Победа на престижном конкурсе, овации, поздравления, официально-сдержанные и дружески восторженные, цветы и автографы – всё осталось позади, но он как будто ещё не сошёл со сцены, где проходил 3й тур. Самолёт уже доставил его в Москву, а он всё ещё мысленно был там, на конкурсе. И сейчас, в несущемся сквозь ночь на юг поезде, стоя у окна, за которым во тьме мелькали встречные огни, он продолжал вспоминать прошедшее: свои выступления в каждом туре, предстартовое волнение, сосредоточенные лица членов жюри. Ставший для него победным концерт Сибелиуса ему предстояло исполнить ещё раз: его пригласили выступить по дороге домой, в маленький приволжский городок, в концертном зале крупного, в прошлом промышленного, а теперь – лишь торгового центра. Отсутствие времени на подготовку его не пугало: музыка была «в пальцах», а для выступления с оркестром одной репетиции опытному музыканту достаточно. Да, именно так представили его конкурсному жюри. Сейчас мысль об этом вызвала у него улыбку: «опытный» предполагает солидность, а он? Только в аспирантуру поступил, худой, да и выглядит моложе своих лет.
От воспоминаний его отвлёк голос вышедшего из соседнего купе мужчины лет «за тридцать». Гладко выбритое лицо, дорогой парфюм и фирменный спортивный костюм удачно дополняли округлое брюшко и блестящий нос с красными прожилками на нём. «Бизнесмен средней руки, наверное,- подумалось музыканту, - или чиновник». «Извините, огонька не найдётся?» - классический вопрос настолько не вязался с холеным, даже в этот ночной час, видом попутчика, что тот счёл нужным пояснить: «Вот, сломалась», - мужчина со вздохом показал дорогую зажигалку. «К сожалению, нет»,- скрипач мысленно пожелал, чтобы некстати возникший рядом попутчик ушёл, но тому явно хотелось пообщаться. Видимо, после хорошего ужина, был он в том состоянии, когда неудержимо хочется поговорить, всё равно, с кем.
- Что не спится?
- Так…Вспоминаю…
- Далеко были?
- Да, в Вене – Он старался дать понять, что не хочет разговаривать.
- Туристом или по делам? – мужчина никак не желал заканчивать разговор.
- По делам. – Может, начать его расспрашивать – отстанет? А вдруг ещё рассказывать начнёт? Не надо мне этого сейчас – думал музыкант. Но возвращаться в купе, где самозабвенно выводил носом фиоритуры спящий сосед, не было никакого желания.
- Как, успешно?
- Более чем.
- Поздравляю. А сейчас куда? (Поезд был дальнего следования, проходил через несколько крупных станций.)
- В N. – Он назвал город.
- Живёте там?
- Нет, по работе.
- Надолго?
- На день.
- А-а. Надо же! Я тоже туда и тоже – на день. Обратный поезд поздно, гостиницу брать неохота, в ресторан одному – тоже, хуже нет - вечер в чужом городе. А у вас, если не секрет, тоже бизнес, переговоры?
- Нет, я музыкант – он решил предупредить следующий вопрос.
На лице «бизнесмена» появилось выражение одновременно удивления, отстранённости и снисходительности. «Странно», - произнёс он. –«А где команда Ваша и аппаратура? Уже на месте?»
- Команды у меня нет, я один. А «аппаратура» в купе. – До скрипача вдруг дошло, что «музыкант» для собеседника – в первую очередь поп- или рок-певец, выступающий под «фанеру», и это его развеселило.
- Надо же! – восхитился «бизнесмен». Раньше пол-вагона занимала, а теперь – в купе! Во, прогресс!
- Ну, почему пол-вагона? – музыкант неожиданно для себя решил пошутить. Ей всегда немного места надо было.
- Когда всегда?
- И 200, и 100 лет назад.
- Да ты что?! – воскликнул бизнесмен, не заметив «ты». - Откуда эти штуки в 19 веке?
- Известно, изготовляли… - При этих словах скрипача на лице «бизнесмена» появилось выражение «да я ж не столько выпил».
– Слушай, покажи, а!
