А. Е. Азаров ТОМ-4

               

                Р А З Д В И Г А Я

                Г О Р И З О Н Т Ы

                (Роман – автобиография)
               

                Том 4


       КНИГА ПОСВЯЩАЕТСЯ
       ПАМЯТИ МОЕГО ДРУГА –
       МИРОЛЮБОВА АЛЕКСАНДРА
       И
       ВСЕМ ВЫПУСКНИКАМ 1981 ГОДА
       2 РОТЫ АВОКУ


                Курсантские годы лучшие офицеру -
                В памяти смакуем сейчас,
                Отборные юноши вместе взрослели
                Войне обучали нас.
                После выпуска стезя по войскам -
                Тайну хранить расписка
                Форма с запахом казармы,
                Короткая прописка...
                Свою мясорубку прошёл каждый
                По разному судьбы текли.
                Тяготы, лишения, битвы...
                Морщины лицо секли.
                На отдыхе редкая радость
                В отпуске ты - туз.
                Получали достойную зарплату,
                Дома ждал карапуз.
                Через 30 лет мы на связи -
                На сайте собрались друзья.
                Остались живы и рады,
                АВОКУ - семья!

                03.12.2009г.Алма-Ата Кулмурзаев Рашид.



  Азаров Артур Евгеньевич вырос в офицерской семье и сам окончил Алма-Атинское общевойсковое училище. После выпуска пришлось начинать службу в развёрнутых мотострелковых полках Киргизии и Казахстана на разных должностях. В этих гарнизонах его офицерская судьба много раз резко и круто менялась: начиная с мотострелков, после ремонтной роты он по воле судьбы попал в танкисты. А после переезда в Россию закончил службу подполковником – заместителем командира части по вооружению во Внутренних Войсках.  В этой должности принимал участие на первой Чеченской войне.

         После увольнения в запас остался жить в Тюмени. Работает преподавателем в школе ДОСААФ. Богатый жизненный опыт, хорошее знание техники и умение работать с людьми позволяет ему много лет качественно подготавливать новых водителей. Многие из его учеников при встречах всегда добрым словом и с теплотой вспоминают своего преподавателя, который дал им «путёвку в жизнь».

         Все книги Азарова А.Е. объединены общим замыслом, поэтому и четвёртый том является продолжением автобиографического романа о жизни автора. В нём завершается описание всех событий последнего курсантского года обучения в военном училище.
         Рассказ об увлекательной поездке автора в Казахстан спустя 16 лет вместе с боевыми друзьями органично вписывается в сюжет книги и позволяет читателям сделать собственные выводы о жизни в соседней республике.





                ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

   Каждый раз, когда я получаю из типографии долгожданные коробки со своими книгами и беру их в руки, у меня внутри возникают удивительные чувства! Здесь странно перемешивается всё – нетерпеливо-долгое ожидание этой минуты, восторг, радость и гордость за самого себя и за то, что это – свершилось! В этот момент они все, соединяясь вместе, заставляют меня внутренне трепетать, накрывая радостной волной! Со счастливым видом проводя рукой по корешкам книг, ещё имеющим свой, неповторимый типографский запах я отчётливо понимаю – в этих книжных страницах вместилось несколько лет моей жизни!

 Сколько мыслей, воспоминаний, эмоций, труда и времени вложено в них – всё, чем я жил последний год, о чём думал в свободное время, по дороге на работу и по ночам, живя вот такой странной «двойной жизнью»! Наконец-то, теперь мне можно порадоваться за себя, сбылась затаённая мечта каждого автора – увидеть собственное произведение на бумаге, дотронуться до него, подарить друзьям, поставить на полку и подвести черту под очередным этапом своей жизни! Одновременно с этим радостным событием у меня вновь появляется новая цель в жизни – дописать следующую книгу и опять начинать заниматься приятными переговорами с типографией…

А когда счастливый восторг от этого немного уляжется мне, каждый раз, выводя свои автографы на титульных листах очередного тома книги, приходится вновь и вновь оглядываясь назад, мысленно переносясь в «другое измерение» вспоминать то далёкое время, когда всё только начиналось. Сколько всего за эти годы передумано, переосмыслено… и как было бы здорово, если бы все желания и стремления почаще совпадали с реальностью жизни! Конечно, теперь я с теплотой вспоминаю свои курсантские годы, проведённые в стенах училища – было трудно, но интересно и поучительно. На четвёртом курсе, особенно перед выпуском мы все понимали, но не верилось, что буквально через несколько дней нам придётся расстаться и служба разбросает нас по разным гарнизонам всей огромной страны. И с одними однокашниками мы встретимся где-нибудь случайно, а с другими больше никогда не увидимся.

Воспоминания о наших годах проведённых вместе в смене гарнизонов и новых впечатлений уплывут куда-то далеко, и я забуду многие лица, фамилии – они сольются для меня во что-то одно, большое и неопределённое, создающее иллюзию чего-то давно минувшего и такого заманчивого. Тогда я даже не помышлял о том, что когда-нибудь возьмусь за перо, решусь и смогу написать свою книгу об тех временах. В военном училище я только начинал с малого – сочинения заметок на любую тему для ротной стенгазеты. Вернее всего, зарождение этой идеи нужно искать уже в том времени, когда я стал офицером.
 
Но пока я служил – мне было не того. И только на пенсии, после нескольких лет «созревания» и творческого осмысления всего своего замысла – решил, что уже пришло время начинать! Сначала у меня было желание излагать все события от лица вымышленных героев так, как это делает в своих книгах писатель В.В.Карпов. При этом во всех его литературных героях: лейтенанте Ромашкине, лейтенанте Шатрове и рядовом Агееве очень легко угадываются моменты из его собственной биографии, присущие только ему черты характера, и все жизненные события через которые прошёл сам автор. Но потом, хорошо поразмыслив, всё-таки твёрдо решил – я не стану прятаться за другие фамилии, буду писать от своего имени. Напишу о своём детстве, юности, молодости, службе – то о чём всегда приятно вспоминать любому человеку.

Именно таковы все мои книги по своему стилю – это всё пережитое за свою жизнь, яркие впечатления, многократно передуманные мысли и встречи со многими людьми, повлиявшими на мою судьбу. Всё это вместе взятое «просится на бумагу», находит, подбирает свои слова и доходит до читателя. При этом почему-то всегда принято считать, что сам жанр мемуаров подразумевает известное и знаменитое имя автора, но мне очень хочется верить в то, что порой и воспоминания обычного человека бывают не менее, а иногда даже куда более захватывающи и интересны.
 
Как пишется история? По-разному. Одни и те же события могут истолковываться каждым человеком по-разному – ведь мы все в жизни разные и каждый из нас всегда абсолютно прав для самого себя. Таких примеров масса и хорошо известно, что каждый человек может рассказать свою биографию в зависимости от обстоятельств и того, кто будет его слушать. В связи с этим я очень часто спрашиваю сам себя: «А стоит ли мне «нарабатывать» себе врагов?» Вот писал бы для своего удовольствия фантастику или о природе – и не было бы проблем! Но всё же я решил рассказывать о тех временах, опираясь на факты со своей точки зрения, моего восприятия, характера и разума. Правдиво и объективно, ничего не приукрашивая и не «подстраиваясь» ни под кого – так как всё было для меня на самом деле, всё в них настолько правдиво, что я этим даже рискую осложнить себе жизнь.

В рамках своей книги мне приходится ограничиваться только теми событиями, в которых я был сам непосредственным участником или они как-то касались меня. И хотя я пишу в основном про себя, но во многих эпизодах участвуют конкретные и реальные герои. Все описанные события происходили на самом деле и это могут подтвердить многие люди, которые были причастны к ним. Правда, вполне возможно, что могут найтись те, кто сможет или захочет истолковать их по-своему. Мои книги – это не мемуары в полном смысле этого слова, описывающие хронологию событий, а художественная проза со свойственным для неё описанием героев, их поступков, обобщениями и моими размышлениями на фоне исторических событий тех лет, в которых жил я и все персонажи книги.

Я никогда не был писателем, да и сейчас, честно говоря, не считаю себя таковым. Не мне судить, что у меня вышло. Поэтому и сам факт появления книг вызывает неоднозначную реакцию у многих, кто узнаёт об этом, смог прочитать или нашёл в них посреди строчек упоминания о себе: одноклассников, знакомых, моих товарищей по училищу и сослуживцев. При этом каждый из них по-разному оценивает и то, что в них написано. А мнений, как и точек зрения много разных… К тому же после сорока вдруг начинаешь понимать простейшие законы человеческих отношений. Сколько эмоций, нервных клеток мы тратим на совершенно нелепые обиды!

Странно, но в своих книгах я никому не даю советов как жить. Банальные слова, но это самое бесполезное дело – давать такие советы. Умному они не нужны, а дурак всё равно не сумеет их правильно использовать. Но одни сразу начинают критиковать меня вроде того – кто я вообще такой, чтобы писать книги? Другие, узнавая себя между строк – из-за того, что якобы в ней про них совсем не упоминается, а если и упоминается, то очень мало или как-то не совсем так. При этом я тихо радуюсь про себя, что людей в них хоть что-то «задевает» и они смело высказывают свою точку зрения. Ну что тут поделать? Книга художественная, поэтому и все совпадения в ней считаются случайными.
 
Ради правды приходится признаваться, мне встречаются и другие люди, гораздо хуже – считающие себя «более великими», чем все остальные и «выше качеством». Они, ограничив свой жизненный интерес и загрузившись повседневными проблемами на просьбу поделиться своими воспоминаниями о наших курсантских годах, глядя снисходительно, остаются равнодушными без каких-то эмоций или просто отмахиваются от всего, считая это ерундой, не достойной их внимания. Коротко и сухо отвечая мне: «Ты не поверишь, но я совсем ничего не помню о тех училищных временах!»

 – Ну и ладно, – каждый раз говорю я сам себе, сталкиваясь с таким фактом – все люди разные, а я и сейчас, даже через много лет хорошо вижу кто чего стоит, несмотря на любые звания, награды, записи в личном деле и личное творчество… Чего же я хотел? На всех не угодишь! Не стоит обращать на это внимания, а будем спокойно идти вперёд и продолжать заниматься своим делом!
 
Всё-таки у меня есть повод для счастья – большинство людей высказывается одобрительно, принимая её с радостью и просто счастливы той уникальной возможности вновь вернуться в свои молодые годы и ещё раз пережить те события, пропуская их через себя, «окунувшись» в то время, когда мы все были моложе или курсантами. Говоря при этом: «Здорово! Пусть останется хоть такая память о тех годах», – именно они и дополняют книгу своими воспоминаниями.

Эта книга станет финальной, в которой будет рассказываться о годах обучения в военном училище. Остался только четвёртый курс, выпуск и… «В добрый путь молодые лейтенанты!» Но ещё начиная работу над временами моей училищной юности я начал кропотливо на большом листе бумаги заносить всё, что мне удаётся вспомнить и известно самому о каждом выпускнике нашей роты и любую информацию, найденную и получаемую от своих друзей по Интернету. Теперь разглядывая этот список, приходится удивляться тому, как всех нас раскидала жизнь по стране, как интересно и по-разному сложились судьбы наших курсантов, с которыми я учился – выпускников второй роты АВОКУ!
 
Офицерская жизнь сразу ставит перед молодым лейтенантом философский вопрос – стоит ли так страстно стремиться шагать по карьерной лестнице, выбиваясь в лидеры или лучше всегда оставаться в тени? Этот вопрос остаётся вечным и постоянно обсуждаемым. Есть такие кто, стиснув зубы, стремятся к успеху, во что бы то ни стало, при этом «идя по трупам». Другие просто делают своё дело, руководствуясь по жизни поговоркой «Тише едешь – дальше будешь» и именно благодаря этому постепенно достигают исполнения заветных желаний. Третьи, потерпев несколько ударов, быстро ломаются и делают вид, что равнодушны к успехам. Четвёртые демонстративно уклоняются от борьбы, но такая независимая с виду позиция нередко скрывает равнодушие или бездарность.
 
По-разному сложились судьбы и моих однокашников. Одни, сразу махнув рукой на офицерские звёзды – сами всё бросили после выпуска, других бурная жизнь так «закручивала в бараний рог», что приходилось заканчивать службу на полпути, ведь именно на наше время службы пришлись все грандиозные события в стране. Война в Афганистане, череда смен генсеков, ускорение и перестройка, крушение коммунистических идеалов и развал страны, вновь череда войн – Карабах, Осетия, Абхазия, Чечня и многое другое… В связи с этим у большинства из них получилась яркая офицерская жизнь, и сложился нелёгкий «боевой путь», достойный изложения в книгах. Если же сложить вместе весь этот имеющийся материал – то наверняка можно было бы написать многотомное и захватывающее собрание сочинений, но всё дело в том, что я пишу – свою книгу!
 
Набрасывая на бумаге свои воспоминания и план очередной книги, я каждый раз прихожу к одному и тому же выводу: всё-таки какая это удивительная штука – человеческая память! Она непостижима и избирательна своей глубиной. Так бывает, что какие-то события очень чётко отпечатались у меня в голове и хорошо помнятся через годы, до самых мелких подробностей, о которых мои однокашники только пожимают плечами. А иногда случается так, что они мне начинают рассказывать о каких-то грандиозных событиях, которые происходили у нас в роте – а у меня полный провал в памяти! Как будто кто-то неведомыми ножницами как на киноплёнке вырезал всё это. Нет абсолютно ничего! Как же это так получилось – ведь я же жил тогда вместе с ними в одной казарме и участвовал во всех делах роты?
 
Даже я со своей крепкой памятью уже забываю многие моменты нашей курсантской жизни, которые остались в памяти у моих друзей и только с их помощью они появляются в моей книге. Вот это поразительно! Правильно говорят, что у каждого человека остаются только свои индивидуальные воспоминания об одном и том же событии. И пока я пишу о том (училищном) времени – только мои самые близкие друзья-однокашники с радостью выказали мне желание помочь своими воспоминаниями и фотографиями.

Среди них Эдуард Ручкин, Сергей Иванов, Александр Руденских, Вячеслав Одинаев, Владимир Полонский, Евгений Гулевский, Владимир Матусевич и Кайрат Камысбаев. Кроме них всегда огромную и неоценимую помощь мне оказывает в редактировании всех текстов Вячеслав Воропаев и Рашид Кулмурзаев. Хочется всем им выразить свои тёплые слова благодарности за поддержку, терпение и многолетнее активное участие в этом нелёгком деле!


                АЛМА-АТА. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС.  ОСЕНЬ.
             ВОЗВРАЩЕНИЕ  ИЗ ОТПУСКА. ОЛЕГ ЧИВИЛЁВ. 

…Очень быстро пролетела моя сказочная отпускная жизнь. Счастливый и радостный я возвращался из летнего отпуска в Алма-Ату. Позади остался тёплый, наполненный яркими впечатлениями целый месяц, проведённый в Чимкенте. Сентябрь в Чимкенте самое «золотое» время для отдыха! Это как будто ещё один чудесный летний месяц, подаренный природой – ещё очень тепло, можно купаться и наслаждаться жизнью. Всё в этом отпуске было как обычно: огромное количество фруктов, неторопливые походы по городу, встречи с друзьями и осознание того, что это последний  курсантский летний отпуск. Я – курсант четвёртого курса!

Даже невозможно подсчитать, сколько я отходил нарядов и караулов с оружием в руках за эти годы, выполняя боевую задачу. Уже давно мной пройдена, как говорят лётчики и моряки – «точка возврата», половина дороги, когда ещё можно было бы вернуться к себе на базу или аэродром. Теперь же оглядываться назад и возвращаться поздно, остаётся одно – только вперёд! К выпуску и лейтенантским звёздам! Кроме череды обычных занятий за моими плечами есть ещё яркие этапы в жизни, через которые уже пришлось успешно пройти: трёхдневная погрузка артиллеристских складов, стажировка в войсках, ночные ударные работы по откапыванию теплотрассы. А ещё я кандидат в члены КПСС! Не так уж и мало для своих двадцати лет, если подвести жирную черту в жизни.
 
Всё это вместе взятое наполняло меня изнутри важностью и позволяло как-то снисходительно смотреть на своих гражданских сверстников и всех людей вокруг – ведь я уже почти готовый лейтенант. Остались-то сущие пустяки – формально проучиться в училище меньше года, всего несколько последних месяцев. А там… В следующий летний отпуск я уже приеду офицером, и наверняка он будет сильно отличаться от этого своей неопределённостью распределения и томительным ожиданием новых ощущений в каком-нибудь гарнизоне.
 
Всё в этом отпуске было хорошо: необычно много свободного времени, которое можно использовать как хочешь. Просыпаясь дома тёплым и приятным утром, приятно было осознавать, что ты в отпуске, можно и полежать, слушая, как мама на кухне звенит посудой, а за окошком свистят и чирикают птички. Потом поговорить с мамой обо всём – удивительно (я это заметил, когда учился в училище), но у неё было очень редкое для женщины качество – она как никто другой умела внимательно слушать! А может быть это из-за того, что она была врачом? Не знаю.
 
У нас в квартире было два балкона, вернее балкон и огромная лоджия. Балкон выходил на шумную улицу, поэтому мы с удивительным упорством всегда использовали только застеклённую лоджию. Она выходила в тихий двор и была для нас сразу четвёртой комнатой, кухней и летней спальней. Как здорово было утром неспешно выйти в неё, вдохнуть свежий воздух города, оглядывая ставший за эти годы привычный пейзаж. При этом обязательно каждый раз скосишь глаза направо, взглянув на свою школу, и вспомнишь учёбу в девятом-десятом классе. Понимая теперь – это были счастливые времена! Все отпускные дни в Чимкенте были солнечными, приятно жаркими и радостными.

После училища очень хотелось на улицу к людям, привыкать этому удивительному чувству свободы, когда не нужно смотреть на часы, боясь куда-нибудь не успеть. Первым делом нужно было составить маршрут по городу. Ловлю себя на мысли – это военная привычка всё продумать! Даже смешно иногда становилось от такой мысли, зачем составлять? У меня, что есть цели? Мне нужно куда-то спешить? Нет, тогда зачем? Иди, куда ведут тебя глаза. Я так и делал…

Куда бы я не шёл – к скверу Металлургов, парку напротив гостиницы «Чимкент» с уютным фонтаном или старый город с его неповторимым колоритом все дома ещё утопающие в зелени деревьев встречающиеся мне по пути я узнаю как своих старых знакомых, тех которые уже доживают свои последние десятилетия, но ещё держатся молодцом. Неспешно продолжая идти по улицам города, из-за хорошего настроения невольно улыбаюсь всем по пути: прохожим, домам, девушкам, собакам, машинам. Трудно чувствовать себя одиноким в родном для тебя городе, но ты понимаешь, что только город роднит тебя со всеми остальными. А ведь они не знают и даже не догадываются о том, что теперь как ни крути, получается я здесь в гостях, ведь в Алма-Ате я прожил больше, чем в Чимкенте.

Но было в этом отпуске и новое – так получилось, что много времени я в нём провёл со своей будущей женой – Людой. Её появление в моей жизни получилось совсем неожиданным. Пока я учился в училище, мой маме из-за небольших проблем со здоровьем пришлось лечь в женскую больницу и тут на её счастье «попутчицей» в палате по воле случая оказалась Люда. Она тоже лежала на обследовании, и им вдвоём было не скучно. В её лице моя мама нашла благодарного слушателя на всё время своего лечения. Она тут же быстро познакомилась и Тамарой Владимировной (мамой Люды – моей будущей тёщей), которая работала здесь же и часто заходила в палату к ним. В общем, когда дело подошло к выписке – моя мама уже имела хороших знакомых. С того времени всё и завертелось!

Таким образом, к моему приезду в отпуск уже всё было готово. Люда уже по маминым рассказам хорошо знала меня, и поэтому нам с ней не пришлось тратить время на выяснение наших биографических подробностей. Я в свою очередь тоже быстро познакомился с Людой, её родителями и мы начали проводить время вместе. Несмотря на то, что у неё в институте в эти дни была практика в какой-то школе, это нам не мешало находить время для встреч. Это было бездумное и недолгое счастье – походы в кино, купание вместе на озере в новой зоне отдыха, где можно было поваляться под солнцем на песчаном пляже, искупаться или просто вечерние неторопливые прогулки по городу.
 
В общем, когда самолёт мягко подпрыгнул, коснувшись взлётной полосы аэропорта Алма-Аты я, выбросив из своей головы с шумом самолётных двигателей, всё отпускное настроение, вышел из нового здания аэропорта на привокзальную площадь – то впервые ощутил в себе странное чувство того, что приехал к себе домой. По дороге в училище, глядя через запылённые окна автобуса на проплывающие мимо меня дома и блеклые пейзажи окраин города, я как-то это остро почувствовал. Как-то так удивительно получилось, что последние годы жизни у меня были связаны с какой-то непрерывной чередой смен городов, школ и друзей. Как будто судьба специально затеяла этот сложный хоровод для проверки меня «на прочность».

Каждому человеку знакомо это чувство, когда ты томишься в чужом для тебя сумрачном, неуютном городе, да к тому же не в лучшей, не центрально-парадной его части. Но последние три года она приостановила свой бег, взяв передышку или сделав остановку. И вот за эти годы город и 70-й разъезд для меня действительно стали «родными», наполнившись новыми впечатлениями. И почему-то самыми яркими они были для меня в Алма-Ате! К этому времени я уже давно в своей жизни сделал этот удивительный вывод, не однажды заметив, что когда уезжаешь из своего родного города хотя бы на один день, кажется что пролетела целая неделя. Вот отсюда остался только один вопрос: «Что мне «родней»? Алма-Ата или Чимкент?» Ответ очевиден! Вот тебе и вся философия жизни!

Даже несмотря на то, что подсчитать количество моих увольнений в город в каждом семестре хватило бы пальцев на одной руке, сумма впечатлений от города была большая. Они складывались не только из редких увольнений – ведь мы неразрывно были связаны два раза год с парадами (а в этом году нам «повезло» и три раза), выступлениями на разных мероприятиях, салютами, гарнизонными нарядами, оцеплениями, организованными походами в кино, вождением и многим другим. Я почему-то очень быстро привык к нему, к его ритму, разобрался в хитросплетениях улиц, названиях районов, побывал практически во всех известных местах города, открывая для себя много познавательного и интересного. Очень отчётливо я осознал одну невесёлую мысль – этот год будет у меня последним! А что будет дальше и куда меня забросит военная судьба после выпуска – кто знает?

Я почему-то очень часто в своих мыслях возвращался именно в тот летний солнечный день, когда я вместе с группой абитуриентов из Чимкента ранним утром вышел из поезда на железнодорожном вокзале Алма-Ата-1. Он очень ярко врезался мне в память как граница начала новой жизни. Именно с него и начиналось моё обучение и познавание города. Тогда всё вокруг мне казалось чужим, неведомым и таящим много таинственного. А потом была присяга, первые увольнения, первое взрослое знакомство с городом… Как давно это кажется было, но за три года обучения я в нём освоился, осмотрелся и мне всё здесь стало понятным, привычным и знакомым. Такие необычные по началу названия улиц города – Розыбакиева, Сейфулина, Ауэзова, Саина, Комсомольская, Красногвардейский тракт уже не резали слух своей новизной, а звучали вполне логично.
 
С такими же мыслями я прошёл и через первое КПП в училище. Вот именно сейчас я впервые осознал себя здесь хозяином. Это моё училище! Как-то очень быстро и незаметно дни этих трёх курсов спрессовались в годы, которые я проучился здесь и у меня очень широко «раздвинулись горизонты» жизни! Совершенно незаметно и непостижимым для себя образом из зелёного первокурсника, которому тогда хотелось просто побыстрее прожить день, я превратился в умудрённого опытом и «продуманного» во всех делах курсанта четвёртого курса. Военная и курсантская жизнь стала логичной и понятной. Уже казалось, что нет в курсантской жизни таких задач и проблем, которые мне было бы невозможно решить и выполнить. И наконец-то уже можно было почувствовать себя именно тем, о чём так долго мечталось, и так стремился долгие три года. Жизнь курсанта четвёртого курса – прекрасна!

 Свежая земля над теплотрассой, сразу невольно навеяла мне вспоминания о той уже основательно подзабытой незабываемой ночи, когда мы её отрывали всей ротой в последнюю ночь перед отпуском. Теперь же она была аккуратно зарыта и любой человек, проходящий мимо даже и не смог бы сразу разобраться, что же здесь было такое. Остались лишь только воспоминания у нас – невольных участников тех дел. Последний день сентября был таким же жарким, как и всё лето.

Спасением от духоты были лавочки вдоль стадиона, расположенные в тени высоких тополей, на которых сидели курсанты нашей роты, вернувшиеся из отпусков раньше меня. Они веселыми и радостными криками приветствовали всех идущих от КПП новых отпускников. Я подошёл к ним, солидно поздоровался со всеми, сразу узнал все новости и пошёл в роту докладывать командиру роты о своём прибытии. Ведь мне ещё нужно было переодеться и встретиться с остальными друзьями.
 
От дневального по роте я узнал, что в  канцелярии нашего ротного не было и там только гордо «восседали» наши лейтенанты Михайлов и Прохоров, что-то строча в своих бумагах. Пишу – лейтенанты по привычке, хотя они к этому времени уже получили ещё по одной звёздочке на погоны. Это, конечно же, сразу упрощало всё дело – пришлось мне им доложить о своём прибытии. И опять я был очень поражён своим жизненным наблюдением. Мой командир взвода – ст. л-нт Михайлов лишь молча и формально без всяких эмоций приподнял голову от стола при моём докладе и, взяв мой отпускной билет, внимательно осмотрел его, проверив наличие печатей «Прибыл-Убыл» сделал отметку в списке. А Прохоров, хотя я и был вроде бы курсант не его взвода, с радостной и весёлой улыбкой задал мне несколько вопросов.

И хотя сами вопросы были скорее формальными по своей сути вроде того: «Ну, Азаров, как дела? Как отдохнул? Как доехал? Всё нормально?» и не требовали долгого разъяснения, но мне были приятны. О своих непростых отношениях с офицерами роты я уже упоминал раньше и вот такой, казалось бы, даже вроде небольшой штришок вновь вернул меня в реальность нашей курсантской жизни. И опять из этого жизненного наблюдения я сделал для себя маленький «узелок на память» – нужно научиться работать с людьми как говорится «по-человечески» и тогда всегда можно рассчитывать на такое же отношение и к себе.

Сразу покончив с этой формальной стороной дела, я вошёл в расположение роты. Там вместо привычного глазу, аккуратного и абсолютно ровного ряда заправленных кроватей и стульев стоял непривычный бардак, который очень редко бывает в роте. Такое в роте бывало только перед отпусками, парадами или какими-то грандиозными событиями. На стульях и кроватях небрежно валялась парадная форма, фуражки, х\б в проходах стояли сапоги и ботинки. В каждом взводе наши курсанты сидели на стульях, кроватях, вновь радуясь встрече и обсуждая события во время проведения отпуска.

У каждого хватало своих историй и впечатлений, и он спешил поделиться ими с друзьями, поэтому в казарме стоял необычный радостный гомон и шум, прерываемый громкими и радостными криками на всю казарму. Ведь для нас целый месяц разлуки, привыкших видеть друг друга каждый день – это было очень много!
 
Я с радостью в первом взводе увидел Рашида Кулмурзаева – он вернулся с отпуска загорелый до черноты, только глаза стали светлее и больше. У нас с ним на этот отпуск была договорённость о том, что он в конце отпуска, возвращаясь от своих родителей из Ленинска, заедет ко мне на пару дней в Чимкент, а потом мы вместе поедем в училище. К этой замечательной идее мы с ним пришли вдвоём в течение последнего семестра, долго обсуждая по вечерам всё, чем нам можно было бы заняться в Чимкенте. Мне очень хотелось показать ему свой красивый город с таким неповторимым колоритом, познакомить с друзьями, пройти вместе с ним по своим любимым местам и угостить знаменитым на весь Казахстан пивом.

Ведь так получалось в жизни, что нас с ним свёл счастливый случай, и мы с ним, как ни крути, начали свою дружбу именно с того «радостного дня», когда я вместе с Серёгой Степановым вошёл в абитуриентскую палатку. Мы вместе с ним прошли весь путь – выживали, сдавали экзамены и терпели все трудности ради поступления в училище. Оба были из военных семей, воспитывались в военных гарнизонах и поэтому с первого дня хорошо понимали друг друга.
 
Об этом интересном наблюдении в своей жизни я уже упоминал – есть, вероятно, что-то такое, какое-то совершенно необъяснимое чувство, сближающее всех детей офицеров выросших в далёких гарнизонах. Что-то похожее на закон магнитов, которые начинают сразу притягиваться друг к другу. А потом попали в один взвод к лейтенанту Прохорову, ходили в караул на первый пост, вместе были командирами в абитуре и на игре «Зарнице», да и не было у меня более надёжного друга (чего уж теперь это скрывать) по самоволкам, чем он… А это я вам скажу очень немаловажный фактор – здесь выбираешь себе друга как направляясь тыл врага на разведку за линию фронта! На него можно полагаться как на самого себя, зная то, что он никогда и нигде тебя не бросит и не подведёт, по известному закону «сам погибай, но товарища – выручай!».
 
Но Рашид в этот раз позвонил и, объяснил, успокаивая меня тем, что проводит время с такой девушкой, с которой ему очень комфортно. Ну что делать? Мы были друзьями и хорошо понимали, что у нас есть единственное время для отдыха – только отпуск! А «свой долг» за отпуск он обещал отработать мне в совместных самоходах своей отвагой, смелостью и братской преданностью. Но этого он мог бы мне и не добавлять, ведь я это и так всегда хорошо знал и без его признания. Эх! Золотые времена!

Мы были молоды, здоровы, полны сил, красоты и отваги – за что нас и любили девушки. И тот, кто был молодым, знает не понаслышке о таких присущих этому возрасту качествах как: взаимовыручка, риск, здоровый авантюризм и тяга к жизни!  И ещё – жизнь курсанта старших курсов – это уже сформированный свой взгляд на всё происходящее вокруг тебя и особый мир взаимоотношений с людьми, когда уже хорошо понимаешь, кто на что способен.

Я прошёл в свой взвод, здороваясь по пути с курсантами второго взвода, где я проучился первый курс, а так же приветствуя рукой тех, кого видел сидящими в классах через окна. Оттуда мне радостно улыбнувшись, помахал рукой Олег Чивилёв. Олег… Я так думаю, что мне нужно обязательно написать о нём. Мы не были близкими друзьями, но целый год учились вместе во втором взводе на первом курсе и всегда имели нормальные дружеские отношения. Поэтому и позже часто обменивались результатами контрольных работ и другими новостями по учёбе – у него всегда можно было что-то спросить, и для него не было проблемой ответить обстоятельно на все вопросы.

Он был обычным, ничем особым не выделяющимся курсантом, хорошим товарищем, ну может быть больше других «немного и фанатично правильным». Не был хулиганом, но и в ярые активисты и «пособники ротного» тоже не лез. Разве что учёба давалось ему легко, но и здесь он не был фанатичным отличником-зубрилой, просто всегда относился к ней привычно, прилежно и серьёзно. И поэтому на выпуске заслужено получил красный диплом. В то счастливое курсантское время ещё никто из нас даже не догадывался, что именно ему после выпуска придётся первому начинать скорбный список нашей роты… но, видимо так встали звёзды…

В моём курсантском альбоме бережно хранятся несколько уже пожелтевших вырезок из газет тех лет с названием – «Звезда Олега Чивилёва». Я хорошо и на всю жизнь запомнил охватившую меня тогда бессильную злобу на афганских душманов, сжатые добела кулаки и тот жуткий ужас и боль, с которыми впервые прочитал их, внимательно всматриваясь в знакомую фотографию. В глубине души знал – раз идёт война, то значит там погибают люди. Но может быть, всех наших ребят пронесёт? Моё сознание отказывалось верить!

Что же это за такая жизнь, когда её на всех нормальных пацанов не хватает? Тайно и наивно надеялся – может быть это ошибка? Это не о нём… а о каком-то другом лейтенанте, однофамильце просто удивительно похожего на него, но… увы. В статьях журналистами очень красиво и здорово проводится мысль о его короткой, но яркой жизни – от лейтенантских звёздочек, через орден «Красной звезды» к настоящей звезде на небе носящей его имя. В них рассказывается о его детстве, учёбе и короткой службе офицером в Афганистане. Слов нет, всё там написано верно, и я знаю, что он должен был быть настоящим командиром – ведь именно таким курсантом мы его помним.

Афганская война – это вообще очень тяжёлая страница в жизни многих моих однокашников и далеко не всем посчастливилось вернуться оттуда. А те, которым это всё же удалось до сих пор не могут понять: что же они там делали, и за кого, собственно проливали свою кровь в этой далёкой и непонятной для русского человека стране? «Не знаю, за что» – таков лейтмотив афганской войны, хотя ещё тогда были живы некие мифические идеалы: интернациональный долг, идея мировой революции, свобода угнетённым…

Но там хоть было понятие – это проблема чужих для нас людей и мы воевали с врагами – «плохими» душманами. А вот следующая, чеченская война отменила очень важный запрет в сознании – оказалось, что «своих», живущих в одной с тобой стране, учившихся в таких же школах, смотревших такие же фильмы, тоже можно убивать как врагов… Там очень быстро до тебя доходит, что детское понятие «милосердие и любовь к ближнему», в своей сущности такая же лажа, как и Дед Мороз. Эту мысль старательно замалчивают и не проговаривают, предпочитая её не замечать. Но те, кто там были это хорошо понимают.
 
Только потом, спустя много лет Эдик Ручкин прислал мне другую статью, о преступно-бездушном отношении чиновников к его родителям. Читая её, просто поражаешься и не веришь, оказывается, всё-таки есть такие люди в погонах, работающие в военкоматах, которые могут отвечать родителям погибшего сына: «Я его туда не посылал…» Однако у каждого из нас остались в памяти и свои курсантские воспоминания, связанные с годами учёбы в училище. Одной такой историей, где ярко высветились его черты характера, уже спустя многие годы со мной поделился Владимир Полонский.
 
Когда вся наша рота уезжала на стажировку, они вместе с Олегом Чивилёвым, оставались в ротном наряде. За этот месяц совместного наряда они немного притёрлись и научились понимать друг друга. Олег понравился Вове хорошим воспитанием, начитанностью (в доме родителей все стены были в книгах – они окружали его с самого детства), надёжностью в делах и привычкой никогда не ругаться матом. Через некоторое время в Алма-Ате во дворце Ленина выступал какой-то московский театр.

И вот однажды Олег предлагает ему вечером тайно от всех удрать в театр, обещая достать билеты. Володя, в этот момент проходивший стажировку в соседнем полку был удивлён этим предложением, но согласился, только предупредил, что он будет со своей девушкой. Вот таким тайным от всех образом они и попали туда, свалив в самоволку. Когда же представление закончилось они втроём, как были – в чистом, наглаженном х\б и в фуражках стояли на улице, ожидая автобуса. А здесь необходимо пояснить, что дворец Ленина расположен в самом центре города.
 
Пока стояли, Вова краем глаза замечает, как по противоположной стороне улицы медленно проезжает знакомый всем курсантам патрульный УАЗик коменданта города. Когда же стало ясно, что их «зафиксировали» и видно, что УАЗ приступил к развороту на ближайшем перекрёстке, Володя не дожидаясь развязки, предлагает Олегу самый разумный в такой ситуации с курсантской точки зрения план действий – дать девушке деньги на такси и ещё пока есть время быстрее «делать ноги» от патруля в ближайшие дворы…

Конечно же, в их планы не входило попадать на гарнизонную гауптвахту, да ещё по такому пустяковому поводу. Да тут дальнейшая схема действий всем ясна и понятна: раз ты находишься в городе в самоволке и видишь патруль – нужно убегать! Это железное правило выживаемости! Прописная истина для курсантской жизни!

  Но в этот момент, когда всё решают секунды Олег, вдруг проявляя «рыцарский дух» гордо отвечает, что он при даме не побежит, а причиной всему – видите ли, ему стыдно бегать! Что же девушка может подумать о курсантах? Понятно, что после этого Вова в такой ситуации уже не смог поступить по-другому. В таких переделках всё нужно делать только вместе – или-или! Ведь не побежишь же один, бросив их в такой ситуации, когда прекрасно знаешь, чем всё это закончится? Получается как-то не по-товарищески? Вот так они и остались стоять на месте как бараны и ждать когда их возьмут под белые рученьки.
 
УАЗик медленно развернулся и подъехал к ним. На переднем сидении машины сидел сам комендант города Алма-Аты Утяшев, который одной только своей грозной фамилией наводил тихий ужас на весь гарнизон! А тут такая сверхнаглость! Он и сам был немало удивлён тем фактом, что курсанты-старшекурсники АВОКУ, находясь в центре города, не убегают от него в страхе (как это всегда бывало), а нагло стоят и спокойно смотрят на него! Поэтому совершенно сбитый с толку такими действиями комендант очень вежливо попросил их подойти и сесть в машину. Пока стояли, Володя успел применить последнюю «военную хитрость» – быстро вписал дату в заполненную увольнительную, которую ему дал командир той роты, где он проходил стажировку.

Но и это его не спасло, ведь налицо было явное нарушение военной формы одежды – и его загребли за компанию. Их вдвоём привезли в комендатуру, отобрали ремни, вещи, документы и посадили в камеру, где уже сидел молодой солдатик. Они немного повозмущались, требуя себе «отдельного курсантского кабинета», но потом успокоились и от безысходности прилегли на «вертолёты» – переносные нары. Владимир был очень зол на Олега, выговаривая ему:
 – Спрашивается – ну что им дало его долбаное «рыцарство»? Из-за него мы теперь кукуем на гарнизонке, а дама всё равно осталась брошенной на остановке. Она у меня нормальная девчонка и всё бы правильно поняла, если бы мы побежали от патруля! Ну и чего мы теперь добились? Сидим теперь и гадаем, чем для нас вся эта катавасия закончится? Впереди полная неизвестность! Но за то, что мы попали в комендатуру, не сомневайся, нас уж точно не наградят и не «погладят по головке»! А вот как «будет рад» наш командир роты – лучше не вспоминать!
 
Выплеснув своё возмущение, он затих, продолжая дальше размышлять об их тяжёлой судьбе, и обводя по кругу глазами камеру. Горящая всю ночь под потолком лампочка, стены, выкрашенные масляной краской в унылый цвет, тяжёлая железная дверь с лязгающим замком, жёсткие доски «вертолёта», спёртый воздух, пропитанный специфическим камерным духом, буря эмоций, да и грустные мысли в голове мешали спать, поэтому он молча лежал с открытыми глазами. В наступившей тишине Олег, до этого момента не проронивший ни слова, внезапно предложил ему послушать стихи.
 
 – Сейчас? Стихи? Чего-чего, только стихов нам сейчас не хватало! – промелькнуло у него в голове. Но он молча и устало кивнул ему в ответ головой – делай что хочешь! Всю ночь Олег вслух читал стихи Омара Хайяма, других поэтов и радостно обсуждал театр, который они посмотрели. Удивительно, но по нему было видно, что он не очень-то переживает о случившемся. Утром от дощатых нар ломило рёбра и жутко хотелось спать, так как их жёсткости всю ночь приходилось вертеться как волчок и полноценного сна не получалось. Да ещё и эта лампочка ядовито выедала глаза. Вот так необычно и прошла такая незабываемая для каждого из них ночь в камере гарнизонной комендатуры.

Задремали они только под утро, но их разбудил зычный бас нашего комбата Зины. Он шёл по коридору гауптвахты и громко возмущался:
 – Это же надо! Позор! Учатся уже на третьем курсе АВОКУ – и не смогли убежать от патруля! Подумать только – двое такие отличники-коммунисты, а на деле оказались такими балбесами!
 
Их вывели из камеры и привели к дежурному. Комбат весь просто «кипел» от возмущения. Конечно же, он имел на это право – ведь о задержании курсантов находившихся в городе в самовольной отлучке сразу доложили дежурному, а тот дальше – начальнику училищу. А он соответственно «вставил большой фитиль» за это Зине, поэтому-то комбат и примчался в комендатуру забирать их с утра пораньше. Вова попытался объяснить, как было дело: вышли из Дворца Ленина, были трезвы, а не убегали от коменданта, потому что гордые – не хотели позориться… Комбат, не дослушав, обозвал их сопливыми детьми и повёз в училище, где передал в руки палачу, в смысле – командиру роты.

Ротный, тоже особо не вникая в суть дела, сразу начал добросовестно «отрабатывать свой хлеб» – орать в канцелярии и грозить им всеми небесными карами за такой позор вплоть до самого окончания училища. Олег Чивилёв стоял и благоразумно молчал, а Владимир Полонский вновь попытался что-то объяснить и резонно заметил, что он сейчас проходит стажировку и подчиняется другому командиру, который ему дал увольнительную. Козлов от такой наглости аж подпрыгнул из-за стола! И сразу же грозно сверкая глазами, пообещал ему, что как только стажировка закончится – тот сразу и на всю свою оставшуюся жизнь хорошо запомнит кто его настоящий командир роты…

На этом разбор полётов и остановился. Прооравшись дальше по полной программе на Полонского ротный их отпустил. А когда пришло время вернуться в роту, всё уже как-то позабылось. Ни на какое партсобрание их вызывать не стали, видимо не желая лишней огласки – ведь они оба хорошо учились, да и сама по себе эта история, в общем-то, получилась смешная, и время ушло – просто «спустили дело на тормозах». Олег продолжал дальше спокойно учиться. А вот для Володи Полонского, видимо, чтобы тот хорошо понял, кем для него является «родной командир», по возвращению наш ротный своё слово сдержал – у него сразу наступила «чёрная полоса» в жизни – пришлось ещё долго «летать по суточным нарядам»! Поэтому он с курсантских времён хорошо запомнил тот поход в театр с Олегом и нашего злопамятного командира роты.
 
Вот таким необычным образом эта история для них закончилась! А к чему это я рассказал? Да к тому, что Олег, в своей курсантской сущности был таким же, как и все мы – нормальным «земным человеком», со всеми вытекающими отсюда выводами. Но только «немного правильнее» из-за своего воспитания. Вроде бы как всё просто: видишь патруль – беги! Так бы поступил любой курсант на старшем курсе (да я сам, таким образом, несколько раз в жизни ловко «уходил» от погранцов-пограничников!), и в этом нет ничего постыдного – все кому надо поймут правильно! Но Олег думал по-другому… Правда и Владимиру ходить в самоволки с ним больше не довелось…

Своими историями про Олега Чивилёва я очень далеко отвлёкся. Давайте вернёмся обратно в тот самый день – день возвращения из отпуска. У нас в отсеке тоже была примерно такая же картина – каждый курсант неторопливо и спокойно занимался привычным делом. Кто-то переодевался, кто-то болтал между собой, а кто-то, уже переодевшись, спокойно сидел и перебирал конспекты в своей тумбочке. Никакого привычного в таких случаях ажиотажа связанным с началом семестра, когда начинаются поиски тетрадей по новым предметам, не было – ведь учёба в этом семестре началась за месяц до отпуска в связи с парадом, посвящённым 60-летию Казахской ССР. Поэтому мы просто продолжали учёбу, сделав перерыв на отпуск.

Войдя в наш взвод – я сразу без лишних слов понял, что Серёга Тарасов уже здесь, сразу ухватив своим «опытным взглядом» лежащую на его кровати куртку х\б. У него, как у всех суворовцев в военном училище по неписанной традиции с тыльной стороны суворовского знака под закруткой был прикреплён суворовский погон. А Сашка приехал немного позже, как раз к любовно обозначенному ротным сроку – 16.00. Ротный как обычно сам «подтянулся» к этому сроку, чтобы сразу зафиксировать на месте «дезертиров» (так он называл тех, кто приезжал позже обозначенного им самим срока) и насладиться радостью «воспитательной работы» с ними, заканчивающейся обычно объявлением нарядов.

После этого было привычное ротное построение, на котором командир роты как всегда «задвигал нам тезисы о правильной жизни», в которые мы уже к своему четвёртому курсу научились слабо верить, но благоразумно и вежливо слушали молча, давая ему возможность высказать их до конца. И наконец-то напоследок, перед тем как оставить нас в покое – из-за того, что мы не стояли на довольствии, ротный поставил всем задачу готовиться к завтрашним занятиям и гордо удалился. А мы, с нетерпением дождавшись вечера, наконец-то смогли спокойно собраться в кабинете нашего замполита – ведь у Сашки, как комсомольского лидера роты были ключи от него, чтобы наводить порядок и работать над документами по вечерам. Уединившись от всех и накрыв стол привезёнными из дома запасами, мы смогли вновь спокойно пережить радость нашей встречи и нашей дружбы.
 
А с утра наша жизнь вновь пошла по знакомой и накатанной колее – продолжились занятия. В училище за время нашего отпуска тоже произошли перемены. Нашего всеобщего любимца, полковника Липартова возглавлявшего кафедру тактики назначили начальником учебного отдела в штабе. Как жалко! Сколько раз я за собой замечал – посидишь, послушаешь его лекции по тактике или побудешь с ним на практическом занятии и сразу чувствуешь, как ты враз умнеешь! А его место занял п\полковник Коринчук. Я лично ничего не имел против Коринчука и умом понимал, что хорошие офицеры должны расти по карьерной лестнице, но тогда всем нам казалось, Женю Липартова заменить уже никто не сможет.


                АЛМА-АТА. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ОСЕНЬ.
                ВТОРЫЕ УЧЕНИЯ НА ПОЛИГОНЕ.
 
Была и радостная для нас новость – оказывается командование училища, выполняя своё предназначение – горно-пустынное и в связи с событиями в Афганистане впервые за всю историю решило вопрос с горной подготовкой! Мы первые поедем в горный Учебный центр, расположенный в городе Рыбачье после ноябрьского парада. И ещё вдруг выяснилось, что из-за подготовки к параду мы пропустили какие-то темы по тактике с учениями, и эти занятия необходимо сейчас срочно наверстать, иначе скоро наступит зима.

Поэтому буквально сразу по возвращению после отпуска в один из первых октябрьских дней мы всем взводом опять поехали на наш Учебный центр уже на трёхдневные учения. В моей памяти ещё были свежи воспоминания о наших прошлых мучениях, когда пришлось проводить холодную ночь на тактической вышке. Сейчас погода тоже не баловала нас – на фоне потемневшего неба стал заметен листопад, на календаре осень и не очень жарко. Но мы на этот раз, конечно, были поумнее – оделись теплее и взяли с собой кроме полученного сухого пайка кое-что согревающее, ведь мы уже были курсантами четвёртого курса!

Мне хорошо запомнилось, что мы выезжали на следующий день после караула. Для меня он получился какой-то трудный и бессонный: сначала наш начальник караула л-нт Михайлов отдохнувший без нас за отпуск ни с того ни с чего «активно дурковал» до полуночи со своими нудными тренировками «Караул, в ружьё!» и боевым расчётом. А потом я почему-то плохо спал в комнате отдыхающей смены на жёстких топчанах, всё время ворочаясь, хотя вряд ли можно было называть сном эту тревожную чуткую дремоту, когда слышишь каждый скрип двери, телефонные звонки и переговоры начальника караула за стеной. Поэтому и засыпать я начал прямо в беседке, где обычно собирались, ожидая смены наряда, даже не дожидаясь отбоя. Из-за этого мне в тот момент радостно мечталось – уеду на учения на целых три дня, там и высплюсь!
 
Как и в прошлый раз нас опять встретил по-осеннему неприветливый и пустынный полигон. Выгоревшая трава в степи приобрела жёлто-серый цвет, и такая однообразная картина была вокруг нас, на сколько хватало глаз до самого горизонта сливающегося с небом. Вдоль земли потягивал несильный, но неприятный холодно-пронизывающий ветерок. В редкие минуты, когда он затихал, осеннее солнце начинало нас приятно немного пригревать, но всё равно без шинелей стоять было холодновато. Единственной приятной новостью, немного обрадовавшей нас, было то, что нас встретили на тактическом поле перед занятиями несколько БМП из БОУПа. С машинами проводить занятия по тактике будет интереснее и веселее.
 
Наш преподаватель в этот раз очень долго и нудно напоминал всем нам и механикам-водителям меры безопасности. Этому вопросу в последнее время стали уделять большое значение, потому что у всех ещё были свежи в памяти воспоминания о недавнем случае в третьем взводе нашей роты. На обычных тактических занятиях они тоже отрабатывали очередную тему с боевыми машинами. И как всегда каждый из них по очереди был в роли командира роты и взводов. Таким образом, они лихо бороздили Учебный центр, спешиваясь и вновь на ходу производя посадку в машины, стремительно атакуя условного противника и, конечно же, при этом широко применяя манёвры – быстрые обходы, охваты и выходы в тыл.

Солдаты механики БМП, тоже увлекаясь динамикой боёв (а кто из пацанов в детстве не играл в войнушку?) при этом всегда стремились выполнять команды на максимальной скорости. Поэтому-то они лишний раз старались не тормозить машину перед небольшими ямами и траншеями, а на огромной скорости умело перепрыгивали их поперёк одной гусеницей или всей машиной! Тем самым, вызывая у нас зависть своим умением и лихостью, с которой они ловко управляют БМП и помогают нам быстро выполнить «боевую задачу».
 
В один из моментов занятия, когда командиром БМП был Серёга Пустовит, его машина со всего размаху влетела в противотанковый ров, врезавшись носом в его противоположную стенку! Видимо солдат-механик, как, всегда надеясь его перепрыгнуть, вовремя не разглядел ширину и «немного не рассчитал». Последствия этого «ЧП» были ужасными: БМП всем своим острым носом зарылась в грунт, солдат-механик выбил зубы о край люка и получил сотрясение, а Серёга разбил всё лицо о командирский прибор, и ещё долго ходил по роте светя двумя огромными фингалами. Но самое большее удивление у меня вызвало не это, а рассказ Володи Полонского об этом происшествии, которым он вечером после занятия поделился со всеми в каменном фойе роты, демонстрируя свою каску.

Оказалось, сидя в десанте этой БМП по огромной скорости машины он тогда почему-то сразу внутренне почувствовал, что добром это не закончится. Летая как мячик в тесном правом десантном отделении, он больше всего заботился о том, как бы успевать «зафиксироваться» между ощутимыми толчками не выпуская из рук автомата и поправляя сползающую на глаза каску. Вдруг (как он образно выразился) внезапно наступила фаза невесомости – ощущение полёта в безвоздушном пространстве, а затем сильнейший удар!

После которого он как комета, головой вперёд полетел прямо на острые клыки направляющих ПТУРС, закреплённых возле башни – а дальше мёртвая тишина! Очнулся только через время – вокруг темнота, в глазах разноцветные искры, в ушах монотонный шум, как от летящего самолёта. Понимая своим умом, что случилось что-то ужасное он, нащупав свой автомат, решил выбираться из десанта, но при этом ему почему-то пришлось необычно карабкаться вверх. В таком состоянии он с трудом открыл кормовую дверь и кое-как вывалился из машины на песок. Только увидев со стороны эту ужасную картину, он сам понял, что всем тут было не до него – взвод сгрудился возле лежащего на земле хрипящего и окровавленного механика, а рядом с ним сидел Серёга Пустовит с разбитым лицом.

С трудом сняв, наконец, с гудящей головы каску, он внимательно взглянул на неё, с удивлением отметив несколько глубоких трещин – от удара она промялась внутрь и лопнула по нескольким направлениям! Это же с какой скоростью и силой нужно было удариться головой об острые направляющие ПТУРСов, да так, чтобы треснула каска? Трудно себе это представить. А если бы её не было на голове? Внимательно выслушав его рассказ, я как все курсанты тоже восхищённо ощупал каждую трещинку на этой каске, хорошо представляя себя на его месте. Да! Не хотелось бы попадать в такую ситуацию! И опять убедился для себя – как всё-таки правильно учат нас преподаватели – солдат на войне или учениях всегда должен быть в каске! Как говориться – на всякий случай! Целее будешь, если что…
 
Я не вспомню сейчас уже тему тех учений, но мы целый день с подполковником Коневым что-то по очереди уясняли и решали на макете местности, потом атаковали, успешно отражали контратаки противника, организовывали отступление и практически весь день гоняли по учебному центру на машинах. При этом как-то так получалось, что уже к четвёртому курсу вся эта тактическая наука тысячу раз «пережёванная» вдоль и поперёк на младших курсах не для кого не казалась трудной. Любой из нас, выступая в роли мотострелкового командира или на худой случай какого-нибудь командира танкового взвода и командира миномётной батареи, мог сказать что-то умное в тему, поэтому и преподаватель был доволен. Эх! Видимо не зря мы столько времени «морозили сопли» и «умирали» на летней жаре здесь на учебном центре!

Во время тех занятий в училище вот этот вопрос (роль танкового или артиллеристского командира) тогда меня как-то не очень касался, он казался просто такой своеобразной игрой. Ведь каждый из нас стремился быть именно мотострелковым командиром, воспринимая всех офицеров других родов войск просто как надоедливо-мешающихся нам под ногами. Даже как-то обидно было быть на занятиях, хоть на короткое время танкистом, артиллеристом, химиком и сапёром. Это только потом, намного позже уже прослужив офицером несколько лет, придёт понимание и осознание того, что одна пехота без обеспечения и поддержки не так сильна.

И именно поэтому в боевом уставе простой закон – без приказа ни одно подразделение не имеет права оставить свою позицию, разве что, исчерпав полностью все ресурсы. Иначе можно попасть под огонь своей же артиллерии или авиационного удара. А теми, кто обошёл слева или справа займутся другие подразделения – второго эшелона или резерва. И не нужно бояться окружения – пока есть связь и боеприпасы ещё не всё потеряно!
Но каждый из нас во время этих занятий, теряясь в догадках, в душе ожидал вечера. Мне тоже было интересно узнать, чем же закончится сегодняшний день? Что придумает для нас наш преподаватель? Где и в каком районе мы окажемся? И самое главное – где мне с друзьями придётся провести эту и следующую ночь? Эта мысль почему-то неотступно крутилась у меня в голове. Ведь я очень хорошо запомнил ту холодную ночь в тактической вышке на прошлых учениях. Но потом я как-то загнал эти мысли подальше – авось не пропаду! Полагаясь как обычно в таких вопросах на то, что я здесь не один, а вместе с товарищами, которым вроде бы совсем нет дела до того, что нас ждёт дальше.
 
Когда солнце уже начало склоняться к горизонту и стал приближаться вечер, мы оказались довольно далеко от привычного для нас участка тактического поля с учебной деревней «Чинчибаевка». Атакуя и преследуя противника в боевом порядке, мы удалились в безбрежную пустыню Муюн-Кум и затерялись где-то посреди её многочисленных барханов и песчаных гряд. В очередной раз, когда мы спешились из БМП и построились для разбора действий, преподаватель и объявил нам, «нагоняя тактическую обстановку», что именно вот здесь будет проходить передний край нашей обороны. Подход противника по данным разведки ожидается завтра утром и поэтому у нас есть целая ночь, чтобы выстроить крепкую «очаговую» как это делается в пустыне систему обороны.

При этом он и механики БМП убывают, чтобы вновь приехать сюда утром, а нам, используя опыт войны в Афганистане, предстоит самостоятельно найти правильное решение, воплотив его в жизнь методом рассказа и практически наметив на местности линию окопов. Он завтра утром приедет и оценит наши коллективные действия. В этот момент всем сразу с поразительной ясностью стало понятно – так вот, значит, где нам предстоит провести первую ночь учений.
 
Он назначил старшего – нашего сержанта Витю Быкова, возложив на него все обязанности, и буквально через минуту мы увидели как машина с преподавателем и вслед за ним наши БМП быстро скрылись за ближайшим барханом. Под звуки удаляющихся двигателей мы остались одни под бесконечно синим небом, полностью свободным от облаков и бескрайнем морем песка. Да! Впервые в моей жизни ситуация сложилась так, что мне предстояло провести ночь в самой, что ни на есть настоящей пустыне. Конечно, я своим умом понимал и даже примерно представлял, где мы находимся, ориентируясь по сторонам света, да и лежащая в сумке секретная склеенная карта подсказывала мне, что мы где-то в песках недалеко от Учебного центра.

Нас здесь окружают только песчаные гряды высотой два-три метра покрытые редкими и высохшими кустиками травы. Такими же редкими и унылыми коричневыми точками, обозначающими песок, был помечен на карте весь район наших учений. Я про себя сразу почему-то вспомнил – какими загадочными и манящими они казались мне ещё с первого курса обучения в училище! Всё хотелось быстрее узнать, что же они из себя представляют? Правда, иногда мы на занятиях по тактике переваливали первые гряды холмов, вдоль которых шёл наш учебный центр, но так далеко заехали впервые! И вот здесь оказалось, реально вокруг нас ничего нет, как было на прошлых учениях – даже недостроенной тактической вышки, речки и хоть какой-то возможности развести костёр.
 
Ещё не совсем веря в это, я сразу же вместе с другими курсантами, не теряя надежды, забрался на ближайший высокий бархан, чтобы осмотреться и проверить – так ли это на самом деле, с тайной мыслью: «А вдруг мы увидим что-нибудь новое? То чего нет на карте или построили за последнее время, ещё не успев нанести на карту?» Но только зря я внимательно всматривался в горизонт. Нас ожидало глубокое разочарование – вокруг, насколько была возможность осмотреться, не было ничего кроме жёлтых гряд песка напоминающих мне застывшие на море волны.
 
Собравшись вместе, мы стали решать, что же делать дальше? Конечно, тактический вопрос мы единогласно отложили на утро завтрашнего дня, сначала нужно решить главную задачу – как нам выжить этой ночью? Каждый из нас мог высказывать своё мнение, но обсудив все, даже самые фантастические варианты – мы пришли к одному. Ведь нам-то особо и выбирать было нечего: ужинаем пока ещё светло и ложимся спать. Это решение и было одобрено всеми – ведь ничего другого, более путного никто в этой ситуации предложить так не смог. Поэтому все стали располагаться, выбирая себе место по душе.

Я тоже, вместе с Сашкой и Тарасом разложив прямо на песке плащ-палатку, приступил к неспешному ужину. Каждый из нас по норме получил на время учений по большой банке тушёнки на каждый день, немного сахара и по булке хлеба. Дружно деля каждую банку на троих, мы уже съели на завтрак мою, на обед Сашкину – теперь пришла очередь Тарасовской банки. Тарас, ловко открывая одну из выданных нам банок тушёнки своим штык-ножом, хитро оглянулся вокруг и подмигнул нам. Мы с Сашкой сразу догадались, о чём это он нам сигналит. К этому выезду мы «уже были учёные» и хорошо подготовились – Сашка заранее попросил свою жену Лену привезти нам бутылку водки.

Её мы благоразумно перелили во фляжку, сразу же решив взять с собой «на всякий случай», да и «фронтовые сто грамм» перед сном – ещё никто не отменял. Так как Сашке ходить с таким грузом было опасно по своей должности секретаря комсомольской организации роты, да и мне как комсоргу взвода тоже, охрану этой фляжки взял на себя Серёга. Очень хорошо понимая сигналы Тараса, я достал ещё одну консервную банку с рыбой купленную нами заранее, под предлогом «для того чтобы на учениях не умереть с голоду» в училищном буфете и выложил её на стол.

Таким образом, покончив с приятным ужином который добавил нам оптимизма и уверенности, запив всё водичкой из фляжек, мы стали решать вопрос с ночлегом. Кто-то из курсантов предложил спать, проявляя «солдатскую смекалку» – выбрав ту сторону бархана, где утром будет вставать солнце, вырыть неглубокие ямки для защиты от ветра, и залечь в них, укрывшись плащами от ОЗК. Это дельное предложение всем понравилось и многие стали устраивать себе спальные места. Правда перед этим зашёл разговор о скорпионах, фалангах и змеях. Но все благоразумно успокоили себя, резонно рассудив, что укусы этих насекомых не опасны для человека, а змеи, наверное, тоже спят по ночам, тем более что мы своим появлением здесь кажется «расшугали» всю живность вокруг себя на расстоянии не меньше километра.
 
Я с этими мыслями тоже был вынужден согласиться, основываясь на своих скромных познаниях в герпетологии (науке о змеях), полученных ещё в Сары-Озекском детстве. При этом ещё сразу вспомнил, что у нас дома в шкафу есть толстая, хорошо знакомая мне книга «Жизнь животных» и там почти весь третий том посвящён змеям. Вот сейчас бы её сюда! Тогда бы мы все сразу быстро занялись её внимательным изучением. Немного поразмыслив, я сделал в голове простой, и как мне показалось, гениальный вывод – за все годы обучения в Учебном центре больших и очень ядовитых змей мы здесь никогда не видели, а те серенькие мелкие и шустрые, которые мы все называем «стрелками» – сами удирают с огромной скоростью, увидев нас.

Тем более ещё с детства я твёрдо знал, что их укусы почему-то не могут причинить человеку большого вреда. Вот только не знаю точно почему: вроде как яд у них очень слабый, или кто-то нам объяснял, что у них ядовитые зубы какие-то не те. Да и вообще, на самом деле – что же нам совсем не спать или спать стоя?
 
Я тоже выбрал место рядом со своими друзьями и, отстегнув с ремня малую сапёрную лопатку, приступил к работе. Бархан копался очень легко, а сам песок был сухим и тёплым. Поэтому довольно быстро у меня получилась уютная и глубокая яма во весь рост. К этому времени солнце уже стало краснеть и постепенно уходить за горизонт. Ветер как-то незаметно стих и вокруг нас наступила полная тишина. Только изредка можно было услышать какой-то звук от пролетающих небольших птичек деловито снующих по пустыне, и видимо с удивлением разглядывающих нас.

Моё ощущение одиночества и внутренний страх оттого, что вокруг нас в радиусе ближайшего десятка километров никого нет, куда-то ушёл и поэтому я, очень довольный собой удобно устроившись в своём убежище, закрыл глаза. Таким образом, когда уже каждый из нас лёжал в своей ямке, мы ещё перекинулись парой фраз, и разговор сам собой незаметно затих. Я, обдумывая все события происходящие сегодня с нами, почему-то вышел на такие мысли:

– Как вот эти вторые учения очень отличаются от тех, на третьем курсе! После событий в Афганистане мы стали как-то серьёзней относиться к таким занятиям. Вот сейчас привыкаем к пустыне, а скоро поедем в горы. Ведь кто сейчас знает, куда может забросить нас военная жизнь! А всё-таки интересно было бы узнать – есть ли в Афганистане пустыни? Надо будет завтра этот вопрос для себя уточнить. Кто сейчас знает, что нас ждёт дальше? Может быть, мне всю службу придётся служить на севере или в лесах и не придётся строить оборону в пустыне?


                АЛМА-АТА. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ОСЕНЬ. ВТОРЫЕ
                УЧЕНИЯ (ПРОДОЛЖЕНИЕ). УРОКИ ЭСТАФЕТЫ.

Как здорово было вот так спокойно лежать на свежем воздухе! Это совсем не то, что в душной казарме. Пустынно и одиноко. Мы одни в этом мире, кругом ни души. Над нами чистое небо, мирно и безбрежно вокруг нас пустынный океан – песок, чистый и мелкий до самого горизонта… Разные обрывки мыслей и воспоминаний из курсантской жизни закрутились у меня в голове. Почему-то как говорят ни к селу, ни к городу вспомнилась история – про то, как начиналось это лето, когда мы ещё были курсантами третьего курса. Да! Это была занятная история и её нужно обязательно рассказать – о том, как наш взвод однажды ездил на полигон с самым радостным настроением. Но начинать её рассказывать нужно издалека и совсем с другого…

В одно хорошее майское или летнее воскресенье у нас в училище были организованы грандиозные соревнования. В этот раз командование решило отойти от уже надоевших и набивших оскомину однообразных спортивных праздников – тупого стадионного бега по кругу или вокруг училища, и как-то разнообразить нашу жизнь, организовав военизировано-спортивную эстафету. Здесь было огромное количество этапов включающих в себя: сборку-разборку автомата, пулемёта, бег в противогазе и ОЗК, переноску раненого и патронного ящика, метание гранат на точность, дальность и других, даже настоящую стрельбу в тире из ПМ.
 
Схему этапов эстафеты раздали в каждую роту заранее, потому что все взвода должны были выставлять свою команду, и поэтому участвовать в ней приходилось почти всем курсантам. При этом как-то негласно само собой предполагалось, что на победу в ней из нашей роты реально могли рассчитывать только курсанты первого взвода. Ведь именно там были сосредоточены все лучшие спортсмены роты. И с первого курса на стенде, висевшем на самом видном месте в роте – «Наши спортсмены-разрядники» все четыре года всегда были неизменные фамилии: Загиров, Эль, Козлов, Бетехтин, Грядунов, Разумов, Кулмурзаев – все сплошь курсанты первого взвода! В эту почётную галерею из других взводов нашей роты попадали только Мишка Глухов и Сашка Сухоруков.
 
Но в тот раз почему-то у нас во взводе «взыграл азарт». Я даже сейчас не смогу сказать, чего здесь больше сыграло свою роль: толи обидный для всех нас взгляд свысока курсантов первого взвода, которые заранее считали, они легко разделаются в эстафете с другими взводами училища, даже не принимая нас в расчёт. Или просто после стажировки мы поверили в себя, почувствовали свою силу, появилось чувство гордости и самосознания. А может быть и сам факт того, что наш ротный, проводя агитационную работу «подзуживая» нас твёрдо пообещал перед всем строем роты:
 
  – Ребята! Давайте вы займите какое-нибудь призовое место, а уж я в свою очередь в долгу не останусь! Постараюсь для вас! В общем, решим вот так – если взвод из нашей роты займёт третье место – увольнение всем курсантам взвода в субботу, второе место – в воскресенье, а всему взводу победителей – оформлю суточное увольнение с субботы на воскресенье! – при этом, как-то прозрачно намекнул, чтобы первый взвод уже заранее составил список участников для увольнения.
 
Но тогда что-то, совершенно незаметное для других взводов у нас (курсантов четвёртого взвода) «спустило курок» и взыграло самолюбие, ведь это был уже третий курс, мы осознавали себя единым коллективом и ревниво отнеслись к этим словам – как так? Нас что? Совсем не берут в расчёт? Все думают, что нам до первого места, как… Ну, уж нет! Довольно! Вот здесь мы не позволим вытирать об нас ноги и ещё всем докажем, что мы хоть и четвёртый по счёту взвод, никогда особо не хватавший звёзд с неба, но вот именно здесь мы расшибёмся в доску и во что бы то ни стало, заставим всех удивиться нашей победе!

Эта сама по себе фантастическая идея – обязательно победить всех в училище на этих соревнованиях почему-то всех захватила и сплотила нас в единый порыв, и это стало нашей тайной мечтой. Я как-то копаясь у себя в памяти даже не могу припомнить никакого другого такого дела в училище, где все курсанты нашего взвода были готовы не пожалеть себя для общей пользы дела. Организаторами всего стали сержанты и инициативная группа. Нашего взводного – ст. л-та Михайлова мы благоразумно решили не посвящать в курс наших дел просто для того, чтобы он не мешал нам своими глупыми предложениями и советами.

 Единогласно решив, что мы уже как-нибудь сами разберёмся и без него. До соревнований была ещё целая неделя и мы, договорившись между собой никому особо не болтать до поры втайне от всех каждый вечер собирались на нашем дальнем спортгородке за трибуной, чтобы «оттачивать мастерство». Здесь каждому в результате тщательного и кропотливого конкурсного отбора без каких-то обид была приготовлена его «звёздная роль» в строгом соответствии с его способностями.
 
Каждый пробовался на каком-то этапе и в результате мы имели по несколько лучших курсантов с заменой – основного и запасного, на всякий случай. Сколько нашего труда было вложено в это дело! Те, кто выставлялись на этап, многократно повторяли и заучивали свои движения, доводя их до автоматизма. Одновременно с этим другие, глядя на это, придирчиво выискивали и подсказывали, где и каким образом можно было бы сэкономить драгоценные секунды. А тут было, где развернуться! Ведь только практически отрабатывая несколько разных вариантов можно было понять как удобнее и быстрее надеть ОЗК, снаряжать магазин и ленту, нести ящик с патронами, раненого и многое другое.

Стрелять из ПМ на последнем этапе в тире, конечно же, мы доверили Сашке Сухорукову (ведь именно поэтому он и висел в почётном ряду спортсменов) – это было самым разумным и бесспорным, забегая вперёд надо сказать, что это и сыграло победную роль! Бегуны на этапах тоже подбирались с учётом лучших результатов. С раненым у нас во взводе вопрос решался просто – это должен быть самый лёгкий! Здесь у нас был выбор между Серёгой Тарасовым, Эдиком Шварцем и Аскаром Конировым. Почему я это хорошо запомнил, потому что мне вдвоём (кажется с Серёгой Ивановым или Лёхой Долевым) досталось своя роль – нести раненого, и мы потели с ним, отрабатывая быстрый бег с ускорением и способы переноски. Здесь очень важным было бежать быстро, но синхронно, попадая в такт.

Накануне перед соревнованиями мы, собравшись вместе, провели «генеральную репетицию» и наш совет сержантов окончательно определился с людьми на этапах. У нас всё было готово к эстафете – завтра мы всем покажем, на что способен наш четвёртый взвод и дадим решающий бой! И не просто, да так, что все просто ахнут, когда об этом узнают! Это будет нашим ответом командиру роты и всем тем, кто не принимает нас в расчёт. Ложась спать вечером, я долго не мог уснуть, ворочаясь в кровати всё размышляя над вопросом никак не дававшим мне покоя: «Интересно, как же завтра у нас всё получится?» Мне, как и всем курсантам взвода, очень хотелось победить в этой эстафете!

Странно, но я поймал себя на мысли, что мне до этого момента никогда так страстно не хотелось выиграть какое-то соревнование! И не только за увольнения, а просто так! Для себя, для всех нас! Чтобы утереть нос всем зазнайкам, и гордо поглядывая на них услышать:
  – Как? Этого не может быть? Какой-то четвёртый взвод, где нет крутых спортсменов, и который вроде бы ничего собой не представляет – выиграл?

От самого дня эстафеты у меня в голове остались только обрывки восторженных воспоминаний. Собрав нас перед началом соревнований, как всегда немногословный Витя Быков произнёс только одну фразу: «Ну, парни, давайте сегодня покажем всем, на что мы способны!» В ответ мы все промолчали, очень хорошо за эти годы, научившись его понимать по настроению, а не по словам – он сам весь горел и рвался в бой, заряжая всех своей энергией. А чего тут ещё можно было бы добавить? Всё уже переговорено раньше! И так всё понятно – каждый из нас просто должен постараться выложиться по максимуму на каждом этапе и всё!

Старт был организован прямо на плацу. Придирчивые и независимые судьи из числа офицеров с разных кафедр заняли свои места на этапах. Все взвода стартовали по очереди и для каждого отдельно подсчитывали общее время и штрафные баллы на этапах. Передавая друг другу эстафету, наши курсанты на специальных столах последовательно снаряжали автоматный магазин 30 патронами, разбирали-собирали автомат – хорошо помню, как быстро и ловко Аскар Кониров справился с пулемётом ПК, передав эстафету Женьке Гулевскому. А тот в свою очередь, намного перекрывая установленный норматив, практически неуловимыми для глаз движениями, виртуозно используя для этого сразу две руки, зарядил пулемётную ленту! По нему сразу было видно, что не зря он носил её с собой целую неделю, используя для тренировки каждую минуту.

Это всё происходило у меня на глазах, так как мы с Серёгой Ивановым и Эдиком Шварцем, сгорая в нетерпении, ждали своей минуты. Когда же очередь дошла до нас и нам передали эстафету, мы рванули с места, подхватив Эдика так, что мне показалось – я просто полетел как стрела, выпущенная из лука над землёй, не касаясь её. Мне самому так показалось, что я ещё никогда в своей жизни так быстро не бегал, как тогда! И всё у нас получилось здорово! Дальше эстафета продолжилась на стадионе, где Юрка Ликаев сноровисто и точно метнул две гранаты в цель, Витя Быков ловко и правильно преодолел полосу препятствий, передавая эстафету дальше. Потом кто-то из наших курсантов бежал в противогазе и ОЗК, нёс патронный ящик, а мы все те, кто уже сделал свою работу и многочисленные зрители сосредоточились возле огневого городка, где после финальной стрельбы из ПМ объявляли результат.

Всё у нас пока во взводе получалось здорово и мы все уже в душе радовались этому, но вдруг всё чуть не пропало! Наш Литвин, который должен был по пути эстафеты в классе огневой подготовки зарядить пушку БМП – это для нас на третьем курсе казалось полной ерундой и чем-то совсем несерьёзным, что-то подозрительно очень долго там копался. Драгоценное время бежало, и каждый из нас своим умом понимал, что Литвину уже давно пора выбежать из класса. Наконец-то он появился в дверях класса и под наши подгоняющие его крики помчался в тир, где его уже на последнем этапе ждал Сашка Сухоруков.

Он, получив эстафету, на наших глазах очень спокойно, но выверенными движениями совсем не обращая на громкие выкрики, зарядил пистолет и начал стрелять. А вот отстрелял он по «мастерски» – так быстро, что практически все его выстрелы для нас слились в одну быструю очередь! Мы радостно увидели, что вся огромная шеренга мишеней последовательно начала падение и на последней мишени судьи остановили время! И хотя ещё не подсчитали все очки – мы поняли, мы были в этом просто уверены, так как тоже засекали время по своему секундомеру, что наш взвод должен выиграть, ведь каждый из нас так хотел этого и выложился на все сто!
 
Сашка – ты сотворил просто чудо! Своей точной и быстрой стрельбой он компенсировал все штрафные очки от неудачи Литвина, который в классе так долго не смог снять пушку со стопора. Мы весь взвод, готовые подхватить его на руки и качать, радостно обступили Сашку Сухорукова и несколько минут восхищённо хлопали его по плечу и спине, тискали в своих объятиях и всячески выражали на нём свою радость! А он скромно, совершенно не привыкший к такому нашему отношению, так как всегда по жизни был сдержан и спокоен, только молча и смущённо улыбался нам своей «сухоруковской улыбкой», обводя нас большими глазами. 

