Два года в командировке как весомый итог влекли меня домой на зеленые просторы, чтобы там неотступно напоминать о желтой, каменисто-жесткой, первозданно красивой, напряженно молчащей и чутко внимающей всему земному - Монголии.
Пришло время расставания, и мои монгольские друзья, со своими семьями и многочисленными родственниками, организовали нам, покидающим их землю русским и себе, прощальный праздник.
Большим табором, на двух автобусах и в грузовике, мы выехали в сторону Селенги. Однако, уже в пути, выбрали речку поменьше, что вилась бок-о-бок с нашей дорогой. Ее каменистое русло с хрустальной мелкой водой укрывала выгоревшая зелень кустарника и деревьев, похожих на вязы. Рассудив так, мы свернули под их развесистые кроны и среди бурелома выбеленных временем сухопалин, обещавших неисчислимые запасы дров, стали обустраивать свой лагерь: расчищать поляну, разжигать костер, собирать застолье…
В теньке на тонкой попонке, слегка привалившись к стволу вяза, прилег дедушка Очир, который еще в автобусе разглядывал меня, не таясь, с забавным детским любопытством. Привилегия старикам и детям, - пусть им.
Подсев к дедушке, Хадбатар с усмешкой о чем-то поговорил с ним, иногда взглядывая на меня, и, вернувшись, интригующе сообщил:
- Очир говорит, что ты на русского не похож.
- А на кого я похож, он не сказал?
- Не сказал.
- А ты, как считаешь, я похож на русского?
- Похож!
Хадбатар сказал это уверенно и даже улыбку с лица согнал.
- Я сказал ему, что ты русский. А он говорит, что таких русских не видел никогда.
- А я и не русский вовсе. Я еврей. Скажи дедушке.
Хадбатар послушно снова подсел к дедушке, чтобы обсудить эту новость. Потом встал и неуверенно подошел ко мне.
- Очир не верит. Говорит, что китайцы - плохо, и, что евреи тоже плохо. И, что ты - не еврей.
Хадбатар весело засмеялся над стариком, полагая, что я пошутил.
- А, он видел евреев?
- Я его спросил, говорит, - не видел.
- Так откуда он знает, какие они?
Через минуту Хадбатар доложил:
- Тут так думают, почему – неизвестно.
- А в Монголии есть евреи?
- Нет, наверно. Не слышал…
Хадбатар пожал плечами.
Дедушка Очир терпеливо смотрел на нас, ожидая, видимо, что мы как-то разрешим его сомнения.
- А, ты кто, Хадбатар, монгол?
- Да, я настоящий монгол, хальх.
Немного подумав, он добавил:
- В Монголии много разных живет. Вот, китайцы много, бурят много, тува есть, киргиз… Сух Батар был хальх.
- Повезло тебе?
Хадбатар уже знал это странное русское слово – повезло - и улыбнулся.
- А Очир – тоже хальх?
- Да.
- И Очиру повезло. А про цыган он знает?
Хадбатар, не вставая, громко спросил у старика про цыган.
- Не знает.
Я призадумался.
- Скажи ему, что Чингисхан не любил евреев. Так в книгах пишут. И в Монголию их не пустил. Хотя они живут по всему свету и могли бы в Монголии тоже жить. Не позволил им синагоги строить и религию их соблюдать. Всех пустил, мусульман, христиан, буддистов, всех, кроме евреев. Так что я – первый еврей в Монголии. Скажи дедушке.
Но Хадбатар, ничего не сказав старику, побежал разводить расшалившихся чичиков – монгольских детей.
Я улыбнулся дедушке Очиру своей самой обаятельной улыбкой, и он тоже ответил мне теплом своих где-то там утонувших в его лице глаз.
Подойдя к нему, я склонился, погладил его по рукаву и с сожалеющим видом - разводя руки, пятясь, потом оглядываясь - пошел тоже заниматься делом.
Где он сейчас – дедушка Очир? В каких райских кущах обитает его бессмертная душа?
Может случится, что мы встретимся там с ним и посмеемся: он над собой – бывшим монголом, а я над собой – бывшим не-то евреем, не-то русским.
И будет нам без всего этого и легко, и, наверно, немного грустно.