- Извольте. – Он скрылся в купе и вернулся с футляром. Открывать его, конечно, не собирался: скрипка – вещь хрупкая, коридор мчащегося вагона – не лучшее место для незащищённого инструмента.
- Это что, скрипка?
Он кивнул.
И всё??? – Его собеседник был явно доволен своей догадкой, но разочарован.
- Всё, но это очень много – скрипач, водворив футляр с инструментом на место и вернувшись в коридор, улыбнулся с превосходством знатока.
- Не-е…Ну, что она может? Не сравнить с группой. Те ка-ак врубят! – он не заметил иронической улыбки собеседника. – А эта ваша «аппаратура» их не заглушит, нет. Её при них и слышно не будет. И музыку такую я слышал. Скучно! Не заводная! Я вот люблю: там-пам-туц-туц! – он, промурлыкав несколько тактов, начал подёргиваться в ритме воображаемого мотива.
Довольный вид любителя «музыки для пипла» вдруг разозлил музыканта. Забыв про «не оспоривай глупца», он продолжил речь.
- А зачем заглушать? – прозвучало, пожалуй, резковато. - Мою музыку мало слышать, её слУшать надо. Сердцем и умом, а не спинным мозгом.
«Друг Аркадий, не говори красиво», - усмехнулся он про себя. Но его уже «понесло»: очень обидно стало за свой труд и музыку, настоящую музыку, которую полюбил раньше, чем научился говорить. В доме по старой традиции было всегда включено радио, по которому в годы его детства ещё нередко передавали классику и песни. Взрослые заметили, что малыш при первых звуках музыки старается подойти поближе и замирает, обо всём забыв. Потом была музыкальная школа, приёмный экзамен, охи и ахи учителей, его вопрос: «Мам, а что значит «О-о, какие данные!»?, первая в его жизни скрипка и первый экзамен. А ещё позже – ночной вокзал, отец и бабушка, прощально машущие вслед, простые мамины слова при расставании: «Учись хорошо. Береги себя» и жизнь в интернате. Работа, работа, работа…Первое время до упаду, по 10 часов в сутки. «Ты должен многое исправить и выучить», - у московской школы свои правила и секреты. И не только музыка. Ему с детства внушали, что только хорошо образованный исполнитель сможет тронуть души слушателей. Посещение концертов, музеев, и книги, книги – не только о музыке и музыкантах. «Однако, такие суждения – и в Ваши лета! Речь не мальчика, но мужа!» И пусть одноклассники с хорошо устроенным будущим дали прозвище «ботаник», а девчонки шутят, что он женится только на скрипке, - он будет делать то, для чего приехал сюда. Победы на конкурсах, сначала на российском, СНГ, а теперь на этом, где собрались музыканты со всех континентов…Тряхнув головой, он вернулся из своего виртуального мира назад, к вагонному окну.
- Вот это ваше «там-пам-туц-туц», о чём оно? Что вы чувствуете, кроме желания подёргать шеей в такт? Какие мысли оно будит? Сколько нот в этой мелодии? Две? Три?
Собеседнику это не понравилось.
- А что я должен чувствовать? Я хочу, чтоб заводило! Ну, иногда, наоборот, расслабиться…А играть-то на ней тяжело? Я слышал, учиться долго надо. – Обострять разговор он, видимо, не хотел.
- Верно. Лет 10-15.
- Надо же! Сколько париться! А для чего? Вот, сыграете, и что? Под вашу музыку и потанцевать нельзя. На таких концертах не оторвёшься!
Ну, что можно ему возразить? Как с ним разговаривать? Сказать, что «отрываться» ему уже не по возрасту, некорректно. «И знал лишь бог седобородый, что это животные разной породы», - вспомнилось музыканту. Тем не менее, он подавил в себе копящееся раздражение. «Музыкант – не только исполнитель, он ещё и пропагандист серьёзной музыки,- часто повторял его педагог, - может быть, у человека судьба сложилась так, что он не знает ничего, кроме массового продукта. Его не осуждать, просвещать надо».
«Вот и просвещу», - решил скрипач.
- Знаете что? Приходите ко мне на концерт поскучать. Оторваться, конечно, не удастся, но всё равно вам вечер убить надо. Я оставлю для вас контрамарку. Получите по этой записке. – Он, достав из кармана визитку, черкнул на ней несколько слов.
