситуация сильно осложнялась еще и тем, что другим гостем султана Юсуфа бен Ташфина был султан Идрис сиди Мусса со своей свитой.
Гость считается неприкосновенным, почти святым.
Хозяин дома, члены его семьи, весь его клан берут гостя под свое покровительство. Защищают от врагов. Никто не вправе мстить ему даже за преступление, пока он находится в их доме.
Даже после того, как гость уехал, хозяин продолжает нести за него ответственность. Он обязан не только дать ему приют и хлеб, но и защищать его до тех пор, пока его не примут в другом доме. Бедуины называют это «правом соли». Это правило как своеобразная охранная грамота, позволяет гостю свободно, ничего не опасаясь, путешествовать по землям, подвластным клану хозяина и его друзей.
Таким образом законы гостеприимства породили три основных права, посягательства на которые не оставались безнаказанными никогда.
Право дома, неприкосновенность которого нельзя было нарушать ни при каких обстоятельствах.
Никому не было дозволено оскорблять честь хозяина.
«Право соли» тоже обязаны были соблюдать все.
Конечно, за долгую жизнь султана Юсуфа случалось всякое. И всегда реальная расплата была несоизмерима с нанесенной обидой, порой совсем незначительной: неловкое слово, неприятный хозяину дома намек, вызывающий жест…
Обычаи арабского гостеприимства были мудры и давали гостю возможность исправить совершенную им ошибку. Он должен был взять в руки белый флаг и, не выпуская его из рук, доказать в трех домах, что своим поведением не затронул чести хозяина и «не очернил его лицо».
На этот раз старый султан напряженно думал, как распутать не им завязанный узел на своей шее. Султан и так был не в меру подозрителен, а тут такой повод представился разыграться его фантазии.
Он усилием воли справился со своими эмоциями, если бы еще отпустила не на шутку разыгравшаяся мигрень. Боль мешала мыслить ясно, а именно этого требовала ситуация. Старик Юсуф уже наметил план действий.
Дождаться, пока подадут приготовленное в духовке нежное, тающее во рту мясо ягненка. Пригласить Абдулу и расспросить его наиподробнейшим образом.
Потом пригласить султана Идриса сиди Муссу, попросить объяснить, как его кинжал оказался в руках наемного убийцы-козопаса. Именно
объяснения Юсуф и боялся больше всего. Старый султан видел людей насквозь, это его умение во многом помогло султану преуспеть в достижении нынешнего влияния и могущества.
«Неужели я ошибся в Идрисе. Я знаю султана с рождения. Его самого и всю его семью. Всех его нынешних и умерших жен. Всех его двадцать наложниц. Я был знаком с его отцом и до сих пор дружу с дядей…» – размышлял Юсуф.
Перед мысленным взором султана одна за другой поднимались сцены встреч с султаном, а их за долгую жизнь накопилось немало. Нет! Тут какое-то недоразумение – султан Идрис всегда был ему другом, самым надежным партнером, самым влиятельным человеком Юсуфа на севере страны.
Потерять веру в султана Идриса и превратить туарега Абдуллу в своего врага для старого султана Юсуфа было равносильно потери сразу двух третей власти. За свою почти восьмидесятилетнюю жизнь Юсуф впервые попал в такую переделку.
«Почему я не умер вчера? Зачем Аллаху угодно так жестоко испытывать меня?» – на самое дно ада своей души опустился султан Юсуф. Он с новой ясностью понял слова Абдуллы – его мир тоже был разбит ударом этого кинжала.
Слуга сообщил, что ягненок готов, и Юсуф распорядился послать за Абдуллой. Юноша не заставил себя ждать. Юсуф залюбовался статью пустынного джигита: статен, строен, походка легкая, спина прямая, талия тонкая. Взгляд строг – такой может повелевать толпой, есть в нем настоящая сила духа.
«Нет, не ошибся я, приблизив его к себе. Но вот как вернуть его веру в мои добрые намерения?» – размышлял старый султан, пока Абдулла устраивался на шелковых подушках напротив него, мыл руки над мельхиоровым тазом под струей ароматной воды из длинноносого серебряного кумгана, готовясь к трапезе.
Абдулла еще раз изложил все события, касающиеся дела, – только факты, никаких эмоций. Скуп в словах, надежен в делах – настоящий мужчина. На блестящем серебряном подносе перед султаном Юсуфом бен Ташфином лежали кинжал, необычное кольцо и замшевый мешочек с дирхамами.
Остывал нетронутый ягненок. Абдулла выжидающе смотрел на султана. Султан распорядился пригласить султана Идриса сиди Муссу. Ждали молча, опустив глаза, – каждый думал о своем.