Почему-то он вот так и остался у меня в памяти – в этот момент своего триумфа. Это только намного позже, уже будучи офицером, я узнаю, что он после выпуска попадёт в Афганистан, там получит тяжёлое ранение в руку, которую ему врачи буквально соберут по кусочкам, потеряет глаз, и будет долго лечиться в Алма-Атинском и других госпиталях. А тогда…

А тогда после нас соревновались другие роты и мы с нетерпением ждали решение авторитетной судейской комиссии. В неё входили преподаватели физической и огневой подготовки, офицеры из разных рот, курсанты – комсомольские лидеры, таким образом, все очки там подсчитывалось гласно и объективно. В конце концов, на общем построении училища, к нашему восторгу председатель комиссии объявил:
 – Первое место в военно-спортивной эстафете среди взводов в училище занял… – здесь он сделал большую и эффектную паузу, а мы все напряглись в томительном ожидании с замиранием сердца.

 – Четвёртый взвод… второй роты! – громко закончил он фразу, чем самым вызвал у нас бурю эмоций. Ещё до конца не веря в это, мы все радостно кинулись обниматься друг с другом, жать руки, поздравлять товарищей с победой. Оказалось, что наш взвод после подсчёта всех результатов совсем на немного, совсем на чуть-чуть опередил всех остальных, но это уже для нас было неважным. Ура-а! Мы первые в училище! Мы лучшие! Мы всем доказали! Всех победил наш, как все считали «задвинутый взвод», от которого никто этого не ожидал – обычные парни, но которые все вместе очень этого захотели и поняли, что вместе – они сила! Я тоже, поддаваясь общему ликованию, радостно жал руки всем подряд: Кайрату Камысбаеву, Славке Одинаеву, Сашке Руденских, Женьке Гулевскому, Тарасу и многим другим. В этот радостный момент мы совсем не обращали внимания на другие взвода и на недовольное лицо нашего ротного. А надо было бы…
 
За неделю учёбы наша эйфория по поводу победы немного поутихла, но мы почему-то твёрдо верили обещанным словам нашего ротного – нам всем надо готовиться в суточное увольнение с субботы на воскресенье! Но как мы ещё были наивны в своих мечтах! В четверг мы всем взводом поехали в Учебный центр на два дня, там были обычные занятия по огневой подготовке. Я хорошо помню, с каким радостным настроением мы ехали туда – у всех курсантов во взводе душа просто «пела песни»!

А почему бы и нет? Вокруг весна, ароматный весенний воздух полигона, лёгкие и привычные для нас стрельбы – а впереди нас ждут обещанные сутки увольнения, о котором только и было разговоров! Куда пойдём? Где и как отметим нашу победу? Мы всё время этого выезда находились в приподнятом и радостном настроении, только и обсуждали эту тему, мечтая и предлагая разные варианты.
 
На такой радостной ноте и в радужных мечтах об увольнении мы провели два самых лучших дня в нашей жизни на Учебном центре и вернулись в училище после обеда в субботу. Сразу по приезду в роту, мы в этом восторге от всего ожидающего нас дальше, организованно разделались с обычной рутинной процедурой: быстро сдали оружие – чтобы не терять своего драгоценного времени мы его добросовестно почистили ещё заранее на Учебном центре, получили парадку и начали переодеваться.

Но всю эту нашу радостную чехарду остановил, быстро вернув нас в реальность, голос нашего старшины – Паши Голикова: «Четвёртый взвод! А куда это вы засобирались? Это ещё, в какое такое суточное увольнение вы все намылились?» Оказалось, командира роты уже нет, он уехал домой, наш взводный – ст. л-нт Михайлов, приехавший вместе с нами вообще не в курсе всех дел, а старшине никто никаких указаний не давал!
 
Но нам ещё не верилось в то, что нас просто банально «кинули»! Все были в бешенстве от такого поворота событий, но ещё оставалась слабая надежда на то, что командир роты просто забыл про нас и сейчас это досадное недоразумение (ошибка) может разрешиться. От злости все накинулись на Женьку Гулевского и Юрку Ликаева – они оставались в роте для ремонта туалета из нашего взвода и не ездили с нами на Учебный центр, даже не давая им сказать:
 – Юрка, Гульман, вы где были? Вы что – не могли решить все вопросы? Вы почему ничего не сказали ротному? Не могли напомнить?

С трудом Юрка Ликаев смог вставить свой ответ между нашими возмущёнными криками:
 – Пацаны! Ротный передал всем, что он приедет завтра утром, и если мы захотим, то он отпустит всех нас в простое в увольнение.
Какой облом! Все наши радужные мечты мгновенно оборвались. А ведь мы все так мечтали, верили в это и всю последнюю неделю жили с этой надеждой! Что творилось на душе у каждого – не передать словами! С таким паскудным настроением мы все стали собраться в своём взводе на «военный совет» – нужно было решать, что же нам всем делать дальше? Всё-таки идти на поводу у нашего ротного, который сейчас вероятно сидит у себя дома, довольно потирая руки, и думает, как он сегодня хитро и нагло нас обхитрил и «прокинул», соглашаясь на это унизительное для нас увольнение? Или гордо отказаться? Здесь и сейчас мы должны решить, как поступить – все как один! Или-или?
 
С тоскливым голосом, обведя всех нас глазами, первым начал совет Витя Быков:
 – Ну что, пацаны будем делать после такого эффектного облома? Я слушаю всех. Какие будут предложения?
Первым как всегда осторожно решил высказаться Литвин:
 – А что? Давайте завтра все вместе пойдем куда-нибудь?
Его голос почти одновременно тут же прервали и осадили возмущённые реплики Ваньки Никишина, Серёги Гущина и Юрки Ликаева:
 – Ты Литвин вообще заткнись! После того как нам всё чуть не обос… со своей пушкой БМП ты вообще не имеешь права голоса! Здесь всё будут решать те, кто реально принёс победу нашему взводу!

После этого наш горлопан-Литвин, который никогда не лез за словом в карман, чтобы ответить впервые после такой неприятной правды сразу как-то осекся, опустил плечи, смешался и уже промямлил что-то невразумительное:
 – Да я что? Я ничего... Просто так предложил... Я тоже… Как все решат, так и сделаю…

После этого разговор пошёл в одном направлении. Все резко осуждали офицерское поведение В.В.Козлова. Мы, конечно, к третьему курсу начали понимать, что наш командир роты очень «хитромудрый» и никогда своего не упустит, но ещё в это просто не верилось – неужели настолько? Ведь он сам это обещал всем перед строем! В этот момент нужно сказать негативное мнение всего нашего взвода о нём очень быстро оформилось в непечатные, но понятные фразы и образы. Которые в конечном итоге не добавляли ему нашей любви, уважения и авторитета. Здесь уж мы ему всё припомнили – бездушие, невежество, цинизм, пьянство и ночные «секретные задания» воровать на мебельной фабрике для него полировку.
 
Вспомнили даже те обидные моменты на первых курсах, когда он издевательски ставил нас в луже с водой по колено после ужина и очень долго читал нам нравоучения о том, как нужно любить Родину. После того как все, не стесняясь в выражениях «выпустили пар» мы пришли к единому мнению. Раз он так поступил с нами – то и нам не нужны его подачки в виде простого увольнения.

В итоге все сошлись на одном и решили единогласно – мы отказываемся! Демонстративно! У нас тоже есть собственная гордость! В знак протеста против его фальшивых слов! Пусть он подавиться своими увольнениями! Вот такой будет наш ответ на его обман! И никто из курсантов нашего взвода в увольнение не пойдёт – пусть он завтра хоть всю роту отпускает, нам это по барабану! После этого все встали, и я с упавшим настроением вместе со всеми пошёл сдавать парадную форму обратно.
 
И вот с таким прямо скажем, далеко не радостным настроением наш взвод лёг спать. А на следующий день никто даже не заикался о каких-то увольнениях. Ротный, правда, с утра вызвал в канцелярию наших сержантов – Витю Быкова и Сашку Руденских и им пришлось передать ему мнение всех курсантов взвода. Правда в более мягкой и понятной форме – дескать, все ребята во взводе устали после полевого выезда и поэтому в увольнение никто идти не хочет.  Конечно наш командир роты, как человек совсем не глупый, сразу смекнул, что здесь «дело не совсем чисто» и это простая отговорка, но заботливо, двулично в своей манере произнёс: «Да! Да! Конечно! Я понимаю… Раз такое дело – пусть ребята отдыхают!»
 
А какие у меня были грандиозные планы на выходные… Именно на этой неделе (буквально на следующий день после эстафеты) я познакомился с одной хорошей девочкой, которая мне очень понравилась. Вернее это моя хитрая мама через свою Алма-Атинскую знакомую по работе передала мне гостинец. И они вместе с ней всё подстроили так, чтобы его мне в училище привезла её дочка. Ох, уж эти женщины со своими интригами! Поэтому однажды после обеда, позвонив роту, меня неожиданно вызвали на КПП училища, а когда я туда пришёл и спокойно осмотрел всех немногих посетителей – никого не узнал. Сначала я с удивлением подумал про себя: «Наверное, шутка или просто ошиблись».
 
Но дежурный по КПП показал мне глазами на молодую девушку одиноко стоящую возле окна, с небольшой коробкой в руках – она всем своим видом притягивала взгляды: невысокая, красивая, светловолосая красавица. Одета была просто, но в её простой на первый взгляд одежде чувствовался хороший вкус. Тонкий поясок голубого платья подчёркивал изгиб талии, а красоту стройных ног завершали изящные босоножки. Сразу цепляя взглядом, облегающее платьице и оценив её худенькую фигурку под ним, симпатичное личико у меня в голове восторженно что-то пробило: «Какая красивая… кнопка!» 

Почему – кнопка, я себе так и не смог объяснить. Вот таким необычным образом мы и познакомились с ней на КПП училища и ещё долго болтали о разных пустяках, сидя на лавочке в скверике рядом и угощаясь мамиными гостинцами. Я сразу обратил внимание на её красивые и тонкие пальцы, на тщательно ухоженные и покрашенные бесцветным лаком ногти. Манера общения была естественной, звук её голоса для меня казался чудесной музыкой – видно было, что она не глупа, хороша собой, и редкий мужчина не обернулся бы ей вслед, особенно когда она красиво качая головой, поправляла свои густые ниже плеч русые волосы.

И расставаясь, мы договорились с ней о встрече, ведь я был твёрдо уверен в том, что у нас будет суточное увольнение. Да! Признаюсь, она мне очень понравилась. Понравилась невероятно, ярко-оглушающе, с взрывом шампанского в голове. Было в ней что-то такое… необъяснимо манящее… Как в песне: «Я смотрю ей вслед, ничего в ней нет. А я всё смотрю, глаз не отвожу…»
 
Почему-то в ту радостную неделю мои мысли тайно всё время возвращались к ней, не знаю, чего здесь было больше; так действовала весна (хотелось любить и быть любимым), или она действительно мне понравилась. С того момента как я познакомился с ней, моя размеренная курсантская жизнь приняла для меня какое-то тайное направление, о котором я даже не делился со своими друзьями. Всё ждал – скорее бы пришла суббота с воскресеньем. Как жалко, что в жизни получилось вот так – злая судьба в лице нашего ротного и общее мнение взвода не дали нам возможности встретиться.
 
Трудно описать ту пустоту, которая поселилась у меня в сердце, когда я понял, что мы не встретимся. Я впервые не находил себе места вспоминая те минуты проведённые нами вместе, запах её волос и улыбку. Интересно, ждала ли она моего звонка или нет? А потом мне позвонить было неудобно (ведь обещал и не сдержал слово), да и как-то «не с руки» и я всё тянул раздумывая… Всё из-за этого дурацкого недоразумения постепенно угас и мой восторг от этой встречи.

А ещё позже её адрес с телефоном где-то затерялся, но у меня в глубине души ещё долго теплилась надежда, что может быть она сама ещё раз приедет ко мне. Однако время шло, а она не приезжала. Конечно, это дело можно было бы «разворошить» через маму – она бы с радостью продублировала все её данные. Но, что-то меня останавливало сделать первый шаг самому… так она, и осталась в моей памяти как далёкая и несбывшаяся мечта. Видимо так было нужно в моей жизни – она должна была вспыхнуть яркой вспышкой в нужный момент на моём небосводе, чтобы тихо исчезнуть за горизонтом. Сказка в жизни бывает только раз, и оставить её насовсем нельзя, как бы нам этого не хотелось.

 Единственное, чем я смог утешить себя – это образными рассуждениями лейтенанта Пинегина, которые впервые услышал от него на стажировке:
 – Все женщины похожи друг на друга как куски хозяйственного мыла из одной партии… (При этом у меня в голове почему-то очень ярко представлялся такой огромный ящик, однажды увиденный в хозяйственном магазине – который действительно был наполнен очень ровными, однообразными рядами брусков серо-коричневого цвета.) И лишь только изредка среди этого однообразия может встретиться что-то ярко-необычное, милое, неожиданно застенчивое или напротив феерически распутное… А где же их взять на всех, королев? Утончённость, внутренняя культура, изыск – этого не купишь в магазине, как платье, дублёнку или туфли. Вот такая невесёлая философия.

Я ещё долго наедине с собой думал об этой неприятной истории с командиром роты – этот вопрос для меня так и остался неясным. Конечно, с одной стороны мне кое-что было понятным и имело резонное уважение. С одной стороны его должность в училище напоминала ловкое маневрирование маленького кораблика между огромными айсбергами: генералами, партийными вождями и другими великими «шишками». Чуть что не так или ошибся – враз раздавят! К третьему курсу мы все хорошо разобрались, что наш В.Козлов, в своё время курсантской учёбы был старшиной роты и видимо хорошо был «выдрессирован» своим ротным – этого у него было не отнять.

И нам он уже достался опытный, сверхпридирчивый и правильно карьеристки настроенный. Сам драл нас как коз, но другим особо в обиду не давал. Чего-чего, а уж играть на нервах и дурить мозги людям он эту науку хорошо усвоил! Есть его заслуга в том, что он в роте создал одинаковые условия службы почти для всех, кроме своих приближённых. Да и в конфликтных ситуациях особо не смотрел кто там у тебя родители. Не скрою такая его требовательность, может быть, и была хороша для нас в будущем для пользы дела и воспитания характера. Наверное, он и любил нас вот такой немного странною любовью.
 
Но вот с другой стороны – здесь, с увольнениями это был совсем другой, особый вопрос! Тут уже было наплевать – он по жизни такой на самом деле или, например, просто переболел менингитом. Здесь бери выше, можно сказать вопрос стоит об офицерской чести! Может быть, если бы он нам хоть как-то попытался бы объяснить причину отказа, найдя для этого что-то подходящее по смыслу… Всё было бы по другому?

Может мы тогда ещё хоть как-то смогли бы его понять… Не знаю? Но он поступал, так как считал это для себя возможным. Просто нагло плевал нам в глаза и не считая нас достойными для его каких-то объяснений. Не знаю, что он подумал насчёт нас (а может быть, и вообще ничего не думал, посчитав себя этаким ловким дельцом, хитро проворачивающим свои делишки), но после этого яркого случая он сразу потерял свой авторитет в наших глазах. Как говорится в таких случаях – это была последняя капля, переполнившая чашу нашего долготерпения!
 
Вот ведь как удивительно бывает в жизни – человек может улыбаться людям, поддакивать начальству, участвовать в собраниях и говорить на них правильные вещи – и считаться вполне приличным, даже достойным членом общества! Но этот случай явился «последней каплей» и мы все во взводе именно с того самого дня хорошо осознали для себя – наш командир роты обычный хитрый болтун, нет больше ему веры и тот «великий правильный образ», с которым он пытается учить нас, простая маска, скрывающая непорядочного человека.

Очень долго он пакостил нам тайком, пряча своё истинное мурло под маской благопристойности. Тогда ещё не появилась такая хорошо известная сейчас фраза – «оборотень в погонах», но вот она очень точно передаёт ту самую мелкую сущность таких людей. Тех, кто без особых проблем и трудностей в жизни докатились в службе даже до больших звёзд, но всегда думали только о себе и сиюминутной выгоде, а вовсе не о совести, воспитании, чести офицера и армии в её большом понимании.

Вот такая получилась неприятная история с эстафетой. Но как верно говорят – ничего в этой жизни не происходит зря. Эта эстафета дала нам намного больше, самое главное – она объединила и сплотила нас, всех таких разных в единый организм, мы как бы перешагнув какую-то невидимую грань, поднялись на очередную ступень в своём развитии, поверив в себя, в свои силы и поняли, на что способны.

Но мы с этими историями ушли очень далеко в сторону – давайте вернёмся на учения, к той первой необычной ночи в пустыне… С этими воспоминаниями о тех счастливых временах в начале лета я и уснул. Проснувшись среди ночи и открыв глаза, я так сразу и не смог сообразить – почему надо мной небо со звёздами, где же это я нахожусь? Некоторое время я лежал не шевелясь и совершенно ничего не понимая. Медленно возвращающееся после сна сознание и доносившийся храп моих товарищей только через время подсказал мне, что мы находимся на учениях, и я сплю посреди пустыни. Почему-то в тот момент меня охватил необычный и дикий восторг от всего происходящего вокруг.

У меня в голове всплыли все воспоминания из детства связанные хоть как-то с пустыней: рассказ «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери, где всё началось именно с самолёта приземлившегося в пустыне. Яркий момент из кинофильма «Белое солнце пустыни» с закопанным в песках Саидом – Спартаком Мишулиным… И ещё такие яркие, поразившие меня описания Тура Хейердала океана и ночного неба, когда они плыли на плоту «Кон-Тики», папирусных лодках «Ра», «Тигрисе», а ещё фантастической природы дикого полинезийского острова Фату-Хива, где он прожил долгое время уединившись от людей. Вот теперь и я – так же как они лежу посреди пустыни, на свежем воздухе разглядывая звёзды. Романтика – для того, кто это понимает!
 
Непривычную тишину ночи прерывали только лёгкие порывы низового ветра, от которого мы были надёжно укрыты в своих вырытых ямах. Хорошо укрывшись шинелью мне было тепло и уютно в песке бархана и как это было совсем не похоже на прошлые учения. Это было здорово и как необычно ярко сегодня светят в ночном небе звёзды! По ним можно было неспешно изучать созвездия нашего северного полушария. Как жаль, что я знаю совсем немного из них – Кассиопею, Большую и Малую медведицу. И ещё Орион – четыре, весело подмигивающих мне, яркие звезды по краям и в центре поясок из трёх поменьше.

 Ещё со школьного курса астрономии я помнил такие поэтичные названия звёзд из него – Бетельгейзе и Альдебаран, но вот уже подзабыл, где и какая из них. Почему-то мне очень хорошо это врезалось в память – то, как я лежал в тишине ночи, неспешно разглядывая хитросплетения звёздных созвездий, находя и провожая глазами до горизонта пролетающие между ними спутники!

А утром, когда из-за горизонта, обозначенного песчаной грядой медленно появился солнечный диск, заливая раскинувшуюся вокруг нас пустыню холодным утренним цветом, разбудив всех своими первыми лучами мы, немного повалявшись и насладившись его видом все вместе быстро «накидали» линии окопов на местности и приступили к завтраку. Правда, перед этим все бурно участвовали в большом споре насчёт того, как всё же это лучше сделать.

Каждый предлагал, как он считал самый лучший вариант. Витя Быков долго молчал и, видя, что наш спор затягивается до бесконечности, быстро прекратил дебаты, утвердив на его взгляд самый лучший вариант. Опять я про себя подметил одну «народную мудрость» – очень верно кто-то сказал: «Все знают, как нужно воспитывать чужих детей, играть в футбол и ещё – как воевать!» Но, в общем, к тому времени, когда приехал наш преподаватель и БМП мы все уже были готовы к продолжению занятий.
 
Весь день мы опять провели в бесконечной тактической динамике – непрерывно кого-то атакуя, отступая и обороняясь. Как раз перед этим выездом у нас прошли интересные обзорные лекции по взаимодействию мотострелковых подразделений с авиацией, артиллерией и военно-морским флотом. С огромным интересом я узнал про огневые возможности артиллеристов – правда, в голове всё перемешалось: все их эти заградительные огни (подвижные и неподвижные), массированные, сосредоточенные, огневые валы давали широкий простор для наших мыслей. И каждый огонь при этом имел свои определённые названия: планет – «Марс», «Уран» или деревьев – «Сосна», «Берёза».

 Поэтому нам теперь пришлось не забывать отрабатывать взаимодействие с и ними. Так эти учения и прошли бы для нас как обычно и бесследно ничего не оставив в памяти если бы на второй день не произошло одно хорошо мне запомнившееся событие. К вечеру второго дня мы оказались прямо за первой грядой барханов напротив тактического поля. И вновь, как и предыдущим вечером, преподаватель поставил нам задачу самостоятельно организовать оборону к утру. Но в этот раз он усложнил задачу – каждому отделению необходимо было отрыть одиночные окопы полного профиля и соединить их общей траншей глубиной по пояс.
 
Деваться было некуда – каждый из нас заторопился поскорее, пока ещё светло покончить с этим делом. Мы быстро разметили позиции отделений и приступили к окапыванию. Я тоже получил своё место для окопа и, конечно же, рядом со мной оказался Серёга Тарасов. Хорошо настроившись на долгое время «полезного времяпровождения», я начал свою работу – ведь гранатомётчикам в этом деле «повезло» больше всех мотострелков – у них окоп по размерам самый большой, поэтому и копать всегда приходится больше других.

Но ничего, земля здесь была такая же и вчера – плотный спрессованный сырой песок, поэтому она копалась легко. Первое время все активно работали сапёрными лопатками, пока не выдохлись. Выбрав время для своего перерыва, мы с Тарасом решили прогуляться к Сашке Миролюбову, посмотреть как у него дела, да и решив сразу организовать совместный ужин – ведь он оборудовал свою позицию в другом отделении, которое было от нас на небольшом расстоянии.
 
Мы с Тарасом неспешно пошли вдоль линии окопов. Каждый из наших курсантов занимался своим делом: одни рыли не останавливаясь, другие лёжа прямо на песке возле окопа лениво перекуривали понимая, что особо спешить некуда, резонно рассуждая – а чем ещё можно будет заняться, когда всё выроешь? Проходя мимо окопов, я обратил внимание, что у кого-то поперёк окопа откопалась какая-то мешающая рыть проволока или корень.  Мне стало интересно – откуда она здесь взялась?

Ведь мне почему-то так казалось, что мы здесь оказались самые первые, и до нас сюда никогда не ступала нога человека. Но эта мысль у меня в голове так же быстро как появилась так же быстро и улетела. И вспомнил я о ней только на следующее утро. После этого мы снова втроём поужинали и разошлись по своим местам. Я с помощью Тараса дорыл свой окоп, и после того как мы вместе соединили всё неглубокой траншеей, устроился спать.
 
В общем, эта вторая ночь для нас прошла уже намного привычней. Я, вновь лёжа в неглубокой ямке, вырытой в песке, вдыхая свежий степной воздух, долго не мог уснуть, по привычке размышляя обо всём. Всё-таки как здорово, что в нашей жизни выпали эти два дня, когда можно было перед сном не «Я!-кать», как всегда в строю на вечерней поверке, а вот так – неспешно завернувшись в шинель и плащ ОЗК устроиться на своём месте. Необычное состояние того, что ты один во всём мире. Нет ни шума, не шороха…

Кажется земной шар перестал вращаться. Просто не вериться, что где-то далеко от нас есть города с уличной суетой и шумным движением машин… Размышляя о своей дальнейшей жизни после училища в моей голове всплыла прочитанная в детстве и поразившая меня книга А.Каверина «Два капитана» – какие судьбы и характеры в ней описаны! Один согласился возглавить рискованную экспедицию, а второй всю свою жизнь посвятил, чтобы восстановить перед людьми доброе имя другого человека! Они оба проявили при этом смелость и настойчивость. Вот на кого мне захотелось быть похожим в своей жизни.

Потом перебрал в голове все события за эти два дня, для того чтобы решить – о чём же можно будет потом написать в статью для ротной стенгазеты. Я не сомневался в том, что Лёха Долев меня этим «озадачит» после возвращения в училище через некоторое время. Затем мои мысли переключились на то, что эта осень для нас всех уже точно последняя в училище, скоро выпуск и следующей осенью я наверняка буду очень далеко от Алма-Аты.

И ещё – как мало необходимо солдату-мотострелку для жизни: оружие, запас еды, фляжка с водой и вот – мы уже вторые сутки мечемся по пустыне, выполняя приказы, где нас окружает только песок, не видя людей, домов и деревьев. И самое странное в этом то, что она уже не кажется нам чужой, а становится вполне привычным домом, уже вторая ночь здесь не кажется для всех чем-то необычным. А перед тем как совсем провалиться в сон я почему-то вспомнил школьные годы: Сары-Озек, Усть-Каменогорск, Чимкент – интересно, где вы сейчас и что делаете мои одноклассники? Они ясно и отчётливо появились у меня в памяти собирательным образом, так как будто они, несмотря на разные города и время все вместе учились одновременно со мной в одной школе: Женька Матвеев, Игорь Вишняков, Сашка Цветков, Люда Багрянцева, Игорь Шпинько, весёлая и задорная Иринка Злобина…

А утром, все вновь пронаблюдали таинственное зарождение нового дня – как медленно и неохотно отступает ночь, а окружающий нас мир не спеша окрашивается в однотонные, свойственные пустыни серо-жёлтые цвета. Мы проснулись, привели себя в порядок, позавтракали и, собравшись вместе, ждали преподавателя, вдруг откуда-то из-за бархана появился УАЗик-буханка, который притормозил возле нас. Это было странным – что он здесь делает в такую рань? Может заблудился или ищет кого-то? Мы как-то сразу даже и не обратили внимания на то, что у него на боку было написано «Связь» и эти трое мужчин были одеты в спецодежду.

Они сразу прошли к тому окопу, где я ещё накануне обратил внимание на торчащую в нём какую-то корягу. Мы все, тоже заинтересовавшись этим, стали собираться вокруг них – и теперь-то всё стало ясно! Вырубленный заботливой рукой нашего курсанта ребром малой сапёрной лопатки кусок валялся рядом – это был кусок кабеля и из него с двух сторон торчали обрывки тонких медных проводов в цветной оплётке. Оказалось именно вот в этом месте проходит стратегический кабель телефонной связи из Алма-Аты с Капчагаем и дальше с другими городами. Они сразу накинулись на нас с одним вопросом: «Ну, зачем? Зачем, спрашивается, нужно было рубить кабель? Неужели вам непонятно что вы натворили своей бестолковостью?» Выяснилось, что ночью прервалась связь и их (ремонтную бригаду) прямо с рассвета направили разбираться, в чём тут дело.

Теперь им придётся провести здесь целый день, восстанавливая всё, а нашему училищу придётся заплатить огромный штраф. Ну что мы могли ответить им в ответ? Это очень тонко подмечено и хорошо выписано в эпизоде кинофильма «На войне как на войне». Когда вдоль стоящей танковой колонны солдаты передают приказ, крича от машины к машине: «Лейтенанта Милешкина к комбату!». И солдат на последней машине тоже поворачивается назад, где уже никого нет (он же последний!) во всё горло с надрывом и очень разборчиво кричит то же самое. Второй солдат, удивлённо глядя на него, спрашивает:
 – Ты чего горло дерёшь? Ведь там, за нами уже нет никого?
 – Скучно! – ответил он.

Так вот и мы в той ситуации никакого другого более разумного объяснения не могли найти. Конечно, самым разумным было бы его так и оставить. Но вырубили, потому что мешал. Просто так – от нечего делать и от желания выполнить задачу. Конечно, Витя Быков сразу пояснил, что мы выполняли задачу, поставленную нам преподавателем, и поэтому все вопросы пусть они задают ему. Во время этих разборов как раз появилась машина, на которой он приехал. Подполковник Конев как-то сразу с первых слов понял, что здесь к чему – и то, что добром это дело для него не кончится.

О каких тактических занятиях после этого дальше может идти речь? Махнув рукой Вите Быкову, он скомандовал:
 – Всё! Конец занятиям. Сажайте взвод в машину! Едем в училище!
После этого он совсем недолго о чём-то переговорил со связистами, и мы тронулись в обратный путь из Учебного центра. Я точно не знаю, чем там закончилось вся эта история с этим кабелем – заплатило наше училище штраф или нет. Но видимо преподаватель и наш ротный тоже получили «свою большую долю от этого праздничного пирога»!

 Так как через некоторое время ротный выступил перед нами с пламенной речью, общий смысл которой сводился к тому, что когда ты копаешь землю надо быть очень внимательным. А если наткнёшься на что-то необычное – всегда необходимо обязательно десять раз подумать, прежде чем его перерубать, чтобы вновь «не вляпаться» в такую же историю. И ещё – после этой интересной истории на учениях с нами я узнал для себя новость, на которую раньше как-то совсем не обращал внимания. Оказывается над каждой линией связи, проходящей в земле, есть специальные таблички, на которых написано «Не копать! Столько-то метров» и через определённое расстояние прямо над ним стоят специальные столбики, чтобы всем людям это было сразу видно.


            АЛМА-АТА - РЫБАЧЬЕ. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ОСЕНЬ.
             КОМСОМОЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ. ГОРНЫЙ ЛАГЕРЬ.

В таком быстром и хорошем темпе пролетел октябрь. Осень заканчивалась, становилось прохладнее, но в тот год природа сама шла нам навстречу. Долго в начале месяца стояли прекрасные сухие дни, обычная для этих дней сезонная полоса дождей как-то всё не начиналась, радуя нас. Это было такое счастливое время, когда с огромных тополей вдоль дороги начинали опадать листья, и их приходилось заботливо убирать, собирая в огромные кучи, которые разрешалось сжигать. Поэтому воздух по вечерам в училище был пропитан таким приятным запахом и хорошо видимым дымом.  Как было здорово, собравшись в кружок постоять возле тлеющей кучи. Остающаяся листва шуршала на деревьях, а розовое, заходящее солнце сквозь поредевшую крону большими пятнами плясало у ног. Природа ещё только неспешно готовилась к зимним снежным проблемам.
 
А октябрь-ноябрь в Алма-Ате – это нудная пора затяжной и дождливой осени, когда выпадают такие грустные дни. Это было самое тяжёлое и нелюбимое мной время года – не хочется находиться на улице без лишней необходимости. В такое время только хорошо задумчиво смотреть в окно на улицу из нашего класса. Тяжёлые капли дождя упорно и занудно долбят железные подоконники казармы нескончаемым потоком. Хорошо видно как дождь поливает ровный, гладкий асфальт дорог и стадиона, безжалостно срывая с деревьев и бросая на них последние пожелтевшие листья.

Смотреть на это из тёплой казармы с высоты второго этажа доставляло райское удовольствие. Лишь изредка по дорожке кто-нибудь торопливо пробегал или шагал быстрой походкой, втягивая голову в плечи. В такой момент у тебя появлялись разные мысли – ведь кто-то сейчас стоит в карауле. Как хорошо, что это не я! У каждого из нас своя жизнь, свои мысли, семья и своё место для подвига…
 
Почему-то у меня в памяти очень хорошо остался один из таких последних караулов этой осенью. На этот раз мне выпала честь нести службу по охране склада ГСМ в нашем автопарке. Это был самый дальний и глухой пост училища, где все закопанные ёмкости находились внутри периметра из двух густых рядов колючей проволоки. И больше на нём ничего не было, кроме вышки и насквозь продуваемого ветром караульного грибка. В этот день хмурые тучи с самого утра потихоньку заволакивали небо, и по всему было видно, что мелкий, въедливый, гадкий и как всегда нудный дождь зарядил на целый день, делая небольшие перерывы.
 
Так было до самого вечера, когда мне пришлось заступать на пост, а здесь даже негде было укрываться от дождя. Горько вздохнув и посетовав на свою судьбу, я с паршивым настроением зашагал по тропинке между проволокой. Грязь прилипала к намокшим сапогам, сопливо чавкая с какой-то жадной и раздражающей меня радостью. Промокшая насквозь плащ-палатка и шинель сыро обнимала мои замёрзшие плечи, постоянно напоминая о мокрой реальности. Было холодно и сыро, дождь окружал меня со всех сторон. Автомат в положении для стрельбы стоя с использованием ремня тянул плечо и от этого моё тоскливое настроение было совсем на нуле.

Размышляя о такой жизни, я сейчас в глубине души позавидовал тем, кому повезло в такую погоду охранять училищные склады. Там можно было скрыться от дождя и ветра за стеной какого-нибудь здания. На этом посту мне особенно запомнилась одна тыльная стена какого-то склада – вся исписанная и изрисованная штык-ножами не одного поколения часовых. Внимательно разглядывая на ней рисунки и читая все надписи можно было незаметно для себя и с пользой «убить время» смены – это было хоть каким-то развлечением. Именно там большими буквами был написан запомнившийся мне весёлый афоризм-пародия на известное выражение:
 – Жизнь нужно постараться прожить так, чтобы, оглянувшись назад можно было бы увидеть за спиной гору из пустых бутылок и толпу обманутых женщин…

Я попытался, как обычно было «согреть» себя хорошими и весёлыми воспоминаниями, припоминая в голове строчки из последнего маминого письма, которые я всегда хорошо запоминал, перечитывая их по несколько раз, но сырость, дождь, промокшие сапоги никак не давали мне настроиться на радостную волну. В руках у меня был автомат, заряженный боевыми патронами и все красивые, высокопарные слова насчёт караула – выполнение боевой задачи в мирное время, надоедливо «сверлили в мозгу». Накатывала тоска, грусть и очень хотелось на кого-нибудь выплеснуть своё раздражение. Я даже про себя подумал: «Вот как было бы здорово, если бы сейчас откуда-то появился какой-нибудь нарушитель моего поста!» С какой упоительной радостью и беспредельным счастьем со злости и безо всякого сожаления я всадил бы в него очередь из автомата!

Почему-то в такие дождливые дни очень ярко вспоминались тёплые приятные весенние караулы на Учебном центре. Вот там несение службы посреди степи всегда вызывало только положительные эмоции. Правда, нас чтобы мы не теряли бдительности в таком карауле, постоянно пугали сбежавшими заключёнными из колонии посёлка Заречное (до неё вдоль реки было около 20 километров), которым очень нужно боевое оружие. За все эти годы такого ни разу не было, да и нам в это верилось с трудом – что же это за колония такая, если из неё там каждый день сбегают?

Но первые караулы там надолго запоминались – это когда ты совсем один бродишь в ночи, посреди бескрайней степи тревожно вглядываясь и вслушиваясь в тишину, и любой шорох заставляет сердце внутри тебя замирать. А вдруг там действительно притаился хитрый враг? Что скрывать, было страшно, жутковато и указательный палец сам «прилипал» к спусковому крючку автомата. Конечно, тогда ещё всех нас изнутри распирало от гордости, что тебе уже доверили такое серьёзное дело! А сколько таких парней как я тоже стоят в это время от Чукотки до Балтийского моря, от Кушки и до Ледовитого океана! Это только потом, через несколько караулов вырабатывалась уже привычка спокойно, рассудительно и трезво оценивать ситуацию.
 
Но больше пугали нас ночью на Учебном центре звуками пустынные черепахи и ушастые ёжики, правда, потом к этому привыкаешь и сердце внутри уже не так «обрывалось». Зато как было радостно там наблюдать за ежами ночью, когда они нагло и деловито вылезая из травы и совсем не обращая на тебя внимания, собирали майских жуков под фонарями. Жуки бились о фонарь и падали на землю – вот тут-то они за ними и гонялись. Стоишь, смотришь на ёжика – и твоя жизнь становиться веселей, и время смены пролетает незаметно...

В голове сами собой рождались мысли:
 – Вот какой закон природы! После приятного, тёплого и ласкового отпускного сентября всегда приходит октябрь, со своим сырым набором превращая жизнь в мокрый и грязный кошмар. Было бы сейчас лето или уж скорее бы наступила зима!  Всё-таки зимой в армии намного полегче – нет грязи, зимняя форма одежды, а снег и холод можно пережить! Можно и потерпеть, главное нет дождя и так надоевшей грязи.

Вот так бродя по посту с философскими мыслями насчёт природы, мне пришлось отстоять все свои смены. Очень хотелось наплевать на все боевые задачи и поскорее оказаться в тёплом караульном помещении. А время в тот раз как назло, сколько не смотри на часы, тянулось бесконечно долго, не шло и не бежало – оно тягуче как мёд сочилось откуда-то тяжёлыми каплями падая вниз, совпадая с ударами моего сердца… Откуда-то из глубин моей памяти всплыло услышанное в детстве философское выражение: «Вы слышали, как тикают часы? Запомни – это не часы идут, это проходит твоя жизнь! Поэтому – научись ценить время!» Как точно сказано! Но спрашивается, а что мне здесь и сейчас ценить? Какой-то странный и удивительный закон природы получается: почему-то в дождливую и тоскливую погоду время идёт намного медленнее, чем всегда – не замечали?

Все эти дни были заполнены уже привычными и немного надоевшими нам тренировками к очередному параду. Как-то в этот год так получалось, что мы ещё не успели отойти от того юбилейного августовского парада, как уже вновь долбим плац сапогами, наматывая очередные круги мимо трибуны. Какая-то непрерывная чехарда парадов, с перерывом на отпуск. Но в этом всём нас радовало только одно – наша рота по «законному праву» завоёванному в трудной борьбе всегда среди курсантских коробок по праву шагала первой, открывая парад после офицеров. Пока мы учились, в нашем училище так и не нашлось других рот, которые смогли бы нас пододвинуть отсюда!
 
Конечно же, наверняка этого хотели многие, ведь это было очень почётно – идти первыми, но на зачётных прохождениях мы все вместе давали «такую ножку», что всем становилось очевидно – мы лучшие! В этот момент забывались все мелкие обиды между собой, и мы вновь были единым живым организмом – 2 курсантской ротой АВОКУ! Огромная внутренняя радость за себя и за своих друзей в этот момент наполняла меня. Был ли я счастлив в эти минуты? Конечно, да! Ведь мы, как и все другие курсанты в училище делали одну и туже работу, но только у нас она получалась лучше всех! А в этом есть и моя (пусть даже совсем небольшая) заслуга! Значит не зря мы долбим асфальт своими сапогами.

Во время этих тренировок нам очень хотелось поскорее покончить с этой рутиной, отвязаться от этой почётной обязанности ведь впереди нас ждали новые неизвестные приключения – мы едем в горный учебный лагерь города Рыбачье! Я тоже не знал, что нас ждёт там, но мне очень страстно хотелось съездить посмотреть на настоящие горы и на такое загадочное озеро Иссык-Куль, которое я никогда не видел, хотя столько о нём слышал! Кто же мог знать в то время, что жизнь вновь завернув хитрую спираль, потом офицером заставит меня вновь пропадать именно там по нескольку месяцев в году!

 Но в этом октябре было одно мне очень ярко запомнившееся событие. Это комсомольское собрание по выбору комсгруппорга взвода. Такие собрания для нас были обычным делом – в начале каждого года обучения нам нужно было выбирать людей для общественных нагрузок. От этого нам было никуда не деться – если надо, значит надо. Конечно, эти кандидатуры уже были заранее намечены командованием и поэтому такие собрания всегда проходили просто и однообразно: мы собирались в классе, л-нт Михайлов называл фамилии, мы их формально обсуждали и голосовали как всегда – все «единогласно!»

В этот раз всё начиналось примерно так же. Сашка Миролюбов по дружбе мне уже заранее сообщил, что я и на этот год, как и в прошлом (на третьем курсе) вновь буду комсгруппоргом взвода. Наши «старшие товарищи» с его предложением согласились и опять одобрили мою кандидатуру. При этом он очень убедительно мне всё обрисовал в цветах и красках: во-первых, раз в этом году придётся вступать в члены КПСС, то для этого нужно иметь какую-то серьёзную общественную нагрузку.

Во-вторых, не надо забывать, что меня (после череды известных событий, описанных в предыдущем томе) уже заслушивали о прохождении кандидатского стажа и дали шанс, поэтому я сейчас нахожусь «под колпаком» – и мне нужно набирать очки. А в-третьих, со своей стороны он обещает мне всяческую поддержку. Ну что я мог сказать ему в ответ? Сашка оказался, как всегда прав – нужно думать на перспективу, да и если честно признаваться, я каких-то особых проблем в курсантской жизни из-за того, что был комсгруппоргом на третьем курсе, не испытывал – эта нагрузка совершенно не мешала мне жить, об этом-то и вспоминали всего несколько раз в году.

Просто из-за этого мне несколько раз в месяц приходилось собираться на очередные нудные и однообразные заседания комсомольского бюро роты и сидеть там, обсуждая всякую очередную ерунду, помогая Сашке вести собрание и «правильно проголосовать» по каким-то вопросам. В общем, все его доводы меня убедили и я вновь «добровольно» дал согласие работать ещё год на этой должности на безальтернативной основе, так как особо желающих курсантов занять это «вакантное место» в нашем взводе больше не находилось.

 Михайлов собрал всех нас в классе и объявил, что сейчас мы в быстром темпе проведём комсомольское отчётно-выборное собрание и это очень хорошо, что здесь собраны все вместе: комсомольцы, кандидаты и члены КПСС. Значит, принятые решения будут обдуманными и это придаст им солидный вес. И он так думает, что мы как всегда доверим ему (как опытному офицеру-коммунисту) провести собрание. Против такого предложения как обычно никто не возражал, так как все сидели с тоскливыми лицами и, глядя на него, думали про себя: «Как было бы хорошо, если ты поскорей закончил это собрание и оставил нас в покое? Чтобы мы наконец-то могли заняться своими делами».

Михайлов начал собрание как обычно, соблюдая все формальности: объявил повестку дня, назвал все вопросы, определил регламент выступлений и после моего суперкраткого отчёта о проделанной работе за год дальше переходит к самой сути:
 – Есть предложение на этот год вновь избрать комсгруппоргом взвода курсанта Азарова! – здесь он делает огромную ошибку, произнося вслух фразу, которую можно было бы и упустить:
– Его кандидатуру одобряет и предлагает вышестоящее руководство! Будут ли ещё другие предложения или отводы? – после этого обводит нас всех глазами, совсем не ожидая никакого подвоха.
 
В этот момент из-за своего весёлого характера и простого желания превратить всё в балаган (ведь это уже был четвёртый курс, и мы никогда не упускали лишней возможности посмеяться над нашим взводным) курсант Гулевский тянет руку и, получив слово, произносит серьёзным голосом:
 – А почему нам «навязывают» Азарова? Я предлагаю более достойного – курсанта Тарасова! Я лично ему больше доверяю!

И пока все молча сидят и «переваривают это дело», ещё не совсем понимая, к чему это он клонит, тут же поднимает руку его сосед по столу, кажется Славка Одинаев, и с ещё более серьёзным лицом заявляет:
 – А не доверяю ни Азарову и не Тарасову! И предлагаю избрать совсем другую кандидатуру!
Здесь сразу до всех доходит, что Гульман с соседом задумали весёлый розыгрыш из комсомольского собрания, но с формальной точки зрения – здесь всё правильно, не подкопаешься!
 
Михайлов видит, что дело начинает сворачивать с обычной набитой колеи, сразу же теряется, начинает нервничать, и не зная как бы выкрутиться из этой ситуации, с трудом подбирая слова начинает убеждать всех, что Азаров – лучший! Только он – самый достойный! Так хорошо и правильно ещё едва начавшееся комсомольское собрание мгновенно превращается в неуправляемый базар-вокзал – когда все курсанты, мгновенно включившись в эту игру, шумят, переговариваются между собой, специально создавая этакий неуправляемый бардак.

Своим умом лейтенант догадывается – если сейчас поставить вопрос на голосование – ещё неизвестно что из этого может получиться! Но и нам хорошо понятно, что если не изберут Азарова, то Михайлова из-за этого по головке не погладят, но очень хочется посмотреть, как наш лейтенант будет выходить из этой непростой ситуации. Просто у всех есть желание ему досадить, разыграть, а не вовсе из-за Азарова – и поэтому продолжают упорствовать, выкрикивая каждый с мест:
 – А мы считаем, что есть лучше! Есть более достойный!
В этот момент Михайлов, уже видимо не зная, что поделать с нами, срывается в крик и в запале произносит то, чего мы все втайне от него ожидали, и ради чего Гулевский и затеял этот балаган:
 – Как вы не понимаете! Кандидатура товарища Азарова уже назначена и уже составлены списки!? Это же политический ляпсус!

Ну всё! Апофеоз! Комедия достигла своей наивысшей точки! Аплодисменты! Тушите свет! Наконец-то услышав желаемое, гомерический хохот всего взвода заглушает все дальнейшие слова и мы, уже не сдерживая себя, ржём как кони, во весь голос! Смех сгибает и душит нас несколько минут, а всё это время покрасневший Михайлов молча сидит за столом и обводит всех нас ненавидящими глазами. С той стороны окон класса появляются непонимающие лица курсантов из других взводов, которые с интересом заглядывают сюда.

Я вижу лица Вовки Кольного, Сашки Аксёнова, Вовки Матусевича, Сашки Мирных и других – они тоже начинают неудержимо смеяться, просто глядя на нас и корча нам рожи, и нам хорошо слышно как смех начинает расползаться по всей роте. В общем, когда все успокоились через несколько минут, лишние кандидатуры сняли, и меня уже спокойно в рабочем ритме единогласно «проголосовали».
 
После собрания все собрались вокруг Гулевского и удивлённо спрашивали:
 – Женька! А зачем ты выдвигал другую кандидатуру, да ещё и товарища подбил?
 – Да просто так! Скучно было. Дай-ка думаю, разыграю Мыша (л-та Михайлова по-нашему) пусть подёргается! Да и вы молодцы – поддержали меня! Как видите, весело получилось!

После этого собрания у нас во взводе копилка известных «крылатых цитат и выражений» нашего взводного вроде «халатного отношения к батарее», «шустрика», «быстрей, быстрей» пополнилась ещё одной гениальной фразой. «Товарищи! Это же политический ляпсус!» – её мы произносили везде при случае, при этом обязательно делая очень глупое лицо: к месту, ни к месту, да и так вообще между собой в виде «красного словца», что каждый раз вызывало смех, как неподражаемый образец словесной ограниченности.

А мне из этой истории почему-то хорошо запомнились растерянные глаза лейтенанта, видимо он так и не понял для себя, что именно его прямолинейность в отношениях с нами и отсутствие «контакта с людьми» привело к этой полной беспомощности. У него сейчас был примерно такой вид как тогда – на нашем первом курсе во время обкатки танками. Тот эпизод мог сразу похоронить курсанта и испортить всю дальнейшую карьеру ещё молодому офицеру-выпускнику Михайлову.
 
…На последнем этапе обкатки танками отрабатывалось упражнение, в котором курсант должен был спрыгнуть с балкона второго этажа на проезжающий под ним танк и, закрыв ему триплексы плащ-палаткой имитировать расстрел экипажа после остановки. Таким образом у пехоты вырабатывалась уверенность в победе и устранялась «танкобоязнь». Механик-водитель танка в такой ситуации действовал по правилу: не вижу – не еду! Как только ему закрывали смотровой прибор – сразу останавливался. После этого курсант действовал дальше: снимал плащ-палатку, спрыгивал с танка на землю, надевал противогаз и преодолевал заражённый участок местности (около 50 метров) в сторону барханов. А танк вновь «прозрев» продолжал движение.
 
На первый взгляд вроде бы ничего сложного: все прыгали с одного специального балкона без ограждения, танк ехал медленно по уже набитой колее, да и солдат-механик за рычагами был самый опытный. Старшим здесь руководить назначили лейтенанта Михайлова. У него был комплект разноцветных флажков, и он ими усердно махал, напоминая нам дирижёра оркестра. Всё шло своим чередом и не предвещало никакой беды. И вот пришла очередь Вовки Дыбина – физически крепкий кадет тоже всё сделал правильно и красиво.

Но в спешке, убрав плащ-палатку с прибора механика он, когда спрыгивал с танка, случайно зацепился сошками своего РПК за броню. И поэтому, только беспомощно взмахнув руками в воздухе, прямиком скатился под правую гусеницу танка! А механик танка, как и положено выждав несколько секунд, медленно и осторожно начал движение. В это время от наблюдаемого ужаса мгновенно побелевший лейтенант Михайлов, потеряв дар речи начал махать и семафорить флажком совсем не того цвета с невообразимой скоростью – вообще как заправский флотский сигнальщик.

Танк, на наших глазах медленно шлёпая гусеницами, двигаясь вперёд, в это время уже наехал на полу распахнутой курсантской шинели, лишая курсанта возможности вывернуться и дальше приближался к бедру ноги. Дёрнувшись пару раз и поняв, что это бесполезно, Дыбин замер парализованный видимым зрелищем. Мы же в этот момент все дружно одновременно закричали… при этом правда каждый из нас кричал что-то своё… Ещё бы мгновенье, несколько сантиметров на наших глазах и всё!
 
Почему механик остановился – не знаю! Для всех это осталось загадкой. Толи он через толщину брони и грохот двигателя услышал наши громкие крики, толи сам что-то понял и догадался, просто глядя на побелевшее лицо бестолкового лейтенанта, напоминающее простыню первой категории? А может быть, его остановили биотоки ужаса, мысленно передающиеся ему от Вовки Дыбина? Теперь не важно. Он резко тормознул и танк застыл, качаясь на торсионах.  Да! Я сам лично не хотел бы попасть в такую же ситуацию. Но на этом история не закончилась.

 Когда Вовка вылез из-под танка от пережитого ужаса и адреналина в крови он, не обращая ни на кого внимания, надев противогаз, рефлекторно продолжил упражнение – побежал, но совсем не в ту сторону, куда было нужно! Напрасно мы пытались кричать ему вслед, чтобы он остановился, пережитый стресс лишил его способности соображать – он бежал по пустыне, убегая от самого себя, никого не слыша. Только через километр его догнали лучшие бегуны роты и привели обратно. Но все отнеслись к этому с пониманием. Ещё неизвестно как ты сам поступил, если бы попал в такую ситуацию и тебя на глазах у всех чуть не раздавил танк… А мы, глядя на бедного и жалкого лейтенанта, вероятно «наложившего полные штаны» единодушно пришли к общей мысли – Мышонок! Так это слово прочно именно с тех времён и закрепилось за нашим лейтенантом.
 
Сам парад прошёл как обычно, без каких-то ярких воспоминаний. И сразу же, буквально через несколько дней после него, мы всей ротой выехали в далёкий и совсем неизвестный для нас город Рыбачье. По всему было видно, что нас там ожидает что-то новое и совершенно неизвестное, так как перед этим выездом каждый из нас получил полный комплект альпинистского снаряжения! Горная форма из грубой зелёной ткани, толстый вязаный свитер, ледорубы, ботинки с «триконями», «кошки», репшнуры, крючья, огромные связки верёвок на взвод и на отделение – все эти вещи с такими новыми ещё для нас названиями будоражили кровь и настраивали на горную романтику. Нам предстояло пробыть там, совершенствуя свою альпинистскую подготовку почти целый месяц! Это значит, столько времени мы не будем в училище.

Ещё было неизвестно, что нас там ждёт, но всем уже так надоела эта однообразная рутина из обычных занятий – душа рвалась на свободу! А что будет там, для нас было совершенно неважным, лишь бы не стены училища, которые не давали свободно дышать. Почему-то на четвёртом курсе я это очень остро ощутил – стены, условные границы училища сильно «давят» и раздражают меня. Я тоже мечтал, как и все – скорей, скорей! Лишь бы на свободу! По вечерам я начал задумывался над таким вопросом – а что вообще я знаю о горах? И к большому своему изумлению ничего толковое припомнить не смог, кроме того, что мне ещё из школьной программы хорошо врезались в память фамилии первых альпинистов покорителей Эвереста – Тенцинга и Хиллари и кинофильма с В.Высоцким «Вертикаль».

Ещё вспомнил, что меня, когда я это узнал, очень поразила дата покорения самой высокой вершины на земле – 1953 год! Не надо забывать, что я учился в 1980. Оказалось, это произошло совсем недавно, меньше тридцати лет назад, а я-то думал её покорили совсем давно… Примерно в то время ещё, когда открывали Америку или Антарктиду! Мне казалось, что здесь такого трудного – взять и залезть на гору? Всего-то делов – встал и пошёл, пошёл, пошёл… Не останавливаясь! Да-а! Оказалось не так-то просто это сделать! Какими детскими и наивными показались эти мои мысли мне уже позже, когда мы вернулись после занятий в горном лагере обратно в училище.

В один из хороших ноябрьских дней мы рано утром загрузились в наши училищные автомашины и выехали в горный лагерь.  Никогда ещё до этого момента в жизни я так долго по времени (да и по расстоянию) не ездил на машинах. Нам сразу объяснили, что дорога предстоит неблизкая – на весь день. Сначала едем до Фрунзе, а потом дальше – до города Рыбачье, расположенному на высокогорном озере Иссык-Куль. Поэтому драгоценное светлое время на долгие стоянки мы по пути терять не будем, а сделаем всего несколько коротких привалов для перекуров и дозаправки машин. Так и получилось. Видно было, что водителей для этого марша из БОУПа подобрали самых лучших – когда впереди нас шла милицейская машина с мигалками, вся колонна машин двигалась быстро, без разрывов и соблюдая дистанцию.
 
Первое время мы все с интересом и восторгом выглядывали из кузова, укрытого тентом – ведь в этом направлении от города нам ещё никогда не приходилось выезжать. А потом, когда Алма-Ата скрылась за горизонтом, по обе стороны дороги начались однообразные поля. Через час-два это всё стало надоедать, и все потеряли к этому всякий интерес, а ещё как-то сразу ощутилось, что деревянные скамейки в кузове не очень-то мягкие. Пришлось проявить «курсантскую смекалку» – мы все сползли под лавки и улеглись вповалку прямо на полу кузова. Таким образом, однообразная и ритмичная раскачка автомобиля воспринималась гораздо легче и не мешала спать. На коротких привалах во время движения через каждый час-полтора мы успевали только сбегать за посадку, и колонна вновь трогалась. Есть-пить приходилось тоже на ходу.
 
В этот день я хорошо выспался, особо не обращая внимания на то, где мы проезжали: где-то по пути мы проехали поворот на Отар, знаменитый своими учебками и окружным полигоном, потом небольшой перевал Курдай. В то время я ещё не догадывался о том, что именно здесь располагается основные части Фрунзенской дивизии, в которую я попаду после своего выпуска. Кто же знал тогда, сколько ещё раз мне офицером придётся наездить по этой дороге туда и обратно! Где-то в дымке горизонта остался сам город Фрунзе, не доезжая до него, наша автоколонна повернула раньше по короткой дороге.

 Двигаясь таким образом, мы провели весь день и только уже примерно после обеда дорога незаметно вместо небольших холмов, поднимаясь вверх начала петлять среди высоких и скалистых предгорий. Все сразу оживились – ведь становилось понятно, раз мы въехали в горы, то уже совсем скоро появиться Рыбачье. Я тоже с интересом впервые разглядывал настоящие горы из кузова автомобиля – ведь мне до этого момента совсем не приходилось в них бывать. Только один раз я в своём детстве на машине ездил с отцом и музвзводом в Панфилов через настоящие, покрытые снегом горы. Да и в Усть-Каменогорске мы с ним ездили среди невысоких гор, полностью поросших елями в Лениногорск. Но тогда это было больше интересным и познавательным, чем тревожным, ведь мы ехали в машине и просто смотрели по сторонам, а сейчас мне предстоят обещанные нам восхождения на высокие вершины.

Эти горы были не такие – они выглядели совсем неприветливо. Не было на них никаких деревьев, радующих глаз, только изредка попадались небольшие и чахлые кустики травы, и везде насколько хватало глаз – серые, немного желтоватые или с красноватым оттенком голые камни. Эти камни были везде: выступали из гор причудливыми глыбами, валялись в ущельях разных размеров от огромных валунов больше человеческого роста до огромных куч напоминающих крупный щебень. Горы были очень близко от дороги, закрывая небо и ограничивая обзор, а она шла по узкому и извилистому ущелью. От этого необычного вида по сторонам дороги мы все как-то притихли, разговоры смолкли, и каждый думал что-то своё, глядя на них. Молчал и я, внимательно вглядываясь в проплывающие мимо нас виды и стараясь всё запомнить. «Так вот значит, как действительно выглядят настоящие горы» – тревожно пронеслось в голове.

Через некоторое время такого движения скалы раздвинулись и отступили подальше, а мы выехали к озеру Иссык-куль. Внезапно открывшийся нам вид на него был действительно хорош! На фоне освещённых солнцем высоких тёмно-синих гор, вершины которых были покрытых белым снегом – ярко-голубая гладь огромного озера уходящая в дымку. Здорово! Красота! От всего этого захватывало дух! Вот так я впервые познакомился с ним. На фоне озера сразу появились дома, какие-то строения и мы поняли, что это и есть сам город Рыбачье. По сравнению с Алма-Атой, Чимкентом и Усть-Каменогорском город выглядел совсем небольшим – всего-то несколько улиц.

А наша колонна, не въезжая в него и не останавливаясь, сразу свернула налево – именно там, на расстоянии около десяти километров виднелись стоящие огромной стеной тёмные и высоченные горы. И уже по хорошо накатанной полевой дороге мы стали приближаться к ним, удаляясь от города. Все сразу догадались и поняли – наверняка здесь будет конечная точка нашего путешествия. Горы медленно надвигались на нас, и мне казалось, что они все сплошные и нет среди них никаких долин или ущелий. Но по мере того как мы приближались к ним, становились видны отдельные гряды и низины между ними. В одну из них и вела наша дорога. Проехав немного по извилистому ущелью между очень близко стоящих гор, когда город и озеро скрылись за несколькими поворотами наши машины, наконец, остановились.

  – К машинам! – услышали мы долгожданную команду нашего ротного.
Я тоже радостно выпрыгнул из кузова, разминая ноги и пока мы строились и выгружали имущество, с интересом осматривался вокруг. В узком ущелье прямо перед нами был большой палаточный городок – огромными и ровными рядами стояли десятиместные палатки. Выяснилось, мы здесь будем не одни – между палаток ходили и жили своей жизнью, совсем не обращая на нас внимания, какие-то солдаты, офицеры и совсем непривычно смотревшиеся здесь гражданские люди в ярких пуховиках. Все тропинки в лагере между палатками были аккуратно и удивительно выложены мелкими камушками.

Взгляд сразу и привычно выхватывал из этого вроде бы хаоса вполне для меня понятное и ясное: отдельные палатки, огороженные колючей проволокой – для оружия, полевые кухни и рядом с ними большие палатки – там вероятно была столовая. А совсем близко слева и справа от нас начинались настоящие горы, которые круто уходили куда-то вверх и так далеко, что их вершины для нас были не видны. Такая суровая непривычная и необычная теснота, когда небо видно только сверху между вершинами гор мне как-то сразу не понравилась. Почему-то я в своих мечтах представлял себе это как-то иначе – мне казалось, что мы будем жить на каком-то красивом ровном и травянистом плато, с романтичными и красивыми видами гор вокруг. А здесь оказывается, всё будет совсем не так…

Сразу же, не теряя времени, нас всех разместили – каждому отделению досталась своя палатка. Место под каждой из них было уже заранее готовым – по всему лагерю были видны отлитые бетонные основания. Я тоже, как и все, бросил свой мешок в палатке на старые матрацы, и внимательно оглядев стоящую печку-буржуйку, решил про себя: «Ничего! Жить можно! Не умрём! Как-нибудь выживем здесь несколько недель!»

К четвёртому курсу у меня наступило, если можно так выразиться «полное военное отупение» – такие вопросы как: где и как жить, где и как я буду ночевать, меня перестали тревожить и волновать. Становилась очевидной и понятной военная идея – в Армии не пропадёшь! Всегда можно что-нибудь придумать, если пораскинуть мозгами и не быть сильно гордым. Поэтому такая жизнь в палатке с печкой совсем не показалась чем-то необычным, хотя мы последний раз жили в палатках только в абитуре и когда ездили на плав боевых машин.
 
«Всё! Наконец-то доехали! Завтра, наверное, и пойдём в горы!» – такие мысли сразу возникли у меня в голове. Но на общем роты построении нас быстро и сразу осадили. Оказывается, мы приехали сюда вовсе не только для того, что бы только учиться лазить по горам, как нам это казалось. С нами по плану подготовки будут организованы все занятия по полной программе – огневая подготовка на горном стрельбище, тактические занятия по теме «Действия солдата в горах» и альпинистская подготовка. Но сначала мы должны пройти акклиматизацию – наш организм за несколько дней должен привыкнуть к высокогорью, ведь мы уже находимся на высоте более двух тысяч метров над уровнем моря и немногие из нас до училища бывали на такой высоте. Я тоже удивился такой новости – странно, но по себе я этого как-то не заметил, а ведь я-то точно прожил всю свою жизнь на равнине и ширь степей для меня была более привычна.

Светившее нам и немного пригревавшее нас солнце скрылось за высокими горами и сразу непривычно быстро стало темнеть. Холодный воздух, мгновенно появившись откуда-то сверху волнами начал заполнять узкое ущелье. Температура резко упала, и стал заметен при дыхании пар изо рта. Стоявшая вокруг нас какая-то непривычная тишина усиливала эффект удалённости от цивилизации. Нам предстоит жизнь среди гор в палатках с печкой, питание из котелков, а впереди надвигающаяся зима с холодами и снегом… Да! Мне сразу стало понятно – здесь по всему видно будет мало романтики! Я почему-то в этот момент представил себе, что если бы мне пришлось вот так ночевать в горах одному – это было бы малоприятно. Успокаивала только одна мысль – как всё-таки хорошо, что я здесь не один, а нас здесь целая рота – вместе как-нибудь не пропадём!

После первой необычной ночи в горном лагере у нас сразу начались занятия по уже привычной схеме. С утра все взвода роты расходились по своим местам занятий, и обучение шло практически в каждом взводе автономно и мы, бывало, не встречались весь день, а если были ночные стрельбы или вождение, то частенько могли видеться с курсантами других взводов только на утреннем разводе на занятия. Таким образом, все наши дни и ночи здесь были заполнены занятиями до отказа. Сами стрельбы на горной директрисе из БМП и стрелкового оружия для нас не были чем-то новым – всё уже стало привычным за годы обучения и выполнения упражнений не казались трудными.

Ведь по курсу стрельб все мишени в горах были только появляющимися, а не двигающимися как у нас в училище. Только не нужно было забывать про поправки в прицеливании из-за высокогорья. Из-за этой особенности все стрельбы получались несложными. В общем, эти стрельбы и вождение в горах меня ничем особым не удивили. Единственное, что я хорошо запомнил – это затяжной выстрел из БМП, который произошёл у меня во второй приезд сюда, о котором я уже упоминал раньше. Мои друзья Сашка с Тарасом тоже успешно справлялись со всеми упражнениями.
 
В связи с этими занятиями мне в память врезалась только одна забавная история. Как-то один раз в удачно совпадающее свободное время мы уединились с Рашидом Кулмурзаевым подальше от всех, чтобы поделиться новостями за последние дни. Он и поведал мне свою «секретную историю», которая приключилась с ним на ночной стрельбе, на директрисе БМП. Так как ему всегда легко давались стрельбы (и именно из-за этого его в роте все называли между собой – «снайпер») вчера на ночной стрельбе из БМП он на всех своих заездах успевал первыми очередями «завалить» свои мишени на пятёрку, а оставшимися патронами активно «помогал товарищам». В смысле – ещё успешно стрелял и по чужим направлениям.

 А курсом стрельб это категорически запрещено – ведь каждый должен стрелять только за себя! Ему несколько раз удалось успешно провернуть свой трюк, пока преподаватель этого не заметил и вызвал его на вышку для разноса:
– Кулмурзаев! Ещё раз замечу такое – сразу вкачу тебе итоговую двойку по стрельбе!
Надо добавить, что получить двойку на огневой подготовке по стрельбам для четвёртого курса это было бы позором. А Рашиду тем более. После такого сурового предупреждения пришлось ему «сбавить обороты».


              РЫБАЧЬЕ. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ОСЕНЬ. ИСТОРИИ
                В ГОРНОМ ЛАГЕРЕ. ПЕРВЫЕ ВОСХОЖДЕНИЯ.

Первые проводимые с нами занятия по горной подготовке произвели на меня очень сильное впечатление и поразили своей необычностью. Сразу выяснилось, что эти гражданские бородатые и немногословные мужчины, живущие вместе с нами в лагере – члены спортивного клуба САВО, профессиональные альпинисты и именно они будут заниматься с нами. А старшими среди них здесь были знаменитые Валерий Хрищатый и Казбек Валиев. Это были первые казахстанцы покорившие Эверест, правда, немного позже – в мае 1982 года. И сделавшие это необычным способом – ночью!

Все подробности этого здорово меня восхитившего восхождения я в деталях узнал уже позже, когда был офицером от других инструкторов и на других сборах. А тогда я ничему не удивился – ведь они тоже жили вместе с нами в палатках, абсолютно ничем не выделяясь среди других. Инструктора занимались с каждым взводом отдельно, обучая нас вязать узлы, ходить в связке, пользоваться ледорубом, забивать крючья и провешивать «перила» над разломами между скал. А потом верить в страховку, когда нужно было, отпустив руки висеть только на верёвке! В это мне сначала просто не верилось, что какая-то совсем тонкая на вид верёвка может спокойно выдерживать твой вес! И в конце выполненного упражнения громко кричать страхующему тебя невидимому снизу человеку наверх: «Перила свободны!»

Но больше всего мы любили слушать их истории, которые происходили с ними на разных восхождениях – у каждого из них таких набиралось немало. Это были люди фанатично преданные своему делу, в которых кроется неиссякаемая жажда риска и жизни. От их обычных слов: пятитысячник, семитысячник, связка, крюк, карабин, ледники, морены, фирновые поля веяло какой-то совсем ещё неизвестной нам романтикой! Никогда ещё я в своей жизни не видел настоящих альпинистов, но почему-то сразу их зауважал, поняв для себя – они совсем не похожи на нас, живущих внизу. Здесь совсем другой мир отношений между людьми. На первом же занятии мне полувзгляда и с полуслова стало ясно, что так хорошо знакомый с детства афоризм «Умный в гору не пойдёт» – здесь лучше забыть. Именно умный туда пойдёт, потому что там открывается абсолютный простор уму и возникает уникальная возможность побыть один на один с целым миром.

Куча всего нового, ярких впечатлений и совсем до этого момента неизвестного навалилось на меня после общения с ними. Оказывается восхождение на большие горы это целая сложная наука, всегда связанная с риском и человеческими отношениями – здесь в горах всё против человека: ветер, холод, дождь, снег, метель, туман, разряженный воздух, а ещё камнепады, снежные лавины… И в горах альпинисту приходится рассчитывать только на себя и своих друзей, ведь на высокие вершины просто не мыслимо забираться в одиночку – только группой! Глядя на них замечаешь, что они сильны не мышцами, а совсем другим: своим духом и фанатичной преданностью своему делу.

С огромным удивлением я узнал, что смерть, тяжёлые ранения и обморожения – постоянные спутники альпинизма, так сказать оборотная сторона медали. Как много их погибает в борьбе за то, чтобы подняться на вершину очередной горы! Есть даже своя философия, которую они хорошо знают и относятся к этому спокойно – чем выше и сложнее вершина, тем больше людей погибает в борьбе с ней.

От этой всей новой для меня информации мне стало хорошо понятно, что альпинизм видимо был и останется самым мужественным видом спорта, уже хотя бы потому, что здесь нет зрителей. Каждое новое восхождение отличается от предыдущего – здесь всегда человек остаётся наедине с собой, с небольшой группой товарищей и они одни против мощных сил природы.

Пропуская через себя эту «горную романтику» и восхищаясь этими реальными людьми, которых видел перед собой, захотелось быть на них похожими. И мы старались на занятиях вовсю. Я даже про себя подумал: «Вот если бы мне в жизни не суждено было стать офицером, раз уж поступил в военное училище то, наверное, я бы мог стать хорошим альпинистом!» Жалко, что новое поколение с пузырьками пепси и пива в голове сейчас, не видя вот таких людей, выбирает себе совсем других кумиров. Таких, о которых я недавно услышал от кого-то очень меткое выражение: «Тимати – это придурок, расписанный наколками под хохлому!» Точнее и не скажешь!

А ещё из этих рассказов вытекал ответ на вопрос, который давно мучил меня – почему так долго люди и не могли покорить самую высокую из них – Эверест, хотя многие люди давно пытались это сделать и погибали. И самым удивительным, что поразило больше всего меня – отношение ко всему этому у горных профессионалов спокойное – в горах нужно быть предельно внимательным и стараться всё предусмотреть. А с нормально-обывательской точки зрения – бессмысленные жертвы. Вроде бы, зачем им всё это? Для чего рисковать? Оказывается, чтобы испытать себя! Доказать самому себе, что можешь! Вот так! Да-а! После таких занятий мне стало очевидным – горы экстремальная зона, они не для всех и каждого, а альпинизм – наглядная модель жизни, которая как большое сито насквозь просеивает и просвечивает людей, и все отношения здесь между ними выявляются абсолютно отчётливо.

Что для меня было совершенно удивительным – все альпинисты легко и просто умели ловко обходиться со всем оборудованием, которое мы привезли с собой. Быстро выяснилась одна простая истина – нам необходимо сначала всему научиться, пройти начальную подготовку, а только потом «идти в горы». А они учили нас многому: как ледорубом вырубать ступеньки, как его нужно использовать, если соскользнул со склона, чтобы остановиться, каким образом преодолеваются склоны гор разной крутизны и покрытия. Каким образом и где необходимо забивать разные крючья – оказывается это самая главная наука в альпинизме, ведь если крюк не выдержит, можно сорваться со скалы. Такие новые слова и понятия для нас: траверс, скамейка, страховка, крюк-морковка, связка, перила – постепенно становились привычными.
 
Многие истории связанные с преодолением трудностей альпинизма – многодневными ночёвками в полном тумане на огромной высоте, лавинами, обрывами верёвок и крючьев быстро научили нас нехитрым альпинистским мудростям, которые я запомнил на всю жизнь. Как они были верны! Вот некоторые из них: «В горах зажаренных ещё никогда не находили – только замёрзших!», «Лучше десять раз вспотеть, чем один раз замёрзнуть!», «Лучше час потерять, чтобы наметить правильный маршрут, чем потерять целый день, преодолевая его!», «Один километр вверх равен пяти километрам по равнине!» Это о разумности поведения в горах и ещё об отношениях между собой – «На восхождениях палатку ставит и готовит еду тот – у кого осталось больше всех сил!», «Лучше сто раз развернуться, чем один раз не вернуться!»

С вязаньем специальных узлов – то чему нас долго и терпеливо учили инструктора, мне было легко. Это мне было уже как-то знакомо. Ещё в детстве после посещения в отпуске исторического города Севастополь вместе с родителями меня «всерьёз» захватила морская романтика – я с юношеским увлечением начал интересоваться всем, что было связано с морем и военно-морским флотом. Даже всерьёз стал подумывать: «А не связать ли мне свою жизнь с морской службой и для этого поступить в военно-морское училище? А что? Стану морским офицером и буду на кораблях бороздить моря, океаны? Чем плохо?» Я под этим влиянием мгновенно перечитал толстенные книги «Цусима» и «Порт-Артур».

И ещё разные рассказы об исторических кораблях: «Варяг», «Аврора», «Сибиряков», о моряках и подводниках в годы войны, защитниках Одессы и Севастополя, которых немцы называли «Чёрная смерть», обращая внимание на храбрость и героизм моряков. Под этот интерес и увлечение я купил в магазине военно-морскую энциклопедию и быстро самостоятельно разобрался во всех тонкостях и различиях между корветами, шлюпами, бригантинами и каравеллами.
 
А самый большой интерес и восторг в книге у меня почему-то вызвал раздел, в котором показывались разные варианты морских узлов. Их было так много, что у меня просто разбегались глаза от их разнообразия: для связывания двух верёвок одного диаметра, разного, для закрепления на палке и многого другого. Я раздобыл у мамы кусок верёвки и сидя у себя в комнате, терпеливо пытался повторить и запомнить каждый узел. Зачем? Сам не знаю – просто мне было интересно. Потом правда эта вся морская романтика у меня под напором новых ярких впечатлений куда-то отошла на задний план, но в памяти осталась. Конечно, я уже к этому времени многие узлы из той книжки забыл, но мои руки привычно повторяли показанное за инструкторами.

Я удивился этому факту – оказалось, что у моряков и альпинистов есть много общего и близкого, это узлы! Конечно же, я хорошо понимаю – на современном корабле из железа никто уже вязать узлы не будет, а вот в альпинизме это самая главная наука. Многие из них я помню ещё с тех времён, и до сих пор у меня дома сохранился кусок веревки, на котором мои дети учились вязать эти узлы. А иногда и я сам «под хорошее настроение» проверяю свою память, каждый раз вспоминая горный лагерь.
С питанием вопрос в горном лагере был поставлен хорошо – по норме высокогорья.

 Оказалось, существует и такая, о ней я раньше и не подозревал: в неё входит только белый хлеб, сгущёнка, колбаса и сыр. Так что голодать нам не приходилось. А в редкие свободные минуты между занятиями, когда уже были заготовлены дрова (это было повседневной нашей заботой) из-за отсутствия развлечений мы просто укладывались в палатке рядом и вспоминали всё, что было с нами за эти годы. И почему-то всегда эти наши истории были весёлыми и вызывали кучу смеха. Хорошо помню, нас много раз тогда веселила и грела своим теплом летняя история о том, как однажды ночью наши курсанты ходили на бахчу за арбузами. В это лето на одном из полевых выездов в Учебном центре, когда мы жили одним взводом в землянках, кто-то предложил шикарную идею:
– Пацаны! А давайте поедим арбузов?