- Хорошо, спасибо. Лицо его попутчика не выразило особой благодарности. Скорее, он был искренне удивлён тем, что согласился. «Лучше ждать в зале, чем на вокзале», - неловко скаламбурив, «бизнесмен» усмехнулся.
- Ну, мне пора. Завтра много работы,- музыкант решил, что сеанс просвещения надо заканчивать.
Войдя в купе, он неожиданно почувствовал, как устал, и заснул, уже не обращая внимания на храп соседа. Вопрос о том, придёт ли его новый знакомый на концерт, остался открытым.
……………………………………………..
Концертный зал, где предстояло выступать, ему сразу понравился: небольшой, уютный, с хорошей акустикой. Оркестр оказался вполне «на уровне», без скидок на провинцию, так что репетиция прошла гладко, и он успел даже хорошо отдохнуть перед концертом, поэтому выходил к зрителям с лёгким, радостным настроением.
Он с детства не испытывал страха перед сценой и экзаменами: начал выступать перед слушателями, ещё не успев научиться бояться неудач. Умная учительница отвела своих подопечных на первый экзамен, сказав им: «В зале сидят дяди и тёти. Покажите им, чему вы научились». Так что, когда отзвучала последняя нота, и их попросили выйти, а потом опять пригласили в зал, и председатель комиссии сказал: «Прошу внимания», будущий лауреат потряс взрослых вопросом: «Теперь экзамен будет, да?»
Ещё с юности он привык, выходя на сцену, окинуть взглядом зал и выбрать кого-нибудь из слушателей себе в «собеседники». Украдкой поглядывая на этого человека во время пауз, следил за его реакцией на игру. Чаще всего это были люди, мнение которых для него много значило: преподаватели, однокурсники, коллеги.
Вот и сейчас, когда ведущий концерта объявил его выступление, он, не особо вслушиваясь во вступительные слова и машинально кланяясь в ответ на аплодисменты, оглядывал публику. В этом зале знакомых, естественно, не было. За одним исключением: на крайнем месте одного из первых рядов, у прохода, он с удивлением обнаружил своего недавнего попутчика. Вид у того был усталый, но довольный, и нос не блестел. Наверное, переговоры прошли удачно, а «товарищеский ужин» не состоялся.
Почему сегодня на роль «главного слушателя» он выбрал сидевшую рядом с «бизнесменом» женщину? Уже немолодая, устало сутулящаяся, с правильными чертами некогда, видимо, очень красивого бледного лица и заметной проседью в густых тёмных волосах – чем она остановила его скользящий взгляд? Неужели только необычной в наши дни старинной причёской, как у героинь Чехова? Но их глаза на долю секунды встретились, и в её взгляде он ощутил такое, почти детское, радостное ожидание чего-то знакомого и прекрасного, какого не видел давно даже у завзятых меломанов. В руках у женщины была красиво упакованная роза, и сама она показалась ему похожей на розу, прекрасную, но увянувшую.
Смолкли приветственные аплодисменты, свет люстр вдруг потускнел, создав в зале полумрак и оставив освещённой только сцену («Экономим электричество», - шепнул, уходя, ведущий в ответ на его изумлённый взгляд). Дирижёр взмахнул палочкой, и словно ветер подул в зале: трепещущий звук струнных создавал фон для песни его скрипки. Скрипка пела о далёкой северной стране, о её неяркой и суровой, но такой милой автору природе. Впрочем, каждый сам волен думать, о чём поёт скрипка, и о чём подпевают ей оркестр и солирующие инструменты. В этом – преимущество серьёзной музыки: делай что хочешь – мысленно представляй пейзажи, вспоминай прошлое, размышляй о мироздании, решай глобальные вопросы, главное – слиться с мелодией, раствориться в мире звуков.
