Дорогие читатели! Предлагаемая вам вещь - вариант "Седьмого тысячелетия". Просто мне по роману захотелось написать пьесу, а пьеса у меня не получилась, получилось ни то, ни сё. Судите сами.
МОРСКАЯ ПЛАНЕТА
РОМАН В СЦЕНАХ И ДИАЛОГАХ
Я говорю себе, почуяв темный след
Того, что пращур мой воспринял в древнем детстве:
– Нет в мире разных душ и времени в нем нет!
И. А. Бунин
1 ЧАСТЬ. ДЕТСТВО.
В ДОМЕ МАТЕРИ.
ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ:
Начало восьмого тысячелетия после крушения Великой Цивилизации.
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:
Апеннинский полуостров, ниже устья Тибра, лесная зона. Древняя вилла на берегу моря, окруженная парком. Великая Цивилизация, разрушенная несколько тысячелетий назад инопланетянами, полностью вымерла. На планете новые виды растений и животных, у гомо – космическое потомство. И все же, от места веет чем-то древним, почти римским. Вилла беломраморная, скалы возле залива тоже белые, а море под скалами такое синее и чистое, как будто в мире никогда не было войн, смерти и разложения.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Марциана Антония Цинна – дочь полководца из города Арций и самки лесного космического гомо.
Корнелия – ее мать.
Литопсис – кормилица Марцианы, лесной гомо.
Крис – шумер, иноплеменник из будущего.
Клавз – гуманоид-иллюзионист, представитель вымершего вида.
Зеленоглазый инопланетянин (Рамалий).
Цит – инопланетянин, галактический паук.
Управляющий имением, бывший гладиатор.
Шестилетний шумер.
Дети арцианцы.
Лесные гомо.
Каска – муж сестры Марцианы.
Клелия – сестра Марцианы.
Арцианцы.
В ЖИЗНИ НЕТ НИЧЕГО СТРАШНЕЕ СТРАХА.
– Что-то оно у тебя мало спит, – заметил инопланетянин Цит, заботливо рассматривая ребенка Корнелии, который в три года лежал в кровати, безучастно глядя в потолок. Трехлетний космический гомо подвижен, интеллектуален, умеет читать и писать и уже проявляет свою будущую одаренность, которая у любого космического гомо обязательно есть. Еще неделю назад девочка Марциана такой и была, за исключением одаренности. Мать постоянно жаловалась, что у нее на редкость тупая дочь. Да, но она была здорова, а теперь?
Любовница со злобой оттащила галактического паука от постели ребенка. Что ты в этом понимаешь, в таком смысле. Но Цит все правильно понял: испуг. От чего-то дочь Цинны перепугалась до смерти и теперь ей необходима медицинская помощь. Но пробиться сквозь броню равнодушия и злобы Корнелии непросто. Она любого пошлет дальше.
Марциана лежала и всей кожей ощущала, что скоро будет долго спать. Она попадет туда, откуда появилась на свет. Три дня назад мать учила ее вышивать. Занятие утомительное и нудное. Рисунок сложный, краски странные. У матери нарушено цветовидение, это Марциана определила сразу и инстинктивно. Мрачно что-то все, не так, как выглядит на самом деле. А мать до смерти любит это занятие. Она даже вышивает портреты.
– Вот, дочь моя, это твой отец.
Марциана посмотрела на клочок батиста и потеряла сон. Страшно. Разве это человек? Она знает, кто это. Недаром она недавно, тайком от матери, прочла рассказ Гоголя. Он называется «Вий». Так вот, ее отец, оказывается, мертвец! Разве можно после этого спать?
СТИХИ О КРОКОДИЛАХ.
Корнелия увлеченно беседует с шумером на сложную математическую тему. Марциана клюет носом за вышивкой. Она с трудом подсчитывает стежки, боясь перепутать в цвете листьев малиновый с темно-зеленым. Впереди опять ночь без сна, но скоро наступит иная ночь. Что это такое, она понимает плохо, но ждет с вожделением. Жизнь уже утомила ее до смерти и напугала до нежелания сопротивляться. Один из сидящих напротив гомо вдруг задает ей вопрос:
– Девочка, ты слышишь, о чем говорит твоя мать?
Марциана с трудом поднимает голову и с ненавистью оглядывает Корнелию. Замечает со знанием дела:
– Она? Она интересная. С кем хочешь о чем угодно поговорит.
Дотошный арцианец:
– Но почему ты не слушаешь?
Марциана, удивленно:
– Я вышиваю.
– Тебе интересно?
– Очень.
Корнелия возмущенно ударяет ребром ладони по столу:
– Мне интересно, почему ты не спишь?!
Марциана, опуская голову и перекусывая нитку:
– Сегодня ночью спала.
Корнелия, посерев от ярости:
– Врешь!
Сидящий рядом с нею зеленоглазый молодой иноплеменник пытается задать вопрос:
– Мать жалуется, что по ночам тебе снится крокодил…
Марциана:
– Мне по ночам снится кошка.
Зеленоглазый:
– Какая кошка?
– Серая, полосатая. У нас в парке живет.
Корнелия, с глубоким вздохом:
– Пишет стихи.
Пытаясь вспомнить:
– Что-то про реку и крокодилов…
Марциана:
– А, вспомнила:
Жизнь как река, полноводна она и могуча,
Чтоб ни случилось, течет себе и течет,
Камни ворочает, щель пробивает в кручах,
Шире и глубже русло за годом год.
Тот, кто поверит в нее, никогда не поверит в бога,
Будет реку любить и крокодилов в ней,
В сердце уляжется сразу любая тревога,
Надо душу понять и не думать о ней.
Один из не относящихся к виду гомо, скорбного вида, с глазами глубокими и мрачными:
– Как же тебе удалось в три года такие стихи накатать?
Марциана, смотрит тревожно:
– Еще есть. А что, нельзя?
Зеленоглазый, с глубоким осуждением:
– Это плохие стихи. Верить в бога обязательно надо.
Марциана, опуская голову за новым стежком:
– Я не верю.
Зеленоглазый, пытаясь понять:
– Почему ты не веришь?
– Потому что кормилица моя пьет. А в конце года родит младенца и в ручье его утопит. А он даже еще и не успеет решить, есть бог или нету. Значит, и нет его совсем.
Гомо из города Арций все смущены, не исключая и того, который начал приставать к Марциане с вопросами. Странноватого вида мрачный иноплеменник смотрит пронизывающе, молодой зеленоглазый растерян, а у шумера глаза смеются.
Корнелия, возмущенно:
– Она пьет, а твое какое дело? Ты зачем ловишь крыс в подвале?
– Потому что картошку она есть не хочет. Ей белки нужны. Что у нее в животе, интегральное исчисление, что ли?
Корнелия:
– Как ты смеешь!
Отдышавшись:
– Ты слопала полиэтиленовую крышку на прошлой неделе!
Марциана, раздумчиво:
– Ну да. А вдруг переварится? Спирт-то этиловый, пусть закусывает. Там их в столе сколько? На весь год хватит.
Шумер, оборачиваясь к Корнелии:
– И как же?
Корнелия:
– Промыла желудок.
Зеленоглазый:
– Нужны психотропы.
Корнелия, в ужасе:
– Ну уж нет!
Зеленоглазый:
– Уверяю вас, ребенку не повредит. Что-нибудь вроде феназепама. Для сна и успокоения психики. Иначе в ближайшие два-три дня вы с ним расстанетесь. Он не хочет жить и поэтому не спит.
Корнелия опускает руки на стол и сразу становится видно, что она вовсе не так уж молода, как кажется на первый взгляд. Она самка космического гомо, а они живут недолго. Ей, обессмерченной кремниевым способом, уже не меньше восьмидесяти лет от роду и о своей цивилизации она ничего не знает. А самое главное – туда не стремится. Мать ее совершила проступок, отдав дочь предковым, но сама она чем загладит вину матери? Вот этим ребенком? Вряд ли. Оплодотворитель был метис, наполовину морской гуманоид. Мразям, живущим в лесу, квартероны не нужны. Воспитывай, самка, говорят глаза шумера, гуманоида-иллюзиониста и люканца. Глаза предковых почтительно опущены: вдова воспитывает наследницу, дочь полководца.
БОКАЛ ШАМПАНСКОГО.
Клавз, шумер и Рамалий смотрят с удовлетворением: ребенок Корнелии отоспался, даже поздоровел. Сама Корнелия принимает гостей в доме своей матери, на границе территории. За столом в основном андроновцы из Арция, двое люканцев: Рамалий и Дентр, а также прежние. Марциана сидит рядом с матерью и ковыряется в тарелке. Корнелия поднимает бокал шампанского и пригубляет его. Шумер внимательно смотрит: лицо вдовы принимает странное, неприятное выражение. Личность с раздвоенным сознанием иногда выглядит так. А еще блудница, занимающаяся чем не положено и по вечерам читающая библию. Марциана об этом ничего не знает. Но она видит, что мать выглядит противно, вокруг чужие и черноглазый иноплеменник смотрит насмешливо, пронизывающе. Она хватает полный бокал вина, стоящий напротив и опрокидывает его в себя.