Но откуда могут быть арбузы на Учебном центре? Мы знали, что где-то за несколько километров от нас есть поля, где корейцы выращивали лук, морковку и арбузы. Но где и в каком месте точно они находятся и самое главное – есть ли там вообще, арбузы никто не знал. Большинство из нас посчитали эту идею нереальной и легли спать. Но самые отчаянные головы во взводе – Серёга Гущин, его друг Семён и ещё несколько человек всё-таки решили рискнуть. Что двигало ими в тот момент? Я даже не знаю. Молодецкая бравада, жажда приключений, однообразная жизнь, желание ощутить риск – здесь каждый сам принимал решение. Наверное, это всё сразу вместе взятое. И с вечера, пока ещё не село солнце и было светло они перешли речку и направились прямо по полям на разведку к трассе Алма-Ата – Капчагай.

Хорошо помню, что я в ту ночь проснулся от громкого крика:
 – Пацаны! Подъём! Вставайте есть арбузы!
Вся компания добытчиков дружно и шумно завалила в нашу землянку и у каждого в руках были арбузы. Оказалось, они всё-таки нашли бахчу, скрытно в темноте подползли к ней, сначала наелись сами, а потом начали выбирать арбузы, чтобы принести нам. Но вот незадача – в руки больше двух штук взять было невозможно и самое главное, что и идти с ними так было очень неудобно. В этот момент их заметил сторож и «вооружённый» палкой с криками побежал за ними. Конечно же, все начали удирать от него обратно в поля. А кто-то из наших заметил его очень поздно и ему досталось палкой по спине. Но остальные не бросили свою добычу и по ночным полям, протопав несколько километров, всё-таки донесли нам, применив курсантскую смекалку, ловко упаковав их в снятые куртки х/б. Мы все собрались возле них и честно поделили добычу на всех. Я ещё часто вспоминал эту ночь, когда с радостью получил свою совсем небольшую арбузную дольку. И с какой радостью, наслаждением и со словами благодарности нашим ребятам её съел!

А ещё я всегда мог в свободную минуту, как к себе домой по старой памяти зайти в палатки к ребятам второго взвода, чтобы узнать, как у них идёт жизнь. Ведь у меня здесь остались хорошие друзья: Серёга Ловягин, Сашка Аксёнов, Олег Фролов, Андрей Маковеев и, конечно же, Вовка Кольной и Сашка Близнюк. Там мы могли обменяться новостями, и всегда меня ждало что-то интересное и весёлое. Самый весёлый таджик роты – Муха не давал во втором взводе всем скучать. Он или сам рассказывал что-нибудь смешное, поднимая настроение, или все улыбались, вспоминая его проделки. А таких историй связанным с ним за эти годы набегало немало: о том, как Муха «крутился» в сессиях сдавая экзамены и зачёты, пытался продать шинель, выбрасывая её в окно со второго этажа и многие другие…

И почему-то все хорошо помнили, как он появился у нас в роте. Мы, уже пробыв какое-то время на «курсе молодого бойца», стояли на плацу и откуда-то появился наш ротный, а вместе с ним шагал какой-то маленький, чёрномазенький, губы-вареники курсант. Форма на нём была новенькой, топорщилась и сидела мешком. Ротный тогда произнёс «историческую фразу», которую все запомнили, и она стала в нашей роте нарицательной:
 – Вот этот клоун будет учиться с нами во втором взводе! Встать в строй! – он по военному приказал новенькому курсанту.

А тот совсем не имея никакого понятия о строевом шаге, не спешно пошлёпал, как в штаны наложил. И точно – клоун! А через некоторое время мы узнали, откуда он взялся. Оказалось, что Муха, провалив вступительные экзамены в абитуре, ничего лучше не придумал, как обратиться за помощью к самому Командующему САВО! Для этого ему пришлось добираться до его дачи на Иссык-Куле. И он это сделал! Пока мы боролись за выживание в пустыне, он в роли придворного шута на курорте веселил командующего. В благодарность за такую находчивость его зачислили в училище и обратно в Алма-Ату привезли военным бортом.

И никто из нас в то время даже не догадывался о том, что после выпуска он попадёт в Афганистан, и там будет отважно командовать взводом, проявляя смелость и чудеса героизма за гранью закона. А потом ему именно там выпадет незавидная судьба – придётся по решению суда военного трибунала много лет провести за решёткой. Когда я услышал об этом первый раз от своих сослуживцев – всё никак не мог в это поверить! Кто осуждён, наш Муха? Не может быть! Этот весёлый клоун, который так искренне радовался жизни, и как мне всегда казалось, смог бы вывернуться из любой ситуации?

Только когда этот факт подтвердили мне другие однокашники – пришлось. Да-а! Всё-таки страсть к риску, авантюрным приключениям и ходьба по лезвию ножа в жизни до хорошего не доводит. Можно ненароком и в ящик сыграть! Ему ещё повезло в том, что остался живой – а то мог бы от него остаться только просевший земляной холмик, заросший бурьяном и не было бы у него не то, что памятника, а даже тире межу датой рождения и смерти.  Мне всё-таки по-человечески его немного жаль…

А его друг Артур Караогланян, который и подтвердил мне достоверность этой истории – сейчас служит военкомом в Волгограде и всегда очень рад встречам с однокашниками, помогая им всем чем только может… Какие разные судьбы людей после Афганистана! Да я и сам после чеченской войны не знаю ответа на такой простой вопрос – кем же для нашей страны являются все мои воевавшие однокашники и я? Героями или дураками, на которых нужно показывать пальцами? Многие теперь спрашивают: «Ведь можно же было отказаться ехать войну...?» Ладно ещё, когда такое говорят люди глупые от своей молодости (это дело наживное), обиднее если так думает государство…

Но все мы с нетерпением ждали самого главного события, ради чего и приехали сюда – восхождения! Мне терпелось поскорее куда-нибудь залезть, чтобы испытать чувство победы. Ведь до этого момента ни я, ни мои друзья – Сашка с Тарасом никогда не были в горах и не занимались альпинизмом. И в первое же воскресенье, когда нам дали свободное время для личных нужд мы решили втроём, вместе с Сашкой и Тарасом тайком от всех, не дожидаясь общего восхождения для начала и разминки покорить соседнюю с нами гору. Мы узнали от инструкторов, что за левой горой от нашего лагеря есть уникальное сооружение – телевизионный ретранслятор, который расположен прямо на вершине горы и там дежурят люди. К нему есть автомобильная дорога из соседнего ущелья, а из нашего к нему можно добраться только по горам. Эта идея и захватила нас – всё решено! Мы сейчас быстренько до обеда сходим туда и обратно – поглядим на этот таинственный ретранслятор. Истинного расстояния до него никто из нас тогда не представлял, и нам наивно казалось, что стоит только подняться чуть выше и всё!

С этими мыслями мы втроём и начали первое в своей жизни восхождение, которое я хорошо запомнил. Наверх довольно крутой горы вела хорошо натоптанная тропинка – по всему было видно, что мы идём по ней далеко не первые. Но буквально через несколько сотню метров такого непрерывного подъёма мы стали выдыхаться и наш энтузиазм начал угасать, дышалось тяжело, воздуха не хватало – а до вершины было ещё ох как далеко! Таким образом, с большим количеством перекуров мы совершенно выбившись из сил, наконец-то, поднялись на вершину.

 К нашему великому разочарованию это вершина оказалась совсем небольшой и была отрогом других гор – а вот дальше вдоль ущелья виднелись настоящие, покрытые снегом, и закрывающие весь обзор вершины. Это сразу как-то охладило наш пыл и задор идти куда-то дальше. Какими смешными и нереальными нам сразу показались мысли о том, чтобы сегодня дойти до них. Поэтому назад мы возвращались уже с более трезвыми мыслями – действительно, чтобы подняться на них нам нужно будет потратить целый день, а может быть и больше! Но зато мы выяснили и узнали для себя, что эти горы, которые окружают нас вокруг лагеря и которые казались для нас сначала огромными – просто обычные предгорья! А настоящие серьёзные горы расположены дальше от нас по ущелью.

Прожив, таким образом, в горном лагере несколько дней моя жизнь, как и моих товарищей вновь вошла в привычное русло. Палаточная жизнь со всей её прелестью – сон не раздеваясь, пронзительный холод и сырые ботинки по утрам, каждодневное умывание и мытьё котелков в горном ручье с температурой воды около нуля, который начинался чуть выше нас по ущелью из тающих снегов в горах, уже не пугала своей новизной. Земля и горы вокруг нас незаметно покрывались тонким слоем свежего снега. Деревья, девушки и большие города с их неизменной спешкой, суетой и движением, наша такая родная и тёплая казарма с благоустроенной жизнью остались и существовали где-то очень далеко от нас, только в воспоминаниях. Вокруг нас везде были только горы и ничего кроме гор. Теперь весь окружающий мир казалось, состоит только из этих таких манящих нас своими вершинами гор…

И вот такой долгожданный день в нашей жизни наступил! С вечера нас заранее проинструктировали, что завтра наконец-то у нас будет первое восхождение! Подъём и завтрак будут организованы для нас раньше, чтобы мы могли собраться и выйти ещё затемно, так как идти придётся далеко. Вечером инструкторы зашли к нам в палатки для поднятия настроения и проверки готовности. То, что мы все были готовы они сразу поняли, и разговор больше зашёл о восхождениях. Я впервые от них узнал о том, что все альпинистские маршруты делятся на разные категории: 1А, 1Б и так далее, по возрастающей.

Самыми сложными из них являются – 6А(по вертикальной стене) и 6Б(с отрицательным наклоном) – выяснилось, что при определённых навыках даже по такой скале можно подниматься! И ночевать иногда на таких сложных восхождениях приходится прямо на скале – закрепившись и вися всю ночь на верёвке! Вот это да! Даже трудно это себе представить! Но нам всего этого можно не бояться – завтра на нашем маршруте такого не будет. «Быстренько за день сбегаем туда и обратно» – так своеобразно и кратко наш инструктор подвёл итог встречи. А после его ухода мы ещё долго не могли уснуть – все наши разговоры были только о завтрашнем восхождении.
 
Нас подняли утром задолго до рассвета. Ещё в полной темноте быстро покончив с завтраком, и постановкой задач наша рота, вытянувшись узкой цепочкой по тропе направилась вверх по ущелью. Я шёл в четвёртом взводе и в темноте ночи ничего перед собой не видел – только ноги впереди идущего курсанта. Темп шагов был очень высоким, дышалось трудно, разговоры стихли, все шагали молча, стараясь не растягиваться. Постепенно темнота стала рассеиваться начало светать и мне уже стали видны в ярких куртках наши инструкторы идущие впереди нашей причудливо изгибающейся чёрными точками цепочки. Примерно через час такого движения в середине ущелья сделали привал, на котором мы собрались все вместе.

 – Отсюда мы и начнём сегодня восхождение! – объявили нам инструкторы, внимательно обводя всех нас глазами.
 – Идём плотной группой! Не растягиваться! Те, кому станет плохо – сразу сообщать нам! Их будем спускать вниз с сопровождением! – по военному кратко и решительным голосом поставил задачу старший из них.

Мы все от этих слов притихли – вот сегодня, сейчас всё и решиться! Каждому из нас хотелось испытать себя, а иначе, зачем же мы тогда сюда приехали и так долго к этому готовились? Мы переглянулись с Сашкой и Тарасом, приободряя друг друга и по глазам каждого из нас было видно – дойдём! Даже если бы нам для этого пришлось тащить кого-то к вершине на себе! Мы никого не бросим!

После этого мы начали долгий и трудный подъём в гору. Я подкинул на спине вещмешок и гранатомёт, чтобы они удобнее лёгли на спине, взял в руку ледоруб и полный желания сегодня победить шагнул вслед за Сашкой в сторону вершины. До этого нас на занятиях научили альпинистскому правилу передвижения в горах – главное в этом деле стараться идти равномерно, хорошо дыша и вентилируя лёгкие, тогда сил хватает на большее время. А если сразу будешь рвать с места – быстро выдохнешься.

Вначале мы долго и изнурительно петляли по травянистому склону, меняя направления через каждые 50-70 метров. Идти было трудно – ноги соскальзывали с узкой тропинки по небольшому снегу на мёрзлой земле, и хотелось скорее подняться выше. Темп движения был очень высоким, и я, уткнувшись взглядом в ноги впереди идущего курсанта, думал только о том, чтобы от него не отстать. В ушах грохотало сердце, слышно было только своё хриплое, со свистом дыхание. Смотреть по сторонам было некогда. И только когда мы поднялись на отрог хребта и присели на коротком привале, я поднял глаза от земли.
 
Красота вокруг нас была действительно великолепной! Ослепительно белый снег, лежащий на горах блестел от яркого солнца, видимость с нашей горы уже была на десятки километров – вдали блестела вода озера Иссык-Куль с городом Рыбачье, а дальше были видны снежные шапки гор на противоположной стороне озера. И совершенно необыкновенная, давящая на уши непривычная тишина! Здорово, ничего не скажешь! Нашу вершину горы отсюда не было видно, но инструктора сказали, что часа через четыре мы на неё поднимемся.
 
Дальше пришлось идти по каменистым склонам. Это тоже оказалось не намного лучше – с трудом переставляя уставшие ноги и опираясь на ледоруб, постоянно приходилось спотыкаться о торчавшие камни, часто попадались участки с каменными осыпями, преодолевая которые было трудно удерживать равновесие, чтобы не упасть. Дышать с каждым метром подъёма вверх становилось всё тяжелее. Я заметил, что, даже стараясь набирать воздуха полные лёгкие – его стало не хватать. Обратив на это внимание, сразу вспоминаю из уроков химии в школе, что кислород в воздухе составляет всего 20 процентов и чем выше, тем всё меньше! Осознаю для себя, что до этого момента я дышал совершенно бестолково, бездумно и, не обращая на этот процесс никакого внимания. Вот теперь пришлось это оценить!

Многие стали уставать, начиная останавливаться, и наша цепочка стала растягиваться. От такого непривычного физического напряжения мне стало жарко, пот потёк по лицу и маленькими ручейками по спине. Несмотря на то, что вокруг нас были только камни и снег, я чувствовал себя как в хорошо натопленной бане. Хотелось сбросить куртку, свитер и остаться только в лёгком белье. От потери жидкости и обезвоживания организма жажда становилась всё нестерпимей!

Я для удобства перекинул за спину свой гранатомёт, чтобы освободить руки и при каждом удобном случае начал тайком зачёрпывать в горсть снег, отправляя его в рот – жажда была просто непереносимой! Так делали почти все, кто шёл рядом со мной. Почему тайком, потому что инструкторы перед восхождением нас строго-настрого предупредили о том, что как раз вот этого делать никак нельзя! Нужно терпеть! Иначе к вечеру сляжешь от ангины. Но, что будет со мной вечером, в тот момент меня не очень-то интересовало, сейчас главное – дойти! А всё остальное – не важно!

Рядом со мной тоже тяжело дыша «пыхтели» Сашка с Тарасом. И я, незримо чувствуя их поддержку, «тянул» с ними вверх. Когда же я оглядывался на них то видел, что не только я, а и они идут на пределе своих сил, выкладываясь по полной. Становилось очевидным, к четвёртому курсу у каждого из нас оформилось «чувство собственной гордости за себя» и я твёрдо понимал (просто уверен был в том), что любой из них скорее тихо умрёт, но никогда не признается в том, что у него больше нет сил! Мы все будем идти вверх «на силе воли» – просто с разной скоростью, но до полного изнеможения. Так шёл и я, с каждым своим шагом повторяя про себя:
 – Надо идти! Даже «через не могу»! Я должен это сделать! Вперёд-вперёд! Нужно терпеть! Нужно выдержать! Ведь каждый, даже самый маленький шаг приближает меня к вершине!

Увидев растяжку, наши инструкторы распределились вдоль цепочки и стали подбадривать нас словами. Странно, но когда я видел их спокойные и задорные лица, да ещё весёлые слова – становилось легче идти! У каждого курсанта расправлялись плечи, выпрямлялась спина, откуда-то появлялись скрытые силы, поднималось настроение и даже возникало азартное чувство – даёшь! Я вспомнил, что вот так же нас подгоняет майор Франчик перед финишем на кроссах. В тот момент, когда уже, кажется, у тебя совсем нет сил –  но, услышав его громкий крик «накатываешь» ещё, через силу.  Так было и здесь, плотно стиснув зубы каждый проходя мимо инструктора только молча улыбался ему в ответ, не находя сил, чтобы отвечать!

Поднимаясь вверх, таким образом, мы незаметно вошли в зону вечных снегов. И как изменился мир: теперь насколько хватало глаз, всё вокруг нас стало белым. Снег был везде – и такой удивительно-разный: твёрдый и плотный, лёгкий и пушистый, казалось, теперь весь окружающий нас мир состоит только из снега! В таком снежном плену совсем необычными стали казаться мне редкие торчащие из окружавших нас снежных склонов участки темных скал. Стало понятным, почему каждый из инструкторов захватил с собой солнцезащитные очки. Яркий солнечный свет, отражающийся от снега, слепил глаза, и поэтому нам приходилось щуриться, оглядываясь вокруг себя. От монотонных шагов и такого долгого огромного физического напряжения я потерял чувство времени – сколько мы идём? Час? Два? Три? Не знаю, да и не очень это сейчас важно! Главное – идти вперёд!
 
Мои внутренние размышления прервались очередным поворотом за здоровую груду камней – там я с радостью увидел перед собой сидящую всю нашу роту. Оказалось, в этом укромном месте инструкторы сделали очередной привал. Дойдя до всех, совсем без сил и даже не выбирая себе места, я просто упал, с кем-то рядом, закрыв глаза лицом в снег – у меня уже не было сил выставить руки перед собой. В этот момент у меня голове совсем не осталось никаких мыслей – ни радости, ни счастья, ни того былого чувства восторга, которое ещё было вначале восхождения. Не было сил даже смотреть по сторонам, восторгаясь красотой открывающихся пейзажей. Не того! Казалось, нет на свете такой силы, которая была бы способна меня сейчас поднять и заставить идти дальше!

Мне не хотелось ничего, кроме одного – только оставьте меня в покое и дайте время, чтобы спокойно лечь и умереть! Дышать трудно и я устал. В глазах было темно, давление наверняка зашкаливало за верхний предел, а в висках непрерывно выстукивали свою дробь молоточки – тук-тук-тук! Снег приятно охлаждал мне лицо, и я не торопился поднимать его из снега, используя это драгоценное время привала для того, чтобы немного «продышаться», глубоко вдыхая полной грудью. Так и лежал я несколько минут, чувствуя, что голова и тело налиты свинцом, пока не смог найти в себе силы, чтобы сесть. От огромной усталости и внутренней жары пот и тающий снег продолжал стекать у меня с лица, но не было сил и желания, чтобы смахнуть его. И вот эта картина мне почему-то очень хорошо врезалась в память – как горячие капли пота капают у меня с лица в белый снег, прожигая в нём маленькие чёрные дырочки! И их так много… А я сижу на плотном фирне и отупело смотрю на них. Моё сознание потеряло реальность происходящего – почему-то мне казалось, что я сейчас видел самого себя и окружающих меня людей как бы со стороны, как в кинотеатре.

 – Товарищи курсанты! Это последний привал! Всем приготовиться! Через десять минут выходим! Осталось чуть-чуть! Совсем немного нам остаётся до вершины! Она вон там и уже совсем близко! – откуда-то совсем из другого мира послышался мне бодрый голос нашего старшего инструктора. Я медленно и совсем без интереса повернул голову в ту сторону, куда он показывал рукой и поднял глаза, но за каменными грядами и снежными торосами ничего не увидел.
 
Ровно через десять минут мы встали и вновь двинулись вверх за инструкторами. И действительно, очень быстро после нашего начала движения склон стал более пологим, и нам от этого стало легче идти. И вот за очередным поворотом, подняв глаза мы увидели вершину горы! Она, такая манящая и зовущая к себе была рядом – от нас до неё оставалось всего несколько сотен метров. Но эти последние метры и оказались самыми трудными.

Снег здесь, ближе к вершине оказался очень глубоким и коварным: верхний слой был спрессован очень плотно, но он проламывался под весом человека в более мягкие слои, и его общая высота получалась выше колена. Я хорошо видел, как все наши инструкторы собрались впереди цепочки и шли первыми, меняясь между собой «проламывая нам тропу». В этот момент я в душе позавидовал им – откуда у них только брались силы? Вот молодцы! Чтобы мы здесь делали без них? Всем нам тяжело было даже просто идти по тропе, ведь при каждом шаге ноги по колено проваливались в снег, и он всем своим видом сейчас очень напоминал сыпучий песок. А они шли первыми!
 
Из-за такого снега темп подъёма сразу резко упал, и мы снова стали собираться вместе, подтягиваясь друг к другу. Оглянувшись на ходу назад, я вижу извилистую тропу с чёрными контурами курсантов – от слепящего солнца нельзя узнать, кто же это там отстаёт. Теперь мы все с нетерпением смотрели только вперёд, и в голове остался только один вопрос – сколько ещё осталось? Когда уже будет вершина? Все понимали – ещё несколько шагов, последние усилия и мы будем там.

Наконец закончился трудный участок, и наша тропа вывела нас совсем незаметно на последний пологий боковой хребет идущий к вершине. Здесь на вершине, ветер видимо сдувал весь снег, не давая ему лежать толстым слоем, и мы зашагали по едва прикрытым снегом камням совсем легким шагом. Вот теперь всем стало понятно, что мы совсем близки к вершине! И я, услышав радостные крики курсантов первого взвода, которые шли первыми, сразу догадался, почему они так радуются!

Через несколько минут, и мы присоединились к ним! Наконец-то! Я – дошёл! Я тоже смог! И пускай эта гора называется совсем не Эверест, К-2 (Канченджанга) или неприступный пик Коммунизма – наплевать, какая теперь к чёрту разница? Что это меняет? Это моя первая гора в жизни – теперь она для меня так и останется в памяти «моей первой горой»! Теперь мне со всей очевидностью стал понятен смысл всего альпинизма – это тихое и беззвучно-молчаливое соревнование между горой и человеком. Люди напротив горы. Кто – кого! И здесь, как и на соревнованиях по марафонскому бегу – победителями считаются все, кто смог пробежать такую дистанцию! И совсем не важно, с каким результатом – здесь главное, чтобы ты потом имел право гордо сказать – я смог!

Дикий восторг охватил меня! Все трудности связанные с восхождением, невзгоды и усталость мгновенно куда-то улетучились. Захотелось рассказать всем о пережитой совсем недавней многочасовой борьбе! Откуда только у меня взялись силы? Я тоже, как и все от переполнявшей меня радости кричал что-то, обнимался и жал всем руки и бурно радовался этому событию! Вот и найден ответ на вопрос – зачем альпинисты покоряют вершины?

А потом мы уставшие, но счастливые уселись рядом – Сашка, Тарас и я втроём радостно стали осматриваться вокруг. Удивительный вид окружал нас – сразу стало видно далеко на все стороны света. Мы все сначала с интересом вглядывались в ту сторону, где была Алма-Ата – с тайной надеждой: «Вдруг её отсюда будет видно? И мы увидим весь город и наше училище?» Но цепь из других высоких гор закрывала нам обзор в ту сторону. Совсем рядом и небольшие белые облака, кажется протяни руку и дотронешься до них!

А вид самой вершины меня немного разочаровал – такие же голые камни, едва покрытые снегом! Как же так? Мы так долго и трудно стремились сюда, а здесь-то реально ничего-то нас и не ждёт! А хотя с другой стороны своим умом я понимал – чего же я хотел здесь увидеть? От вершины я перевёл взгляд вдаль – вокруг нас молчаливо стояли освещённые ярким солнцем другие снежные горы: повыше нашей и пониже, и ещё перед нами во всей своей красе раскинулся Иссык-Куль! В это время вокруг нас стояло полное безветрие. Красота! Здорово! Эх! От всего этого вида просто захватывало дух! Только ради этой счастливой минуты стоило жить и «умирать» сегодня! От такого вида сразу забылись все трудности восхождения сегодняшнего дня – теперь нам предстоит спуск вниз, и верилось, что уж вниз мы как-нибудь спустимся.
 
В этот момент все курсанты нашей роты заспорили между собой на тему – всё-таки на какой высоте мы находимся? Я же сидел молча – мне совсем не хотелось вступать в эту дискуссию, да и не всё ли равно – на какой? Понятно, что это не самая большая в мире вершина, но она была особенной – это моя первая! Для меня было ясно одно, раз мы уже за линией нетающих снегов – значит выше 3500 метров, а насколько выше – уже не важно! Правда, потом мы уточнили у инструкторов и они убедили нас, что точная высота была больше четырёх тысяч метров.
 
Мы сидели рядом с тем местом, где собрались наши инструкторы, поэтому я невольно обратил на них внимание. Я уже давно приметил, что каждый из них по пути подобрал небольшой камень и нёс собой. Зачем? Только теперь мне это стало понятным, когда они все собрались возле небольшой каменной пирамидки сложенной на самой верхней точке горы. Каждый из них добавил в неё свой камень, а старший засунул куда-то в неё руку и достал оттуда маленькую баночку. Заинтересовавшись этим, я подошёл к ним поближе.

 И они мне охотно объяснили – оказывается, по альпинистскому правилу каждый, кто достиг вершины, должен на самом видном месте оставить свою записку с фамилией, датой и временем покорения вершины. А следующий, кто первым поднимется за ним, должен её забрать и показать другим, чтобы подтвердить своё и предыдущее восхождение, в свою очередь, оставляя на горе свою записку. Я этому поразился – так вот значит, как толково придумано! Здесь никак не схитришь! И точно – в банке лежала очередная записка. Её наш старший инструктор прочитал и аккуратно сложил куда-то себе в пуховик, а в банку положили нашу записку! (Значит и мою тоже!)

Когда все передохнули и было покончено со всеми формальностями, старший объявил нам о начале спуска. Назад уже все шли с радостным настроением – хоть уставшие ноги и двигались с трудом, но вниз, оказывается, идти намного приятнее! Когда мы дошли до крутого и очень длинного склона горы, полностью покрытого плотным снегом, мимо меня прямо по снегу на «пятой точке» с радостными криками стали проезжать счастливые курсанты первого взвода. Напрасно инструктора останавливали нас, говоря о том, что нужно спускаться организовано и так делать категорически нельзя – ведь можно наткнуться на камень в снегу и получить травму.

Но выбор между тем, чтобы долго и трудно шагать вниз по склону и очень быстро весело съехать по наезженному желобу – был очевиден! И я видя, как уже первые курсанты благополучно доехали до самого конца спуска, махнув рукой на всё, тоже плотно сжавшись в комок, крепко держа гранатомёт и ледоруб, поехал вслед за остальными. Инструкторы сразу поняли, глядя на нас, что их уговоры бесполезны и только весело и понимающе улыбались – ведь радость, после покорения горы переполнявшая нас была огромной.

Внизу все собирались, дожидаясь остальных, и уже дальше до самого лагеря спускались организованным строем. После позднего обеда, на котором я теперь хорошо понял, почему у нас здесь горный паёк – аппетит у всех после таких нагрузок был просто «зверский», наверняка я за такое восхождение потерял несколько «лишних килограммов», нам сегодня до вечера объявили выходной. Мы собрались в нашей палатке улеглись на матрацы, так ноги после такой нагрузки «просто отваливались» и все наши разговоры были только о сегодняшнем событии.

Каждый из нас припоминал какие-то свои мелкие подробности и впечатления. К нам зашёл наш инструктор, чтобы уточнить как у нас здоровье после перепада высот и в беседе с нами немного остудил нашу радость. Всем нам казалось, что мы сегодня сделали огромное дело. Но он объяснил, что это у нас было восхождение самой простой сложности. При этих словах мы сразу приуныли – как же это так? Вот это да! Ведь мы выкладывались на восхождении по полной программе и забрались на такую огромную гору, что даже сейчас у всех от напряжения гудят и болят ноги?
 
Оказалось, что высота горы в альпинизме совсем не главное – при оценке категории сложности учитывается количество забитых крючьев, протянутых верёвок, высота преодоления вертикальных скал и многое другое. А мы сегодня просто как он выразился – «прогулялись налегке и в своё удовольствие на горку!» Ничего себе оценка? Конечно, может быть с их профессиональной точки зрения, мы сегодня не забивали крючья и не шли со страховкой по перилам, но от этого победа для нас не стала меньше! Само осознание того факта, что и ты смог подняться на огромную гору осталось на всю жизнь. И хотя мне ещё много раз в жизни пришлось повторять подобные восхождения в составе разных групп – я до сих пор помню то, первое ощущение восторга!
 
После этого восхождения занятия у нас продолжились. Мы вновь стреляли на огневом городке и стрельбище, бегали на тактических занятиях, атакуя противника, но это уже было всё второстепенно. Главное, зачем мы приехали сюда, понял для себя каждый из нас. Горы – это особый мир, в котором ты должен стать своим. Чужаку и непривычному человеку здесь делать нечего. А мы уже здесь стали своими! Даже наш горный лагерь, который в первые дни после нашего приезда казался нам загадочным, чуждым и незнакомым стал теперь привычным домом. У меня тоже навсегда пропал тот первоначальный страх перед горами. Всё здесь стало ясно и понятно.
 
Были и ещё несколько других восхождений, но уже они у меня в памяти таких ярких впечатлений не оставили. Это был обычный тяжёлый труд на пределе физических возможностей несколько часов, потом немного радостных минут на вершине и спуск вниз, когда тебе кажется, что сил просто не осталось, но ты всё-таки идёшь, переставляя ватные ноги. Поэтому в альпинизме справедливо считается, что залезть на гору совсем не главное – самое трудное и главное – вернуться с неё.

Статистика неумолимо доказывает это своими процентами. И ещё, именно с того времени у меня на всю жизнь осталось уважение к людям этой профессии – альпинистам. Ох, нелёгкое, опасное и страшное это дело – стремиться всё время вверх! От них я узнал, что для каждого человека незримо существует свой «вертикальный предел» – это максимальная высота, на которую он смог подняться. Это очень хорошо понятно только тому, кто смог в жизни преодолеть себя и совсем не объяснимо обычному большинству людей, которые всю свою жизнь довольствуются лишь ползаньем и барахтаньем по горизонтали…

Наконец настал день прощания с горами. Мы буднично пожали руки нашим инструкторам – всё это происходило как-то очень просто и обычно. Никто не произносил прощальных речей, здесь такого не принято – махнули друг другу рукой и всё! До встречи! Так как будто совсем скоро вновь встретимся! В этом момент у меня в голове отчётливо всплыли последние кадры из кинофильма «Вертикаль» с Высоцким: серый день, перрон вокзала, по нему идут разные люди озабоченные своими проблемами и на фоне их он закуривает – и всё! Люди, которые были в горах одной командой, рисковали жизнью, преодолевали все трудности восхождения – спокойно расходятся. Финал! Дальше у каждого своя жизнь.

И вот ведь как точно в жизни получается: «Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал!» Лучше и не скажешь! Эта очень понятная строчка из песни абсолютная истина, которая есть в душе каждого, кто хоть как-то соприкоснулся с альпинизмом.
 
Когда мы смотрели из кузова автомобиля на удаляющиеся от нас теперь такие родные наши горы – все грустно молчали. Как много всего нового нам пришлось узнать и пережить здесь! Нет! Совсем не зря мы приезжали сюда, очень вовремя и потратили время с огромной пользой! Как много разных и полезных знаний дал этот выезд каждому из нас. Главное – мы поверили в себя и встречавшие нас дома горы в Алма-Ате, снежные верхушки которых постоянно окружали нас с одной стороны на горизонте, наполнились совершенно новым и особым смыслом. И теперь можно гордо показывать другим людям с осознанием дела, что не зря в дипломе Алма-Атинского общевойскового училища есть очень важная строчка специализации – горно-пустынная! (Разве такая запись может сравниться с всякими другими – лесисто-болотистыми и им подобными?) А вот что реально стоит за этими словами мы хорошо поняли здесь – училище готовит настоящих офицеров-мотострелков способных воевать в горно-пустынной местности. А разве можно так же «преодолеть себя» бродя по ровным полям и лесам?


      АЛМА-АТА. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ОСЕНЬ-ЗИМА. НОВЫЕ
      ВПЕЧАТЛЕНИЯ ОТ КАФЕДРЫ МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА.

Вернувшись после горного лагеря в своё родное училище, мы как будто на фантастической машине времени вновь возвратились в реальность. Там были одни и все равны между собой, а здесь сразу стало понятно, что мы уже на четвёртом курсе. В Алма-Ате уже в полную силу стояла зима. В этот год она получилась снежной и холодной, как будто зима захотела вновь напомнить нам, чтобы мы не очень-то расслаблялись.

 Снег очень часто шёл ночами и его сразу же убирали – он высокими и ровными «военными» сугробами покрывал землю на газонах. По утрам, неспешно выходя на зарядку, мы снисходительно смотрели на «умирающих» на плацу первокурсников и по душе разливались приятные мысли – сынки, вы ещё поживите в училище с наше! И не надо так завистливо на нас смотреть! Для нас это уже пройденный этап в жизни. Когда-то очень давно и мы так же чистили этот безразмерный плац, с завистью глядя на гордо и неспешно вышагивающих выпускников!
 
Нас не было в училище всего месяц, а кажется, прошёл почти год. Как всё здесь нам уже знакомо! И всё здесь стоит на своём месте и ждёт нас – казарма, столовая с нашей неизменной официанткой – «тёщей», клуб, спортзал, кафедры с преподавателями, по которым мы успели соскучиться за это время! Вместе с нашей родной комфортной казармой вновь вернулась и та реальность, от которой мы немного отвыкли в горном лагере – наряды по роте. Мы сразу вспомнили, если у нашего ротного с утра было плохое настроение – то только держись!

Тогда с дневальным у входа обязательно проводится унизительная и воспитательная беседа «в сильных» выражениях на тему уставного ношения формы, правильного отдания воинского приветствия или просто – нехорошего, по его мнению, «выражения лица». Свою нотацию и пылкую речь он ещё сопровождает ритмическими взмахами руки – вставь ему туда кепку, ну просто вылитый Ульянов-Ленин на броневике. Бывало, орёт и разойдётся не на шутку – минут на десять!
 
От такого «пропесочивания» сразу одновременно хотелось провалиться под землю к нашему вероятному противнику и попросить у него политического убежища. Или ты просто обязан был бы как настоящий самурай сделать себе харакири… Но слава богу мы японцы! Но что поделать? Поэтому только и оставалось стоять и молчать, мысленно посылая нашего ротного в широко известном направлении, но при этом как попугай отвечать на все вопросы: «Так точно, товарищ капитан!»

Дежурному по роте тогда тоже доставалось! И горе было тому дежурному, у которого найдут недостатки. Всё начиналось с лестницы, а лестница, по его мнению – вообще было самое святое место в нашей роте, она всегда должна сиять и блестеть! Такими же «святыми местами» было каменное и деревянное фойе. (Для меня это всегда оставалось неразрешимым вопросом – почему туалет с умывальником или комната для чистки обуви сюда не попадали? Но не будешь же этот вопрос уточнять у самого ротного?)

У нас даже в роте примета была такая. Наша народная. Если ротный с утра на дежурного по роте орёт из-за лестницы и фойе, значит настроение у нашего командира – не очень и лучше ему на глаза лишний раз не попадаться! Потому что наряды в это время «раздаются» налево и направо с невиданной щедростью. Но потом, честно говоря, он быстро успокаивался – так, как будто у него в голове переключали какой-то невидимый для нас тумблер.

В первый же день я нашёл своего земляка по Чимкенту Генку Саулиса, и он мне «доложил» все последние новости «чимкентского землячества» за последний месяц. Больших и крупных проблем не было, а с мелкими и текущими он и сам лихо справлялся, проявляя свой организаторский талант. Как-то так по жизни получалось, что все наши земляки-курсанты негласно считали его моим заместителем по всем вопросам. Ведь это так повелось ещё с абитуриентской поры – он и там был моим заместителем по камере хранения, и место сбора земляков всегда было у него комнатке.
 
И вновь я поразился одному своему интересному наблюдению. Когда мы радостные впервые зашли в столовую и здоровались с нашей официанткой, она тоже была нам рада, как-то по-женски с доброй улыбкой встречая каждого из нас. А я в этот момент пронзительно подумал про себя: «Ведь она работает с нами уже четвёртый год, и за это время хорошо узнала каждого из нас – все мы много раз ходили дневальными, помогая ей в столовой, и мы все для неё стали как бы её большими детьми.

 И она в свою очередь для нас тоже стала вроде одной доброй общей мамы, которая всегда накормит, даже если ты придёшь позже всех. Но через полгода мы выпустимся и вместо нас придут другие. А она так и останется, и уже будет работать с ними…» Такова жизнь! Смена поколений. Одни пройдя весь трудный путь, длинной в четыре года уходят, а им на смену приходят другие – совсем зелёные юноши. Теперь мне почему-то совсем не верилось в то, что когда-то и мы были такими же.
 
После месячного перерыва наши занятия на кафедрах продолжились. Мне почему-то мне очень ярко из четвёртого курса запомнились занятия на кафедре марксизма-ленинизма. Само здание кафедры было расположено в типовом бараке и находилось в самом дальнем уголке училища. Все преподаватели здесь были офицеры-политработники, которые явно отличались от боевых офицеров работающих на кафедрах тактики и огневой. Лекции по предмету марксистко-ленинская философия проводил сам начальник кафедры. Я к своему большому сожалению уже не могу вспомнить его фамилию среди всех преподавателей в своём выпускном альбоме.

 Единственное, что я хорошо и на всю жизнь запомнил – он был полковником и кандидатом философских наук. И свой предмет знал, что говориться «как свои пять пальцев»! В общем, проще говоря, он мог нам хитро «заплести мозги» по любым направлениям нашей экономики, политики и строительства коммунизма.  Возражать ему было очень трудно – на все наши вопросы он давал такой объективно-правильный ответ в разрезе марксистко-ленинской теории, что всё сразу становилось очевидным. И по его словам так выходило – ещё пару-тройку, ну максимум десяток лет и коммунизм наступит на всей планете! Конечно, нам тогда в это верилось слабо, но все годы обучения в училище его фанатичная убежденность в неотвратимую победу коммунизма была для нас примером.

Но запомнился он нам ещё несколькими своими «загибами». Первое –  он уже где-то сразу на первых лекциях обмолвился, что закончил не политическое (как мы все могли бы подумать, глядя на него!), а настоящее командное, как мы – зенитно-прожекторное училище! Это заявление нас сразу же настроило на весёлый и несерьёзный тон: «Какое, какое училище? Зенитно-прожекторное? Это что ещё за военное училище? Как мы? Да кто ты такой, чтобы равняться на нас?» Гордость за себя, за родное училище и за всех мотострелков страны – переполняла в то время нас до краёв.

 В наших головах такая мысль совсем никак не укладывалась – если ты не мотострелок, разве можно равняться на нас? Это смешно! Разве кто-то может сравниться с нами – основой сухопутных войск? Мотострелки – всегда главные среди всех! Если мы даже не признаём себе равными «ближайших к нам» – танкистов, артиллеристов, то как смеет какой-то несерьёзный «прожектор» заявлять, что он тоже, как и мы – командир?

В итоге у нас в роте всеми курсантами было решено между собой называть его не иначе как – «фонарь» или «плафон». И вот по этому слову он нам и запомнился.
Второе – почему-то у него была своя, совсем непонятная для нас странность, даже фанатичная вера. Он почему-то сам в это очень серьёзно верил и многократно повторял для нас на лекциях свою «изобретённую им мудрость»:

 – Товарищи курсанты! Марксистко-ленинская философия – это самая главная наука в вашей жизни! Без неё вам никак не обойтись, особенно в войсках! Вот вы скоро окончите училище и придёте в мотострелковый полк. Начнёте представляться командиру роты, и хороший ротный вам сразу задаст первый и главный вопрос: «А скажите товарищ лейтенант, какая у вас была оценка по марксистко-ленинской философии?» И если вы ответите – тройка, он сразу поймёт, что вы никчемный человек и с вами нельзя иметь никаких серьёзных дел. И с первых дней к вам будет соответствующее отношение. Отсюда, по его словам всем нам нужно сделать вывод – с такой оценкой в мотострелковом полку лучше сразу «тушить свет» – вешаться или ложиться помирать. Другого и не дано. И причиной всему будет – тройка по основному предмету!

А для нас, уже прошедших стажировку в войсках и немного разобравшихся в том, как там реально обстоят дела и прекрасно осознающим, что для нас основой обучения в училище являются тактика, огневая, эксплуатация и способность навязать подчинённым свою волю – это было дикостью! Какая-то совершенно научная фантастика из совсем другого мира! Что за чушь и бред сумасшедшего? Откуда у него появились такие глупые мысли? Я лично про себя после таких его слов подумал:
 
 – Неужели мне действительно в войсках может попасться такой идиот ротный? Чего-чего, а вот я бы не хотел попасть к такому дебилу-командиру, который бы оценивал мою работу по предмету философия! Что же это выходит – если не умеешь стрелять, командовать людьми, проводить занятия, но при этом хорошо знаешь последние выступления уважаемого товарища Цеденбала (популярного тогда лидера захолустной братской нам Монголии) – тебе прямая дорога в генералы? Что-то как-то очень слабо вериться в это!

 Примерно такие же мысли были и у остальных курсантов, но мы их держали при себе – ведь не будешь же спорить на эту тему с преподавателем? А он пусть так и остаётся инопланетянином со своим мировоззрением.
Сами лекции проходили в огромном классе, где сразу помещались все взвода нашей роты. Каждый взвод в аудитории занимал строго определённые ряды, и поэтому преподавателю сразу легко можно было определить из какого взвода курсант.

В жаркое летнее время от такого количества курсантов буквально через несколько минут в аудитории становилось душно, даже при открытых окнах. Сидеть было невозможно, но мы мужественно «парились целую пару», чувствуя как пот выступает на лбу и течёт по спине. Хочешь не хочешь, а сон в такой обстановке наваливался очень быстро, буквально через десять минут после начала занятий. А ещё этому очень способствовала манера преподавателя читать лекцию. И самым главным здесь было не уснуть раньше времени, чтобы не залететь, а необходимо терпеливо выждать определённый промежуток – пока преподаватель не увлечётся!

А читал он лекции на редкость оригинально! Начинал он как обычно – проверка людей, кого нет, отметки в журналах, тема и вопросы занятия. И потом переходил к самому главному – раскрытию темы. Свой предмет он знал превосходно, и поэтому ему не нужно было прибегать к помощи конспектов. Мне почему-то так казалось, что он мог фанатично цитировать книги Ленина, Брежнева и многих других прямо из головы целыми страницами. Что он и делал целую пару. Лекции он читал, как пел – на одной тональности, не прерываясь ни на минуту, журча как ручеёк.

«Бу-бу-бу, марксизм, жу-жу-жу, ленинизм, бу-бу-бу, как сказал классик…» – доносится до нас его монотонная речь. Он говорит, говорит, говорит, практически без пауз и перерывов, стоя за кафедрой, поднимая голову к потолку и закатывая глаза. И вся его поза очень напоминает поющего соловья или глухаря в брачный период. Стоит, голову запрокинул, соловьём заливается, лицо такое одухотворённое, речь плавная и усыпляющая. С этого момента он сам по себе, ну мы соответственно. Ну всё! И мы понимаем – наступил тот, главный момент, о котором мы все мечтаем с первых минут лекции – теперь уже можно «отключаться»!

Дальше каждый из нас занимается своим делом – кто-то сидит, лениво делая ручкой пометки в тетради, кто-то просто отдыхает, думая о чём-то своём, другие спят или пишут письма. В такой обстановке рука сама тянулась начинать письма строчками из солдатского юмора: «Пишу тебе письмо любимая на сапоге убитого товарища…  или  …в то время пока дописываю для тебя эти строки жаркая струя напалма уже давно прожгла мне шинель и я дымлюсь, но не обращаю на это внимания – есть ещё пару минут…» И так до самого конца занятия. Очень хорошая и полезная для отдыха пара.

Но однажды нас всех развеселила одна история, которая произошла в летнюю пору. Шла лекция, жара, всё как обычно – преподаватель уже давно что-то монотонно бубнит сам по себе, глядя  в потолок, а мы – каждый занимаемся своими делами по интересам. Я тоже сижу и, глядя в раскрытое окно, мысленно нахожусь далеко-далеко отсюда, думая о чём-то своём – ведь за окном прекрасная погода, карагачи покрыты мелкими зелёными листочками, поют птички, хочется на волю из этого душного класса, но делать нечего – мне нужно сидеть и терпеть.

Вдруг в такой полной тишине со стороны первого взвода раздаётся громкий и смачный храп. Чутко уловив этот какой-то необычный звук, преподаватель опускается с небес на землю и начинает внимательно вглядываться в ряд столов первого взвода, выискивая нарушителя с удивлённо-обиженным выражением лица.
 – Товарищ курсант! Встаньте! – грозным голосом произносит он, ещё не сфокусировав свой взгляд на ком-то конкретном.
 
Мы все тоже сразу напряглись, отвлекаясь от своих дел. Мелькнула мысль о том, что курсант успеет проснуться, замолчать и затаиться, чтобы его не зафиксировали. Но я со своего места хорошо вижу, что по этой команде в первом взводе никто не встаёт, а громкий храп продолжается.
 – Товарищ курсант! Я вам говорю. Встаньте! – вновь повторяет преподаватель, уже срываясь на крик. Теперь уже соседи открыто толкают курсанта в бок, и он вскакивает, глядя спросонок на преподавателя и непонимающе хлопая глазами. Он догадывается о том, что наверняка виноват, но в чём пока не может врубиться.

 – Как вы могли? Позволить себе так по-хамски себя вести? Как вы вообще могли уснуть на таком интересном занятии? Это же марксистко-ленинская философия, которая вам так будет необходима в будущем! А дальше уже идёт по хорошо нам знакомой и наезженной дороге – придёте в войска... И там вас командир роты спросит… и  пошло-поехало… минут на пять!
 
В аудитории стоит мёртвая тишина. Все затихли в ожидании продолжения. Стоящий курсант тоже стоит молча, в душе осознавая своё преступление, наконец, преподаватель заканчивает монолог, обличающий преступника словами:
 – Товарищ курсант! За такую наглость, как сон во время лекции по марксистко-ленинской философии, да ещё когда её для вас читает лично сам начальник кафедры, я удаляю вас с занятия. И доложу об этом вашему командиру роты. Покиньте аудиторию!

В этот раз курсант, как это обычно всегда бывает, почему-то не спешит покинуть класс. А даже наоборот, он наклоняется и зачем-то лезет под стол. Все остальные курсанты роты с интересом, привставая из-за своих столов, начинают вглядываться происходящее. Наконец до всех доходит, что там происходит. Оказалось, что перед тем как «отъехать в сон» он заранее под столом снял сапоги, портянки и аккуратно обернул их на голенища сапог. И он всё это время, пока его воспитывал преподаватель, стоял босиком! А преподаватель этого со своего места не видел и только сейчас он начинает это понимать.

Вот это сверхнаглость!!! Этим он окончательно добивает преподавателя. От увиденного тот – аж захлёбывается, теряя дар речи! Вот это да! Целый полковник здесь распаляется, тратит время, воспитывая «немного приспавшего» курсанта, взывая к его совести, а тот вообще, устроился здесь, по полной программе – как на сочинском курорте!
 – Как ваша фамилия, товарищ курсант? Я вам официально заявляю, что выше тройки вы по моему предмету на экзамене никогда не получите!

Конечно, после этой истории его долго «прорабатывал» в канцелярии наш ротный и он отстоял несколько нарядов. Но запомнился мне этот случай ещё тем, что этого курсанта потом до самого выпуска все в нашей роте так и прикалывали: «Ну что? Вот придёшь в роту и тебя сразу спросят – а какая у тебя была оценка по марксистско-ленинской философии? Тройка! И всё – конец твоей карьере. Так и будешь всю свою жизнь взводным! А всё, потому что имеешь три балла по самому главному предмету в училище». И смех, и грех – одно слово!

Кроме этого предмета на кафедре марксизма-ленинизма были ещё и другие хорошо мне запомнившиеся. Один из них назывался ППР – партийно-политическая работа в войсках. Речь шла о том, как проводить комсомольские и партийные собрания, правильно руководить, подбирать и обучать актив, а остальное я уже плохо помню, но вот преподавателя и экзамены по нему хорошо запомнил. На нашем курсе вёл этот предмет подполковник Шарапов. Всем своим видом он никак не вписывался в дружный и высокоморальный коллектив преподавателей с этой кафедры.

 Мало того, что он сам был ростом под два метра, крепко скроен, обладал низким командным басом, он ещё любил «употребить», даже позволяя себе в таком виде проводить занятия. Правда, нам по его красному лицу всегда это было трудно определить. И всем своим грозным видом и рыком он скорее напоминал нам преподавателя с кафедры тактики, огневой или физической подготовки, чем политработника. Да и моральный облик его особо не блистал. Подполковник любил женщин, чего, кстати, никогда и не скрывал. Бывало, на своей лекции по ППР такое загнёт нам про женщин, что хоть стой, хоть падай!

А запомнился он нам тем, что мог на лекции или семинаре спокойно брать в одну руку томик В.И.Ленина! «Вроде бы в этом нет ничего удивительного!» – скажете вы и будете правы. Но всё дело в том, что руки у Шарапова были удивительного размера! Это были не просто ладони, а две наши вместе – настоящие молоты или кувалды! Да и сила в них чувствовалась необычайная – мне всегда так казалось, что он ими любую лошадиную подкову запросто разогнёт. Его пальцы, напоминающие сардельки могли спокойно ухватить сзади весь толстенный том со всех сторон и ещё загибаться на обложку с лицевой части! И когда он брал в эту свою лапу один из многочисленных томиков Ленина, картинно потряхивая им, то этот сборник на наших глазах превращался в записную книжку или вообще в маленький блокнотик!

Это у всех нас вызывало восхищение. Вот это да! Вот это грабли! Да таким кулаком, если сверху со всего размаху стукнуть по голове – точно с одного раза по пояс в землю зароешься! Но сколько мы все не пытались у себя в роте на полном собрании В.И.Ленина, которое находилось в ленинской комнате повторить подобный трюк – ни у кого даже близко не получалось. Сразу становилось понятным – бесполезно! Куда уж там нам с ним тягаться!
А ещё Шарапов любил, читая нам лекцию таким образом поднять очередной томик так горячо любимого нами В.И.Ленина и держать его, потряхивая им, несколько минут над головой. В этот момент он мне почему-то очень напоминал какого-то святителя или испанского конкистадора с библией. Всем своим видом доказывающий тупым индейцам Америки, что для них лучше поверить в бога и библию, а не то им в дальнейшем придётся очень плохо. После такой недолгой демонстрации и пояснения, что эта книга является для нас первоисточником, наступал наш самый любимый момент, которого мы уже все ждали с первых минут его лекции.
 
Вдруг он со всего размаху и со страшным эффектом, с высоты поднятой над головой руки, резко и с силой опускал книгу на стол! Так, как это обычно делают, когда бьют мух на нём! Короче прямо на наших глазах он совершал страшное кощунство и богохульство – громко припечатывал нашего Володю (на обложке был выдавлен его облик), мордой об стол! А мы сидим и тихо про себя радуемся – здорово он его! Картина конечно ярко запоминающаяся! Стоит преподаватель, в руке труды великого и вечно живого вождя всех пролетариев, что-то правильное и в тему говорит про него, а потом со всего размаху – шлёп книгой о крышку!

И так он проделывал несколько раз во время лекций или семинаров. При таком ударе у всех курсантов пропадало сонное настроение и ещё возникало какое-то двойственное чувство. Может быть п\п-к Шарапов его (В.И.Ленина) так любил и вот таким способом выражал свои чувства? Или наоборот – до такой степени ненавидел, что это доставляло ему удовольствие? Не знаю, этого я для себя так и не понял до самого выпуска. Наверное, всё-таки любил, но вот такой, странною любовью.

Но вот что было самым странным – с трудами других «великих людей»: К.Маркса, Ф.Энгельса, нашего летописца Л.И.Брежнева и других теоретиков и практиков нашего светлого будущего он так не поступал.
Сами занятия по ППР проходили спокойно и продуктивно. Он сам говорил нам, что записывать, а где можно просто слушать. Мог ради шутки или просто из-за желания повеселиться, «немного путать» фамилии курсантов, переделывая их на свой лад или добавляя какие-либо окончания. При этом он, сидя весь красный и видимо «приняв на грудь» водил пальцем по взводному журналу, шутил с таким серьёзным лицом, что нам самим иногда трудно было понять это шутка или он просто путает наши фамилии.

Запомнился мне и экзамен по этому предмету. Сдача была организована у нас в роте. Для этого мы как это обычно бывает, подготовили свой класс – скатерть, ваза, цветы… Но в этот раз ещё приготовили и «секретное оружие», о котором заранее предупредил нас сам наш взводный и лучшие люди накануне экзамена «расшибали себе лоб», гоняя по городу в поисках этого дефицита.

Сама сдача экзамена на четвёртом курсе была организована по нашей обычной схеме – на все билеты у нас уже были заранее написанные шпаргалки. За это отвечали сержанты – организатором всегда был Витя Быков, а за конкретный экзамен отвечал всегда кто-то из командиров отделений: Сашка Руденских, Мишка Серёгин или Эдик Шварц. Каждый из нас должен был во время подготовки к экзамену хорошим и чётким почерком написать ответ на один или несколько билетов. Отказаться писать или написать плохо было невозможно. Иначе тебе потом твои товарищи доходчиво и в доступной форме объяснят, что ты неправ. Все ответы сосредотачивались в одном месте.

И задача очередного входящего для сдачи курсанта была громко назвать номер своего билета, и занести «шпору» предыдущему, а при удобном случае незаметно передать её. А вся «звёздная роль» нашего командира взвода ст. л-та Михайлова на экзамене сводилась к тому, чтобы он вроде бы своим бесцельным хождением по классу должен был закрывать обзор и отвлекать преподавателя. А ты уже при такой системе сиди спокойно – и жди! И следующий курсант занесёт тебе твою шпаргалку.
 
Но история не об этом. Наш взвод сдавал ППР одним из последних в батальоне. Шёл уже восьмой день непрерывной череды приёма экзаменов. Преподаватель принял экзамены у семи взводов, и по нему видно было – он сильно устал и приём экзаменов ему даётся с трудом, весь его внешний вид желал лучшего! Но он мужественно делал свою работу. Начался экзамен, как обычно – зашли первые курсанты, взяли билеты и начали готовиться. По виду п\п-ка Шарапова видно – ему сейчас совсем не до нас.

 Преподаватель, скучая, сидит за столом в тишине и ждёт, на нём – скатерть, ваза с цветами, две бутылки с лимонадом, стаканы и на самом видном месте – открывалка. А самое главное – в столе! Там его ждёт бутылка холодного пива! Заходит наш Михайлов и очень тихо, на ухо «доводит до него необходимую информацию». Суровое, угрюмое и грустное лицо преподавателя мгновенно сменяется радостью – ну так вот это в корне меняет всё дело!

В этот момент первый курсант взвода выходит и начинает стоя перед ним отвечать на билет. Преподаватель, даже не дослушав его до середины ответа, жестом своей огромной ладони сверху-вниз «гасит его», останавливая на полуслове. Сам при этом косит глаз и смотрит в листочек, заботливо подсунутый ему нашим взводным, на котором указано какую оценку желательно нужно поставить каждому курсанту. Так сказать – «взводный прайс-лист». Берёт в руку ручку, но она никак не хочет попадать в нужную строчку в зачётке.

 Понимая, что у него «немного сбился прицел» он достаёт бутылку, на которой заранее заботливой рукой нашего Антонова (ответственного за боеприпасы) наклеена бутафорская этикетка от лимонада. Ловко её открывает, наливает стакан, залпом и с удовольствием его выпивает, следом второй уже чуть медленнее. И это всё проделывает под столом.
 
Потом встаёт, и абсолютно не обращая на нас никакого внимания (а мы в этот момент быстро начинаем прятать от него свои шпоры), подходит к окну и жадно закуривает! Всю сигарету он выкуривает буквально за две затяжки – ещё бы, такой здоровый детина! Ну, теперь всё – вроде бы пришёл в рабочее состояние! Спокойно возвращается и садится за свой стол и уже твёрдой рукой в нужном месте выводит оценку. В это время курсант Антонов, в роли ловкого официанта, незаметно появившись в классе с перекинутым через руку полотенцем, производит замену «стеклотары». Это была его самая «главная роль» на экзамене – незаметно убирать пустые бутылки, и следить чтобы у преподавателя всегда стояла полная, тут же мимоходом, движением фокусника докладывает на край стола новую полную пачку сигарет, и экзамен дальше идёт своим чередом.
 
Но на этом история не с экзаменом по ППР не закончилась. После того как преподаватель объявил нам оценки, наш командир взвода приглашает Шарапова в каптёрку «выпить чаю» – ведь уже как раз подошло время обеда! Буквально через полчаса подполковник выносит обмякшего нашего ст. л-та Михайлова за подмышки и таким макаром сопровождает его до канцелярии. А сам так бодренько, помахивая портфельчиком и не теряя уважения, лёгкой походкой покидает нашу казарму! Что тут добавить! Никаких обид. Нормальный он был мужик, наш подполковник Шарапов, как человек и как преподаватель. Наверняка он свом умом понимал, что нам такая муть, вроде его предмета, даром была не нужна, но мы её учили – а что сделаешь, если она есть в программе?

Ещё у нас на четвёртом курсе был предмет политическая экономика. Что конкретно там учили, уже плохо помню, но вот несколько организованных экскурсий по нему хорошо остались в памяти. Я так понимаю, цель этого предмета была показать нам передовые социалистические предприятия. И как всегда убедительно доказать нам, что мы быстрыми и уверенными темпами хорошо строим коммунизм. Таких экскурсий было несколько: на Бурундайский кирпичный завод, станкостроительный завод и откормочный комплекс по выращиванию бычков.

Первая – на кирпичный завод, меня здорово удивила. До этого момента в своей жизни, я ещё никогда не был ни на одном заводе. Конечно, я видел много кинофильмов, где показывали сюжеты про заводы, фабрики и шахты. Но то было кино, а чтобы вот так, как говориться своими глазами – нет. И поэтому мне здесь всё было интересно и в новинку. Сам завод поразил меня огромной территорией – здесь было несколько вспомогательных зданий и одно самое огромное. Это и был сам цех по производству кирпича.

Самое интересное для нас было в том, что завод продолжал работать, все рабочие находились на своих местах и спокойно, не обращая на нас никакого внимания, делали свою работу – это был обычный рабочий день. А мы, всей ротой двигаясь медленно и постепенно, начали с огромных куч песка, глины и ещё чего-то дошли до самой конечной точки – склада готовой продукции. И на каждом этапе человек, проводящий нам экскурсию и работающий на этом заводе, нам всё довольно толково рассказывал и показывал. Это было здорово и понятно!

 Конечно, здесь всё нас поражало. Сам завод был построен по последнему слову техники – никакого ручного труда, везде механизация, а люди только контролируют процесс изготовления. Интересно было видеть как из огромного цеха, где в определённой пропорции смешивали все нужные компоненты, тонкой лентой выходила сырая глиняная смесь, из которой формировались кирпичи. Причём это были не обычные, такие к которым мы привыкли с детства, а тогда только-только появившиеся новые, ещё необычной формы – чуть большего размера и со многими дырочками внутри. После этого они на специальных планках ехали в сушильную печь, затем на обжиг и на выходе из грязной массы, которая была вначале, получались красивые и радующие глаз оранжево-жёлтые кирпичи.
 
Всё здесь было хорошо и здорово, но в самом начале экскурсии Тарас подозвал меня к себе и показал на жестяную табличку, приклёпанную к какому-то агрегату. На ней чётко и ясно было выдавлено – «изготовлено в ГДР». Вот тебе раз! И опять у меня в голове всплыли слова моего отца о том, что мы все мало-мальски передовые технологии покупаем за рубежом, и вновь он оказался прав – самим-то спроектировать и построить такой завод слабо. Опять купили у кого-то, кто оказался поумней нас. Да и не было бы так обидно, а то у какой-то ГДР! Да как мы лихо фашистской Германии в 45 году морду набили! Нам говорят, что там при этом всё разрушили, а новая братская страна ГДР, возникшая на этом месте, уже гляди-ка вон что – уже заводы научилась делать! От такого открытия у меня первый восторг от всего увиденного на заводе, конечно немного смазался.
 
Да всё я своим умом понимаю – на лекциях объясняли! Кирпичные заводы для всего социалистического лагеря делает ГДР, электрокары Болгария, консервированные фрукты Венгрия, а легковые машины и самолёты СССР. Красивые это слова – СЭВ, социалистическое разделение труда, интеграция, кооперация и обмен технологиями, но как-то от этого в душе становилось неприятно.
 
Вторая экскурсия на огромный и передовой откормкомплекс, располагающийся недалеко от Алма-Аты, тоже навела меня на некоторые мысли. До этого момента я тоже этой стороной жизни как-то близко особо не интересовался. Откуда берётся мясо, которое мы едим, и кто этим занимается? Конечно, общую картину я себе представлял – кто-то и где-то в нашей стране выращивает животных, а потом из них получается мясо, колбаса и консервы. Но вот так близко – ещё никогда.

 Единственные воспоминания, связанные с мясом, которые я хорошо запомнил, у меня были связаны с Алма-Атинским холодильником, где впервые поразился огромному количеству замороженных туш. А теперь нас привезли на передовое предприятие – лидер социалистического соревнования. Комплекс был расположен в чистой степи – куча огромных ангаров, внутри которых в специальных клетках находилось, казалось бесчисленное количество бычков разного возраста.
 
Здесь тоже нам провели экскурсию, ознакомив со всеми передовыми технологиями. Научно разработанное питание и подача его на лентах транспортёров в цеха, механизированная очистка помещений, мойка животных и многое другое. Многие вопросы для меня стали открытиями, о которых я раньше совсем не задумывался. Выяснилось, что в сельском хозяйстве бычки и коровы содержаться всегда отдельно. Коровы – на молочных фермах, чтобы получать от них ценное молоко, а  бычки – только вот так, просто на мясо. Поэтому всем нам из-за мужской солидарности с ними, стало как-то обидно. А самым запоминающимся здесь для всех остался этот поразительный запах – смесь силоса и комбикормов.

Он окружал нас везде, ощущать его мы начали даже издалека, ещё на подъезде к этому комплексу. И опять я обратил своё внимание на то, что всё здесь было закуплено и смонтировано какими-то «капиталистами», вот только уже не помню какими. Опять мне после этого посещения стало обидно и грустно за нашу страну и технологии, вспомнились слова моего отца – что же это такое? Так получается, что все наши лучшие и передовые предприятия точно закупаются за границей? А где же что-нибудь наше поражающее воображение?

И только моя третья поездка – на Алма-Атинский станкостроительный завод меня наконец-то как-то немного успокоила. Вот это реально наше – социалистическое предприятие! Оказалось этот завод располагается рядом с нами, за остановкой ВАЗ, на которой мы уже много лет делаем пересадку на автобусы идущие к нам на 70-й разъезд. Сколько раз я проезжал мимо него и даже видел из окна автобуса корпуса его цехов, но совершенно не задумывался об этом – что же это такое? В один из рабочих дней мы всей ротой приехали сюда на свою экскурсию. Здесь всё было организовано так же как на кирпичном заводе. Нас встретил человек с завода и провёл по всей территории, начиная с «горячего цеха» до самого склада готовой продукции.

Рабочие в цехах совсем не обращали на нас никакого внимания, занимаясь своими делами, но всем хорошо было видно, как из железных заготовок постепенно вырисовывались контуры разных станков – в основном токарных, фрезерных и ещё каких-то которых я даже не знал названия. Вот здесь для меня всё увиденное показалось очень интересным.
 
В «горячем цехе» – поразила жара, ярко-красный и ослепительный свет метала и раскалённые брызги во все стороны, когда его разливают в формы. В токарных и штамповочных цехах – запах металла, горячей стружки и многочисленные детали к станкам, отсвечивающие чистыми поверхностями, они здесь были везде: на стеллажах и тележках ровными рядами лежали разные валы, шестерёнки и много разных других, назначение которых было непонятно. А самым впечатлительным оказался сборочный цех – здесь нам хорошо становилось видно, как из различных частей собирается что-то очень понятное – настоящий станок!

Пройдя дальше, в упаковочный цех я наконец-то с тайным удовлетворением для себя увидел, как на упаковочных досках, в которые помещали станки, женщины набивали через трафарет надпись – сделано в СССР! При этом она была на двух языках – русском и английском. Нам тут же пояснили, это делается, потому что часть продукции завода поставляется на экспорт в разные страны мира. Ну, вот наконец-то! Гордость за себя и нашу страну переполняла меня через край. Я впервые остался доволен этой экскурсией – значит где-то, за пределами нашей страны, в какой-нибудь далёкой стране Боливии или Греции кто-то прочитает эту надпись и жестяную пластинку, приклепанную на станок. Тут уж совсем неважно, что они не буду знать про Алма-Ату, ведь СССР – единая страна! Но мы-то знаем!

Вот такие экскурсии заставили меня как-то по иному взглянуть на жизнь. Если хорошо задуматься и проанализировать свою жизнь до этого момента – я всегда  был связан только с армией. Так получалось, что жизнь в далёком военном городке Сары-Озека, все друзья моих родителей были так или иначе связаны с армией, да и после школы я сразу, без раскачки попал в училище. Получается, что военная жизнь и вся эта сторона жизни для меня ясна и понятна, а вот жизнь гражданских людей ещё для меня была совершенно незнакомой, да и я сам особо не обращал на неё внимания. Лишь немного я соприкасался с ней у своей бабушки на Украине, да и в городах гражданские люди жили рядом, но в неё абсолютно не вникал. Но вот какая штука получается – ведь таких людей большинство, именно они и составляют основное население нашей страны, а армия всего только малый процент от всего населения.
 
И все они вместе взятые, тоже работая у себя на заводах и других местах, делают важную и нужную работу. Как-то у меня в голове до этого момента из совершенно абстрактного слова – народ нашей страны, сразу стали проявляться именно те конкретные люди, которых я видел на гражданских предприятиях. В случае войны я именно их должен буду защищать от врагов, которые нападут на нас. А ещё в нашей стране есть дети, женщины и старики! Поэтому именно в армии и сосредоточены самые крепкие и здоровые мужчины, способные дать отпор врагам за всех. Огромная ответственность возлагается на всех нас – в нужную минуту выполнить свой долг. И среди всех других родов войск в армии опять, как ни крути, основными являются – мотострелки! Вот к таким гордым мыслям и выводам я пришел, после того как посетил гражданские предприятия по предмету политическая экономика.
 
А ещё в связи с этой кафедрой мне хорошо запомнились наши коллективные взводные походы в кино. Как раз в эти годы были выпущен очередной исторический «киношедевр» о героических буднях целинников – «Вкус хлеба». Под этим названием были объединены четыре отдельных самостоятельных фильма, которые снимал «Мосфильм» совместно с «Казахфильмом» на большом историческом материале. Сам фильм был снят по партийно-брежневской теме, как раз к 25-летию целины, тем более у нашего генсека именно в то время прорезался талант к написанию «нетленных исторических книг», правда, толщиной с тонкую брошюру.

И нам приходилось их внимательно изучать и конспектировать себе в тетрадь первоисточников, тихо радуясь про себя: «Как всё-таки хорошо, что Л.И.Брежнев не пишет как В.И.Ленин – целыми томами!» Никак не принижая игру артистов и подвиг самих целинников, нужно сказать, конечно, на такую чепуху по доброй воле никто ходить не хотел.  Поэтому кинотеатры «гнали план» школьниками, студентами и как всегда нами – безотказными курсантами.
 
Каждый сознательный курсант нашего училища должен был, просто обязан просмотреть все четыре серии этого уникального фильма, для этого нам даже разрешили организованно и повзводно ездить в город на эти сеансы. Контроль за такими походами возложили на наших взводных и поэтому они строго следили за посещаемостью. Для этого билеты в кинотеатрах выкупались заранее и в свободные дни мы после обеда организованно ехали в кино. Отказаться от такой «почётной миссии» под каким-то надуманным предлогом было невозможно – никакие отговорки не принимались в расчёт! Только ехать и смотреть, а то можно было попасть в «политически незрелую прослойку». И ещё неизвестно, что наш ротный может придумать для таких «отщепенцев».

Поэтому и я добросовестно, как «политически зрелый курсант» «совершенно добровольно» просмотрел все серии этого киношедевра. При этом многие из нас просто радовались самой возможности выехать в город – ведь добираться в кинотеатр приходилось на городском транспорте, и это уже само по себе для нас было развлечением. Из окна автобуса можно было посмотреть на гражданскую жизнь, набираться впечатлений и попутно знакомиться с девчонками. А сам фильм можно было и не смотреть – в темноте кинозала хорошо было, удобно устроившись в мягком кресле сразу «отрубиться» и отдохнуть.
 
Конечно, об этой эпопее с целиной я от своего отца знал немного больше и совсем не так, как показывали нам в этих кинофильмах. Организатором всей идеи – накормить страну хлебом, был совсем не Брежнев, а Н.Хрущёв. И не всё там было так гладко, как показывали в кино – количество приезжающих на целину было практически равно количеству уезжающих с неё из-за тяжёлого быта, неустроенности и неразберихи. Что после первого рекордного урожая в удачный год, дальше пошли одни убытки, ведь урожайность с таких полей очень низкая и вся эта территория не зря называется в учебниках – «зоной рискованного земледелия» – в чём я потом и лично убедился, попав в целинный батальон уже офицером.
 
Но тогда всё вокруг нас было пропитано таким пропагандистским пафосом, что свои «крамольные» мысли лучше было держать при себе. Это только теперь глядя на ту жизнь, понимаешь – мы все, советские люди в те последние годы его правления были просто «раздавлены Брежневым». Все поколения прошедшие через ту эпоху называемую «брежневским застоем» были покалечены видимыми противоречиями, тем жизненным абсурдом, ломающим волю и способность к сопротивлению. Для сегодняшних дней это было что-то невероятное! Нужно было жить в то время, чтобы представить себе старого «героического» лидера страны, самостоятельно плохо говорившего и поэтому с трудом читающего по бумажке.

 Особенно это было заметно, когда он с трудом осиливал очередной многочасовой «отчётный доклад». Обидно сознавать, что 18 Брежневских лет – это всё моё детство, годы учёбы, взросления и обострённого интереса к жизни. С позиции сегодняшних лет хорошо понятно, что это были годы упущенных возможностей и впустую растраченных сил! Он принял страну, ждущую обновления и мечтающую о движении вперёд, а оставил её разочарованной, развращённой двойной моралью и лицемерием, отставшей на годы от наиболее развитых стран. Страна и люди от него просто устали… Но одновременно при всём этом так же становится очевидным, что это были неголодные времена, когда денег от проданной нефти хватало на всё.

Но я уже забегаю вперёд. Это уже немного позже того времени началась чехарда с генсеками, перемена курсов политической жизни, нехватка бытовых товаров и продуктов. А если хорошо вдуматься, то и сейчас в политике нашего государства, на мой взгляд, очень похожие времена. Продолжают твориться те же странные и непонятные вещи! Почему из так надоевшего «внедрения в западный образ жизни» в него на сегодняшний день очень успешно внедрились люди только «основных и главных» профессий: разбогатевшие в одночасье самодуры, чиновники, спортсмены и актёры – получающие в нашей стране зарплаты «соответствующие мировому уровню»? А что же все остальные люди в нашем государстве? С другими профессиями: врачи, учителя, офицеры, рабочие? Сколько им ещё ждать от правительства такого же «внедрения»?
 
Теперь выясняется, что за те несколько «жирных» лет, когда цена на нефть взлетела до заоблачных высот в нашей стране реально – ничего не сделано. Раньше морочили нам голову коммунизмом, а теперь (метко называемыми людьми) «бананотехнологиями». Из телевизора на людей льётся только обильное количество бурных государственных программ развития, улучшения и реформ: образования, медицины, доступного жилья, пенсионного обеспечения, МВД и армии. В каждую из них вбухиваются огромное количество «успешно осваиваемых» государственных денег, но на выходе из этого ничего путного не получается.

 Не построены дороги, хоть что-нибудь перерабатывающие заводы, социальное жильё, не выстроена ясная и понятная система социальной поддержки пенсионеров, инвалидов и многодетных семей. Зато спешно и за год создают неконкурентный ГЛОНАСС (который на Западе создавался два десятка лет), возрождают ВАЗ – это вообще боль державы (оставлю это без своих комментариев), а ещё мы теперь должны гордиться тем, что у нас есть аналог НАТО – с участием узбеков и таджиков! Ух, держитесь! Ну, теперь мы вместе дружно им всем покажем, если посмеют к нам сунуться! В стране растёт как на дрожжах количество миллионеров и только их безголосые, но поющие любовницы делают явные успехи в вокале.

Отсюда и возникают у людей разные непонятные вопросы. Почему министрами сейчас назначают совсем уж случайных людей без нужного для этого образования? Министр обороны – так далёк от армии, что с трудом разбирается в воинских званиях, министр здравоохранения – вообще не имеет медицинского образования и никогда не работала врачом, а великий реформатор – министр просвещения – не то, что ни одного дня в своей жизни не работал учителем и даже не руководил школой? Откуда взялись эти выскочки? И почему это какие-то «электрики и мебельщики» в нашей стране высказываются по главным вопросам? И можно ли верить им, как и в то, что они делают? Поверишь им – и окажешься в дураках, как те большевики, что перед расстрелом кричали: «Да здравствует Сталин!»

