Мусор

Юра Аникутин
      В городе Минусецке нет мусорниц. Скажем, почти нет. Нужно долго ходить, искать, куда же бросить окурок (бросить на землю не позволяет высочайшая внутренняя культура), сложно выбросить фантик от конфеты (в итоге фантик попадает в карман). Некуда выплюнуть кровавую ватку, после удаления зуба (конфетками балуетесь? Да еще и курите! С зубиком попрощаемся...)
     Так вот, мусорниц не найти. Почему так? А вот почему: мусор в городе Минусецке выбрасывают не в урну, а в специально отведенное для этого время.  Допустим, каждый день, в 19.14 к нашей пятиэтажке подъезжает КамАЗ – мусоровоз и жильцы избавляются от всего ненужного. В 19.18 КамАЗ уходит.  Кто не успел, тот успеет завтра.
      Богат Минусецк личностями яркими, неординарными, независимыми от условностей, не желающими в безликой серой толпе ждать прибытия мусоровоза. Обладая величайшим даром внутренней свободы, они выбрасывали бытовые  отходы  в урны возле подъездов, магазинов, аптек, школ. Так что урны были вечно переполнены, и на земле валялось. Вот из-за этого, местные душители свобод и ликвидировали мусорницы на улицах, возле подъездов, магазинов, аптек и школ.
     Так что теперь, все вместе, яркие и тусклые, неординарные и заурядные, независимые и зависимые, стоим и ждем мусоровоза. Лето, жара, духота. Кто в чем, вернее, мужчины  в замусоленных майках и трико с отвисшими коленками, женщины в халатах. Все в сланцах. Все с мусорными ведрами. А мусоровоз задерживается.
      Весь день парило, как перед грозой. Но грозе приспичило разразиться именно сейчас, когда люди мусор выносят. Сначала пробежал мелкий дождик. Следом за ним пошел дождь. Дождь привел с собой ливень.  Так и было: дождь и ливень шли вместе, одновременно.
      Стоим, мокнем, ждем. Человек, бегущий под дождем понятен – он спасается от стихии. Человек, стоящий под дождем – другое. Стоящий под дождем выглядит странно,  отрешенно как-то, то ли ему уже все равно, то ли он в сговоре с потоками небесной воды. То ли сумасшедший, то ли потрясенный, то ли влюбленный. А это, уже, извините, лирический образ. Вот и стоим. Без зонтиков стоим, не подготовились  как следует. Лирика так и прёт. Очень сильная лирика, ненормативная.  А домой уйти - мусор не пускает. Ведра тяжелеют от воды. А мусоровоза все нет.
      И вдруг, впереди, метрах в трехстах -  Хрясь! Хрясь! Две молнии, почти дуплетом, прямо в землю. И тут же, прямо над головой, ХРЯСЬ!!! Все аж присели. Фу, пронесло, вроде.  Все целы.  Но до сознания постепенно доходит, что по нам «работает» оружие невероятной мощи. Оружие, от которого не спрячешься. Можно, конечно, побежать домой,  да только электричество повсюду настигнет. В общем, стоим, не дышим, ждем кары небесной. Вот оно, как вышло, пошли выносить мусор, а оказались, вроде как на границе жизни и смерти. И опять, где то недалеко – хрясь! Где ты, где ты, мусоровоз?
      А что, если так оно и будет?  Вдруг так и отправимся на страшный суд, в мокрых майках, трико и халатах.  В сланцах и с мусорными ведрами. А вы как представляли? Торжественно, во всем самом лучшем, чистом, модном? Величавой поступью, как герои? «Ведь вы этого достойны». Ничего подобного, обломитесь!  Сказано же – «внезапно судия приидет... и  коегождо деяния обнажатся...». Внезапно, значит в любой момент. В данный момент все в мокрых майках, трико, халатах. «Хрясь» даже не услышим. А потом... потом  грустный ангел скажет «следуйте за мной», и молча поведет нас неведомо куда. 
      Мелкие бесы будут сновать между нами, издеваясь, сквернословя,  запугивая. Будут, хихикая, рыться в наших ведрах, время от времени выкрикивая – «Опаньки, смотрите,  у него бутылка из-под водки! Он наш!» Или – «А лушпаек то, лушпаек. Ну ты и жрать. Слушай, боров, мы все, что ты переработал, собираем. В натуре, муха в гарнитуре. Не веришь? Пошли, с нами, посмотришь». «Чё к чему, печенье к чаю, женщина, что это у вас? Японский флажок? У вас этого не должно быть несколько месяцев. Вы хоть сами-то поняли, что натворили. Пошли к нам, лахудра!» «Зырь, вон та её осуждает – тоже наша клиентка, по всякому!» «Так, ведра не ставить! Вернулся и взял, ты понял? Я тебе говорю, щекотряс.» Ведра наливаются тяжестью, смердят, тянут нас вниз...
      Никогда в нашем дворе рокот камазовского дизеля не вызывал столько радости. Громыхая, во двор влетает долгожданный, спасительный мусоровоз. Мокрый и длинный, как крейсер. Народ  молниеносно (как ни как, гроза) избавляется от мусора. И каждый тут же, чудесным образом преображается, всем своим видом говоря:  «Какой мусор? Где? Мы не имеем к мусору никакого отношения!» И налегке, со спокойной совестью,  бегом, в сланцах по лужам.
«Ля-ля-ля, мы безупречны, мы как всегда безупречны!»