Клавз, Рамалий и пожилой инопланетянин в шоке. Шумер по-прежнему смотрит насмешливо. Вокруг стены, потолок, посуда, лица. Тошное, гадливое чувство поднимается от живота к голове. Марциана оборачивается и встречается взглядом с глазами иноплеменника, андроновца. У него зеленоватые, выцветшие глаза и веснушчатое лицо. Но какой он приятный! Какой настоящий, подлинный, тутошний! Какой справедливый! Марциана блаженно улыбается. Иноплеменник почему-то смущен. Марциана улыбается еще шире. В голове звучит чудная музыка: орган исполняет фугу Баха. Глаза горят огнем торжества и веселья. Она смотрит в глаза иноплеменнику, который не знает, куда деваться от стыда. Марциана улыбается.
УРОКИ ПРЕКРАСНОГО.
Если б у Марцианы появилась хоть малейшая возможность, она сбежала бы из дому. Но на четвертом году жизни ничего не знаешь о мире. Какой он? Может, все такие же, как ее мать? Вот Цит, например, он такой, какой есть, что на уме, то и на языке, что внутри, то и снаружи. А Корнелия скрытная. На вид – как фигурка из матового фарфора, какие хранятся у кормилицы в буфете. Хрупкая, нежная. На самом деле мать крепка и сильна, как слон.
Мать завела специально для Марцианы золотых рыбок. И не каких-нибудь, а настоящих вуалехвостов. Ухаживать за ними непросто. Кормить и чистить аквариум Марциане под силу, менять воду – уже нет.
Когда на нее никто не смотрит, Корнелия не стесняется. Она снимает крышку со столитрового аквариума, приподнимает его и несет в ванную – мыть. У Марцианы мурашки бегут по спине: как такое можно?
Мать, заметив остолбенение дочери, объясняет:
– Дочь моя, мы с тобой не предковые, мы лесные космические гомо. У нас мышцы другие. Знаешь, про актомиозиновый комплекс? Так вот, у предковых гомо он устроен в виде шестигранника, а у нас с тобой – по восьмиграннику. Мышцы такие же сильные, как у насекомых. Дочь моя, когда ты вырастешь, ты будешь так же сильна, как и я.
Марциана, утратив сон однажды, потеряла его навсегда. Она часто болеет бессонницей. Мать не пичкает ее таблетками, а дает книги. Замечает, что дочери пришлись по душе атласы по древнему искусству.
– Дочь моя, у тебя явная склонность к живописи. Садись учиться рисовать.
Мать ставит на стол белый гипсовый куб, дает в руки карандаш – и мучение начинается.
– Дочь моя! Куб висит в воздухе.
Марциана берет свежий лист.
– Дочь моя, у куба бок кривой.
Марциана втихаря достает из шкафа пластиковую линейку и проводит бок фигуры по линейке.
– Дочь моя! Что за безобразие! В рисовании нельзя пользоваться лекалом.
Марциана грызет карандаш и присматривается к тому круглому белому, что тайком выглядывает из-за фигур. Неужели и это придется рисовать? Прекрасное отвратительно.
ЧТО ТАКОЕ АЛКОГОЛИЗМ?
Кормилица пьяна в стельку и требует еще бутылку со спиртным. Марциана уговаривает ее лечь. Сама идет к обрыву и ныряет. Достает пузырек с материным лосьоном, брошенным туда еще два месяца назад про запас. На сутки лосьона хватает, потом Лит оказывается в постели управляющего, у которого много выпивки. Через месяц кормилица снова беременна. В доме пропадают одежда, ключи, еда, лекарства. Комнаты зарастают пылью. «Девочка» Лит болеет.
ЧЕМ КОРМЯТ БЕРЕМЕННЫХ?
В гостиной приезжие из Арция. Входит Марциана.
Корнелия:
– Что тебе, дочь моя?
– Лит плохо себя чувствует. Она…
– Выражайся лаконичнее, дочь моя. Что тебе надо?
Марциана:
– Мороженое.
Корнелия со вздохом поднимается и подходит к малахитовому шкафчику в углу гостиной.
– Дочь моя, я бы желала, чтоб ты по утрам расчесывала голову.
– Но, маман, я же ночевала не в спальне!
– А где, дочь моя?
– В кухне, на табуретке.
– Ах, это мой недосмотр!
Корнелия вконец расстраивается. Она достает из шкафа ключи.
– Дочь моя, я могу рассчитывать, что ты не напихаешь больше рептилий в холодильник?
– Я даю твердое обещание, маман.
– Кроме того, я хотела бы, чтоб ты к шести часам была в кабинете.
– Но, маман! Я должна позаботится о Лит.
– Ах да! Но тогда к восьми часам ты будешь на месте?
– Да, маман.
– Я могу на тебя положиться, дочь моя?
– Да, маман,
– В течение какого времени?
– За двое суток я вам ручаюсь.
Корнелия со вздохом отпускает ребенка. Настроение у ее посетителей веселое. Скоро снизу, со стороны клумбы возле входа доносятся звуки серьезной беседы. Управляющий Корнелии, раб-ибериец, рассуждает на философскую тему. Марциана, примостившись на закраине фонтана, со скорбью его слушает. Кошки в подвале виллы кончились. Крыс тоже нет. Зато в подвале под домом садовника, по слухам, давно обитает жирная большая крыса. Марциана прерывает рассуждения собеседника:
– Почему ее тошнит от рыбы?
– Бывает. Беременных тошнит от чего угодно. От рыбы, от овощей, от ящериц.
– Беременных кормят ящерицами?
Ибериец кивает.
– Надо принять к сведению, – Марциана надолго опускает голову. Потом в гневе разражается тирадой:
– В прошлый раз ты утверждал, что Лит отдалась тебе. Сегодня ты говоришь, что она сопротивлялась. Таким образом ты – насильник. Если ты не дашь мне ключи от подвала, она подохнет с голоду. И таким образом ты – убийца. Поэтому мне неинтересно знать, что ты думаешь о Мейстере Экхарте. Мне интересно знать, есть в подвале крыса или нет?
– Есть.
– Давай ключи!
– Куда ты торопишься? Дам.
Марциана отворачивается и опускает ноги в позеленевшую воду. Потом медленно бредет к середине водоема.
– На правду не обижаются, – бросает она назад. Гладиатор тихо смеется.
– Почему ты смеешься?
– Не обижаюсь, потому и смеюсь.
Марциана шмыгает носом.
– Это грипп, Цинна, – замечает управляющий.
Марциана возвращается и снова усаживается на краю водоема.
– Я успею поймать крысу до того, как затемпературю.
Потом она всхлипывает снова.
– Сильный грипп?
– Температура под сорок.
– Давай ключи!
ПРИХОДЯЩИЙ ВСЕГДА ВОВРЕМЯ.
В этот вечер Марциана задушила в подвале последнюю мышь. Лит ничего не сказала. Она только скорбно посмотрела своими провалившимися в глубь глазниц черными, когда-то карими глазами. Потом она бросила мышь в кастрюлю. Марциана ушла с кухни. Делать ей здесь больше нечего. Мать звала поработать, но Марциана отговорилась тем, что поищет еще что-нибудь для Лит. А потом она осторожно, на цыпочках, спустилась в вестибюль виллы и открыла главную входную дверь.
В деревьях выл ветер. Слабый, трепещущий свет луны пробивался сквозь тучи. На тропинку перед домом вышла собака. Большая, пушистая, с торчащими ушами. Марциана моментально подумала о Лит. Но сразу же пришла к выводу, что это животное ей не осилить. А сколько было бы мяса! Хватило бы до конца беременности и даже потом, когда Лит будет болеть. Собака смотрела в глаза Марцианы зелеными дружелюбными глазами и думала о том, сколько в ней, Марциане, мяса. Но Марциана слишком маленькая. Таких маленьких людей собакам (люди называют их волками) убивать не положено. Поэтому большой волк сел, зевнул и завилял хвостом. Марциана поняла. Она тоже присела на корточки, протянула руку и потрепала волка по густой шерсти на загривке. Волк перевернулся на спину и засучил лапами. Марциана встала, вздохнула и сказала:
– Некогда мне играть.
Потом пошла по аллее вниз, в том направлении, откуда дул ветер и слышался гул волн и шорох гальки. Волк засеменил рядом. Между деревьями парка изредка мелькали серые тела его сородичей, волков его стаи. Но близко они не подходили.
Марциана вышла на берег моря. Волк стоял рядом и жадно дышал. Язык у него вывешивался изо рта, а концы губ растягивались в улыбку. Ему, очевидно, нравились самостоятельность и независимость Марцианы. А Марциана смотрела на поверхность бурлящей субстанции. Тоже космос, но двумерный. Космос маман трехмерный, по этому поводу у Марцианы с матерью постоянно возникают осложнения, когда та в заведомо трехмерный интеграл вставляет двумерную производную. Марциана повернулась и пошла прочь. Надо возвращаться домой, успеть до начала скандала между Лит и матерью по поводу бескормицы.
Вечером на другой день, выйдя на улицу в это же время, Марциана обнаружила у порога свежего, еще теплого, только что задушенного кролика. У них с Лит на ужин был роскошный суп.
Кролик лежал на пороге и еще через сутки, и еще. Лит отъелась, Марциана успокоилась. Все. Теперь надо ждать, когда Лит родит и утопит ребенка в ручье. В том, что она выполнит эту программу, Марциана не сомневалась. При всех своих восхитительных качествах, Лит – человек бессовестный. Мать еще раньше, летом, ездила в Арций на рынок закупить подарки для новорожденного. Но Лит все равно сделает по-своему. А Марциане она объясняет свои поступки тем, что она рабыня и детей иметь ей ни к чему.
