Самолёты сами не летают

               

  Интервью   с начальником отдела исследований состояния
  и действий экипажа врачом - психофизиологом Александром
  Васильевичем Клюевым.


    Мы живем в такое время, когда постоянно то тут, то там происходят всевозможные катастрофы: разбиваются самолеты и вертолеты, тонут корабли и происходят разные прочие аварии. Кажется, что мы живем в век катастроф. Иногда даже приходит мысль о том, что было бы лучше, если бы технический прогресс не дошел до такой высокой степени своего развития. Ходили бы пешком и многих трагедий и человеческих потерь смогли бы избежать. Но ход истории неумолим, и технический прогресс не остановить.
    Разобраться в некоторых вопросах, касающихся авиационных катастроф, поможет предлагаемое ниже интервью.

    – Какие причины являются наиболее характерными для современных авиакатастроф, техногенные или психогенные?

    – Если рассмотреть последние данные, доля человеческого фактора в авиационных катастрофах равняется 60 - 80%. Вот где поле деятельности для психологов! Хотя лично я начинал не с психологии, а с судебной медицины. Выезжал многократно на происшествия, исследовал повреждения на телах пилотов. Определял их возможные рабочие позы в момент катастрофы. Оценивал состояния по различным биохимическим анализам. Самолеты падали - вот и приходилось ездить. В последние годы стали падать меньше.

    - Может быть, летать стали меньше?

    - Полеты сократились на треть. А авиационные катастрофы сократились на четверть. И техника стареет. В чем дело? Полагаю, сейчас отношение к службе иное. Все малоквалифицированные из технарей и летного состава отсеиваются. А вот доля происшествий, связанная с перевозками грузов, возрастает.

    - Сначала судмедэкспертиза, затем - новая работа, с несоизмеримо огромными масштабами трагедий. Трудно было перестроиться?

    - Я защитил диссертацию, связанную с судебной медициной. Тема: «Установление давности наступления смерти». Пришлось поработать с большим количеством материала, с трупами. Человек привыкает ко всему, даже к разномасштабности людских трагедий.
    Вот история о моем первом расследовании авиакатастрофы. Это и ответ на ваш вопрос.

    В 1973 году в октябре под городом Дмитровом в Московской области разбился Ил-62,рейс Париж - Москва. Фактически он уже заходил на посадку в Шереметьево. Упал в лесу. Когда приехали, то увидели жуткую картину: поваленные, расщепленные, обугленные деревья, на сучьях вокруг развешаны фрагменты человеческих тел. Взрыв горючего разорвал девять десятков человек на три тысячи с лишним кусков. Почему так уверенно говорю о трех тысячах? Пришлось осмотреть каждый фрагмент! Потому что КГБ подозревал теракт.

    -Неужели пришлось лазать по деревьям и самому осматривать все фрагменты?

    -Да, вы что, в одиночку? Там пол - Москвы согнали. Судмедэкспертов одних человек пятьдесят и я в том числе. А на деревья лазали солдаты, собирали останки, вешали бирки, свозили в морг. Три дня и три ночи все работали почти без сна. А все почему? Рейс оказался особенным. Появился слух - не обошлось без теракта. Все заметили сразу - КГБ всерьез занялся расследованием. Мы должны были самым тщательным образом проверить версию террористического акта в воздухе. Принялись за дело.

    А комиссия, председатель - Устинов, а члены - весь цвет Политбюро. Розыск шел плотный. Весь материал с деревьев свозили в Дмитровский морг. Заглянул туда в первый день, а там и повернуться негде - целая гора человеческого мяса. Ни до, ни после, такого не видел.

    - Не пытались идентифицировать поименно?

    - Нет, в те годы это мало кого интересовало. Кремировали всю массу, родственникам выдавали горсть пепла и на этом ставили точку. Задача здесь была иная, искали огнестрельные раны, следы разрывов гранат или бомб. В результате ничего криминального не нашли.
    Скорее всего посчитали, экипаж допустил ошибку. Ил снизился преждевременно и врезался в землю. Взорвались топливные баки. Да и гроза шла сильная, запросто могла сбить показания приборов. Что сообщили в печати? То, что у нас пишут в таких случаях: «Потерпел катастрофу Ил - 62. О результатах расследования будет сообщено дополнительно...». И все. А я, получив крещение, попал в отдел расследования авиационных катастроф.

