Клинический случай

Софья Раневска
Борис лежал с закрытыми глазами. Он слышал, как приходил Дима, слушал пульс, шутил с Соней. Как она в сотый раз касалась лба, волос. Потом взяла за руку, и он сжал ее ладонь. Все шло хорошо и правильно, по обычному сценарию, без сюрпризов. Не считая того, что оперировал не он, а его. Правый бок взбунтовался резко и, отлежавшись с но-шпой, он позвонил на работу и Диме, уже прикинув диагноз. Желчнокаменная болезнь была напасть семейная, пузырь удаляли всем – сначала деду, потом Гале, потом маме. Просто подошла очередь. Ложиться в институт с такой ерундой не стал. Не хотелось отвлекать коллег на пустячное дело, а потом лежать баклажаном в окружении почетного караула, как в зале прощаний. Тех, кому он мог бы с легкой душой доверить эту немощь, в институте уже не было. Симу четыре года как похоронили. Леша практически переехал в Германию. Димина больница была удобнее по всем статьям – и ближе, и анонимнее.

Болел Борис редко, лечился сам, обеих сестер милосердия сразу отсылал за дверь и не разрешал справляться чаще, чем положено по режиму. Видел, как Соня сразу теряет равновесие и понимал, как они без него непрочны. От кирпича, от сосульки, от ночного наркомана нет защиты, но с болезнями он мог и обязан был справляться. Чтобы оставаться между ними и миром, закрывая свои фруктовые деревца от непогод. Нет, он понимал - если кирпич упадет, Соня встанет на его место. Но представлял, как загрубеет от тягот тонкая кора и становилось горько. И появлялась злость, хорошая, спортивная. И приходили силы.

Когда заболевала Сонечка, к счастью, нечасто и не тяжело, Соня его не слушалась. Неотлучно сидела с ней, читала или разговаривала, брала на руки. Как будто с болезнью можно вступать в какие-то метафизические отношения, уговаривать, заговаривать…

- Зачем ты устраиваешь эти бдения? Таскания на руках? Больному нужен покой и ничего больше. Хочешь проветрить – одень теплее и пускай в большой комнате полистает книжку, выпьет чаю. Она минуты не может посидеть одна. Отпускает твою юбку, хватается за мой лапсердак!

Но сейчас непонятно самому отчего, хотелось, чтоб она сидела. Держала молча за руку, гладила по голове.

Вспомнил, как в детстве бабушка решила его подстричь:

- Такая жарища, Боря, а ты, как цыганский барон ходишь, с гривой до плеч! Сядь, подстригу.

- Перед школой мы пойдем к папиному парикмахеру, он знает, как меня стричь. А ты все испортишь!

- Скажите, пожалуйста - испортишь! Всю жизнь я дедушку стригла и даже девочек.

Соня почему-то поняла, что он не хочет причесываться, поэтому бабушка решила остричь его налысо, и закричала:

- Не надо, не надо! Я буду причесывать тебя, Боря!

Взрослые покатились со смеху, дали ей расческу. Он хотел увильнуть, но пришлось выбирать – либо бабушка с ножницами, либо Соня с расческой. С тяжким вздохом опустился на стул.

- Помни только, что ты Соня, а не Далила!

- Я не Данила! – серьезно ответила Соня и стала делать прямой пробор посередине.

Он напомнил ей эту историю вскоре после свадьбы и она, смеясь, запустила ему в волосы пальцы. И он замер - стала прикасаться…

- Ну, что тут у нас? Выздоравливающий вышел из наркоза и переходит в здоровый сон, а у сиделки болит спина. Пора закрывать лавочку на ночь и расходиться. Давай проведу с тобой процедуру, и мы с Соней пойдем.

- Что еще за процедуру?

- Освобожу мочевой пузырь. Плохо соображаешь - наркоз есть наркоз...

- От чего? Я сутки не ем и не пью.

- Соня, он просто ждет, чтоб мы ушли и сразу начнет жать на кнопку "Вызов стюардессы". Нахал! У меня тут молодые девушки, ранимые.

- Дурак ты, Гущин. Лучше помогите одеться. Надо будет, сам встану и схожу.

- Сам ты встанешь завтра. А сегодня я о тебе позабочусь.

- Нет, вы меня все равно оденьте. Соня, ты же не захочешь, чтоб я тут лежал беспомощный и бессознательный. Я не знаю, что за нравы в этом заведении.

- Дим, может, я останусь? Есть же вторая кровать.

- А в чем спать будешь? Я могу съездить, привезти тебе вещи, но по опыту он будет спать до утра, нет необходимости.

Соня с Димой ушли. И Борис вернулся в дремоту.

- Салам алейкум! Мусульманин?

«Это сон или я уже в аду?» - подумал Борис. Открыл глаза и увидел на пороге средних лет мужчину в спортивном костюме, подтянутого и крепкого, улыбающегося.

- Не совсем, - ответил приятному незнакомцу. – Вернее, совсем нет! После наркоза, язык заплетается.

- А я смотрю – не русский! Вот повезло, думаю – мусульманская палата, как положено...

- Боюсь, не смогу оправдать Ваших… Ваших чаяний. Я не русский, я еврей.

- Еврей? – радостно уточнил мужчина. – А я татарин! Марат, приятно познакомиться. Я займу эту кровать? Я вообще-то заплатил за отдельную, но иду, вижу – лежит человек, с виду – вылитый мусульманин. Дай, думаю, зайду! Вдруг ему худо? А я ж еще на ногах. По правде, я профилактически удаляю этот пузырь. Он не просится, не беспокоит. Просто решил сделать диспансеризацию, УЗИ, анализы, то, се, как культурный человек. И доктор… Вы знаете глав.врача? Вот такой мужик! Так вот он и говорит – все хорошо, вот только желчный пузырь, рано или поздно придете. Зачем же ждать? Я сразу и пришел! Оплатил операцию, палату отдельную. Резать будет сам зав. отделением. Знаешь его?