Теперь Марциана, просидев до пяти-шести часов вечера за корректировкой рукописи с записью материных размышлений, выходила в парк, относила кролика на кухню, а потом ждала волка. Они вдвоем исходили всю окрестность, до ворот виллы. Волк, зверь молчаливый и сдержанный, слушал рассуждения Марцианы по поводу того, что происхождение мироздания – вещь абсолютно бесполезная, а гораздо важнее, чтобы у людей и волков были здоровые, сытые дети. По виду волка можно было понять, что он с нею согласен.
Потом однажды волк заговорил. Он сел, зевнул и спросил:
– Ты веришь в бога, Цинна?
– Нет, – ответила Марциана и тоже села.
Волк опустил голову и задумался. Потом сказал:
– Тебя плохо воспитывают. На дурных примерах. Но человек ты смелый, а значит хороший. Я думаю, у тебя все будет в порядке, когда ты вырастешь и у тебя появятся собственные дети.
– А ты веришь? – шепотом спросила Марциана. Губы у нее побелели от ужаса, ей хотелось завизжать от страха на весь лес.
– Я верю, – серьезно ответил волк. – Мой бог – это мое потомство. А у вас, у людей, бог сложный. Должно быть, потому, что вы понимаете больше.
Потом добавил задумчиво:
– У меня проблемы с потомством, Цинна.
– Твои дети больны? – спросила Марциана, медленно приходя в себя.
– Нет. Они здоровы и сыты. Но моя супруга собирается убить дочь.
– Как это – убить?
– Загрызть.
– За что?
– Плохо себя ведет. Ты не откажешь мне в помощи, Цинна?
– Не откажу.
– Я должен познакомить тебя с моей семьей, – сказал волк и затрусил по лесу по полузаросшей тропинке. Марциана, тяжело дыша, встала и пошла вслед за ним.
Мокрая трава блестела под лучами луны. Кусты у окраины поляны были черны, лес безмолвен. Марциана подошла вплотную к логову, прежде чем увидела самку. Она лежала на брюхе и округлившимися от возмущения глазами смотрела на них.
– Муж мой, ты сошел с ума! – заметила самка.
В это время из жухлой осенней травы возникли два волчьих отпрыска и встали рядом.
– Сейчас же уведи человеческого ребенка отсюда! – заявила волчица непререкаемым тоном.
Волчата смотрели на Марциану веселыми глазами, блестевшими от предвкушения потехи. Отец еще никогда не приводил столь легкодоступную дичь. Третий волчонок, крупный, большеголовый и недоразвитый, вылез из логова и недовольно оглядел компанию: ему, очевидно, помешали спать.
– Мать моя! – обратился волк к супруге, присев аккуратно на задние лапы и, по своему обыкновению, высунув язык, – Познакомься с Марцианой Антонией Цинной, наследницей человеческого логова.
Самка посмотрела на Марциану долгим, внимательным взглядом. Очевидно, что-то поняв, она зевнула и отвернулась.
– Цинна, познакомься с моими детьми, – предложил волк: – Это мои сыновья, хорошие охотники, в меру хищные и вполне прожорливые, – волк указал глазами на двух сорванцов, по виду – в меру хищных.
В это время меньшой волчонок вскарабкался к Марциане на колени. Это была милая инфантильная самочка, капризная и требовательная. Она сразу же пожелала, чтоб Марциана почесала ей живот: перевернулась на спину и уркнула. В поведении она напоминала скорее кошку, чем волка. Шерсть ее была удивительного серебристого оттенка, а глаза голубые, глубокие, прозрачные и глупые.
– А это моя дочь, – заявил волк и надолго замолчал. Он был уверен, что Марциана сама найдет нужный вопрос. Но Марциана тоже молчала. Она с увлечением гладила волчонка и улыбалась.
Самка почувствовала что-то. Она снова посмотрела на Марциану.
– Ты живешь в большом доме в парке? – спросила она.
– Да, мадам.
– У твоей матери еще есть дети?
– Нет, мадам.
– Странно, – заметила волчица. – Почему это человеческие самки так мало рожают?
– Это очень трудно, мадам.
– Ничуть, – безапелляционно заявила волчица. – Ничуть не трудно и исключительно полезно. А, кроме того, из многочисленного потомства можно выбрать.
– Человеческим самкам не положено убивать детей, мадам.
– И волчьим не положено. Однако лучше убить, чем потом каяться.
В это время Марциана ощутила прилив острой, непереносимой жалости. Этот нежный пушистый зверек, лежащий у нее на коленях…
– Это будет очень красивая самка, мадам.
Волчица хмыкнула.
– У нее хорошая шерсть и большие глаза.
– Она глупа, и кусает братьев.
– Она очень ласковая…
– Она до сих пор не умеет охотиться.
– У нее восхитительно пушистый хвост.
– Она до сих пор не научилась говорить по-арциански.
– Она научится. А… а зачем вам арцианский, мадам?
– Современный волк должен знать по меньшей мере семь человеческих языков.
Марциана вздохнула.
– По-моему, – сказала она раздумчиво, – достаточно того, что ваша дочь будет столь же плодовитой, как и вы, мадам, – волчица опять хмыкнула, на этот раз одобрительно. – А глупа она или умна, значения не имеет. У ее будущего мужа хватит сил прокормить и ее, и потомство. Зато у нее будут красивые дети.
– Для волка не важно, красив он или дурен, – заметил самец, отвернувшись.
– Нет, важно!
– Эта тварь, – волчица кивнула на свою дочь, – когда-нибудь станет непотребной. У нее будут серьезные проблемы, и мне не хотелось бы…
– Я вступлюсь за вашу дочь! – вдруг горячо пообещала Марциана.
Волчица посмотрела на нее насмешливо:
– Если сама доживешь до следующей осени.
– Тем оно лучше, мать моя, – отозвался волк, внимательно посмотрев на самку, – кто умеет выжить, имеет право давать обещания.
– Это чепуха, муж мой!
Волчица легла:
– Все равно. Я смертельно устала и устраняюсь. Но! Не забудь про свое обещание, человеческий ребенок!
– Я не забуду, – Марциана положила самочку на траву, и та недовольно заворчала. – Мне пора домой. Проводи меня, Приходящий Всегда Вовремя, – попросила Марциана, одновременно назвав волка его теперешним человеческим именем.
ВЕРШИНА.
Марциана сидит и читает. Она читает уже ночь напролет: у нее бессонница. Рабыня убирается в доме. Входит в комнату. Литопсис:
– Сейчас же прекрати читать эту херь! Ополоумела совсем, носа из книги не кажет!
Спокойнее:
– Помоги мне по дому.
Марциана вытаскивает из чулана огромную лестницу, приставляет ее к потолку, карабкается наверх с тряпкой. Мурлыча себе под нос, собирает паутину. Входит Лит и застывает в дверях:
– О господи! Зачем ты влезла по этой лестнице?! Я костей не соберу!
Марциана медленно спускается. Лит:
– Бери вот эту.
Марциана с увлечением постигает, как устроен окружающий мир. Вершина – оттуда сверзишься.
МАТЕРИКОВЫЙ СКЛОН.
Ибериец управляющий чинно гребет. Море спокойное, синее, солнце печет немилосердно. Берег виднеется вдалеке пенной полоской. Марциана сидит, задумавшись. Корнелия рядом с ней. Она обращается к дочери:
– Дочь моя, сейчас ты будешь учиться плавать.
Марциана, индифферентно:
– Да, маман.
– Встань, дочь моя.
Марциана покорно встает, Корнелия легко поднимает ее на руки и бросает в воду. Управляющий не успевает ничего сделать: ребенок камнем идет ко дну.
Марциана, наглотавшись воды, убеждается, что под водой можно дышать. Она опускается на материковый склон среди зарослей бурых водорослей. Садится и смотрит вокруг. Крупные, до пятнадцати сантиметров длиной, глубоководные морские пауки выбираются из спутанных клочьев ламинарии. Они медленно ползают по растениям, питаются, выясняют между собой отношения. Марциана замечает, что поведение их разумно. На суше тоже есть разумные членистоногие, например, осы. Вдали, среди камней появляется акула. Это малакофаг, десятиметровая акула-молот. Она плавает среди водорослей, следя за членистоногими. Она явно ими не питается, просто следит, как они себя ведут. И акула разумна, и морские пауки. Надо думать, все твари в море разумны, отмечает про себя Марциана. Рай, а не жизнь!
Марциана без приглашения остается под водой. Она следит за пауками и постепенно привыкает к мысли, что домой вернуться придется: как там мать, как Лит? Акула не гонит ее, наоборот: ей нравится, что Марциана правильно ее поняла и выгоняет из зарослей агрессивных пауков с явной попыткой напасть на самку с целью оплодотворения. Здесь прочие члены популяции с ними дерутся и убивают. Ничего не поделаешь: война. Но Марциане надо материнских таблеток, кроме того, она не отказалась бы от мороженого. Она, без слов попрощавшись с акулой, медленно бредет по камням к берегу, выбирается на воздух и долго с омерзением дышит: воздух суши горяч, душен и полон смертной истомы.