Головная боль жгла огнем, била молотом, бешено билась в висках Юсуфа. Упасть, умереть и не знать о предательстве друга. Умереть, доверяя как прежде, но на все воля Аллаха. Доверие утрачено, и надо дать султану Идрису шанс оправдать себя.
Султан принес с собой ароматы площади Джема аль Фна, был счастлив, весел, говорлив. Он такой человек: острый на язык, приятный в общении – полная противоположность туарегу Абдулле.
«Тем тяжелее ему будет все рассказать», – думал Юсуф, поглаживая кинжал. Но говорить не пришлось. Идрис начал разговор с вопроса.
– Что здесь делает мой кинжал, как он сюда попал?
Абдулла коротко повторил свой рассказ.
Султан Идрис, недолго думая, приказал привести сюда всех своих людей.
Ждали молча. Султан Идрис переводил взгляд своих необычных для этих мест синих глаз то на султана Юсуфа, то на Абдуллу, не прятал своего смятения, почти плакал. Такой человек – искренний, открытый, он вызывал доверие с первой минуты знакомства с ним, мог очаровать и богача, и нищего.
Пришли люди султана Идриса сиди Муссы. Он показал предметы и попросил сказать, кто из присутствующих видел их и если видел, то когда и где?
Первой заговорила служанка любимой наложницы Идриса, недавно подарившей ему единственного наследника. Она опознала любимое кольцо своей хозяйки Малабат.
Вторым, свидетелем был конюх: он по поручению наложницы Малабат отвозил именно этот замшевый мешочек с тремя сотнями дирхам в прибрежный город Эйссауйр пастуху-козопасу как плату за лекарство… и было это где-то месяц назад.
Третьей оказалась служанка султана Идриса. Она видела, как Малабат снимала кинжал со стены в покоях султана, когда сама искала там свою потерянную золотую сережку, но так и не нашла, и она оголила правое ухо, на котором сережки не было.
Султан отпустил слуг и сник.
– Утром на рассвете едем в Фес, – не то приказал, не то спросил султан Юсуф.
И Абдулла, и Идрис согласно кивнули. Да, похоже, придется ехать в Фес, да лучше всем троим. Дорога в Фес из Марракеша должна была занять неделю, но заняла все две – три раза личный знахарь султана Юсуфа настаивал на долгом привале, мотивируя это плохим состоянием здоровья султана: его мучила головная боль, обострился давний ревматизм.
Потом знахарь то требовал сделать крюк и заехать на ближайший суок, чтобы прикупить там травы шафрана и других снадобий для султана, то уговаривал султана Юсуфа с полпути вернуться домой, но султан упрямо стремился в Фес.
Абдулла за время пути окончательно возненавидел султана Идриса и убедил себя в том, что султан Юсуф так же как и он сам оказался заложником чужой интриги. Он - султан, и все же, сам лично, пожелал стать заложником чести у какого-то юнца-туарега Абдуллы, строго соблюдая кодекс гостеприимства, принятый в этих местах.
Много красивого и интересного встречалось путникам на их пути.
Прекрасные золотые пляжи. Четыре гряды гор с водопадами и вечными снегами на вершинах поражали своей первозданной красотой и величием. Реки текущие по самому краю пустыни и исчезающие в узких горных ущельях. Вековые кедровые леса у подножия гор, обширные равнины, покрытые апельсиновыми и мандариновыми деревьями наполняли воздух неповторимым, пьянящим ароматом, способным каждого почувствовать себя желанным и любимом сыном этой благословенной земли.
Города – Сафи, Эль-Джадида, Касабланка, Рабат, маленький городок Хамисет, каждый по своему хорош и уютен. На протяжении всего пути можно было слушать шум океана, любоваться, ярким оперением летающих птиц, вдыхать ароматы цветущих растений. Последний привал сделали в дне пути до Феса в городе Мекнес.
По пути между собой почти не общались, каждый из путников ехал со своей свитой, каждый не видел красоты и великолепия окружающего мира, в каждый миг их не простого пути, думали о своем.
Султан Юсуф бен Ташфин – как не умереть по дороге и соблюсти законы гостеприимства, доставить султана Идриса домой живым и невредимым, поговорить с наложницей Малабат, найти заказчика, а уж потом умереть – второй раз ему такой путь не осилить.
Абдуллу заботило только здоровье султана Юсуфа, меньше всего ему хотелось стать косвенной причиной его смерти.
Хуже всех было сейчас султану Идрису – вся жизнь прошла перед его глазами, снова вспомнил, как потерял три года назад любимую жену и сына.
Султан Идрис жил в городе Фесе со всей своей многочисленной семьей: четырьмя женами и двадцатью наложницами. Три года назад неизвестная болезнь, похожая на малярию, унесла много жизней, в том числе и восьмерых наследников султана.