Почему четыреста умных людей, сидящих в здании на Охотном Ряду, иногда голосуют за такие законы, что всей стране хочется выть? Как и каким образом удаётся жить ничего не имеющим кроме жены-миллиардерши «кристально чистым» столичным мэрам (пока я писал книгу – наконец-то с ним разделались!) И только теперь все дружно ужаснулись тому, что творилось все эти годы у них под носом. А ещё как удаётся разным рыжим людям, так называемым «уникальным менеджерам» много лет дурачить мозги простому народу и хорошо жить, радуясь жизни?

Разве не они ранее обещали каждому жителю страны по две автомашины «Волга» так ничего не дав взамен, а потом за несколько лет развалили энергосистему создаваемую годами, где вместо решения трудных задач поступили очень просто – ничего умнее не придумав кроме увеличения тарифов и втрое умножив число чиновников в этой отрасли? Да и сейчас возглавляя госкорпорацию удачно «осваивает» миллиарды государственных денег, из которых сам себе ловко платит «нехилую» зарплату, сумевший создать всего лишь одни чудо-наноноски?
 
И почему-то никак таких, как образно выражается наш президент «жирных котов» с такой бурной деятельностью, не могут прихлопнуть? Или не хотят? Здесь, даже как-то в глубине души начинаешь симпатизировать и сочувствовать настоящему офицеру, «уставшему от сердюковщины» становясь на его сторону – полковнику В.В.Квачкову! Вот уже прошло 20 лет, как нет советской власти, а счастливое будущее так и не наступило и даже не предвидится, невзирая на сказочную цену нефти и газа. В результате таких чудес в моей голове возникает странная мысль – а может быть у нас в стране с такими «деятелями» хорошей жизни не будет никогда?

Да и всех весёлых джигитов, у которых основной вклад в мировую культуру – только воинственные групповые скачки по кругу и по образному выражению журналиста А.Минкина – «восставших из сортиров», за столько лет ещё до конца «не замочили», хотя и обещали. А ведь я сам ещё когда-то начинал заниматься этим делом? Конечно! Надо признать – есть в ней ряд положительных и радостных моментов, но это делается так медленно и неповоротливо, что можно и не дождаться…
 
Поэтому у большинства здравомыслящих людей быстро тают иллюзии по поводу мудрости партий и таких вождей. Они-то хорошо понимают, что основные наши враги совсем не внешние, а внутренние. В связи с этим я недавно прочитал в открытой печати интервью очень известного своими смелыми высказываниями писателя-сатирика В.А.Шендеровича. Мне очень понравился его ответ на вопрос одного читателя: «Я до сих пор не могу понять, кто же правит в нашей стране? И что нас ожидает в недалёком будущем?» Прогноз журналиста оказался очень точным и неожиданным:

– В настоящее время государством управляет корпорация выходцев из КГБ питерского происхождения, с преимущественным правом доступа к бюджету для личных друзей лидера корпорации и планами остаться у власти пожизненно. Если это положение не исправить, в недалёком будущем Россию ждёт заслуженная и окончательная стагнация – или бунт и распад.
Как всё это напоминает мне известный афоризм из поздних времен КПСС – если коммунизм нельзя построить для всех людей на планете или даже в отдельно взятой стране, то его всегда можно построить только для себя, своих родственников и друзей!


              АЛМА-АТА. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ЗИМА. ВЫБОРЫ.
                ЖИЗНЕННЫЕ ИСТОРИИ В НАШЕЙ РОТЕ.

Кроме этих ярких воспоминаний связанных с кафедрой марксизма-ленинизма наша жизнь была полна и других историй. Хорошо запомнилась мне история вновь связанная с очередными выборами у нас в училище. Опять приближались выборы, где мы должны были куда-то избирать очередных депутатов. Как и прошлый раз это были совершенно незнакомые нам люди – рабочие, колхозницы и несколько интеллигентов. И все они были достойными людьми – так говорили нам, а для тех, у кого возникали какие-то сомнения по этому поводу, у нас в роте, на висевшем плакате под их фотографиями мелким шрифтом были напечатаны биографии каждого.

 Меня при этом, как и в прошлые выборы вновь посетила мысль: «А почему в депутаты выбрали именно их? За какие такие заслуги?» И очень мне захотелось посмотреть, как вот эти рабочие и колхозницы будут работать над законами. Как тут к слову не вспомнить уникального и колоритного депутата наших времён со средним техническим образованием В.И.Шандыбина – «профессора рабочих наук»! Дураком он, конечно, не был, но считать его особенно умным тоже было не за что.

Возглавлял всё это дело с выборами у нас в батальоне наш замполит – В.Туркин. Конечно же, его правой рукой был Сашка Миролюбов. А где Сашка, там конечно был и я. Куда же я без него? Тем более в начале весны у меня заканчивался кандидатский стаж, и мне нужно было «набирать очки» для вступления в члены КПСС. А что может быть лучшим в комсомольской характеристике, чем доверие работать в избирательной комиссии на выборах? Вот таким образом, с Сашкиной подачи я и попал в избирательную комиссию. Пришлось нам вместе с ним пройти кучу собеседований, инструктажей и занятий по работе в зале и выдаче бюллетеней для голосования.

На каждом из этих этапов внушали, что это для нас очень высокая честь и доверие – работать в избирательной комиссии училища! И его нужно оправдать, ведь не каждому… и так далее. В конце концов, мне уже настолько «задурили голову» предстоящим событием, что я в душе уже сто раз пожалел о своём решении помочь Сашке и с огромным нетерпением в душе ожидал этого «радостного дня», чтобы наконец-то покончить с этой нездоровой шумихой.
 
Нужно обязательно упомянуть, что к этому времени мы, всей ротой скинувшись по рублю, приобрели общий проигрыватель. Его по воскресеньям с самого утра ставили у окна в расположении первого взвода, и он играл до вечера. Как было сладко и приятно просыпаться в этот день не от команды «Подъём!» или криков ротного, а под музыку «Бони М», ВИА «Маки» и других пластинок – от этого настроение поднималось с самого утра. Это был настоящий глоток воздуха гражданской жизни и свободы!
 
Накануне дня выборов наш ротный, как и прошлый раз, провёл свою агитационную работу в своей манере – завтра команды «Подъём!» не будет (ведь наступила демократия) и проснёмся мы под звуки музыки из нашего проигрывателя, но кто захочет, может поспать сколько ему будет нужно... Но только нам при этом не надо забывать, что у него длинные руки и хорошая память – когда демократия закончится, и он всё припомнит тем, кто окажется очень медлительным и особенно последним на избирательном участке. Вот так! При этих словах, хотя мы стояли в строю со смирённым видом и делали вид, что сообщаемая нам информация крайне ценна, в душе с нетерпением ожидая окончания его проповеди – у каждого из нас сразу же в головах появилась «высокая сознательность»! Все сразу про себя поняли, что завтра наверняка придётся поторопиться, чтобы не осложнять свою жизнь разными проблемами.

Но мне-то это было всё равно – я и так вместе с Сашкой должен был вставать ещё раньше, чтобы заранее оказаться на своих местах в спортзале. Вечером мы, собравшись втроём, долго сидели в кабинете замполита батальона, обсуждая свои дела. Разговор незаметно переключился на предстоящие завтра выборы. Что и как, кого избирают и почему в училище и в стране всегда такой высокий процент избирания? Внезапно Тарас задал нам интересный вопрос:
 – А что пацаны? Если я завтра возьму и для прикола кого-то вычеркну в бюллетене – будет ли у нас по училищу, как всегда почти сто процентный результат? А? Давайте проверим! Ведь вы же будете считать голоса – и это сразу будет видно?
 
Эта идея нам с Сашкой сразу понравилась. Действительно, это было бы интересным узнать – какой после этого будет процент выборов по нашему избирательному участку? Ведь мы-то с Сашкой точно будем знать, что хоть один голос у нас в училище, но будет против. Мы с Сашкой тут же, как опытные работники сразу продумали некоторые детали для повышения результативности нашего задуманного «тёмного дела». Во-первых, каждый курсант будет получать у нас несколько бумажек, и глупо было бы вычёркивать на них всех – их могут засчитать как испорченные бланки. Поэтому надо поступить хитрее – в каждой вычеркнуть половину кандидатов. 

Во-вторых, и мы с Сашкой отдадим Тарасу свои бюллетени – пусть он и в них поработает. А в-третьих, он всё это должен будет провернуть тихо и незаметно, чтобы не привлекать лишнего внимания. Ведь особенность выборов тех лет заключалась в том, что выбирать-то на самом деле приходилось одного из одного и побеждали всегда те, кто надо, только с разным процентом. Все люди голосовали по очень простой схеме – нужно было взять у стола бумаги и если со всем согласен просто бросить их в урну, а сама урна стояла посередине спортзала. Не надо было в них, как сейчас ничего вычёркивать или помечать. А кабинки для желающих сделать изменения стояли совершенно отдельно, и поэтому каждый заходящий туда невольно привлекал внимание окружающих.

Поэтому мы и посоветовали Тарасу, собрав все свои и наши бюллетени в суете и неразберихе первых минут выборов спокойно подняться на второй этаж спортзала и там всё незаметно сделать. Удивительное заключалось в том, что все мы были совершенно не против тех людей в бумагах (да мы их и не знали), а нам было просто интересно узнать – какой же будет процент выборов? Так мы и решили сделать завтра. Когда мы вместе договорились завтра «провернуть» это дело, в этот момент, объединённые нашей тайной мы очень напоминали себе собирательный образ вместе взятых каких-то тайных заговорщиков, подпольщиков, партизан и разведчиков в тылу врага.

 С чего это вдруг такая идея захватила и увлекла нас, комсомольцев и кандидатов в члены КПСС – даже сам не знаю! Наверняка просто в знак протеста против существовавшей системы выборов, всеобщего обмана и особого цинизма нашего ротного сопровождающего это мероприятие. Это совершенно не значило, что мы были против нашего государства, а хотелось так – в виде эксперимента посмотреть, что из этого может получиться? В душе-то мы были и оставались большими патриотами нашего государства, готовыми даже к подвигу ради него, но вот такие выборы нам не нравились.

Вечером, перед тем как уснуть я в мыслях вновь возвращался к своему вопросу давно не дававшему мне покоя ещё с первых училищных выборов:
– А при такой системе выборов вот было бы интересно узнать, бывают ли случаи, когда назначенного сверху кандидата люди не выбирают? Ведь наверняка большинство населения нашей страны так же, как и мы даже не вникает в то, кого же мы избираем. Надо бы этот вопрос для себя обязательно уточнить у моего отца. Что он скажет? Просто, исходя из житейской логики мне понятно, что людям гораздо проще взять бюллетень и бросить его в урну, чем ходить с ним куда-то и что-то там вычёркивать. Интересно мне будет завтра посмотреть в момент подсчёта голосов, когда Тарас вычеркнет несколько человек, какой же будет процент выборов?

Сам день выборов я запомнил плохо. В голове остались только отрывки воспоминаний. Мы с Сашкой встали очень рано, когда вся рота ещё спала – нам надо было умыться, переодеться в парадную форму и уже за час до начала выборов быть в спортзале. Когда мы в темноте ночи подтянулись к нему, шагая по затихшему училищу – там уже вовсю «кипела жизнь»! Все офицеры, ответственные за это мероприятие были здесь, ярко горел свет, и шла деловая суета со списками, бюллетенями, которые привезли нам на машине с охраной. Я при этом сразу поразился огромным размерам коробок, в которые они были упакованы – это же, сколько бумаги нужно было извести для этого? Нам самим пришлось отсчитывать необходимое количество этих бумаг для своих списков, и в результате у каждого из нас на столе получилось несколько довольно внушительных стопок.

А когда открыли дверь, для «высокосознательных» наших курсантов желающих голосовать (за которыми в казарме бдительно следил наш командир роты), всё получилось как на прошлых выборах. Огромная толпа из моих друзей обступила меня со всех сторон, громко выкрикивая свои фамилии, и торопя меня, чтобы их быстрее отметили в списках! В этой суете и суматохе я скорее узнавал их по голосу – Кайрата Камысбаева, Ваньку Никишина, Серёгу Иванова, Сашку Аксёнова и других еле-еле успевая отмечать их в огромных списках. Каждый из них при этом ещё умудрялся громко выкрикивать, перебивая друг друга:
 – Скорей! Быстрей! Давай! Давай бумаги! Мне! Моя очередь! Отметь меня! Сколько брать?

И как я не пытался в этом сумбуре ещё успевать тщательно отсчитывать необходимое количество бюллетеней каждому – многие просто сами хватали несколько бумаг из любых стопок и довольные тем, что их уже отметили, шли к урне. Глядя на всё это, я тоже махнул рукой – наплевать! Ведь я в душе твёрдо знал главное – общее количество всех бумаг на моём столе в сумме соответствовало количеству курсантов в нашей роте. А кто из них бросит больше бумажек, а кто меньше – какая в этом разница?

Поэтому мы Сашкой и применили прогрессивный метод, который заключался в том, что когда основная масса наших курсантов схлынула – мы просто расписались за тех, кто ещё не успел и, собрав на наших столах все оставшиеся бумаги из разных стопок, сами закинули их в урну.  Таким ловким образом, быстро покончив с бюрократией и формализмом в работе, мы довольные собой отчитались перед нашим старшим о проделанной работе и заняли свои места за пустыми столами в ожидании завтрака. На всё про всё это заняло у нас полчаса!
 
Правда примерно минут через двадцать после этого в спортзале появился дневальный с нашей роты и мой товарищ – Эдик Ручкин, озабоченный тем, что он ещё не успел проголосовать, так как стоял у входа в роту и чуть не провалил нам всю операцию. Увидев нас с Сашкой, сидящими за пустыми столами он очень удивился этому,  а ещё больше удивился, когда узнал, что в нашей роте голосование уже закончено. Пришлось нам с Сашкой, страшно вращая ему глазами и подмигивая объяснять, что всё здесь нормально – он уже проголосовал в числе первых! Эдик нас сразу с полуслова понял и очень довольный таким неожиданным поворотом событий махнул на нас рукой – ладно пацаны, давайте выбирайте дальше, а я пошёл обратно!

Затем мы весь день слонялись в ожидании подсчёта результатов выборов. Серёга Тарасов доложил нам о своём хитром плане – он всё сделал, так как мы ему и советовали. Всё у него прошло тихо и гладко. А когда пришло время всё закончить нас попросили удалиться – спортзале остались только офицеры-политработники училища. Как жаль! Ведь мы так хотели сами посмотреть на «результаты нашей работы». Пришлось томительно ожидать объявления результатов, а он опять был как всегда – 99%!

Как и каким способом вывели этот результат для нас это так и осталось загадкой. Пришлось признать, что все усилия Тараса попытаться хоть как-то изменить статистику даже на нашем избирательном участке ничего не дали. Да это и так было понятным – ведь большинство курсантов бросали бумаги в урну даже не читая, а уж чтобы чего-то там вычёркивать… Вот и получилось как всегда, все кому было надо – победили! А я вновь для себя сделал вывод из этой истории – не нужно тратить свои силы на бесполезное дело. Всё встанет на свои места, как говорил мой отец, в нужное время, а мне надо только немного подождать, занимаясь своим делом.

В эту зиму было и несколько других историй, которые хорошо запомнились мне. Одна из них, произошедшая у нас во взводе и связанная с Сашкой Сухоруковым, очень поразила меня тогда и хорошо врезалась в память. В один из зимних дней среди недели, когда вся рота была на зарядке, а в казарме оставались только уборщики, случилось что-то неслыханное, чего никогда не было раньше – в это время пропали часы у Юрки Ликаева. Часы в то время были в цене, самые простые стоили никак не меньше тридцати рублей. А «Командирские» или «Акваланг» с фосфорными стрелками и завораживающей надписью на задней крышке – «пылевлагонипроницаемые» ещё больше!

Правда, теперь, какие были у Ликаева, я уже не помню, но хорошо запомнил сам факт пропажи. Юрка всегда был серьёзным парнем, и основания не верить ему вроде бы не было. Он твёрдо утверждал – часы во время зарядки он оставлял в тумбочке. Вот теперь всем стало интересно, куда же они могли пропасть из нашего расположения? К четвёртому курсу в отношениях между нами в роте наступило равновесие – все хорошо понимали законы жизни в казарме. Брать чужое, и даже неважно что: часы, деньги или ещё что-то было неслыханным событием. Да и по факту – зачем они понадобились кому-то? С чужими часами курсанту по большому счёту больше мороки в жизни! Ведь сам же их носить не будешь, а если они где-нибудь «всплывут» потом, будет очень легко вычислить путь их появления.
 
Уборщиками у нас во взводе в этот день были назначены пару человек и Сашка Сухоруков (в обиходе между нами – Зуфр, правда, что это значило, все четыре года никто не интересовался, но для всех сразу было понятно о ком идёт речь!) Первое возникшее подозрение в том, что к этому причастны наши уборщики, сразу собрало всех у нас в отсеке вокруг них с требованием объясниться. Но они все категорически отрицали этот факт. Для нас, тоже уже много раз ходившими уборщиками и хорошо понимающими ситуацию этот факт действительно требовал доказательств – ведь уборщик с одной стороны и не должен следить за чужими вещами (тем более в тумбочках) и не всё время находится в нашем отсеке. Ему надо в умывальнике набирать воду для мытья полов, потом идти выливать её, выносить разный мусор, а ещё при этом успеть привести себя в порядок (умыться, побриться и почистить сапоги). Конечно, если бы часы валялись на полу – их бы сразу заметили и подобрали, а так – в чужой тумбочке?
 
Но Юрка почему-то сразу был уверен в том, что его часы взял Сашка Сухоруков, хотя ничего конкретного он предъявить ему не мог. Зуфр, хоть он и жил немного своей, необычной для нас жизнью, связанной с тренировками и соревнованиями по стрельбе, тоже был парень серьёзный – до этого случая в таких делах никогда замечен не был. Но факт оставался фактом – расследование застопорилось и по «горячим следам» вора во взводе обнаружить не удалось! И все с неприятным осадком в душе начали расходиться по своим делам – ведь утреннее время для курсанта дорого.

Тогда «Ликоян» (Юрка Ликаев по-нашему) видя эту ситуацию и от горя, сел на свой стул возле кровати и стал просто громко, во весь голос, обращаясь сразу ко всем горевать и причитать о своих часах. О том, как они ему были дороги, как он всегда их берёг и то, что ему, наверное, уже никогда в жизни не купить таких часов как те, которые пропали! Вот горе-то свалилось на его голову! А виноват во всём наверняка Сашка Сухоруков. Если не сам украл, то не уберёг их от других воров. И вообще начал неприятно канючить: «Зуфр! Отдай мне мои часы или давай деньги, чтобы я мог купить такие же…!» Лично мне так всегда противно, когда мужчина, какие бы у него не были проблемы, начинает ныть! Слушать тошно. Я бы сам точно не стал бы этого делать. Да! Обидно. Да! Жалко. Но ты же мужчина.

Эта странная история в то утро так и закончилась бы ничем или потом через время всё само собой прояснилось, ведь все подозрения, даже обоснованные, ровным счётом ничего не значат, если они не подтверждены доказательствами. Но она врезалась мне в память своим финалом – Сашка в сердцах несколько раз громко повторил Юрке:
 – Да отвяжись ты от меня! Сколько можно повторять! Я не брал твоих часов! Я вообще не знал, что они лежали у тебя в тумбочке!
Но тот всё продолжал громко ныть и ныть. Я со своего места это хорошо видел, как Сашке эта история надоела, и он, наконец, не выдержал – с решительным видом встал со своей кровати, подошёл вплотную к Юрке, сняв с руки свои часы, и протянул их ему:

– На тебе мои часы! Возьми и носи, только не ной! Но знай – я здесь не при чём!
Мы все после этого во взводе затихли, по-разному оценивая действия Сашки. Вот это да! Вот это поступок! Вот это по взрослому! На такое нужно было решиться! По видимому Сашке самому была неприятна эта ситуация и хоть никто его на это принуждал, но он готов был покончить с ней даже таким образом. Я в душе сразу оценил такой поступок Сашки – вот молодец! Решиться отдать свои часы, хоть и не чувствуешь за собой никакой вины – на это не многие способны!
 
Но на этом история с часами ещё не закончилась! Весь день Юрка, носивший на руке Сашкины часы, убеждал всех нас, что лучшего доказательства вины и не бывает. Раз Зуфр так легко и просто отдал свои часы – значит, он и украл! И никакие наши и Сашкины доводы не принимаются в расчёт. При этом каждый раз его уверенность и убеждённость в своей правоте возрастала так стремительно, как снежный ком, что к вечеру многие из наших курсантов поверили ему. Так как к вечеру часы не нашлись, хотя многие курсанты из нашего взвода добровольно подключились к расследованию: сразу проверили все часы у других курсантов в роте, озадачили своих земляков на других курсах насчёт предложения купить часы, перевернули все тумбочки и кровати рядом с Юркой – дело осложнялось своей неясностью. А людям очень хотелось найти часы и виновного! Поэтому вечером в комнате для чистки обуви у нашего взвода собрался тяжёлый «военный совет» – будем ли мы сегодня бить виновника или нет?

Уборщиков, которые убирали сегодня во взводе, сюда не позвали – сначала нам самим нужно было обсудить и решить главные вопросы. Был там и я вместе с Сашкой и Тарасом. Группа «горячих голов» возглавляемые Литвином и Юркой Ликаевым требовали от нас скорее начинать, по простой схеме – звать всех сюда по одному и если сразу сами не скажут, то будем бить до тех пор, пока не сознаются! Но большинство курсантов взвода, всё-таки склонялось к другой мысли – сначала надо самим разобраться! Найти или вычислить самого вора, а то при таком подходе многим достанется вообще ни за что. В самую переломную минуту такой бурной словесной перепалки решительно взял слово Женька Гулевский, а он был другом Сашки Сухорукова, твёрдым и уверенным голосом заявил всем:
 – Ты Ликоян, давай кончай! Сашка часы не брал! Я в этом уверен! А если начнёте с ним разбираться, то тогда давайте начинайте с меня – я буду за него!

После такого смелого заявления «сфабрикованное» Юркой дело сразу развалилось, потому что единства не было, а разбираться с Женькой никак не входило в наши планы. Так в тот вечер всё обошлось без крови. Хотя и нашлись такие, которые в своём боевом запале предлагали заодно поддать и Гульману – так сказать для науки и профилактики, чтобы не встревал не в своё дело. Но здравый смысл большинства взял вверх. А Юркины пропавшие часы так до самого выпуска и не нашлись. Куда они могли из роты исчезнуть бесследно – так и осталось для нас загадкой. Конечно, мы знали Муху с его «тёмными историями» про то, как он менял шапки, продавал шинели и другие, но его нужно было хватать за руку или иметь твёрдые доказательства, а их не было. Да и второй взвод был далековато от нас. Многие склонились к версии: «А были ли они вообще в тумбочке? Может быть, Юрка их сам где-то потерял и не заметил?» Так она и осталась для нас не понятой до конца.
   
Я ещё долго размышлял над этой историей, задавая самому себе вопросы: «А вот смог бы я поступить в подобной ситуации так же как Сашка – отдать свои часы?» Ведь мне мои часы тоже были по-своему дороги – они же были моего отца! А ещё мне из-за них пришлось одним вечером на первом курсе отбиваться в столовой кулаками от двух наглых второкурсников, когда они пытались их отобрать у меня! Хорошо ещё, что я в детстве прошёл отличную «школу выживаемости» в Сары-Озеке и поэтому, не дожидаясь, ударил первым, что сразу у них «охладило боевой пыл». Конечно тогда и мне досталось, но главное – часы я отстоял и не потерял уважения к себе.

Поэтому я хорошо понимал – нет! Отцовские часы я бы никогда никому не отдал! Слишком много у меня с ними связано! Хотя я знаю, что у нас дома хранится ещё несколько штук и мама с отцом всегда бы, без лишних разговоров их мне передали. Но жалко! А Женька Гулевский – тоже молодец! Не смолчал и не спрятал голову в песок как страус, а смело выступил в защиту своего друга, хорошо понимая, что если вдруг выплывет неожиданная правда – то тогда уже и ему самому не отвертеться от «народного гнева»!

И уже через много лет Женька Гулевский мне честно написал, что та история так же долго не выходила у него из головы. Мучаясь в таких сомнениях, он даже через много лет напрямую спросил Сашку об этой истории: «Сашка! Так ты мне всё-таки теперь скажи честно – брал ты тогда эти часы или нет?» На что Сашка возмущённо ответил: «Женька! Неужели и ты мог так подумать! Зачем они мне? Просто Юрка в тот момент так достал меня своим нытьём, что я решил – отдам ему свои часы, а уж сам как-нибудь обойдусь!» Мне всё-таки до сих пор так и непонятно, куда же тогда могли деться часы Юрки Ликаева? Может быть он сам… Но теперь вероятно ответ на этот вопрос мы уже не узнаем никогда.

Эта история в нашем взводе очень напомнила мне другую, почти похожую по своему сюжету, которую мне рассказал Рашид Кулмурзаев.  Она произошла в первом взводе нашей роты. У них тоже за годы совместной учёбы во взводе сложились свои взаимоотношения между собой. Люди были разные, с разными характерами и отношением к жизни, суворовцы и поступившие после школы, но всех там объединяло одно – взвод имел почётное звание «спортивный» и поэтому каждый из них имел отношение к спорту.

Иметь большой разряд было не обязательно, главным критерием здесь была хорошая общая физическая подготовка. На первом курсе их поднимали за полчаса до общего подъёма, чтобы успеть дать хорошую физическую нагрузку! И хотя не все курсанты там были здоровенными «шкафами», но все были крепкими, из которых Мишка Глухов составлял основной костяк для разных ротных команд. Все годы обучения за всех в роте «отдувались» одни и те же: Загиров с Козловым тягали штангу, Кулмурзаев с Герасимлюком бегали 100 и 200 метров, Эль и Бетехтин были боксёрами.  Я уже раньше упоминал, что весь спортивный стенд в роте состоял почти из одних курсантов первого взвода.
 
Но как очень верно говорится в известной пословице – «в семье не без урода!» Очень известной всем в роте и неприятной личностью у них во взводе был курсант Кирилюк. Он был суворовцем из Киева – рослым, крепким, мускулистым и хорошим спортсменом. Но хорошо уловимый неприятный украинско-сельский акцент и манеры поведения выдавали его с головой – по нему сразу было видно, что он был «неотёсанной деревенщиной». Так оно и было на самом деле – родом он был из глухой украинской деревни и настоящую нормальную жизнь увидел только в суворовском училище.

В этом не было большой беды, если бы он при этом набирался ума и делал выводы. Но даже два года суворовского училища и все годы жизни вместе с нами ничего не смогли в нём изменить – он как был на том, своём деревенском уровне развития так и оставался. Его некрасивое и прыщавое лицо постоянно имело какое-то недовольное выражение. К такому выражению могли только добавляться очень легко читаемые злость или зависть. Это менялось у него в зависимости от его настроения.
 
А к этому виду добавлялись: дурные манеры, ограниченный кругозор, язык без костей, тупые, обидные, бестактные и плоские шутки – и это всё вместе взятое сразу отталкивало от него нормальных людей. Его с большой натяжкой терпели просто из чувства солидарности другие суворовцы роты, а наше «украинское землячество» с первого курса указало ему на выход и не признавало в нём своего земляка. Эти комплексы и выработали у него стиль поведения – наглого, хамоватого и задиристого парня, который развязно себя ведёт, опираясь на свою силу и наглый опыт. Многие курсанты роты предпочитали держаться от него подальше, просто лишний раз, не связываясь с ним. Одни молча терпели, пропуская мимо ушей его обидные слова, другие курсанты, отвечали ему только словесно, предпочитая не связываться физически. Это и позволяло ему измываться над другими, слабее морально и физически сколько угодно долго – почти все четыре года.

Живя вот такой своей особой жизнью Кирилюк незаметно «дошагал» до четвёртого курса, пока не нарвался на Эдика Ручкина. А я уже раньше упоминал о том, что мы вместе с Эдиком и Рашидом Кулмурзаевым были повязаны вместе ещё со времён абитуры – мы вместе тогда жили в одной палатке и только втроём смогли поступить! А это я вам скажу очень сильный фактор! Когда ты целый месяц и даже несколько дней «умираешь», бегаешь и живёшь на жаре в одной платке вместе рядом с человеком на пыльном матрасе – ты становишься с ним очень близким и начинаешь ценить дружбу! И оттого, что они вместе попали в первый взвод, а я учился в четвёртом, ничего не менялось – мы помогали друг другу и хорошо знали обо всех проблемах.
 
Эдик поступал в училище вместе с Рашидом из Ленинска (Байконура). Как они сами честно про себя говорили – выбрали училище наобум и что тут было главным, сами не знали: понравилось название, столица или «романтика гор». Их родной знаменитый молодой город появившийся тогда из землянок и бараков посреди пустыни очень отличался от всех остальных. Это был настоящий военный гарнизон с пропускным режимом – он со всех сторон был обнесён колючей проволокой, и даже дети-школьники имели специальный документ с фотографией и специальными печатями.

 Поэтому никто не мог без соответствующей проверки и отметки ни войти, не выйти из города. На всех дорогах стояли КПП, а вокруг города огромный круг из проволочного заграждения охраняли солдаты на вышках. Правда, с одной стороны была река, которую запрещалось переплывать, но зимой её можно было перейти по льду. И вообще, дети всегда находили лазейки в охраняемом периметре, чтобы весной набрать в степи жёлтых тюльпанов. За такое нарушение, если солдаты их ловили, то в виде наказания заставляли мыть полы в солдатских казармах.
 
Отсюда страна «рвалась в космос» не жалея денег, с идеей во что бы то ни стало опередить супостата в этом деле. Поэтому с одной стороны дети своих родителей не видели, ни просыпаясь утром, ни ложась спать вечером. Дети, как и везде бывает в военных городках, жили свободно, беспризорно и не боясь никого. С другой стороны люди здесь не знали дефицита, так как все товары привозились из Москвы – в городских магазинах полки ломились от товаров и продуктов отечественного и импортного производства. И это в то время, когда вся страна за хорошими вещами по ночам стояла в очередях. Город представлял собой гигантский водоворот – огромные деньги, суперснабжение, поток спецов-командировочных, огромное количество войск и военных строителей – это и были основные строители космодрома. Гражданских рабочих не было, разве что только очень узкие специалисты-начальники. И всё это здесь чудесным образом перемешивалось в одном котле.
 
Гражданский персонал – учителя, врачи, продавцы в городке тоже был сплошь из жён офицеров, но жили в городке и люди не связанные с армией, так называемые «местные». Приезжее начальство из Москвы старалось этого не замечать в своём фанатичном стремлении освоения космоса и построения коммунизма. А все дети из этих слоёв учились в одних школах, поэтому детство и учёба у них проходила под этим влиянием. С одной стороны хорошая школа со многими спортивными секциями, где можно было заняться чем душе угодно с атрибутами КПСС, приличные офицерские семьи, а с другой стороны – уличная среда, где дети, как везде выясняли между собой отношения. Ведь не все они были детьми офицеров, а такие разборки заканчивались драками, избиением слабых и неугодных. И они вдвоём с детства тоже прошли хорошую «гарнизонную школу жизни», когда приходилось в тяжёлой борьбе отстаивать «своё право на жизнь», учиться нападать и защищаться, зная цену дружбе и предательству.
 
Эдик Ручкин был нормальным курсантом – сам специально никогда никого не задирал, но и себя в обиду не давал, в общем, всегда жил достойно, поддерживая ровные отношения со всеми курсантами. Учёба ему давалась легко, поэтому в этом плане у него всё было хорошо и ровно. Имея спокойный, неунывающий характер и тонкое чувство юмора он многим в роте запомнился своей громкой весёлой историей. Она произошла на предмете по кафедре Боевых машин – электротехнике.

Эту занудную муть преподавала Наталья Шот (называемой нами между собой Электошоком). Я уже упоминал раньше о своих отношениях с ней, а вот Эдику тоже пришлось на себе убедиться в том, что она неплохая женщина, и понимает юмор. Как-то раз их взвод после внезапной срочной работы переходящей в ночь, связанной с копанием очередной траншеи в училище подо что-то попал к ней на пару. В этот день она объявила письменную контрольную работу по пройденным темам. И вопрос там стоял про какое-то заумное соединение или очередной «тёмный» контур: его назначение, свойства и место в электрической цепи.
 
Эдик отвечать на вопрос был не готов (вчера не было возможности учить, а прошлое занятие он пропустил), но сидеть без дела и терять зря время не захотел. Ничего лучше и веселее не придумав (А-а! Была-небыла!), он начал быстро писать, беря мысли из того, что его окружало всё детство – как этот контур необходим для всего человечества при освоении вселенной и для полётов на Луну и Марс. Получилось очень ярко и познавательно! Потом подписал листок с контрольной и сдал его, надеясь на чудо. На следующей паре преподаватель озвучивала оценки по контрольной. Когда очередь дошла до работы Эдика – она серьезным лицом и невозмутимо предложила всем послушать его сочинение по злосчастному контуру! С первых же строчек контрольной курсанты взвода попадали на столы от смеха и хохота – действительно это слушалось очень забавно и вполне достойно.

Наталья Шот дочитала до конца и с хорошо читаемой радостью у самой на лице объявила, что такая контрольная достойна двух оценок: за сочинение – отлично, а вот по предмету – два. Да-а! Тогда эта юморная история получила громкую огласку, дойдя и до нашего ротного, который как всегда назидательно прокомментировал её в своей манере… Но нет худа без добра – в последствии высокая оценка его литературных качеств положительно отразилась на успеваемости по электротехнике.

Я далеко отвлёкся от сути той истории, о которой хотел рассказывать, но она раскрывает характер моего друга. Продолжаю дальше – но вместе со всем этим он быстро останавливал нагловатые выпады некоторых курсантов и сержантов взвода пытавшихся «куснуть его на пробу» своей решимостью постоять за себя. Одна только гордая фраза Эдика и Рашида: «Мы – Байконурцы!» сразу как бы давала понять всё: гордость за себя, свой родной город и атмосферу космических успехов нашей страны к которым и они (в смысле их родители) были причастны.
 
Физически он был крепким, но с Кирилюком, как сказали бы в боксе, он был в разных весовых категориях. Поразил он меня тем, что буквально в начале четвёртого курса он решительно дал отпор известному хулигану из нашего взвода – Литвину. Это тоже был наглый физически здоровый жирняк, этакий задира-парень, который всегда считал, что ему всегда всё сойдёт с рук. С чего там всё началось и как там всё получилось, я сейчас уже не помню, но к четвёртому курсу у Эдика наступило такое чувство – больше не спускать хамам и наглецам их проделки! Драка с огромным количеством зрителей была честной – один на один.

 И Литвин, полагаясь в таких делах как всегда на свою наглость и вес – почти вдвое больше чем у Эдика, рассчитывал на лёгкую победу! Но не тут-то было – ловкий и вёрткий Эдик тогда бесстрашно так удачно набил морду Литвину, что тот надолго утеряв свой авторитет и «товарный вид», затаил злобу на Эдика. Фиаско Литвина, к большому удовольствию и радости всех курсантов роты было полным! Сам виноват! Так ему и надо – не будет больше «борзеть»! То что Эдик смог смело и при всех разделать Литвина «под орех» сразу подняло его авторитет наших глазах. Молодец! Здорово тогда Эдик его проучил!

Но именно с этого всё и завертелось. Как два полюса магнита неудержимо тянуться друг к другу – так и два самых крупных и отъявленных подонка, отравляющие жизнь в нашей роте – Литвин и Кирилюк всегда находили общий язык между собой. Никто, по большому счёту в роте не хотел с ними связываться. Но так как с Литвина уже сбили спесь, и вновь самому повторять попытку ему не хотелось он, как более хитрый задумал прекрасный с его точки зрения вариант. Он начал в разговорах между собой издалека готовить к драке более тупого Кирилюка, жалуясь ему на жизнь и говоря, что как хорошо было бы проучить наглого Эдика Ручкина. И добился своего!

Вновь Эдик смело принял вызов от очередного наглеца, но Кирилюк был далеко не Литвин – этот был покрепче, да физически здоровей! Но тут уж отступать было некуда – раз дал слово, то теперь держись. В душе все курсанты роты очень хотели, чтобы Эдик проучил и этого ротного хама, но понимали – это сделать будет нелегко, драка будет намного серьёзней. И опять при огромном количестве наших курсантов за трибуной стадиона, подальше от чужих глаз настал час решающей битвы!

Мы все молча стояли в большом кругу, наблюдая за поединком, и хорошо своим умом понимали – ничьей здесь не будет! Они будут биться до победы! Эдик, подныривая и ловко уклоняясь от широких и размашистых ударов Кирилюка, успевал быстро с ним сближаться и точно бить. Все движения у него были гибкие, он как пружина быстро сжимался и разжимался, поэтому попасть в него было непросто. А Кирилюк после нескольких чувствительных ударов в лицо пришёл в ярость – видимо досада оттого, что всё идёт не так, как он рассчитывал, захрипел и зарычал как раненный зверь, начал просто махать руками как мельница.

Видимо он думал, что в этом поединке легко выйдет победителем – сразу в один или два удара «уложит» Эдика или просто схватив его, свалит на землю и задавит массой! Так могло показаться и со стороны – ведь он был почти в два раза больше. Но не того нарвался – не всегда тупая сила берёт верх! Но это была битва характеров, а они были у обоих, и поэтому никто не хотел сдаваться – ведь очень многое здесь было поставлено на кон! Драка шла без перерывов, до полной и окончательной победы – пока кто-то не прекратит или не упадёт без чувств.

Это была долгая и кровавая битва в своей ярости и лютости схватка – добра и зла. Она шла в полной тишине, никто не вмешивался со своими советами – наблюдая молча и переживая. Эдик кружил ловко ускользая от захватов – они обменивались ударами не щадя себя и вид появившейся крови только распалял их обоих ещё больше. Только через долгое время, когда разбитое в кровь лицо Кирилюка заплыло от фингалов под двумя глазами, и он перестал ими что-то видеть, а из разбитого носа непрерывно текла кровь, брызгая в разные стороны – он сам прекратил драку, обессилено опустившись на колени.

С трудом на этом моменте нам удалось остановить Эдика – всё хватит! Его победа была признана всеми! Эдик победил! Но по нему самому хорошо было видно – такая победа ему далась большой ценой! Он весь был забрызган кровью, его лицо тоже было в синяках и ссадинах и, хотя ему так и не удалось «завалить» Кирилюка наповал, но это в принципе ничего не меняло!
 
Это был его триумф! Впервые за все годы наглый ротный хам получил заслуженный урок – Эдик один рассчитался с ним за всех! Мы все радостно обступили его, поздравляя и всячески выражая свой восторг. А к проученному Кирилюку обессилено сидевшему на железной лавке спортгородка и утирающему кровавые сопли никто не подходил, кроме кучки его прихлебаев. Но самое удивительное для меня произошло дальше, когда наш ротный увидел Кирилюка на следующий день – он сразу и не узнал его, всё его лицо с двумя фингалами представляло сплошной синяк, единую опухоль, покрытую царапинами и ссадинами, на нём просто не было «живого места». Сделав каменное лицо (и вероятно догадываясь про себя), ротный лишь кратко поинтересовался тем, что же произошло, и сразу удовлетворился его ответом: «Упал». Наш ротный, видимо хорошо зная натуру Кирилюка, дальше не стал проводить никакого расследования.

Своими победами Эдик доставил всем нам величайший восторг и счастье оттого, что всё-таки есть на свете справедливость и зло может быть остановлено или даже наконец-то наказано! Эти чванливые, скользкие, неприятные, хвастливые и крайне невоспитанные натуры впервые в своей жизни получили от него наглядный урок! Кирилюк и Литвин были самые главные в роте наглецы отравляющие нам жизнь, с которыми неприятно было учиться, а Эдик оказался их самой большой ошибкой в расчётах. Они недооценили его детство, сильный характер и умение постоять за себя.

Именно с тех моментов у нас всех в памяти и остались воспоминания о нём как смелом и храбром парне, сумевшему в одиночку наказать зло. После этих «показательных уроков» в нём самом внешне по большому счёту ничего не изменилось – Эдик, как был, так и оставался простым и скромным парнем. Но именно с тех пор словосочетание – «резкий Эдик» так навсегда и закрепилось за ним. В этом одном слове хорошо спрессовалось и объединилось всё – достойное уважение, восхищение победами, стойкий характер и его запоминающиеся резкие разящие удары. Даже через много лет, общаясь со своими однокашниками, я слышу от них это выражение и понимаю, значит – ещё помнят! Разве такая память не является ему высшей наградой? А куда сгинули после выпуска в водоворотах жизни Литвин с Кирилюком никому не интересно.

Но на этом история не закончилась – «темные силы» в роте не успокоились и хорошо осознавая, что в открытую им рассчитаться с Эдиком больше не удастся, (кому охота вновь получить по морде?) поэтому они придумали хитрую комбинацию. Через время, когда у них зажили синяки, они запустили слух о том, что они точно узнали – Эдик Ручкин тайно «стучит» ротному на всех. Это всегда в роте было очень тяжким и серьёзным обвинением, за которое всегда нужно было и серьёзно отвечать. А такие случаи уже бывали – за это били Дюшеева, которого даже такое «воспитание друзей» не сильно изменило, даже когда он стал офицером.

И конечно все хорошо понимали, что нормальный курсант специально «стучать» ротному не будет. Да и чего бы? Ведь каждый понимал – такие дела очень чреваты тяжёлыми последствиями, если они когда-нибудь вскроются. Честно говоря, я вообще все годы своего обучения считал и считаю, что никто из курсантов специально нашему ротному не стучал. В.Козлов сам был далеко не дурак и многие наши выходки и комбинации мог легко просчитывать, имея богатый опыт работы с людьми и за несколько лет командования ротой хорошо зная, кто из нас на что способен.
 
Поэтому многие из нас сразу догадывались, что такая новость была сама по себе абсурдом и за этим были явно видны заплетённые интриги, но эти мысли регулярно всплывали. И тут не пойдёшь же с этим вопросом к нашему командиру роты, уточнять: «Товарищ капитан! А не скажите ли вы нам честно – кто вам «стучит?»  Однажды выбрав удачный момент, когда было мало людей в роте эти уродцы вместе со своими прихлебаями, собрались вместе в комнате для чистки обуви и самостоятельно, не советуясь ни с кем, позвали Эдика на разбор. Вот тут уж они хотели насладиться победой – трудновато ему придётся одному против четверых. Всё в их комбинации было рассчитано очень точно. Когда они вот таким образом рассчитаются с ним, всем в роте будет объявлено, что они герои и сделали хорошее дело, выявили и наказали ротного «стукача»!

Но Рашид Кулмурзаев сразу почуяв неладное пошёл следом и так же как Женька Гулевский смело вступился за друга, очень решительно и быстро в словесной перепалке доказав, что Эдик на это не способен. Вся надуманная «доказательная база» быстро развалилась (ведь все понимали, что собрались сейчас здесь совсем не для этого, а только чтобы придать видимую легальность избиению), а его напор, решительность и горячая готовность встать за друга враз образумила «обиженных» Эдиком людей. Ведь начни они разбираться сразу с двумя – это было бы уже совсем другое дело! Не вмешайся тогда Рашид в это дело – дело могло принять совсем другой оборот. Весь их хитрый план развалился!

Вот таким чудесным образом и в тот раз всё закончилось ничем. Рашид молодец – вовремя вмешался и заступился за друга! Ротные наглецы успокоились, «сбавили обороты» и поняли, что больше все их хитрые выходки здесь не пройдут, а за повторную попытку «очернить» Эдика им самим придётся отвечать перед людьми, и поэтому до самого выпуска к этому вопросу больше никто не возвращался. Литвину и Кирилюку оставалось только бросать косые взгляды на Эдика, а мы при этом сразу вспоминали их разбитые в кровь лица.

Как вроде бы одинаковы эти истории! Но в каждой из них ярко проявляется характеры отдельного человека – смелость, отвага, готовность в трудную минуту не раздумывая придти на выручку другу. Это большой и рискованный поступок, на такое способны не многие люди – именно в таких ситуациях проявляется характер человека! Не смолчать, не отойти в сторону и не развести руками с видом – а что я могу сделать? А смело пойти навстречу опасности, ввязавшись в трудную и опасную игру.

И как после этого здесь не будешь радоваться тому, что у тебя рядом есть верные друзья! Здорово когда они рядом, и ты уверен в том, что они не подведут! Вот такие мысли появились у меня в голове. А от этих историй в нашей роте мои мысли, переплетаясь, сами по себе вышли на конечную прямую: «А как бы я поступил, если бы вдруг с Сашкой или Тарасом случились подобные истории?» И сам себе отвечал: «Конечно, не раздумывая – также! А разве можно будет поступить иначе? Если ты внутренне уверен в правоте друзей – то просто обязан! Как же ты будешь после этого смотреть им в глаза и жить вместе с ними дальше?» Но вот таких очень сложных ситуаций у меня и у моих друзей в училище не было.


          АЛМА-АТА. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ЗИМА. ИСТОРИЯ
                С «ПОТЕРЯННЫМ» АВТОМАТОМ.

В этот последний год нашего обучения зима в училище, как видно для того, чтобы мы её хорошо запомнили, выдалась настоящей – морозной и снежной. Холодные дни, такие же, как были на первом курсе, заставляли нас (солидных курсантов четвёртого курса) передвигаться с кафедры на кафедру между парами бегом. Из-за этого и на полевых занятиях нам вновь проходилось утепляться. Но мы стали старше, и к этому времени у каждого из нас был «вшивник» – так мы одним хорошо понятным всем словом называли любую гражданскую тёплую вещь: свитер, кофту или олимпийку.

Если на первых курсах офицеры роты вели с ними непримиримую борьбу, то к четвёртому курсу как бы уже махнули на это рукой и смотрели «сквозь пальцы». Руководствуясь главным принципом – раз ты его носишь, то он должен быть незаметным, и самое главное – нигде в роте не валяться на глазах. Очень хорошо, что у меня с Сашкой такой проблемы не было, ведь нас вторым комплектом тёплого белья обеспечили наши родители. А когда в этом не было необходимости, всё хранилось у нас на «хате». Тарас из этого положения тоже выходил просто. Я уже упоминал, что к четвёртому курсу у нас прямо во взводе Юрка Ликаев – «народный умелец» наделал кучу незаметных тайников, в которых и хранились все нужные нам вещи.
 
А снег этой зимой валил и валил с неба – как по заказу. Поэтому его приходилось убирать с дорог, дорожек и аллей вдоль стадиона. Я очень хорошо запомнил одну весёлую историю, связанную с этим. Однажды наш взвод, закончив уборку на своей территории, собравшись вместе у входа на стадион, что-то весело обсуждал. Оглядываясь по сторонам, мы заметили стоящий рядом на дороге «Запорожец» нашего командира первого взвода ст. л-та Прохорова. Сейчас я уже конечно не вспомню кто, но кто-то из наших предложил «провернуть» весёлую шутку:
 – А что пацаны? Давайте его все вместе для прикола переставим на газон? И посмотрим, чем всё это закончится!

Действительно! Эта весёлая идея нам всем понравилась! Оглянувшись по сторонам, и не заметив никого вокруг, мы тут же не откладывая это дело на потом, побросали лопаты, дружно обступили «Запорожец» со всех сторон и попробовали его приподнять. К нашему удивлению он очень легко оторвался от асфальта. Поэтому двадцать здоровых курсантов легко и быстро, буквально в несколько секунд, на руках передвинули его на газон. А для большего веселья мы ещё выбрали такое место между деревьями, чтобы он оказался между стволами могучих тополей с минимальным зазором спереди и сзади. И тут же сразу отошли от него, тщательно заметя все следы на снегу от сапог вениками, договорившись строго хранить наш секрет и делать удивлённый вид: «Мол, сами не понимаем – как он там оказался?»
 
Конечно же, наша шутка удалась на славу! Многие курсанты и офицеры училища, проходя мимо, удивлялись такому необычному положению автомобиля на газоне, что у всех вызывало весёлую улыбку. Так он и стоял почти целый час, веселя проходящий мимо народ пока сам Прохоров не узнал об этом. Выйдя на улицу, он несколько минут стоял и смотрел с удивлением на свой «Запорожец». Видимо соображал – как же его автомобиль смог там оказаться и что же ему дальше предпринять? А мы всё это время, отталкивая друг друга, с восторгом следили за ним из окон нашего туалета.

И только потом, вернувшись в роту, лейтенант построил свой первый взвод и повёл их вызволять свой «Запорожец». При этом он очень сильно был возмущён их действиями. Ведь первая логическая мысль, пришедшая ему в голову, была такая – это курсанты его взвода таким вот образом «рассчитались» с ним за что-то. А курсанты первого взвода в ответ, когда до них дошёл смысл слов их командира, были возмущены ни меньше его! Чертыхаясь и возмущаясь от такой несправедливости, они твёрдо решили найти шутников, из-за которых пострадали. Поэтому после небольшого и активного расследования в роте «истинные виновники недоразумения» обнаружились очень быстро.
 
После бурной и громкой словесной перепалки между первым и нашим взводом страсти постепенно улеглись – удалось договориться о том, что мы больше таких шуток повторять не будем. Теперь я уже не могу вспомнить точно, что явилось причиной – эта шутка с «Запорожцем» сыграла здесь решающую роль, или это было просто случайным совпадением. Примерно в это время нашего замкомвзвода Витю Быкова быстро разжаловали в рядовые (к его великой радости), а вместо него для повышения дисциплины у нас во взводе ротный назначил курсанта из первого взвода нашей роты – Сашку Киселёва.
 
Мы знали, что наш Витя уже давно не хотел быть замкомвзводом, и он много раз вслух заявлял об этом командиру роты, но факт остался фактом. Витя поступал в училище с войск, прослужив в армии немного солдатом, и с первого курса рассудительно руководя взводом, умудрялся так строить отношения и выбирать такой верный тон, что никто из нас никогда не обижался на него. Можно сказать, что наши отношения были больше уважительны к нему, потому что он был из солдат, многое понимал в жизни, будучи старше всех, да и выполнял эту нелёгкую обязанность быть сержантом несколько своеобразно. Больше полагаясь во всех делах на человеческий фактор и собственный опыт.

Но на него постоянно «давил» командир роты, требуя достижения новых фантастических успехов, да и наш взводный – ст. л-нт Михайлов был вечно недоволен его руководством, требуя невозможного. К четвёртому курсу ему всё это надоело и, как он выразился – «меня всё достало!» Он просто устал за эти годы от всей этой «нездоровой возни» и, махнув на всё рукой, прямо заявил ротному, что дальше готов служить рядовым курсантом. Так он и учился вместе с нами во взводе до самого выпуска. Как сложилась дальше его военная судьба после выпуска, я не знаю, но только на днях Кайрат Камысбаев сообщил мне, что они в девяностые годы вместе с ним служили в Северно-Казахстанской области в системе военкоматов.
 
Но тогда, вот уж действительно – это было очень неожиданное решение для нас! Почему же на эту должность не были назначены кто-то из наших сержантов: Эдик Шварц, Сашка Руденских или Мишка Серёгин, которые уже проучились вместе с нами три с половиной года и неоднократно заменяли Витю Быкова во всех делах, нам ротный не объяснял. Для нас, глядя со стороны на первый взвод роты, там отчётливо высвечивали благородной костью два будущих карьериста. Это командир второго отделения Вова Мукомелов и курсант Саша Киселёв. У них было много общего – всегда безукоризненный внешний вид, ровное состояние духа и подчёркнутое уважение старших по званию.

Но, несмотря на необходимую отзывчивость, всегда поддерживалось постоянное соблюдение еле заметной дистанции с товарищами. При этом их лица всегда выражали твёрдую уверенность в своих силах. Просто преданные красавцы-отличники с плаката, смотрящие в рот начальству, да и только! Почему ротный остановился на Саше Киселёве – не знаю! Ну, это ещё ладно, а вот зачем Сашка сам на четвёртом курсе согласился на это трудное дело и о чём он думал при этом, давая своё согласие – я не знаю! Этот вопрос для меня так и остался неразрешимой загадкой до самого выпуска. Мне так кажется, что наш хитрющий ротный разыграл перед ним концерт, начав разговор с коммунистической совести и того, что «я тебе доверяю большое дело, а ты в свою очередь как честный человек должен помочь мне и роте…» И видимо Сашка, из-за своего преданного воспитания так не смог ему твёрдо отказать.

Действительно! Мне очень трудно было понимать ход их мыслей. Витю Быкова, да и любого нашего сержанта мы уже к четвёртому курсу научились больше понимать, чем просто формально выполнять их приказы – ведь мы уже столько дел прошли вместе! И они всегда знали всё, даже «тёмную сторону жизни взвода» – а как же иначе? Ведь это многолетняя повседневная взаимовыручка в учёбе, караулах и нарядах, работах и полевых выездах. Тем более что к этому времени у нас сложился свой, очень особый внутренний мир взаимоотношений во взводе – своеобразное равновесие, когда все знают многие секреты друг друга, но хорошо «держат язык за зубами». Это касалось всего – самоволок, наличия «хат» за забором училища и других «тёмных дел». Самым простым решением, как мне тогда казалось, надо было назначить кого-нибудь из наших сержантов – да и дело с концом! Как-нибудь дотянули бы до выпуска! Да и формально ничего особенно бы не изменилось во взводе.
 
Но Сашка Киселёв был «варягом» для нас! Ни имея к нему ничего личного, ведь до этого момента он сам по себе был обычным «беззалётным» курсантом в первом взводе, нужно понимать ситуацию. Это был уже четвёртый курс, и у нас во взводе сложились свои отношения, есть свои сержанты, многолетняя дружба между всеми, неформальные лидеры и начинать в одиночку «строить нас по уставу», затевая глобальную революцию – это было бы совершенно наивным! Очень напоминающим борьбу Дон-Кихота с ветряными мельницами.

Поэтому Сашка, несмотря на то, что он сам по себе был неплохим парнем – так и оставался до самого выпуска для нас «чужим» – ставленником командира роты, которого никто не хотел посвящать в наши взводные секреты, у него не было никакой опоры во взводе. Все его друзья, с которыми он прослужил три с половиной года оставались в первом взводе. К его чести надо сказать, что он очень быстро разобрался в этой ситуации и видимо сам осознал, что совершенно зря к окончанию училища взвалил на себя эту тяжёлую обязанность, которая ему лично ничего не принесла, кроме лишней головной боли.

Но куда деваться? Нам дальше нужно было жить вместе – он так и выполнял свои обязанности, больше формально, не тратя на борьбу с перевоспитанием нас много сил, действуя по очень простой схеме – принимая решения по факту сложившейся ситуации. Ничего не загадывая на завтра и не собираясь сильно противопоставлять себя всему взводу.

В это время поздно осенью или в холодном и снежном декабре на четвёртом курсе у нас в роте произошла очень громкая история в тот момент, когда мы всей ротой были на Учебном центре. Она очень хорошо запомнилась всем нам своей яркой необычностью, накалённостью сюжета и своими трагическими последствиями. Это был обычный рядовой выезд, каких уже в нашей жизни было немало – всего на несколько дней и ничто не предвещало ничего особенного. Схема занятий для нас была знакомой и очень понятной – пока пару дней два взвода нашей роты радостно стреляют, другие «умирают» на тактике, а потом замена учебных мест. Размещались мы в гостевой казарме и каждая полурота жила свой, очень понятной жизнью.
 
Все дни на Учебном центре начинались, как братья-близнецы одинаково: с утра подъём, сразу приведение себя в порядок, заправка кроватей, быстрый завтрак, выход с оружием и полном снаряжении на короткое построение для развода на занятия перед казармой на небольшом плацу. К этому времени из офицерской гостиницы появлялся наш ротный с довольным и отдохнувшим видом, наслаждавшийся здесь своей беззаботной жизнью. С холёным лицом он в течение несколько минут воображая себя Лениным на броневике «толкал» нам свои краткие напутственные тезисы. Он говорил проникновенные слова о дисциплине и правильной жизни, которые мы уже по хорошо выработанной привычке молча пропускали мимо ушей, проговаривая про себя известную фразу любимого комментатора Николая Озерова: «Нет, такой хоккей нам не нужен! А ты капитан, давай – мели, мели языком! Отрабатывай свой хлеб».

Все с нетерпением ожидали только того радостного момента, когда же он, наконец, закончит – и на занятия. И всё! Дальше – свобода! Мы повзводно на весь день, радуясь жизни, шли на свои учебные места, где нас встречали преподаватели тактики и огневой. Но при этом те взвода, у которых по плану была огневая подготовка ещё «прихватывали» и ночные стрельбы, возвращаясь в казарму глубокой ночью.
 
Мне так кажется, что именно в этот выезд мы проводили занятия по управлению огнём и выполняли тактические стрельбы на войсковом стрельбище. Сами занятия были организованы очень просто – каждое отделение по очереди расставляли в заранее подготовленные окопы для отделения, «нагоняя тактическую обстановку»: с минуты на минуту противник перейдёт на нас в атаку, а наша задача была – уверенно отразить это наступление. Потом оператор начинал поднимать мишени, начиная с самых дальних, изображая приближающегося противника, а командир отделения организовывал его уничтожение, громко подавая команды своим подчинённым. Самым главным на занятии было распределение сил,  отрабатывались серьёзные вопросы – чтобы стреляли только те, кому была дана команда, а не все сразу.
 
В то время мне всё происходящее казалось полной ерундой. Кому и зачем это надо? Ведь здесь нам всё вроде бы ясно и понятно? Но как были важны эти занятия, я убедился сам, когда стал офицером. На первых же учениях с боевой стрельбой я для себя осознал – тупые солдаты бездумно (сколько бы им не говорили) выпуливают все свои патроны по первому рубежу, а потом до конца учений ходят с пустыми магазинами. Поэтому главная задача офицеров на учениях уметь – не подать команду на открытие огня, а совсем наоборот – уметь заставить солдат вовремя прекратить огонь, а не то они будут поливать мишени до полного опустошения магазинов. Во время занятия остальные курсанты, вместе с преподавателем находились позади окопа, оценивая все действия очередного отделения – ведь всё происходило у них на глазах.

В тот же раз нам пришлось выполнять и ещё одну экзотическую и «развлекательную» стрельбу – отделением по зависшему вертолёту. Ещё раньше, листая Курс стрельб мы натыкались на эту страничку с описанием такой стрельбы и ждали время, когда же она будет у нас? Вот и дождались. В этот раз чёрную и зловещую неподвижную мишень вражеского вертолёта на стойках установили намного дальше, чем всегда – прямо в песчаных барханах, на расстоянии почти в километр. Мы выполняли упражнение всем отделением, по команде и все сразу – стараясь стрелять прицельно и короткими очередями, максимально подняв планку прицела на автомате.

Для получения зачётной оценки по Курсу стрельб для нас необходимо было смехотворно мало – что-то около 2-3 попаданий в мишень на всех. При таких условиях кому было надо тратить время на езду туда-сюда на машине к мишени с проверкой? А если пешком? В общем, в результате таких стрельб преподаватели по огневой подготовке объявили нам всем положительные оценки. А что там получилось на самом деле? Кто теперь узнает? Конечно, у меня промелькнула тайная мысль после стрельбы для интереса вечерком быстро сбегать к мишени и посмотреть на ней количество пробоин. Но потом я трезво рассудил – а как же я смогу отличить дырки нашего отделения от всех других? Ведь не только мы одни стреляли по ней! В общем, всё хорошо обдумав, не пошёл.

Но в один из последних таких дней обычных и так похожих друг на друга нас прямо с утреннего подъёма всех облетела и удивила новость – у нас в роте не хватает автомата! И почему-то её все говорили друг другу шёпотом и по секрету. Сразу со всех сторон посыпались недоумённые вопросы:
 – Как не хватает? Не может быть! У кого не хватает? У нас? И чей автомат пропал? В такое просто невозможно поверить! Ведь здесь на полигоне только одна наша рота? Да и в казарме мы живём одни? Окружающих нас солдат БОУПа (этих гномов, путающихся у нас под ногами) можно было смело не принимать в расчёт. Ни один солдат, зная о суровых нравах курсантов четвёртого курса, не рискнёт своей жизнью и здоровьем взять что-то, даже такую мелочь, вроде фляжки, плащ-палатки или подсумка.

 А тут целый автомат! Такие случаи часто бывали, когда мы после полевых занятий, что-то забывали в БМП, но всегда всё находилось и возвращалось. Солдаты-механики хорошо знали «законы военного времени» и чем такое, с нашей курсантской точки зрения «преступление» может закончиться для них. Суровой карой! Тут уж им в такой ситуации жаловаться будет некому. При этом сама по себе такая фантастическая мысль о том, чтобы любой солдат посмел зайти в казарму к курсантам, тем более незаметно взять автомат и вынести его незамеченным – это вообще приравнивалась к его добровольному смертоубийству.

Здесь я вспомнил, что ещё ночью обратил внимание на то, что у нас в казарме началась какая-то «нездоровая возня». Не помню уже точно, кто стоял в тот вечер дежурным по роте – Вовка Кольной или Ваня Тимофеев, но что-то тогда очень подозрительно долго горел свет в комнате для хранения оружия и дежурный несколько раз пересчитывал наши автоматы, пулемёты и гранатомёты. А потом, вглядываясь в темноту казармы, я ещё про себя удивился – что за очень знакомая мне рожа с усами маячит в коридоре и брякает дверью в комнате для хранения оружия? Это был наш ротный с офицерами, они стали поднимать сержантов-замкомвзводов и, собравшись все вместе, что-то долго там решали. Точно уверенный в том, что мой родной гранатомёт находится там и меня это не касается, я к этому времени успел благополучно заснуть, ничего для себя не понимая.
 
Теперь стала проясняться ситуация, так вот почему была эта ночная суета – нет автомата! За ночь его так не нашли – хоть и внимательно сверили все списки и на десять раз перевернули всю комнату для хранения оружия. Но ведь ещё была тайная мысль, может быть это простая ошибка? Что-то там сержанты напутали или намудрили, а утром всё выяснится! Но на общем построении роты с оружием всё подтвердилось и прояснилось – точно, нет одного автомата АК-74! А самое смешное заключалось в том, что пропал автомат того курсанта, который находится в училище в наряде, и с нами на Учебный центр не выезжал. Кто-то взял его автомат на полигон. Но кто – так сразу выяснить не удалось, да и не очень это было важно в тот момент.

Как так получилось? Зачем? И куда он мог здесь деться? Такого события у нас в роте ещё никогда не бывало. К этому известию все мы почему-то сначала отнеслись очень несерьёзно. Так ерунда! Мелкое и забавное приключение на пару часов. Надеялись – конечно, сейчас всё быстро выяснится, и мы дальше пойдём на занятия. У офицеров и нас оставалась ещё слабенькая надежда на то, что это простое недоразумение, которое в скором времени разрешится, и мы благополучно забудем о нём. Если надо – то мы сейчас все дружно и быстро пробежимся в караульное помещение, по войсковому стрельбищу, тактическому полю, обыщем все БМП, которые были вчера с нами на занятиях – и он найдётся! А куда ещё он может деться отсюда за ночь?

Командир роты, видимо ещё сам до конца не веря в происходящее, построил нас – по нему сразу было заметно, что от его счастливого и радующегося вида не осталось и следа! Со злым и очень суровым лицом он тут же организовал поиск потерянного автомата. Приехавшие к этому времени на занятия наши преподаватели кучкой стояли в сторонке и не вмешивались в происходящее, ожидая окончания этой не очень радостной истории. Все понимали – это «ЧП»! И какие дальше могут быть занятия? Пока не найдём утерянный автомат – никаких занятий! Его нужно срочно и как можно быстрее начинать искать! Поэтому все взвода роты были распределены по назначенным объектам на Учебном центре, и задача нам была сформулирована до гениального просто – перевернуть здесь на Учебном центре всё вверх дном, но автомат найти! Найти, даже хоть из-под земли, а если солдаты-механики будут отпираться, применить к ним «особый подход»!  И дал всем несколько часов на поиски.
 
Нашему взводу в этот первый раз достался самый дальний участок – тактическое поле, химический и инженерный городок. Мы с радостной улыбкой переглянулись с Сашкой и Тарасом – вот нам повезло! Ведь такие поиски тогда ещё представлялись нам весёлой пешей прогулкой по свежему воздуху. Все уже своим умом понимали, спрашивается – откуда там может оказаться автомат, если мы в этом районе практически не занимались? А на тактических занятиях, даже если это себе хорошо представить, курсант всегда вооружён чем-то: автоматом, пулемётом или гранатомётом. И если он будет стоять в строю или воевать с пустыми руками это будет выглядеть не совсем обычным – такое все сразу заметят и обратят внимание, как говорят чукчи – однако, здесь что-то не то!

Но приказ – есть приказ! Здесь не будешь много рассуждать! Пришлось всем взводом, крепко сжимая в руках свои автоматы, (а я свой «родной» РПГ) широкой цепью направиться в сторону инженерного городка. Погода нас в те дни не баловала, это были обычные холодные зимние день в степи. Солнце скрывалось где-то далеко за облаками, а небо затянула плотная низкая дымка без каких-то просветов. По степи тянул обычный в это время низовой «сквозняк», который задувал под шинель и неприятно обжигал уши. Я ненавижу такую зимнюю погоду, всё время при этом мёрзну! Снег покрывал землю неплотно, свежий ветерок не давал ему скапливаться на открытых участках, и поэтому чистый песок и глина сквозь него проглядывала очень хорошо. Только за редкими и чахлыми кустиками сухой травы он тянулся небольшими узкими полосками, неприятно скрипя под сапогами.

Мысль о том, что в этом тонком и редком снежном слое может лежать не замеченный нами автомат с прикладом, казалась очень призрачной. Конечно, мы при этом тщательно и добросовестно просматривали небольшие ямки и овражки где слой снега был побольше. Но здесь по не нарушенному уплотненному верхнему слою снега, перемешанного с песком, сразу становилось понятным, что там ничего нет. А сделать это как-то незаметно или так же искусно восстановить твёрдый слой снега было практически невозможно.

Мы добросовестно, растянувшись от самой реки и почти до самой танковой дороги, неспешно и внимательно оглядывая всё вокруг себя, прошли пустой в это время лагерь абитуриентов с пустыми бетонными гнёздами для палаток. Затем широкий участок степи с мелкими окопами для отработки действий солдата в бою и спустились в широкую низину, где на её склонах располагались варианты землянок и убежищ – дальше начинался инженерный городок. В этой низине мы собрались все вместе, решив, что нам необходимо внимательно осмотреть все земляные сооружения. А потом немного передохнуть и решать, что же делать дальше.

Наш взвод разбился на отделения, и каждому отделению досталось обследовать по 3-4 объекта.  Мы с Тарасом дошли до нашего блиндажа, и с трудом открыв присыпанную глиной низкую деревянную дверь, протиснулись внутрь. Собственно особенно искать здесь было нечего – мест, куда можно было бы спрятать автомат, практически  не было. Только ровные глиняные стены, да деревянные лавки вдоль стены. Но одновременно с этим – как здесь было уютно после утомительного и бесцельного хождения по степи! Тут не чувствовалось пронизывающего ветра, было сухо и даже казалось тепло. Через небольшое окошко внутрь проникало достаточно света, и его вполне хватало, чтобы внимательно всё разглядеть в блиндаже. Всем своим видом он так манил нас своим уютом расслабиться, немного передохнуть и так не хотелось вновь выходить из него на воздух!
 
Мы с Тарасом так и сделали – с радостными лицами, рационально используя время, прилегли на лавках, а так как наш блиндаж оказался самым лучшим из всех, поэтому в нём постепенно собралось всё наше отделение: Эдик Шварц, Сашка Сухоруков, Ваня Шапкарин, Сергей Иванов и Юрка Ликаев. Все комфортно расположились на лавках и, радуясь передышке, опять начался разговор на ту же тему – куда же мог пропасть автомат? Каждый из нас высказывал свои версии, но как-то все идеи постепенно свелись к одной, как нам казалось самой верной – пока мы здесь без толку топчемся по голой степи, за это время его уже наверняка нашли другие взвода.

И так, по-видимому, думали все остальные наши курсанты из других отделений, поэтому мы так и просидели в этих землянках больше часа, пока не вышло время, отпущенное нам для поисков. Идти куда-то дальше, удаляясь от казарм на тактическое поле и инженерный городок, никому не захотелось. Все успокаивали себя одной мыслью – сейчас мы вернёмся обратно в казарму, а там уже наверняка всё закончилось! С такими мыслями мы и пошли обратно обычным строем по дороге, прекратив всякие дальнейшие поиски и надеясь на благополучное окончание. Но как мы ошиблись!

На небольшой площадке перед казармой мы издалека увидели стоящие бесформенной толпой другие взвода роты и фигуру нашего взводного, который увидев нас зло прошипел:
 – Сержант Быков! Почему взвод прекратил поиск автомата и идёт строем?
По этим словам взводного и хмурым лицам курсантов из других взводов мы сразу догадались, всё сразу стало понятно и без слов – то, на что мы все в душе так надеялись, не случилось! Автомат нигде не нашли!
 
В голове у меня сразу вихрем закрутились, обгоняя и перебивая друг друга разные мысли:
 – Вот это дела! Куда же он мог подеваться? А дело с автоматом, кажется, принимает серьёзный оборот! Если его просто где-то оставили – уже бы давно нашли! Значит с этой пропажей оружия здесь не всё так просто. Даже сейчас страшно себе представить, чем такое дело может закончиться для всех нас и офицеров роты, если его, в конце концов, не найдут!

Командир роты, загнал весь сержантский состав в казарму и закрыв за собой дверь, выставил на крыльцо дневального – «чтобы никто не мешал ему с ними беседовать». Но нам всё равно было слышно, как он сразу начал орать со свойственной ему экспрессией. От такого крика казалось, что стены в казарме затряслись, и там вот-вот осыплется штукатурка. А нас не запускали в казарму, поэтому мы, ожидая построения, возбуждённо мёрзли и толпились на улице, переговариваясь между собой, но краем уха, слыша обрывки «такой беседы».

Это было очень похоже на то, как ругаются матом националы – нет у них в языке, что ли своих матерных слов? «Дыр-быр-дыр – вашумать, быр-дыр-быр – явасвсех… дыр-дыр-дыр – всевыпойдете… и так далее». В разговорах между собой мы выяснили, что другие взвода перевернули все БМП в парке, внимательно осмотрели войсковое стрельбище и танковый огневой городок, но тоже безрезультатно.

Наконец из казармы злой как чёрт появился В.Козлов со словами: «Рота, в линию взводов становись!» – от его радостного и благодушного вида не осталось и следа. Он сходу начал «нагнетать деловуху» – доводя до нас последнюю оперативную обстановку. Факт пропажи автомата подтверждён – за это время, пока мы исследовали Учебный центр, офицеры ещё раз сверили все списки закрепления оружия за курсантами роты и остатки наличия оружия в нашей роте в училище. Вынуждены были доложить комбату и начальнику училища. Поэтому сейчас сюда к нам, для оказания помощи выезжает комбат.

 Мне так показалось, что от его криков с соседнего дерева рядом с плацем шлёпнулась на мёрзлую землю дохлая ворона не выдержав таких «активных словесных оборотов». И закончил свою речь он такими грозными обещаниями и словами, из которых всем стало понятно – лучше нам найти этот чёртов автомат! На лёгкую жизнь дальше нам можно не рассчитывать – никто теперь здесь не будет прохлаждаться до момента его обнаружения! Мы целыми днями будем заниматься поисками пропавшего автомата и про дорогу назад в училище лучше сразу забыть – поэтому наша ближайшая задача постараться его найти побыстрее.
 
Вот таким образом, мы искали автомат весь остаток дня. Нам определяли участок для поиска и время. Потом снова построение – гром и молнии на нашу голову и всё снова повторялось. И ещё весь следующий день. И третий день начинался с этого же… Доклад о загадочной потере автомата на нашем Учебном центре прошёл в штаб САВО, и я теперь представляю, что пришлось выслушать нашему командиру роты от старших начальников. Все эти дни для меня слились в голове в один, остались только отрывистые картинки, как в калейдоскопе – самые яркие воспоминания. Мы толком не ели и не спали, мёрзли целыми сутками, бродя по полигону и обыскивая все, даже самые дальние закоулки – всё расширяя район поиска.

 Козлов орёт на нас целыми сутками, рвёт и мечет от отчаяния, командиры взводов тоже психуют, а мы ходим все злые и истерзанные внезапно навалившейся на нас напастью. В роте у всех от этой безысходности нарастает внутреннее раздражение, растёт недоверие другим курсантам, появилось подозрение, что взять автомат мог только кто-то из наших, кто решил таким способом «насолить» офицерам или кому-то. Ведь становилось очевидным – если мы его случайно где-то забыли, и он лежал открыто, его бы уже давно нашли. Потому что для его поиска много раз меняли взвода местами, и мы по сто раз, сменяя друг друга, осматривали одни и те же места.
 
В памяти остались только красочные зимние картинки нашего Учебного центра: вместе с нашим взводом я на тактической вышке, танковом огневом городке, на вышке вождения, брожу вдоль реки за артскладами – целыми днями наша злая рота кружила по полигону. За это время поисков я вместе с остальными курсантами несколько раз обошёл весь полигон – ещё никогда раньше мне за всё время обучения не приходилось столько раз бродить по нему вдоль и поперёк! Всем уже казалось, что за эти дни на Учебном центре не осталось ни одного хоть мало-мальски пригодного уголка, в который мы бы не заглянули.
 
Учебный центр обезлюдел, затих и замер в тревожной, напряжённой тишине, так как все занятия у других курсантов отменили, никто сюда больше не приезжал, давая тем самым нашей роте возможность самой искать потерянный автомат. Солдаты БОУПа в эти дни, хорошо зная о громком «ЧП» происшедшем в роте четвёртого курса сразу от страха забивались от нас в казармы или, увидев издалека – старались держаться от нас подальше. Инстинкт самосохранения заставлял их не попадаться нам «под горячую руку» и «не отбиваться от стада»!