Дома скандал: хозяйка, вернувшись домой, сообщила, что утопила ребенка. Рабыня воет и дерет на себе волосы: что скажет Каска, что скажет Цит? Ее, несчастную, за недосмотр отправят на скотобойню и там зарежут. Корнелия, как ни в чем не бывало, продолжает сидеть за рукописями на втором этаже, Литопсис пьет. Марциана появляется дома мокрая, с водорослями на голове.
– Свят, свят, свят! – Литопсис загораживается табуреткой и смотрит, вытаращив глаза.
– Ты что, думаешь, я неживая, что ли? – Марциана недоуменно оглядывается по сторонам: на кухне кавардак. – Дай мне поесть.
Марциана, не добившись толку, сама лезет на шкаф и достает вчерашнее картофельное пюре. С отвращением ест. Рабыня постепенно приходит в себя.
– Капусту будешь? – осторожно спрашивает она, доставая с полки сковородку.
– Буду, – отвечает Марциана, набив рот.
Кормилица достает заветную бутыль и принимает еще. Ей становится легче:
– Дитятко ненаглядное! Солнышко! Ешь, ешь. А когда взрослая станешь, вспомяни мои слова: к водке не прикасаться! Ни-ни!
МАЛИНОВЫЙ ЧЕРТ.
Литопсис воздерживается полгода. Марциана сидит рядом с матерью и тщательно выясняет, куда делась единица из сложного длинного рассуждения по поводу гравитационного сжатия: у матери не получается уменьшиться до нейтрино. В прошлый раз получилось, и она застряла в бочке с цементом. Вернувшись в обычную массу, она повредила себя, но зубы, к счастью, остались целы. Только синяки на руках и под левым глазом. Марциана рада: пока мать в синяках, она никого из Арция в дом не пригласит, смотреть на синяки почему-то считается неприличным.
Спустившись на кухню, Марциана застает неприятную картину: Литопсис пьяна. Она где-то раздобыла водку и теперь угощает знакомых: двух зеленых, черного и малинового черта. Те, по-видимому, трезвенники и с удовольствием пьют компот. Литопсис приглашает Марциану занять место по левую руку от себя. Наливает терпкого пахучего абрикосового компота и шепчет, пригорюнившись:
– Вон тот, малиновый, посмотри, какой хороший!
Марциана смотрит на полную компота фарфоровую чашку и, сжав кулаки, предвкушает, как она во дворе расправится с негодяем управляющим: это он напоил Лит, больше некому.
Марциана бьет предкового в пах, под дых, в ребра. Он защищается, но как следует отплатить боится. У Марцианы нет с собой оружия и особенной причины покалечить хозяйского ребенка у него нет. Он только притворно смеется и пророчит Марциане смерть на гладиаторской арене.
Вечером он считает своим долгом наябедничать.
– Какая плохая девочка! – вздыхает Корнелия.
ЛЮБОВЬ И ТРЕЗВОСТЬ.
Трезвая кормилица являет собой образец трезвомыслия. Привнесение всего иллюзорного, призрачного, недоступного пониманию встречает одну оценку: херь. После нескольких граммов алкоголя это другая личность. Выпив, Лит может часами рассуждать об аде и чистилище, об ангелах и чертях, о похоронах, о гробах и кладбищах. Но чаще всего Лит вспоминает своего первого ребенка. Того, которого у нее отняли, прежде чем отправить на рынок, где Цит ее купил для самки космического гомо. Он был нежный, ранимый, голубоглазый (у самой Лит глаза темно-карие), ножки розовые, щечки в ямочках.
– Не то, что ты, подлюка, – обращается Лит к рядом сидящей Марциане, – убожество, дочь идиотки!
Марциане хочется возразить, что после этого кормилица родила еще двоих, и обоих убила, хотя мать обещала оставить их при ней и помочь воспитывать. У них наверняка тоже были бы щечки в ямочках и розовые ножки. Может, все дело в цвете глаз? Но Марциана воздерживается от суждений. Она сидит и покорно слушает: Лит единственное существо на Земле, которое она любит. А любимые существа, как утверждает древний писатель, – орудия пытки.
В пять лет Марциана в совершенстве освоила акушерскую науку. Руки у нее сильные, смекалка надежная. Лит лежит на топчане в полуподвальном этаже дома. Здесь, тайком от хозяйки, она рожает уже третьего (сына). Марциана перерезает пуповину и аккуратно завязывает. Обмывает младенца. Маленький, беспомощный, плачет. Лит ему грудь не даст. Марциана тайком утирает слезы. Жалость, что она такое и откуда берется? В мире нет ничего болезненней жалости, и если бы пришлось Марциану спросить, чего ты боишься больше всего, она бы ответила: кого-нибудь пожалеть. Именно потому, что никому в этом мире помочь нельзя. Тогда, возле ложа больной женщины, Марциане впервые пришла в голову и отпечатлелась на всю жизнь богопротивная мысль: для того, чтобы спасти кого-то, надо кого-то убить. Если убить кормилицу и попытаться выкормить ребенка – ребенок, возможно, останется жив. Кто дороже: только что рожденный или давно прикипевший к сердцу?
В это время кормилица со стонами встает, берет из рук Марцианы ребенка и идет с ним в парк – топить.
ИЛЛЮЗОРНЫЙ МИР.
После родов кормилица прибирается в доме, наводит порядок на кухне и во дворе. Непререкаемо и властно требует у управляющего украденные деньги. Тот, под страхом возвращения на арену, отдает остаток. Этих денег хватило бы, чтоб купить еще четырех управляющих: Корнелия богата. Возникает вопрос: кому идти на рынок за продуктами? Рынок лесных гомо далеко, на другом конце болота, кормилица еще слишком слаба, а управляющий зол и ненадежен. Значит, идти Марциане.
– Сторонись камыша, – напутствует кормилица, – иди мимо сосен. Сколько запросят за мясо – отдай, деньги есть. А за крупу много не давай, крупа дешевая, наверняка обманут.
Марциана не боится леса: ее предки, таежные гомо, умели скакать по деревьям не хуже обезьян. Лесные космические гомо тоже умеют. Но они цивилизованные. Пользовались собственным гравитационным компьютером и даже имели сверхсветовую лодку. Правда, вымерли. Они с матерью – одни из последних особей вида. Ну, ничего, думает Марциана, шагая прямо по зарослям рогоза через топь, у меня есть сестра. Она – космический гуманоид, а им до вымирания еще далеко. И вообще, не важно, кто ты, важно, какой ты. Она, Марциана, не станет плохим гомо, у нее есть примеры для подражания и она будет им следовать. Например, Степан Разин, Дмитрий Менделеев, Чарльз Диккенс. Еще хорошо бы следовать примеру Александра Пушкина, но это уже как бог даст. Чтобы стать поэтом, надо родиться гениальным, а такое бывает очень редко.
Деревья расступились резко, как по команде. За вырубкой под крытыми толью навесами копошились предковые гомо. Телега, запряженная двумя заросшими коростой коричневыми животными, остановилась, и предковый, такой же старый и заросший, спрыгнув с телеги, с гортанным криком убежал под навес. Марциана растерялась: куда идти? И пошла прямо. Из слепящего солнцем летнего марева выскользнул одетый в древнюю варварскую одежду гомо. Он смотрел прямо на Марциану. Марциана обомлела: в этом взгляде не было ничего человеческого. Все дурное, порочное, низменное, злое как будто сконцентрировалось в этих зрачках. И, что хуже всего, само лицо выражало горячую искреннюю любовь именно к ней, Марциане. Это было то самое лицо, которое мать вышила на батисте и которого Марциана до смерти испугалась в три года.
Марциана остановилась, как вкопанная. Хозяйственная сумка выпала у нее из рук. Еще мгновение – и выскользнувший из иного мира субъект нападет, решила она. Она смотрела прямо, сжимая кулаки, а личность в древних черных брюках вдруг исчезла – растворилась в воздухе. Гомо, продававшие за прилавками всякую снедь, вдруг заработали руками дружно и согласованно, как трилобит в море или мокрица работает лапами. «Иллюзорный мир!» – подумала в ужасе Марциана. Туда нельзя, там останешься навсегда и поменяешь судьбу. А еще она поняла, что это информационная прослойка древних космических гомо – тонкая химическая пленка в одну молекулу, временной интервал между мирами. «Они оставили ее тут, – с возмущением думала Марциана, ковыляя домой, – а другие особи космических видов ловятся в нее, как в паутину. Гомо всегда был мерзок для всех, потому что никогда не думал об окружающих!»
Дома кормилица ничего не поняла в объяснениях Марцианы и в раздражении жаловалась кастрюлям и сковородкам:
– Интегралы! Радикалы! А просо купить на рынке – мозгов не хватает! Что за наказание мне! Мать полудурь, а у дочери и совсем голова набекрень!
МАДАМ НЕФЕРТИТИ.
Ночной парк манит Марциану таинством сырой земли и шелестом листьев. Ничего опасного в нем нет: природа друг дикому гомо. Вот предковый, тот всего боится. И сочиняет жуткие истории об умерших. А Марциана знает, они в самом деле встают из земли. Но на глаза стараются не показываться, зачем им. От живых им ничего не надо, да и от мертвых тоже. Мертвец живет по принципу: я мыслю, значит, я существую.
В заросшей чертополохом аллее соседней виллы на камушках горит лунный свет. Поперек аллеи – длинная тень. Столб, что ли? Марциана подходит ближе и убеждается в страшной истине: это не столб, это хуже. Высохшее тело с большой головой на смехотворно длинной шее. Мертвец. Марциана знает: бежать нельзя. Чего ему от тебя надо, то исполни. Она подходит ближе, потом вплотную, ощущает носом запах гнили и бальзамической смолы.