Окончив каденцию, он взглянул в зал, стараясь в полумраке различить лицо той женщины. Происшедшая с ней перемена поразила его: она по-прежнему была похожа на розу, но не увядшую, а оживающую. Когда он был ещё маленьким, мама научила его «лечить» цветы в букетах. Она подрезала стебли увядающих роз, ставила их в вазу с горячей водой, и поднимались поникшие бутоны, расправлялись сморщенные лепестки, а комнату наполнял нежный аромат. Так и лицо этой женщины: на бледных щеках появился лёгкий румянец, в уголках рта, прежде уныло опущенных, притаилась улыбка… Её сосед сидел, прикрыв глаза, весь вид его говорил, что возможность поскучать под музыку он реализует успешно. Впрочем, рассматривать «своих» слушателей некогда, сольное исполнение требует сосредоточенности.
…Но вот и третья часть, мощный, стремительный финал. Смолкла музыка, мгновение паузы, потом из полумрака раздались гром аплодисментов, крики «Браво!». Поглядев на ту женщину, он не поверил своим глазам: показалось, что на месте усталой дамы «в возрасте» сидит, азартно аплодируя, молодая девушка: гордая осанка, яркий румянец на щеках, юный блеск в широко открытых глазах. Вот она легко поднимается с места, чтобы вручить ему цветок, обращается к соседу с просьбой пропустить её, и у того падает челюсть: «Чур меня! Старушка помолодела! Ишь, бежит к сцене, как на свидание!», - написано на его физиономии. Он начинает беспокойно оглядываться по сторонам: это на самом деле или кажется? Кругом все, кого позволяет видеть освещение сцены, словно сбросили с плеч груз лет и забот. Улыбки, восторги, обмен мнениями. На лице бизнесмена – выражение беспокойства и даже обиды: я что, не как все? «Ага, - мысленно поддел его скрипач, - а ты говорил, мол, сыграешь – и что? Вот что я сделал! Вот что сотворила моя музыка!»
Аплодисменты были долгими, он не считал, сколько раз выходил кланяться. Да, такой публики, как в России, за границей нет – он вполне был с этим согласен. Те несколько цветов, которые ему вручили, тронули его: здесь, в Замкадье, у любителей классики и на билеты деньги не всегда есть, где уж там на букеты. Да и куда их деть? Конечно, он тут же раздал цветы дирижёру и концертмейстерам, оставив себе только ту розу – свидетельство его могущества. Публика это оценила.
Традиция есть традиция. После такого приёма грех было не сыграть «на бис». Поклонившись последний раз, он сам объявил: «Паганини. Каприс № 24». Послышались одобрительные аплодисменты, его недавний знакомый, (поди ж ты, не сбежал в буфет – с удивлением отметил скрипач) тоже несколько раз вяло хлопнул в ладоши. Гул смолк, и чёткие, энергичные звуки заполнили тишину. Да, было от чего вдохновиться Рахманинову!
Окончив играть и раскланиваясь, он бросил взгляд на «бизнесмена» и вновь удивился: тот, с восторженным видом, отбивал ладони не хуже своей помолодевшей соседки. С чего бы это? «Интересно, встречу ли я его ещё?», - подумал скрипач.
В антракте он, вдруг почувствовав голод, решил по-студенчески перекусить в буфете: на улице – дождь, все его пожитки – уже в артистической, искать кафе-рестораны в такую погоду с чемоданом и скрипкой в руках – невелико удовольствие. Усмехнулся, вспомнив соседово «лучше в зале, чем на вокзале»: оказывается, ему тоже надо скоротать остаток вечера до отъезда.
***
Известно, правда, в основном авторам популярных журналов, что наш мир многовариантен: существуют параллельные Вселенные, в каждой из которых разыгрывается свой сценарий происходящего в нашем мире, поскольку всегда есть несколько вариантов развития событий. Итак…
Вариант 1, юмористически-нравоучительный.
Заняв очередь, он рассеянно поглядывал по сторонам, и вдруг…его похлопали по плечу. Он повернулся – это был недавний попутчик.
- Ну, ты молодец! – тот опять не заметил фамильярности. Нет, правда, здорово! Ну, концерт, – он помолчал, явно подыскивая слово, …тот … длинный, я как-то не врубился, а это последнее… Фамилию автора я слыхал, он когда жил?
- В начале 19 века, а что?