    - А, вообще, надо ли расследовать катастрофы? Наверное, это очень сложное и дорогостоящее мероприятие, требующее усилий многих людей, служб и учреждений?

    - Во - первых, там погибли люди, случилась беда. Разбился (сгорел самолет). Погибли люди, возникли колоссальные материальные потери. Прокуратура автоматически заводит уголовное дело, на основании заключения специалистов из комиссии по расследованию авиационных катастроф. Под вопросом ответственность и вина, и судьба авиаторов.
    - Во- вторых, очень важно узнать техническую сторону проблемы, чтобы исключить в дальнейшем эти причины. Был случай, у новой машины ЯК-42, у города Мозыря оторвало хвостовое оперение. Тяжелая катастрофа - погибли люди - сто человек. Сразу останавливается полет всех этих машин. Они сидят на земле, пока не выявят окончательно просчеты в их конструкциях и не устранят их. В тот раз ЯК-42 не летали около двух лет.
    -В- третьих, исследование человеческого фактора, причинность возникновения ошибок экипажа.
    В последнее время им придается особое  значение. Детальное психологическое исследование каждого члена экипажа.


    -Приезд комиссии ждут с неприязнью или с большой надеждой?

    -Мы виноватых не ищем - это задача прокуратуры, мы работаем вместе с ними, на основании нашей работы они делают соответствующие заключения. Наша задача - как можно объективнее представить факты и обстоятельства происшедшего, восстановить цепочку причинно - следственных связей. Если летный состав сознательно и грубо нарушил утвержденные правила полетов, действуем беспощадно! Но, если кто-то не смог по тем или иным причинам следовать правилам... и в результате произошла тяжелая авиационная катастрофа, тех мы никогда не дадим в обиду, не оставим без защиты!

    Летит из Курска в Одессу АН-24. На борту 32 человека пассажиров и экипаж. За штурвалом - летчик первого класса, пилот- инструктор Юрий Ермаков, подтянутый, спортивного вида красавец. Справа сидит стажер, а сзади - бортмеханик Николай Бородин. Высота семь тысяч метров. И вдруг в кабине появляется дым, а потом и открытое пламя...

    До тех пор, пока ты не сгорел живьем, есть опасность отравиться, от разных газов и химических паров. Экипаж передает на землю: «Пожар в кабине!..» Пилоты надевают маски, а бортмеханик не может. Маски со шлангами, с ними не побегаешь и Н.Бородин, используя все противопожарные средства и свою шинель, пытается сбить пламя, что ему очень трудно удается, но зато очень легко получает отравление.

    Как можно управлять самолетом, когда в кабине полно дыма и ни черта не видно. Вот Ю. Ермаков переходит на приборное пилотирование. Открывать форточку нельзя - слишком большая высота.
    Любое происшествие на борту самолета не из приятных, а пожар, тем более. Тогда пилот передает: «Идем на вынужденную посадку!» Деваться некуда, надо садиться. Легко сказать! Но как это сделать? Огонь бушует, бортмеханик из последних сил отгораживает шинелью пилотов от жара, хотя по его лицу течет огненная слеза - откуда-то сверху капает горящая пластмасса...

    На высоте двух тысяч метров открывают форточку и Ю. Ермаков, дыша в форточку, одной рукой ведет машину. Только хладнокровие, мастерство и опыт пилота-аса удерживают машину.
    Ю. Ермаков когда-то работал в сельхозавиации. Внизу неслись поля. Опытный глаз высмотрел ровную местность и через несколько минут самолет приземляется с такой плавностью, будто на бетон аэродрома, а не на сырую землю. Машина останавливается, но горит вовсю. Экипаж организует эвакуацию пассажиров. Все спасены! Самолет сгорел дотла.
    Теперь начинается самое умопомрачительное. Приезжает местное начальство и высокомерно заявляет, что, мол, нечего было паниковать и идти на вынужденную посадку. Прекрасно могли бы дотянуть и до Одессы. А пожар придумали для оправдания. И даже черный обожженный бортмеханик не в счет. Экипаж ожидает самого худшего. На их счастье быстро прилетает из Москвы наша комиссия по расследованию. Видим, ребята не то, что медалей, а орденов достойны, а им вешают черт-те что. Успокоил и говорю: «А мы -то на что здесь». И составили подробный отчет и про открытое пламя и про геройство экипажа и про изумленную радость пассажиров и о техническом состоянии самолета. Бумага в нашем деле - главное!
 