Многим из них тогда крепко досталось мимоходом… просто так, как говориться для «профилактики от гриппа», от нашего злого настроения и желания хоть на ком-то «выплеснуть эмоции». А уж повод для этого всегда найдётся. Я так думаю, что если можно было бы даже с большой натяжкой допустить такую страшную мысль – наш автомат взяли солдаты, то они уже сами были бы рады его нам отдать, только чтобы такая жизнь для них поскорей закончилась! Да и у нас самих в эти тяжёлые дни в головах крутились только одни мысли: «До каких пор это ещё будет продолжаться? Эх! Если только мы узнаем, кто это сделал – не завидуем тем курсантам, которые решились на такое дело!»

Из-за безрезультатного кружения взводов целый день по Учебному центру обстановка в роте накалилась до крайнего предела, в этот момент мне почему-то очень страстно захотелось стать незаметным или превратиться в какую-то микрочастицу, чтобы забиться от всех куда-нибудь подальше и хоть спокойно посидеть! Да ещё так, чтобы никто не смог меня найти! Всё достало! Как резко и неожиданно перевернулся мир вокруг нас! Вспомнилось каким счастливым я был всего несколько дней назад: здесь на Учебном центре вдруг с неба посыпались редкие снежинки… Протягивая ладони я как в детстве радостно и с хорошим настроением ловил их… И тогда мне было совершенно плевать на то, что может быть в этот момент я выглядел глупо – так как был похож на какого-то наивного романтика, а не солидного курсант-мотострелка старшего курса… Мне в тот момент вспомнилась детская сказка «Цветик-семицветик» про девочку Женю и цветок. Вот бы здорово было сейчас найти такой волшебный цветочек! Я бы с толком и умом использовал все лепестки, не то что она…
 
Все ходили нервными, взвинченными и готовыми взорваться по любому поводу – и мы от такой глухой безысходности даже начали прорабатывать такую мысль – ночью устроить солдатам БОУПа полный капец (в смысле начать бить морды всем одновременно без разбора) пока не сознаются. Только на третий день, уже ближе к обеду наконец-то роту облетела радостная новость – нашли! Наконец-то! В такое известие сразу как-то и не верилось!
 
Но когда мы собирались перед казармой на очередное построение и увидели нашего ротного, торчавшего на улице, уже издалека напоминающего мне грека отплясывающего танец сиртаки с бутылкой «Метаксы» в руках – осознали, точно! Он радостный и счастливый от этого известия с видом сытого и довольного спаниеля объявил нам, что – всё! Наконец-то дождались, огромная радость пришла к нам и поиски закончены. Автомат найден и теперь нам всем можно собираться обратно в училище.

 Всех сразу живо заинтересовал такой главный вопрос – всё же, где и в каком месте нашли автомат? Оказалось один из наших взводов, проходя в очередной раз по огневому стрельбищу, на бруствере одного из окопов наткнулся на слегка присыпанный землёй автомат! Как и каким образом, он там смог оказаться? И почему его не смогли найти сразу же в первый день поисков, если он так спокойно лежал? Это так и осталось неизвестным.
 
Появилась основная версия – будто бы его случайно забыли во время ночных занятий. Наверное, кто-то из курсантов, схватив что-то из материальной базы – ящик или радиостанцию случайно забыл про свой автомат, а он так и остался лежать на бруствере окопа. Честно говоря, мне, да и всем остальным курсантам в такое верилось очень слабо. Чтобы курсант забыл своё оружие, обучаясь на четвёртом курсе!? Фантастика! А ещё – ведь мы за это время поисков не один раз проходили в том районе, внимательно осматривая всё вокруг? Да и каждую ночь там патрулировали часовые, охранявшие стрельбище и ТОГ. А уж они, наслышанные об истории с потерей оружия открыто валяющийся автомат сразу бы заметили! Но особо задумываться над этим вопросом нам тогда было не с руки – сам он нашёлся или его подбросили, какая теперь разница? Главное – нашли!
 
Каждый из нас отнёсся к этому известию по-разному. Кто-то бурно или тихо радовался, кто-то воспринял её устало и спокойно, другие просто молчали, переживая про себя, однако «активисты» наоборот – сразу начали собственное независимое расследование и негласный поиск виновника. Но становилось понятно, что это – всё! Конец нашей такой нервной жизни, которой мы жили в последние дни! Одновременно с этим в роте нарастало внутреннее убеждение – это сделал кто-то из нашей роты и мы должны вычислить, найти этого негодяя, чтобы рассчитаться с ним за всё! С нашей точки зрения как получается – всё было рассчитано очень точно: и время, и автомат не свой, и на третий день (видимо насладившись эффектом) его нам подбросили…

С таким настроением мы вернулись в училище. Почему-то бурная радость от находки автомата сразу прекратила всякий ажиотаж вокруг этого события. Странно, но офицеры ходили радостные и больше старались не вспоминать об этой истории, так как будто её и не было. И со стороны казалось, вроде бы всё затихло. Но такое ощущение было обманчивым, это как бывает у ледяного айсберга – снаружи видна только небольшая надводная часть, а гораздо больше скрыто в толще воды!

Наше собственное, скрытое от посторонних глаз внутреннее «ротное курсантское расследование» между собой продолжалось. Все курсанты у себя во взводах в мелких подробностях вспоминали последние дни – здесь оценивалось всё: кого ротный наказал в последнее время, кто и как себя вёл во время поисков, и вообще кто из нас был способен на такую подлость? Мы для себя должны были найти виновника этой истории!
 
В результате таких подозрений и долгого анализа всех обстоятельств этого дела вдруг третий взвод громко назвал фамилию курсанта Шпигарева! Вспомнили всё – как он болтанул какое-то проклятие и угрозу в адрес командиров. И его помнят на том месте, где потом нашли АК-74. Ещё это было очень странным с нашей точки зрения, ведь в третьем взводе курсантов поступивших в училище из солдат было больше всех. Миша Глухов, Саша Мирных, Баха Ультараков, Алексей Денисов, Вова Матусевич были людьми серьёзными и вполне авторитетными. И когда они сами об этом заговорили, у нас не верить им не было оснований. Шпигарева в нашей роте большинство курсантов не любили и для этого имелся ряд причин.
 
Он сам поступал из солдат, поэтому был постарше нас, но при этом всегда был скрытен, тёмен и хитёр. Ходил среди нас так, как говорится – сам по себе. Реальных доказательств, конечно, не было, но вроде бы его заметили, как он в одиночку накануне вечером куда-то уходил. И как-то всё вокруг него «удачно» складывалось – одно к одному! А мне уже через годы Вова Матусевич сказал, что ещё в самом начале, когда их распределяли по ротам после поступления Шпигарев, чтобы попасть с ним в один взвод попросил Вовку сказать, что он его родственник.

Обещая ему свою дружбу и поддержку. Но очень скоро он и даже все остальные солдаты взвода (которые всегда имели в роте «своё солдатское братство») в нём разочаровались. В общем, этим же вечером с большим шумом, ожесточением и какой-то внутренней радостью ему «сделали профилактику». Маленького и тщедушного Вовку Шпигарева пинали человек сорок долго, правда в пол силы, сменяя друг друга, но с каким-то внутренним остервенением, и хотя он не признал наших обвинений – все были довольны. Вроде бы вот теперь уже – всё! Конец этой запутанной истории.
 
Но нет! Буквально через пару дней, когда уже и страсти поулеглись, «взорвался» первый взвод! Громко и уверенно на всю роту объявив – теперь они у себя вычислили вора! И вот уж на этот раз – точно! Они были уверены, что спрятал автомат, а потом его подбросил на стрельбище вовсе не Вовка Шпигарев с третьего взвода, а их курсант из первого взвода! Якобы таким хитрым способом он рассчитался с ротным за своё наказание. А того тоже не любили в роте по многим направлениям: из-за того, что он «вечно болеет», очень часто и хитро ходит в город по личным делам ротного, поэтому за него приходится другим нормальным курсантам «внезапно» заступать в наряд и караул.

 Поэтому насчёт него все дружно сошлись в едином мнении – он тоже заслужил расправы всеми своими «хитромудрыми» делами. Так сказать – своей жизнью и по совокупности всех преступлений! С ним разбирались всем взводом, реальных и серьёзных доказательств вины опять не было, поэтому били больше «для науки»: за его характер, поведение, угодничество ротному за то, что он своими хитрыми выходками «выбивается из общего строя» и давно всем «не по нутру». И только после этого эта история с потерей автомата вроде бы закончилась и стихла.

Сам я ещё очень долго и мучительно размышлял над этой историей и её продолжением. И самое главное, что вопросов, на которые так и не были получены ясные ответы, не становилось меньше! Всё-таки мне было не понятно: однозначно ясно – никакой солдат из БОУПа не решился бы на такое, тогда кто же из наших курсантов «провернул это дело с автоматом»? И самое главное – зачем? Для чего? Вовка Шпигарев или курсант из первого взвода? Ведь любой курсант уже, обучаясь на четвёртом курсе, своей головой не мог не понимать резонанса и последствий от потери автомата? А может быть, это был совсем кто-то другой – более хитрый и пронырливый, который ходит сейчас довольный среди нас, а мы этого и не знаем? 

Да, с этим можно согласиться – Шпигарев и тот курсант из первого взвода это были не самые лучшие курсанты в нашей роте, но всё же реальных доказательств мы так и не получили. А не оказались ли эти «туманные расследования» чьей-то хитрой и ловкой игрой для сведения счётов? Эта мысль долго не давала мне покоя, да и потом в разговорах между собой все признавались, что она давила на всех и «до и после» этих разборок. Но тогда была такая ситуация в роте – нервы, психоз, неизвестность и желание рассчитаться с кем-то за устроенную нам такую жизнь.
 
Как хорошо, что мы у себя во взводе «под эту марку» никого не нашли и всё тихо обошлось. Так до самого выпуска мы и не смогли точно узнать – кто же из нас смог это сделать? Но те яркие моменты трёх дней жизни очень хорошо врезались мне в память. Очень странной мне показалось и реакция руководства училища. Когда пропал автомат – сразу же раздули бешеный ажиотаж возле этого дела. Понаехали на Учебный центр все кому не лень: «Вы должны! Срочно! Найти! Всем не спать – только искать!» Мы только и слышали от всех в эти дни. А когда его, прямо так скажем, «неожиданно» и необычно нашли на третий день – сразу все успокоились и мгновенно наступила тишина. Действительно, как-то очень странно?

Но если у нас в роте после такой нашумевшей истории никого из курсантов не наказали и не отчислили, так значит отсюда вывод – никого не нашли или сами ничего не поняли? Или всё же узнали и решили «спустить на тормозах»? И тогда возникает вопрос – а почему? Ведь кто-нибудь следующий, глядя на это, может вновь решить организовать такую же пропажу? Так эта тёмная история с пропажей автомата и осталась до конца неясной.

А мне уже намного позже в Панфилове вновь пришлось пережить очень похожие ощущения. Но в тот раз ситуация для меня сложилась гораздо трагичнее. Тогда из сейфа дежурного по полку пропал пистолет ПМ, и это выяснилось только при смене наряда! Дежурным по полку был Саша Мякота, и его менял В.Старостин. А я был помощником дежурного! Поэтому и «круг подозреваемых» по этому делу был очень мал! Они оба были моими хорошими друзьями, и пистолет вновь искали три дня! Сколько приехало людей для «поиска» и как они трепали нам нервы своими подозрениями – не передать словами! А вот конец той истории был совсем необычным – его нашли в офицерском городке под ковриком у квартиры! Как и каким образом, он смог там оказаться? И опять этот факт, как и в той давней истории с автоматом, так и остался тайной. Очень странно. Всем объявили – нашёлся и нашёлся, что тут дальше ворошить? Но как-то очень подозрительно похожими именно вот такой развязкой оказались эти две истории с потерей оружия в моей жизни.


           АЛМА-АТА. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ЗИМА. НОВЫЙ ГОД.
               ВЕСЁЛЫЕ ИСТОРИИ ПРО СДАЧУ СЕССИИ.

В такой размеренной череде дней – наша жизнь в училище, состоящая из учёбы, разных нарядов и полевых выездов, незаметно подошла к очередному Новому году. Новый год, наш последний в училище… А где и как я встречал его последний раз? Ах, да! Уже забыл – Афганистан, полк 77800, артсклады, КАМАЗы… Неужели уже пролетел целый год? А, кажется, что это было как будто вчера! Ведь это был наш последний Новый год в училище и он, как ни крути, проводил невидимую, но очень понятную для всех черту в нашей жизни. После него нам нужно будет готовиться к сессии, отпуску, а уж после него у нас начнётся совсем другая жизнь. Мы начнём готовиться к выпуску! К этому времени постепенно стала меняться и наша курсантская жизнь. Руководство училища «для укрепления неформальных связей и дружбы» разрешило организованно выезжать взводами на приглашения других учебных заведений. Конечно, в таких делах обязательным условием всегда было присутствие командира взвода и хорошая организация.
 
У нашего взвода так же было организовано несколько таких поездок – «глотков свежего воздуха» после многих лет напряжённой учёбы. Никакой особой радости и ярких впечатлений, правда, они не доставили, но всем было интересно попробовать. Кто-то из наших местных алма-атинских курсантов через своих знакомых договаривался о каком-то вечере, делали официальное приглашение и всё! Дальше начиналось крутиться «военное колесо» – ехать должны были все (командир роты за этим строго следил и никаких отговорок не принимал) со всеми вытекающими отсюда мероприятиями: придирчивый осмотр парадной формы, да так чтобы всё было по высшему разряду, инструктаж о правилах поведения в городе.

 И, конечно же, обязательное последнее напутственное предупреждение – перечень всех «небесных кар» для тех, кто не дай бог его ослушается! В смысле – немного «переотдыхает» потеряв голову: будет себя плохо вести, где-нибудь потеряется или вернётся с запахом. Мнения о таком мероприятии среди нас были разные. Конечно, съездить «проветриться» и отдохнуть дело хорошее – новые встречи, знакомства, но такая чёткая «военная организация» этого отдыха сводила на нет все радостные впечатления.  Немаловажным фактором было и то, что многие наши курсанты к этому времени уже были женатыми или долго и серьёзно дружили со своими подругами, поэтому такую поездку-приглашение принимали больше как наказание.
 
Иногда для проведения таких дружеских взводных вечеров командование разрешало договариваться с нашим буфетом у себя в училище – это немного всё упрощало, но в принципе не меняло впечатления. Единственным плюсом таких вечеров всегда была «живая музыка» – я уже упоминал раньше, что основу училищного ВИА составляли курсанты нашей роты: Серёгин, Максюков, Белаш и Табаев. Кроме того, все «цветомузыкальные вопросы» лежали на Серёге Козедубе. Играли они, конечно, здорово – в их репертуаре были все популярные шлягеры тех лет. Кроме таких вечеров они всегда готовили и сольные концерты ко всем праздникам и значимым датам в училище. Однажды, на одном из конкурсов самодеятельности среди курсантских рот и я это хорошо помню, победила наша рота с песней «У деревни Крюково», а исполняли её красиво дуэтом на два голоса два Рашида – Кулмурзаев и Табаев.
 
В этот раз для встречи Нового года нашему батальону в училище было предоставлено самое лучшее место – спортзал. В центре зала установили ёлку, украсили стены снежинками и праздничными рисунками. Нам разрешили пригласить всех своих знакомых, но с обязательным условием, что мы их сами будем встречать на первом КПП и ровно в 22.00 посадим всех в заказанные для этого стоящие на плацу автобусы. Поэтому и праздник запомнился, он прошёл весело – пришло много народу: девушки, друзья и родители многих курсантов. Для этого была продумана большая праздничная программа: весёлые сценки из курсантской жизни сменялись шуточными конкурсами, (от желающих поучаствовать в них не было отбоя), весь вечер играл наш ансамбль, заполняя паузы обилием танцевальных мелодий. У всех нас было хорошее настроение – это последний Новый год в училище! И кто сейчас знает, где мы будем встречать свой следующий? Поэтому нет причин для грусти – надо радоваться жизни и всему тому чего уже достиг в своей жизни.
 
Мы с Тарасом тоже были с девушками. Как-то один раз в увольнении так получилось, что я в городе оказался один. Все увольняемые курсанты с нашей роты вместе со мной куда-то разбежались, спеша по своим делам, а я не торопясь шёл по утреннему тротуару с прекрасным настроением, обдумывая план действий – впереди у меня получался абсолютно свободный день. Чем же заняться? Перспектив – море! Тут нужно обстоятельно подумать… В тот раз, прогуливаясь по городу неспешной походкой на законных основаниях с увольнительной запиской в кармане и обдумывая варианты отдыха, мне на пути попался небольшой парк.

Аллеи сквера были пустынны, только кое-где в тени уютно устроились влюблённые парочки, да несколько собачников выгуливали своих четвероногих друзей на зелёных газонах. А перед каким-то памятником на лавочке сидела одинокая девушка с книжкой на коленях. Интересно, что она делала здесь одна? Когда я проходил мимо, она подняла на меня голову, и мы встретились с ней глазами. На лицо симпатичная, короткая стрижка и фигурка без излишеств, но ничего особенного – в толпе не заметишь. У меня в этот раз было хорошее настроение, и я движимый каким-то шестым чувством на призыв её глаз, двинул как танк в атаку – присев рядом с ней. Эх! Если бы не зима, как хотелось бы рвануть с ней куда-нибудь далеко, где я сам ещё не был, например, в Бразилию – в Рио-де-Жанейро или Сан-Паулу.
 
Вот так мы и познакомились. Она оказалась обычной студенткой первых курсов какого-то института, без ощущения взрослости, ещё по-детски немного наивной и непосредственной, но забавной. После этого у нас с ней было несколько коротких встреч на КПП, и на одной из них я пригласил её с подружкой на Новый год. Надо сказать в этот новогодний вечер она выглядела очень эффектно и уже не казалась пустоголовой малолетней девчонкой или куколкой, почему-то у меня именно такое первое впечатление сложилось о ней.

Так меняется тусклая ёлочная игрушка, извлечённая из картонной коробки и повешенная на своё место на ёлке среди праздничной хвои, украшений, блёсток дождя и разноцветных лампочек. Мы все вместе весь вечер радовались празднику и жизни – она весело чирикала о всякой милой всячине! На такой радостной ноте в конце вечера объявили последний танец и после него предложили всем курсантам проводить своих знакомых на плац возле наших казарм.

 – Вот и конец праздника! Ну, как? Вы довольны? – спросил я её с подругой.
 – Да! – радостно прощебетала она и согласно хлопнув ресницами пошла одеваться.
Почему-то у меня в памяти очень ярко отпечатались эти картинки последних минут уходящего года. Погода в этот год как будто специально по спецзаказу преподнесла нам праздник – на улице было совсем не холодно, стояла тихая и абсолютно безветренная погода. Мы огромной и шумной, радостно-весёлой растянувшейся гурьбой медленно шли по ночным аллеям затихшего училища понимая, что праздник закончился, и мы перевалили очередной рубеж, отделяющий нас от выпуска. Потом толпились у автобусов, весело рассаживая своих знакомых, прощаясь и уточняя у водителей, по какому маршруту они будут ехать по городу. При этом каждый из нас ещё что-то напоследок кричал и показывал друг другу через окна. Прощаясь с девчонками, им напоследок помахали и мы с Тарасом.
 
В этой огромной весёлой оставшейся толпе на плацу все курсанты батальона перемешались между собой, здесь не было различия кто с какой роты или взвода. Мы все вместе – первый батальон! И пусть из окон казарм завистливо на нас смотрят все те, кто младше нас! Ребята! Ваше время ещё впереди – ждите и надейтесь, оно придёт.

Я же оглядываясь по сторонам, видел всех курсантов с разных взводов нашей роты, потому что здесь собрались все: кто кого-то провожал, а кто просто стоял за компанию с друзьями, наблюдая за всем происходящим. Мы – Выпускники! Память поочередно калейдоскопом «выхватывает» лица наших курсантов: Лёши Марченко и Серёги Эль, Вовы Полонского и Андрея Грядунова, Рашида Табаева и Олега Ежова, Толи Мартуса и Сашки Аксёнова, Алексея Кубатко и Димы Диких, Аршака Власяна и его друга Артура Караогланяна…

Наконец посадка закончена и автобусы, выписав напоследок «круг почёта» выехали через первое КПП из училища. А мы в этот момент устроили им своё прощание – все одновременно хором начали громко свистеть во всю силу лёгких! Никогда ещё в своей жизни я не слышал и не видел такого, чтобы больше двухсот человек одновременно ночью объединяясь вместе, свистели так громко и при этом с таким воодушевлением, радуясь жизни! Поддаваясь общему настроению толпы, со счастливым видом вслед автобусам в новогодней ночи свистел и я – это был наш своеобразный салют празднику жизни! А потом от внезапно охватившей меня радости и нахлынувшего счастья я мечтательно поднял голову и ещё долго смотрел в звёздное небо, выискивая среди ярко мерцающих звёзд для себя что-то новое и незнакомое…

После этого все направились в казарму. Наши офицеры в это время незаметно куда-то сразу исчезли, и старшина совершенно формально провёл вечернюю поверку и точно выполняя строгий приказ по училищу, в 23.00 во всех казармах выключили свет. Никаких праздничных столов в роте на этот раз решено было не накрывать – ведь мы уже не маленькие дети пить лимонад. С весёлыми и блестящими глазами Сашка с Тарасом позвали меня в кабинет замполита. По их виду я сразу догадался, что они уже успели где-то немного «отметить» Новый год пока я где-то бродил.

В темноте кабинета мы из заранее и ловко припрятанной Сашкой в дальнем углу нижней полки шкафа бутылки сразу бесшумно и честно разлили водку по трём стаканам – они красиво радовали глаз идеально ровной линией наполнения. Шёпотом поздравили друг друга и тихо по очереди выпили, передавая вместо закуски одну на всех банку сгущёнки с пробитыми в крышке дырками. Пить молоко из неё приходилось высоко запрокидывая голову – как это было здорово по тем временам! После этого, запив всё водой из графина, мы каждый взяли со стола по конфете-леденцу и с глубокомысленным видом затихли, отдаваясь приятному чувству эйфории.

В затихшем кабинете наступила долгая пауза, говорить было не о чём. Из ленинской комнаты приглушённо доносился звук телевизора – там, после привычного выступления нашего генерального секретаря, которое слушали скорее по привычке, а не вовсе из-за того, чтобы узнать что-то новенькое,  шведские ребята приятно затянули свой мелодичный шлягер «Хеппи нью уеа». Каждый остался наедине со своими мыслями, хотя мы втроём думали об одном и том же. Вот и пришёл Новый год, мы понимали – это наш последний совместный Новый год и хотелось встретить его как-то по особенному, чтобы он запомнился. Но ничего особенного в нашей ситуации не придумаешь – нужно радоваться даже и такой возможности побыть втроём.

 Сколько разных событий за это время нам пришлось пройти вместе! А что будет дальше – кто сейчас знает? Как наши родители встречают этот праздник? Каждый из нас в этот момент, оставаясь наедине сам с собой, думал о чём-то своём, только молча глядя в окно, в котором были видны голые ветки деревьев. Они, переплетаясь между собой, образовывали причудливый узор в свете фонарей на плацу. Этот ночной свет фонарей ещё выхватывал из темноты редкие и пушистые снежинки, которые очень медленно кружились и как бы нехотя в своём хороводе.

 В моей голове, глядя на это, сами собой рождались мысли:
 – Всё будет хорошо, вот и снег пошёл, а завтра уже наступит новый отсчёт нашего времени. Какая всё-таки удивительная штука – жизнь! Буквально несколько минут назад мы веселились, танцевали и плясали возле ёлки в ярком спортзале, и всем казалось, что такой праздник будет вечно. А вот и нет – всё закончилось, и мы сейчас сидим вместе в тёмной и затихшей казарме. И между прочим до Нового года осталось всего несколько минут. Но как это было здорово – вот так, молча сидеть рядом со своими друзьями, даже ни о чём не говоря!
 
Таким «военным» образом, отметив это событие «в этиловом эквиваленте», мы пошли спать. Я в темноте казармы прошёл по дорожке вдоль кроватей роты к себе во взвод. Многие курсанты спали, но в классах ещё были видны группки сидящих за столами людей. Уютно устроившись в своей кровати, а этому «суворовскому способу» меня давно научил Тарас – это когда в заправленной кровати откидываешь одеяло только сверху и залазишь под него как в спальник, не выдёргивая сбоку края одеяла из-под матраца, я закрыл глаза и начал размышлять:
 – Сколько уже раз я уже встречал Новый год в училище? Три или четыре? – мысли у меня в голове путались, тепло грело изнутри, разливаясь по всему телу приятной истомой.

 Появилось ощущение лёгкости и полёта. Ярко всплыли последние впечатления из моей жизни – как мы несколько дней назад с Рашидом Кулмурзаевым одержимые романтикой и жаждой приключений гоняли в последний «самоход» к Иринке Каракуловой. Родителей дома не было, они куда-то уехали и поэтому здесь собралась весёлая компания: её хорошие подруги, мы с Рашидом и ещё кто-то… Весь вечер мы радостно блистали красноречием, юморили, отпуская остроумные шуточки, без устали танцевали меняя партнёрш, совсем не замечая времени. Среди её подружек была одна девочка – такая симпатичная! У неё были огромные голубые глаза и по спине пышной гривой струились локоны с медным отливом. Кокетливая чёрная блузка обнажала плечи и красиво выделяла грудь, подчёркивая талию. Дополнял эту картину тонкий лаковый ремень чёрного цвета, красиво смотрящийся на облегающих белых брючках.
 
Мы кружились с ней в танце под ритмичные звуки популярного негритянского ансамбля «Бони М» – и она положила мне руки на плечи, а я обняв её за талию, раскачивался в такт музыке. Глядя в её красивые глаза напротив, в моей голове вместе с «Ба-би-лоном» и «Багама-мамой» ощущалась приятная пустота. Мне было хорошо, спокойно и уютно, одновременно возникало ощущение, что я шагнул куда-то далеко в космос, в пояс астероидов и мне от восторга не хватало воздуха.

Нет! Мы не были пьяны, правда мы с Рашидом за весь вечер выпили только по одной небольшой «лечебной дозе» кальвадоса – нам просто было хорошо и приятно. Потом мы долго разговаривали с ней на разные темы, крепко держа друг друга за руки. От неё исходило волшебное тепло, в которое хотелось завернуться, как в казарменное одеяло, закрыть глаза и отключиться. При этом я ощущал, что мы совершенно разные люди и между нами не будет согласия. Как жаль, очень жаль! Что мне с ней не по пути и между нами ничего не может быть, да и устал я… Но это были счастливые мгновенья, и так хотелось, чтобы этот приятный вечер не заканчивался и длился бесконечно долго.

 Поэтому мы с Рашидом оттягивали как можно дольше минуту расставания, а когда спохватились, то на улице долго не могли поймать такси, чтобы успеть вовремя вернуться в училище. И таксисту, согласившемуся отвести нас на 70-й разъезд, пообещали добавить за скорость и на все штрафы милиционерам – ведь времени совершенно не оставалось… Оставалось надеяться только на чудо!

Поэтому мы неслись в «Волге» на максимальной скорости по ночной объездной дороге всё время поглядывая на часы и торопя его словами: «Время, время, дорогой! Давай, давай! Поднажми…» И водитель, вспоминая свои годы службы в армии, увлекаясь этим соревнованием со временем и желанием нам помочь – жал на педаль в этой безумной гонке… В чёрном окне я видел только мелькающие снежинки на фоне разноцветных неоновых иллюминаций ночного города и фар встречных машин, а всё остальное было скрыто от нас темнотой. В тот день удача была с нами – на наше счастье тогда никто нам по дороге не попался, и мы с Рашидом еле-еле успели прямо к вечерней поверке, рискнув для экономии последних секунд сразу подъехать к известному месту у забора лётчиков и наскоро его перемахнув, щедро рассчитавшись с таксистом целой десяткой!

 Водила, молодец! Здорово нас выручил! А то не миновать бы нам проблем… И ещё долго меня не отпускали воспоминания об этом вечере и её грустные глаза. Через годы, находясь под сильным впечатлением от таких поездок, Рашид написал трогательный стих под названием «Самовольная отлучка» в котором объединил дружбу, бесшабашный риск, дерзость и молодость:

                Молодые тела бодрил «основной инстинкт» –
                Вокруг курсантов девчонки вились.
                В дальних гарнизонах мало девушек
                И парни женились.
                «Самоволка» помогала решать «проблему»,
                Часть жизни – самовольная отлучка.
                Облавы в переулке «Свободы» –
                «Самоходчикам» тучка…

Переулок «Свободы» это очень известное место для всех курсантов АВОКУ. Небольшой и узкий переулок, по которому можно было пройти только пешком, ведущий к остановке автобусов в Покровке. Конечно же, он имел совершенно другое название, а вероятнее всего и вообще не имел никакого, но для всех нас он имел именно такое символическое название. Ведь именно по нему мы «вырывались на свободу».

А потом, похоже, расслабление достигло своего пика, когда глаза начинают слипаться и всё вокруг начинает слегка плыть. Почему-то вспомнился очень смешной с моей точки зрения вопрос той девочки: «Люблю ли я стихи Блока?» Какая милая и наивная, совсем далёкая от нас «гражданская» ерунда – какие стихи, какой Блок? Мне не до него сейчас! И вообще, у меня ещё со школы почему-то в памяти отложилось своё особое мнение насчёт писателей и поэтов – все кого не возьми, они почему-то плохо закончили свою жизнь. И ещё, что удивительно: пишут про чистые чувства, про Россию, и только потом уже какой-то стороной, из сплетен узнаёшь, что они были задирами, дуэлянтами и свою жажду утоляли вовсе не только чаем с квасом.

Если уж честно признаваться самому себе, то из книг я сейчас больше всего люблю то, что меня окружает: Боевой устав Сухопутных войск, Курс стрельб, Наставление по физической подготовке и Инструкцию по эксплуатации БМП-1! В этот момент в тихом полумраке казармы у меня в голове всё закружилось, заметалось, почему-то всплыли мои воспоминания о том, как мы дома с родителями всегда встречали Новый год. В искристо-ярком хороводе из рюмок и фужеров на столе в тумане проплыли тарелки с традиционным холодцом, пельменями или мантами, разными мыслимыми и немыслимыми салатами, соленьями в виде грибочков, капусты, огурчиков и помидорчиков.

И совсем «впадая в детство» меня посетила шальная мысль: «Ах! Как хорошо было бы заказать Деду Морозу желание – скорее приблизить наш выпуск! А что? Проснулась бы наша рота завтра утром – а уже лето и ГОСы? Вот было бы здорово!»

 Счастливый от таких мыслей и воспоминаний я стал проваливаться в светящуюся пустоту, и в этом вихре появилась какая-то совершенная чепуха – откуда-то вдруг возникли подзабытые понятия – феррум, купрум, аргентум, синусы, шестерёнки, эпюры, крутящие моменты, интегралы и бесконечно малые величины! Я ещё успел, перед тем как провалиться в новогодний сон подумать: «Тфу! Что это за ерунда? Откуда это? Ведь я это уже давно сдал!» И всё… Сознание отключилось, и я провалился в счастливый сон. Вот таким образом на счастливой волне закончился ещё один, не самый худший год в моей жизни.

В январе началась сдача очередной сессии. Как говорится «от сессии до сессии – живут студенты весело!», хотя с этим выражением обучаясь в военном училище можно и поспорить. Но всё равно в них скрыт глубокий смысл, который хорошо понятен всем кто хоть как-то был связан с обучением в институте, техникуме или ещё где-нибудь. Сессия – самая жаркая пора в учёбе, когда дни и ночи сливаются воедино.

Днём бегаешь – сдаёшь, закрываешь «хвосты», а ночью в классе учишь, зубришь, готовишь шпаргалки и наскоро строчишь первоисточники. Вот в этой, на первый взгляд ерундовой заковырке и есть существенная разница между гражданским ВУЗом и военным училищем! Гражданский студент сдал сессию, молодец, всё свободен! Твои оценки по большому счёту никого не интересуют. А если ты, обучаясь в гражданском институте вдруг чего-то не сдал вовремя, то дают время – давай ходи и пересдавай, даже академический отпуск могут предоставить.
 
В военном училище такого нет и в помине. Сдал курсант сессию – это ещё не показатель! Главное – как сдать! Каждый командир взвода, роты и батальона в целом бьётся за лучший показатель, ведь чем больше во взводе отличников, хорошистов – тем выше показатель при подведении итогов. От этих показателей зависит вся карьера офицеров курсантских рот в училище – благодарность, досрочное звание, очередная должность и т.д. Поэтому если тебя назначили отличником, «краснодипломником» или хорошистом –  то ты хоть умри, но должен им быть! И никакие другие оценки в зачётке не признаются, тем более твои глупые отговорки! Вот и бьются курсанты, не щадя себя за эти баллы.

Казалось бы – какая ерунда, но от этого напрямую зависит количество твоих отпускных дней. Сколько их мы уже сдавали за годы обучения, поэтому кроме обычной сдачи мы здесь ещё «крутились» как могли – тут уж все средства хороши, ведь надо же ехать в отпуск. Тут уж или поедешь вовремя или будешь ходить по кафедрам, пока не сдашь на нужную оценку. А с курсантами получившими двойки – особый разговор. В зимний отпуск, это сразу становилось понятным ты не едешь, а в летний только на обязательные пятнадцать суток вместо тридцати. А отпуск – это я вам скажу, великий стимул в военном училище! Никогда я больше в своей жизни так не ценил каждый день отпуска как в военном училище! Гражданским людям это трудно понимать. Ведь за один день отпуска, сколько разных полезных дел можно провернуть! И курсант на всё готов ради этих дней отпуска!
 
В связи с этим я вспоминаю несколько ярких историй, которые запомнил сам и подсказали мои друзья. На какие хитрости и на что только не пускались курсанты и их родители, чтобы помочь сыну в сдаче сессии. Радовало то, что преподаватели деньги в чистом виде в виде взяток не брали, но «договориться» с ними всегда было можно. Поработать или чем-нибудь помочь кафедре вроде стройматериалов, краски и тому подобного. Был и у нас во взводе один местный курсант, который во время сессии в буквальном понимании этих слов так и сдавал предметы.

Идёт на кафедру, а следом машина с бочками краски, канистрами растворителя, флягами с извёсткой и тому подобным. Заходит в кабинет и бодро докладывает преподавателю смело, глядя ему прямо в глаза:
 – Товарищ преподаватель! Курсант такой-то для сдачи экзамена прибыл! Машина для кафедры стоит возле КПП и в ней находятся…– и перечисляет всё по порядку.
Эх! Хорошо было тому курсанту! Таким образом, свою оценку с такой маминой помощью он всегда получал гарантировано. Он сам был местным, а его мама работала завхозом – вот и была такая возможность помогать. А у кого такой возможности не было крутились, как могли.
 
В эту зиму громко прошумела история, связанная с Мухой – она стала «народным фольклором» и мы её ещё долго все вспоминали до самого выпуска. Наш Муха – курсант Мухамадиев из второго взвода в этот раз надолго и безнадёжно «завис» на кафедре тактики по предмету «Военная топография». Я не могу сказать, что это был очень трудный предмет, вроде сопромата или физики на втором курсе. Но вёл её отличавшийся от всех других преподавателей своей высочайшей требовательностью и щепетильностью на грани безумия подполковник Якобсон (никогда не скрывающий того, что он хитрый еврей). Этим он очень напоминал нашего раннего майора Франчика – преподавателя физкультуры у нас на курсе. Но там-то и мы к старшим курсам стали умнее, да и он «сбавил обороты», поэтому на третьем-четвёртом курсе физкультура не доставляла нам особых хлопот.

А вот Якобсон на четвёртом курсе вновь вернул нас те, подзабытые времена первых курсов. Любая маломальская помарка, запинка или мелкая неточность в ответах у него по предмету сразу снижала оценку на один-два балла. И подступиться к нему командиру взвода или роты, чтобы «поговорить с ним по душам наедине» было никак невозможно – он быстро всех «отшивал» пользуясь большими звёздами на погонах и авторитетом кафедры тактики. При этом он очень любил, чтобы за ним ходили толпы курсантов, желающих не по одному разу пересдавать его предмет, а он бы перед ними гордо важничал, преподавая в его понимании «величайшую из всех науку», чуть ли не важнее самой тактики.
 
Что скрывать, я и сам хотя всё знал хорошо и она как-то у меня никогда не вызывала особых проблем отвечая спокойно и уверенно с трудом получил у него оценку. Мне почему-то сразу после первых занятий на картах хорошо стали понятны хитросплетения значков, вся глубина морей и высота холмов на плоском листе бумаги. Почти всё из этого я так давно знал до училища, много читая и разбираясь по картам самостоятельно. Так же очень легко я освоился с системой координат, вычислением расстояний, видимостью с одной точки на другую и подбором номенклатуры боковых карт разного масштаба, но Якобсон требовал такой глубины в ответах, что я махнул рукой на всё. К четвёртому курсу наступило полное осознание того, что оценка по предмету не является самоцелью, а главное – знания! Поэтому у меня не возникало желание ходить за Якобсоном, теряя время и унижаясь клянчить: «Разрешите пересдать, для повышения оценки». Как-нибудь обойдётся, раз есть оценка, значит – сдал! Не важно какая! И всё – эта тема закрыта. Нужно смотреть вперёд и дальше – что там у меня следующее?

Но Муха в этот раз попался в лапы Якобсона окончательно. Понимая, что в топографии он вообще «не рубит» и никто ему в этом деле не сможет помочь, кроме его самого – он применил «военную хитрость». Однажды выбрав время, когда подполковник Якобсон был один в классе, сделав серьёзное лицо и напустив на себя вид очень делового человека, он зашёл к нему на «переговоры». Муха, откуда-то прослышав по своим каналам, что Якобсон собрался делать у себя в квартире ремонт, прямо с ходу легко пообещал ему машину паркетной доски! Причём он врал так убедительно и с такими честными глазами – паркета будет так много, что его даже с излишком хватит Якобсону на всю квартиру и ещё на его «топографический класс» на кафедре останется!

 Надо сказать это был гениальный блеф! На грани фола! Никакого паркета у Мухи не было, да и быть не могло! Надо понимать ситуацию тех времён. Это не то, что сейчас – когда им завалены все магазины, ходи и спокойно выбирай. Хочешь приди сегодня, а хочешь завтра – он всё равно никуда из магазина не денется. Люди даже и сейчас выбирают линолеум или ламинат, потому что он дешевле. А тогда… Да его тогда и купить-то было негде ни за какие деньги. Это было просто немыслимо! Машина паркета! Тогда были такие времена, что все люди полы красили обычной половой краской, а уж мечтать о каком-то паркете вообще было смелой фантастикой. А тут вот так неожиданно, как подарок с неба – целая машина!

От такой вырисовывающейся перед ним радужной перспективы этот хитрющий еврей-подполковник Якобсон, которого никому до этого момента никогда не удавалось обхитрить, дрогнул. При этом Муха врал так ловко, убедительно и с такой легкостью рассуждал о паркете, что по его словам получалось для него это вообще плёвое дело – как будто машина уже чуть ли не стоит за воротами училища! Но есть в этом деле ряд таких моментов, что оценку в зачётку необходимо поставить сейчас, а паркет будет в ближайшее время. Это он твёрдо обещает! Подполковник Якобсон, этот хитрый еврей, практически никогда никому не доверявший, почему-то в этот раз поверил Мухе и выставил ему тройку. Конечно же, финал у этой истории был обычный – никакого паркета он от Мухи так и не дождался, а сама эта история с «Мухиной лёгкой руки» получила громкую огласку.
 
Удивительно, но от неё все были в восторге – и курсанты, а самое главное и офицеры-преподаватели, просто радующиеся тому, что хоть кто-то смог обхитрить Якобсона. Действительно Муха – оказался единственным курсантом за всю историю училища, которому удалось переиграть хитрющего подполковника, просто виртуозом «гебельссовского масштаба», ведь кажется, это ему приписывают фразу: «Чем ужаснее ложь, тем быстрее в неё поверят!» И поделом досталось этому хитрому и вредному Якобсону!

А больше всех, узнав об этой истории, от души веселился преподаватель тактики майор Пачкаев, который сам, являясь по национальности таджиком, из-за братской солидарности с Мухой и с огромным восторгом каждый раз при случае любил повторять Якобсону:
 – Что говоришь, евреи самая хитрая нация? А вот мы таджики евреев легко «вокруг пальца» обводим! Тебе что Муха обещал? Машину паркета? Так поделись со мной паркетом! Ха-ха-ха! – при этом всегда громко и ехидно ржал во всё горло, чем доводил того до белого каления.
 
Да! Видимо ещё не один раз в своей жизни подполковник Якобсон пожалел о том, что связался с Мухой! Вот и будет ему эта история уроком на всю жизнь. А мы тоже были только рады – ведь наш-то Муха в этой истории оказался красавчиком! Как ловко, здорово и просто «на дурачка» он «развёл» хитрого и нелюбимого всеми нами преподавателя военной топографии!
 
Но была одна кафедра в училище, на которой никакие наши уловки «не прокатывали». Здесь был один суровый закон на все времена – что имеешь, то и получи! Такой «неподкупной» была кафедра физподготовки и спорта. И никаким другим хитрым способом ты там никогда ни с кем не сможешь договориться! Там всего-то было четыре преподавателя – по одному на курс и один из них был начальником кафедры. От него всем нам в памяти только и осталась его любимая поговорка: «Товарищ курсант! Вы что хотите тапочком по морде получить?» При этом, когда он это говорил, делал страшное лицо и немного картавил – получалось уморно. При чём тут тапочек? И вообще – что к чему? Никто из нас не понимал, но не будешь же это уточнять у начальника кафедры.
 
Здесь на все твои жалобные стоны и просьбы договориться был короткий разговор:
 – Товарищ курсант! Недоволен полученной своей оценкой? Хочешь пересдать или повысить оценку? Нет проблем – давай! Хоть сегодня, хоть завтра, приходи и сдавай! – твёрдо отвечали преподаватели всем желающим курсантам.
Весь секрет здесь прост – физподготовка это не тот предмет, где можно весь семестр бить баклуши, а потом за одну неделю сесть, навалиться, обложившись учебниками и конспектами, выучить, вызубрить или как-то в душе надеяться на удачный случай – а вдруг тебе попадётся  счастливый билет? Это практически один предмет в училище, где нужно ежедневно повышать своё физическое состояние: бегать, прыгать, отжиматься, качаться, подтягиваться, качать пресс и т.д.

И только тогда, когда у тебя есть физический запас сил и умение то можно выполнить упражнение на снарядах, пробежать положенные метры-километры на зачёт или положительную оценку. А если ты, к примеру, сегодня делаешь три «подъема переворотом» то, как ты ни старайся и не пыжься, положенные по нормативу десять назавтра ты никак не сделаешь! И тут ты можешь ходить хоть каждый день сдавать, и принимать их у тебя никто не отказывается. Да только если у тебя «кишка тонка» – помочь здесь тебе могут только тренировки, тренировки и тренировки! Но для этого нужно время, а в отпуск очень хочется сейчас …

И вот ходят курсанты вслед за своими преподавателями (особенно первого и второго курсов) молят, упрашивают, но всё бестолку! Когда-то и я так же в зимнюю сессию на втором курсе «штурмовал спортзал» пока не приехал мой отец. Но тогда майор Франчик признал, что он «немного перегибал» со своими требованиями. А причиной такого сурового и «неподкупного подхода» к курсантам послужила одна весёлая история, которая однажды произошла да ни с кем попало, а лично с самим начальником кафедры! И хотя это было ещё до нас, но мне так кажется, что в училище её знали все курсанты – ведь она превратилась в красивую легенду. Конечно, сейчас мне трудно поручиться за то, что это всё произошло на самом деле так, как я расскажу, потому что мне много раз приходилось её слышать и от разных поколений курсантов, и каждый раз она дополнялась чем-то новым и обрастала какими-то мелкими подробностями. Но я постараюсь максимально передать весь колорит сюжета.

История была такая… Заканчивалась очередная сессия, а у двух курсантов-бедолаг все предметы сданы, нет только зачёта по физической подготовке со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сами ребята хорошие, грамотные, отличники по всем остальным предметам, но в физическом плане они, на жаргоне преподавателей физподготовки, просто «трупы» – никак не могут не подтянуться, ни пробежать хоть на какую-нибудь положительную оценку. Не говоря уже о выполнении упражнений на брусьях и перекладине. Куда там… «Труп» он и в Африке «труп». А кто виноват? Надо было работать над собой!

Командир роты разъясняет им ситуацию с армейской прямотой: «Товарищи курсанты! Не надо за мной ходить! Ваша задача очень простая, как только сдадите физподготовку – так сразу ко мне с зачётками и я отпущу вас в отпуск! Вопросы есть? Нет! Вот и вперёд! Действуйте – крутитесь, вертитесь, делайте что хотите, меня это не касается, но без зачёта по физподготовки мне на глаза больше не появляйтесь!»

И вот они целыми днями вьются на кафедре возле преподавателя: «Товарищ полковник! Поставьте нам, пожалуйста, зачёт! А мы за это для вас на всё согласны! На любую задачу – только поставьте! Всё сделаем в лучшем виде!» Несколько дней так ходили за ним и ныли хором в два голоса. Утром идёт преподаватель на работу, а они уже тут как тут, встречают его возле КПП – помогите! Только из кабинета выглянет – они стоят и его караулят! Он в офицерскую столовую, они за ним. Он выходит из столовой – опять они здесь! И так целыми днями. В общем, достали они его!

Наконец устав от такого преследования он не выдержал и, чтобы отвязаться от них решил: «Раз они так просят, значит, так тому и быть! Сами напросились! Только нужно поставить им какую-нибудь такую задачу, которую было бы невозможно выполнить! И делу конец!» Немного пораскинув мозгами и поразмыслив, придумал – ведёт их в конце дня на спортгородок и показывает огромную яму:
 – Вот видите яму? Закопаете её полностью, чтобы была в один уровень с землёй и всё! После выполнения этой задачи я, так и быть – поставлю вам зачёт!

А про себя думает: «Ну, всё! Ловко я их озадачил! Вот уж теперь уж точно – нескоро они у меня появятся! Ведь эта задача практически невыполнимая!» И очень довольный собой и своей находчивостью, с радостным и счастливым видом поехал домой. Он был полностью уверен, что такая задача двоим курсантам не под силу. Тут в этой на первый взгляд простой задаче вроде бы нет ничего особо сложного – бери лопату и кидай. Но вот именно в этом и заключался весь подвох и хитрая придумка преподавателя! Яма-то есть – а грунта нет! Была идея на этом месте сделать учебное место-площадку для рукопашного боя: добросовестно вырыли огромную яму размером немногим больше, чем четыре на четыре метра, да ещё два или даже больше в глубину, а весь грунт вывезли!

 Потому что хотели её опилками или ещё чем-то мягким заполнять. Но потом, что-то не срослось и как это часто в армии бывает, неожиданно поступила команда – «Отставить!» и эту идею забросили. Так яма и осталась. В общем, это уже не столь важно, главное – яма огромнейшая! И если в уме прикинуть её кубатуру – с ума можно сойти. Казалось точно – неразрешимая задача! Где это спрашивается, на территории училища можно было бы найти больше тридцати «лишних кубометров земли» для такой ямы? Да! Куда там столько грунта вдвоём перекидать с лопатами и носилками – здесь нужно срочно что-то придумывать! Трактором или машинами возить…

Но каково было изумление преподавателя, когда уже на следующий день они оба нарисовались перед ним, бодрым голосом докладывая: «Товарищ полковник! Поставленная вами задача полностью выполнена!» Пошли проверять и точно – на месте огромной ямы ровная площадка со свежей землёй. Удивлённо глядя на неё, полковник спрашивает, каким это таким чудесным образом вам удалось за столь короткий срок всё выполнить? Те с честными глазами поясняют ему, оказывается, рядом с училищем идёт стройка и оттуда как раз очень удачно вывозят грунт. Вот они ловко и договорились с водителями КАМАЗов на бартер – за четыре бутылки водки четыре машины земли! В результате все оказались довольными. Водителям не нужно было далеко ездить, а курсантам оставалось только разровнять землю над ямой и подмести следы за КАМАЗами.

Ну что тут поделать? Ведь обещал. Ошарашенный всем происходящим преподаватель берёт зачётки курсантов, выводит в них «зачёт» и расписывается. Те резвой прытью к ротному, сдали зачётки, взамен получают отпускные билеты и тут же радостные, со счастливыми улыбками бегом через КПП в отпуск – как говориться, только их и видели…

Весь остаток дня начальник кафедры сидел у себя в кабинете и соображал. Никак эта история не выходила у него из головы. Нутром чувствовал какой-то подвох, понимая, что здесь что-то не то, но вот что? Никак не мог догадаться. Ну, как можно было так быстро договориться с водителями? И почему землю возили ночью? Куча разных вопросов без ответов. И вот так, раздираемый всяческими сомнениями он всё-таки решил ещё раз перепроверить работу курсантов в конце дня по пути, уже по дороге домой.

Поэтому и пошёл домой сразу через спортгородок, надеясь просто в одном из дальних углов легко перемахнуть бетонный забор, окружавший спортгородок, чтобы не возвращаться и не обходить через КПП. Ведь он начальник кафедры физической подготовки и спорта, поэтому такой забор для него не помеха, тем более что за ним сразу удачно располагалась остановка автобуса. И время для проверки специально выбрал так, чтобы на спортгородке никого не было!
 
Вот он идёт по пустынному спортгородку и подходит к самому краю ямы. Внешне – всё в порядке! Но всё-таки у него есть кое-какие смутные сомнения и подозрения, хочется как-то проверить. Но как? Не будет же целый полковник копать землю? Да и чем? Ведь лопаты или чего-то другого подходящего для этого под рукой нет! И он находит, как ему кажется самое гениальное с его точки зрения решение – он заходит в самую середину ямы и со всей силы подпрыгивает на месте! И… мгновенно проваливается вниз! Вот в этом месте истории, которые я слышал, различаются.

Может быть, он и вовсе не подпрыгивал, а провалился сразу, как только наступил на край ямы. Не знаю. Но большинство всё-таки рассказывали, что он именно дошёл до середины и подпрыгнул… Но на то она и легенда, чтобы быть красивой! Не столь это уже важно. Важна суть! Только теперь, провалившись в глубокую яму вместе со своим неразлучным портфелем, полковник понял всё! До него сразу дошло, что никаких историй с КАМАЗами и водкой, которые ему наплели ушлые курсанты, не было и в помине. Просто-напросто задача была решена с гениальной находчивостью – её заложили подпёртыми снизу гнилыми досками, ветками, рубероидом, сверху навалили листвы и всё это сверху присыпали слоем земли, а потом навели лоск граблями! Как говориться – голь на выдумки хитра! А что?  Ради отпуска все средства хороши!

Вот такая получилась весёлая история, но это только середина легенды и, между прочим, до конца ещё далеко. Сложилась забавная ситуация: тихий вечер, безлюдный спортгородок, вокруг ни души, кричи не кричи – всё равно никто не услышит, а в волчьей яме (это название очень подходит для сравнения) – попавшийся зверюга, в полковничьих погонах! Отойдя от полученного шока, преподаватель попытался выбраться из ямы, но не тут-то было. Яма-то была очень глубокая, больше человеческого роста, и за что он только не хватался руками, всё валилось и сыпалось на него: хлипкие доски, рубероид, листва, ветки, вперемежку с землёй. А погода в тот день с утра была сырой, небольшой дождик пропитал землю, превратив её в состояние густой мокрой каши. О чём думал, какие пережил чувства, и какими словами вспоминал преподаватель этих двух курсантов в тот момент, мы оставим, как говориться за кадром.
 
Таким образом, проведя в яме около часа в бесплодных попытках вылезти из неё, с огромным трудом и кляня вслух, на чём стоит весь белый свет, полковник каким-то образом всё-таки смог вылезти, весь измазавшись в глине с ног до головы. И в таком виде сразу направился прямо в курсантскую роту, сохраняя в душе слабую надежду, ещё успеть застать этих шутников там и немного пожурить их – вроде бы ребята так делать нехорошо! Хотя мы все догадываемся о том, что было бы с ними, попались они ему в тот момент под горячую руку…

Время было позднее, в роте стояла тишина почти все курсанты уже были в отпусках, и командир роты тоже спокойно заканчивал свой рабочий день. Выйдя из канцелярии, он буквально нос в нос столкнулся с невиданным раньше чудом! Перед ним стояло какое-то непонятное существо: всё перемазанное глиной в офицерской форме, без фуражки, на голове и погонах вместо звёзд – комки грязи, да так, что сразу невозможно было разобрать кто это? С трудом, признав в нём начальника кафедры физподготовки и спорта, командир роты, быстро связал в своей голове последние события, и по его первой фразе сразу догадался, о ком идёт речь:

 – Где эти уроды? Я их буду сейчас убивать! – совершенно диким голосом голодного льва, от которого начала застывать кровь в жилах у командира роты, прорычал разъярённый полковник. По его состоянию было видно, что он готов в натуральном смысле рвать курсантов на части, попадись они ему сейчас на глаза!

 – Уже несколько часов как убыли в отпуск, ведь они же сдали зачёт по физподготовке – пролепетал несчастный ротный, догадываясь по необычному виду преподавателя о том, что произошло что-то ужасное. Но что? Появление полковника в таком виде и его первые слова сразу же наводили его на грустные и невесёлые мысли.
 
Только после того, как преподаватель хоть кое-как привёл себя в божеский вид в умывальнике роты с помощью не отходящего от него ни на шаг ротного и немного успокоился, между ними состоялся «секретный разговор» в канцелярии. И видимо не очень приятный для командира роты.
Отпуск закончился. Вернулись курсанты из отпусков. Вновь начались плановые занятия, но на кафедре физподготовки и спорта они были сразу немного подкорректированы в духе текущего времени. Если раньше основное внимание уделялось бегу, кроссам, полосе препятствий и гимнастике, то теперь все занятия были сплошь по рукопашному бою.

А все занятия проводил, и особенно в том взводе, где учились эти два курсанта, притом с огромным усердием и отцовской любовью лично начальник кафедры. Схема занятий была неизменно одна: объявляет преподаватель тему занятий, цель и учебные вопросы, а дальше начинается занятие… Для наглядного и правильного показа выполнения приёмов самообороны он вызывает из строя для примера «любого» курсанта. Здесь, я надеюсь мне уже не нужно пояснять, что «любыми» в этом взводе были только эти двое курсантов, проявившие свою такую удивительную находчивость во время сессии!
 
Все приёмы проводились правильно и наглядно – слава богу, их арсенал в программе был огромен! Но с одним маленьким исключением: если в «Наставлении по физической подготовке» рекомендовалось удары имитировать, болевые приёмы с захватом рук и ног проводить в полсилы, то преподаватель на показах делал всё правильно. Никакой имитации, удар – так удар! Рукой, ногой – без разницы. В грудь – так в грудь, получите! В пах – значит со всех силы! Болевой на руку – выламывает её, до тех пор, пока у курсанта не потекут слёзы из глаз. Если учимся «снимать» вражеского часового с проведением удушающего приёма – проводим всё натурально, как в жизни!

Удерживает его с такой силой, пока тот не захрипит и не забьется в судорожных конвульсиях! После нескольких минут таких приёмов на одном курсанте, «отключив его» несколько раз в полном смысле этого слова он выдёргивал из строя следующего прикольщика и продолжал занятие на нём. А на следующей неделе новое занятие и вновь по той же схеме. И что самое удивительное в этой истории, до самого выпуска эти курсанты больше не пропустили ни одного занятия по физической подготовке! Здесь нам всем только остаётся догадываться – какой же тогда вечером произошёл «секретный разговор» между начальником кафедры и командиром роты:

 – Ладно! Что уже случилось, то случилось! Но впредь я вас предупреждаю насчёт этих двух курсантов. С сегодняшнего дня и до самого выпуска не дай бог, если я увижу, что они пропустят хоть одно моё занятие по физической подготовке, окажутся в этот день в наряде или заболеют! Вы будете лично это контролировать, поддерживать им здоровье и за это отвечать! Отсутствие этих курсантов хоть один раз на занятиях будет лично для вас началом огромной катастрофы! Тут уж я постараюсь! Вам всё понятно?  Надеюсь повторять не надо?

Командир роты был умным – ему не нужно было повторять дважды, всё и так сразу стало ясно. Он прекрасно понимал, какие большие проблемы могут нарисоваться у него на горизонте лично и у всей роты, если начальник кафедры физической подготовки и спорта объявит роте «войну». И даже посмеявшись в душе над сообразительностью своих курсантов, он всё-таки из чувства офицерской солидарности – шутка ли его подчинённые «так недобро пошутили» над целым полковником, все требования преподавателя выполнил! И поэтому до самого выпуска он тщательно следил за этими курсантами – и все в этой роте знали, что были у этих бедолаг свои «святые дни», это когда в расписании взвода стояла физическая подготовка. Для них в этот день никак, ни под каким предлогом невозможно было «откосить» от занятий. Следили за этим всегда строго, начиная от командира роты, командира взвода и старшины – тройной контроль!

Вот именно из-за этой громкой истории, прошумевшей на всё училище кафедрой физподготовки на все «договоры» был наложен категорический запрет. С того времени так и повелось, это знали все курсанты в училище, здесь закон один для всех, без исключения – только сдавать!

А когда уже мы поступили, нам уже никто не мог показать – где была эта яма на спортгородке, хотя (не скрою) очень хотелось на неё посмотреть. И ещё – правда ли это или нет, что те курсанты потом к выпуску имели по несколько первых разрядов в разных видах спорта, а один из них даже стал мастером спорта? Я точно не знаю – слышал разное. Но тот факт, что попытаться «договориться» на этой кафедре с кем-то, было невозможно, я убедился на своём личном опыте!

Может быть, этой истории и не было на самом деле? Или это была только одна из многих придуманная курсантами красивая легенда? Такая же, как и многие другие, которые знают все выпускники нашего училища и очень часто вспоминают с ностальгической теплотой. Про отношение нашего первого начальника училища любимого всеми курсантами генерала Власова (нашего Вачика!) к своим питомцам-курсантам. Вот только несколько из них.

 Говорили, что если при нём находили или подбирали где-то в городе лежащего без чувств нашего пьяного курсанта, но самое главное – лежащего головой по направлению к училищу – он его прощал! За что? За преданность училищу и своему последнему желанию: стремлению в него попасть, перед тем как «отключиться». Не знаю, я сам лично этого не видел, так как мне на первом курсе было не того, но став постарше мы все почему-то свято верили в её правдивость, и сами назидательно пересказывали её молодым курсантам даже не допуская мысли о том, что могло быть как-то иначе.

А ещё про то – с чего вроде началась наша «нелюбовь» к курсантам пограничникам. Они в первые годы после создания нашего военного училища в Алма-Ате чувствовали себя «хозяевами в городе» и смотрели на нас с превосходством, особо не принимая всерьёз. Ещё бы, пограничному училищу уже было столько лет! А мы кто такие? Но только до одного эпизода, который кардинально изменил ситуацию. Однажды один наш курсант (теперь уже никто не помнит тех подробностей – в увольнении или самоволке, но это и неважно) нарвался на патруль пограничников.

 Почему-то в тот раз их оказалось намного больше – 6 или 7 человек, в общем, огромный численный перевес. Вот поэтому-то они думали, что в такой ситуации им легко удастся скрутить нашего курсанта и ещё раз показать нам «кто в доме хозяин». Но ошиблись! Курсант из АВОКУ оказался мастером спорта по самбо! За несколько секунд он уложил всех на асфальт в отключке. Но наш курсант был гуманистом, поэтому прежде чем благополучно вернуться в училище – он после битвы не бросил пограничников на тротуаре, а аккуратно сложил их всех на ближайшем газоне в рядок.

Говорят, даже выстроил их по росту. Конечно же, об этом вопиющем случае сразу доложили Вачику. Вычислить курсанта не составило труда – и пришлось тому ещё долго стоять в кабинете у начальника училища! Но после шумного и длительного «воспитания» генерал просто отправил курсанта в роту без всякого наказания. А на очередном построении училища громко и восхищённо объявил в микрофон всем, что именно так должен поступать каждый курсант АВОКУ при встрече с противником! Никого не бояться! Никогда не сдаваться! Бороться до конца! Не важно, какой перевес у противника! И всегда помнить, что по одному курсанту судят обо всех! Вот так!
 
Наверняка эта шумная история в самом пограничном училище получила большую огласку, да ещё видимо им передали и слова нашего Вачика. Говорят, что именно с того случая все курсанты-пограничники, зная чем всё может для них закончиться, люто ненавидя нас в душе, стали с опаской относиться курсантам из АВОКУ. Даже понимая, что вероятность повторной встречи очень маленькая – в каждом курсанте с алыми погонами они видели его, так как не запомнили «самбиста» в лицо. И только через несколько лет, абсолютно уверенные в том, что этот курсант уже закончил обучение, начали смелее нести патрульную службу и стремиться рассчитаться с нами за давнюю обиду.
 
Была ли такая история на самом деле? Не знаю. А может быть была, но как-то не так? Но то, что у нас с пограничниками никогда дружбы не было – точный факт! Это я хорошо знаю – за годы обучения на себе несколько раз проверял. Поэтому и мы им в свою очередь, платили той же монетой. А с чего там всё начиналось – уже не важно!  Но в этой истории наш генерал оказался молодец! Правильные слова сказал! Почему-то нам всем казалось, что Вачик по-другому поступить и не мог! Красивая история. Или легенда? Но очень вериться в её правдоподобность! Вероятно она и создана на реальных фактах…

Или другая – про курсанта четвёртого курса в увольнении. Вроде бы как-то раз он шёл по автомобильному мосту идущему от ВАЗа к нам в училище (70-му разъезду) и увидел, что с двух сторон моста ему навстречу идёт патруль из наших врагов-пограничников. Что делать? Первая пронзительно возникшая мысль в его мозгах – как хитро обложили с двух сторон! Мгновенно просчитав в голове все варианты для спасения, и поняв, что раз не получится прорваться влево-вправо, то созрело решение – буду уходить вниз! Он мгновенно перелез через перила моста, твёрдо намереваясь прыгать, но в последний момент – остановился, разглядев сверху шпалы и железнодорожные рельсы, всё-таки было высоковато! Пришлось ему предъявлять подбежавшему начальнику патруля военный билет, вместе с совершенно правильно оформленной увольнительной запиской и отвечать на удивлённый вопрос:
 – Товарищ курсант! У вас же документы в порядке! Так зачем тогда ты такой-сякой хотел прыгать с моста?
 – Привычка!!! – ответил ему курсант.
 
А что? В этой истории был правдивый смысл. Первая возникающая в курсантской голове при виде патруля естественная мысль: «Шухер! Нужно сваливать, пока не задержали!» И только потом, ты действительно можешь вспомнить, что у тебя с документами всё в порядке. Но и наличие документов тоже не факт – «хорошо требовательный» офицер всегда может найти у тебя нарушения в форме одежды или правил поведения в городе. Поэтому лучше избегать любых встреч с патрулём – будет спокойней жить!

Когда я поступил в училище, за строевым плацем ещё до нас был вырыт и заброшен огромный котлован для нового учебного корпуса. Со временем он заполнился водой, зарос травой и в нём вольготно жилось лягушкам. Так вот нас все уверяли, что однажды туда какие-то курсанты для прикола запустили небольшого крокодила. Правда, откуда они его взяли, и самое главное, куда делся крокодил, никто не знал. Поговаривали, что взяли его, чуть ли не в самом в Алма-Атинском зоопарке. Вот такие фольклорные истории-легенды, обрастая всё новыми и новыми подробностями, передавались из курса в курс. А было ли такое на самом деле до нас – кто теперь знает?

Ещё одной весёлой историей поделился со мной под большим секретом после зимнего отпуска Серёга Иванов. Как всегда перед зимним отпуском на четвёртом курсе наш командир роты по своей любимой «гнилой схеме» начал раздавать отпускникам «аккордные работы» по благоустройству роты. При этом задача курсантам ставилась обычно в ночь перед отпуском примерно перед ужином, когда ротный уходил домой – ни раньше не позже! И срок выполнения всегда был неизменным – к завтрашнему утру! При этом его любимым выражением было: «Завтра утром прихожу и удивляюсь! – в смысле всё должно быть выполнено точно так как он сказал.

Если будет не готово или получите хоть одно замечание – для вас срок следующей проверки переносится на следующее утро!» И проверял работу всегда так придирчиво, что многим буквально из-за мельчайшей ерунды приходилось ходить ещё один целый день в ожидании новой проверки! Поэтому мы все, хорошо усвоив эту науку ещё с первого курса, всегда старались выполнять задачу так, чтобы придраться было не к чему. Зачем и почему он это делал так, я не знаю – этот вопрос так и остался для меня неразрешимой загадкой. Может быть специально, вот таким образом, он приучал нас «крутиться» в военной жизни? Но, вернее всего мне так кажется просто для того, чтобы поднять свою значимость в наших глазах, «вытрепать нам нервы» и «служба мёдом не казалось» или по своему природному складу характера.

Так получилось и на этот раз – Серёге Иванову на двоих с Мишей Ниязбаевым с вечера ротным была поставлена конкретная задача для выполнения. Им всего-то нужно было: покрасить все стены в туалете и умывальнике, оттереть до зеркальной белизны все очки, умывальники и писсуары. Время для работы – целая ночь! Готовность для проверки, как всегда – следующее утро! При этом речь о какой-то краске для этого или кисточках даже не заводилась. Само собой подразумевалось, что всё это им предстоит найти самим – ведь не маленькие, уже на четвёртом курсе учитесь! Вот так. Вполне логично и в духе того времени:
 – Задача понятна? Всё! Можете приступать, а я пошёл.

С покраской стен они справились легко, а вот с «оттереть до состояния идеальной белизны» всё перечисленное получалась проблема. В то время ещё не было таких привычных сейчас чистящих средств, которыми завалены все магазины. Выбор был небольшим: берёшь соду, хлорку, зубной порошок или толчёный красный кирпич – и вперёд! Три, потей, пока не получится. Был, правда и ещё один очень «хитрый вариант» – попросить в автопарке аккумуляторной серной кислоты покрепче. Но с ней работать нужно было очень аккуратно, в резиновых печатках и стараться, чтобы она не попала на кожу и одежду. В общем, они перепробовали всё, что только можно, но «идеальной белизны» никак не получается! Время середина ночи, задача не выполняется, просчитать решение нашего ротного наутро легко, а в отпуск очень хочется! Ситуация безвыходная. Что же делать?

Тогда Серёга Иванов от такой безысходности, понимая, что наш ротный «своей добротой» очень сильно отличается как примерно «ошалелый майор» Денис Евсюков (спьяну расстрелявший из пистолета в супермаркете кучу народа) от Ивана Царевича, предлагает афёру. Они берут и насухо вытирают все раковины, очки и писсуары. А затем красят всё белой нитрокраской! В результате получается полная иллюзия того, что всё идеально блещет белизной! Да так, что аж «глаза режет»! Проявляя «курсантскую смекалку» они для более полного эффекта заранее ещё ночью заменили все лампочки в туалете и умывальнике на менее яркие.

Утром ротный, не ожидающий от них такого наглого обмана и особо не вникая в суть проблемы, проверил их работу и остался довольным. После этого вручил Сергею Иванову и Мише Ниязбаеву на построении отпускные билеты и они, совершенно не думая о последствиях через десять минут уже были за воротами КПП. Правда, их обман раскрылся почти сразу после их отъезда, но ротный уже ничего не мог поделать... А по приезду из отпуска им уже было всё равно – ведь четвёртый курс! Ну, возможно придётся отстоять пару нарядов, если ротный вспомнит – это не страшно. Ничего, кроме тихой радости у меня за находчивость моих друзей так хитро обманувших ротного эта история не вызвала. Вывод из этой истории был такой: так тебе и надо, наш товарищ командир роты, чтобы не ставил «дурацких задач» на ночь!


    АЛМА-АТА. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ЗИМА-ВЕСНА. ЗИМНИЙ
               ОТПУСК. ПРИЁМ В ПАРТИЮ.

В этот раз и мне пришлось перед отпуском выполнять «дембельскую задачу». Правда мне она досталась полегче. С кем-то вдвоём командир роты озадачил нас работой в каменном фойе со шкафами, в которых хранились вещевые мешки и каски. Шкафов было много – двенадцать, на каждое отделение роты и они стояли на тяжёлых специально сваренных железных подставках. Нам нужно было отодвинуть их все от стенки, «идеально вымыть» сами шкафы со всех сторон и стенку, да так чтобы при проверке ротный «не смог найти хоть одну пылинку»!

 Пришлось нам ночью долго возиться с этой задачей, ведь мы-то хорошо знали, что если ротный утром «на выдержку» проверит какой-нибудь из них и сделает нам замечание – придётся «загорать» ещё один день. К четвёртому курсу для нас очень хорошо стал очевиден и понятен смысл немудрёного военного афоризма, который часто повторял командир роты: «Упрёшься рогом – будешь спать за порогом!» А вот этого очень даже не хотелось. Поэтому мы работали добросовестно, и при проверке всё обошлось хорошо. Конечно наш командир роты, по своей привычке пару раз переносил построения, находя разные замечания, но потом всё-таки вручил нам отпускные.
 
Правда в этом зимнем отпуске у меня произошла одна забавная история. Она началась прямо в последнюю минуту с вручения мне командиром роты в канцелярии отпускного билета. …Бывают в жизни такие дни, когда ты прямо с утра пораньше начинаешь чувствовать, что тебя сегодня поимеют. Почему-то мне это в своей жизни всегда очень остро чувствуется, а заметил это я за собой со времён военного училища. Это необъяснимое ощущение сидит где-то глубоко внутри тебя, и ты это хорошо знаешь.

Вот не знаю, как такое объяснить – некоторые люди называют это «шестым чувством» или интуицией. В такой день приходится более осмотрительно относиться ко всему происходящему вокруг себя, всё время ожидая какого-то подвоха, двойки или внепланового наряда. Так получилось и в этот раз – я прямо с утренней команды дежурного по роте «Подъём!» почувствовал, что сегодня день для меня не задастся, хотя вроде бы реально для этого нет никаких причин.
 
Когда я зашёл в канцелярию получать отпускной билет, ротный сидел в одиночестве и что-то бубнил про себя опустив голову – примерно так же, как беременные женщины разговаривают со своим животом. Несмотря на то, что я в этот раз уезжал нормально, не считая обычного в таких случаях ночного «дембельского аккорда», где я постарался всё сделать добросовестно, ротный всё равно нашёл возможность меня «немного укусить». Для этого в его хитрых мозгах родилась «гениальная идея» – раз меня вроде бы не за что «затормозить» вначале отпуска, то он «зашёл с другой стороны» – назначив для меня персонально время прибытия из отпуска на два дня раньше. Конечно же, для этого очень быстро нашлась причина и она была очень «обоснована» – а то вдруг так окажется, что в роте некому будет заступать в наряд! Глядя прямо на меня своими колючими, въедливыми глазами и с интонацией сработавшей мышеловки ловко пояснил – вот поэтому-то мне и необходимо будет приехать пораньше и «подстраховать ребят».

Главное – в этот момент мы оба с ним прекрасно понимали, что это полная ерунда, ничего не имеющая под собой. Ведь вся «глубина этого вопроса» заключалась совсем в другом! Она скрывалась в наших с ним уже открыто оформившихся к четвёртому курсу неприязненных отношениях. Здесь в жизни у нас с ним действительно нарисовалась такая трещина, да что там трещина – целый гранд каньон или пропасть, перебраться через который уже не было никакой возможности. Видимо ему хорошо хватило несколько лет, чтобы понять мой характер и определиться в наших отношениях.

Ведь характер человека проявляется во всём: в его поведении, поступках, в манере речи, в жестах, взгляде и даже в походке. Это стало очень явно видимым и заметным к четвёртому курсу по его всегда суровому и раздражённому лицу, с которым он всегда разговаривал со мной – как курсант роты я «не очень нравился» ему по многим направлениям. Не нравился, потому что «не гнулся», будучи из офицерской семьи, всегда ощущая её поддержку, не нравился, потому что отец у меня был полковником и он вместе с моей мамой с раннего детства «вставили в меня невидимый железный стержень правильного воспитания» приучив всегда иметь свой критический взгляд в жизни на всё! Поэтому-то я все годы держался гордо и независимо, никогда не пригибаясь перед ним, не требуя для себя каких-то унизительных объяснений, хорошо видя и осознавая его мелкую сущность – ограниченного и злобного «царька».
 
Не нравился, ещё и потому что я за все годы ни разу не подходил к нему со своими проблемами, ничего просил и никогда не стонал жалобным голосом, просясь в увольнение, как делали многие, что давало бы ему лишний раз возможность «укорять меня этим». Не нравился, потому что в караулах и нарядах ко мне не было замечаний, учился хорошо, без двоек и долгов и с этой стороны лишний раз ко мне «прицепиться» тоже было нельзя. Да и моё вступление в КПСС без его рекомендаций лишний раз вызывало у него хорошо заметное раздражение. Вот так – если всё собрать в одну стопку и посмотреть со стороны, действительно набегает по кругу куча мелочей!
 
Да! Я не святой, куда там… и сам всё хорошо своей головой понимаю – такие курсанты не нравятся командирам! Ведь по жизни гораздо приятнее командовать и управлять разными «залётчиками», подхалимами с «гибкими позвоночниками» жалобно просящими чего-то и предано «заглядывающими в глаза». Но что же мне поделать? Я – всегда был не такой, не привык пригибаться! У меня есть свой взгляд на происходящие вещи и своя голова на плечах.