- Жаль! Я бы его запись хотел…
Скрипач усмехнулся. Маленьким он тоже просил у мамы записи Паганини. Да, родившимся в 20 веке сложно представить жизнь без телефонов и проигрывателей.
- Да их полно в Интернете, этих записей! Хоть Менухин, хоть Коган, хоть … - он осёкся: понял, что «бизнесмену» эти фамилии ничего не говорили. Тот снова оживился:
- Слушай, ну, совсем как у нас сегодня на переговорах. Мы им говорили: «Дайте ещё денег, сделка же сорвётся. А дело верное, прибыль гарантирована! Нет, жмутся, юлят. Ну, у меня терпение лопнуло. Встал и ка-ак: «Тъям-та-та-та-та!»,- для дилетанта он неплохо изобразил начало каприса, - «Хорошо, что там одни мужики были!»
Скрипач не знал, смеяться или плакать. А его собеседника несло дальше.
- Всё им высказал! Припомнил кое-что. В общем, прониклись, на всё согласились.» Он довольно потёр руки.
- Да, - вдохновение не покидало собеседника, - мне бы ещё что-нибудь такое, знаешь, вроде этого! Чтоб не длинное, и такое – он энергично взмахнул рукой.
- Знаю, конечно. Вы сейчас в Москву? – Тот в ответ кивнул.
- В филармонии в субботу концерт, «Популярные классические миниатюры». Мой однокурсник играет, там таких вещей много будет», - копируя собеседника, он рубанул воздух рукой. А хотите, из Интернета скачайте или диск купите.
- Не, схожу. Вживую как-то доходчивей. Диск потом куплю. И сына приведу, пора уже, ему скоро 10.
Неисповедимы пути постижения классики!
Вариант 2, романтический
Он понимал, что его пропустят без очереди, но вдруг захотелось поиграть в демократию. «Коллега, вы последняя?», - задавая вопрос девушке, точнее, скрипичному футляру за её спиной, видно, на концерт – прямо с занятий, он не удержался от иронии в голосе: куда ей, студентке провинциального училища, до лауреата! Та повернулась и…теперь была его очередь онеметь от удивления: перед ним стояла та самая женщина, только лет на тридцать моложе и по-другому одетая. «Так не бывает», - ему было уже не до еды. Он не заметил даже её смущения.
-Да, я. – произнесла она.
«Вы…здесь …с мамой?», - выдавил он. «Да, а Вы откуда знаете?», - удивилась она. «Она мне розу подарила», - наверное, он выглядел глупо, потому что глаза девушки вдруг заискрились смехом, она изо всех сил старалась не рассмеяться: перед ней лауреат всё-таки. Наконец, она справилась с собой.
- Вы сегодня так замечательно играли! - в голосе было искреннее восхищение. - Спасибо вам. Я раньше не понимала Сибелиуса, а теперь…
- Я ещё не волшебник, я только учусь – отшутился он.
- Вы - и учитесь? – видно, она считала его игру совершенной.
- В аспирантуре. Простите, как Вас зовут? Неудобно как-то: Вы моё имя знаете, а я Ваше – нет.
Она вдруг погрустнела, протягивая ему руку с длинными, сильными пальцами. «Хорошая рука», - машинально отметил он.
- Саша. Вы меня, конечно, забыли. Мы с Вами вместе на конкурсе выступали, только я в младшей группе, а Вы – в средней, до старшей года не хватило. Я диплом получила, а Вы – первую премию. Я ещё на награждении букет уронила, а вы в первом ряду сидели, его подняли и мне отдали. Говорили, Вы потом в ЦМШ поступили.
Он действительно припомнил что-то такое, и девочку, в розовых бантиках и рюшечках, с растерянным выражением личика. Конечно, он её забыл: кто в 13 лет обращает внимание на первоклашек?
- Я тоже хотела в Москву, учиться. На конкурсах выступала. Меня хвалили, но папа заболел … Она помолчала. Его пенсии и маминой зарплаты на лечение и Москву не хватило бы. Да и как её одну с больным оставлять…Но ведь музыка - везде музыка, правда?