Марциана:
– Мое почтение. Я – Марциана.
– Мое почтение. Я – мумия.
– Очень приятно.
Мумия сразу переходит к делу:
– Тут последнее время много летающих тарелок.
Марциана кивает:
– Есть.
– А чего им надо?
– Интересуются.
– Чем?
– Спрашивают, кто производит у нас кероген, как его используют и почему так много синтетики в воздухе.
– Понятно. Я – царица Нефертити. По поводу керогена, органических красок и производства синтетики обращайся ко мне. Хорошо бы сказать пришельцам, что у нас действует полиция.
– Это что?
– Следят за нравственностью населения.
– Я всегда к вашим услугам, – Марциана кланяется. – А кто следит?
– Размножающиеся пауками.
– Это те, что выходят из моря и окукливаются на суше?
– Они.
– Они сами неизвестно чем занимаются.
– Они порядочные.
Марциана опять кланяется:
– Буду говорить.
– Коси больше, когда беседуешь с пришельцем. Не сообщай ему сразу все, что знаешь.
Марциана склоняется в третий раз в почтительном поклоне:
– Постараюсь.
ПОНЯТИЕ О ШУМЕРАХ.
Животные появляются на свет разными путями. Некоторые вылупляются из яйца и потом линяют каждый раз, когда хотят вырасти. Есть такие, которых мать вынашивает в утробе, и они потом всю жизнь растут. А бывают такие, которые рождаются в одном виде, потом окукливаются и становятся другими. Полное превращение свойственно насекомым. Но и не только им. Марциана убедилась, что пауки, питающиеся ламинарией на материковом склоне, выходят на сушу и окукливаются в болоте при помощи глины и ила. Их куколки – большие, почти метровые в диаметре коконы, висят на ветвях деревьев высоко над землей. Дети из лесных деревень утверждают, что из коконов вылупляются детеныши черных шумеров. Они уничтожают коконы, где только увидят. Шумеры питаются человечиной, злы и жестоки, утверждают дети. Марциана детенышей шумеров не видела. И склонна по натуре никому не верить на слово.
Куколку морского паука отыскать трудно. Марциана совершенно случайно наткнулась на нее, ловя на окраине болота большую великолепную бабочку – ленточника тополевого. Бабочка скрылась от преследования в верхушке сосны. Марциана, вскинув голову, уткнулась взглядом в паучий кокон. Он висел целенький, новенький, у всех на виду. Марциана почувствовала жалость. Здесь ребенка морской паучихи обязательно найдут. А чем он хуже лесного гомо? И она решила его охранять.
Лето было в разгаре. Жаркое, душное. Тропическое марево стояло над болотом, огромные, жадные до крови комары вились над лицом, шеей, руками. Когда ходишь – их не замечаешь. Но Марциана решила сидеть. Дело есть дело. Она прихватила с собой книгу по исследованиям культуры шумерских цивилизаций. Книга по биологии шумеров находилась у матери под запретом. Корнелия категорически заявила, что биологию Марциане изучать ни к чему. Она, Корнелия, математик и Марциана тоже должна искать пути в этой науке, коль уж ни к одному из видов изобразительных искусств у нее дарования нет.
Марциана знала только основы: взрослые, имаго – продукт перераспределения генов в хромосомах морского паука, появляются на поздней стадии развития вида. Они потомки древних гомо, кровью которых в доисторические времена пауки себя подпитывали. Выглядят, как люди, размножаются очень характерно: самец дерется с самкой и если ему повезет – убивает ее. Оплодотворяет только труп, для этого ныряет с ним с материкового склона и на дне сам погибает. Кроме того, это уже Марциана отметила от себя, шумерские самки поразительно красивы. Судя по иллюстрациям в книге, им нет равных.
Личинки шумера расползаются по дну и там откармливаются в течение двадцати – тридцати лет. Потом выходят на сушу и окукливаются. Из куколки появляется шумер, по человеческим меркам соответствующий шестилетнему гомо. Живут недолго – сорок лет в среднем. Это шумеры с полным превращением. Есть и с неполным. Биология у них такая же, только они не окукливаются, просто линяют на суше и превращаются в имаго.
Марциана листала книгу, всматривалась в картинки, больше мечтала. Она думала о том, что висящая над головой куколка – утроба Земли. Она, подобно беременной самке гомо, растит в себе ребенка, «наследника жизни», как называют шумеров. Меняются геологические эпохи, на Земле наступает новая эра, а она из всего на ней жившего выбрала и сохранила самое болезненное и святое – развитие плода в матке. И она этот плод не убьет!
ШЕСТИЛЕТНИЙ ШУМЕР И УНИЧТОЖЕНИЕ ХИМИЧЕСКОЙ ПРОСЛОЙКИ.
Придя утром на место дежурства, Марциана обнаружила разломанную, пустую куколку. Очевидно, маленький шумер выбрался наружу и ушел. Марциана вздохнула про себя и решила, что свою задачу она выполнила с успехом. Но ей так хотелось познакомиться!
Через два месяца, глубокой осенью, Марциана снова посетила место летних бдений. Села на начавшую желтеть траву и погрузилась в себя. Она думала обо всем сразу и ни о чем конкретно. Мысли срывались с сознания, как желтые листья с дерева и летели прочь – в пустоту. Потом она ощутила рядом чье-то присутствие. Обернулась и увидела голого мальчика, стройного и смуглого, как Маугли. Он с любопытством смотрел на нее черными, яркими глазами, внутри которых горел огонь охотничьего азарта. Марциана подобралась и напряглась: она почувствовала, что придется бороться за жизнь. Но шумер не напал на нее: он что-то понял.
– Твои следы остались здесь? – спросил он.
– М-мои.
– А почему не съел меня?
Марциана внезапно обиделась:
– Я цивилизованный гомо! Сырым мясом не питаюсь.
– А чего тут делал?
Марциана ответила с гордостью, ощущая моральное превосходство:
– Я охранял тебя!
– Зачем?
– Чтоб лесные гомо тебя не убили.
– Ты добрый?
Марциана призналась:
– Не знаю.
Шумер подумал и решил:
– Тебя не съем, – и собрался удалиться. Но Марциана почувствовала в иноплеменнике присущую ему врожденную справедливость и решила ею воспользоваться:
– Постой! Хочешь сделать действительно доброе?
Шумер посмотрел серьезно и с интересом.
– Тут за болотом древняя химическая прослойка космических гомо. В нее до сих пор попадаются и заживо уходят в иллюзорный мир. Ее надо сжечь.
– Чем?
– Керосин у меня есть.
Маленький шумер своим видом выразил готовность вступиться за жизнь на своей планете.
Марциана вытащила со склада под кухней две пластиковые канистры с керосином. Одну из них она передала шумеру и отметила про себя с завистью, что он несет ее легко, а ей, Марциане, уже руку оттянуло. На месте перед рынком лесных гомо было пусто: небазарный день. Но определить местонахождение информационной прослойки все же оказалось можно. Шумер скрупулезно и тщательно поливал керосином землю, а Марциана направляла его. Потом они вместе бросили по зажженной спичке с обоих концов. Сначала вспыхнул керосин, а за ним – неизвестная органика. Шумер с Марцианой оказались перед стеной огня. Все горело и таяло, оплывало к земле, потом не осталось ничего: только полоска выжженной травы и запах керосина.
– Ты порядочный гомо, – отметил шумер безо всякой похвалы, просто соблюдая истину. И исчез в сумерках.
ДЕТИ ВОЗЛЕ КЛУМБЫ.
Корнелия на очередной осенний арцианский праздник наприглашала к себе дам с детьми, причем из самых знатных семей и все они, как одна, не посмели не явиться. Дамы ушли в дом, где Корнелия со вкусом развлекала их и они, по всему видно, были довольны. Марциане достались дети, публика капризная и откровенная. Под покровительством мамаш, они высказывали все, что думали, о доме и о хозяйке, не обращая никакого внимания на растерянность Марцианы. Особенно досталось клумбе перед домом.
– Фи, – заявила одна из девочек, одетая, как взрослая, в шелковую тунику и дорогой арцианский плащ, – как можно сажать такую дрянь перед домом? Это что за цветы?
– Бархотки, – полушепотом ответила Марциана.
– Повыдирать их все и посадить хотя бы васильки. И то выглядело бы изящней.
Один из мальчуганов, симпатичный и наивный, как василек, с глазами того непередаваемо синего оттенка, который всегда приводил в восторг художников, заинтересовался фауной, обитающей на цветах. Марциана с радостью принялась объяснять:
– Это не пчела, это муха. Такая муха, она не ужалит, можешь взять в руку.
Мальчик уже потянулся аристократической пухлой ручонкой, чтоб испробовать на деле: ужалят его или нет, как девочка его возраста в ужасе ухватила его за тунику:
– Ты что?! Тебе говорили, что здесь ничего трогать нельзя? А вдруг ОНО сядет тебе сзади на шею? Пойдем отсюда!
И она властно и непререкаемо завладела симпатичным маленьким аристократом, шепча ему что-то на ухо и оглядываясь по сторонам. Марциана огорчилась не на шутку. Мальчик был такой хороший! Все остальные дети по сравнению с ним выглядели как с фабрики пластмассовых кукол: накрашенные, надушенные, обряженные в синтетику. Марциана вздохнула и пошла разыскивать мать.
