Вещдок

Владимир Лихунча
   Проснулся я в одиннадцатом часу дня, солнце во всю светило в окна, день предвещал быть жарким. Я быстро выскочил во двор, умылся под летним умывальником, прибитым на углу тепляка, почистил зубы и направился в дом, где на кухне у самовара хозяйничала мама, позавтракать. После завтрака уединился с фото-аппаратом в своем уголке, где находились фотопринадлежности, увеличитель и бутылки с реактивами. Перезарядив пленку в фотоаппарате, я стал поджидать Альбинку, медсестру и нашу об-щую подружку. Я обещал ей сделать несколько снимков, на до-кументы, штук шесть, и несколько фотографий родителям и друзьям на память.  Она вчера пообещала прийти к нам домой ча-сам к двенадцати дня.
Пока ждал Альбинку, к матери пришли соседки, сначала тетя Аня, а минут через пять бабушка Фекла, и у них началась цере-мония чаепития. Сколько себя помню, самовар в нашем доме днем, ни на минуту не остывал, сначала угольный, а затем электрический. Одни соседки меняли других, а потом и совсем не соседки, а знакомые и не очень, приходили на чай. А мать всех их встречала и поила чаем. Уж так заведено было в нашем доме, грех человека из дома отпускать, не напоив чаем.
Альбинка пришла вовремя, как и договаривались, поздоровав-шись с матерью и ее подругами прошла ко мне.
 - Альбина,  - в след ей проговорила мама – я тебе чаечек налью?
 - Потом, теть Ира! - ответила Альбинка.
 Она перед зеркалом поправила прическу, подкрасила губы и я усадил ее на стул, за которым была натянута обыкновенная прос-тыня. Сделав два снимка на документы, я  пересадил ее на диван  и сделал еще два снимка. Потом мы поговорили еще минут пять о вчерашнем вечере в клубе, и она направилась к матери на кухню. Я поглядел в окно и увидел двух женщин с огромными баулами или сумками в руках. Я подошел поближе к окну и определил, что это были цыганки, одна пожилая, а вторая совсем молоденькая, они шли по улице, приближаясь к нашему дому.
 - Мам, Альбинка! - прокричал я в кухню – Поглядите в окно! К нам цыгане приехали!
Пока женщины подходили к окнам выходящим на улицу, цыганки поравнялись с нашим домом  и начали стучать в калитку.
 - Гляди-ка, к нам стучат! – проговорила мама и посмотрела на меня – Чего это им надо, опять попрошайничают?
А цыганки продолжали стучать в калитку.
 - Я сейчас узнаю, что им надо. – сказал я направляясь к дверям.
Выяснив, что они торгуют товаром за деньги или выменивают на продукты, я поколебавшись впустил их в дом. Они уважительно поздоровались, и быстро определив хозяйку, начали торопливо распаковывать баулы и сумки с товаром, обращаясь к моей маме: «Хозяйка! Смотри, какой товар! И совсем дешево!- говорила пожилая цыганка – Денег нет можешь продуктами дать!
Вторая только поддакивала первой и одобрительно кивала головой. Женщины, а с ними и Альбинка обступили цыганок, и торг начался.
   Я с интересом глядел на этот стихийный базар в нашем доме, и мне стало смешно, как женщины торгуются. Я взял фотоаппарат и запечатлел этот базар, сделав несколько кадров.
   Цыгане в доме пробыли минут пятнадцать и так же быстро сло-жив свой товар обратно, и, поняв, что больше ничего не продадут и не обменяют, покинули дом. Мать тоже купила у них цветастый платок и выменяла на молоко, хлеб и яйца тоненький свитерок с мелким красным узором. Свитер предназначался для меня, который в дальнейшем я с удовольствием носил.
   Фотографии я печатал через неделю, когда вновь приехал с учебы на выходные дни домой. Фотки получились хорошими, особенно те, на которых женщины и цыганки разглядывают товар. Сделав несколько фотографий себе на память, я и Альбинке, вместе с ее фотографиями положил одну с цыганами.