  Вот что интересно! Люди герои! Совершили подвиг! Иначе не скажешь. А они стоят и боятся. Такая проклятая обстановка у нас в чиновничье-бюрократическом государстве бояться всех и вся. Обошлось, с нашей помощью их оставили в покое. Через несколько месяцев читаю в газете: министр наградил экипаж именными часами. Всего-то.

    - Многократно участвуя в расследованиях авиационных катастроф, не появляется ли у вас ощущение страха, что однажды и вы можете стать жертвой катастрофы и не вызывает ли это некоторую боязнь перед воздушным транспортом и возможностью пользоваться его услугами?

    - Я верю в судьбу. Летать не боюсь. Да и невозможно при нашей работе, когда нужно как можно скорее попасть на место катастрофы, пользоваться услугами других видов транспорта. Попадал многократно в различные передряги и, как видите, пока все удачно.

    К смерти отношусь философски, спокойно, как к своей, так и к чужой. Но (такова уж моя профессия) приходится наблюдать чужие страдания. А это – ой как невыносимо! Мучения тяжелораненых, предсмертные агонии обреченных, и ты при этом совершенно бессилен, помочь ничем не можешь. А мертвых воспринимаю как объект исследования. Роковые стечения обстоятельств на моей памяти случались многократно.
  Вот незабываемый кошмар, который случился в Мариуполе. В неблагоприятную для полета погоду в местном аэропорту должен был садиться самолет ЯК – 40. Снизился преждевременно. Говоря правду, упал и загорелся. И тут такой счастливый случай, один на сотни тысяч: в то же время пожарные проводили свои учения в аэропорту. Представьте себе: по посадочной полосе стремительно несется Як-40, а по соседней, параллельно, в том же направлении мчится в полном боевом снаряжении пожарный автомобиль с командой! Подскочили к замершему самолету, развернулись и молниеносно погасили пламя, а потом спасли пассажиров. Фантастика! Всего семь минут длился тот пожар. Кто наблюдал в тот момент это происшествие, бурно ликовали. Но, как оказалось, рано ликовали.
   Этим рейсом летели двенадцать девушек, молодежная сборная Украины по прыжкам в воду. Все бы ничего, да на спортсменках оказались фирменные синтетические костюмы. Все расплавилось, и ткань растеклась по телу, и впаялась в кожу. Они жили в больнице еще пять дней. Смотреть на это было невозможно. Ожог - сто процентов. Трупы, которые жили пять суток и что-то говорили в забытьи.
  А глаза!.. Отделить горелый пластик от кожи оказалось невозможным, синтетика приварилась намертво, навсегда. Несколько раз ходил в ту больницу, как на пытку. Девушки находились в шоке. Вот вам и судьба: из всех пассажиров смерть забрала самых молодых и красивых.

    – Для вас, наверное, очень ответственный и волнующий момент встреча с родственниками и близкими погибших?

    Нам при каждой катастрофе приходится встречаться с ними, это страшно тяжело. Врагу не пожелаю - душераздирающие сцены. Все хотят получать тела своих погибших родственников. Но специфика авиакатастроф такова, что не всегда тела сохраняются по отдельности. Чаще всего, это разрозненные, разорванные куски тел, клочки одежды, элементы багажа. Стараемся помочь всем, спрашиваем до мелочей: кто провожал рейс, на какие места покупали билеты, кто, в чем был одет, есть ли на теле какие-нибудь особые приметы, какие на теле были украшения или другие необходимые предметы, постоянно носимые при себе.
    Честно признаюсь, не всегда и не все бывают искренне убеждены, что это именно он (она). Делаем все возможное, чтобы успокоить их, выводить из мрачного состояния.

    – А бывают ли такие случаи, когда вы, как человек и специалист, искренне радуетесь благополучному исходу авиационной катастрофы?

    - Да, бывают, но, к сожалению, очень редко.
    На борту самолета ТУ объявили, что предстоит аварийная посадка, и среди пассажиров началось бурное волнение, грозившее перейти в панику. Чрезвычайно опасная ситуация, как зараза может передаться и экипажу. Что же такое случилось на борту самолета в воздухе?
 