Корнелия в гостиной находилась едва ли не в таком же затруднении, как ее дочь: поддерживать разговор у нее уже не было сил и она готова была соскользнуть на запретную тему, об экологии, например, или все о том же космосе.
– Почему ты не играешь с детьми, дочь моя? – спросила она недовольно.
– Они не хотят играть.
– Тогда сходи на кухню и посмотри, что делает Лит.
Марциана вздохнула с облегчением: у Лит на кухне она дождется конца праздника и не выйдет больше к гостям.
ИЛЛЮЗИОНИРУЮЩИЕ ЖИВОТНЫЕ.
Дети из лесной деревни много знали о совершенно немыслимых с точки зрения традиционной биологии вещах. Марциана сама потом пыталась отыскать то, о чем они говорили. В песке прибрежья водились иллюзионирующие моллюски. Они, как показалось Марциане, были прямыми потомками прудовиков. Их раковина выросла, наполнилась кальцием. Чешуйки кальция были расположены так, что, выползая на поверхность под луч солнца, такой объект вызывал в голове гомо иллюзию. Что он видел? Бриллиант, раковину доисторического головоногого или серебряное украшение? Гомо искал в песке что-то, но не находил (моллюск, длиной до тридцати сантиметров, быстро закапывался и уползал). Потом опять выползал и снова иллюзионировал, но уже ближе к болоту. Гомо, проискав весь день, обычно к вечеру оказывался в трясине, и моллюск пожирал его тело.
Были и бабочки. Древние лесные нимфалиды, считавшиеся редкостью еще до нападения инопланетян на планету. Траурницы, переливницы, ленточники. Они выкармливали гусениц на прежних растениях, но сами питались не нектаром цветов. Марциана, поймав в лесу траурницу, подивилась странному изменению головы бабочки. Она выглядела какой-то неземной и хищной. Хоботок у нее по-прежнему был, но по краям его выросли жесткие усики, по два с каждой стороны. Этими усиками бабочка била по пальцам, как бы защищаясь. Марциана знала, что бабочка по-прежнему любит высасывать воду рядом с лужами на лесных тропинках. Но зачем ей усики?
Потом однажды, охотясь с сачком за другой бабочкой, Марциана наткнулась на страшную картину: поперек лужи, из которой пила бабочка, лежало мертвое тело. Кто-то кого-то убил, и в лужу из перерезанного горла стекала кровь. Бабочка питалась ею, а усиками защищалась от живущих в луже клопов. Марциана поняла еще другое: это сама бабочка заманила несчастного в руки к убийце. Что ему было нужно от бабочки? Может, она тоже представляла ценность, и ее можно было продать? И, по-видимому, этот убийца подвизается тут давно, зная о свойствах бабочки. Марциана возмутилась: кто испортил родную природу, наполнил ее фантомами и нечистью? Так, что даже самое невинное и прекрасное существо теперь питается кровью и служит антиобщественным инстинктам гомо? Она поняла еще другое: природе все равно, ей бы только выжить. Это сам гомо виноват в том, что он жаден, асоциален и глуп.
С этой точки зрения Марциане не раз пришлось задуматься об одном соплеменнике, явном потомке гомо. Гомо он не был. Его глаза, манера держаться, все поведение говорили о том, что он принадлежит к космическому виду. Но, если космический, где у него лодка? Значит, и вправду местный. Он чем-то напоминал Марциане иллюзионирующих моллюсков и бабочек. В каталоге она отыскала название инопланетян этого вида: гуманоид-иллюзионист. Кроме того, Марциана постепенно пришла к выводу, что он от рождения самка. Кто ж так поглумился над ним, переделал в самца? Марциана решила, что это сделали самки его вида. Нужно было потомство, вот его и покалечили. Он был симпатичный: смуглый, черноглазый, черноволосый. Звали его Клавз.
Во двор рядом с домом часто приходили дети из окрестных деревень. Они не были космическими гомо, как она и мать, они были предковыми того же вида, что и кормилица. Многие из них в тринадцать лет жизни уже были половозрелыми и занимались любовью, предохраняясь при этом. Боялись зачатия: в таком случае придется уходить в лес, семья не примет. Кроме того, дети предковых гомо любили сочинять страшные истории про мертвецов и зомби. Они утверждали с уверенностью маньяков, что на огороженном участке рядом с развалившимся домом живет старуха, которая большую часть жизни проводит под землей. Дворика дети боялись и обходили его за километр. Марциана сама, на свой страх и риск, решила обследовать это место.
Двор был пуст. Ни деревьев, ни цветов, только сыпучий песок и покосившиеся балки забора. В заброшенном доме давным-давно в самом деле кто-то жил, но он либо ушел отсюда, либо умер. Марциане здесь было муторно и тоскливо. Что-то странное таилось в этом месте. Она решила явиться сюда еще раз.
Это произошло на закате. Солнце бросало во двор оранжево-желтые лучи и песок казался розовым. По двору пронеслась короткая тень. Из-за забора стало видно старую женщину, укутанную в черный плащ, с черным платком на голове. Марциана не почувствовала в ней угрозы. Женщина казалась отрешенной ото всего. Марциана перелезла через забор и подошла к старухе. Та обернулась. Лицо ее почти полностью истлело. Лоб, нос, подбородок состоял из костей черепа. Но на лице остались глаза. Черные, как точки, неуловимые, уходящие под лобную кость глаза гуманоида-иллюзиониста. Такие же, как у Клавза.
В ЧЕМ ГЛАВНЫЙ ПОРОК РАБОВЛАДЕНИЯ?
Мать страдает временной потерей памяти и раздвоением личности. А так как она относится к космическому виду, болезнь ее принимает чудовищный характер: в сомнамбулическом состоянии Корнелия превращается в огромного черного волка. Этот волк пользуется успехом на верхних этажах виллы, где живут молодые рабыни, «девочки» матери.
Корнелия убеждается, что ее «девочки» в очередной раз не уберегли свою честь. Она пытается выяснить, кто виноват, но постепенно приходит к выводу, что виновата она сама. Корнелия, горестно:
– Дочь моя, что я сделала?
Марциана объясняет. Корнелия не верит:
– Дочь моя, пойди, выпей феназепам.
Марциана, выполнив указание матери, возвращается.
Корнелия:
– Дочь моя, ты успокоилась? Ты не будешь больше говорить гадости, не будешь выдвигать неприличных предположений? Так что же я сделала? … И давно?
Марциана:
– Полгода назад.
– Продать девочку!
Рабыня стоит и смеется глазами.
В МИРЕ НЕТ НИЧЕГО ОПАСНЕЙ МАТЕМАТИКИ.
Мать ходит по комнате, глаза у нее горят, она шепчет математические формулы, Марциана послушно их записывает.
Корнелия:
– Дочь моя, где единица из первого интеграла?
Марциана:
– Здесь.
– Хорошо, дочь моя!
Мать продолжает творить, Марциана со скрипом зубовным еле за ней поспевает.
Утром мать исчезает. Марциана идет в парк. У развилки тополя листья обвисли, все дерево выглядит странно: как будто в нем короед. Марциана приносит из дома пилу и полдня пилит белый волокнистый ствол. Потом, когда дерево обрушивается, она скрупулезно измельчает развилку топором. На руках волдыри, она смертельно устала. В двенадцатом часу ночи Марциана поднимается к себе в комнату и, не чуя под собой ног, валится на кровать.
Утром она снова идет в парк. На месте искромсанного тополя сидит ее мать, голая, потирая руки и ноги. Корнелия:
– Дочь моя! Я ошиблась в рассуждениях. И попала в этот ствол. А должна была в цветочный горшок, тот, что на веранде.
Марциана покорно склоняет голову:
– Да, маман!
КАК ПОЙМАТЬ ГУМАНОИДА-ИЛЛЮЗИОНИСТА?
Мать сетует, что не может заполучить к себе эчелленце. Того, черноглазого, с длинными волосами. Ей угодно повесить его ночью у себя в спальне.
Марциана:
– Может, ему чего-нибудь надо?
– Он любит драгоценные камни. Ходит слух, что он их глотает.
Марциана, раздумчиво:
– Маман! Сколько украшений у вас в шкатулке. Навесьте их на себя, он и клюнет.
– Дочь моя! Надевать украшения на себя неприлично.
– Ну, так украсьте рабыню.
Матери мысль приходится по душе. Они идут наверх, к «девочкам».
Корнелия:
– Какая из них лучше?
Марциана отбирает девушку на свой вкус. Уводит ее в зал, достает из шкафчика рубины, аметисты, крупные бриллианты и сапфиры. Принимается украшать рабыню по всем правилам искусства. Картинки она видела в древней книге по исследованию шумерских цивилизаций. Так шумеры из Крабовидной туманности украшают согрешившего перед казнью в гравитационном кресле. Бриллиантовую диадему – на шею. Четыре рубиновых колье – на голову. Сапфиры и бриллианты – на руки. Еще одно рубиновое колье – на шею. В уши – два крупных бриллианта. Еще аметистов на шею. На тело – номинальную тунику (так только, чтоб девушка не выглядела совсем голой). На сандалии – изумруды и два топаза. Готово! Голова девицы чего-то заваливается от тяжести, но ничего, потерпит. Не надо придерживать камни руками на шее – не упадут.