Поэтому у меня ещё с первого курса было сформировано своё особое мнение насчёт нашего командира роты, которое так и не изменилось до самого выпуска. Эти мои убеждения и воспитание глубоко сидят во мне. Они не позволяют мне унижаться, лгать, брать то что мне не принадлежит, хамить, быть неверным в дружбе, равнодушным к чужим бедам, отказывать в помощи, если меня попросят. А что здесь неправильного? Разве этого всего недостаточно для уважения другими людьми и нормальной жизни?
 
Да! Некоторым это не нравится: мол, зачем такая плакатная прямолинейность? Но если уже сказал «а», приходится говорить «б» и так далее. Конечно, у меня есть в памяти поучительная история из школьного учебника про старичка-астронома в шапочке, которого церковники заставили подчиниться своей идеологии, и он покорно покорился. А после всего хитренько оглянулся по сторонам и подмигнул – дескать, ничего ребята, всё-таки она вертится… Но ни к чему хорошему это не приведёт – ещё никому уступки и компромиссы не помогли.

Я уже понимал, что наш ротный далеко не простак, а хитрый игрок! Ему было мало, как в боксе просто выиграть раунд – хотелось выиграть его обязательно с разгромным счётом. Желательно нокаутом – да так, чтобы его противник уже никогда не поднялся… Только полная и безоговорочная победа! Но меня уже тоже научили «держать удар», поэтому наша с ним игра продолжалась и набирала обороты.

А может быть в этот момент, когда он собственноручно на моих глазах приписывал внизу моего отпускного билета свой рукой строчку «Срок прибытия 26.02 в 16.00», хотя учебной частью было чётко пропечатано – 28.02 он проверял меня, в душе ожидая чего-то другого? Вдруг я от такой его наглости «сломаюсь» и как говорят японцы «потеряю лицо» – начну канючить, упрашивать или уговаривать его?

 А он будет мне в ответ, показывая свою значимость в роли «большой шишки» назидательно читать нотации, припоминая и перечисляя все мои мелкие промахи. Но он в этом ошибался (спасибо ему же за науку!) – я уже научился грызть крепкие орехи в этом мире! Мой характер, закалённый им самим же за три с половиной года жизнью и воспитанием в роте уже был сформирован. Эти его колючие глаза пролетали через меня уже абсолютно ничего не задевая – к четвёртому курсу выработался полный иммунитет!
 
Хорошо понимая своим умом весь этот цирк я молча и терпеливо стоял у двери, но глядя на него, в этот момент в моей голове зарождались «умные» мысли:
 – Эх, парень, здесь ты очень крупно ошибаешься – я уже не маленький мальчик со свистулькой, ковыряющий в носу и вытирающий текущие сопельки о фланелевый рукав, и не тот зелёный пацан и курсант-недотёпа первого курса, который с восхищением смотрел тебе в рот и верил во все твои сказки. Теперь мне уже 20 лет, я даже бреюсь и подтираюсь самостоятельно, а уж твои «гнилые выходки» за эти годы выучил наизусть и хорошо вижу тебя насквозь. Окей, братан, я всё понимаю: тебе очень хочется показать мне кто в доме хозяин, и ты проверяешь меня на выдержку? Не бзди, капитан, с чем-чем, а уж с нервами у меня всё в порядке, ладно, уж потерплю, недолго уже осталось и досмотрю твой небольшой спектакль, который ты тут передо мной разыгрываешь в воспитательных целях!

Это потом, когда уже стал офицером, если со мной вдруг начинали общаться подобным образом, я молча вставал и уходил, после чего мой собеседник для меня на всю оставшуюся жизнь превращался в пустое место или «призрак-невидимку» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Для меня он переставал существовать, я его не замечал, или по необходимости обращался только на «Вы». Но тогда уйти было некуда! Нужно было терпеть. И он прекрасно это знал, поэтому и «гнал мне дуру» с серьёзным лицом.

Мне в тот момент было наплевать на него и на всё происходящее – раньше, так раньше! Наряд, так наряд – нигде не пропадём! Нам всё по плечу, но конечно обидно! Проявляя огромную выдержку, я выслушал его «бредятину» без каких-то лишних разговоров и хотя внутри меня от злости всё разрывалось на части внешне очень спокойно, без эмоций на лице, даже не дрогнув ни одним мускулом, кратко ответил спокойным голосом:

 – Есть! Прибыть 26.02 в шестнадцать ноль-ноль! – И получив отпускной билет, чётко повернулся кругом, выйдя из канцелярии командира роты. Кто бы знал о том, как мне хотелось в глубине души в тот момент так хлопнуть дверью канцелярии, чтобы она сорвалась с петель, а потолок бы рухнул прямо командиру роты на голову!

Я попрощался с друзьями и пошагал по идеально очищенной от снега тыльной дорожке по направлению к КПП-1. При этом тихо напевал про себя песенку, чтобы успокоить себя: «А помирать нам рановато, есть у нас ещё дома дела…». Взглянув на небо, и хорошо разглядев на нём Луну с яркими звездами своим опытным глазом оценив ясную и хорошую зимнюю ночь, сразу поехал в аэропорт, чтобы лететь в Чимкент. От такой наглости и несправедливости ко мне нашего командира роты у меня в душе сразу стало как-то неприятно, и появился какой-то противный холодок внутри. В моих висках толчками пульсировала кровь, а сердце выбивало рваный ритм! Заняв место в автобусе я опять, по своей привычке анализировать все события после внутреннего монолога из этой новости сделал для себя два умозаключения:
 – Вывод №1: Всё-таки наш командир роты – редкая свинья!
 – Вывод №2: Как же мне хочется быстрее закончить обучение!
 
Но до самого аэропорта, меня не отпускала необычная нервная дрожь, всё прямо кипело во мне: «Вот сволочь! Всё-таки нашёл способ «наплевать в душу» и напоследок обломать кайф от начала отпуска. Как он достал меня своими выкрутасами. Что ко мне привязался? Бездушная свинья! Чтоб тебя…» – в моей голове закрутились, перебивая друг друга мысли, припоминая ему всё, что накопилось за три с половиной года. «Да, ладно! С чего это я так распсиховался? Ну и что с этого? Ведь это последний курсантский отпуск, а я уже с первого курса хорошо знаю, что наш командир роты собой представляет! И ничего нового для себя я сегодня не узнал! Моё мнение о нём давно понятно, и этот случай является только лишним подтверждением моей теории. Спокойно! Нужно взять себя в руки и беречь нервы! Что-то тормоза совсем не держат!» – тревожно подумал я про себя.
 
  – Да тут хоть стальную проволоку натягивай вместо нервов – и та не выдержит! Правда, говорят, что это только у самых равнодушных людей – стальные канаты, а не нервы. Интересно, хватит ли ещё мне сил на последние полгода, чтобы вытерпеть его такие несправедливые поступки? Вот уж точно – как он меня достал своими «хитромудрыми выходками»! Как жаль, что сейчас рядом со мной нет моих друзей! В такие моменты, когда от безысходности хочется выть на луну или рвать кого-то на части… вот тогда начинаешь понимать и ценить поддержку друзей.

Пускай эта помощь несущественна, пусть это будет даже какая-то мелочь. Чаще всего эта помощь даже не материальная – нужно просто поддержать, сказать доброе слово в трудную минуту или сидя вдвоём помолчать. Как не хватает рядом Сашки и Тараса! За эти годы мы и без слов хорошо научились понимать друг друга. Даже посидев рядом с ними и помолчав – ты воспрянешь духом… А с командиром роты что? Действительно, наплевать!

Да и о чём нам с ним говорить? О дрейфующих материках и разбегающихся галактиках, геометрии Лобачевского и симфониях Баха или стихах Анны Ахматовой? Таким образом, когда командира роты был мысленно измельчён мной до стадии зубного порошка по дороге в аэропорт, в голову пришли последние мысли: «Эх, с каким наслаждением я бы сейчас плюнул или заехал кулаком в рыло командиру роты, если бы у меня была такая возможность!» Скорее бы выпуск, наконец, получить долгожданные звёздочки лейтенанта! А там… Начнётся новая счастливая жизнь, а это всё наверняка забудется как кошмарный сон.

Спустя многие годы в танковом батальоне Панфилова меня служба свела с хорошим человеком Славой Воропаевым, окончившим политическое училище – моим хорошим другом. И в разговоре с ним я с огромным удивлением для себя узнал, что они (выпускники курсантской роты) любят, уважают и с огромной душевной теплотой сквозь годы относятся к своему училищному командиру роты! Уже много лет после выпуска в его День рождения все его курсанты-выпускники, кто могут обязательно собираются, устраивают ему шумный праздник, поздравляют, ценят и несут эту дружбу сквозь годы! Всякое было между ними в училище – он их так же наказывал, объявлял наряды, что-то требовал, но всегда это делал по-умному, будучи воспитателем, видел в своих курсантах людей. При каждой встрече с родителями курсантов, находил и подбирал человеческие слова – и оказывается люди это хорошо помнят, нет никаких обид и благодарны ему! Это так удивительно для меня и по-человечески завидно!
 
И хотя я его никогда не видел, а знаю о нём только по рассказам Славы, но в душе понимаю, что вот он действительно хороший человек, достойный офицер и многие вопросы наверняка решал совсем не так как наш командир роты. С годами у всех выпускников, уже самих с большими звёздами это чувство благодарности к нему за то воспитание только усиливается… Говорят, что солдаты, как и курсанты любят своих командиров. Может быть, и так. Я же этого о себе сказать не могу. Очень жаль, но у меня никогда не было и даже с годами не появилось таких же чувств по отношению к В.Козлову.

Но именно с тех пор после Славиных восторженных рассказов о своём ротном меня всегда мучает один вопрос, и стало интересно бы узнать – а кто из наших курсантов второй роты захотел бы его поздравить? Разве что жалкая кучка двуличных «прихлебаев» готовых на всё «ради лишнего стакана»? Не знаю. А может быть, я сильно ошибаюсь? Или просто не знаю достоверной информации? Но что-то за все годы после нашего выпуска мне не приходилось ни от кого из наших выпускников слышать даже о чём-то подобном...

Аэропорт встретил меня привычным гулом. Ещё с детских и курсантских времён я люблю вокзалы. Я стараюсь не замечать и прощаю им их неряшливость, запахи, огромное количество суетящихся и толкающихся людей, неприятный для уха шум и звук хрипящих репродукторов. Ведь именно с них всегда начинаются приключения и отпуск. И как это здорово, решив все вопросы с билетом присесть на несколько минут или часов где-нибудь в тихом углу на кресло, ожидая своего рейса и неспешно разглядывать разных незнакомых мне людей. 

В этот раз устало присев в уголке зала ожидания на втором этаже и глядя через огромное стекло, выходящее на стоянку самолётов я понял, как я устал. Усталость сама по себе не страшна, однако иной раз не чувствуешь уже ничего, кроме усталости. Так и я в ту минуту – как-то устал сразу от всего – захотелось побыть одному, забыться, отдохнуть, отойти от всего окружавшего меня. Надоевшей до чёртиков казармы, «тесных» стен училища с их условностью, «высокой» требовательности ротного, постоянной «нужности» кому-то, ротной круговерти и толчеи. Слушая бубнящий голос диктора объявляющего рейсы, и перебирая в голове последние события, я подумал:
 – Что-то очень многовато навалилось всего на нас в этом семестре! Два парада, горная подготовка в Рыбачьем, потерянный автомат на Учебном центре, сессия, последняя ночь с «дембельским аккордом» и в конце всего – «радостный подарочек» от ротного…

В тот момент, рассуждая о своей тяжёлой судьбе и ощущая внутри дурацкое чувство подвешенной на ниточках марионетки – страстно захотелось разом порвать все нити и вырваться на свободу. Просто всё достало! А там – будь, что будет, я вам всем покажу! Но я ещё не знал, что позже военная жизнь много раз будет захватывать меня врасплох и швырять об землю со всего размаха. С невероятными усилиями я буду подниматься вновь и вновь, словно поднимаясь по бесконечной карьерной лестнице, перепрыгивая одну ступень за другой в какой-то бесконечной гонке.

И по ней придётся, откатываясь назад вновь карабкаться из-за всех сил, напрягаясь и стиснув зубы, хотя порой охватывала безысходность и отчаяние. Интересно, что помогало мне преодолевать трудности и беды, сваливающиеся на мою голову? Очень часто самые главные жизненные понятия, идеалы, жизненные реальности мы переносим из детства и подросткового возраста в нашу дальнейшую жизнь. А ведь основную закалку своего характера я прошёл в военном училища, ведь здесь было всё: суровая жизнь, катастрофы и радости, счастье и жестокая правда.

Размышляя и перебирая в голове все трудные моменты обучения, вспомнилось и яркие, радостные минуты в этом семестре – как мы стояли в последнем наряде по училищу. Наш взвод попал в наряд по столовой, и это воспринималось всеми курсантами как самая лучшая и достойная награда нам за все годы обучения. Когда мы это узнали – во взводе был объявлен самый настоящий конкурс по несколько человек на одно заветное место. Все стремились попасть именно туда, в отличие от других нарядов – дежурных по КПП или штабу. Ведь такое попадание в наряд сулило огромный простор для фантазии: возможность «свалить в самоволку» и просто весёлый день!

Дежурным по столовой шёл Эдик Шварц, поэтому и состав туда был подобран в соответствии с его видением ситуации. Хорошо зная нас как надёжных парней, в этот список счастливчиков попали и мы с Тарасом. В общем, этот  наряд по столовой был настоящим «высшим пилотажем». После того как мы прошли все формальности, получили продукты, к вечеру после ужина нас в наряде из двенадцати человек осталось только пятеро.
 
Самое весёлое было то, что обилие грязных тарелок, чайников и скользких ложек – нас вообще как-то не страшило и не пугало. Ведь мы были уже на четвёртом курсе, и нам здесь всё было по плечу. Эдик Шварц, очень опытный в таких делах сразу решил все вопросы по «облегчению нашей жизни в наряде»! Договорился с прапорщиком «Колей» – картошку заменили крупой, понимая, что четвёртый курс уже не будет возиться с её очисткой! Потом с нарядом, который мы меняли в столовой и они «добровольно согласились» нам немного помочь, чтобы мы не стали очень требовательно принимать у них наряд и быстрее смениться.

Кажущееся на первых курсах огромное количество отходов уже потеряло свою актуальность. Оглядывая огромные кастрюли с кашей действительно начинало вериться в то, что нам говорили на политзанятиях: наш паёк самый калорийный в мире! Это вполне возможно – ведь его хватает и нам и свиньям, которым достаётся его большая половина. А после них мы «внаглую» припахивали всех солдат и заблудившихся в столовой молодых первокурсников. Все понимали, что перечить в таком деле четвёртому курсу, да ещё в последнем наряде лучше не надо.
 
С весёлой улыбкой я вспоминал те времена, когда заступал сюда на первых курсах! Действительно, это было в виде наказания, а теперь уж точно – в виде поощрения, в наряд как на праздник! Работы мы не боялись, тем более всегда можно было «попросить кого-то помоложе» и того, кто окажется под рукой помочь. А все наши курсанты, которые «отпросились» у Эдика на ночь постарались «проставиться» перед нами и поэтому когда все дела были закончены и мы поздно ночью, закрыв изнутри все двери в столовой, собрались за общим столом – было весело! Спрашивается – а с чего нам было грустить? Ведь это наш последний наряд по столовой и вообще по училищу! Наконец-то то о чём мы так долго мечтали все годы обучения, стремясь скорее дожить до этой радостной минуты – свершилось! Вообще – как здорово быть выпускником.

Почему-то хорошо запомнился тот момент когда, поливая горбушку чёрного хлеба подсолнечным маслом и посыпая её крупной солью, я поймал себя на мысли, что вот так же я делал в своём далёком Сары-Озекском детстве, когда жил с родителями. Тогда она казалось мне такой вкусной – так и остался в моей памяти этот «вкус детства» совершенно непонятный для моих детей. Когда ты отстоишь в очереди за булкой хлеба, то по пути домой можешь «по законному праву» её отгрызть. Так делали все дети в городке, и моя мама всегда относилась к этому с пониманием. Другое было время... Ни разу я не видел, чтобы кто-то из моих детей принёс хлеб из магазина с отгрызенной с одной стороны корочкой на булке! А как это нравилось нам! Эх! Папа и мама – где вы? Ждите, скоро я приеду!

Вот только дождусь радостного момента, когда диктор объявит регистрацию на мой рейс. Почему-то из всего полёта на самолёте мне больше всего всегда нравился взлёт, вернее его ощущение. Ты заранее знаешь, что будет, но всегда ждёшь этого с нетерпением. Несколько раз туда-сюда пройдёт по салону самолёта красивая и приветливо улыбающаяся во всём синем стюардесса, после этого раздадут конфетки-леденцы. Пожелают счастливого полёта, обязательно упомянув про время в пути и температуру за бортом. Мелочь, а приятно почувствовать себя важным человеком!

Самолёт сначала медленно и неторопливо выруливает на взлётную полосу и останавливается, двигатели шумят и свистят, увеличивая обороты, потом он начинает движение, резко набирая скорость, а в иллюминаторе всё начинает быстро бежать, как в ускоренной перемотке кадров фильма. Тебя с силой вдавливает в кресло, а потом всё – наступает облегчение, чувство блаженства и невероятной лёгкости. А если ещё летишь днем, то можно увидеть курчавые и причудливые необычно белые облака…
 
В отпуске было хорошо. Для меня он промелькнул как один день, но вот что было для меня очень удивительным, и я этот момент хорошо запомнил. Хотя мне по утрам уже никто не подавал команды «Подъём!» глаза сами по утрам автоматически открывались в шесть ноль-ноль, и как я не крутился, стараясь вновь уснуть –  уже никак не получалось!
 – Вот ведь проклятая училищная привычка, никак не даёт спать! – Ругался я про себя, лёжа в кровати и перелистывая страницы очередной книги из новинок отца или альбома с марками. В отпуске я встретился со своими друзьями и вновь неспешно обошёл все свои любимые места в городе.

И очень много своего времени провёл с Людой – окончательно определившись с ней, что пора и нам начинать думать о свадьбе, только для этого нам нужно подобрать удачное время. Обсудив все эти дела с нашими родителями, мы резонно решили, что «пороть горячку» сейчас зимой было бы не очень правильно, и поэтому всё перенесём на лето. К этому времени, и она определится, окончив свой институт культуры, и я стану лейтенантом. Поэтому у нас есть целых полгода для подготовки и проверки своих чувств. На этом и порешили, раз у Люды окончание института будет на месяц раньше моего – свадьба будет сразу после моего выпуска…

Я возвращался в училище с радостным настроением. Моя жизнь после отпуска приобрела вполне понятные очертания. Остаётся только «разобраться» с учёбой в училище, а впереди нас ожидают только приятные моменты – последняя наша сессия, ГОСы, долгожданный выпуск и прощай навсегда надоевший хуже горькой редьки наш командир роты. Потом у меня будет сразу свадьба, отпуск и «привет войска!» Куда я попаду, какой гарнизон меня ждёт и что там уже будет – было неважным! Второстепенным. Я верю в себя – нигде не пропадём! Главное – уже бы скорей покончить с учёбой, получить звёзды лейтенанта, а там заживём счастливо и по-новому…

В общем, когда я попрощался с Людой, друзьями и родителями перед посадкой в самолёт все мы настроились встретиться только летом. Я по прилёту в Алма-Ату сразу поехал в училище и, зайдя в канцелярию, доложил командиру роты о своём прибытии без замечаний. Он с весьма невозмутимым и даже с каким-то недовольным лицом выслушал мой доклад и сразу сказал готовиться в наряд по роте. Ничего другого я и не ждал от нашей «радостной» встречи. Ладно, наряд так наряд – как-нибудь отстоим! Мы люди не гордые, одним больше, одним меньше – какая разница?

А на следующий день, когда я стоял дневальным у входа в нашей пустой роте меня увидел вошедший командир первого взвода ст. л-нт Прохоров. Он был очень удивлён, увидев меня в роте и тем, что я приехал из отпуска ранее положенного срока, сразу спросив меня:
 – Азаров, что случилось? Я не понял – ты почему здесь и вернулся раньше времени?

Пришлось мне кратко рассказать ему свою историю отношений с командиром роты, где финальной точкой была запись в моём отпускном билете. Он только понимающе покачал головой и сказал мне после сдачи наряда зайти к нему в канцелярию. Весь день я простоял дневальным – в пустой роте это было совсем несложно: курсантов мало, наведенный порядок никто не нарушает, туалет и умывальник чистые, мусора нет, остаётся только спокойно отстоять свои часы у входа и отдыхать, ожидая окончания наряда. Целый день до самого вечера я думал о том, что сказал мне л-нт Прохоров и терялся в догадках: «Для чего и зачем заходить к нему в канцелярию после сдачи? И что же это он мне хочет сказать такое важное?» Но так и не находил ответа. Когда наступил вечер и дежурные по роте доложили ему о сдаче наряда в роте я, помня об этом выждал пару минут, после того как мы обменялись штык-ножами с новым нарядом и постучал в дверь.

Прохоров сидел за столом, и по его лицу мне ничего понять пока было невозможно. Он начал разговор издалека – о трудных отношениях курсантов старших курсов с офицерами в роте, вскользь напоминая о том, что мы-то с ним всегда понимали друг друга, и постепенно подошёл к той мысли – может ли он мне доверять… Какой-то странный вопрос? Он ещё спрашивает! Конечно! Действительно, за годы учёбы у меня почему-то ни с одним офицером из нашей роты не сложились такие нормальные отношения как с ним, хотя я его никогда ни о чём не просил.

 Здесь л-т Прохоров наконец-то подошёл к самому главному – если так получается в жизни, что у меня завтра будет целый день выходным, то хотел бы я его провести в суточном увольнении? И самое главное докладывать об этом нашему командиру роты мне будет не обязательно, чтобы его не подводить. Это будет нашей общей маленькой тайной. Предстоит сделать всё шито-крыто, только старшина роты будет в курсе и главное – никому не болтать! Сегодня он ответственный в роте, а завтра будет сумбурный день возвращения всех курсантов и всем будет не до меня – я просто вернусь вечером как бы из увольнения.

Вот такой неожиданно-приятный подарок он может мне сделать в сложившейся ситуации и это будет нашей общей тайной от ротного и от всех остальных курсантов. Ну что сказать? Перспектива не самая худшая из всех! Конечно, я был согласен и на такое доверие ко мне твёрдо заверил Прохорова, что его не подведу.
 
Когда вот таким неожиданным образом наш лейтенант «вернул мне один день последнего зимнего отпуска», я получив из его рук увольнительную записку, долго не раздумывая, сразу поехал в аэропорт. А что? Деньги есть. На моё счастье – раз начало в жизни везти, так везло во всём, сразу купил билет на ближайший самолёт до Чимкента и уже через несколько часов к удивлению своих родителей вновь был дома. Погода была хорошей, и я был уверен в том, что завтра отец посадит меня на какой-нибудь самолёт обратно до Алма-Аты. Правда эта идея сама по себе была рисковой, ведь вроде бы по закону нельзя было покидать пределы своего гарнизона. Но с другой стороны для меня, курсанта четвёртого курса в ней уже не было чего-то сложного – сел на самолёт и через полтора часа ты уже в другом городе.

Всё так и произошло – за одни сутки я смог слетать к себе домой, а на следующий день, ближе к вечеру я благополучно и незаметно вернулся в роту. В ней стояла обычная в таких случаях послеотпускная суета, и действительно никому до меня не было никакого дела. Помня о нашей с ним тайне, я только тихо, без каких-то лишних эмоций, «показался на глаза» лейтенанту, немного подождав его в ленинской комнате, где с интересом понаблюдал за курсантами первого взвода.
 
А там Коля Ратушняк уже организовал азартную игру в коробок. Вообще спокойный и рассудительный Коля был мне очень симпатичен своим фанатичным увлечением футболом. Он знал расписание любых игр и был «главным фанатом» на ночных просмотрах, собирая возле себя всех сочувствующих. Шутка ли – он знал истории всех футбольных команд и биографии их игроков. Собственноручно расчертив на листе красивую таблицу соревнований, вдохновлял остальных до утреннего подъёма на футбольные баталии в стенах ленинской комнаты, где в роли мяча выступал спичечный коробок!

Его постоянным партнером всегда и во всех делах выступал Алексей Марченко – это был наш ротный легендарный «король чёрного юмора». Он был просто неистощим на разные фантазии – таких приколов, шуток и розыгрышей в своей жизни я, наверное, больше никогда не видел. Их зачинателем с серьёзным лицом всегда был Марчелла (все именно так звали его), но Коля как хороший артист всегда его дополнял. Однажды Алексей у нас прославился очень громкой своей историей. Из-за своего весёлого нрава и юного буйства фантазии, будучи в наряде по гарнизону он, для защиты от только появившегося тогда и ещё секретного «нейтронного оружия» придумал для солдат новую команду «Нейтрон!» Именно эту свою идею защиты от оружия массового поражения он и стал с фанатичным упорством и серьёзным лицом отрабатывать на подопытных (арестованных) солдатах.

Бедолаги-солдаты, бегая по кругу в дворике для прогулок и услышав от Алексея эту команду, должны были быстро (именно на это обращалось особое внимание!) падать на землю – причём на спину, руками перекрывая себе кислород и поджав к животу согнутые ноги! Короче в позе эмбриона! А мы, глядя на это, только покатывались со смеху, как в хорошем цирке! Здесь нужно добавить, что дворик весь был в лужах и это для зрелище, продолжающееся часами за которым наблюдали жители верхних этажей соседних девятиэтажек (жалеющих солдатиков) было  не для слабонервных! Чего их было жалеть, я не знаю? Каждый из них попавший сюда был далеко не отличником боевой и политической и отбывал здесь срок не виде поощрения! После таких нарядов всегда возрастал поток писем и жалоб от возмущённых жителей: в ЦК Казахстана, Командующему САВО и другие организации… Но Лёха в своём увлечении был упорен и отреагировал правильно – тогда всё тренировки стали отрабатываться на месте, там где забор прикрывал обзор, вне зоны видимости домов. Но более интенсивно…

Дождавшись появления Прохорова, я встретил возле канцелярии. И он, увидев меня, лишь глазами и лёгким кивком головы показал мне, что мне ничего говорить не надо – ему и так всё понятно – я на месте и его не подвёл! Вот таким чудесным образом, с помощью Прохорова мне вновь удалось вывернуться «из ласковых объятий нашего ротного». Помня о данном слове лейтенанту Прохорову, я никому в роте (даже своим ближайшим друзьям) не рассказывал о том, где и как провёл последние сутки. И вновь в душе я поразился этой истории! Кто бы мне такое рассказал – трудно было бы в это поверить! Но это было со мной!
 
Вот удивительная военная жизнь! Несмотря на сухие и казённые строчки уставов, инструкций и распоряжений, в которых вроде бы всё правильно расписано, многое в реальной жизни складывается из личных отношений между людьми. Почему он поступил так? До сих пор не знаю, да и теперь уже неважно. Но наверняка он сделал это из-за своего видения сложившейся ситуации, хорошо зная меня – и в противовес ротному. А мог бы и не делать, ведь никто его к этому не обязывал, да и я особо не просил – покачал бы мне с сочувствием и сожалением головой – и всё!

 Конечно, после этого я ещё больше зауважал нашего лейтенанта Прохорова. Да! Ради правды нужно признать – были у него недостатки. Но скажите – а у кого их нет? Не знаю, как и у кого из наших курсантов складывались отношения с офицерами роты, но почему-то у нас с ним получилось вот так. Даже сквозь годы в моей душе остались хорошие чувства к нему, и есть в ней что-то до сих пор бредящее душу – тёплое и благодарное.
 
Удивительно, но я почему-то совсем не могу припомнить хоть какие-нибудь запоминающиеся моменты из учёбы этой весной. Просто жизнь потекла после отпуска как единый праздник. Я даже не один раз ловил себя на той мысли, что жизнь могла бы и не очень торопиться, давая возможность насладиться ей по полной программе. В феврале-марте состоялся очередной исторический 26 съезд КПСС, который опять подтвердил «правильный курс» нашей страны. В связи с этим запомнилось одно весёлое мероприятие – как после него наш преподаватель по марксизму-ленинизму организовал для нашей роты «круглый стол» для разъяснения некоторых вопросов политики партии и правительства. Для этой беседы предварительно был организован сбор заинтересовавших нас вопросов. За несколько дней до этого в роте повесили большое объявление о том, что всем курсантам любые вопросы можно передавать Сашке Миролюбову для обобщения.
 
Конечно, каждый из наших курсантов проходя мимо и обращая на него внимание, откровенно смеялся – кому охота заниматься подобной ерундой? И естественно никаких вопросов не задавал – итак достала вся эта политика. Поэтому накануне вечером, так как он был ответственным за это мероприятие, Сашка собрал нас с Тарасом и по-дружески попросил ему помочь – накидать вопросов по съезду, и чем больше, тем лучше. Он их запишет и представит преподавателю, как будто от всех. А нам-то что? Не жалко. Мы часами обсуждали между собой книги, фильмы, рассказывали о смысле жизни и мечтали о светлом будущем.

Почему бы не помочь своему другу в сложившейся ситуации? Поэтому мы, листая газету с текстом съезда, вдвоём начали засыпать его вопросами по разным направлениям отчётного доклада – он только успевал записывать. Хорошо помню, что наряду с серьёзными вопросами мы по-хитрому вставляли и разные «тупые» вопросы – нам стало интересно проверить, как будет выкручиваться из такой ситуации наш преподаватель. Хотя мы знали, что он «очень продуманный» и что-то обязательно придумает, но нам захотелось посмотреть на это.
Помню, Тарас придумал вопрос, который нам всем очень понравился, хотя никто из нас не курил: «А будет ли в этой пятилетке увеличен выпуск сигарет?» Тут же ему вдогон вставили и такой вопрос: «Планируется ли в этой пятилетке увеличение производства спиртных напитков? И особенно пива? Его очень трудно сейчас купить и «культурно» употребить!» Были и другие похожие по смыслу.

При этом найти фамилию курсанта для подписи под простыми вопросами было легко, гораздо труднее оказалось подбирать курсантов для «трудных вопросов». Но и тут мы проявили «курсантскую смекалку», быстро нашли несколько человек просто сказав, что мы написали вопрос от его имени, не посвящая их в «глубину самого вопроса». К великой Сашкиной радости поставленная ему задача была выполнена даже с превышением установленного плана – вопросов у нас в роте «набралось» очень много. «Неожиданно» выяснилось, что политическая жизнь страны очень интересует многих курсантов нашей роты. Когда же Сашка всё это красиво переписал своим почерком, они поместились на нескольких стандартных листках.

 Когда преподаватель приступил к ответам, он даже похвалил нашу роту за такой активный интерес к материалам съезда КПСС.
А мы сидели и тихо радовались тем моментам, когда преподаватель переходил от вопроса к вопросу со словами:
 – Вот очень интересный вопрос задаёт курсант…
 – Курсанта такого-то в докладе заинтересовал вот такой момент…
При этих словах у курсанта сидящего до этого со скучающим видом и вдруг услышавшего свою фамилию сразу делалось удивлённое лицо, когда он понимал, какие «интересные вопросы» его интересуют – ведь фамилии мы проставляли методом случайной выборки. Но по выработавшейся многолетней армейской привычке все сидели молча, и только догадываясь о том, кто же это сочинил, улыбаясь, делали нам «страшные глаза» и в шутку грозили кулаками. Всё это оживляло и радовало аудиторию, и все с нетерпением ожидали нового вопроса, чтобы посмотреть «кто же это у нас в роте такой «шибко умный».

А преподаватель, очень радостный этой предоставленной ему возможностью заливался с трибуны соловьём и на все наши хитрые вопросы о сигаретах и спиртных напитках ответил очень здорово. Мы-то наивно думали, что он их не прочитает или пропустит, но он смело их озвучил и нарисовал нам такую радужную перспективную картину жизни на ближайшую пятилетку, связав всё с социалистической интеграцией и налогами, что мы только диву давались. Правда при этом заострил наше внимание на том, что чем дороже сигареты и выше их качество, тем в них меньше никотина, а значит и вреда для здоровья. Та же самая идея прозвучала в отношении водки и вина. Из его слов получался вывод – если уж нам очень захочется «повредить себе здоровье» то нужно выбирать самое качественное и соответственно подороже. Самое главное – от этого будет польза нашему государству в виде дохода. Да! Не так-то просто, оказалось «голыми руками взять за жабры» офицера-политработника!
 
Время тогда было совсем другое – верилось (хоть и с трудом!) в победу социализма в одной отдельно взятой стране. Верили в коммунизм, потом в социализм с человеческим лицом, тешили себя мыслью догнать и перегнать Америку, в свободу Африки и в «ограниченный контингент», который должен был помочь «братскому афганскому народу» шагнуть из феодализма прямо в социализм. Верили в гений Ленина и Сталина, в Горбачёва и Ельцина – так же как и сейчас надеемся, что очередной сверхновый проект «чудо-тандема» выведет нас к новым высотам модернизации...

Когда же я вышел из зала, где была организована встреча с нами, и взглянул на картину, висевшую в коридоре кафедры, на которой В.И. Ленин гордо вышагивал с бревном на плече, мне показалось, что и он глядя на меня, хитро подмигнул мне: «Ну что? Обхитрил вас преподаватель?» Тут ничего не скажешь – очень ловко он вывернулся из наших трудных вопросов, да ещё при этом и нам мораль прочитал.
 
Мне сейчас уже трудно вспомнить точно всю последовательность событий в ту последнюю курсантскую весну, но вот мой приём в члены КПСС мне хорошо врезался в память. Как-то совсем быстро и незаметно пролетел год моего трудного и тернистого «кандидатского стажа» и после зимнего отпуска назрел новый вопрос о приёме партию. Я даже сам как-то поразился этому наблюдению – оказывается, как быстро в разных делах и проблемах на старших курсах летит время! Почему-то первые два года учёбы – мне показались тяжёлыми, трудными, однообразными и тянулись подозрительно долго. А сейчас у меня в памяти ещё были свежи нелёгкие переживания, бессонные ночи и суета, связанная со вступлением: рекомендациями, с обидным заслушиванием о прохождении кандидатского срока и тогда казалось, что вступление в члены КПСС – это дело далёкого будущего. А вот и нет! Срок моего нового испытания быстро и незаметно подошёл и нужно двигаться дальше.
 
К этому времени напряжение в роте, с которыми проходили первые собрания по приёму в кандидаты и члены КПСС постепенно ослабло, страсти и острые ощущения сгладились и весь этот процесс перерос в обычную рутину. Собрания по утверждению характеристик и приёму в кандидаты и члены КПСС в роте и батальоне проходили непрерывно. В такой быстро меняющейся обстановке нам самим уже иногда было трудно разобраться – кто же из нас кто? Комсомольцы, кандидаты и члены КПСС – все перемешались и только на очередном комсомольском или партийном собрании можно было понять, кто из наших курсантов на каком этапе находится. Вот в такой обстановке мне пришлось вновь собирать рекомендации для вступления.
 
Помня о «высокой избирательности» нашего командира роты и хорошо понимая, что после зимнего отпуска мы с ним окончательно определились в отношениях, а так же чтобы избежать всяких новых недоразумений, я вновь пошёл к тем «проверенным» людям, которые меня рекомендовали в кандидаты – полковнику Белобородову и Липартову. И на этот раз они оба вновь хорошо приняли меня, поздравили с успешным окончанием кандидатского стажа и безо всяких проблем выдали новые рекомендации. Такое человеческое отношение ко мне всеми уважаемых офицеров в училище здорово приподняло «мой собственный имидж»! Как это было здорово, что они мне не отказали!

После этого я вновь уверился в той мысли, что всё в своей жизни делаю правильно и совсем неважно, что думает по этому поводу вечно всем недовольный наш командир роты. С комсомольской рекомендацией мне вновь помог Сашка Миролюбов – мы её написали вместе с ним вечером, закрывшись от всех в кабинете замполита.

Конечно, где-то в глубине души у меня была тревога. Хотя за мной вроде бы не было «никакого криминала» и, несмотря на то, что я выучил все вопросы по уставу КПСС, современной политике и другие, которые обычно задавали при мне на собраниях вступающим, было волнение – а вдруг случится что-нибудь необычное? Все меня успокаивали тем, что ещё не было случая, чтобы кому-то отказали в приёме. Но все – для меня не пример. У меня свою дорога, не похожая на всех. А вдруг мне могут припомнить заслушивание о прохождении кандидатского срока, когда у меня была «чёрная полоса» или ещё неожиданно что-то всплывёт?  Ещё в отпуске отец немного успокоил меня, сказав, что если не найдётся каких-то очень серьёзных причин отказать, то всё будет хорошо – должны принять. Сашка с Тарасом тоже, разделяя со мной все мои переживания, в это время тоже подбадривали меня, находясь рядом.

Наконец определили день партийного собрания. Оно проходило в первой роте нашего батальона. Вместе со мной оказалось ещё несколько человек, которых будут принимать в кандидаты и в члены КПСС.
 – Ну, хоть это радует! – подумал я про себя – Может быть среди такого количества людей и мне будет полегче.

Последняя ночь перед собранием была самая трудная. С вечера никак не мог заснуть. Спать не хотелось, волнуясь и переживая, я просто валялся, пялясь в потолок и узор из пружин на кровати надо мной. За чёрными холодными стёклами застыла поздняя весенняя ночь. Наша казарма за эти годы привычно постепенно затихала. Большинство курсантов роты через несколько минут, после того как выключали свет уже «отбивались». Затем затихли даже самые «поздние бродяги-спортсмены», в темноте казармы брякающие железом в спортуголке. Потом выключили свет в классах, где задерживались те, кто днём не успевали всё сделать. А мне тревожные мысли не давали уснуть.
 
Рядом со мной уже давно спали спокойным сном Серёга Иванов и Эдик Шварц. А я, лёжа в темноте казармы, ворочался с бока на бок и в голове крутились разные мысли, всё беспокоя: «Завтра мне предстоит серьёзное испытание. Вероятно самое трудное из всех тех, которые раньше были в моей жизни. Все трудности первых курсов, экзамены и зачёты сейчас кажутся простой ерундой по сравнению с этим. Что же ждёт меня завтра? На щите или со щитом окажусь я? А вдруг… Страшно себе даже это представить! Какой будет позор! И как дальше жить?» 

С другой стороны – что я себя накручиваю? У меня всё вроде бы складывается хорошо: Устав КПСС и руководящие документы я знаю, да и на разные политические вопросы могу дать ответ, имею общественную нагрузку. С учёбой и дисциплиной в порядке, рекомендации для приёма мне дали уважаемые люди в училище. Ну что, спрашивается, ещё может внезапно произойти? Интересно осталась ещё в памяти у людей та история с моим заслушиванием о прохождении кандидатского стажа, связанная с Тыквой? Но не думаю, что про неё кто-то будет завтра вспоминать.

Почему в трудные минуты жизни вдруг вспоминаются неожиданные, казалось бы, совсем забытые памятью события, пустяки промелькнувшие мимо, не оставившие следы? Так и у меня в этот момент вдруг перед глазами проплыли далёкие детские воспоминания, когда я с родителями отдыхал на Чёрном море. Распахнулась беспредельная синь моря, послышался шум волн, крик чаек, сухой жар раскалённого солнцем пляжа и солёная водяная пыль… и счастье, огромное счастье от жизни! Ах! Как было приятно пройтись босыми ногами по раскалённым солнцем камешкам пляжа! На юг я всегда с родителями ехал с радостью. Отец об этом нам с мамой сообщал заранее, «пробивал билеты» и решал все проблемы, а я так любил связанные с этим перемену мест и море с его синей свободой и новыми приключениями.

От таких переживаний у меня пересохло в горле и я, по привычке взглянув на часы пошёл из нашего отсека в умывальник попить водички из под крана – надеясь, что сон всё-таки придёт. По пути перекинулся словами со скучающим дневальным, который стоял у входа и от нечего делать, внимательно проглядывал все газеты, которые стопкой были сложены на подоконнике деревянного фойе.

В пустом и гулком умывальнике, откручивая барашек над краном, почему-то вспомнил как моя мама-врач всегда предупреждала меня, что в такой воде есть куча микробов. Но мне их было невидно, да и нам всем всегда было наплевать на такую ерунду! Мы её пили всей ротой – и никто не заболел. И вообще – если бы она только узнала, что мы пьём летом в Учебном центре, когда там жара под сорок градусов, наверно бы, очень расстроилась. Постояв немного в прохладном, пустом и гулком умывальнике, глянув на своё отражение в зеркале, закреплённом на стене, подмигнул сам себе: «Всё! Хватит шататься по роте и крутиться в кровати – всё равно теперь уже ничего не изменишь, нужно засыпать!»

На следующий день я проснулся на удивление с небывалой бодростью, и это чувство уже не отпускало меня до самого вечера. Как я втайне про себя надеялся – на собрании все прошло хорошо и гладко. Меня представляли последним из вступающих и я в нетерпеливом ожидании этой минуты совсем извёл себя. Сидя на стуле в тишине казармы первой роты мне так показалось, что даже часы в этот раз тикали необычно и так громко, как будто в них вставили роту солдат в тяжеленных сапогах. Когда же я услышал свою фамилию – перед тем как зайти в класс привычным движением одёрнул китель под ремнём, застегнул крючок и проверил застёгнутые пуговицы.

В классе быстро зачитали мои рекомендации и автобиографию. Задали пару несложных вопросов, на которые я обстоятельно ответил, и поставили вопрос на голосование. С тревожным ожиданием и огромной радостью я увидел, как все сидящие в классе коммунисты проголосовали единогласно! Это будничное «За!» ударной волной фугасного снаряда хлопнуло меня по ушам, слегка оглушая лёгким звоном и ударило в грудь. Застучало в висках, по телу пробежала нервная холодная дрожь, и ноги мгновенно сделались ватными. Вот здорово! Прямо гора с плеч! Большое дело сделано! В голове всплыли какие-то «военные глупости» вроде: «Теперь прорвёмся! Сталинград наш! Блокадники не сдаются!..» Огромное облегчение наступило у меня после нескольких дней волнений и переживаний.

После собрания меня, обступив со всех сторон, поздравляли и жали руку наши курсанты и курсанты первой роты. Почему-то из всех курсантов первой роты мне хорошо запомнились простые и человеческие поздравления Лёшки Литвинова. Мы с ним не были близкими друзьями, но знали друг друга, и он нравился мне своей непосредственностью. Хорошо учась и читая со сцены на концертах самодеятельности «правильные стихи» о советском паспорте он, однако не был фанатиком-зубрилой, а больше относился к талантливым шалопаям, которым всё даётся легко. Наши отношения с ним уже потом стали более близкими, когда мы после выпуска попали в один Кой-Ташский полк.  Но о нём позже…

Даже л-нты Прохоров и Г.Дубовцев проходя мимо, поздравили – сурово, по-дружески и ободряюще хлопнув меня по плечу. Как я был этому рад! Когда все волнения и радость улеглись я, этим же вечером уединившись в классе сел писать письмо своим родителям, в котором спешил поделиться и с ними этой новостью. Через несколько дней меня вызвали в штаб и политотделе вручили оформленный партийный билет красного цвета. К этому времени я как-то попривык к той мысли, что я коммунист и поэтому, получая его из рук партсекретаря училища, каких-то особенных чувств не испытывал. Получил – и получил, ну и что с этого? Мне было не до этого. Голова была занята совсем другим – шла последняя выпускная весна, и нужно было успевать везде...

В это время в роте, кроме рутины связанной со вступлением в КПСС были и другие яркие события. Этой весной пришла пора свадеб – они следовали одна за другой. Это на первых курсах такое известие волновало всех своей новизной ощущений и необычностью. А теперь практически в каждом взводе по выходным дням курсанты, определившись в отношениях с девушками, на последнем курсе играли свадьбы. По заведённой традиции командир роты (хоть и бурчал при этом постоянно недовольно) но отпускал двух-трёх ближайших друзей на это мероприятие. А все остальные курсанты добирались сами, уж как придётся по ситуации.
 
Все такие поездки всегда начинались одинаково. Я находил Рашида или он меня, и сразу кратко, понимая друг друга переходили к делу предлагая:
 – Артур, давай сегодня (или завтра) рванём в самоход на свадьбу к кому-то?
И тут уже нам, надо было подумать оценивая обстановку и свои дела – соглашаться ехать или нет.
 
Как воспоминание о таком радостном событии у Сергея Иванова чудом сохранилась фотография со свадьбы М.Ниязбаева. Это была свадьба в нашем взводе и, конечно же, все курсанты взвода лично захотели поздравить Мишу с невестой. Помню как последние дни перед выходными, на которые была назначена свадьба, мы провели на Учебном центре. У всех нас только и было разговоров об этом, все строили грандиозные планы и планировали поездку. Но по приезду в училище накануне свадьбы ротный отпустил только Мишу с Сергеем. Серёга был у него дружкой, и им нужно было многое успеть, но мы твёрдо пообещали, что обязательно подъедем к Дворцу Бракосочетания. В тот день получилось как всегда «проявляя высокую требовательность» – почему-то ротный больше никого с взвода не отпускал. Но и мы (ближайшие друзья) особо не расстраиваясь этим известием, переоделись в гражданку на своей «хате» и успели как раз к регистрации.

Во Алма-Атинском Дворце Бракосочетания я был второй раз в своей жизни. Первый раз я здесь был на свадьбе у Сашки Миролюбова, и тогда всё здесь мне было в диковинку. Но как быстро летит время! Теперь я уже с интересом и бывалым видом рассматривал всё вокруг. В памяти у меня осталось всё торжество самого главного момента. Мы небольшой кучкой среди гостей спокойно ждали своей очереди. Наконец объявили регистрацию. После обычных слов ведущей Сергей в курсантской форме преподнес молодожёнам обручальные кольца на курсантской фуражке, вместо блюдца, держа её на вытянутой руке и стоя на одном колене! Какой молодец!

Всё получилось очень здорово и необычно! Гордость за нас в этот момент пронзила всех – пусть все гражданские люди завидуют – это свадьба у курсантов АВОКУ.
Потом мы весело поздравили Мишу с невестой, и всем нам в этот момент было торжественно и радостно за них. А сама свадьба была в районе ВДНХ: во время торжества пытались украсть невесту, потом её выкупали, пили чарку из её туфельки и многое другое… Было весело и здорово! Самое главное – мы выполнили обещание и никем незамеченные вовремя вернулись в роту.
 
Сразу после зимнего отпуска военное ателье в 13 военном городке, который был рядом с училищем, начало шить на нас комплекты офицерской формы. В связи с этим начались радостные походы на примерку. Мы ходили туда много раз и всей ротой и повзводно. Сначала на снятие размеров, а потом было несколько примерок кителей и шинелей. Иногда работники ателье приглашали курсантов на примерку и индивидуально, поэтому наше само нахождение в 13 городке, куда на других курсах ходить было довольно проблематично, становилось обыденным делом. Как это было здорово – после обеда неспешной походкой по дорожке мимо кочегарки с чувством собственного достоинства пройти мимо солдата-дежурного по КПП, небрежно бросив ему: «На примерку!»

Обычно салаги-лётчики, которые здесь несли службу, в кирзовых сапогах, покрытых сантиметровым слоем сапожного крема, брали под козырёк. Они опытным взглядом и внутренним чутьём, легко распознавали курсантов четвёртого курса по походке, манере разговора, поэтому никогда не встревали в проблематичные для них с нами переговоры и сразу открывали проход. А возле самого ателье можно было, не торопясь посидеть на лавочке, созерцая гражданскую жизнь и наслаждаясь такой свободой и неожиданным времяпровождением. Каждый такой поход в ателье приносил ощутимый кусочек счастья и как бы зрительно приближал наш выпуск. Именно здесь в ателье становилось очевидно-понятным, что совсем скоро закончится зима, пройдёт весна и в июле мы уже станем лейтенантами.

Когда я впервые в примерочной кабинке надел свой китель с уже пришитыми лейтенантскими погонами и удивлённо взглянул на себя в зеркало, в голове мгновенно появилась шальная мысль: «Красавец! Ну вот! Кажется, я наконец-то и дождался! Ещё совсем немного и начнётся для меня новая жизнь… Придётся мне привыкать к новому обращению, теперь только так – Здравия желаю, товарищ лейтенант!» Ещё не веря отражению в зеркале, я немного скосил глаза, чтобы взглянуть себе на погоны – там гордо светились мои первые две маленькие звёздочки!

Сразу захотелось широко расправить плечи, выпрямить спину и представить себя где-нибудь в войсках. Этот китель на мне был как бы пропуском в совсем другой – удивительно-огромный мир, где все окружающие люди будут воспринимать меня как офицера. Это было совершенно другое ощущение – совсем не то, когда мы всей ротой фотографировались на личное дело офицера и на удостоверение механика-водителя. В тот раз Антоновы (наши каптёрщики) откуда-то принесли лейтенантский китель – один на всех. И мы одетые в рубашки суетливо и быстро передавали его друг другу, перед тем как сесть на стул перед фотоаппаратом. Тогда, надевая китель, чувствовалось, что он был чужой – где-то жал или болтался, а вот этот уже мой «родной» сидит на мне как влитой!

 Пройдёт ещё совсем немного времени, и я буду привычно носить лейтенантскую форму. И только для своих однокашников в их памяти я навсегда останусь мальчишкой-курсантом. От такого вида и гордых мыслей меня обуял какой-то внутренний восторг, примерно такой же, когда по вечерам в кабинете замполита можно было присесть в его кресло и, закрыв глаза представить себя большим начальником. От этого восторга и радости даже захотелось взвизгнуть как-то по щенячьи.

Странно, но женщина, которая шила форму совсем не разделяла этого моего восторга и не обращала на меня никакого внимания. Она как обычно деловито оглядывала меня с разных сторон, делая мелом на кителе какие-то свои пометки. Её можно было понять – она делала свою работу, и я для неё был очередным выпускником, которых уже наверняка было немало в её жизни. Вообще-то сам факт того, что где-то на тебя шьётся парадная и повседневная форма с двумя шинелями, внутренне наполнял нас уверенностью в том, что наша страна и государство всерьёз рассчитывают на тебя и вся предстоящая летом сдача ГОСов вроде бы простая формальность.
 

          АЛМА-АТА-РЫБАЧЬЕ. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ВЕСНА.
                БАТАЛЬОННЫЕ УЧЕНИЯ.

Потом мы опять на несколько дней выезжали в Рыбачье. Как нам объяснили – сдавать ГОСы в горном учебном центре. До нас ещё ни одни выпускники нашего училища не проходили такой проверки. Несмотря на успешную сдачу стрельб на горной директрисе, летом нам всё равно придётся сдавать огневую в училище. Поэтому нам сказали, что эти стрельбы будут для нас как тренировка перед летними ГОСами. Из той поездки у меня почти ничего не осталось в памяти, ведь она получилась очень короткой и мы снова жили в уже знакомом для нас горном лагере с привычным бытом.

Здесь нас так же молчаливо встретили те же знакомые горы, которые теперь совсем не казались суровыми и ужасными. Приехав сюда второй раз, всё окружающее нас вокруг показалось знакомым, родным и вполне понятным, а виднеющиеся на фоне синего неба уже покорённые снежные вершины не пугали своей высотой. Каждая мелочь в горном лагере вызывала кучу ярких и приятных воспоминаний связанных с прошлым выездом.

Мне так кажется, в этот раз никаких восхождений не было: только обычные занятия по тактике и огневая подготовка – стрельба днём и ночью со всех видов стрелкового оружия и БМП, причём из БМП-1 стреляли только 3УУС. Со стрельбами к этому времени у нас практически у каждого курсанта никаких проблем не было. За четыре года каждый из нас из БМП настрелялся вдоволь, а горная это директриса или обычная – какая разница? Тем более мы стреляли здесь на ней ещё в прошлый выезд в Рыбачье на горных сборах и быстро поняли все особенности такой стрельбы. Лично я для себя никаких трудностей не заметил, тем более все цели здесь были только появляющимися, а не двигающимися как у нас в училище. А уж стрелять по неподвижным целям намного удобнее – получалось как в тире, только при этом, каждый раз нужно было не забывать о том, что стрельба ведётся в горах и точку прицеливания надо было выбирать по-другому.

Поэтому для нас всё в упражнении стрельб было привычным, таким как у нас в училище. Вроде бы ничего нового – перед стрельбой, когда построишься возле машин, ожидая команду: «Загрузить боеприпасы!» первым делом погладишь БМП (здесь они были не свои – привычные, училищные, а мотострелкового полка), это было на уровне рефлекса или инстинкта – сейчас уже и не разберёшь! А дальше спокойно сел на место наводчика, зарядил ленту в пулемёт, один снаряд засунул в пушку не до конца, уперев его в резину отбойника, а два других аккуратно поставил донышком вниз рядом с сидением, чтобы потом на ходу в темноте башни привычным движением ловко зарядить их в ствол. Затем вошёл в связь, доложив о готовности к выполнению упражнения, и спокойно сидишь, настраиваясь на стрельбу и прослушивая переговоры командиров машин с вышкой. Как только в наушниках шлемофона раздастся привычный и немного протяжный голос офицера – руководителя стрельбы начинающийся со слов: «Первый, второй, третий… Я вышка…»
 
В этот момент, не дожидаясь долгожданной команды «К бою! Вперёд!» по которой механики-водители сразу начнут движение, экономя секунды, ты сразу ловко дёргаешь ручку на пулемёте, слыша на слух знакомый стук железных деталей пулемёта и привычно основанием ладони бьешь в поддон снаряда, заряжая пушку. После этого находя свои цели в прицеле уничтожаешь их и всем довольный на рубеже разряжания докладываешь о разряженности пушки и пулемёта. Вернувшись на исходную ты с гордо поднятой головой занимаешь своё место возле машины, выслушивая одобрение своего друга, который был командиром машины. Вот и всё – легко и просто! Приятно, когда всё здорово получается!
 
Но сам теперь понимаешь, сколько учебного времени было потрачено, чтобы каждый из нас смог вот так отстреляться! Почему-то в эти дни мне часто вспоминались первые дни своей абитуры, когда мы с нескрываемым восторгом смотрели на выпускников училища. Тогда нам и не верилось в такое – что когда-то и мы будем вот так гордо ходить с развёрнутыми плечами и снисходительно поглядывать на всех остальных курсантов. А вот надо же, незаметно пролетело четыре года и это время пришло! От такой внутренней гордости и уверенности в себе каждого из нас аж распирало, казалось, нет такой задачи, с которой бы мы не справились и такие сложные стрельбы для нас – лишнее доказательство этому! Эх, моя жизнь удалась! Как здорово, что я поступил в военное училище, ещё совсем немного и я стану лейтенантом!
 
Правда радостное впечатление немного смазала курьёзная история – именно в этот выезд у меня впервые в жизни произошёл затяжной выстрел из пушки. Снаряды, которые нам выдали для стрельбы, были с истекающим сроком хранения, поэтому нас сразу заранее предупредили, что возможно какой-либо из них может не выстрелить! И действительно, несколько таких случаев произошло. В этот раз «повезло и мне» – при нажатии кнопки большим пальцем правой руки, как это всегда бывало, снаряд не выстрелил, мгновенно наполняя башню запахом сгоревшего пороха, а ничего не произошло… Необычная тишина. Только через несколько секунд с опозданием снаряд самопроизвольно выстрелил. А я по привычке, чуть не вытащил его из ствола! Теперь-то понятно, если бы он так же выстрелил в башне, то ни к чему хорошему это для меня не привело бы…
 
Впрочем, из этого выезда один забавный случай запомнился и на занятиях по тактике. К четвёртому курсу преподаватели во все уже поднадоевшие тактические занятия с их бесконечной обороной и наступлениями стремились внести разнообразие. Для этого они всегда получали имитацию – почему-то мне казалось, что в училище с этим никогда не было никаких проблем. Всякие дымовые шашки, ширасы, разные огни, не говоря уже о банальных ракетницах ли взрывпакетах – окружали нас со всех сторон и были обязательным условием на занятиях.

Для большего интереса, реальности и эффекта неожиданности преподаватель выбирал двух-трёх курсантов и заранее персонально ставил им задачу в какой момент и когда что-нибудь «взрывать» изображая по ситуации: то артиллеристский налёт, то ядерный взрыв или сигнал к атаке. Конечно, в такой ситуации занятия проходили с большим интересом и веселее.
 
На одном из таких занятий в имитационную группу были назначены Кайрат Камысбаев и Алексей Кубатко. Преподаватель выдал им нужные средства имитации, объяснив очерёдность и время подрывов, кратко проинструктировав по мерам безопасности. И они, радостные и довольные своей удачной ролью на этом занятии удалились от нас на большое расстояние в предгорья. А мы с преподавателем остались «жевать тактическую науку» – что-то уяснять, оценять обстановку и принимать решение.

Как там и каким образом всё произошло, я уже не вспомню. Но в конце занятия выяснилось, что при подрыве одного шираса Лёха Кубатко оказался очень близко к нему, и взрывом ему опалило всё лицо. Хорошо ещё, что хоть глаза остались целыми, а вот волосы, брови и нос обуглились. Скрыть такие последствия этого нарушения мер безопасности было невозможно, поэтому после длительной «воспитательной работы» у командира роты он так и ходил все оставшиеся здесь дни, вызывая у всех курсантов весёлую улыбку.

В общем, подводя итог этого выезда, нам объявили, что со сдачей ГОСов на горной директрисе мы все успешно справились. Да и кто бы в этом сомневался? И вновь мы покидали горный учебный центр с радостью и чувством выполненного долга. Глядя из кузова автомобиля на уплывающие вдаль от нас горы города Рыбачьего, я почему-то поймал себя на мысли, что мысленно прощаюсь с ними надолго, даже может быть навсегда. Мне казалось, что всё! С горами покончено, дальше меня ждёт счастливая жизнь на равнине или в каком-нибудь большом городе. Но какая всё-таки интересная офицерская судьба – тогда ещё я сам не знал, что совсем скоро я вновь окажусь здесь! И сколько разных историй у меня тут произойдёт!

В этот год совсем незаметно для нас в Алма-Ату пришла наша последняя весна. Выяснилось, что пока мы были в Рыбачьем природа не стояла не месте и мы очень быстро как на машине времени перенеслись вперёд. Уезжали ещё поздней зимой, в горном лагере опять попали в зиму, там нас окружали только снежные горы, а вернулись обратно – здесь уже светит яркое солнце, снег уже стаял, асфальт совсем сухой, на газонах уже чернела влажная земля с молодой пробивающейся травой, а огромные тополя стоящие вдоль аллей были все покрыты листьями.

Первые майские жуки резали воздух по вечерам возле фонарей освещения, а под ногами бодро скакали наглые воробьи, купаясь в тёплых лужах на асфальте. Вновь можно было использовать для отдыха и загара наше потайное место – высокую крышу неработающей летом кочегарки, залезая туда по боковой пожарной лестнице. Когда я впервые попал туда с кем-то из своих друзей на первом курсе ведомый «жаждой приключений и изучения окрестного мир» то был здорово поражён виду открывающемуся с неё! От огромного простора над городом каждый раз захватывало дух! Это было совсем другое ощущение – совершенно не сравнимое с тем, когда у нас в роте по лестнице в каменном фойе залазишь на чердак казармы.

Там над головой была ещё шиферная крыша, и выглядывать из неё можно было только через узкие окошки. А здесь перед тобой во все стороны, на сколько хватало глаз, были видны деревья, крыши домов и даже то огромное поле аэродрома, по которому мы ходили в гости к Андрею Маковееву. И как приятно было там лежать, загорая на тёплом рубероиде, подстелив под себя картон или на заботливо принесённом кем-то матраце вглядываясь в синее небо и в бескрайнюю теряющуюся в дымке даль горизонта.
 
Как здорово было вновь пройти по тихой улочке – нашему «проспекту свободы» между рядами частных домиков, за заборами которых виднелись огороды с чёрно-серой землёй парящей под весенними лучами! Там шла совсем другая, своя жизнь – цветы набирали бутоны, действительно кричали петухи и грелись на солнце кошки. Даже бабки, появившиеся на лавочках возле домов всегда внимательно рассматривающие нас и «отслеживающие ситуацию» вызывали у нас радостный восторг. Внезапно, после зимы нас окутали весенние запахи – пьяняще запахло согретой землёй и асфальтом!

От этого поднималось настроение и становилось радостнее. Хотелось остановиться, глубоко вздохнуть, зажмуриться и поднять к небу истосковавшееся по весенним теплым лучам лицо. Глядя на всё это весеннее буйство вокруг – сразу хочется жить! Улучшалось настроение, каждый новый день приносил радость, а в голове вертелась только одна мысль: «Раз мы пережили зиму, то уж весну как-нибудь перекантуем!» Тем более приближение нашего выпуска уже витало и ощущалось во всём – наша жизнь вновь как это было на первом курсе, потекла с другой скоростью, намного быстрее, чем всегда.
 
В апреле начались наши последние тренировки к майскому параду. Такое событие тоже наполняло наши души радостью оттого, что это наш последний парад в училище. Тренировки на этот раз воспринимались нами с ироничной необходимостью училищной жизни – раз положено, так походим, но пусть здесь напрягаются все те, кто младше нас курсом. Офицеры тоже стали относится к этому спокойнее, своей головой всё понимая, что на тренировочных прохождениях нам можно и «немного расслабиться».  А вот на зачётных прохождениях мы довольные своей жизнью «давали такую ножку» перед трибуной, что всем становилось понятно – у нас в училище конкурентов нет! Всё-таки годы обучения и огромное количество парадов, через которые пришлось пройти, сыграли свою роль в сплочении нашего коллектива. Совсем не зря и «по законному праву» завоёванному в трудной и честной борьбе мы идём на параде последней коробкой, оставляя в глазах людей приятное впечатление о нашем училище!

Сам парад уже проходил на ставшей для нас привычной огромной новой площади. Перед этим были как всегда генеральные репетиции: ночные и дневные. Но почему-то каждый выезд на них в те дни воспринимался мной, как огромный праздник и подарок судьбы. Всё-таки хоть какое-то развлечение в нашей однообразной жизни и самое главное, что при этом своим умом понимаешь – вот это наш последний парад в таком составе. И кто из нас знает сейчас – где и на каких плацах или площадях мы будем отмечать ноябрьский парад уже в этом году? Когда мы радостные приехали для парада на площадь в последний раз, у всех курсантов на лице было видно счастье. Счастье оттого, что все понимали парад – это последняя наша рутинная обязанность родному училищу, в котором мы проучились четыре года, граница в нашей жизни и впереди уже не будет ничего такого… Только выпуск! Дальше начиналась новая радостная эпоха…

Поэтому могучий ритм оркестра, игравшего привычные для нашего уха, военные марши усиленный мощными репродукторами поднимал настроение. Музыка невидимыми волнами, деловито перекатываясь, постепенно настраивалась на волну звучания наших сердец. И всем хотелось в последний раз поразить всех! Пройти красиво, и не просто пройти, да так, чтобы все гражданские люди ахнули бы от восторга и надолго это запомнили! Так всё и получилось в этот раз – ведь тут действительно все старались!

Я сам слышал от офицеров, которые наблюдали за парадом со стороны, что в нашей коробке перед трибуной равнение в шеренгах получилось идеальным, а чеканный шаг и улыбки на лицах дополняли эту картину. А мне, после того как мы красиво и мощно прошли по площади, вместе радостью внутри даже как-то стало жалко – вот, пожалуй, и всё! Никогда больше меня не увидят с автоматом в руках на этой площади. Да, конечно я понимаю, сами парады будут, и вновь по ней будут идти курсанты АВОКУ! Но это будут уже совсем другие курсанты – не мы! Это мой последний майский парад с моими однокашниками – вот почему мне радостно и одновременно грустно. Вот так, как всегда с хорошим настроением мы отходили наш последний курсантский парад.

А дальше почему-то наша жизнь понеслась с огромной скоростью к долгожданному выпуску. Эти последние месяцы обучения в училище по количеству бурных и ярких событий стали напоминать мне плотно спрессованные дни из курса молодого бойца. Жизнь, как будто набрав разгон за четыре года, помчалась с сумасшедшей скоростью, и каждый день приносил что-то совершенно новое, радостное и будоражащее кровь.
 
Я почему-то хорошо запомнил последние училищные соревнования. Такие спартакиада по различным видам спорта проводились кафедрой физкультуры и спорта целый учебный год. А на самой кафедре сразу у входа нас всегда встречал расчерченный огромный лист ватмана, где были все виды спорта и все роты училища. Результаты каждой роты планомерно заносились нужные клеточки в определённом порядке – все первые места там были обозначены красной пастой, вторые зелёной, а все остальные обычной синей. И глядя на него, по количеству красно-зелёного цвета в строчке напротив своей роты ещё издалека можно было порадоваться за себя. Много раз мы, на занятиях собравшись перед ним, обсуждали наши шансы по сумме соревнований занять призовое место в училище.
 
К четвёртому курсу со спортом всё более-менее стало на свои места, если с одними видами спорта в роте было ясно и понятно – все спортивные достижения обеспечивали одни и те же люди, о том, как Мишка Глухов и ротный набирали ротную команду боксёров и борцов, я уже ранее описывал. Там кроме «основного костяка» боксёров состоящего из Серёги Эль и Толи Бетехтина другие разные веса добирали «статистами». С бегунами на разные дистанции и нормами ВСК вообще никогда не было проблем – здесь Мише Глухову и Рашиду Кулмурзаеву не было равных и они сами справлялись. Гири и штангу всегда обеспечивали нам Загиров, Козлов и несколько других плотных ребят. Все стрельбы за роту лежали на Сашке Сухорукове. Не зря их фотографии постоянно висели на стенде «Наши спортсмены». А в этот день всё роты училища перетягивали канат.

Это соревнование было одним из последних в училищной спартакиаде, и нам для занятия призового места нужна была только победа! Бессменному физоргу роты Мишке Глухову даже не пришлось напрягаться – наша ротная команда по перетягиванию каната за эти годы обучения уже давно была сформирована. В ней были собраны «основные игроки-тяжеловесы»: Рашид Табаев, Серёга Иванов, Олег Козлов, Юра Меркулов, Толя Мартус, я и ещё несколько крепких парней. Нас не нужно было настраивать на победу, гордость четверокурсников и так не позволяла нам никому проиграть – ведь это не было секретом, что в этом виде спорта всё решает не сила, а слаженные действия команды и громкие и оглушающие крики поддержки.

Ну, с поддержкой у нас всё было в порядке – разве смогут какие-нибудь младшие курсы переорать четвёртый? Тогда всё так и получилось, как мы хотели: мы под громкие крики, которыми нас поддерживала вся рота, довольно легко перетянули всех кто были младше нас курсами и в финале нам, как и было положено, противостояла первая рота нашего батальона. А там я вам скажу, ребята тоже были не слабые и они, как и мы очень хотели победить всех!
 
Вот мы и сошлись на решающую битву – две команды с четвёртого курса! Это было зрелище не для слабонервных! Мы командой по десять человек с двух сторон решительно и крепко вцепились в канат, и он натянулся как струна. Несколько минут под оглушительные крики болельщиков мы с усилием тянули его на себя до дрожи в руках и ногах. От неимоверного напряжения я увидел как у меня вздулись вены и побелели пальцы на руках, но крепко вцепившись в канат никто не хотел уступать – мы все тянули изо всех сил. И, мне показалось в тот момент, что не было на свете такой силы, которая смогла бы оторвать меня от него. Красная метка на канате, обозначающая середину, надолго застыла над прочерченной на асфальте чертой.

Но вот канат дрогнул и очень медленно, буквально по чуть-чуть, по несколько миллиметров пополз в нашу сторону! Команда первой роты, тоже видя это, отчаянно ухватилась за него, но всё! Дело было сделано – нас уже было не удержать! Таким образом, мы в этот год обеспечили нашей роте призовое место в училище. Правда, я уже не вспомню какое, но радость от этого, казалось бы, мелкого события было огромной – мы были рады своей такой трудной победе, нас все поздравляли, и даже командир роты расщедрился – объявил всей команде внеочередное увольнение. Успел я сходить в него или нет – не помню, к тому времени это для нас было совсем не важным, потому что сразу после этого у нас по плану были ротные учения в Учебном центре.

Это были наши последние учения. Об учениях заговорили сразу после майского парада. Ведь это были наши первые учения в жизни вот такие – в составе батальона. Почему-то они назывались ротными тактическими, но на этот раз вместе с нами одновременно выезжала и первая рота нашего батальона. Просто кафедра тактики по тактическому замыслу их совместила по времени и нам для интереса предстояло действовать против них – нашего условного противника. Поэтому для общего руководства всеми этапами учений и реального контроля над курсантскими ротами был привлечен командир батальона. Я вообще за все четыре года обучения редко видел нашего комбата «Зину» в полевой форме, ведь по училищу он всегда ходил в повседневной форме и мы все к этому привыкли. А тут в полевой… да и вообще – с нами на Учебном центре.

В общем, нахождение нашего комбата здесь и его вид, по крайней мере, для меня был примерно такой же нелепостью, как например – значок ГТО на мундире у Кутузова или если бы я прямо сейчас увидел здесь какого-нибудь экзотического золотого кенгуру с бубном и в бейсболке с надписью «Спартак-чемпион»! За всё время нашего обучения мне так кажется, он приезжал сюда всего несколько раз – и то, только по «большим праздникам»: помогать в поисках автомата или на контроль учений. Отсюда становилось очевидным – видимо вопрос проведения этих учений ставился очень серьёзно!

Я хорошо помню, сколько волнующих событий происходило ещё накануне самого выезда: сначала командир роты выступил перед нами со своей пламенной патриотической речью, весь смысл которой сводился к одной мысли – мы должны показать высокую организованность на всех этапах и быть лучшими, чем первая рота. После этого из нас условно сформировали настоящую мотострелковую роту, состоящую из трёх взводов и приданных ей разных подразделений: связистов, сапёров, артиллеристских наводчиков и др. Поэтому нашему четвёртому взводу выпала горькая участь – нас «раскидали»: часть людей добавили в другие взвода, а из остальных курсантов сделали разных «специалистов».

Сашку Миролюбова привлекли куда-то в управление роты, чтобы он как комсомольский лидер «всегда был там под рукой у начальства», а нам троим – Эдику Шварцу, Серёге Тарасову и мне досталась роль стрелков-зенитчиков. Из-за этого я сначала очень сильно расстроился, так как нам торжественно вручили огромные картонные макеты комплексов ПЗРК 9К32 «Стрела-2», но потом в ходе самих учений много раз радовался этой своей такой «особой и важной роли».
 
Ещё одним из наиважнейшим делом на всех учениях в армии – это момент быстрого подъёма, сбора и построения подразделения в опредёлённом месте. Преподаватели тактики нас сразу предупредили – за этим сразу начнут пристально следить и оценивать.  Вообще, меня всегда, пока я служил, почему-то удивлял такой факт, что как ни выдумывают «стратеги» замыслы учений, в подсознание солдат зачем-то настойчиво вбивается одна мысль – любая война обязательно должна будет начинаться за несколько минут до команды «Подъём». Ни раньше, ни позже – это просто обязательная догма, прямо как в сорок первом...

Ещё здесь особенно до костного мозга заедает нигде не прописанный норматив – всё должно быть очень быстро, этому элементу уделяется огромная масса внимания. Хотя само по себе это полнейшая ерунда: подъём за 45 секунд (ответа на этот вопрос – почему именно 45 секунд определяют способность хорошего солдата одеваться, я так за всю службу нигде ни в одной книжке так и нашёл?) А что если он оделся за 47 или 50 секунд – он плохой солдат? И эти несколько секунд сильно влияют на его боеготовность?

Но в то время глубокое исследование этого вопроса нас не очень волновало, для нас это волнующее и будоражащее кровь событие было первый раз в жизни и всем очень не хотелось «ударить в грязь лицом». Идея всё сделать как можно быстрее охватила всех, захотелось «поиграть в войну» и все наши разговоры были только о предстоящих учениях. Каждый из нас для быстроты предлагал что-то своё: курсанты из солдат вспоминали, что они делали по тревоге у себя в войсках, а мы припоминали моменты из кинофильмов и свои впечатления почерпнутые на стажировке. В результате таких коллективно-продуманных действий мы, чтобы не терять утром драгоценного времени вещевые мешки с ОЗК уже с вечера достали из шкафов, в которых они всегда хранились и подвязали под своими кроватями.

Так же поступили и с шинелями – каждый из нас накануне учений скатал из неё тугую скатку и прикрепил к мешку. Правда, самые «горячие головы» предлагали ложиться спать с вечера уже одетыми, но ротный их быстро успокоил, сказав, что это будет очень заметно, а завтра всё должно выглядеть натурально, в смысле маскировки – «как всегда». Наутро нам оставалось только одеться, получить оружие с противогазом и на выход!

Перед сном, думая о предстоящих учениях, я почему-то вспомнил одну из последних лекций по тактике. Если раньше все они касались только тактических действий подразделений в различных видах боя, то на четвёртом курсе они стали намного интереснее – нам стали рассказывать о нормах обеспечения войск продуктами, водой, боеприпасами, структуре и тактике действий авиационных, артиллеристских и других подразделений. Но вот последняя лекция меня очень поразила своей необычностью всё, что я на ней услышал, стало для меня открытием.

 Выяснилось, что все военные действия тоже должны вестись по своим законам. Для этого в мире существуют специальные международные нормы и правила. Так называемые «законы войны», которые были приняты странами на Женевских и Гаагских конференциях. И самое главное, что их довольно много и они касаются очень многого: запрещено применять химическое оружие, разрывные пули, захватывать заложников, прописано гуманное отношение к гражданскому населению, парламентёрам, военнопленным – оказалось у них тоже есть свои права!
 
