Родники

Тамара Привалова
    Въехав на бугор, спешилась. Избавив Печенега от узды, и сняв с седла кожаное ведёрко с голышами, отпускаю его на все четыре стороны. Мой друг стоит в раздумье, решая для себя важную задачу, – куда податься. Наконец он пришёл к простому решению, - остаться там, где стоит. Но что-то его беспокоит, он переминается с ноги на ногу, легонько пофыркивает, даже толкает в плечо, одним словом старается обратить на себя моё внимание. Видя, что я не реагирую на его домогательства, наклоняется, и, захватив край ведёрка зубами, слегка встряхивает его.
  -Горишь желанием помочь? Спасибо, сама донесу. Тебе там делать нечего. От твоей помощи один вред будет. А если хочешь, чтобы я седло сняла, то так и скажи, глазки строить при этом не надо.
    Снимаю седло. Печенег встряхивается, и, фыркнув, тянет свои губы к моим волосам.
  - Ну-ну, давай без телячьих нежностей, - я отталкиваю рукою его морду, - топай куда собрался, но далеко не уходи, чтоб я тебя не искала.
    Конь в знак согласия кивает головой, разворачивается, и бойко идёт на другую сторону бугра.
    Этот бугор особенный, других таких в округе нет. Я называю его Двуликим. Он негласно делится на две половины. На одной стороне трава высокая, густая, разбавленная цветами до такой степени, что её даже не заготовляют в зиму для скота. Зато по ней охотно бродят козы и овцы, они пропалывают цветы, ювелирно выедая травку. Эту сторону бугра я называю Радужным. Другая сторона противоположность первой. Растительность на ней низенькая, чахоточная, повсюду разбросаны пухлые бородавки – кочки, на которых растёт противная трава с твёрдыми, узкими листьями, о края которых можно сильно порезать ноги. Этот склон зову Темницей.
В его подземельях томятся в неволе крохотные роднички, которые самостоятельно не могут выбраться на божий свет. Я помогаю им. Уже двадцать девять пленников выпущены на волю. С каждым разом находить очередного бедолагу труднее и труднее.
Бугор тщательно маскирует камеры их заточения. Вот и сегодня, прежде чем отыскать несчастного мне пришлось обследовать чуть ли не треть склона. Возле бородавки – кочки, я заметила сильно увлажнённый кусочек земли. Взяв детскую лопаточку, начинаю осторожно снимать тощий дёрн, под которым лежит земля, вперемешку с желтыми камешками, которые чем-то похожи на дробленую древесину. Осторожно разгребая землю, я, к своей радости, замечаю, что начинает обильно сочиться вода. Убрав всё лишние, обнаруживаю ключ родника, который, всхлипнув, выбрасывает на поверхность мутный фонтанчик воды. От радости она начинает бурлить, и создаётся впечатление, что родник кипит. Обозначив начало русла, я достаю из ведра плоские голыши, и аккуратно выкладываю края родничка каменной кладкой.
    Постепенно он очищается. Вода в нём становиться, как девичья слеза на заре. На самом дне наблюдается лёгкое движение песчинок. Они роятся вокруг ключа, подпрыгивая, рассыпаются вокруг него златом, чтобы уже в следующее мгновение вновь быть поднятыми со дна нетерпеливыми водами. Это - Танец Жизни. Как он прекрасен!
    В воздухе раздаётся громкое жужжание. Над родником, словно бомбардировщик начинает кружиться толстый шмель. Пикирует, и садится на краешек голыша. Подёргивая крылышками, он осторожно подползает к воде и начинает, то ли пить, то ли лапы мыть. Ладно, делай что хочешь, только не кусай. Из стебелька травинки я изготовляю трубочку, и, наклонясь над родником, начинаю пить мягкую, холодную воду. Вкусная! Шмель тоже напился, немного поползав по камешку, натужно взлетел.