- Конечно. Он улыбнулся ободряюще её доверчивым словам, ощутив вдруг, как ему с ней легко и свободно. Не то, чтобы он был стеснителен, но в разговорах с девушками всегда будто чувствовал некую невидимую преграду: это можно сказать, это – не надо, они, несмотря ни на что, оставались для него посторонними. Сейчас этого не было, наоборот, он чувствовал, что она ему небезразлична.
- А может быть, после училища – в консерваторию?
- Не знаю. – Она с сомнением пожала плечами, но глаза её блеснули. – Мне ещё два года учиться. А кто ваш любимый композитор? – Она, видимо, сочла неудобным то, что разговор сосредоточился на ней.
- Ну, почему только один? Их много. Сейчас начну концерт Чайковского разбирать. Играл в консе, но уровень был ещё не тот. А Вы с чем сейчас работаете?
Удивительно, как много можно сказать, и не только о музыке, и сколько узнать друг о друге за какие-то 10 минут. Антракт закончился, прозвенел уже третий звонок.
- Жаль, что я не могу проводить Вас после концерта – вдруг сказал он.
- Да – отозвалась она. – Грусть в её голосе была ему приятна.
- Мне отсюда – прямо на вокзал, - пояснил он.
- Мне тоже, – сказав это совсем другим тоном, она заметила его удивлённое лицо и опять чуть не рассмеялась: «Мы там рядом живём».
- Тогда знаете что? – он не хотел быть навязчивым, но, с другой стороны, звание лауреата должно же помочь! - проводите меня, пожалуйста, если Вас не затруднит.
- Не затруднит, - она улыбнулась, он почувствовал теплоту в её голосе.
На вокзале, куда они добрались втроём – он, она и её мама, - он, попросив подождать минутку, бегом бросился к киоску «Цветы». Как удачно, что тот был ещё открыт!
- Мне, пожалуйста, такую же, - он показал подаренную розу, которую так никому и не отдал. Преподносить девушке цветок, купленный её матерью, или дарить целый букет (а ведь хотелось!), счёл бестактным.
- И упакуйте вместе с этим, - он протянул свою визитку.
- Вот, - когда он подбежал к ним, стоявшим у входа в туннель, который вёл к платформе, по радио объявили, что до отправления его поезда осталось 10 минут. Пора было идти к вагону. Он протянул девушке розу: «Вам, на память о сегодняшнем вечере». Он осмелился взять её пальцы в свои так, чтобы она почувствовала среди зелени плотный листок визитки. Сашина мама, стоя чуть поодаль, смотрела на них с грустной улыбкой. Она уже не походила на молодую девушку, но и не была больше пожилой усталой дамой. Набравшись храбрости, он подошёл к ней: «Спасибо Вам за всё.» Она, казалось, поняла, но он продолжил: «За то, как слушали, и – за Сашу».
- Вам спасибо. За концерт. Пора, пойдёмте! – Он приятно удивился тому, что его собираются проводить до вагона.
Когда они подошли, проводница уже просила пассажиров занять места. Он, попрощавшись, вошёл в вагон, бережно устроив футляр со скрипкой, положив сумку под полку, а цветок - на столик, выглянул в открытое, благо осень была тёплая, окно. Они стояли рядом и казались ещё более похожими. Саша держала в руке подаренную им розу. Та в темноте словно светилась.
- До свидания! Счастливого пути! – обе прощально махали ему. Он вдруг понял, что боится их больше не увидеть.
- Я приеду! Я обязательно приеду! И сыграю Чайковского! Ты только пиши, не забывай! – сказал он, когда поезд уже тронулся.
- Напишу-у! – Саша махала ему рукой, продолжая идти за вагоном.
Соседи по купе сразу легли спать, он, поставив розу в бутылку из-под минералки, последовал их примеру. Глядя на светящийся в темноте цветок, он улыбался, вспоминая день, вместивший так много, но тут к нему подошёл давешний бизнесмен со скрипкой и попросил научить его играть. «Это восьмушка, она для Вас мала. Вот, возьмите», - Саша подала «начинающему музыканту» свой инструмент. «Это тебе», - сказал скрипач, протягивая ей букет алых роз. «Ой, меня вызывают», - «бизнесмен» торопливо вытаскивал из кармана пищащий мобильник…
Утреннее солнце смотрелось в зеркало купе. Поезд замедлял ход. В полученной смске было только три слова: «С приездом! Пиши!». И адрес e-mail.