То государство, которое берёт их в плен, не имеет права применять пытки для получения сведений, убивать без суда и обязано заботиться о них: кормить, обувать, лечить и дать возможность сообщить родственникам об их судьбе. После окончания военных действий они обмениваются по принципу «всех на всех» независимо от количества. А те руководители кто допускает эти нарушения, будут считаться военными преступниками. О таких вещах я как-то раньше совсем в своих мыслях не задумывался, мне почему-то так казалось, что раз идёт война, то всё: все кто по ту сторону прицела – враги! И никакого закона нет: бей, круши, убивай всех налево и направо – и тебе ничего не будет.

Если не мы их, то они нас. Вот такая на войне простая формула и философия. Это только потом, когда-нибудь наведут порядок и политики разберутся, что к чему. Как говорится «Война всё спишет!» А вот выяснилось, что и нет! Конечно, примеры, которые мы знали из войны в Афганистане, как-то не очень-то подтверждали эту теорию, но кто разберет, что к чему, пока сам там не окажешься? И самое главное, после этого – мне что-то расхотелось попадать в плен к душманам для проверки того, знают ли они, а самое главное – соблюдают международные нормы или нет? Поэтому, для себя я решил твёрдо, если что… – лучше умереть героем, прихватив с собой побольше «попутчиков».

Дальше всё происходило по плану учений, утром (за десять минут до общего подъёма в училище) нас поднял голос дежурного по роте «Рота, подъём! Тревога! Всем взводам получить оружие и выйти на место построения!» Открыв глаза, я увидел, что в проходе казармы молчаливо стоят несколько преподавателей тактики, командир роты, ещё кто-то и внимательно наблюдают за нашими действиями. Мои действия ещё с вечера были очень понятными – взять вещевой мешок, получить оружие, не забыв свой макет «Стрелы» и на улице ждать продолжения.

 Всё это я проделал с хорошим настроением, в душе понимая, что впереди нас ждёт несколько приятных майских дней на Учебном центре, яркие впечатления, манящая неизвестность и хоть какое-то разнообразие в нашей жизни. Увидев весёлые глаза Эдика Шварца, который жизнерадостно встретил меня на месте построения,  моё настроение сразу улучшилось: «Раз преподаватели хотят, чтобы мы напоследок поиграли в войну – хорошо, мы доставим им это удовольствие!» – в тот момент промелькнуло у меня в голове. Учения продолжились совершением марша на автомобилях, которые через несколько минут по тыльной дороге училища подъехали прямо к казарме за нами. Радостно погрузившись в них, мы поехали на Учебный центр.

На этот раз он встретил нас прекрасной весенней погодой, от которой захотелось жить: приятно-ярким солнцем, зелёной травкой, безбрежным горизонтом и непередаваемым запахом степи. Машины подвезли нас прямо к деревне Чинчибаевке и, когда мы высадились, развернувшись, снова уехали в училище. Здесь наша рота, выполняя боевую задачу плотно «села в оборону» по окраине деревни. После этого преподаватели тактики быстро уточнили нам задачу и начали заслушивать нас. Когда, после долгого и нудного принятия решения закончили намечать первый рубеж обороны на местности линией окопов, которые начали занимать и оборудовать наши условные взвода, наконец-то дошла очередь и до нас – стрелков-зенитчиков. Неопределённо махнув рукой куда-то в тыл обороны, преподаватель сказал, чтобы мы где-нибудь подальше сами выбрали себе место и оборудовали позицию, и вообще постановку задачи он закончил простыми словами:
– Всем было бы хорошо, если бы вы сейчас исчезли с моих глаз и не мешали работать.
 – Пацаны! Какая хорошая задача нам поставлена! Оказывается, вот как здорово на учениях быть зенитчиком! – с радостной улыбкой на лице довёл нам задачу Эдик, – пошли искать себе место для жизни.
 
Мы своей тройкой, с макетами «Стрел» отойдя за развалины, имитирующие деревню, выбрали для нас местечко подальше от центральной дороги в неприметной низине посуше и с песочком, чтобы легче было копать. Из курса тактики мы знали, что наша позиция должна представлять равносторонний треугольник, где в каждом из углов должен быть круговой окоп для стрельбы. Здесь по-хозяйски каждый из нас быстро наметил себе место для окопа и приступил к окапыванию.

Мы решили сначала немного покопать, пока есть желание и настроение, а потом позавтракать (или обедать?) Впереди нас ожидал целый день такой безмятежной жизни, поэтому особенно торопиться куда-то и спешить было некуда. Аккуратно положив рядом свой гранатомёт и макет, я снял с себя мешок со снаряжением и взял в руки свою малую сапёрную лопатку. Перед этим присел перед работой, чтобы осмотреться по сторонам.
 
С нашего места открывался потрясающий вид учебного центра. Так как мы располагались на предгорьях песчаных холмов, отсюда хорошо как на ладони просматривалось всё тактическое поле – по цепочке курсантов и выбрасываемой лопатами земле ясно был виден передний край обороны, где наши взвода занимали оборону. А ещё дальше на равнине тоже копошились чёрные точки – это догадался я, была воюющая против нас наша первая рота. За ними желтела полоска автомобильной центральной дороги и рядом с ней танковая дорога, которая появилась с приходом нового начальника училища, для экономии моторесурса БМП, потом – река и за всем этим, если хорошо присмотреться в дымке горизонта на фоне полей угадывался николаевский мост на трассе Алма-Ата-Капчагай.

Справа по дороге, ориентируясь по водонапорной башне, хорошо были видны солдатские казармы и автопарк. А слева и справа, вдоль предгорий насколько хватало глаз, был песок с таким манящим и безбрежным горизонтом, растворяющимся в дымке. Красота! Когда ещё выпадет такая возможность спокойно всё разглядеть? Посмотрев на Тараса с Эдиком, уже приступивших к делу и деловито копающих землю, я тоже воткнул лопату в грунт.
 – Делать нечего – сиди, не сиди, а мне тоже нужно приступать к окапыванию! – рассудительно сказал сам себе.

Сняв верхний слой земли, с кустиками зелёной травы для последующей маскировки окопа аккуратными квадратиками и сложив их отдельно, я тоже начал монотонно копать, постепенно погружаясь. Мокрый песок копался легко, с возникающим внутри меня азартом, поэтому  буквально через полчаса такой несложной работы получился уже довольно приличный окоп для стрельбы с колена. От такой увлечённой работы меня оторвал радостный голос Эдика Шварца:
 – Ну что парни? Не пора ли нам уже сделать перерыв на обед?
 – Отличное предложение! – подумал я про себя, ведь мы ещё ничего не ели с самого утра, из-за этой тревогой и разными построениями, да и на свежем воздухе Учебного центра, с хорошей работой быстро «нагулялся аппетит»! Мы так и поступили, собравшись вместе возле него и доставая из вещмешков свои запасы. К этим учениям мы подготовились качественно: у каждого из нас кроме стандартной банки тушёнки с хлебом и сахаром полученных по норме на день, мы ещё сами накупили в магазине всего с запасом – «на всякий случай». Поэтому мы быстро организовали стол на одной из плащ-палаток, и по-братски разделив все консервы на троих, неспешно приступили к еде:

 – Как нам повезло! Здорово и приятно жить на учениях, если до нас никому не будет дела! – в моей голове появилась мысль, когда мы, хрустя галетами, обсудили нашу особую роль стрелков-зенитчиков на этих учениях. Ведь за всё то время, пока мы здесь обустраивались, к нашей позиции никто не подходил. Зато нам отсюда хорошо было видно всё тактическое поле – по переднему краю обороны ходили преподаватели вместе с командирами взводов, а ближе к нам Антоновы и Якименко под руководством старшины начали устанавливать палатку для командира роты. «Понятно! Значит там будет располагаться штаб и НП роты!» – догадались мы, лениво отслеживая со своей позиции развитие событий.
 
Покончив с едой, мы снова разошлись по своим позициям и продолжили работу. Я быстро докопал свой окоп до нужной глубины, хорошо замаскировал его землёй с травой, сделал специальную нишу для вещевого мешка, наметил ход сообщения к окопам Тараса и Эдика. Разложив все свои вещи по нужным местам, устало присел на ступеньку в нём. «Ну всё! Поздравляю! Вот это и будет моим домом на ближайшие пару дней!» Мне было хорошо из-за того, что стоит хорошая тёплая и безветренная погода, закончена работа и самое главное – нас никто «не кантует».

Почему-то мне очень хорошо запомнился этот момент, когда я утомлённый и радостный сидел на дне своего окопа, греясь на солнышке и счастливо вдыхая воздух степи, привалившись плечом к его земляной стенке, и бездумно смотрел на узкую расщелину, из которой сыпался песок. Вернее он не бежал, а тёк тонкой струйкой, как это бывает в песочных часах, образуя внизу небольшой холмик. Неизвестно откуда взявший жучок деловито пытался преодолеть это препятствие, а я глядя на него радовался жизни!
 
 – Наконец-то мне можно заняться своими делами! – подумал я про себя, и рука привычно потянулась к внутреннему карману, доставая несколько последних писем от родителей. Я очень бережно относился к этим письмам и почему-то сразу ещё на первом курсе посчитал для себя совершенно недопустимым рвать и выбрасывать их в мусор, хотя многие курсанты так и делали. У меня как-то не поднималась рука, и совсем не из-за того, что кто-то может их потом собрать и прочитать. Мне всегда казалось, есть в этом что-то неправильное – ну как можно такие дорогие для меня листочки с душевными мамиными строчками и мыслями, ещё хранящие тепло её рук, просто выбрасывать как обычный мусор? Поэтому из всех возможных вариантов, после долгого раздумья я сразу выбрал для себя одно, на мой взгляд, самое верное и надёжное решение – только сжигать! После того как они были перечитаны по несколько раз и практически выучены наизусть – наступало время моего «торжественного ритуала», за много лет курсантской жизни у меня выработалась своя привычка.

Для этого я выбирал свободное время, уединяясь где-нибудь в укромном уголке училища, подальше от других глаз. Каждый раз это были разные места: за трибуной стадиона, на мойке или на дальнем спортгородке – я неспешно сжигал их, листочек за листочком, перечитывая и прощаясь с ними в последний раз. А письма моя мама писала удивительные – это были целые послания на нескольких страницах, усеянных чётким округлым почерком (вопреки распространенному мнению о том, что у врачей плохой почерк). В них сначала шли бесконечные вопросы: как ты? Здоров? Как идёт учёба и служба? А потом – её мысли, рассуждения о жизни, рассказы о моих друзьях и планы – от них веяло домашним теплом, уютом нашей квартиры и ощущалось её дыханье.

Я каждый раз невольно улыбался, читая эти строки, хорошо представляя её голос, жесты и мимику, даже улавливая смысл за тончайшими оттенками в интонации. Только поглядев, как огонь поглощает строчки, написанные маминой рукой и для надёжности, придавив бумажный пепел курсантским сапогом, я считал свой долг выполненным! Вот и сейчас я решил сжечь их здесь, раз у меня появилось много свободного времени. Поэтому торжественно и неспешно я приступил к своим действиям на дне своего окопа.
 
После обеда, откуда-то незаметно появился Сашка Миролюбов и рассказал нам все последние новости, которые он узнал, крутясь возле штаба вместе с замполитом и оформляя ротную походную ленинскую комнату. Мы немного посидели с ним, обменялись впечатлениями и он сказал, что ночевать придёт к нам. После его ухода мы призадумались: «Вот Сашка молодец! Действительно, где и как мы будем ночевать?» Почему-то об этом мы сами как-то не задумывались. Его конкретное предложение и натолкнуло нас на новые мысли – нужно за время, оставшееся до ночи что-то реальное придумать в этом плане. Коротко посовещавшись между собой, единогласно решили – в этой ситуации лучше всего вырыть землянку или перекрытую щель.

Тарас сразу вызвался походить в окрестностях и поискать что-то подходящее для крыши, а мы с Эдиком начали рыть свой блиндаж. Дружно работая втроём, мы его соорудили за короткое время, перекрыв поверху найденной арматурой, кусками жести, старыми мишенями и другим хламом собранным вокруг. Помня о том, что нас заранее предупреждали о ночных действиях мелких «диверсионных групп противника» для маскировки присыпали его землёй в уровень земли, а вход постарались сделать очень узким и незаметным. Все были довольны – получилось знатное место на четверых! Сухо, просторно и полевым меркам довольно уютно – мы толково использовали все, что оказалось под рукой. И что было немаловажным – его было совсем незаметно, если проходить мимо. Мы сразу перенесли в него свои мешки и шинели, а вход завесили плащ-палаткой и теперь уже довольные и спокойные за себя стали ожидать прихода ночи.

Когда солнце уже стояло в зените, за ужином с Сашкой Миролюбовым, который, как и обещал днём пришёл ночевать к нам, все вместе решили на ночь не составлять график дежурства. Очень резонно рассудив между собой, что раз мы днём были никому не нужны, то уж ночью тем более нас никто искать не будет – поэтому, все вчетвером немного посидев, поболтав и разглядев все звёзды на небе, спокойно улеглись спать. Вместо подушек мы использовали вещевые мешки, «для создания тепла» под себя расстелили несколько плащ-палаток и, укрывшись шинелями, тесно прижались друг другу. Согревшись у нас в блиндаже, мы сразу уснули, но глубокой ночью нас всех разбудили какие-то громкие крики, а так как вставать никому из нас не захотелось, мы все так и лежали тихо, тревожно вслушиваясь в ночную тишину. Через время всё вроде бы затихло, но в воздухе мы уловили слабый и хорошо знакомый запах хлорпикриновой дымовой шашки. К чему бы это? И что происходило там – наверху? Все вопросы решили отложить на завтра.

Утром я проснулся очень рано, меня разбудил серый свет, который стал проникать сквозь щели в плащ-палатке. Эту привычку я заметил за собой ещё с курсантских времён – если мне приходится ночевать не на своём привычном месте, то обязательно просыпаюсь очень рано. Очень аккуратно, стараясь не разбудить своих друзей, найдя свои сапоги, я тихо вылез из нашей землянки с ними в руках. Глянув на часы увидел – стрелка приближается к шести. Делать было совершенно нечего, да и не очень-то хотелось. Плотнее завернувшись в шинель и подняв воротник, я присел на ступеньку, привалившись спиной к стенке окопа решив использовать вновь возможность насладиться приятным зрелищем – восходом солнца.

 Тёплое утро было безветренным, и поэтому над затихшим Учебным центром ещё стоял слабый утренний туман. Деловито летящий высоко в небе куда-то по своему маршруту самолёт оставлял инверсионный след, уже освещаемый ещё невидимыми для меня лучами солнца. Таким образом, провожая его глазами, медитируя и созерцая окружающую природу, у меня в голове сами собой появились мысли о предстоящем выпуске:

 – С неотвратимостью очевидного становится понятным – время идёт и как не отмахивайся от этого, глухое предчувствие в глубине души настойчиво говорило – через пару месяцев мне избежать метаморфозы ни за что не удастся! Это как бабочке, приходится проходить несколько стадий: сначала гусеница, куколка и только потом бабочка. Так и моя жизнь имеет свои границы: сначала окончил школу, а теперь опять наступает новый этап в развитии – с такой привычной курсантской жизнью придётся распрощаться и начинать новую, офицерскую – молодым лейтенантом. И на этой финишной прямой теперь уже мне изменить что-то просто невозможно. Образно можно так сказать, что мы находимся в «финишном коридоре», как это бывает на спортивных соревнованиях, когда каждому спортсмену отгораживают его дорожку и впереди его ждёт только финишная лента. Ну, разве только может быть произойти неожиданное вмешательство судьбы, которое смогло бы приостановить логический ход событий… Но это уж маловероятно.

Потом откуда-то из глубины моей памяти всплыла другая очень яркая и занимательная история, которая произошла на осенних учениях с моим другом Рашидом Кулмурзаевым. Сначала я услышал о ней от него самого – скромно и кратко – в его изложении она прозвучала: «Да так, ничего особенного, попал в два танка». И только потом мне её поведали другие курсанты из первого взвода с восторгом и в подробностях, как говорится в цветах и красках. Тогда их первый взвод тоже был на учениях с боевой стрельбой и готовился к наступлению. И угораздило же в тот момент к нам на Учебный центр заглянуть нашему генералу.

Конечно же, возле него рядом, крутился и наш комбат – подполковник Коротеев. Начальник училища, увидев стоящий курсантский взвод, а это был первый взвод нашей роты, сразу подъезжает к нему и выходит из машины. Выслушав чёткий доклад л-та Прохорова и глянув на тактическое поле генерал сразу хитро спрашивает: «Как обстоят дела у вашего взвода с боевой подготовкой? Конкретно с огневой?» И предлагает: «А вот мы сейчас с вами, – говорит он, оборачиваясь к нашему комбату, – товарищ комбат и проверим! Старший лейтенант, вон видишь, – а прямо перед взводом в поле стоят две мишени танков, – Кто из ваших курсантов сможет их уничтожить?».

При этих словах генерала взвод враз оробел и затих, наступила долгая неприятная пауза. Лейтенант Прохоров с хорошо читаемым волнением в голосе поворачивается к строю курсантов, обводит его глазами и повторяет:
 – Ну, кто будет стрелять? – вопрос опять повисает в воздухе.
 Как назло штатные гранатомётчики взвода (которые вроде бы здесь должны были быть первыми!) в этот момент стыдливо опускают глаза. Другие курсанты тоже благоразумно молчат, хорошо усвоив военный принцип – не лезь в герои, пока не позовут!

Понимают – начальник училища ведь не указал конкретно, кому стрелять – в этом случае всегда можно было бы оправдать свою неудачную стрельбу чем-нибудь, если вдруг не повезёт: не был готов, волновался или ещё что-то… Здесь нужен доброволец, человек готовый рискнуть, побороть волнение и не испугаться. А что? Это не так-то просто! Само-то по себе вызваться пострелять перед генералом не проблема, а вот если опозоришься? Тогда до самого выпуска не избежать насмешек, любой курсант тебе при каждом удобном случае будет припоминать, как ты обделался… у генерала и всех на глазах! Огромная ответственность – для такого нужна смелость! Это потом ты можешь на обычных занятиях сто раз отстрелять «на отлично» из РПГ, это будет неважным – для всех ты в памяти так и останешься неумёхой и неудачником. Поэтому лучше благоразумно не рисковать и не высовываться. Вот такие мысли (многие честно потом в этом признавались!) появились у всех в головах.
 
Хорошо видно было, что лейтенант готов сам лично схватить гранатомёт и выстрелить, ведь Прохоров, несомненно, среди всех офицеров взводного звена батальона как профессионал был, в лидерах. Его коммуникабельность и изысканные манеры в общении с представителями кафедр всегда помогали курсантам первого взвода создавать комфортные условия для учёбы. Но тут совсем другое дело – здесь не пойдёшь и «не договоришься»! Генерал ясно выразил свой вопрос – кто из курсантов!

Прохоров растерянно и волнуясь, переводя взгляд с одного на другого курсанта, тоже понимает – заставить стрелять здесь силой никого нельзя, в таком деле молчат и сержанты: замкомвзвод Овсянников (все его в роте уважительно называли «Дед», хотя какой он был дед – всего на несколько лет старше нас?) Но, обладая огромной житейской мудростью от сохи, он имел большой авторитет, и умело решал все вопросы – и Коля Ратушняк – ничем не могут помочь своему командиру. Позорная и немая пауза неприятно затягивается – кажется, во взводе нет смелых курсантов.
В этот момент от такого стыда за весь свой взвод Рашид громко из строя сказал:
 – Давайте я попробую!

Здесь все во взводе облегчённо и с тайной радостью выдохнули – ну вот наконец-то и нашёлся во взводе доброволец! Как Рашид объяснял, в тот момент он совсем не думал о каком-то геройстве, просто ему стало очень стыдно смотреть на то, как все остальные курсанты стоят и молчат. Появилась внутренняя злость на всех – ведь кого не возьми – в курилке и по одиночке мы так все таки-и-ие герои, а вот как дошло до настоящего дела – сразу перетрухали и в кусты! Про себя в душе он в тот момент верил, что попадёт. У него со стрельбой из любого оружия всегда было всё нормально – на каждом курсе были призовые места из АКМа и пистолета.

А тут – всего-то гранатомёт! Но на это нужно было решиться – стрелять на глазах у всех и знать, что тебя будет ждать в случае промаха! Конечно, из училища не отчислят, но позор от насмешек и ехидных подколов, до самого выпуска был бы обеспечен – это точно! Он внешне спокойно вышел из строя (хотя в душе, конечно, волновался отчаянно), взял РПГ у гранатомётчика, отдав ему подержать свой автомат, затем два выстрела и спокойным голосом спросил у генерала: «С какой огневой позиции вести огонь?» В этот момент, опережая начальника училища, комбат торопливо и понятно замахал руками – отойди немного в сторону и давай уже курсант – быстрее стреляй! Не томи!

Сделав несколько шагов в сторону от взвода, и быстро на взгляд, определив расстояние до мишени, он выстрелил первым выстрелом, как учили для надёжности – с колена. Граната, провожаемая многими взглядами вслед, прошла точно в середине танка! Все замолкли, даже не проронив ни слова. Когда он заряжал второй выстрел, наступила абсолютно полная тишина – боясь спугнуть удачу, курсанты взвода, кажется, даже перестали дышать – никто не рисковал в этот решающий момент что-то говорить или тем более ему подсказывать. Рашид тоже немного успокоившись после первого выстрела, второй сделал более уверенно – второму танку в этот раз граната попала точно в перекрестье деревянных планок, и он к полному восторгу зрителей на глазах у всех красиво развалился на части!
 
Тут уж первый взвод загудел и взвыл от кайфа! Ура-а! Вот это – да! Два выстрела – два попадания! Высший класс! Как заказывали! Всё было проделано здорово и по-мастерски! Ну что? У генерала ещё остались вопросы по уровню огневой подготовке? Ничего не говоря генерал Некрасов с комбатом довольные такой стрельбой сели в машину, а лейтенант Прохоров в этот момент молча, без слов по-мужски крепко обнял Рашида и прижал к себе! Только сейчас нам, спустя годы можно понять, что творилось у него в душе.

Ведь, как ни крути и не отмахивайся от этого факта, в офицерской жизни так получается – твоя личная оценка складывается из достижений твоих подчинённых. Сам ты можешь хорошо знать тактику, отлично стрелять и водить, но если твои подчинённые ничего не умеют – тебе грош цена, как офицеру! А тут – такое представление на глазах у генерала! Действительно, ну что в таком случае говорить и так всё понятно – Рашид оказался молодцом, не подвёл! Недаром за ним во взводе давно и прочно закрепилось слово «снайпер»!
 
Но эта история имела ещё продолжение. Так бы наши учения сами собой и закончились, но в их конце опять появился генерал-майор Некрасов. Когда всех построили на пригорке совсем рядом с тем местом, где мы сейчас сидим, он поздравил нас с успешным окончанием учений, а потом в своём разговоре свернул на «Афганскую тему» и спросил: «Где тот курсант, который подбил танки?» Командир роты уже наслышанный про эту историю сразу показывает на Рашида Кулмурзаева, и он вновь выходит из стоя.

А генерал продолжает свою мысль – тем, кто туда попадет после училища, придётся учиться многому, даже необычному и нестандартному. Видно крепко генерала задела отличная стрельба Рашида! Для подтверждения своих слов он задал нам вопрос: «А приходилось ли кому-то из нас стрелять из гранатомёта сверху вниз, как с горы?» Конечно, все дружно ответили ему: «Нет». Ведь такого упражнения не предусмотрено курсом стрельб. Тогда он сказал одному из курсантов на расстоянии начертить фигуру танка прямо на песке. И предлагает Рашиду теперь попробовать попасть в него одной гранатой, твёрдо уверенный в том, что это не получится. А в случае попадания в такой танк наградой ему будет 10 суток отпуска!!! Конечно, отказаться от такого заманчивого предложения было нельзя.

Рашид опять у всех на глазах выстрелил и досадно промазал – попал рядом с мишенью, но мимо! Такая стрельба была трудной и необычной, и вторым выстрелом он бы наверняка попал точно, внеся поправку в прицеливание. Но этот промах по большому счёту ничего не изменил – здесь получилась «боевая ничья»: генерал уехал довольный тем, что придумал для нас что-то необычное, а Рашид, несмотря на обидный промах, вновь подтвердил свой высокий авторитет в стрельбе и способность брать на себя ответственность в трудный момент!
После того, как я написал заметку об этих учениях по просьбе Лёхи Долева в ротную газету, где упомянул про стрельбу Рашида, эта удивительная история навела меня на глубокие мысли.

Примеривая ситуацию на себя, долго размышлял над ней – а вот смог бы я сам в подобной ситуации так же смело, как мой друг – выйти из строя? И «всадить» две гранаты точно в цель?  Что самое странное, честно говоря – так и не находил ответа. Конечно, я бы так же как все курсанты первого взвода потом утверждал, что я тоже… хотел… но не успел… а если бы… то тоже бы попал… и так далее. Но вот смог бы я поступить именно так в тот момент? Даже не знаю. Не могу сказать уверенно. Здесь всё решается за секунды и нужен кураж, злость и внутренняя готовность к этому! Но гордость за своего друга, который не испугался и выручил лейтенанта, весь взвод, (да ещё как выручил!) – накатывала приятной и тёплой волной! Вот так-то – знай наших!

Ещё почему-то с того раза мне хорошо запомнилась полевая куртка, надетая на генерале. Она была похожа на лётную или танковую – с генеральскими погонами, с красивым воротником, внизу с ремешком и толстым внутренним мехом. Она у всех нас вызывала зависть! Вот бы нам каждому по такой! Глядя на начальника училища в этой куртке, в моей голове почему-то откуда-то глубины памяти всплыли подзабытые строчки из весёлой песенки, популярной в детстве: «Как хорошо быть генералом… Как хорошо быть генералом…» А что? С чем чёрт не шутит, может быть, и я когда-нибудь стану большим начальником – буду командовать дивизией или военным училищем? Почему бы и нет? Как говорится – плох тот солдат, который не мечтает стать генералом! Ведь, в конце концов, кто-то же становится – так почему бы этой счастливой звезде мне не улыбнуться? Вот интересно, а в этот раз генерал приедет к нам на Учебный центр?

Занимался новый день, и алое солнце вышло нам навстречу. Из-за горизонта медленно, показывая всем своим видом, что оно как бы никуда не торопится, появился красный краешек солнца. А через небольшое время ожидания уже весь горизонт разливался золотисто-розовой дымкой. Потрясающее зрелище! С появлением солнца стало заметно, как начала оживать окружающая нас природа – после ночной однообразной тишины мир наполнился звуками птиц, стрекоз и кузнечиков. Капельки влаги, пригреваемые солнцем, стали исчезать с предметов, и прямо на моих глазах быстро стал высыхать влажный песок. К этому времени уже проснулись и мои друзья.

Уже после завтрака наконец-то до нас дошёл преподаватель по тактике. Внимательно осмотрел нашу позицию он остался доволен, не найдя никаких ошибок – всё было сделано по «тактической науке». Мы получили единственное замечание, для полноты картины – нужно ещё в течение дня «отрассировать» (наметить на земле) линию окопов, глубиной в штык лопаты. Потом задал нам вопросов, разбирая тактические ситуации и заслушивая правильные решения – нам, стрелкам-зенитчикам в этом плане было хорошо – наша задача всегда оставалась неизменной: прикрывать наши подразделения сверху, сбивая низколетящие самолёты и вертолёты. В общем, уточнив наши фамилии и что-то записав в своём блокноте, преподаватель в хорошем настроении ушёл, оставив нас в покое. А мы, чтобы скорее устранить недостатки нашей позиции, честно разделив всю работу на троих, взялись за лопаты.
 
Днём Сашка нам рассказал последние новости – оказывается ночью на наш штаб-палатку, где ночевал ротный с офицерами, напали разведчики первой роты. Это они закидали её хлорпикриновыми дымовыми шашками и устроили ночной «шухер», а сами безмолвно растворились в темноте. Пришлось злым и недовольным офицерам среди ночи долго проветривать палатку, чтобы продолжить сон в ней. Да! Ничего не скажешь – весёленькое событие.

Больше у меня никаких ярких воспоминаний об этих учениях не осталось. Конечно, мы ещё что-то делали, оборонялись и наступали, но это уже было обычным рутинным и привычным солдатским делом. А генерал в этот раз так и не приехал. Но мне всё равно было приятно – ведь что по большому делу нужно солдату? Поесть и поспать! Иногда, правда, в обратном порядке. А если ко всему этому ещё прикладывается и хорошая погода – тогда вообще всё прекрасно! Как счастливым подарком судьбы для нас троих на этих учениях, всё сложилось самым прекрасным образом.


          АЛМА-АТА. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ПОСЛЕДНЯЯ ВЕСНА.
          ПОДГОТОВКА К ВЫПУСКУ. СДАЧА НА КЛАССНОСТЬ.

   Последние месяцы обучения в училище – самое золотое время в жизни! Если можно было бы каким-то фантастично-неведомым образом остановить время и остаться в нём надолго – я бы выбрал именно эти, несомненно, самые счастливые дни в своей жизни! Именно тогда можно было, ощущая неотвратимое приближение выпуска, развернув плечи и осознавая свою собственную значимость, нагло сдвинуть пилотку назад, засунуть руки в карманы, расстегнуть крючок на куртке х\б и «по-борзому» опустив ремень зайти в буфет. Увидев тебя у всей очереди сразу потухнут глаза и она сама вежливо расступится – курсанты всех курсов, соблюдая неписанное правило сдвинуться на один шаг, пропуская тебя.

 А тех, которые тебя вдруг не заметят, ты легонько похлопаешь по плечу и ласково скажешь: «Сынок! Пропусти, пожалуйста, дедушку!» И любой курсант, сразу завистливо глядя на тебя, ответит: «Конечно, нет проблем!» Продавщицы в буфете и магазине тоже давно знают этот закон, но всё-таки иногда пытаются помочь «несчастным», но они сами вежливо отказываются, терпеливо дожидаясь момента пока четверокурсник покончит со своими делами. К этому времени ты уже знаешь по имени-отчеству почти всех в училище: прапорщиков, продавщиц, медсестёр, поварих, работниц банно-прачечного комбината, почты, библиотеки, гражданских преподавателей и многих офицеров.
 
Прапорщиков училища в разговоре уже можно называть по именам –  за этим правилом следили строго, до четвёртого курса такого курсантам негласно не дозволялось, а теперь такая вольность пропускается мимо ушей. Остальных гражданских уже начинали величать по имени или имени-отчеству ещё со второго курса и с каждым из них строились свои отношения. Ты знаешь всех, или почти всех – и нет в училище какой-то проблемы к этому времени, которую бы ты не смог решить! А в последние месяцы перед выпуском – даже офицеры на многие твои курсантские недостатки смотрят сквозь пальцы, лишний раз не делая замечания, просто махая рукой.

 И ты очень быстро и внешне незаметно меняешься внутри, как бы вырастая, сбрасываешь свою старую шкуру, так как это делают змеи. Я и сам не заметил, как стал другим, по-новому начал относиться к офицерам: подмечая, перенимая у них привычки и многое «мотая себе на ус», а к солдатам появилась какая-то злость, на новом, неизвестном до этого уровне. Уже можно было позволить себе с наглым видом остановить любого из них и сделать ему замечание. Или «наехать на него» с воспитательной беседой, оттачивая своё командирское мастерство. Все солдаты при этом очень хорошо своим умом понимали жизненный расклад – в этом случае лучше стоять и молчать, а то курсанты могут перейти и к «неформальным мерам», за ними «не заржавеет» – это же не офицеры. Эх! Чертовски приятно себя осознавать курсантом четвёртого курса.

Уже остались позади разные радостные и волнующие события для каждого курсанта четвёртого курса, связанные с выпуском! Всё сразу началось после зимнего отпуска с пошива формы и шинелей на каждого в 13 военном городке. Ещё был традиционный конкурс среди выпускников на изготовление памятного знака об окончании училища. Выяснилось, что каждый выпускной курс из нашего училища по неизвестно кем заведённой традиции заказывает на городской сувенирной фабрике свой памятный знак. И каждый раз командование батальона советуется с выпускниками таким образом – заранее объявляет конкурс среди своих выпускников, в котором может поучаствовать любой курсант. Здесь принимается всё: от самых простых идей, картинок, рисунков, макетов в натуральную величину из пластилина или из чего угодно.

А потом, доверяя специальной комиссии из курсантов, из всего представленного разнообразия отбирают несколько наиболее достойных для согласования уже со специалистами сувенирной фабрики. Конечно же, многие курсанты относятся к этому равнодушно по принципу – мне всё равно, делайте какой хотите! Лишь бы он был красивым, главное, не хуже чем у других! Но в каждом взводе находится несколько неравнодушных, так сказать «инициативных» людей или группа из двух-трёх курсантов, которые объединившись начинают свой творческий процесс. Я хорошо запомнил, как это происходило у нас во взводе. Почему-то эта идея увлекла всех и стала быстро набирать обороты. Каждый курсант захотел внести в памятный знак что-то своё.
 
Все сошлись в едином мнении, что от нашего взвода рисовать сам проект знака на бумаге будет наш бессменный художник Лёха Долев, а мы будем ему подкидывать свои идеи. Алексей не возражал, но для воплощения этого замысла сразу сказал, чтобы наш знак отличался и не был не похож на остальные, ему нужны образцы всех памятных знаков предыдущих выпусков. Наш выпуск был только девятым в училище, поэтому наши возможности для творчества и фантазии были практически ничем не ограничены.

Тогда ещё не было Интернета, где можно найти всё, что захочешь, но тут мы проявили максимум усилий, найдя среди своих офицеров выпускников АВОКУ разных лет и выпросив у каждого хотя бы на час выпускной знак, чтобы Леха мог быстро с него сделать рисунок на бумаге. Слава богу, что их оказалось немного до нас – всего восемь, тем более наша задача облегчалась тем, что командир роты и л-т Прохоров тоже были нашими выпускниками. Таким образом, буквально через несколько дней поисков у нас в руках были рисунки всех памятных знаков. Теперь можно было начинать творить что-то своё.

В один из весенних дней после обеда наш взвод собрался в классе, началось общее собрание, так называемое заседание «художественного совета», но видно правильно говорят: сколько людей – столько и мнений! Лёха, используя мел, доску и черновые наброски на бумаге по очереди предлагал несколько своих вариантов памятного знака. Этот черновой рисунок тут же обрастал массой вариантов – каждый добавлял что-то своё: многим хотелось видеть на нём портрет Конева, чьё имя носит училище, звёзды, БМП в разных вариантах, лавровые ветви, надписи. Тут же обсуждали и спорили до хрипоты о цветах эмали на знаке. Получалось огромное количество разнообразных вариантов.

Ох, оказывается это совсем не простое дело – придумывать свой знак! В результате долгих споров и обсуждений у нас получился не один, а два основных варианта – вот их и нарисовал Алексей Долев на конкурс. В других взводах нашей роты тоже нашлись увлечённые люди, которые придумывали свои варианты по-разному. Комиссия отобрала несколько наиболее удачных вариантов и отвезла на фабрику. А там профессиональные дизайнеры фабрики, рассмотрев все варианты, обобщив наши идеи, вынесли своё решение, согласовывая вопросы технологических работ. К своей огромной радости я хочу сказать, что каждый раз, когда я бережно достаю свой знак 9 выпуска АВОКУ и беру в свои руки, всегда вспоминаю об этом – да, он совсем не похож на тот, который мы придумали, но что-то неуловимое в нём всё-таки осталось и от нашего варианта. Это мне всегда приятно вспоминать и я фанатично верю, как и многие другие мои однокашники, что он получился у нас самым красивым из всех.

Одновременно с этим согласовывался вопрос и о памятном выпускном альбоме. В том, что он необходим все единогласно и единодушно согласились. Но вот какой? Можно сделать экономно, совсем простенький с небольшим количеством фотографий или посолидней – в несколько страниц с хорошей обложкой и качественными фотографиями? В общем споре победила одна мысль – это же для нас будет память на всю жизнь! Выпускаемся один раз в жизни, а деньги – что? Деньги вода, поэтому экономить не будем, а всё сделаем по максимуму! Нашли фотографа-специалиста, и началось…

Я до этого момента даже себе не представлял, сколько проблем необходимо предстояло решить для этого. Самая простая работа – сфотографировать всех курсантов роты и то оказалось, заняла несколько дней.  Каждого нужно было «отловить» между нарядами и своими делами, привести в порядок, одеть в парадку с аксельбантом и сделать несколько снимков для верности. Ведь у каждого курсанта в альбоме первой была его личная огромная фотография, а потом на сборных виньетках все остальные.
 
Тогда ещё не было цифровой техники, и проявление-печать фотографий было довольно трудоёмким процессом с процентом брака. Гораздо сложнее было собрать фотографии командного состава училища, офицеров кафедр и преподавателей. А ещё, чтобы «оживить» и сделать качественный фон виньетки фотограф попросил у нас любые снимки из нашей жизни. Это у него получилось здорово – сейчас перелистывая страницы памятного альбома, смотришь на фотографии однокашников, а за ними всплывают разные эпизоды нашей курсантской жизни. Открывают его на первой странице два начальника училища – генерал-майор Некрасов А.Н. и рядом с ним генерал-майор Власов В.Р. Мы были последними «детьми Вачика» – так все выпускники АВОКУ любовно называли первого начальника училища. И хотя мы проучились вместе с ним только свой первый курс – это было нашим единодушным решением, такая своеобразная дань уважения к нему.

Потом мы для оформления личного дела офицера фотографировались в разной форме и писали биографию. Сев в классе и положив перед собой стандартный листок бумаги, я задумался. Как и что же мне написать? Если начинать перечислять все школы, посёлки и города – то у меня до АВОКУ к семнадцати годам многовато получается... Почему я в то время не очень любил заполнять деловые бумаги? Потому что каждый раз приходилось, отвечая на дурацкие вопросы о себе и своих близких, что-то скрывать. Были ли ваши родственники раскулачены или репрессированы? А проживали ли они на оккупированной территории или сейчас живут за рубежом?

Имел ли ты контакты с иностранцами или диссидентами? То, что мои родители детьми пережили войну и видели живых немцев – напишешь честно, сам себе навредишь, а утаишь это – вдруг разоблачат как обманщика! Сейчас когда вспоминаешь те времена кажется что половину жизни прожил в другом мире или вообще на другой планете… В общем, очень хорошо мне помогло то, что я, вступая в КПСС много раз «тренировался» пересказывать свою биографию: кратко и делово – я вырос в офицерской семье и поэтому в детстве часто переезжал вместе с родителями. А на остальные вопросы ответил, как говорится просто и без затей: не был, не был, не был, даже рядом не стоял!

А ещё однажды на вечерней поверке наш командир роты объявил нам радостную новость. Руководство училища для «более качественного» распределения молодых кадров даёт нам возможность самим выбрать место своей дальнейшей службы. Начинается сбор данных о нашем добровольном выборе военного округа после выпуска. Конечно, никто сейчас не сможет нам сказать, в какой округ и какое количество лейтенантов направят – это станет известно намного позже, но и наши пожелания будут учитываться при распределении. При этом прозрачно напомнил – конечно, тем, кто хорошо учился в училище, и получат красные дипломы, будет предоставлено право выбора того округа, в который они захотят. А все остальные – не забывайте об «интернациональном долге» и, обведя всех нас своим суровым взглядом с жёстким металлом в голосе, напомнил – вот уж теперь он кое с кем из нас за всё рассчитается!

Какая циничная насквозь фальшивая ложь в духе того времени! Перед нами вставал трудный вопрос и выбор: каким путём идти дальше? Какую дорогу выбрать? Именно это решение может изменить всю жизнь. Конечно мне глупо было бы мечтать о далёкой Кубе, гондолах Венеции, Эйфелевой башне Парижа, пирамидах Египта или пляжах из белого песка Средиземноморья… Наша страна делилась на военные округа: ДальВо, ЗабВо, ТуркВо, САВО, СибВо – вот что из этого выбирать? Везде примерно одинаковая глухомань. С нашей точки зрения может быть чуть получше Уральский, Закавказский и Приволжкий округа? Но не знаю, информации по ним было мало, они представлялись чем-то очень далёким и мы ничего не слышали о них. А кроме них остаются Московский (А что? Если взять и рискнуть – попробовать проверить Москву на «эластичность»?) и Ленинградский о которых нам можно было и не мечтать.
 
Главное почти все прекрасно понимают, что захоти ты написать или подумать в мыслях о таких заманчивых перспективах, как например, попасть в приятную «заграницу» – Германию, Польшу, Чехословакию или Венгрию – они будут иметь под собой очень мало шансов. А куда же тогда поедут дети генералов или других приблатнённых в таком случае? Сколько не тверди нам о том, что в нашей стране у всех равные возможности, в это верится с трудом.  Тем более нужно хорошо осознавать – раз сейчас наша страна выполняет трудный «интернациональный долг» в Афганистане и там очень требуются молодые кадры, а именно специалисты горно-пустынного направления, то очень велики наши шансы гораздо быстрее попасть в другую «заграницу» – менее приятную! А таких специалистов готовят сейчас только в двух училищах – нашем и в Ташкенте. Отсюда вытекал и очень понятный вывод – если ты сам напишешь ТуркВО, то можно сразу начинать готовиться к подвигу! А если не напишешь сам, то за тебя это решат другие, громко объявив – это приказ! И всё! Разговор закончен, никаких вопросов! Давай лейтенант, вперёд! Мы верим в тебя!

После этих слов командира роты огромная реальная жизненная правда открылась перед нами. Я при этих словах командира роты невольно оглянулся на других курсантов нашей роты, только сейчас начиная смутно догадываться, что именно вот здесь наши пути начинают расходиться. Сколько лет мы были вместе, а пройдёт ещё несколько дней и не будет больше второй курсантской роты. Вернее она будет, но уже другая, новые пацаны придут нам на смену, а мы… Каждый из нас дальше пойдёт своей дорогой за маршальским жезлом. Я совершенно в тот момент не представлял, что будет с ними? В это просто не верилось. Кому-то будет суждено вернуться домой бортом с номером 200. Кому-то придётся месяцы и годы валяться по госпитальным койкам, залечивая раны и подорванное здоровье. А некоторым повезёт так, что они сами не поверят в это…

Передо мной стал конкретный вопрос – что выбрать? Почему-то до этих пор такой вопрос не поднимался так конкретно и очевидно. Я, как и все остальные учился и учился, набирался знаний, ничего не загадывая наперёд. А вот теперь пришла пора выбора – что же делать? Хотя нас сразу предупредили, что совершенно не обязательно надеяться на своё желание, но всё-таки? Что написать? В каком же округе я действительно хочу служить? Когда я стал размышлять наедине над этой непростой проблемой, мне ничего путного не приходило на ум. Почему-то в голову непроизвольно лезли и припоминались только такие жизненные моменты, когда решение мне давалось легко и беззаботно.
 
Как, например, когда ты курсантом где-нибудь быстро, весело и мимоходом знакомишься с алматинскими девчонками: в автобусе, на показухах в городе, в увольнениях или просто на улице. От таких весёлых встреч (ведь мобильных телефонов тогда ещё не было), мимолётно перекинувшись несколькими фразами, тебе на память всегда оставался бумажный лоскуток с телефоном или адресом. И на вопрос: «Мы ещё встретимся?» Обычно звучал стандартный ответ – динамо: «Позвони. Может быть…» Возникал вопрос – сохранять или нет эту тонкую ниточку, которая ещё неизвестно куда выведет? Может быть из этого и получиться что-нибудь хорошее, а если нет?

Однажды, ещё на первых курсах, я таким образом познакомился с одной девчонкой – красивой, как с обложки иностранного журнала, но холодной и надменной. В моей голове тогда ещё успела промелькнуть умная мысль: «Сразу видно, за красивой внешностью – пустышка». Но когда она посмотрела на меня, у меня что-то задрожало и оборвалось внутри, какая-то необычно-тёплая волна разлилась по всему телу. Конечно, фигурка у неё была налитая, сочная – «всё на месте», а когда она улыбнулась, то на её розовых щёчках появились приятные ямочки. В тот раз даже мой разум подсказывал мне, что не нужно звонить – это будет пустая затея, но я всё-таки настырно через время набрал её номер и обрадовался, узнавая её голос:
 – Привет! Ты помнишь меня?
 – А-а! Милый мальчик, привет! Как же, помню. Но извини мне не до тебя. Я люблю другого человека. И вообще, будет лучше, если ты забудешь мой номер телефона, – вот такие нерадостные и отрезвляющие слова я услышал в ответ.
 
Ну вот, теперь всё ясно – обидно, но ладно! Всё встало на свои места. Сразу поняв с первых слов, что на этом моя история с этой белокурой анакондой закончена, я молча повесил трубку в телефонной будке. Слов нет, подпортила она мне настроение, а может быть это и к лучшему? Главное – теперь я свободен от глупых мыслей. Именно с того момента я заметил, что почему-то мне в жизни очень часто попадались такие «звёзды»: перекормленные и избалованные Дюймовочки или пустоголовые и бракованные «куклы Барби». Почему-то неистово верившие в то, что однажды к их крыльцу подкатит белый «Роллс-Ройс» с алыми парусами, а из него вдруг выйдет миллионер, который предложит им руку и сердце. Да ещё ладно, можно было бы смириться, если их «звёздная болезнь» имела бы хоть что-то реальное под собой.

Я бы всё понял, будь они «Мисс Мира» или «Мисс Алма-Ата»! Даже на худой случай сошло бы и менее гордое: «Мисс школы №…» или уж совсем захудалое – какая-нибудь «Мисс пионерлагерь «Ветерок» третьего сезона». Всё понятно было бы и с «великим» происхождением – семья это серьёзный задел, а ещё лучше хорошее образование. Но очень часто так в жизни получается, когда у тебя пустая голова и за душой нет ничего из вышеперечисленного, а в наличии только безразмерный гонор и огромные амбиции – по-видимому, так хочется быть британской принцессой, в смысле – повесить себе нимб необыкновенности, исключительности, чистоты и бог знает ещё чего. Короче говоря – «как хочется быть звездой»! И такое обострение «звездной болезни» при общении с людьми приводит их к закономерному результату – в общем, это те, которые потом дают объявление в газетах: «одинокая, симпатичная, очень мечтает познакомиться…»

А если повезёт при своих очень скромных внутренних и внешних данных они приобретают психологию небожителя или «женщины-подарка» полагая, что однажды осчастливив собой мужа – дальше обязанность по поддержанию этого состояния «великого счастья» лежит исключительно только на нём самом. А вот её капризные интересы лежат только в собственных придуманных мечтах о «достойной» светской жизни и «гламуре» или ещё того хуже – в постоянном нытье про свои лучшие годы, которые ушли впустую, совершенно не задумываясь о том, что только счастливый случай удачно вырвал её из какой-нибудь казахстанской глуши. Позже я и сам много раз ловил себя на этой мысли, когда меня внезапно вызывали на КПП училища внезапно приехавшие ко мне незнакомые девчонки с которыми я познакомился также мимоходом в городе.

 На их: «Привет!» – у меня почему-то сразу из глубин памяти всплывала любимая рифма к этому слову моей мамы: «От старых штиблет…» Удивительно, но больше её я никогда в жизни ни от кого не слышал.
 – Как хорошо, что я ей не позвонил! И зачем только она пришла? Что тебе девочка от меня нужно? – и после нескольких «дежурных фраз» о погоде и делах быстро заканчивал разговор с ней – Ну, давай-бывай, Алёнка! Не скучай…
 А для особо настойчивых проявлял нашу «курсантскую смекалку» и поступал хитрее – говоря, что нахожусь в наряде, в карауле или на Учебном центре.

Но моя жизнь в училище продолжалась и быстро сделав для себя правильные выводы из той истории, чтобы вновь не испытывать судьбу я с тех пор поступал легко – обычно, недолго думая, без жалости и сожаления комкал бумажку и швырял подальше или аккуратно, скатав её в твёрдый шарик, ловко щёлкал им, целясь в ближайшую урну. Вот это был для меня реально лёгкий выбор! А, действительно? В редких городских увольнениях и так мало времени, зачем его ещё тратить на всякую ерунду, на разные там муси-пуси? Чего забивать себе голову разной чепухой? Мучиться в пустых надеждах, иллюзиях и сомнениях, что-то фантазируя себе. Если будет надо – найдём других… Вокруг столько девчонок, только оглянись – брюнеток, блондинок, худых и полных, темпераментных и холодных. Они ничем не хуже, а многие даже лучше! Мы ещё так молоды и жизнь такая длинная!

Но здесь не отмахнёшься так же легко и просто. И не щёлкнешь пальцами. Надо подумать и причём серьёзно, конечно в этой ситуации лучше всего было бы посоветоваться с отцом.  Несколько дней я размышлял, так и не придя к какому-нибудь логическому ответу, всё оттягивая звонок домой. В этот момент мне повезло – отец сам приехал в Алма-Ату на какое-то совещание и как обычно после обеда заехал ко мне. И как это всегда бывало, забрал меня с собой «подкормить» и узнать про дела. Тут я ему и сказал, что нам нужно написать свои пожелания о дальнейшей службе – где бы ты хотел служить после выпуска.

 Мой отец видимо знакомый с такой ситуацией больше, чем я сразу мне по военному чётко определил – пиши только САВО! Это верняк! Мы люди простые и не гордые. Будешь начинать здесь – там, где всегда жил и вырос, и живут они. Тем более он сам здесь пока ещё служит. Прямо по известной поговорке – где родился, там и пригодился! Вот так с помощью отца, просто и решился трудный жизненный вопрос, правильно – нам не надо журавля в небе, обойдёмся и синицей в руках. Мои друзья поступили аналогично – Сашка тоже написал САВО, а Тарас решил начинать со своего родного Северо-Кавказского, откуда он был родом и где жила его мама.

Незаметно весна перешла в лето, и в таком радостном ожидании выпуска подоспело новое радостное и волнующее каждого курсанта событие. Пришло время сдавать экзамен на классность вождения БМП по кафедре эксплуатации на танкодроме Учебного центра. Перед этим мы совершили большой марш – сейчас уже я и не вспомню 100 или 500 километровый. На котором долго, целый день огромной колонной из множества машин кружили по пустыне, глотая пыль. От того марша в моей памяти осталась только жара и пыль… Под жарким солнцем броня БМП раскалилась до огромной температуры, поэтому мы от этого в х\б все обливались потом и портянки в сапогах были «хоть выжимай». Буквально через несколько минут такого движения всё лицо, и тело покрывалось слоем пыли, и теперь очень хорошо стало понятно, почему нас заранее предупредили взять с собой мотоциклетные очки.

 Мне хоть немного повезло с тем, что на моей машине ехал прапорщик-ремонтник, и мы всегда делали остановку возле остановившихся машин. Возле одной стояли очень долго, а потом пришлось одним догонять колонну! Это были мои самые лучшие минуты из всего марша. Я сам, один на пятой передаче и на большой скорости «летел» по пустыне! Эх! Как это было здорово и незабываемо! Начав марш утром, возвратились к себе на Учебный центр уже в темноте. Хорошо помню, как после марша мы все собрались вместе в кружок и немного оглохшие за день от рёва двигателей, поэтому громко говорившие, пыльные и насквозь мокрые, но полные впечатлений, радостные и счастливые делились своими ощущениями!

Не скрою за всё время обучения в училище, особенно на старших курсах, занятия по вождению БМП для нас были самые любимые. Офицеры – руководители занятий, все были с войск, довольно весёлые, с военным юмором никогда лишнего не требовали, и что ещё было самым удивительным, почему-то фамилии у всех начинались с буквы «Ш». Подполковники Шашин, Шустов, Шмаков – редкое и загадочное совпадение, как будто бы их туда специально отбирали по фамилиям.
 
Что больше всего нравилось нам в таких занятиях – танкодромная вышка была самая дальняя и последняя от казарм по центральной дороге Учебного центра. Дальше за ней начиналась безжизненная и бескрайняя степь до самого горизонта. Для занятий по вождению от нас ничего нужно было кроме противогаза, ну и конечно офицерской сумки – куда мы без неё? Это в корне отличалось от всех других полевых занятий: с оружием, ОЗК или вещмешками. Как было приятно идти туда взводом, предвкушая в душе ожидающий тебя там целый день праздник! Организация занятия не занимала много времени: преподаватель быстро объявлял нам какое упражнение будем сегодня водить, расписывал очерёдность и всё! Он поднимался на второй этаж вышки руководить вождением, а мы в учебном классе на первом этаже могли заниматься чем угодно. В смысле – должны были изучать условия упражнений по плакатам, развешенным по стенам (да чего там изучать – за четыре года мы все препятствия на танкодроме уже выучили наизусть) или спокойно поспать, дожидаясь своей очереди.
 
А по хорошей погоде можно было сидеть в тени вышки или подросших деревьев, и как в театре наблюдать за вождением твоих друзей. Ведь открывающаяся перед тобой картина безбрежной степи, привычный рокот двигателей боевых машин, скрип гусениц и приятный запах степи с коктейлем из сгоревшей солярки – всё это настраивало на благодушный лад! Другие «любители поводить» – сразу становились в очередь к парочке учебных БТР-60ПБ. Обычно их было два, очень редко три. На них всегда для нас параллельно «вне зачёта» организовывалось ознакомительное вождение по специальной отдельной трассе. Обязательным условием занятия было (а преподаватель с вышки это хорошо видел) их безостановочное движение по кругу с заменой курсантов.

Конечно же, он не мог определить курсанта по фамилии, поэтому один и тот же курсант (любитель этого дела) мог «кататься» на них целый день, «заменяя сам себя». Как говориться за себя и за того парня. А солдатам-водителям тоже было по барабану, кто из нас и сколько раз водит, называя любую фамилию, главное – лишь бы не стоять. К такому вождению большинство из нас относилось с досадной иронией – нас всегда в военном училище учили, что основой мотострелковых подразделений является БМП и её надо учить досконально. А БТР – это баловство, ерунда – так, между делом. Может быть, мы их и не встретим в войсках, но «всё-таки нужно проехать кружок» на нём, как говорится – на «всякий случай».

Хорошо помню, что один раз по программе обучения для нас было организовано ознакомительное занятие по вождению танков. Основными танками в училище были Т-62, правда был и один суперсовременный Т-64. Они стояли в автопарке на открытой стоянке, и во время долгих караулов их можно было детально рассматривать и сравнивать. А вот танка Т-72 не было, как я уже упоминал раньше, мы смотрели только секретный кинофильм и все его данные записывали в секретные тетради. На кафедре боевых машин мы изучали вооружение и устройство танков, а по кафедре огневой даже однажды стреляли вкладным стволом со стоящего на месте танка. Но вот самим водить, ещё не доводилось! Мне в тот раз достался Т-62 с механической коробкой передач. После БМП, где переключение передач никогда не вызывало никаких проблем, в танке пришлось трудновато – нужно было приспосабливаться одновременно сильно давить на педаль и «ловить момент», чтобы с трудом «втыкать передачи».

В общем такое вождение не вызвало у меня большого энтузиазма и радости, даже принесло больше разочарования, хотя преподаватели нас уверяли, что через некоторое время навык появиться. Как такое вождение отличалось от тех танков, на которых мне пришлось служить в дальнейшем! С таким разочарованием в душе и лёгкой снисходительностью к танкистам я и жил после окончания училища до того момента пока мой жизненный путь не привёл меня в Панфилове в танковый батальон.

Эх! После тех воспоминаний «родные панфиловские Т-72» с автоматической коробкой передач – были просто настоящие «ласточки»! Да, теперь остались только незабываемые воспоминания о них на всю жизнь!
Сдача экзамена на классность проводилась повзводно, поэтому все взвода выезжали туда по очереди и уже первый-второй взвода в роте ходили довольными, поглядывая на нас свысока. А наша очередь как всегда оказалось последней – ведь мы были четвёртым взводом второй роты. Но в один из таких весенне-летних дней и мы с огромным радостным нетерпением дождались своего часа. Мы выезжали на Учебный центр заранее – с вечера, чтобы начинать сдавать утром, как и положено в армии – в 9.00.

Солдат-водитель в этот раз подвёз нас прямо к землянкам. Они встретили нас тоскливым полумраком, темнотой и запахом пыли, но ничего не могло испортить нам настроение. В этот раз нам не нужно было выгружать никаких вещей – вот так «налегке» без оружия (только сумки и противогазы) мы впервые на целые сутки приехали в Учебный центр. Хорошо помню, что собирая сумку в этот раз мои руки автоматически делали своё дело, даже не задумываясь – как при сборке автомата Калашникова: газовая трубка со ствольной накладкой, затвор, рама, пружина, крышка – клац, клац – и все детали оружия привычно и ловко занимают свои положения.

 Так и конспекты, ручка, линейка и карандаши быстро разместились в сумке на нужных местах. На этот раз даже наш взводный лейтенант Михайлов, спрыгнув из кабины на землю, просто сказал водителю:
 – Машину в парк. Обратно выезжаем в училище завтра после обеда! – И обращаясь к нам, добавил:
 – Сержанты! Вы уже не маленькие сами знаете, что нужно делать – решайте все вопросы с размещением в землянках, уточните с дежурным по Учебному центру насчёт питания, а если будут проблемы – я в гостинице.
 
Мы с Сашкой и Тарасом разместились легко и быстро – курсантский опыт подсказывал, что на втором ярусе ночью спать будет теплее, поэтому туда на матрацы мы и бросили свои сумки с противогазами. Места в землянке на всех хватит. И скорей на улицу. У нас было приподнятое настроение, и общая схема дальнейших действий была вполне понятной – переспать ночь, утром сдать вождение и после обеда обратно в училище. Поэтому все были просто рады сегодняшнему беззаботному вечеру, и наводить порядок в землянке большого желания не возникало. Всеобщим собранием взвода мы решили, что нам и так сойдёт! На всё наплевать!
 
Кое-как дождавшись время ужина, направились в жилую зону весёлой гурьбой – мы уже четвёртый курс, хватит – находились! Только миновав мойку и на подходе к столовой, все немного подтянулись и «изобразили строй», потому что идущих по одиночке курсантов дежурный по Учебному центру мог бы и не пропустить в столовую. А вот выйдя после ужина, все махнули друг другу рукой – теперь можно заняться, чем хочешь. Но остался вопрос – спрашивается, куда можно на Учебном центре «убить свободное время»?

Так как возле землянок не было туалета мы втроём вместе с Сашкой и Тарасом весёлые направились по знакомому и набитому пути вдоль казарм БОУПа. Уже в душе считая себя офицерами, критически осмотрели территорию вокруг них – окрашенные извёсткой бордюры и кирпичи вокруг клумб явно подтверждали здесь высокий уровень требовательности командиров к жизни и быту солдат. А чистый кирпичный и издающий едкий запах хлорки туалет с несколькими очками окончательно подтверждал уверенность в завтрашнем дне и надежду на скорейшее облегчение.

 Постепенно мы все группами по несколько человек вновь собрались у своих землянок. Усевшись в кружок, стали дожидаться темноты, чтобы ложиться спать. Шёл лёгкий и весёлый разговор из совместных воспоминаний, событий и пережитых историй за эти годы. Очень ярко всплыла и теперь наполнилась каким-то особенным до этого ещё нам неизведанным чувством одна давняя история. История про то, как однажды наши курсанты, работая здесь на полигоне после первого курса, катая на машине по ближайшим полям по каким-то своим делам, наткнулись на одиноко стоящую у реки драгу, которая добывала речной песок. От неё до ближайшего посёлка было около пяти километров. Обслуживал ее, живя прямо на ней, одинокий мужичок – работы у него было немного, поэтому он, убивая время, больше сидел на берегу с удочкой, ловя рыбку. Они поздоровались, и немного посидев с хозяином драги, поинтересовавшись про клёв, услыхали от него совершенно невероятную историю, связанную с нашими курсантами.
 
Оказалось, что примерно месяц назад одним вечером здесь совершенно непонятно откуда нарисовалось несколько курсантов. С предложением использовать его каюту на драге для «культурного времяпровождения», в смысле выпить спиртного и погулять с девочками. Мужик от такого фантастического предложения сразу обалдел и сказал им, что он конечно не против, но вся проблема вот в чём – спиртное и девушек можно найти только в посёлке за несколько километров. На улице уже наступает вечер, магазины вот-вот закроются, а девицы, наверное, уже собираются спать.

 Быстро посовещавшись накоротке, они всё-таки решили рискнуть! Для нас сразу всё стало ясным – это могли быть только выпускники – курсанты 3 или 4 роты, жившие на Учебном центре и сдававшие в это время ГОСы. Один курсант остался возле драги – охранять территорию, а другие, перевалив песчаный бархан, деловито взяли курс на посёлок. Каково же было удивление этого мужика, когда в темноте ночи он услышал громкий хохот возвращающихся курсантов в сопровождении нескольких смазливых девиц потасканного вида. И самое главное – в руках они тащили полные сетки бутылок с водкой, вином и закуской.

Мужик долго этим восхищался – как и самое главное, где это можно было в голой степи под вечер умудриться найти и то и другое! Таким образом, курсанты «гудели» у него на драге всю ночь, но чем там всё закончилось мужик точно не смог рассказать, так как честно признался, что он сам счастливый от такой радости и дармовой выпивки быстро «дошёл до нужной нормы». В смысле напился «в хлам». Но что поразило его больше всего в этой истории, случилось утром. Когда солнце уже стояло высоко, он вернулся из забытья в реальный мир. И очнулся он, почему-то сидя на берегу речки с заброшенной удочкой в руках. Вокруг стояла тишина, на драге уже никого не было, а о вчерашнем вечере напоминали только пустые бутылки аккуратно стоящие вдоль стенки ровными рядами в прибранной каюте.

Услышав тогда такую невероятную историю от гражданского человека, которую он передавал нам с огромным восхищением, мы были невероятно горды за наших выпускников! Вот это, да! Это по-нашему! Молодцы! Вот так, знай наших! Гулять, так гулять! По-гусарски! И все мы единогласно сошлись к одной мысли, что нужно будет и нам на своих ГОСах «замутить» что-нибудь подобное...

Затем вспомнили одну историю с песней. Где-то на втором или третьем курсе наш старшина на вечерней прогулке очень долго гонял нас вокруг казармы с исполнением песни. Что-то ему в тот вечер всё не нравилось… Спели одну песню, вторую (выполнив обычную норму!), так нет – давайте третью… Ну куда тут будешь деваться? Наши запевалы затягивают новый шлягер – песню о вещем Олеге: «Как ныне сбирается… отмстить неразумным хазарам…» А в темноте ночи в припеве мы с воодушевлением громко и дружно подхватили: «Так за царя, за Родину, за веру – мы громко грянем дружное – ура, ура, ура-а-а!» Тут как на грех какой-то политработник из командования училища это услыхал. Что тут началось! Нам пришили антисоветчину! Нашего командира роты с утра «отодрали» в политотделе штаба как говориться «и в хвост и в гриву» за низкую политическую сознательность, поэтому он из-за этого случая целый месяц нас не отпускал в увольнения.

А ещё при этом активно начались поиски запевшего такую песню. Сущее гестапо с его методами! Но мы были тверды, своих не сдавали, хотя любой курсант в роте прекрасно знал кто пел – здесь все твердили одно, как в песне у Высоцкого: «Был дождь, темно, по небу плыли тучи…» Таким образом, всё зашло в тупик – в нашей роте не нашёлся ни один стукач! К этому времени все уже хорошо своим умом понимали – если узнают, то тебе после этого не избежать «тяжёлого разговора» с товарищами в комнате для чистки обуви! Да и сам командир роты в этом деле мудро помалкивал, хотя он-то уж точно знал кто у нас запевалы в роте. Так это расследование и заглохло само собой. Это был наш маленький успех! Один на всех! Мы вместе один коллектив и своих не сдаём! А вот с этой хорошей песней пришлось распрощаться… Во избежание дальнейших недоразумений.
 
Впервые за курсантскую жизнь у нас был целый свободный вечер и не надо особо волноваться за вождение. Уверены – сдадут все! Уж чего-чего, а водить БМП мы за четыре года научились! Столько было занятий, что иногда даже самим надоедало. Наконец-то после нашей завтрашней сдачи будет издан долгожданный приказ по училищу о присвоении всему личному составу батальона классности (наверняка он уже напечатан и лежит, ждёт нас – осталось только подписать генералом!) Очень хотелось поскорее получить синенькую «корочку» и можно будет гордо носить золотисто-голубой значок «с крылышками» и цифрой три посередине на курсантской форме, вызывая зависть у всех остальных! А с каким восхищением в своё время мы смотрели на других выпускников – вот и наше время пришло.

В этот день сержантам никого не нужно было подгонять: все пораньше дружно встали, по пути на завтрак сразу, чтобы уже не возвращаться зашли на новую огромную мойку привести себя в порядок. Видно было, как с нашим приходом мойка ожила: она наполнилась шумом плещущейся воды, громкими разговорами, радостными возгласами от обжигающе-холодных струй. Ведь у каждого из нас нашлось место в полевой сумке для станка с зеркальцем, зубной пасты и щётки. А насчёт мыла в наше время можно было не волноваться – на мойке или в душе его всегда хватало с избытком.

 Я до сих пор хорошо помню те названия – розовые брусочки «Солдатское» или «Земляничное» и жёлтое «Яичное». В городе конечно у каждого из нас в тумбочках хранилось в мыльницах и ценилось другое мыло – белое «гражданское». А здесь и любое сойдёт! Как было здорово и приятно на свежем раннем воздухе плескать себе на плечи и грудь пригоршни холодной воды. Подставляя свою коротко остриженную голову под воду, льющуюся сверху из душа, чувствовать, как по спине стекают холодные струи. Тело оживало после сна и наливалось свежестью и силой. Какое это было удовольствие, совсем не сравнимое с тесным умывальником в нашей казарме!

 Поэтому с хорошим настроением задолго до девяти часов мы уже были на вышке. По пути сюда мы прошли возле тира, где работали после первого курса. На старших курсах занятия по огневой подготовке в тире были редки, и история с нашей закопанной бутылкой за эти годы как-то позабылась. Но в тот момент, проходя мимо тира, я вспомнил про неё и почему-то для себя решил, что постараюсь обязательно выкроить время на ГОСах, чтобы её достать.

Внезапно из низины, раньше невидимые нам красиво, на огромной скорости подъехали солдаты-механики на учебных БМП. Машины, в ожидании начала занятия, красиво выстроились в одну линию на исходной, по номерам установленным на башнях машин. Чуть позже приехала комиссия из преподавателей по вождению, окинув радостным взглядом нас, машины и танкодром. Нам сразу было видно, что и они очень этому рады, всё-таки – последний день! А дальше всё было как обычно: нас поздравили, согласовали очерёдность по списку и первым курсантам: «Занять место в машинах! Войти в связь и доложить о готовности!»

Из-за своей фамилии (иногда это здорово помогает!) я попал сдавать в первую пятёрку и, конечно же, оказался первым. Это было одновременно и приятно – сдать первым и больше не ходить, мучаясь в ожидании своей очереди. Быстро заняв место механика-водителя, закрыв люк и подключив шлемофон к тангенте переговорного устройства, я совершенно успокоился, дожидаясь команды «Вперёд!» Это всегда были самые приятные минуты из вождения, когда ты уже внутренне готов к движению и ждёшь только одновременно с командой в шлемофоне лёгкого пинка сапогом в спинку сидения от солдата-инструктора (смысл этого негласного сигнала нам был уже понятен с первых курсов!) Расположение препятствий на танкодроме и порядок их прохождения было хорошо знакомо, и я привычно «ощущая гусеницу своим левым локтём» аккуратно проехал по всей дистанции, не сбив ни одного столбика.
 
С радостным настроением и под одобрительные поздравления друзей, которые наблюдали за моей ездой, я поднимался на второй этаж вышки по крутой лестнице. В моей голове почему-то в этот момент удивительным образом с одновременно звучащим «закадровым голосом» (как в кино про Штирлица – Штирлиц шёл по коридору и думал…) возникли оценки, так как их показывают судьи в фигурном катании – 6.0, 5.9, 5.9, 6.0… Я был за себя уверен – наверняка у меня всё получилось здорово! После доклада руководителю вождения о выполнении упражнения без ошибок меня поздравили другие преподаватели, одобрительно пожав руку! Только спустившись вниз к нашим курсантам, ожидающим своей очереди, я смог дать волю переполнявшим меня эмоциям. Радостно хлопая по протянутым мне ладоням других курсантов, мысли у меня в голове били фонтаном:
– Ну, вот и всё! Такой долгожданный экзамен по вождению на классность для меня уже пройденный этап! Теперь уже можно не волноваться, немного «расслабиться» и понаблюдать за тем как сдают мои друзья.

Отойдя от всего произошедшего и немного успокоившись, с чувством выполненного долга я присоединился к другим курсантам сидевшим в тени вышки, наблюдавших за сдачей других. Глядя на всю эту суету, я задумался о своём будущем, чтобы подумать, куда жить дальше, как говорил один писатель, правда, я уже забыл кто. Все мои мысли были заняты новостью, которую буквально перед выездом сообщил мне отец – они уже в Чимкенте без меня подали заявление в ЗАГС.

 Оказывается, по закону его всегда необходимо подавать заранее, выбрав для меня день свадьбы – 25 июля. На мой вопрос, как это у них там всё это получилось без меня, отец спокойно ответил: «Сынок, это Азия, и здесь, если очень нужно – можно решить любые вопросы! Вот мы и решили – раз ты выпускаешься из училища 18 июля, то уж до 25 как-нибудь доберёшься до Чимкента. Не волнуйся и сдавай ГОСы спокойно. Здесь всё будет нормально». Поэтому мои философские мысли вновь и вновь возвращались к ожидаемым будущим событиям:

 – Да, совсем скоро уже выпуск. За эти годы огромное количество офицеров, прапорщиков и гражданских преподавателей училища вложили в меня кучу знаний, надеясь на то, что я стану хорошим офицером. А чего я жду от жизни? Чего хочу? Нет, не от той половины, которую будет составлять служба – здесь нет сомнений и всё вроде бы ясно. Если повезёт, останусь служить в САВО, очень надеюсь, что найдётся для меня здесь какой-нибудь мотострелковый взвод, и постепенно буду шагать по карьерной лестнице. Ведь для этого у меня есть всё: желание служить, хорошая биография, не пью, не курю, не играю – не подвержен ни одному тому пороков, которые ломают людям всю жизнь. Уверен в себе наверняка, что смогу «построить солдат» в своём подразделении. Служба меня не тяготит, и я люблю своё дело, хорошо вижу его близкие и далёкие перспективы, а полученных знаний в училище уверен, хватит для начала. С этой стороны завтрашний день меня не беспокоил – думаю, что у меня всё получится, и я быстро дойду академии.
 
А вот другая, так называемая личная жизнь? Здесь многое для меня рисовалось смутно. Оставаться холостяком, конечно, я не собирался всю жизнь, но и жениться вот так, как получается у меня – вроде бы наспех, не рановато ли? Или это счастье всё же решило постучать в мою дверь? Теперь сделан последний шаг и логично – пора ли его завершить маршем Мендельсона? С одной стороны, в моей будущей жене видно много хорошего и главное – она согласна ехать со мной, как говорится «на край света». Хотя я уверен и мне так кажется, что со своим характером и благоразумием смогу найти общий язык с любым человеком, но как это будет в жизни? А с другой стороны, если не женится сейчас, то когда? И где? И тогда на ком? Ведь свадьба это не последний день в жизни, когда тебе уже ничего не нужно, а совсем наоборот – только начало новых отношений...

Так ничего путного и не додумав, почему-то мне в этот момент так очень остро захотелось оказаться в Чимкенте, увидеть Люду, своих родителей. В голове вдруг появились мысли, а как они там? Ничего ли не случилось? Закрыв глаза, я мысленно преодолевая пространство и время, отчётливо увидел карие глаза и мягкую улыбку Люды, ощутил такие родные для меня с детства запахи: от мамы всегда пахло лекарствами и вкусной едой, а от отца одеколоном, обувным кремом, кожаной портупеей и шинелью...
От плавающих самих по себе в голове мыслей о прошлом и скором будущем меня в реальность вернул голос Сашки Миролюбова, оказывается, он уже давно восторженно, упоённо и совершенно не заботясь о том, слушают его или нет, рассказывает мне о своей сдаче вождения:

 – А потом я включил пятую передачу и «полетел» по прямому участку, выжимая из машины по максимуму… Артур, да ты слушаешь меня?
 – Конечно! – подтвердил я, кивая ему головой, с усилием возвращая себя на танкодром, ведь не будешь же признаваться в том, что ты сейчас мысленно побывал в Чимкенте. Хотя я давно замечал, что могу параллельно говорить и думать на разные темы, особенно с Сашкой. И не потому, что говорить с ним не интересно, просто мы настолько хорошо узнали друг друга, что нам и слова произносить не обязательно.

Вместе с его словами я услышал обрывки разговора, который давно вели наши друзья, сидя рядом в тени вышки – о скором выпуске и распределении. У каждого из них были взгляды на службу, и он горячо отстаивал свою собственную точку зрения, свято веря в то, что уж ему обязательно должно было повезти. Где лучше служить? В каком округе? А здорово было бы сразу стать командиром роты! Совсем недавно нам объявили вообще удивительную с ног сшибающую новость – если среди нас найдутся желающие продолжить службу в пограничных войсках, то они могут сейчас об этом сказать!

 Оказывается, ежегодно пограничники добирают из пехоты офицеров для своих мобильных отрядов на БМП, так как у них в училище не готовят таких специалистов. Очень весёлое предложение! Да чтобы я по своей воле поменял пехоту на так нелюбимых нами всегда пограничников – этих «оленеводов» (это слово намекало нам что-то уж очень несерьёзное и далёкое – где-то за Уралом)? Ни за что! Такое заманчивое предложение ничего не вызвало среди нас, кроме юмора, потехи и всплеска весёлых анекдотов  про пограничников.
 