    Я продолжаю наблюдать за родником. Ему предстоит нелёгкая задача, - отыскать дорогу к реке. Пройдя намеченное мною русло, он сталкивается с первой преградой – камешком, который лежит на его пути. Уткнулся родничок в него своим носиком и понял – не сдвинуть! Нечего свои силы растрачивать, лучше обойти его стороной. Не успел обогнуть камень, как снова препятствие, - небольшой плотный пятачок стелющейся травки. Побродил по ней родничок, потыкался во все стороны, словно слепой котёнок, да и понял, что ни дороги, ни тропинки на ней найти он не сможет, взял, да и свернул в сторону. Не успел обрадоваться, как натолкнулся на кочку. Постучался об неё, видит, та не хочет с места насиженного уходить. Ну и стой, где стоишь, нет времени дожидаться. Дальше побежал родничок. По пути заполнил собой маленькую выемку в земле, а, перебравшись через её край, спрыгнул прямо на голову своего собрата. От неожиданности тот шарахнулся в разные стороны, но спустя мгновение уже радостно обнимал своего нового друга. Ну, теперь я за тебя, новорождённый, спокойна!
    В этот день мне удалось вызволить из неволи ещё два родника, один из которых оказался довольно большим. Почему сам не смог выбраться на волю, непонятно. Может, он просто боялся света, предпочитая отсиживаться в подземелье? Кто его знает. Камни кончились, искать следующего узника, смысла нет, да и солнышко припекает. Поднимаюсь на бугор. Печенега нигде не видать. Куда же он запропастился? На разнотравье нет, возле перелеска тоже нет. Стоп, кажется, догадываюсь, где он. Взвалив на спину седло, и захватив ведро с уздою, я отправляюсь к своей любимице – иве. Это роскошная красавица, со стволом необъятного размера росла возле самой речки. Её основной ствол, на высоте полутора метров, делясь, расходится в разные стороны с одной точки, пятью толстыми ветками. Прямо кисть руки, да и только!
Как я любила здесь отдыхать! Гамак, кресло, кровать – всё в одном лице. Только надо знать, на какую ветку нужно опереться, чтобы достичь своей цели. Длинные тоненькие прутики, словно волосы, свисали до самой земли, касаясь быстрых вод речки.
    Так и есть! Печенег под деревом. Прохладно, не надо мух хвостом отгонять, за него это делает ивушка. Качаются веточки, приятно скользя по бокам, мух отгоняют и, доставляют моему другу несказанное удовольствие.
  - Я что тебе, лошадь? Почему должна таскать седло вместо тебя? – ворчу я, сбрасывая наземь свою ношу. Печенег даже ухом не повёл, будто не к нему обратилась.
    Забираюсь на ладонь ивы и, выбрав «кресло» устраиваюсь поудобнее. Сижу и балдею. Вдруг, откуда не возьмись, с громким криком на меня спикировала иволга. Над самой головой она взмыла вверх, только для того, чтобы снова набросится на меня. Господи, да чем же я ей не угодила? От её ужасных криков даже Печенег ожил, смотрит на меня в недоумении, словно спросить хочет, «Чего она к тебе прицепилась? Что натворила, сознавайся!». Ничего не натворила, сама в недоумении. Того и гляди, в волосы вцепится. С чего бы это она так разошлась. Вдруг, на боковой ветке замечаю гнездо. Странно, почему раньше на меня не нападала? Может у неё птенцы, появились? Интересно, сколько их в гнезде?
Утолять своё любопытство не стала, того и гляди, мамашу кондрашка хватит. Спрыгнув на землю, я пытаюсь оседлать коня. Именно, – пытаюсь. К такому повороту событий он не готов. Пятится от меня, фыркает.
  - Да что же это такое! Я конь, или ты? – в сердцах выговариваю своему другу, — совсем обнаглел. Почему я должна таскать Больше никогда тебя рассёдлывать не буду, хоть умри!
    Наконец Печенег нехотя даётся в руки. Затягивая подпругу, я иду на мировую.
  - Ладно, везти меня не будешь, рядышком пойду.
    А иволга продолжает нас донимать.
  - Пойдём отсюда, как видишь, нас упорно прогоняют с нашего же места, самым наглым образом. Но мы с тобою порядочные, и связываться с этой хулиганкой не будем. Тем более что она многодетная мать, а матерей не обижают. Нет, ты только посмотри, совсем распоясалась!
    Раздвинув распущенные волосы ивы, мы с Печенегом выходим из-под их сени, провожаемые боевыми угрозами возмущённой иволги.

    Хорошо когда ты понимаешь слабого, хорошо, когда мы понимаем друг друга.