Вариант 3, житейски-криминальный.
Он понимал, что его пропустят без очереди, но вдруг захотелось поиграть в демократию. «Коллега, вы последняя?», - задавая вопрос девушке, точнее, скрипичному футляру за её спиной, видно, на концерт – прямо с занятий, он не удержался от иронии в голосе: куда ей, студентке провинциального училища, до лауреата! Та повернулась и…теперь была его очередь онеметь от удивления: перед ним стояла та самая женщина, только лет на тридцать моложе и по-другому одетая. «Так не бывает», - ему было уже не до еды. Он не заметил даже её смущения.
-Да, я. – произнесла она.
«Вы…здесь …с мамой?», - выдавил он. «Да, а Вы откуда знаете?», - удивилась она. «Она мне розу подарила», - наверное, он выглядел глупо, потому что глаза девушки вдруг заискрились смехом, она изо всех сил старалась не рассмеяться: перед ней лауреат всё-таки. Наконец, она справилась с собой.
- Вы сегодня так замечательно играли! - в голосе было искреннее восхищение. - Спасибо вам. Я раньше не понимала Сибелиуса, а теперь…
- Я ещё не волшебник, я только учусь – отшутился он.
Ему стало легко и радостно. Их разговор потёк непринуждённо, как ручеёк баховских сонат. Они говорили о музыке, но, казалось, у разговора есть второй, скрытый план, который невозможно выразить словами без взглядов.
Он и не заметил, что сзади пристроился давешний знакомец. Молчит всё время, в разговор не встревает. Но видно, что он наливается злобой. Молча присаживается за столик к скрипачу и девушке. Пока они общаются, молчит, всё больше наливаясь злобой и гневом. Скрипач, увлечённый разговором, не обращает на него внимания, не замечает взгляда, которым «бизнесмен» смотрит на девушку, не может понять, почему его собеседница словно съёжилась и уже не улыбается так лучезарно. Она вдруг торопливо прощается, и скрипач едва успевает попросить её подождать его после концерта. Как только посетители буфета и девушка уходят на второе отделение, «бизнесмен» взрывается:
- Как тебе легко жить!? Деньги, слава - всё тебе… Бабы перед тобой стелятся.
- Что Вы несёте?
- Ты не понимаешь. Они тебя, собственно, первый раз видят, а обе уже готовы... Почему? У меня - друг. Единственный настоящий, я с ним 10 лет… Мы с ним против ножей на пару на стрелке отбивались, думал – люди, а они волки! Я 10 лет потратил, что бы он мне стал так доверять… А тебе – все и всё на тарелочке… Попиликал – и всё, все у твоих ног. Почему?
- Что с Вами, успокойтесь…
- А-а-а! Ты дурак, ты ничего не понимаешь, ты же гений.
Дверь зала, из-за которой доносится «Танец рыцарей» из сюиты Прокофьева, приоткрывается.
На шум в буфет заглядывает билетёрша, за ней маячит голова кого-то широкоплечего и бородатого, судя по торчащему из кармана камертону, местного настройщика и по совместительству силача. Он мгновенно просекает масти и так же мгновенно растворяется. «Бизнесмен» вроде ничего не замечает, но его коротко стриженный загривок, сразу переходящий в округлость спины, багровеет. Вдруг он меняет тему, хотя продолжает с тем же напором:
- Ты сколько на диетолога тратишь? А! Ты от природы такой жилистый, подтянутый…
- Я? Зачем диетолог? Некогда мне, а подтянутый я потому, что… Вот попробуйте просто постоять со скрипкой, подержать её, как скрипач. Сразу узнаете, где какая мышца! А ведь надо ещё играть и при этом не качаться, как тростник на ветру. А это – годы репетиций, и тренировок…
- Вот! Ты кроме репетиций, что в жизни знаешь? Какие удовольствия от жизни ты имеешь? В баню с девочками, а? Не был? Ты же в ванной дома моешься! Что за кайф тебе от жизни? Ты же жить не умеешь! Вот я – хочешь, этой девчонке учёбу в консерватории оплачу? Тогда ещё посмотрим, кого она выберет. И зачем тебе люди, если ты ими не играешь?