Сегодня единственному наследнику султана Идриса было четыре месяца от роду. Его мать была той самой наложницей с юга, которую немногим более года назад привез сюда Абдулла по просьбе Юсуфа, желавшим как-то утешить старого друга и партнера, воскресить в нем веру в то, что на него еще может снизойти милость Аллаха, что молодая женщина чужого племени с самого юга страны родит султану Идрису здорового наследника.
Юсуф же прислал своего знахаря, умеющего делать удивительное лекарство из плодов дерева аргана. Султан Идрис сам научился готовить снадобье. Даже не брезговал выковыривать из козьего помета непереваренные косточки дерева аргана: самому тяжело собирать плоды , ветки этого дерева покрыты колючками, легче пригнать коз и потом воспользоваться их пометом.
У собранных косточек нужно расколоть скорлупки и поджарить зерна, затем размолоть их, залить полученный порошок теплой водой, дать постоять и собрать с поверхности целебное аргановое масло. Добавить мед и миндальный порошок и тщательно перемешать – все, лекарство готово. Султан Идрис на себе испытал его чудодейственную силу. Без него не было бы у него его нового наследника.
Как все обернулось сейчас. Все нити неприятной ситуации вели к Малабат. Ее видела служанка хозяина в покоях султана с кинжалом в руках за два дня до покушения. Необычное кольцо опознала ее собственная служанка, как самое любимое украшение хозяйки, которым та очень дорожит, но почему-то не носит. Это из ее рук слуга получил тот самый кошелек с дирхамами якобы для оплаты услуг знахаря, регулярно поставлявшему во дворец свои снадобья.
Снова и снова Идрис мысленным взором просматривал все связанное с Малабат: как увидел ее первый раз, как она понесла от него, как завладела его телом, мыслями, душой. Почему все пути ведут к ней, что он сделал не так?
Чего ей – дикарке из далекого племени – не хватает в его дворце. Столько почестей ей оказывал, какие подарки дарил, а она ведь до сих пор даже танцевать толком не научилась.
Одеваться не умеет, служанка все время на нее жалуется, говорит, нет у Малабат ни вкуса, ни старания. Одно достоинство – родила ему наследника. Гнев и обида на наложницу клокотали в душе султана Идриса и тем сильнее, чем ближе становился город Фес.
О, город Фес!!! Бесконечно твое священное сияние. Не любишь ты открываться первому встречному. Загадочный, весь в полутонах, требующий должного уважения к своим многочисленным медресе.
Город Фес всегда в движении, повсюду ремесленные мастерские и торговые ряды. Опьяненный шумом, запахами и цветами, благоухающими тут круглый год, Фес постоянно пребывает в вечном водовороте густой людской толпы.
Хвала Аллаху – добрались целыми и невредимыми поздним вечером и сразу устроились на ночлег, оставив дела на завтра. К утру пришли в себя.
После утреннего чая султан Юсуф собрался пойти поговорить с Малабат. Он не любил говорить с женщинами: никогда не знаешь, что у них на уме – лица закрыты, видны одни глаза, да и в те почти всегда закапана настойка белладонны, делающая взгляд любой женщины томным и загадочным, что для любовных утех, может, и хорошо, но для того, чтобы понять женские мысли, совсем наоборот.
Вошел в покои, посмотрел на малыша и сел в кресло, ничего не подозревающая Малабат устроилась напротив. Султан позвонил в колокольчик. Вошел слуга и поставил на украшенный затейливой резьбой деревянный столик серебряный поднос, накрытый шелковой салфеткой.
Малабат сдернула салфетку, ожидая увидеть на подносе подарки от султана. Едва взглянув, она подняла на султана Юсуфа испуганные глаза. Схватила кинжал, но султан успел перехватить ее руку.
– Вижу, тебе знакомы эти вещи. Рассказывай, зачем хотела убить туарега Абдуллу.
Наложница неожиданно легко и быстро признала свою вину:
– Он отверг меня. Там, в пустыне, пока вез сюда. Он молод, красив. Я знала, что меня везут к старому султану, хотела испытать страсть.
Хотела, чтобы родные Абдуллы отомстили за него, убили Идриса, и тогда мой сын был бы единственным наследником султана.
– Так тебе настолько ненавистен султан, что ты желаешь ему смерти?
– Да, ненавистен! Отвратительный старик с мокрыми, слюнявыми губами! Докучливый и похотливый!
Заплакал ребенок. Шум заставил войти султана Идриса, он в гневе занес кинжал над Малабат.
– Хочешь убить меня?! Не успеешь! Я тебе этого удовольствия не доставлю! – Малабат надела кольцо и повернула камень. Яд подействовал почти мгновенно. Служанка унесла осиротевшего малыша.