   Прошел месяц, я продолжал учиться от военкомата на шофера и по пятницам приезжать на выходные дни домой к своим друзьям, с которыми весело и беззаботно проводили время, оставшееся перед уходом в армию.
   Однажды утром, когда я еще спал после вчерашнего веселья с друзьями, к моей кровати быстро подошла мать и стала тормошить меня за плечо, приговаривая – Вова! Вставай, вставай! Там пришли к тебе! – в ее голосе звучала какая-то тревога – Из милиции двое!
Но голова моя болела и я не соображая, что происходит сел  и, свесив ноги с кровати, вопросительно смотрел на мать.
 - Да, очнись ты! Там милиция пришла, участковый наш и еще один!
 – переходя на шепот, суетилась около меня мать.
В голове моей стали просыпаться мысли, и с каждой секундой в мо-ем сознание всплывали обрывки картинок вчерашнего вечера.
 - Что же я вчера наделал? – вертелось в голове – Зачем пришел участковый? Что ему от меня надо?
Я отправил мать к гостям, а сам стал быстро одеваться. Выйдя к незнакомым мне людям, я поздоровался и выжидательно поглядел на участкового, второго в гражданской одежде, я не знал.
Человек в гражданском вынул из папки фотографию и протянул мне. –Это ваша фотография? – спросил он меня – вернее, вы печатали эту фотографию? Я сразу узнал свою фотографию, на ко-торой стояли мать с подругами, Альбинка и две цыганки.
 - Ну, я напечатал это фото. – недоуменно ответил я – А, что тако-го?
 - А негативы у тебя сохранились? – не ответив на мой вопрос, спросил в штатском.
 - Надо посмотреть, вообще-то я их долго храню. – пожав плечами сказал я.
 - Принеси их нам – сказал участковый и, обращаясь к матери доба-вил. – Цыган поймали с крадеными вещами, а доказательств, кто их продавал, нет. Хорошо вот на фотографию вышли. Теперь вещдоки по деревне собирать будем.
Я облегченно вздохнул – Слава Богу, не по мою душу. – даже нас-троение приподнялось, и пошел искать негативы.
   Негативы у меня изъяли, составили протокол, где я расписался, предупредили, что я могу понадобиться в качестве свидетеля в су-де. Попрощавшись, они вышли из дома. А я, оставшись один, стал думать - И как это милиция узнала, что это я фотографировал?
Посидев дома с часок, я направился в медпункт к Альбинке, рас-сказать о случившемся.
   Альбинка была на работе и вела прием больных, вернее ни какой прием она не вела, а сидела и читала какой-то журнал.
 - Привет! – сказал я войдя.
 - Привет! – ответила она – Что так рано пришел, голова заболела, что ли?
 - Да, нет. Я по другому делу.- и подбирая слова продолжил – Помнишь, я цыган фотографировал?
 - Помню и что?
 - Да милиция была, негативы с цыганами вырезали. – помолчав, добавил – И откуда они узнали про меня?
 - А для чего забрали-то? – удивилась Альбинка.
 - Цыгане-то ворованными шмотками торговали! – пояснил я.
 - Вот значить как! – хихикнула Альбинка - А узнал участковый от меня. – сказала Албинка – Он неделю назад забегал ко мне за таб-летками от головной боли, вот и увидел фотку под стеклом и заин-тересовался. Кто это, где, когда, кто снимал. Я ему и рассказала, тайны-то тут никакой, а он и забрал ее у меня, для дела говорит, потом верну. Значит, уже, не вернет.
   Все встало на свои места, через месяц состоялся суд, и цыганок осудили за воровство и спекуляцию. Мне тоже приходила повестка в суд в качестве свидетеля, но я был на учебе и на суде не был.
   Прошло сорок лет и, роясь в антресоли с одеждой я  часто наты-каюсь на легкий свитерок с красным узором, он даже не выцвел, только маленькая, еле заметная дырочка на боку, да низ чуть-чуть распустился, а так ничего, носить можно. Мать так и не отдала его, тогда участковому как улику.
   Я, года три носил этот свитерок, потом брат, мои три дочери по очереди и внучка. Качество не вероятное. Вот вам и вещдок!