    Оказывается, при полете (рейс Москва – Архангельск, на борту шестьдесят три человека), экипаж услышал подозрительный хлопок. Командир Жорж Елисеев дал команду разобраться, потом выслушал доклад бортмеханика. Разрушен амортизатор правого шасси, поврежден провод гидросистемы. Следовательно, и шасси может не выйти при посадке, и тормоза могут отказать – вылетишь к «чертям собачьим» с полосы и за пределы аэродрома! Сообщили в Архангельск. У нас так-то и так-то. Там стали срочно готовиться к аварийной посадке: машины пожарные и «скорой помощи».

    Прилетели, заходят на посадку. Многократные попытки выпуска шасси безрезультатны! «Нога» не встает на замок, и тормоза не работают, нет давления в системе, жидкость вылилась. Пассажиры, разумеется, с нарастающим напряжением наблюдают за всем этим. И вот, когда драматическое напряжение достигло пика, и все готовы были сорваться в крик, в салоне встал один пассажир (как оказалось потом – летчик того же авиаотряда), громко, на весь салон сказал: «Без паники! Машину ведет Жора! Он и посадит! Он пилот от Бога!».

    Тем временем, экипаж принимал экстренные меры. Собрали все подручные емкости с жидкостью, включая лимонад и минералку. С помощью ручного насоса заполнили гидросистему, насколько смогли и на пульте управления лампочка «отказ» погасла! Дальше было вот что. Жора, как и было обещано, мастерски сажает самолет на две точки. Удерживает рулями и тормозами несущийся самолет на полосе. Лимонад помог! В конце полосы самолет цепляет крылом бетон. Крыло разваливается. Пассажиры и экипаж очень быстро эвакуируются. Все живые и здоровые.
    У всех на глазах были слезы счастья от такого чудесного спасения!

    – Говоря об авиационных катастрофах, нельзя не сказать о «черных ящиках», которые являются неотъемлемой частью любого летающего объекта. Содержащаяся в них информация, видимо, вашей комиссии позволяет наиболее полно и объективно исследовать причину катастроф? Что можете рассказать об этом?

    - Так называемые «черные ящики» - на самом деле металлические шары оранжевого цвета. Почему так называются? Может быть, с легкой руки летчиков? Наглухо закрытый ящик, попробуй, угадай, что там? А яркий оранжевый цвет позволяет легко обнаружить. Ящики выдерживают перепад температуры от минус 60 до плюс 60 градусов по Цельсию. Запись в магнитофоне делается не на пленку, а на тончайшую - тоньше человеческого волоса - сверхпрочную проволоку. Если на борту произойдет пожар, проволока уцелеет.

Сейчас уже есть ящики, которые снимают триста с лишним параметров и могут рассказать все о машине, о ее жизни и смерти. На борту обычно устанавливают два ящика. Один пишет голосовые сообщения, он находится в кабине пилота. Другой - показания приборов, его, как более ценный материал, располагают в специальном кожухе в хвостовой части самолета, как наименее подвергаемой разрушению в случае аварии. Есть много случаев, когда, вскрывая только один ящик радиопереговоров, устанавливали точные причины катастрофы.

  Так было с аэробусом А –300, разбившимся под городом Междуреченском. Ящик зафиксировал детские голоса в кабине. История такова: самолет шел под автопилотом, в кресле командира корабля сидел его сын и держал штурвал. В какой-то момент автопилот собрался разворачивать машину по курсу. Штурвал при этом двигается туда-сюда. А подросток стал его удерживать, то есть зафиксировал.

   Автопилот, между прочим, очень чуткая штука. Если штурвал удерживать с усилием более 5кг, он сразу отключается - раз штурвал в руках, значит, пилот взял управление на себя. Сразу никто этого не заметил, а потом стало поздно. Громадная машина почти мгновенно соскользнула на крыло и свалилась в штопор.

  Показания приборов - это одно, чистая физика, но ничто не сравнится по глубине и остроте трагизма с последними секундами переговоров экипажа. Потому живых так интересуют и заворараживают детали тяжелых трагедий.

  - спасибо.
    2004 г.