- Знаю, - ответил Борис. – Давно. С институтских времен.

- Так ты сам доктор?

- Ну, вроде того.

- Вот не зря я зашел! Так что ты мне скажешь про операцию?

- Да ерундовая операция. Отделение хорошее, хирурги хорошие. Главное, чтоб анестезиолог…

- Да? Это я завтра уточню. Анестезиолог…

Утром Соня с Димой споткнулись на пороге. Борис, одетый, полулежал на постели и, держась за правый бок, говорил:

- Марат, не смеши меня, я тебя прошу!

Марат поднялся навстречу.

- Здравствуйте! Я – Марат, сегодня в три часа у меня удаление желчного пузыря. Сам заведующий оперирует! Моя палата где-то дальше, но я вчера иду мимо, смотрю, Борис так мучается, бедный… В общем, я зашел и остался. Сейчас нам Саид телевизор привезет. А мы пока сходим, глянем, что тут у вас за питание. Если что, завтра закажем шашлычок!

- Что? – спросил Дима. – Шашлычок?! Что происходит, Боря?

- Это – Марат. Ты его сегодня оперируешь. Все хорошо, Дима!

- А-а, Вы – заведующий? Как приятно мы познакомились! А Вы? Жена? Не мусуль…то есть, русская?

- Русская, - зачем-то соврал Борис.

- И у меня жена русская. Красавица… Артистка. Пела в ресторане. Столько за ней мужиков убивалось!.. Меня выбрала. И научилась все блюда наши готовить, дочку родила, Ренатку. А ты?

- Я тоже. Соню Борисовну.

- А готовить научилась по-еврейски?

- Да, что-то научилась…

- Завтра принеси! Маринка тоже принесет, я скажу, чтоб пироги…

- Какие пироги? Какие шашлыки? Вы на диете как минимум год!

- Ну, доктор Дима, Вы нас за кого принимаете? Мы здоровые мужики, недельку потерпим, а потом… Приедете ко мне на дачу, отпразднуем выписку! Лучше скажите анестезиологу, чтоб пришел, я до того как лечь под скальпель, в глаза ему посмотрю.

Дима фыркнул и ушел. Вскоре пришел парень, анестезиолог. Марат спросил, как зовут.

- Все у тебя, Костик, исправно? Работает, как часы? Или надо срочно докупить чего-нибудь? Ты сразу скажи. А то я насмотрелся, как Борис тут мучался… Проклятый, говорит, анестезиолог! Такой наркоз сделал, не знаю, выживу или нет. Ты понимаешь, Костик, что чуть жизни человека не лишил?! Ты знаешь, какие могут быть последствия?..

Соня смотрела на Бориса, он лежал к ней лицом и смеялся.

- Я не работал вчера, - наконец вставил несчастным голосом Костик.

- Не работал? Ну, мы разберемся, какой шайтан работал. Но смотри, Костик, чтоб сегодня…

Спас анестезиолога звонок. Марат обнял Костика за плечи и поспешил с ним из палаты встречать Саида с телевизором. Саид занес телевизор, поздоровался. На выразительный взгляд Бориса честно распахнул куртку и показал кобуру – В гардеробе не принимают!

Дима, подоспевший к этой картине, сунул руки в карманы халата. Хотя карманы были пусты, не было там самого завалящего товарища маузера и у него, как у воспитанного человека, не было привычки держать руки в карманах. Это была демонстрация решимости.

- Значит так, господа. Поскольку вы в солидном отделении, прошу вести себя солидно. А то мигом верну деньги и спущу в гастроэнтерологию, в общую палату, там компания большая, вам будет весело. У меня коммерческие палаты наперечет, раз оплачены две, надо использовать обе. Обязательно найдется добрая душа, напишет, замучают проверками.

Марат в такое развитие событий верил, но телевизор оставил Борису и всю больничную неделю они прожили, как сиамские близнецы, путешествуя из одной палаты в другую. Марат даже сменил мусульманский фактор на солидарность нетитульных национальностей.

Соня, встретив в коридоре Саида, качала головой - что за люди?..

- Да, люди, как люди. Марат - нормальный дядька, неунывающий. Родители были учителя, брат тоже в школе. А этот пошел в бизнес, вот и живет этой жизнью. Со всеми атрибутами.

- А пистолет?

- Ну, он вынужден защищаться. Себя, свой свечной заводик... Понимаешь, Соня, такие встречи неизбежны, мы живем в одном городе, в одно время. А больница, как чистилище, здесь на жизнь смотришь по-другому. Не только полковник Кольт сделал людей равными. На операционном столе тоже нет ни принца, ни нищего, ни эллина, ни иудея...

Долгое время после больницы Борис и Марат звонили друг другу ежедневно. "Как, диету не нарушаешь?" Потом дела и заботы разнесли по разным орбитам и общение свелось к праздничным поздравлениям и редким поездкам к Марату на дачу. Но каждый раз, когда в каком-нибудь застолье появлялся на столе шашлык, Борис доставал телефон:"А мы тут шашлык кушаем, хочешь пришлю?" Потом рассказывал присутствующим, как лежал в больнице, как к нему занесло Марата.

- Ты так рассказываешь, как будто это мысль о шашлыке поставила тебя на ноги! А еще эскулап!

- Да, нет! Если мысль способна поставить на ноги, то это была совсем другая мысль...Конечно, Дима меня поставил на ноги. И Соня. И Марат.

Дневник. Вырванные страницы.