– Можно ведь и так жизнь прожить, что твоя смерть окажется самым правильным поступком, – сказал Юсуф и посмотрел на Идриса, кивком показал в сторону Абдуллы. Идрис утвердительно кивнул, позвал Абдуллу и отодвинул занавес, висящий на двери в покои Малабат:
– Она?
– Да. Что с ней?
– Успела надеть кольцо, а оно оказалось с ядом.
– Она призналась в своих намерениях убить тебя. Это была месть за то, что ты отверг ее как женщину, пока вез через пустыню. Кинжал должен был указать на Идриса, и твои родные рано или поздно убили бы его, следуя закону кровной мести. А ее сын стал бы единственным наследником султана Идриса.
– Одним ударом похотливая наложница могла пронзить сразу три сердца. Без вас мне было бы невозможно сохранить свою власть и влияние, – подвел итог султан Юсуф.
Султан Идрис позвал слуг и распорядился относительно ритуала погребения коварной наложницы Малабат безо всяких почестей.
* * *
Занимаясь омовением рук перед обеденной трапезой, султаны резвились, как дети: обливались ароматной водой, брызги летели во все стороны, прямо на вышитые шелковые подушки. Куда только делась мигрень старика Юсуфа?
Стол ломился от яств. Было все: кус-кус, шашлыки, таджин (нежное мясо ягненка тушеное с картошкой и помидорами на керамическом блюде), пастила сладкая, соленая, фрукты, вино, пальмовая водка.
Все ели с большим аппетитом и удовольствием – впервые за последние дни, наполненные подозрениями, опасениями, недоверием.
Насытившись, султаны посмотрели друг на друга, потом на Абдуллу, хитро сощурились, султан Идрис спросил Абдуллу:
– А у тебя уже есть наследник?
– Нет, – покачал головой Абдулла. – В Марракеше узнал, что моя жена родила мертвую девочку.
– Хочешь, я подарю тебе наложницу?– спросил султан Идрис.
– Любую выбирай.
Абдулла смутился:
– Кто же в пески поедет, да и с матерью я не посоветовался. Нет не надо. Если только ту, что сидела на этих подушках до меня.
– Почему эта?
– Так может пахнуть только настоящая женщина, – ответил Абдулла.
Юсуф насмешливо посмотрел на Идриса и сказал:
– Ну что, поедет твоя дочь Джади в пески?
– А зачем ей ехать в пески, разве Абдулла не может иметь дом в Фесе?
– А почему это ему надо строить дом в Фесе, а не в Марракеше?
Султаны долго спорили, какой город красивее, удобнее. Каждый из них жизнь положил на развитие своих городов. Да и спорщиками они были известными, один другого стоил.
Абдулла же никак не мог сообразить, на ком султаны собираются его женить. Наконец султан Идрис сказал:
– На подушках до тебя сидела моя любимая дочь Джади. Сейчас я позову женщин, они будут танцевать для нас. Среди них будет и Джади. Узнаешь ее, езжай домой, советуйся с матерью, и присылай сватов. Я возражать не стану.
Вскоре пришли музыканты и танцовщицы. Под ритмичные звуки тамбуринов танцевали пять женщин, но Абдулла видел только ее, с нее одной не сводил восхищенных глаз. Когда пришел черед танцевать гуэдру (танец рук) именно она стала той, кто танцевал в центре круга из остальных танцовщиц, бивших в тамбурины.
Она набросила покрывало и постепенно, то поднимаясь, то опускаясь, совершала то резкие, то плавные движения, ударяла руками по воображаемому тамбурину, потом снова опускалась. Наконец, усталая, она отбросила свое покрывало, закончила танец и улыбнулась Абдулле.
У Абдуллы, как у всякого человека, имеющего дело с пустыней, было очень тонкое обоняние, но и без него он бы сразу узнал Джади. Султаны тоже поняли это без слов, ведь и Джади не сводила с него глаз. Султан Идрис вздохнул и сказал:
– Вижу, угадал. Присылай сватов.
Только сильным духом Аллах посылает такие испытания и делает такие подарки.
Абдулла вышел во двор под высокое звездное небо – мир снова был полон звуков и запахов. Хотелось вскочить на резвого скакуна, слиться с ним, с ветром и полететь над землей, танцуя танец восторга и восхищения миром, жизнью. Мир Абдуллы стал огромным. Сердце открылось любви.
Смог старик Юсуф отстоять свою честь и партнеров уберечь от нелепых козней глупой женщины, погубившей себя и чуть было не натворившей ужасных бед.
Хвала Небу!!! Подарившему султану Идрису здорового наследника. Пусть и велика плата. Такая вот она – сила и магия арабского гостеприимства. Мир, в котором каждый по мере сил чтит и следует кодексу гостеприимства, всегда есть место гармонии и созиданию.