Марциана выводит девицу к матери. Корнелия:
– Ах, дочь моя! Это что-то уж очень по-варварски.
– Ничего. Зато на такую приманку даже Клавз попадется.
Гости собираются в соседнем зале. Рабыни разносят кушанья. Марциана сидит напротив Клавза и внимательно за ним наблюдает. Рядом с ним другой иноплеменник, настоящий шумер. Глаза у него постоянно светятся белым светом, то ли от смеха, то ли оттого, что он с трудом выносит окружающих, в том числе и вот этого странного иноплеменника с сиреневыми глазами, по виду – настоящего инопланетянина. В зал входит рабыня с камнями на голове, в ушах, на ногах. Большинство не обращают внимания. Марциана, уплетая мороженое, внимательно следит за реакцией Клавза.
Шумер в шоке. Клавз откровенно смеется глазами над Корнелией и ее дочерью. У сиреневоглазого вид серьезный. Он, очевидно, чего-то не понял, но пытается вникнуть. Остальные продолжают есть, пить вино и беседовать.
ЗНАКОМСТВО С ОПЕКУНОМ.
К Корнелии в гости с соседней виллы часто заглядывала сестра Марцианы по отцу. Особа недоступная и весьма красивая (Марциана в своем возрасте уже могла это оценить). К Марциане она относилась с насмешливым покровительством, а Марциана постепенно привязалась к ней. Клелия не была гомо. Она по немыслимому стечению обстоятельств оказалась полностью сформировавшимся космическим гуманоидом сухопутной расы. У нее был официальный оплодотворитель. Муж, как тут говорят. Марциана не могла себе представить, как этот законсервированный мертвец (по глубокому убеждению Марцианы) прикасается к нежному белому телу Клелии. Супруга сестры, Каску, она знала с первого года. И обрела в нем врага на всю жизнь.
Корнелия не велела тогда никого подпускать к ребенку. Но Каска представился Лит как акушер и она не смогла ему отказать. А раз наведавшись, он уже приходил и без спроса. Дом был большой и почти необитаемый. Здесь можно было спрятаться в нише коридора или в шкафу, или за пропылившимся старым занавесом на большом окне в зале. Трудно было понять, что, собственно, так влекло Каску к ребенку. Девочка. Девочками он не интересовался и, правду сказать, плохо их знал.
Он подходил к постели и ласково щекотал пятки, живот. В нем чувствовалась природная доброта. А потом начиналось истязание. Каска прижимал Марциану затылком к подушке и заставлял подолгу смотреть в потолок. Он проделывал это не больно, но Марциане все казалось страшно обидным. Она не плакала. Но пыталась вникнуть в то, что ей говорят. Каска слишком поздно понял, что смысл его слов уже доходит до сознания младенца.
– Зачем ложишься ничком? Ложись на спину! Тебе зачем затылок нужен? Пусть он будет плоским! Тебе мозги не нужны. Ты в этом мире чтоб отдаваться. А к этому привыкать надо. Лежи на спине!
Во всем этом ощущался неумолимый приговор. Насилие. А, кроме того, еще что-то. Название этому Марциана подобрала уже потом, когда начиталась книг. Это была глубокая убежденность. В том, что Марциана в этом мире для того, а не для чего–либо другого.
Кормилица почуяла неладное. Нюхом. Она сообразила вовремя, что у постели вверенного ей дитяти кто-то бывает. Но сказать об этом хозяйке побоялась. Она перекрыла все ходы и выходы, но Каска все равно проник к постели хозяйкиной дочери. Лит напилась в стельку. А так как ей пришло время кормить, то и ребенок вкусил зелья.
Марциана на всю жизнь запомнила это ощущение. Она знакомилась с окружающим миром осторожно, ощупью, в твердой уверенности, что мастер, слепивший углы и тени окружающего мира, раскрасивший его в разные цвета и давший ему запахи и звуки, не любит пристального внимания к своему творению. Попив молока кормилицы, она внезапно обрела уверенность, что она сама, Марциана, и есть автор и творец окружающего мира. Это наполнило ее сердце гордостью и удовлетворением. И в то же время было абсолютно непонятно, зачем он, этот мир, был ей нужен?
А потом она сообразила, как ей поступить. Недаром инстинкт космического гомо, а они все от природы зеркальщики, пробудился в ней так рано. То, чем жив ее преследователь, должно уйти в блестящую штучку, в которую Лит смотрится, когда пудрит себе нос. Она попросила зеркало ручонками, и Лит, умилившись, что вот, мол, дитя уже играет, отдала ей зеркальце.
Когда Каска в очередной раз подошел к ее кровати, Марциана внезапно выхватила зеркало из-под подушки и подставила его ему. От резкости движения он испугался. Он мгновение смотрел на себя, а потом Марциана грохнула зеркальце об пол. Каска в ужасе выбежал из спальни, вопя на весь дом:
– Я мертвый! Я мертвый!
Он запутался в коридорах, вместо первого попал на четвертый этаж, и тут его поймала Лит. Во избежание скандала, она вывела его черным ходом на улицу.
САМОУБИЙСТВО КЛЕЛИИ.
Марциана бродит по лесу. Ветер воет в верхушках деревьев, под обрывом шумит море. Белое мелькание среди деревьев. Появляется сестра. Она в одной рубашке, босая. Клелия:
– Сестренка дорогая, как хорошо, что я тебя нашла!
Марциана:
– А чего ты хочешь?
– Я желаю утопиться. Ты знаешь, что это такое?
– Самоубийство.
– Вытащишь мое тело через полчаса, отнесешь в лес и будешь следить, как я разлагаюсь. Никого ко мне не подпускай, а особенно свою мать. Ты поняла меня?
Не выслушав возражений, бросается вниз головой с обрыва. Марциана спускается вниз по тропинке и как можно скорее ныряет. Вытаскивает за волосы свою сестру (она довольно грузная, полная особа). Приводит в сознание. Сестра, очнувшись, приходит в себя. Ничего не говорит. Отряхивается и идет домой.
ЗЕРКАЛО, ПЕНТАГРАММА, ПАВЛИН, ДЫМОХОД.
Корнелия не замечала никого и ничего вокруг себя. Марциана прощала ей черствость, потому что знала о ее болезни. Марциана много читала биологических книг, причем с уклоном в молекулярную сторону. Если б ей нравилась литература о цветах или о грибах. Или о тропических представителях семейства медвежьих. Но прямой интерес к основам жизни раздражал мать.
– Дочь моя, ты отнимаешь время и силы у математики. Мозг у тебя один, дочь моя, и ты должна посвятить его интегральному исчислению.
То есть, ей самой, Корнелии. Марциана знала аналитическую геометрию, теорию функций, тензорный анализ. Но, опять же, не без пользы. Разбирая рукопись маман, она точно знала, где она сама потом маман найдет.
Свои практические опыты Корнелия от дочери скрывала. Марциана правильно поняла, почему: это неприлично. В большом шкафу в кладовке рядом с ванной у Корнелии был склад древней и современной косметики, а также древних и современных психотропных средств, мазей, притираний и духов.
– Это синтетическая помада, дочь моя? – спрашивала Корнелия, открывая новый тюбик.
– Нет, мать, это органика, – отвечала Марциана, осмотрев жир на свет.
– Иди, дочь моя, читай книжку, ты мне больше не нужна.
Но Марциана прекрасно знала, что вот как раз сейчас ее присутствие рядом с матерью необходимо: мать сожрет тюбик и пойдет к себе в комнату. А там, запершись на два оборота, нарисует на полу пентаграмму.
Заниматься пентаграммой во всех цивилизациях гомо запрещено. И в цивилизациях крыс, и в цивилизации чернотелок, и обезьянок, и космических гуманоидов. Это позволено лишь шумерам, да и то только специалистам. Древний поэт, некто Гёте, правильно изобразил, что бывает, когда рисуешь пентаграмму: появляется призрак. Либо ты сам превращаешься в призрак и твоя душа уходит в зеркало, а тело остается на месте.
Марциана входила в комнату и заставала мать лежащей на столе: руки сложены на груди, лицо чинное, белая рубашка до пят. А в зеркале напротив мать, вытаращив глаза, смотрит на Марциану. Таких бессмысленных рож ни в одном мультфильме не увидишь, и стоило ради этого уходить из тела. Но, может, от этого легче?
Марциана уже имела некоторый опыт. В этом случае следовало принести из зала большую витую раковину и положить рядом с зеркалом. А потом дежурить, чтоб не дай бог Литопсис не увидела и не решила, что мать в самом деле скончалась. Душа с необходимостью переселится в витой полый предмет. А потом стоит только приложить ракушку к уху трупа – и готово дело! Душа снова на месте. Но бывало и круче. Мать пристрастилась превращаться в самцов животных.
Когда мать становилась волком, Марциана не очень беспокоилась. Волк – животное страшное, и его, во всяком случае, никто не тронет. Но бывало и так, что мать становилась павлином. Белым японским павлином, который сидел, нахохлившись, на заднем дворе, и в его желтых печальных глазах Марциана узнавала мать. Этого павлина Литопсис караулила во дворе с остро отточенным ножом, и Марциане приходилось выпроваживать кормилицу кулаками и ногами. Литопсис не понимала:
– Курица. Большая, жирная. Почему нельзя?
Съесть собственную мать в супе – это слишком. Но Литопсис была далека от проблем космических гомо.