- А зачем ими играть?
- Конечно, зачем тебе власть над людьми, если ты по жизни «служишь искусству»! Ты думаешь, высшее наслаждение - на скрипочке играть? Нет – людьми!
- А другом своим, десятилетней выдержки, вы тоже играть изволите?
- Что-о-о?
- А зачем вы его так долго приручали? Для особых случаев, от ножей прикрываться?
Из зала донеслись звуки дуэли Тибальда и Меркуцио. Как музыкальная иллюстрация к происходящему в буфете.
Знакомец вдруг откинулся на стуле, будто уклоняясь от удара, зажмурился и опустил голову. Затем спокойным, каким-то тусклым голосом продолжил:
- Да, тут ты меня подловил. Этот друг мне нужен для дружбы... В этом моменте я на человека похож. В твоём понимании - на человека. В школе учили – звучит гордо.
Тут Знакомец открыл глаза и твёрдо посмотрел в лицо Скрипачу.
- Значит так. Одно твоё существование обесценивает всю мою жизнь. Но ты смог меня задеть. Урок мне. За это ценю. Но больше мне на глаза со своей музыкой лучше не попадайся. Понял? – он поднялся.
Скрипач тоже поднялся:
- Понял.
Очень хотелось «тыкнуть» собеседника, но сдержался, вспомнив наставления своего педагога: «Сила всегда добра и вежлива».
- Но и вы поймите. Мы – разной породы, ваше существование не обесценивает – отрицает моё. Я создаю – вы потребляете. Главное для меня – дарить людям музыку («Опять говоришь красиво», - пронеслось где-то на периферии сознания). Для вас главное – урвать себе побольше удовольствий. Денег - их добыть. «Девочки в бане!», - он усмехнулся с горечью, - «Вам хоть знакомо восхищение женщиной? Не вожделение – желание преклонить колени, как перед Мадонной?» Заметив ухмылку собеседника, скрипач продолжил: «Жаль мне вас». Увидел, как сжались губы и сверкнули глаза собеседника, и добавил металла в голос: «У меня нет ни времени, ни, простите, желания перевоспитывать вас. Одна надежда: что не всё можно купить, жизнь научит. И, кстати, классика. А насчёт учёбы в консерватории – оплатить-то её вы можете, а учиться девушка будет у меня: мой профессор ведёт у платников занятия. Всего доброго!»,- он повернулся и пошёл в артистическую, чувствуя спиной взгляд собеседника и мысленно желая никогда его больше не видеть.
Но жизнь столкнула их ещё раз – на вокзале: их поезда отправлялись с одной платформы в противоположные стороны. Оба прошли каждый к своему вагону, причём «бизнесмен» сделал вид, что они незнакомы. Скрипача провожали девушка и её помолодевшая мама. В руках у девушки была такая же роза, как у скрипача – его подарок. В пакете с цветком лежала визитка. Розы словно светились во влажном полумраке, стоявшем на платформе, и на эти два живых фонарика смотрел из окна своего купе недавний знакомец скрипача. И каким взглядом! Только старые мастера-живописцы могли бы передать его. Не только и не столько зависть была в нём. Скорее, недоумение и почти детская обида: «Почему? Что со мной не так?»
«Поезд «N – Кисловодск» отправляется с третьего пути второй платформы», - объявили по радио. Проводница торопила пассажиров.
- Я приеду! Я обязательно приеду! И сыграю Чайковского! Ты только пиши, не забывай!», – слова вошедшего в вагон скрипача заглушил снова зазвучавший голос: «Поезд «Адлер - Москва» отправляется с четвёртого пути второй платформы».
- По-че-му? Что не так? – застучали колёса.
…Скрипач сдержал слово. Прошло чуть больше полугода, и он вернулся в N, чтобы «обыграться» перед выступлением в БЗК с концертом Чайковского. В Москву он возвращался не один: у той скрипачки, с которой он познакомился, когда приезжал с концертом Сибелиуса, была консультация в консерватории.
Какой из вариантов реализовался в нашей Вселенной, решайте сами.