– Дитятко, твоя мать опять на крыше. Сыми, а то не дай бог упадет.
Марциана лезла на крышу и вытаскивала мать веревками из дымохода. По молчаливому согласию, они обе, и Лит, и Марциана, к управляющему не обращались. Неприлично смотреть на хозяйку в таком виде.
ВОСПОМИНАНИЯ О ПРЕДКАХ.
Мать в бреду часто называла Марциану сестренкой. Марциана поняла так, что мать матери, бабушка, родила вторую девочку, когда матери было десять лет. А потом, когда младшей исполнилось пять, мать чем-то напугала ее, и девочка умерла. То, что мать может напугать до нежелания жить, Марциана знала очень хорошо по себе. Видимо, пятилетняя тетушка оказалась не столь крепкой, а бабуся поздно поняла, в чем дело. И поступила, как дикарка: заперла мать в изолятор.
У матери периодически возникала потребность запереться в чулане на шестом этаже. Марциана отправлялась с нею и то, что она наблюдала здесь, стало самым жутким и безобразным изо всех впечатлений ее долгой и богатой событиями жизни.
Мать зверела, как животное, внезапно оказавшееся взаперти. Стены и потолок изолятора были обиты мягким пластиком. Мать принималась бегать по стенам и потолку, и выдирать из них гвозди зубами. Она рычала и каталась по полу, а потом опять взбегала на потолок (трехметровой высоты), держась зубами за ржавые гвозди. Марциана сжимала кулаки и мечтала о том, как бы она встретила бабушку. Как бы она сказала ей все, все, что о ней думает. А потом повесила бы ее вниз головой на дереве! И чтоб подергалась!
Но бабушка давно уже свела счеты с жизнью. Вторая дочь погибла. А старшую самка космического гомо отвела в преторианский зал к предковым и обвинила их в том, что они ей испортили дочь. И после этого на глазах у всех ушла в инвертированное пространство. Верила она на самом деле в то, что сказала или нет, осталось тайной. К матери предковые отнеслись хорошо, и через два года сделали ей трансплантацию, на том основании, что девица чрезвычайно одарена в математике. Марциана была уверена: предковые обессмертили ее мать не в силу ее одаренности, а в силу ее сексуального непотребства и распущенности, что для любого предкового гораздо важнее.
Трансплантация не пошла матери на пользу. Но мать, безусловно, была образованной самкой, и знала, как себя поддерживать. Никто в среде предковых, где она жила, даже не догадывался о ее болезни. А Марциане пора было подумать о том, что делать с матерью.
О бабушке, той самой, которая здесь, на этом участке занималась выращиванием растений на таблетки, Марциана дозналась обиняком. Лесные гомо сказали, что старуха (она была совсем не старуха, всего сорок пять лет) нарубила дров в лесу, подожгла и легла на костер. Биологиня несчастная, и чего она хотела этим доказать? Можно было и утопиться. Марциана отыскала обгоревшие кости на поляне. Здесь ее предки по материнской линии, прабабушки и прапрабабушки, казнили провинившееся потомство. В траве лежала плаха, а рядом – несколько черепов космических гомо, мужского и женского пола. Цивилизация придерживалась законов строгого матриархата. Да, но тогда, значит, бабушка просто не могла вернуться к своим. Потому что была виновата перед собственной матерью? Но в чем? Только ли в том, что не уследила за потомством?
ГРЕШНЫЕ ЯГОДЫ.
Марциана, следя за поведением матери, скоро пришла к выводу, что дело не в наследственной болезни вовсе. Мать старательно выискивала вещество, а, найдя, пожирала его с жадностью и впадала в транс. Если у нее долго не было в организме чего-то вроде физостигмина или стрихнина, она болела. Марциана знала, как это называется: наркомания. Но наркомания – это болезненное пристрастие к какому-либо одному наркотику, а если его нет, то больной ищет ему замену. А что, в таком случае, основное вещество для Корнелии?
Корнелия, когда приходила в себя, долго, часами, ругала бабушку. Марциана была с ней согласна: есть за что. В рассказах Корнелии часто фигурировала плантация за домом, где ее мать выращивала в основном дикие злаки. Космические гомо – животные травоядные. Зерна диких, наиболее полезных злаков они перетирают в муку, потом процеживают ее через биосинтетические сита, сбраживают и готовят таблетки. Но витаминные добавки все равно необходимы. Поэтому гомо добавляют в таблетки еще и дикие ягоды типа черники, голубики, морошки, клюквы. На местной почве растет паслен сладко-горький, Solanum dulcamara. Для предкового он ядовит, иногда смертельно, а для космического гомо он содержит наркотики. Мать матери как раз этим и занималась: выращивала паслен и другие подобные растения с целью их генетически обезвредить и включить в витаминный препарат.
Когда девочке (Корнелии) исполнилось три года, мать проэкспериментировала над ней: показала ей висящие на кусту, напитанные ядом, яркие оранжевые ягодки. А потом искоса проследила, как дочь их сорвала и засунула себе в рот. Это был страшный проступок, за который в любом обществе, любое животное убьет самку. Марциана, узнав об этом, решила, что в человеке, любом, от древнего австралопитека, до космического гомо нет ничего хорошего: это жадное, хитрое, жестокое животное, самое хитрое, жадное и жестокое во вселенной. Человек – это звучит гнусно!
Бабушка убедилась скоро, к своему счастью, что с дочерью все в порядке. Ягоды, значит, хороши, и соланин в них хотя и есть, но его немного, и при фильтрации всегда можно удалить – не проблема. Она продолжала, бродя по плантации, всматриваться в цветущие кусты поздники, в заросли морошки и клюквы, и не замечала, как дочь потихоньку срывает оранжевые ягодки и кладет себе в рот.
Зимой бабушка сидела за компьютером и пропадала в лаборатории. Плантация стояла, покрытая снегом, но на окнах, для красоты, рос декоративный паслен: черно-зеленые кусты, усыпанные круглыми оранжевыми ягодами. Мать уже была вполне сформировавшийся гомо, и умела хитрить: бабушка, конечно, считать ягоды не станет, но лучше сорвать сначала в зале, потом – на кухне. Потом в спальне, потом – опять в зале.
Мать плохо спала, временами становилась агрессивна, временами у нее появлялись дикие фантазии, так ей однажды пришло в голову задушить дворовую собаку, что она и проделала с успехом, к ужасу бабушки.
Бабушка поставила диагноз: шизофрения. И принялась лечить ребенка. Она была компетентна и начитанна, но, конечно, ни феназепам, ни легкие дозы нейролептика не могли помочь в основной беде: потребности сорвать ягодку, потихоньку ее разжевать и с наслаждением проглотить.
Мать, прожив почти шестьдесят лет в изоляторе у предковых, привыкла обходиться чем можно: все теми же психотропами, деревянным спиртом, но никогда – этиловым. «Этиловый спирт для космического гомо все равно что вода, дочь моя, – объяснила она однажды. – Посмотри, дочь моя, в этой помаде есть вытяжка из жасмина?»
А Марциана пришла к выводу, что подобное лечить следует подобным. Раз мать у нее соланистка – надо использовать соланин. Марциана набрала за домом ведро ягод, а потом среди бела дня напала на мать и привязала ее к постели.
– Ешь, мать, ешь, – приговаривала она, запихивая в рот Корнелии пригоршню ягод.
Корнелия не ругалась. Только глаза у нее округлились от ужаса.
Когда ведро кончилось, Марциана отвязала мать.
– Ты очень плохая девочка, – заявила Корнелия, стряхивая с себя лесную шелуху и раздавленные ягоды. – Ты дочь дурного гомо. Он был военный. Если б ты была хорошая девочка, мы ушли бы с тобой в лес, к своим. Но куда я тебя поведу? Ты дикая, невоспитанная, ты не уважаешь мать!
Целую неделю Корнелия не бегала по потолку, не превращалась в павлина, не сидела в зеркале, не превращалась в краску на обоях. Марциана повторила свою попытку, решив, что если они сами себе не помогут – никто им не поможет.
ПОХИЩЕНИЕ.
Цит видел, что космический гомо глумится над матерью. Но Корнелия предпочитала молчать. А Цит тем временем подбирал воспитателя для ребенка. Он думал, что если поставить самку перед свершившимся фактом, она смирится. Цит был ей глубоко предан. Он хотел видеть ее свободной от этого изверга, потомства Цинны, и просчитался.
Цит напал на Марциану на побережье, где договорился встретиться с нею и обговорить детали дальнейшего существования (по поводу того, чем она пичкает мать). Он просто схватил ее сзади за горло и придушил. Очнулась Марциана на другом полуострове, в доме своего узаконенного опекуна. Того самого, которого она тогда напугала зеркалом. Второй был брат по отцу, космический гомо, на вид – идиот. Не по уровню интеллекта, а в прямом медицинском смысле.
А Цит в доме на побережье Кампаньи пытался найти Корнелию. Ее не было нигде. Самка как растворилась в воздухе. Цит прекрасно знал, что к своим она уйти не могла. Но куда она делась? Ни души, ни тела.
Так прошел месяц. В сенате сделали запрос и Цит, чтоб избежать скандала, подобрал похожую внешне молодую рабыню, усыпил ее и похоронил с подобающими почестями в роскошной усыпальнице рядом с домом. Марциане сказали, что ее мать умерла.