Так мы с ним просидели под вышкой, говоря обо всём, до окончания вождения вместе наблюдая за сдачей экзамена Тарасом и испытывая огромное счастье оттого, что у нас есть возможность быть рядом друг с другом.
В результате квалификационный экзамен по вождению сдал весь наш взвод! После объявления результатов радостное настроение не покидало нас до самого возвращения в училище. После сдачи экзамена нашим взводом прошло пару томительных недель на оформление приказа, заполнения всех документов и в один из прекрасных летних солнечных дней мы наконец-то получили удостоверения и значки.

С каким огромным внутренним удовольствием я, как и все мои друзья прикрепил значок себе на х\б! Раскрыв своё удостоверение, обрадовался вдвойне – с фотографии на меня уже смотрел молодой красавец-лейтенант в офицерской форме! Это было удивительное училищное раздвоение – мы в этот момент ещё формально оставались курсантами, а в руках уже держали документ, где чёрным по белому было написано: лейтенанту Азарову А.Е. присвоена квалификация… Ведь это случится совсем скоро – всё к этому идёт! Вот здорово, мне раньше в это не верилось, но оказывается наша жизнь медленно, проворачивая свои тугие шестеренки, уже прикатила к выпуску…

Началась сессия – наша последняя сессия в училищной жизни. Сама сдача последней сессии не вызывала больших трудностей, сколько мы их сдали за четыре года – разве только что настроение у всех было на высоте! Я уже с трудом могу вспомнить многие военные предметы, которые нам пришлось сдавать, но вот курсовой проект по кафедре эксплуатации хорошо запомнил. Со времени первого курсового проекта по деталям машин на втором курсе прошло больше полутора лет. Как-то подзабылись в суете последних месяцев большие листы ватмана, карандаши, резинки, расчёты в пояснительной записке. Хотя мы и чертили «для души» младшим курсам – но это была простая и привычная работа. Да и все темы, связанные с черчением деталей с разрезами и зубчатыми редукторами были для нас чем-то далёким и отвлечённым от военной жизни.

А на четвёртом курсе темы были интересными – проектирование целого автопарка войсковой части, ПТОР (пункта технического обслуживания и ремонта) и одного агрегата для работы в нём. Можно было сказать творческая работа. Всё это можно было при желании реально увидеть и как-то «пощупать» в своём автопарке или ближайшего мотострелкового полка. Пришлось вновь засесть за расчёты. Что мне больше всего понравилось в этом курсовом проекте – им руководили офицеры, а не гражданские преподаватели. Поэтому почти на все наши вопросы, связанные с черчением и расчётами отвечали очень простым ответом:
 – А как это сделать? А как здесь поступить?
 – Делайте конструктивно!

А нам это слово уже не требовалось вновь переводить на русский – всё и так было понятно из курсового проекта второго курса! Это значит делай и поступай, как хочешь! Тебе дали кусок земли и количество разной техники – вот сам и подумай, что и как размещать! Это тебе не какой-то тупой и мелкий цилиндрический редуктор. Масштабность такого проекта поражала! Огромное поле для твоего творчества и полёта фантазии. Только нужно не забывать, что потом на защите тебе придётся доказать – этот вариант самый правильный. Хорошо помню, что я работал над ним с огромным внутренним удовольствием – мне всё было интересно и понятно. А чертежи выполнял очень аккуратно, с любовью понимая, что это моё последнее творчество и в результате получил заслуженную пятёрку. Получив её, тогда я в своих курсантских мыслях даже не предполагал, что мне офицеру-мотострелку потом несколько лет придётся служить в ремонтной роте полка, и для меня там всё будет хорошо знакомо. Ведь именно такой (или примерно такой) ПТОР я и рассчитывал в своём курсовом проекте на четвёртом курсе!

Как всегда нам в эту сессию пришлось сдавать майору Франчику экзамен по физической подготовке. Честно говоря, я за всё время обучения у него так для себя и не понял  разницу – чем же в его понимании отличался зачёт от экзамена? Всегда выполнение всех нормативов для нас было обязательным. Но к четвёртому курсу пришло осознание его фанатичной требовательности по своему предмету, как-то позабылись обиды и упущенные дни отпусков. Стало очевидным, что его талант, методическая грамотность и высокая настойчивость, иногда (с нашей точки зрения) граничащая с безумием, с первых курсов незаметно для нас за эти годы сделала своё дело – мы все к выпуску «легко вписывались» во все физические нормативы! Поэтому и сдача последнего экзамена для нас была больше праздником жизни. Да он и сам особо не налегал, видимо хорошо понимая, что скоро нам предстоит расстаться, и дальше уже мы пойдём своей дорогой. А ведь если глубоко вдуматься, сколько труда он «вложил в нас» за четыре года и вероятно, его уроки многим спасли жизнь! Действительно: уметь на долю секунды быстрее пули нырнуть в оконный проём или окоп, ловко спрыгнуть с высоты второго этажа, не поломав при этом себе ноги, сходу привычно перемахнуть двухметровую стенку – разве это плохо для офицера-мотострелка? Конечно, нет! Вот отсюда и вывод – всё-таки нам с Франчиком повезло и здесь нельзя обижаться.

Я уже точно не вспомню, но мне так кажется, что в этой сессии пришлось сдавать экзамен и по военной топографии. Правда, в памяти ярко сохранились воспоминания не о нём, а об одном из последних ночных практических занятий, которое проходило на Учебном центре. Его тема была – ночное ориентирование и хождение по азимуту. Для проведения такого зачёта все взвода вместе с преподавателем – полковником Якобсоном выезжали туда отдельно и по очереди после обеда, ближе к ночи. Наша очередь ехать сдавать, как это всегда бывало, была одна из последних. Для нас это было очень здорово – ведь мы уже по рассказам своих друзей из других взводов примерно знали, что там нас ожидает. Все они после занятий всегда радостно и со всеми мелкими подробностями делились с нами своими впечатлениями от такого ночного ориентирования. Но не все были в большом восторге от этого – мне Эдик и Рашид (мои друзья с первого взвода) под большим секретом рассказали как одна их группа в составе Коли Ратушняка, Ионова, Грядунова и Эдика Ручкина во время зачёта случайно попала под обстрел.

Хитрый преподаватель приступал к занятию вечером, когда только начинало садиться солнце и пока ещё было светло. Тянул время долго и нудно ставя нам задачи, проверяя знания и сам деля взвод на несколько групп, которые должны были действовать самостоятельно. Только уже когда уже на Учебный центр опускалась тёмнота и на небе появлялись первые звёзды, выдавал старшим в группах задания на специальных карточках. Главный смысл в них сводился вроде бы к очень простому – необходимо было, ориентируясь по компасам двигаться точно по заданному направлению, отсчитывая метры своими шагами и уложиться во время норматива.

 Находя правильно в ночи нужный ориентир и пометив его на листке поворачивать от него на новый азимут, а каждое расстояние между контрольными точками было почти в километр. И таких поворотов в задании было очень много, в общем, каждой группе приходилось дружно и быстро, перемещаясь в ночи, кружить по Учебному центру. Необходимо обязательно сказать, что для каждой группы в пути движения хитрым полковником были заготовлены свои ловушки – путь пролегал через овраги, здания директрис, беседки, которые необходимо было правильно огибать, занимаясь дополнительным высчитыванием в голове нужных метров.
 
Так вот каким образом эта группа из курсантов первого взвода, которая с упорством бежала по степи за магнитной стрелкой компаса оказалась напротив директрисы – непонятно. Я уже подзабыл, как это у них произошло – толи так и было нужно, или они не туда повернули на очередном ориентире, толи вообще его не заметили, проскочив мимо уже не столь важно. Главное – там у какого-то курса начались обычные ночные стрельбы. И когда над ними засвистели с характерным звуком трассирующие пули, всех сразу обуял  леденящий душу ужас – не хотелось так глупо умирать! Поэтому они от страха мгновенно попадали на землю и только в перерывах между очередями, где по-пластунски, а где короткими перебежками отползли в сторону.

Несмотря на то, что они правильно вышли на конечную точку – получили незачёт, так как они опоздали по времени. Но, несмотря на свой жалкий внешний вид, грязные шинели, на ободранные руки в занозах – их лица светились от счастья – выжили! Конечно же, при этом они не стали рассказывать преподавателю о своих ночных приключениях. Да и вообще договорившись между собой, предпочли больше помалкивать об этом, сохраняя всё в тайне!
 
А нам в этом плане повезло – сдавать уже было легко! Быстро обобщив итоги занятий с другими взводами, мы точно вычислили для себя все маршруты, ориентиры и поняли, что хитрый Якобсон делал старт из одной беседки на тактическом поле, а конечную точку для всех групп выбирал в другой беседке на инженерном городке. Эх, наивный! Кого он хотел этим запутать? Нас – опытных курсантов-четверокурсников? Смешно! Поэтому мы сразу после получения заданий быстро растворились в темноте Учебного центра, но применяя «военную хитрость» уже не стали бегать по нему. В моей памяти осталась огромная радость оттого, когда мы (весь взвод) через время тихонько собрались в ближайшем овраге, укрывшись с глаз и посмеиваясь над полковником. Лёжа на земле, мы выжидали время, рассматривая чистое безоблачное весеннее небо с яркими звёздами над головой и хорошо различимую переливающуюся серебристую лунную дорожку на реке.
 
В это время, когда мы вот так скучая, лежали на склоне оврага, нам удалось наблюдать ночной запуск очередного спутника с Байконура. Внезапно в том направлении горизонт немного побелел и на небе начал медленно расширяться белесоватый полукруг, похожий на дымку заполняя собой полнеба – такое свечение было буквально несколько минут, а затем он исчез также быстро, как и появился. Это было удивительное зрелище в ночи.
А мы отдохнув таким образом, окольными путями собрались возле нужной беседки к большому удовольствию преподавателя, который терпеливо ожидал нас в ней. Таким образом, все в нашем взводе получили высокие оценки, ведь мы же почти все одновременно «нарисовались» с разных сторон уложившись в отведённое время.
 
Ещё из этой сессии ярко запомнились зачёты практических нормативов по предмету «Связь». Их сдавали на боевых машинах кафедры эксплуатации, стоящих на летней площадке. В первом необходимо было устанавливать антенну БМП на штатное место. Для этого нужно подбежав к машине быстро открыть заднюю кормовую дверь, достать из штатной укладки антенну, состоящую из нескольких колен, собрать её и установить на машине. Самым главным в нём было очень малое время для выполнения, всего несколько секунд, а без определённой сноровки это было очень сложно сделать. Пришлось нам на самоподготовке тренироваться и пробовать разные варианты, вырабатывая правильный путь, чтобы вложиться в пятёрку. Основная проблема состояла в том, что собранная из всех колен антенна получалась очень длинной, она вибрировала, и удержать её было трудно.

 А тем более вставить её в штатное место прямо с земли никак не получалось – для этого необходимо было (теряя драгоценное время) залазить на машину сверху. Общими усилиями на тренировке нами был отработан самый экономный вариант – сначала собирать всю антенну на земле, кроме последнего звена, потом уложить её на броню машины определённым образом, с земли сразу вставить последнее звено и только потом быстро залезть на машину и собрать окончательно всю её окончательно. В результате все курсанты, быстро освоив такую технику установки, успешно сдали зачёт на высокую оценку.
 
Во втором нормативе – вхождение в связь между двумя машинами на оценку для нас ничего сложного не было. С этим все легко справлялись, видимо не зря мы раньше потратили кучу учебного времени, тренируясь и отрабатывая такие же задачи в классе связи. Там всего-то было делов: получив бумажку с заданной частотой, быстро подбежав к машине залезть в командирский люк, подсоединить шлемофон к переговорному устройству, одновременно с этим включить радиостанцию, и плавно вращая рукоятки настройки набрать нужные тебе цифры частоты на светящемся окошке. Вот и всё – дальше уже быстро и с тревожным ожиданием в душе кричишь в эфир:
 – Первый, первый! Я второй! Как слышишь? Приём!
И ты безумно счастлив, когда тебе в ответ сквозь шум, треск и помехи эфира слышен спокойный голос преподавателя из другой машины:
– Второй! Я первый! Слышу хорошо, конец связи!

В голове появилось осознание своего места на земле (ведь я уже почти готовый лейтенант) – теперь для нас главное ГОСы! А если ещё глубже заглянуть в себя то становится понятным: всё что происходит в душе, по сути своей совсем не зависит от внешних факторов! Мне так кажется, моя душа имеет свой самостоятельный ритм – периодическое чередование радости и грусти, счастья и отчаяния и просветов между ними. И никакие события: наряды, караулы, сессии и отпуска прямого влияния на это не имеют. Просто житейские события только могут попадать в резонанс с ним, усиливая яркость и впечатления! И ещё – я заметил, внутри меня появилось какое-то необъяснимое чувство – каждый раз бросив случайный взгляд на свои алые курсантские погоны, к которым я так привык за четыре года, мне уже почему-то на их месте виделись лейтенантские зелёные, с двумя маленькими аккуратными звёздочками. Ну, прямо мистика какая-то, обман зрения, мираж или иллюзия! Эх! Скорей бы! Время – вперёд!


                АЛМА-АТА. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ЛЕТО. СДАЧА
                ВЫПУСКНЫХ ЭКЗАМЕНОВ.

В эти летние дни, теперь ближе к выпуску от обилия событий, впечатлений и новых мыслей я часто не мог уснуть. Хоть начинай принимать какое-нибудь снотворное! Подъём в шесть утра для меня был слишком ранним, и я просыпался совсем не успевая отдохнуть. Но радовало одно, что на четвёртом курсе уже можно было позволить себе понежиться в кровати пару лишних минут. Неспешно одевшись и надев на ноги сапоги «на чистую голову» – спускался вниз, на место построения роты возле казармы. Зарядки, как таковой уже не было и старшина заводил роту на спортгородок стадиона, где каждый из нас занимался, чем хотел. Одни курсанты подходили заниматься к турникам или брусьям, другие быстро «качнувшись» присаживали на лавочки и, наблюдая за другими, вдыхали свежий утренний воздушный коктейль.
 
Днём ещё как-то «вращаясь вместе с взводом» моё тело, руки и ноги делали привычную работу – я вставал утром на зарядку, шагал в строю в столовую и на занятиях, сидел на занятиях и консультациях, старательно смотрел на доску, что-то читал, записывал, учил. Правда, когда я оставался один, всякий раз доставал из-за обложки военного билета маленькую фотографию Люды и подолгу разглядывал её. Прожив так день до вечера, привычно подшивал воротничок, чистил сапоги, наводя на них зеркальный блеск, шагал на вечерней поверке в строю надрывая горло с благодарностью к ротным запевалам Табаеву и Максюкову. Как всё-таки здорово и неподражаемо они, до дрожи в теле поднимая настроение, затягивали наши любимые ротные «шлягеры» «Взвейтесь соколы орлами…» и «Бородино».
 
А вот ночью, оставаясь наедине с собой, подолгу лежал в кровати без сна. Не спалось. В окна заглядывала полная луна, освещая казарму лунным светом. Вдыхая ароматный весенний воздух, наполняющий казарму через открытые окна, думал, думал без конца в ночной тишине изредка прерываемой громыханием сапог дневальных или бормотанием спящих товарищей. Слава богу, времени на раздумья хватало. В голове у меня кружилось много разных мыслей:

 – Что ждёт меня там – впереди? Куда дальше раздвинутся мои горизонты? Правильно ли я поступаю? Полная неизвестность… после такой привычно-размеренной жизни курсантом в последние годы, все эти события для меня будут новыми и необычными. Хотя с одной стороны чего волноваться? Мне уже не семнадцать лет! А целых двадцать один! Кровь и энергия бурлят в моих жилах, требуя выхода. И взрослые желания будят по ночам. Вроде бы уже всё решено и изменить уже ничего нельзя. ГОСы? Уверен, что сдам и получу лейтенанта. А вот когда попаду в войска и получу своих солдат – справлюсь? Тоже уверен в себе – мне так кажется, что легко. Свадьба? Пока не знаю, но очень надеюсь – всё будет хорошо… Но я точно осознаю и понимаю, что дальше моя жизнь пойдёт по другому. А где и как – по другому? Я ещё не знаю…

А вот интересно как это было у моих родителей? Где и как была их свадьба? Мучительно напрягая свою память, я ничего к своему сожалению не мог припомнить: толи они мне ничего не рассказывали про неё или мне было не интересно, и я просто забыл? Почему-то у меня в памяти не вспоминалось ни одной их свадебной фотографии из домашних альбомов. А ведь я вместе мамой очень часто их пересматривал. Помню только, что с фотографий на меня сначала смотрели мама и отец совсем молодые, а потом как-то незаметно вместе с ними стал появляться и я. Как-то это очень странно. Обычно на свадьбах всегда делают огромное количество фотографий, по крайней мере, сейчас – если не профессиональных, то любительских. Обязательно нужно будет уточнить этот вопрос у мамы. Мама... Моя милая и добрая мама… В этом году она предупредила меня, что мой день рождения пройдёт без неё, но она обязательно приедет ко мне сразу на выпуск.

И даже может быть вместе с Людой! И мы все вместе вернёмся в Чимкент. Вот это было бы здорово! Поэтому мой день рождения на четвёртом курсе совсем не остался у меня в памяти. Без уже привычного ежегодного и традиционного прилёта мамы в нём не было ярких впечатлений. Наверняка меня поздравили мои друзья, пожав руку или просто хлопнув по плечу со словами: «Ну что? Старичок, поздравляю тебя с Днём рождения!» – так как делал всегда и я, поздравляя их. Честно говоря, в те дни нам было совсем не до этого, все мы уже «доживали последние дни в училище» и с тайным нетерпением ожидали выпуска.

Хорошо помню, что именно в те дни, ко мне стал приходить один и тот же странный и фантастический сон, о котором я ни с кем не делился. Мне в жизни вообще очень редко снятся сны, правда, некоторые из них с удивительным упорством повторяются через несколько лет. В одном – с детства, повторяясь несколько раз я начинал фантастический поход куда-то в горы идя по широкой и зеленой долине медленно обходил один выступ гор за другим и так до бесконечности… И не разу не доходил до конца своего путешествия! Потом уже из офицерской жизни в «мой архив» добавится ещё один – кошмарный сон на учениях. А вот именно тогда перед выпуском добавился ещё один – он мне прекрасно запомнился. Засыпая только под утро от такой бессонницы, мне каждый раз пригрезивалась высокая молодая девушка, но сколько раз я не пытался разглядеть, лица никак было не разобрать.
 
Она танцевала как балерина, медленно кружась и высоко поднимая ноги в танце, а подол её платья повторял движения красивых длинных ног, мне даже слышалось как у неё, тихо переливаясь в тишине, звенят подвески на шее. С сожалением открывая глаза, я всякий раз видел знакомую и привычную за эти годы картину нашего взвода: кровати, тумбочки, вешалку с шинелями, турник и удивлялся – к чему бы это такой красивый сон? Верил и внушал себе – к чему-то хорошему! От него у меня настроение сразу улучшалось, и я весь день часто вспоминал о нём.

Те несколько дней, которые чудесным образом оказались свободными после последней сессии до ГОСов были заполнены радостными проблемами – получением «вещевого довольствия» со складов. Мне приходилось только удивляться количеству всего, что положено молодому лейтенанту! Кроме двух комплектов шинелей и повседневной формы полученных из ателье чего ещё тут только не было: полевая форма х\б и п\ш, несколько зелёных и белых рубашек, разные фуражки, хромовые и яловые сапоги, ботинки, полевая сумка, портупея и ремень к парадной форме, несколько комплектов белья – в общем набиралась порядочная куча. Возникал вопрос – куда же складывать такую уйму вещей? Здесь мы поступали, как и все поколения курсантов до нас, недолго думая ловко сдёргивали наматрасники со своих кроватей и складывали в них всё своё богатство.

 Наш гараж в эти последние дни тоже приобрёл вид огромного склада, здесь хранились все наши вещи и вещи друзей. Заходя в него, я этому зрелищу поражался: несколько огромных мешков занимали всё свободное место, по углам на самодельных вешалках из проволоки висела разнообразная форма, а вдоль стены стояли сапоги и ботинки, и чтобы нам в спешке не перепутать мы наскоро подписывали их шариковой ручкой. Окидывая радостным глазом всё это богатство наступало осознание того, что – это всё!  Вот он финиш! Ещё несколько дней и до свидания родное училище!
 
Наконец-то нам объявили расписание ГОСов. Всего предстояло сдавать четыре экзамена: причём два в училище, а два на Учебном центре! Поэтому и получалось такая схема: одни взвода начинают с училища, а другие с Учебного центра, а потом заменяются между собой. И каждый взвод, узнав о своей судьбе, радовался этому известию по-своему, находя во всём свои положительные моменты. Те, которым предстояло начинать сдачу на полигоне, утверждали, что это им очень круто повезло. Они сразу отмучаются с полевой жизнью и уже потом здесь спокойно, в тёплых комфортных условиях и уюте красиво «добьют» экзамены. А мы наоборот бурно радовались своему счастью – как нам здорово повезло, сразу покончить со всей мурой в училище, а затем напоследок, как заключительный, финальный аккорд последний раз почувствовать, вдохнуть свободную жизнь и романтику от сдачи огневой и тактики на бескрайнем, просторном и «родном» Учебном центре!

Почему-то у меня в памяти осталось очень мало воспоминаний о сдаче выпускных экзаменов на кафедре марксизма-ленинизма. Конечно, нам заранее раздали материалы и вопросы по разным предметам, которые мы изучали на ней. Ничего особо сложного в них для нас не было – все вопросы мы разбирали на занятиях, поэтому и сама сдача для нас не вызывала большого страха. Ведь за эти годы построение ответа на кафедре марксизма-ленинизма всегда было отработанным – схема очень простая.

 Даже если ты совсем ничего не знаешь по билету (что было очень редким, ведь за несколько лет обучения нам «вбили в голову» довольно много), то необходимо было сразу начинать смело налегать на «беспроигрышный» 25 съезд КПСС, цитировать В.И.Ленина, Л.И.Брежнева  и других великих людей по любому поводу. А таких цитат у каждого из нас в памяти обязательно набиралось около десятка – они запоминались мимоходом по жизни со стендов окружающей нас наглядной агитации в училище и Учебном центре, да ещё десяток можно было подучить перед самым экзаменом. Вот таким нехитрым образом тебе уже тройка обеспечена!
 
Ну, а если ты ещё при этом что-то умное говоришь в тему по билету, почаще вставляя слова «социализм», «коммунизм» и на полном серьёзе утверждаешь, что без знания марксистско-ленинской теории невозможно стать хорошим мотострелковым командиром взвода – то и вообще «хорошо». Главное тут – не молчать,  говорить и говорить, не останавливаясь, раз уж начал отвечать. Когда экзамен по марксизму-ленинизму был сдан, я опять поразился тому странному обстоятельству, которое уже давно, обучаясь в училище, не давало мне покоя. Несмотря на высокую оценку и правильный ответ – в глубине души под влиянием отца, я совершенно не верил в то, о чём говорил, понимая, что на самом деле никакого коммунизма никогда не будет и это просто красивая сказка для недалёких людей. Но то, что я думаю про это на самом деле, никого не интересовало – главным здесь было говорить то, что от меня хотели услышать преподаватели!

На кафедре эксплуатации сдавать было сложнее – здесь уже было бы глупо надеяться на своё красноречие. Да и офицеры на кафедре совсем другие, серьёзные технари – любили точные ответы, «без воды». Тут тебе «дружба с коммунизмом и 25 съездом» не поможет. И вопросы на кафедре все были конкретные – по устройству и работе агрегатов, сроках и периодичности обслуживания техники, выбору масел и точек смазки. Но самое интересное состояло в том, что всё это нас интересовало ещё в процессе изучения, и было самым странным – многие вопросы мы сразу запоминали «для себя» и своей дальнейшей службы. Поэтому-то многие из нас с любовью делали свои небольшие блокнотики по устройству и эксплуатации, в которые кратко записывали нужные данные вечерами и во время самоподготовки. Был такой блокнотик и у меня (он сохранился до сих пор!) – многие полезные технические знания поместилось в него (ТТХ, заправочные ёмкости и другое), а для сдачи экзамена о лучшей помощи можно было и не мечтать.

Сам экзамен тоже прошёл легко и организованно – сколько учебного времени было затрачено на это дело! Хорошо помню, что вопросы мне на экзамене попались не трудные – взяв билет со стола и мельком взглянув на него, я сразу понял, что всё будет хорошо! Очень довольный этим радостным обстоятельством я тут же нашёл глазами нашего лейтенанта Михайлова и давним нашим условным сигналом – покачиванием головы из стороны в сторону показал, что мне помощь (в смысле шпоры) не нужны. От этого счастья моя душа пела и плясала, становилось понятно, раз по билету мне всё понятно, теперь уж я точно – сдам, остаётся только спокойно подготовиться, собрать и правильно выстроить мысли и, дождавшись свой очереди ответить. Всё так и получилось, как я хотел – к своему неописуемому удовольствию я за ответ на экзамене получил пятёрку.

Радостные и довольные после сдачи двух первых ГОСов мы начали готовиться к последнему (ведь так получалось действительно – последнему, если вдуматься!) выезду на Учебный центр. Сидя на кровати и что-то складывая в полевую сумку из тумбочки обводя взглядом своих друзей во взводе, я поймал себя на мысли: «Как странно и удивительно! Сколько лет мы ждали этого? Все привычно собираются – так как это в нашей курсантской жизни за годы обучения бывало много раз, но в душе хорошо понимают – всё! Именно эта поездка станет для нас последней и решающей! Ведь если взглянуть на это с философской точки – так в жизни получается, что туда мы выезжаем ещё курсантами, а вот сюда, назад в казарму вернёмся уже лейтенантами!» Да, конечно формально, у нас на плечах ещё будут курсантские погоны, но это уже ничего не изменит – раз ты сдал ГОСы значит, подтвердил свои знания, то всего-то нужно подождать несколько дней до официального приказа.

Когда я при встрече обменялся впечатлениями со своими друзьями из второго взвода и между делом спросил их про уговор вместе достать на ГОСах нашу надёжно спрятанную «секретную бутылку». Они честно признались мне, что им там было не до неё, а во-вторых, они просто совсем забыли про неё. В этот момент почему-то я сам себе дал слово – значит, теперь я должен обязательно выкроить время и достать ту самую историческую бутылку, которую мы оставили там после первого курса!
 
В учебном центре нам предстояло сдавать следующие два экзамена: огневую и тактику. Так получалось, что эти два экзамена состояли из двух – где необходимо было сдавать теорию и практику. Здесь действовало «железное правило» ГОСов – общая оценка по ним не могла быть выше практической оценки. Если с тактикой практический вопрос был более-менее понятен – громко и правильно подать команду или выполнить тактический норматив смог бы любой из нас, то с огневой было сложнее – здесь только после отличной стрельбы можно было думать о высокой оценке! Вот в этой стрельбе и заключалась вся сложность! Тут тебе нужна уверенность в себе, в оружии, острый глаз и верная рука, внутренний настрой и кураж – всем даётся только одна попытка и именно в неё необходимо «вложиться». Здесь всё зависит от разных факторов, немаловажна и погода в день стрельбы.

Первым испытанием для нас была более сложная огневая подготовка, и самым главным козырем на ней было – выполнение стрельб! А вот упражнение, которое нам выпало стрелять, было самым сложным из всех! Как и каким это таким странным образом рулетка судьбы выбрала нас – нам неведомо, но в результате нашему взводу «досталась высокая честь» сдавать 3УУС из БМП-1 днём! Здесь, все кто понимает, о чём идёт речь, знаком и знает о нём не понаслышке, в этот момент сразу крякнет и скажет про себя, покачивая головой: «Да-а-а! Вот ребята, вам крупно повезло! Не позавидуешь!» Это было самое трудное упражнение из всего Курса стрельб!
 
С какой завистью мы слушали истории других взводов о сдаче огневой – они стреляли из АК-74 и РПК-74 с земли или с борта БМП и БТР, а некоторым счастливчикам вообще попала стрельба из РПГ-7! Вот кому уж действительно повезло, так повезло – не выполнить такое упражнение, в смысле не попасть хотя бы одним выстрелом из трёх возможных в «огромную корову» – танк было просто невозможно! Единственным нашим слабым утешением в этом деле было только то, что стрелять мы будем днём, это всё-таки лучше, чем ночью. Если бы нам выпало тоже упражнение ночью – это был бы полный конец! Ночью и так всегда было стрелять труднее, а на БМП при стрельбе ещё нужно было успевать переключать прицел на инфракрасный режим, иначе своих мишеней просто не увидишь. Такое упражнение даже на обычных стрельбах не все выполняли на хорошую оценку, да ещё по несколько раз делали повторные заезды, чтобы её получить.

Поэтому из-за такой серьёзной стрельбы мы выезжали на Учебный центр заранее, чтобы эти несколько дней перед сдачей использовать для тренировочных стрельб. Когда ехали в машине, по всем видно было – все хорошо понимали и представляли себе, что нам предстоит одно из самых серьёзных испытаний! Вроде бы все в кузове по пути радовались поездке, что-то говорили и обсуждали, но даже за обычными разговорами ощущалась скрытая серьёзность момента. Я вместе Сашкой и Тарасом ехали молча. Зачем ещё нужны слова, где и так всё понятно? Бессмысленно сотрясать воздух – это уже ничего не даст, между нами всё было решено заранее. Мы сразу договорились между собой, что на стрельбе обязательно поедем только с кем-то из них. И только так – это будет для нас огромной моральной поддержкой, слышать в наушниках голос своего друга и даже по его интонации понимать обстановку.

На Учебном центре нас привычно встретило жизнерадостное июльское пекло. Вновь абитуриентский палаточный городок был полон палаток, и вокруг него плескалось огромное море из вновь прибывших кандидатов в курсанты. В голове отчётливо прояснилось – это же наша смена! Озираясь по сторонам Учебного центра, они вертели и крутили головами во все стороны, напоминая мне виденных однажды в городе японских туристов. Глядя на это непривычное глазу разноцветное месиво людей, я пронзительно вспомнил свою абитуру – кажется, как давно всё это было у нас! А вот незаметно промелькнули четыре года, и теперь пришла наша очередь сдавать ГОСы. Проехав без остановки мимо абитуриентского лагеря, машина подвезла нас для выгрузки к нашим землянкам. Мы привычно разгрузили свои вещи, только на этот раз все их побросали на нары с лёгкой бравадой – а к чему их теперь было, спрашивается беречь, ведь в последний раз! Можно так образно сказать, что на один погон мы уже звёздочки заработали.
 
Несколько последних дней перед экзаменом по огневой для меня слились в один, непрерывный. Сразу после завтрака мы, вместе преподавателем начинали тренироваться на вышке до самого вечера, тренируя заезды и делая только короткий перерыв на обед. Стреляли и стреляли практически без перерывов, не жалея патронов и снарядов. При этом мне так показалось, что солнце в этом году напоследок решило побить свой собственный температурный рекорд. Жарило так сильно – броня у машин раскалялась до такой температуры, что до неё было горячо дотрагиваться. А внутри машины, когда закроешь люки, возникало ощущение попадания в настоящую финскую баню. Под шлемофоном лоб мгновенно покрывался испариной, а на спине под курткой х\б сразу начинали ощущаться ручейки пота.

Удивительно, но и солдаты-механики БМП вместе с нами переживали за результаты стрельб, когда стояли под вышкой в составе экипажей. Видно было, как и они старались, управляя машиной, помочь нам при стрельбе, ведя её по дорожке очень плавно и останавливая без раскачки. Практически всех солдат мы уже знали по именам и относились к ним совсем по-другому, хорошо понимая, что очень многое в нашей стрельбе теперь зависит от них. Никто из нас уже старался не вспоминать события этой зимы, когда в роте потерялся автомат на Учебном центре, и мы были готовы растерзать любого из них.

Понимая всю серьёзность момента, я тоже для себя решил, что за своей «исторической» бутылкой схожу после сдачи ГОСа по огневой подготовке. Ведь так получалось, что «отстреляв» серьезный экзамен, последний для нас – сдача тактики будет напоминать что-то вроде детской игры «Зарница». Сначала ответим по теории что-нибудь (на «хилую тройку» структуру и вооружение батальонов и ТТХ техники вероятного противника уж точно знаем – не сомневаемся!), а потом покричим в поле команды – и всё! Для этого от нас не потребуется такой концентрации, внимательности и элемента удачи как для стрельб.

Ещё в моей памяти почему-то очень ярко запомнился один момент. У нас возник небольшой перерыв, и мы пережидали время, когда поливальная машина из БОУПа смачивала водой дорожки для БМП, для того, чтобы хоть как-то уменьшить количество пыли при стрельбе. Вконец разбушевавшееся июльское солнце в середине дня, загнало нас в тень. Прячась от жары, мы все собрались за углом директрисы, наблюдая за машиной и терпеливо ожидая, когда она закончит свою работу. Одни курсанты нервно курили и дымок от их сигарет медленно плыл в жарком воздухе, другие просто стояли или сидели молча…

 Несмотря на то, что мы все были вместе – каждый из нас оставался наедине со своими мыслями. Такое общее коллективное молчание было очень редким явлением для нас, так как все своей головой понимали, что сейчас тут не до шуток. Вопрос здесь ставиться очень серьёзно! Обидно будет, если ты промахнёшься. Я даже не хотел задумываться и представлять себе то, что же может быть потом … Неужели придётся поехать в войска солдатом и пересдавать через год? Нет! Каждому из нас нужно отстрелять и как можно лучше!

В результате этих тренировок ко дню госэкзамена у нас всё практически уже было готово: распределены смены, очерёдность и экипажи. До сдачи ГОСа оставалось только пережить ночь в землянке и дождаться своего заезда – «звёздного часа». Для нас всё началось с утра – задолго до девяти часов мы уже всем взводом были у вышки, ожидая начала экзамена, потом подъехали механики-водители на БМП. Они привычно расставили машины на шести дорожках и проверили связь – ещё одна «резервная» машина стояла чуть в стороне от вышки. После всего наступило тревожное ожидание. Оглядываясь по сторонам, я заметил, что этим ранним утром Учебный центр был тих, красив и на удивление приятен. Стояла абсолютно безветренная погода, что для нас в этот день было очень на руку. У меня с утра было хорошее настроение, внутренний боевой настрой и какая-то спокойная твёрдая уверенность в то, что сегодня для меня всё будет хорошо. Поэтому мне почему-то очень ярко и в мелких деталях запомнился день сдачи стрельб.

Наконец-то из проезжавшего по дороге мимо вышки автобуса, который привозил офицеров на Учебный центр вышли два полковника. Один из них был хорошо нам знаком по училищу, а вот другой полковник, не в полевой форме был явно не наш, не училищный, таких у нас не было – точно из штаба САВО! А может быть, даже бери ещё выше – московский хлыщ? Наш глаз это определил безошибочно: на нём были шитые на заказ фуражка и сапоги, а сама повседневная форма была новая и чистенькая, не то, что у наших офицеров – в таком виде хорошо только в уютном кабинете сидеть, а не шастать по пыльным полигонам!
 
Мы все напряглись построившись и притихли, сопровождая их глазами. Они сразу направились прямо к строю. Наш лейтенант Михайлов волнующимся и немного заикающимся голосом доложил о готовности к сдаче. Полковник, напротив поздоровался с нами и с доброй улыбкой на лице спокойно как-то очень буднично произнёс:
 – Ну, раз у вас всё готово – будем начинать! Поздравляю всех с Государственным экзаменом по огневой подготовке и желаю удачи. Боеприпасы получены? Машины готовы? Все курсанты знают порядок сдачи и условия выполнения упражнения? – И когда ему на все вопросы ответили положительно, продолжил, – Тогда лейтенант давай – начинать! Командуй!

Вот мы и дождались – наступила наша одна из главных «исторических минут» обучения в училище! Моя очередь стрелять была в первой шестёрке. Поэтому я быстро получив на пункте боепитания вместе с остальными стреляющими три выстрела и ленту с патронами для пулемёта – занял своё место в строю перед вышкой. В голове тревожно и назойливо появилась тревожная мысль, я всё пытался её отогнать и внутренне настроиться на стрельбу, но она никак не уходила: «Сейчас, через несколько минут всё и решиться! Вот сюда, обратно под вышку я вернусь через несколько минут с гордо поднятой головой, с чувством радости и выполненного долга или с позором». Как всегда бывает в ответственные моменты, у меня внутри появился какой-то неприятный холодок.

 Слушая в пол уха преподавателя, который ставил нам задачу с балкона вышки в противовес им, волнуясь и глубоко дыша, я начал про себя проговаривать: «Ничего страшного! Действительно, чего я боюсь? Стрелять, что ли не умею? Это упражнение мы стреляли уже много раз, и у меня всегда всё получалось нормально – оценка была «хорошо» или «отлично»! Мне нужно просто успокоиться. Мне надо быть внимательным и всё будет нормально!» От этих правильных собственных мыслей меня оторвала громкая команда и привычная музыка сигнала через репродуктор:
 – Загрузить боеприпасы в машины!

По ней мы все дружно развернулись и побежали к машинам. Быстро и привычно открыв люк в башне, я нырнул в него и сел на место наводчика. Бегло осмотрев башню изнутри, зарядил ленту в пулемёт, один снаряд засунул в ствол, уперев поддоном в отражатель, а два других поставил вертикально на нужное место рядом с сидением. После этого проверил связь, услышав в наушниках знакомый, правда, немного искажённый переговорным устройством голос Тараса:
 – Ну что? Ты готов? Зарядил?
 – Да! Зарядил. У меня всё нормально! К стрельбе готов! – ответил я ему немного волнующимся голосом.

Мы с ним вылезли из БМП одними из первых и, построившись возле нее видели, как постепенно все экипажи в тревожном ожидании заняли свои места возле машин. Наступила полная тишина – все застыли в ожидании следующей команды. Оглянувшись на секунду назад, мне было видно, как все курсанты нашего взвода вместе собрались под вышкой и внимательно наблюдают за нами. Даже Антонов выдав боеприпасы, вышел из небольшого домика пункта боепитания, переживая за всех.

Дальше всё было привычно – вместе с шумом двигателя заведённой БМП ко мне пришло спокойствие. Весь окружающий мир для меня перестал существовать – только в центре нашей галактики осталась моя машина и мишени, которых ещё было не видно. Когда же машина тронулась, мгновенно зарядив пушку, я впился глазами в резину прицела и даже сам первый увидел бегущие по полю справа налево мишени. Буквально ту же секунду в наушниках спокойный голос Тараса продублировал:
 – Артур! Мишени встали! Твоя третья! Прицел – в середину левого края!
 – Вижу! Короткая! – радостно в ответ прокричал я по внутренней связи механику-водителю. По этой моей команде машина очень плавно, почти незаметно остановилась, – Молодец водила! –  я автоматически отметил этот момент про себя.

Наложив угольник прицела в нужное место на цели, я предельно сосредоточено нажал кнопку элекроспуска. Всё это было проделано быстро и привычно, автоматически, почти без участия сознания и воли, наверное, именно такое состояние и называют вдохновением. Тут же привычным грохотом прозвучал выстрел, одновременно с ним резким рывком машина тронулась в разгон – механик старался за эти несколько секунд проехать как можно больше, чтобы сократить для меня расстояние до мишеней. Конечно, с практической точки зрения это было полной ерундой (ну что тебе могут дать несколько лишних метров, даже если ты подъедешь поближе, когда расстояние до мишеней несколько сотен метров?), но всё-таки морально здорово помогало! Тревожно волнуясь, затаив дыхание и теряя драгоценные секунды, я сам стал внимательно всматриваться в прицел, следя за полётом трассера от снаряда: «Попал или нет?»

Но волновался напрасно – мой выстрел очень точно и аккуратно прошёл через середину мишени! Вот это да! Даже самому понравилась! Только после этого я довольный собой глубоко вдохнул. И тут же голос Тараса прокричал, подтверждая мне: «Первым попал! Давай второй!» Тут же у меня в голове молнией пронеслись радостные и одновременно с внутренней злобой к мишени мысли, пока я заряжал пушку вторым снарядом:
 – На! Получай! За нас, за моих родителей, за все трудные годы обучения! Ну, всё! Большое дело сделано! Значит, тройка у меня уже есть – теперь всё равно сдал, даже если промажу все остальные! Поздравляю тебя – Товарищ лейтенант! – и вновь скомандовал – Короткая!

Попав вторым снарядом по мишени, откуда-то из закоулков моей памяти всплыла услышанная где-то фраза: «Нормально, Григорий? Отлично, Константин!» Моё тревожное сердце сразу успокоилось, мокрая от напряжения спина гордо расправилась, а дыхание стало ровнее – для меня наступила полная тишина, я перестал слышать шум двигателя, грохот выстрелов и треск пулемётов. В голове осталась только одна счастливая мысль: «Я – сдал!» Огромная волна безумной радости и счастья охватила меня, поднимая на своих невидимых крыльях. Мгновенно захотелось выскочить из машины и исполнить прямо здесь, посреди пустыни какой-нибудь фантастический танец!
 
 – Как это здорово! Я люблю тебя – жизнь! Просто невероятно! Небо, солнце, полигон, друзья – всё перемешалось в голове. Правда от такой жары очень хотелось пить. Сейчас хотя бы глоточек воды! Нет, со стрельбой у меня всё получилось здорово, кто понимает, конечно…

В общем, всё у меня в тот раз со стрельбой вышло хорошо – с первой же пулемётной очереди я свалил ростовую фигуру, правда, я немного расстроился из-за того, что мне не удалось по максимуму, как я хотел – красиво «завалить» всю пехоту (ростовые фигуры), но ладно! И так всё неплохо – пойдёт! После стрельбы, когда мы собирались под вышкой, Тарас первым пожал мне руку и поздравил с успешной сдачей, а Сашка издалека радостно показал мне поднятый вверх большой палец.
 
Потом мы заменились в экипаже, и уже стрелял Тарас, а я был у него командиром. После этого и Сашка Миролюбов отстрелялся так же успешно. Как мы все были этому безумно рады! Счастливо обнимаясь и поздравляя друг друга мы хорошо своим умом понимали, что для нас сегодня, после этих сложных стрельб практически всё закончилось. Оставшуюся теоретическую часть по огневой подготовке и тактику мы уж как-нибудь сдадим!

 По окончанию стрельб, когда мы все построились возле вышки, полковник сухо и буднично нас поздравил, объявив, что стрельбу сдали все, а после обеда экзамен мы продолжим – будем сдавать теорию. После этого они развернулись и поехали в офицерскую гостиницу, взяв с собой нашего лейтенанта Михайлова, где их уже ждал заранее приготовленный праздничный обед, а мы остались на вышке.

Смотря им вслед, после такого нервного напряжения я почувствовал в себе какое-то очень странное и труднообъяснимое чувство. От радости преодоления несомненно самого трудного экзамена моя душа рвалась наружу, хотелось какого-то праздника… Но вот что удивительно и странно – после сдачи этого экзамена мир вокруг нас остался прежним… Нет торжественных фанфар оркестра, не слышно шума от салюта в нашу честь – абсолютно ничего в нём не изменилось… Нас окружает всё тот же привычный глазу за четыре года жаркий и пыльный полигон к середине лета с сухими деревьями и выгоревший травой… Завтра наверняка все люди в нашей стране пойдут на работу, откроются магазины и выйдут газеты в которых не будет ни строчки о нас…

 И мне так кажется никому на свете нет дела до того, что сегодня, можно так сказать именно сейчас в Советском Союзе практически добавилось почти три десятка молодых лейтенантов! Неужели всё так и закончится для нас – тихо и незаметно? От таких грустных мыслей наступает какая-то смертная тоска и опустошение…

Вероятно такие же мысли были и других курсантов, когда мы, спрятавшись от жары, расселись на цементной отмостке в тени от вышки и от нечего делать всматривались в безбрежные дали горизонта нашего Учебного центра. Разговор незаметно пошёл в том направлении, что нам самим обязательно после сдачи последнего ГОСа нужно здесь «устроить что-нибудь громкое и весёлое», чтобы потом было, что вспоминать! Со всех сторон посыпались разные предложения – от простых до самых фантастичных. Теперь у нас было много времени их обсудить!
 
С одной училищной «традицией» – в последнем рейсе с Учебного центра привязать к машине дерево, «чтобы замести за собой следы» все были единодушно согласны, и тут ни у кого не возникло возражений! Поэтому мы сразу обсудили, когда и в каком месте можно было бы его без лишнего шума спилить, что для этого нужно и где его надёжно припрятать до нужной поры недалеко от наших землянок. Нашлись смельчаки и ответственные добровольцы для этого дела. А дальше возникла вторая идея – как-нибудь «отметить это дело» (в смысле – окончание всех ГОСов) прямо здесь – на Учебном центре пока мы все вместе. Всем захотелось праздника «по-взрослому», устроить чего-то шумное и грандиозное, что-то этакое – похожее на красивые слова Шукшина в «Калине красной», когда он заказывал себе праздник души: «Забег в ширину, такой, знаете – бордельеро? Они у нас, собаки, спляшут – и не маленьких лебедей, нет! Железное болеро. Краковяк вприсядку!»
 
И опять все сошлись к одной мысли – отмечать надо только здесь, а то по приезду в училище все сразу начнут разбегаться по домам и мы уже больше вот так вместе, до самого выпуска не соберёмся. На этот раз мы ничего конкретного по празднику так и не решили, но единогласно проголосовали за то, что для него нам обязательно понадобится водка. На этот раз все решили брать её не по-детски (всего несколько бутылок), а сразу – ящик! Эта идея всем понравилась – брать, так брать, чтобы всем вдоволь хватило и ещё осталось. Каждый из нас с молодецкой бравадой объявил, что от радости за выпуск и окончание ГОСов выпьет не меньше бутылки!

Оказывается, есть огромная разница и тайный смысл в простых словах – двадцать или неважно сколько бутылок, звучит совсем не то что – ящик водки! Потому что ящик водки – это звучит красиво! Солидно! И будет что потом вспомнить! А в нашем положении, для последнего праздника брать меньше – было бы вообще стыдно и смешно! Конечно, это было мальчишество, но что поделать! Что же мы тогда? Зря мучились здесь много лет? Или мы не взрослые мужики, что ли – лейтенанты-красавцы? Не откладывая дело «в долгий ящик» мы сразу же здесь по кругу объявили «сбор средств» – буквально через несколько минут необходимая сумма для этого была готова.

После обеда, когда прибыли «повеселевшие» офицеры – с теоретической частью экзамена по огневой было быстро покончено. Раздобревший полковник многих курсантов останавливал посреди бодрого ответа на билет, недослушивая до конца и, заглядывая в ведомость с результатами стрельбы, говорил: «Так, мне всё понятно, курсант! Ваша общая оценка по экзамену такая-то!» То есть весь смысл ответа сводился к одному простому правилу – нам нужно знанием теории подтвердить свою оценку по стрельбе. С таким же радостным настроем что-то отвечал и я. Правда, что – уже не вспомню, кажется про устройство и принцип действия кумулятивных снарядов. Да это и неважно, главное – сдал! По окончанию такого сложного и одновременно оперативного экзамена он нас всех поздравил с успешной сдачей и пожелал счастливого выпуска!
 
Радостной и весёлой гурьбой мы все возвращались в наши землянки, хорошо понимая своим умом, что самое трудное теперь позади, а экзамена по тактике можно и не бояться. Проходя мимо жилой зоны и глядя издалека на палатки абитуриентского лагеря, у меня проскочила ленивая мысль – может быть, сходить туда? Поискать между делом своих земляков из Чимкента? Но потом, хорошо обдумав её, принял решение – не ходить. А зачем? Действительно, что это даст? Пусть сначала поступят, а там уж – в этом я нисколько не сомневаюсь, Генка Саулис их сам найдёт и «откроет глаза». Лучше я выберу время вечерком и схожу за своей бутылкой. Сейчас это меня больше волнует, ведь я привык выполнять данные (даже самому себе) обещания. Почему-то эта наша бутылка всё время никак не выходила у меня из головы, приобретая какой-то тайно-символический и мифический смысл.

 Вроде собственной, только мной придуманной для себя приметы или талисмана – если достану бутылку, всё будет у меня хорошо, а вот если нет – кто его знает?
Поэтому в этот же день, когда у нас после ужина наступил привычный «разброд» – все разбрелись по Учебному центру по своему плану, а Сашка с Тарасом были заняты своими делами, мои ноги сами направили меня в тир. Понятно, если бы я позвал их с собой – они с радостью составили мне компанию. Но мне почему-то захотелось сделать это и побыть одному. Разумно рассудив про себя: «Конечно, они не станут в открытую смеяться надо мной, но наверняка не смогут глубоко прочувствовать этот момент, так как я!» Просто для меня извлечение бутылки было очень личным и символичным, а для них в этом событии не было ничего особенного.

 Поэтому шагая по песчаной тропинке и огибая автопарк, вспоминались те жаркие дни работы здесь на Учебном центре, после первого курса. Тогда наш выпуск для нас казался туманно-далёкой и несбыточной мечтой. Кажется, как давно это было. Но вот как-то для меня совсем незаметно и очень быстро пролетели три долгих года – вот и всё! Приехали! Как говорится – конечная остановка, поезд дальше не идёт! Просьба освободить вагоны! А как мы мечтали об этой минуте счастья в своё время – тем жарким августом между первым и вторым курсом? Наконец-то я сейчас выполню данное нами обещание – обязательно достать её самим на наших ГОСах! Чем дальше я удалялся от жилой зоны, тем всё больше чувствовалась тишина и безмолвие полигона – вокруг меня никого не было и на сколько хватало глаз, только выжженная солнцем степь и только вдалеке, если хорошо присмотреться на вышке артсклада угадывалась фигура часового.

Вот в такой обстановке я, чувствуя себя так, как будто один во всём этом мире, пройдя мимо нашего окопа, который мы заливали бетоном и подошёл к тиру. Его двери были привычно закрыты на замок (военный порядок – это я автоматически отметил про себя, хотя это была пустая формальность), но меня сейчас интересовал совсем другой вопрос:
 – Как же мне сейчас голыми руками достать бутылку из под бетонной отмостки? Если копать – то чем? Здесь нужно срочно что-то придумать!

Я быстро нашёл местонахождение бутылки по нашим условным меткам на стене и на бетоне, и устало присел рядом с ним. От высокой стены тира заходящее солнце отбрасывало приятную тень, поэтому сидя в ней можно было неспешно и спокойно всё обдумать. Как-то именно до этого момента меня совсем не волновал вопрос – как же я буду доставать бутылку? Почему-то для меня само собой подразумевалось, что это будет очень просто, как бывает в кино – сначала все сидят, думают над проблемой, а потом – бац! Кадр сменился и всё в ажуре! Вот бы и мне так! Внимательно оглянувшись по сторонам, становилось понятным, что возня с копаньем займёт очень много времени, ведь ничего подходящего мне на глаза не попадалось.

Конечно, можно встать, пройтись, побродить и поискать что-то подходящее по смыслу: палку или кусок арматуры? Или ещё как вариант – сюда можно было придти завтра, прихватив свою малую сапёрную лопатку, но почему-то очень страстно захотелось достать записку именно сегодня и прямо сейчас – раз пришёл, не откладывая завтра! Вот так, посидев несколько минут в раздумьях, мой взгляд упёрся в лежащий поодаль большой и гладкий булыжник размером с человеческую голову. Вот интересно, откуда он здесь взялся? Наверняка, остался ещё со времён нашей работы! Вероятно из-за своего большого размера его некуда было приспособить в строительстве, поэтому-то его просто отнесли и отбросили подальше с глаз. Разглядывая его, в голове медленно созревало решение: «А если не копать? И пойти другим путём – попробовать этим камнем разбить бетон? Ведь я точно знаю, что мы заливали бетон на щебень толщиной всего пять-семь сантиметров? Надо попробовать! Копать всегда успеется!»

Я сходил за камнем и решительно, с каким-то внутренней злостью и ожесточением подняв его над головой, с размаху и со всей силы ударил по бетону. К моему удивлению бетон выдержал первый удар, ответив мне лишь глухим и злобным гулом. «Вот что значит наше качество! Делали на века!» – с приятным удовольствием отметилось у меня в голове. Но сразу стало видно, что долго ему под ударами не продержаться – на нём появились еле видимые глазом мелкие трещинки.

Постепенно и я приспособился к работе, на ходу постигнув тайный смысл разрушения – начиная крушить бетон с края, медленно и верно продвигался к своим секретным меткам. После этого я руками освободил от крупных кусков нужное мне место и с замиранием сердца, прямо ладонями начал разгребать слой щебня, пока не наткнулся на донышко бутылки. Через её зелёноё стекло внутри уже можно было хорошо разглядеть свёрнутую в трубочку нашу записку! В ней мы после окончания первого курса, работая здесь в тире, заранее поздравляли сами себя с окончанием училища!
 
Все мои волнения и тревоги до этого момента сразу закончились – видно было, что она сохранилась, пролежав три года в земле! В общем, когда я достал записку, написанную своей рукой (она хорошо сохранилась, только снизу немного пожелтела от сырости) и, развернув её, вновь перечитал текст – «Поздравляем вас с окончанием училища…» эти простые слова вновь вернули меня в те теперь далёкие времена и наполнились для меня совсем новым смыслом.

Как давно кажется это было… Тогда мы только мечтали об этом – четвёртом курсе, ГОСах, а теперь – вот и настал именно тот самый момент! Счастливый и радостный, крепко сжимая её в руке, я присел и устало прикрыл глаза. Как здорово вот так одиноко посидеть в тени, облокотившись спиной о стену, обдуваемый вечерним июльским ветерком, так же как это было три года назад – на меня вновь нахлынули добрые и приятные воспоминания о нашей жизни и работе здесь: замесах бетона, о Сашке Аксёнове и Сергее Ловягине. (Тогда я совершенно не догадывался о том, какие трудности ему приготовит офицерская жизнь! У него – всегда открытому человеку, готовому помогать кому-то и приходить на выручку, будучи честным перед собой и людьми, пройдя уже казалось бы вроде через всё, от навалившихся проблем – не выдержит сердце!)
 
Не знаю сколько я вот так просидел в тихом одиночестве перебирая в голове все годы обучения в училище не замечая времени. Но когда я, аккуратно свернув, положил её во внутренний карман и встал – понял для себя, что теперь у меня всё в жизни будет нормально! Давно мне не было так хорошо и счастливо на душе, а с чего спрашивается грустить? Огневую подготовку сдал, нашу бутылку достал, значит дальше – будем жить! Примета верная – я успешно сдам экзамены и получу звёздочки лейтенанта! По-другому в моей жизни и быть не может! Как жалко, что эта записка у меня не сохранилась, она просто где-то незаметно от меня затерялась в бурных водоворотах жизни.

Полигон вокруг меня медленно и нехотя погружался в сумерки, горизонт начинал сливаться с небом – сиди-не сиди, а нужно идти. Поэтому я неспешно направился в обратный путь в землянки к своим друзьям. Странно, но моё отсутствие оказалось совсем незаметным для моих друзей – ведь у каждого из нас были свои дела. Кто-то сходил в лагерь к абитуриентам в поисках встречи со своими земляками и теперь вновь живо переживал её, кто-то мылся на мойке и занимался ещё чем-то. Когда я счастливый со своей запиской-талисманом в кармане залез на нары и обвёл нашу землянку глазами, у меня радости сразу поубавилось.

В пыльной землянке сейчас удивительно пахло застоявшейся тоской и остановившимся временем. Тишина и умиротворяющее спокойствие окружающего мира и Учебного центра поражала… Глубоко вдыхая ночной воздух и перед сном обводя взглядом лежащих курсантов с которыми вместе провёл ни один год ко мне в голову вновь вернулись те же мысли:
 – Как странно и удивительно… Нам всем остаётся прожить всего несколько дней до самого главного события в нашей жизни, а вокруг нас ничего не меняется… К привычным для нашего глаза солдатам проходящим здесь службу и считающим дни до своего дембеля, добавились только абитуриенты с диким блеском в глазах и ещё совсем не представляющие того, что же их ждёт здесь в случае поступления…


          АЛМА-АТА. ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС. ЛЕТО. ЭКЗАМЕН
           ПО ТАКТИКЕ. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ В УЧИЛИЩЕ.

Последние дни подготовки к тактике у меня совсем не остались в памяти. Конечно, мы не сидели весь день в землянках, а чем-то занимались сами и с преподавателем – повторяли структуры батальонов вероятного противника, команды и тактические нормативы. Всё это уже за четыре года было перемылено нами по сто раз, что никаких трудностей не вызывало. Гораздо больше интереса вызывали наши насущные дела: первое – дерево. Оно уже было подготовлено и лежало до нужной поры недалеко от землянок, в ближайшем овраге возле тыльной стороны парка.

Место нами было выбрано верное – местные офицеры БОУПа здесь никогда не ходили, а наш лейтенант Михайлов и подавно. Мы всем взводом сходили к нему и, собравшись в кружок, оценив его кустистость, единодушно сошлись на одной мысли – Пойдёт! Оставалось ещё только раздобыть крепкую хорошую верёвку или провод, чтобы надёжно привязать его к машине. Но ничего, время для этого ещё есть. Второе – за день до экзамена вернулись наши гонцы из города и тайно сообщили всем, что и с этим делом всё в порядке, как мы и договаривались – ящик водки привезён и припрятан ими где-то совсем рядом в надёжном и секретном месте, дожидаясь своей минуты. От этих известий действительно на душе у всех становилось приятно – оставалось только сдать последний экзамен и всё!

Мне хорошо запомнилась наша последняя ночь перед экзаменом. Вечер медленно гасил дневной свет, оставаясь на горизонте алой полоской и одновременно зажигая на небе звёзды, а мы почему-то никак не могли угомониться. В этот тёплый июльский вечер никто не хотел ложиться. Буквально после обеда нас обрадовали приятной новостью. Чтобы не затягивать дело с ГОСами руководство училища разрешило принять последний экзамен по тактике в один день, а не так как это планировалось раньше – в два! Поэтому наша жизнь здесь сокращается на день – буквально назавтра для нас всё закончится, и вечером мы уже уезжаем в училище! Сегодня у нас здесь в землянке последняя курсантская ночь в полном смысле этого слова – завтра мы станем лейтенантами! Конечно всем было понятно, что формально погоны, диплом и значок об окончании училища нам торжественно вручат немного позже, но это уже будет потом, а всё реально для нас решится завтра!
 
От такой внезапной новости все курсанты взвода и находились в радостном настроении и в каком-то хаотичном движении, никак не желая ложиться – наша кровь «бурлила» ища и не находя выхода, мы собирались в кучки на улице, залазили на крышу землянки и что-то радостно выкрикивая с неё как это делают на митингах. В моей голове, как и у многих радостно выстукивала дробным стуком одна счастливая мысль: «Вот и всё! Дожили! Наконец-то завтра для нас действительно будет последний день, после которого всё обучение в училище закончится! Нам останется всего-то только утром сдать экзамен, в обед «отметить это дело» и к вечеру уже будем «дома», в смысле в Алма-Ате! А там радостно и счастливо перекантоваться несколько дней «золотой недели» до торжественного выпуска!» Я тоже радовался этому известию, как и все мои друзья, уверенный в сдаче экзамена по тактике. Эх! Скорей бы наступило утро завтрашнего дня!

На следующее утро весь наш взвод почему-то самостоятельно «подорвался» без команд очень рано – все торопили время и хотели побыстрее со всем покончить, чтобы, наконец, ощутить себя абсолютно свободным! Сама сдача теоретического экзамена была организована на тактическом поле – самом дальнем от жилой зоны в одной из летних беседок. Чтобы сэкономить драгоценное время и уже вновь не возвращаться в землянки мы сразу захватили с собой оружие и снаряжение. Такой весёлой и радостной гурьбой, держа всё в руках, и направились в летнюю мойку умываться. Поднимающееся из-за горизонта ещё раннее розовое солнце только начинало пригревать, и для всех людей на земле наступал вроде бы обычный июльский день, но для нас он был особенным! Это был день нашего последнего экзамена! Всё! Дальше нас ждут только приятные моменты – «золотая неделя», выпуск, распределение в своём округе и новый гарнизон, в который мы уже приедем лейтенантами.
 
После завтрака мы в быстром темпе добрались на тактическое поле, задолго до начала экзамена. Здесь уже всё заранее было давно готово: расставлены столы для подготовки к ответам, а перед ними очень необычно смотрелась красивая ваза с цветами стоящая на двух сдвинутых вместе столах накрытых праздничной скатертью. Оставалось только дождаться преподавателей. Скорей бы! Время тянулось очень медленно, а мы все изнывали и мучились от такого ожиданья, нетерпенья и желания быстрее со всем этим покончить! Я тоже, удобно уложив рядом свой гранатомёт и каску не снимая надетого на меня снаряжения, присел прямо на землю возле вышки, подставляя лицо утреннему солнцу и вглядываясь в знакомую дымку горизонта.

Думать о предстоящем экзамене не хотелось – вера в себя и в хорошие приметы наполняла меня уверенностью в сдаче. Очень жалко, что любимого всеми нами нашего преподавателя подполковника Конева недавно заменил совсем другой офицер, и с ним не было «душевного контакта». Наступило привычное бесшабашное настроение – очень знакомое мне по сдаче последнего экзамена в абитуре: «А будь, что будет! Лишь бы сдать! И на какую оценку – теперь уже в принципе неважно!» Захотелось помечтать о чём-то хорошем и радостном, например: «А вот интересно, знает ли сейчас кто-нибудь из нас, как и чем закончится этот такой необычный день? Наверное, это будет самый счастливый день в нашей жизни! Вот здорово!» Но в мою голову упорно и настырно лезли «земные» мысли:

 – Всё-таки как всё в жизни устроено просто и прозаично! Ведь именно здесь на полигоне я впервые удивился этому жизненному наблюдению. Сама сдача экзаменов в абитуре, поступление, да и все эти зачётные стрельбы и учения всегда проходили рутинно и совсем незаметно, без какой-то торжественности, громких слов и лишнего шума. Вроде бы как, сдал – и сдал! Что здесь такого? Судя по всему – следуя такой жизненной военной логике наверняка и наш последний экзамен, закончится так же!

Все курсанты ещё издалека увидели машину, которая всегда привозила офицеров и преподавателей на Учебный центр. Когда она подъехала к тактическому полю – все привычно построились в две шеренги, и наш лейтенант доложил комиссии о готовности. Как я сдавал свой последний экзамен по тактике, совсем не помню – полный провал в памяти. Значит, для меня всё было так привычно и шло по хорошо накатанной колее, что никаких волнений это не вызывало. Запомнилось только одна подробность – раз мне красный диплом «уже давно не светит» то, отказавшись от всех «дополнительных и повышающих вопросов» я очень быстро покончил со сдачей и распираемый изнутри гордостью за себя стал дожидаться окончания экзамена в тенёчке от вышки, чтобы узнать результат. Главное сделано – сдал! А оценка? Какая она будет теперь неважно. Пусть даже тройка – на это наплевать!

Преподаватели из комиссии видимо сами, тоже не желая затягивать время экзамена, работали в «бодром темпе» и со всеми делами было закончено задолго до обеда. Офицеры комиссии очень довольные этим хорошо выполненным нормативом действительно, как это обычно бывало, сухо и без никаких эмоций поздравили нас. А потом, довольные собой, забрав с собой лейтенанта, сели в ЗИЛ-131 и поехали отмечать это событие в офицерскую гостиницу. Наш взводный лейтенант Михайлов напоследок только и успел сказать нам, чтобы мы самостоятельно выдвигались в жилую зону, обедали и никуда не разбредаясь по Учебному центру, сидели и ждали его в землянках, собрав вещи и будучи в готовности к отъезду. Когда же он постарается «освободится от своей почётной миссии» – то придёт к нам, и мы сразу же поедем в училище.
 
Мы радостные и счастливые от всего пережитого сегодня и вообще за весь выезд весёлой гурьбой направились в жилую зону. Вот так в этот знаменательный пыльный и пропитанный жарой день – 14 июля 1981 года и закончилось наше обучение в училище! Никто из нас не соблюдал никакого строя, и все шли по дороге на ходу разговаривая со своими друзьями, всем своим гордым видом показывая – разве это непонятно – лейтенанты уже строем не ходят! Тут же на ходу мы все сразу стали обсуждать сейчас наиболее важный для нас вопрос – где и как нам лучше «отметить» сдачу последнего экзамена. Из множества вариантов выбрали самый реальный, ведь на такой жаре лучшего места для этого, чем наша мойка было не найти.
 
По пути в землянки наскоро пообедав в столовой, взвод с будоражащим кровь и душу нетерпением двинулся дальше – к месту нашего праздника. У всех курсантов были расстёгнуты несколько верхних пуговиц на х\б, рукава закатаны по локоть, пилотки сдвинуты на затылок или вообще сняты, оружие несли небрежно – кто стволом вниз, а кто и вообще просто нёс автомат в руке… Ведь это мы так идём в последний раз! Оглядывая своих друзей, с которыми мне пришлось провести несколько лет в этот момент мне в голову пришло забавное сравнение – сейчас мы всем своим видом напоминали какой-то удивительный собирательный образ: отступающих немцев или французов бредущих по дороге или уже старых, опытных вояк – насквозь прожжённых и уставших от войны. А ведь по свой сути это было очень верным наблюдением – не зря же мы четыре года «утюжили» свой полигон зимой и летом, набираясь ума!
 
И когда, обогнув огромные листы шифера, высотой выше человеческого роста, наглухо закрывающие мойку от посторонних глаз, мы такой весёлой и шумной толпой завалили в раздевалку, я почему-то сразу для себя пронзительно понял – сегодняшний день точно закончится весело и необычно! Вот уж действительно потом, будет что вспомнить! Здесь нас уже ожидал деревянный ящик полный бутылок с водкой заботливо подставленный под омывающие его холодные струи воды, льющейся из душа. Вот эта картина – радость от сдачи экзамена, чувство выполненного долга перед Родиной, палящая жара, мойка, такой приятный, охлаждающий журчащий звук льющейся воды и ящик, притягивающий взгляды всех мне так ярко врезалась в память, что я помню её даже через многие годы.
 
Здесь уже все стали располагаться основательно и по-хозяйски: оружие привычно и небрежно свалили в один из углов раздевалки, кто-то сразу скинув с себя снаряжение и х\б полез под душ освежиться, но большинство сняли только куртки и сапоги, оставаясь голыми по пояс. Я тоже подошел, шлёпая по мокрому цементному полу голыми ногами к душу, подставляя свою голову под воду и закрыл глаза – после жары холодная вода приятно охлаждала. Даже плескаясь под душем на слух я продолжал отчётливо ощущать ставшие привычными для меня училищные звуки: весёлые и звенящие от брошенных на бетонный пол касок, глухие и тугие от бросаемых в общую кучу автоматов.

Повернув случайно голову набок, я краем глаза заметил и в голове у себя это сразу отметил, что вся мойка мгновенно опустела – всех редких солдат и так держащихся от нас подальше из неё как ветром сдуло после нашего прихода сюда. Видимо у них чётко сработал военный инстинкт самосохранения: взвод курсантов сдавших ГОСы и ящик водки – быстро просчитывал в голове нехитрую комбинацию – это для них может добром не кончится! В таком случае и состоянии курсантам четвёртого курса лучше на глаза не попадаться. Я выпрямился, встряхнув и подняв мокрую голову. Холодные струйки воды сразу приятно побежали сверху вниз по телу, охлаждая его. Они даже протекали под брючной ремень, но это было даже приятно ощущать после палящего солнечного зноя.
 
Наконец, после небольшой паузы весь взвод собрался в небольшой кружок возле ящика. Сообща решив, что водка уже наверняка охладилась, а время не ждёт – пора бы уже начинать праздник! Ну, кто начнёт? С этим вышла заминка – все нерешительно стояли, держа паузу и переглядываясь между собой, наконец, Антонов или Юрка Ликаев достав из ящика первую бутылку, громко произнёс:
 – Ну что пацаны застыли? Давай, разбирай бутылки! Отметим это дело – сдачу ГОСов по-взрослому!

После этой команды руки всех дружно и радостно потянулись к ящику. Юрка у всех на глазах первым ловко сбросив с бутылки пробку, по-молодецки лихо закрутив её винтом, запрокинул голову и сделал из неё несколько хороших глотков! При этом даже не поморщился – он пил водку с таким видом, как будто бы пил простую воду. После этого он глубоко выдохнул и весело, во весь голос закричал, как нас всегда учили кричать на парадах – протяжно и на одной ноте, не снижая звука в конце: «Ура-а-а-а-а-а!» Получилось здорово и эффектно. Это было для нас так неожиданно и всем сразу понравилось, да так, что захотелось это повторить так же. Передавая открытые бутылки как эстафету друг другу, мы все одновременно тоже начали, отпивая из них, сколько сможешь стараться орать во всё горло! Какой-то дикий восторг от этого всего процесса обуял нас. Крики «Ура! Конец! Лейтенанты, привет!» стали слышны мне отовсюду: справа и слева – каждый из нас кричал и ещё что-нибудь добавлял от себя.
 
Всё было очень просто, никакой закуски и стаканов у нас не было – пили прямо из бутылок, занюхивая водку тыльной стороной ладони или кто хотел или так не мог, тот запивал водку водой, подставляя ладони прямо под льющийся душ. Я тоже, как и все вокруг меня, сделал пару раз несколько больших глотков из переданной мне Тарасом бутылки и прооравшись включился в радостный праздник. Мы все, громко крича при этом, крепко обнимались и хлопали друг друга с размаху открытыми ладонями. Видя радостные и счастливые глаза Сашки, Тараса и всех моих товарищей я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете! Да! У меня были счастливые моменты в моей жизни, но вот такого события – ещё не бывало! Вот так, наверное, в моём понятии и должно было выглядеть настоящее счастье!

Уничтожив очередную дозу спиртного, я вошёл во вторую стадию опьянения, когда люди вокруг становятся ближе, добрее и симпатичнее, все цвета жизни воспринимаются ярче, а женщины кажутся стройнее и красивее. Правда, потом, через время на меня накатила усталость от нервных переживаний, жары и всего происходящего. Захотелось забыться от всех последних беспорядочных и волнующих дней. Поговорив с друзьями, я стал оглядываться по сторонам, чтобы найти место где-нибудь присесть. Закружилась голова и окружающие предметы поплыли передо мной разноцветной каруселью.

Соорудив на цементном полу в приятной тени от листа шифера из своего ОЗК и полевой сумки что-то наподобие стула, я опустился на него и счастливо закрыл глаза. Вокруг меня стало шумно и весело – каждый из нас что-то громко говорил, совершенно не интересуясь тем вопросом, слушают ли его или нет – алкоголь всем развязал языки. А я даже сидя в полудрёме с закрытыми глазами привычно и хорошо узнавал всех друзей по голосам: весёлый, задорный Эдика Шварца, басовитые Серёги Гущина и Семёна, а ещё Мишки Серёгина, Славки Одинаева, Сашки Руденских…

Посыпались, переплетаясь между собой, весёлые истории из нашей курсантской жизни: «А помните… А вот на третьем курсе… А зимой…» – и таких набегало немало. Самое главное – всем нам в этот момент было совершенно неважно, что многие из них уже повторены много раз и все их знают. Но сейчас эти воспоминания наполнялись совершенно другим смыслом – мы были вместе и всё это дружно прошли. Мы – одна команда! Помню как Витя Быков, всегда немногословный в обычной жизни пытался перекричать всех, чтобы напомнить очередную…

Как мне было приятно сидеть здесь вот так – слушая голоса моих товарищей! Где-то далеко-далеко остались все наши проблемы и шероховатости в отношениях – все они теперь казались очень мелкими и незначительными, от внезапно нахлынувшей радости и любви хотелось обнять всех вместе и каждого в отдельности. А ведь действительно? Сколько всего пришлось нам пройти вместе – недосыпали в караулах и нарядах, а на парадах, учёбе и учениях? Мы вместе замерзали зимой, умирали от жары летом, а осенью мокли под дождём? Бегали и дышали хлорпикрином… Тем-то и отличается обучение в военном училище от любых гражданских ВУЗов в которых даже можно учится заочно.

Здесь ты лично проходишь свой трудный путь, проживая от первой строки до последней вместе с друзьями, как многие до и после тебя. И это понятно лишь тому, кто всё это сам прошёл! Как удивительно странно получилось в моей жизни – вот здесь на Учебном центре, на берегу речки я четыре года назад принял для себя решение учиться в АВОКУ и вот здесь же, спустя годы всё и закончилось на нём … Разве тогда я мог думать и мечтать об этой счастливой минуте? От шума льющейся воды было прохладно, лёгкий ветерок приятно ласкал тело, а алкоголь медленно, но верно поражал мой мозг.
 
В этой приятной радостной эйфории весь окружающий меня далёкий мир перестал существовать, он жил свой привычной жизнью – а мы в нём теперь уже были сами по себе, всё для нас сузилось до размеров ограниченных нашей мойкой. Что же будет со мной дальше – этот вопрос меня уже абсолютно не касался, хотелось подольше оставаться в таком состоянии и среди таких родных для меня друзей… Очнулся я оттого, что меня кто-то начал трясти за плечи крича: «Азар! Азар! Давай!», – и мне в руку вновь вставили начатую бутылку. Медленно напрягая глаза и наведя в них резкость, я увидел радостные лица Сашки и Тараса, которые, тормоша меня, что-то возбуждённо кричали мне. О чём шла речь я уже не понимал – просто не вникал в суть дела, мне и так было понятно, что друзья очень рады всему происходящему. Вновь немного отглотнув из бутылки, и в такой своей радости я вновь начал медленно «отъезжать из реальной жизни» уносясь в свой мир грёз.
 
В моей голове как всегда бывает в таком состоянии почему-то очень быстро, освобождаясь от повседневной рутинной жизни, закрутились разные умные и высокие мысли. Это освобождение появилось столь неожиданно, подобно прозрению и лишь через какое-то время пришло осознанное понимание того, что эта жизненная училищная веха теперь навсегда закрылась для меня, и что дальше мне всё нужно будет начинать сначала…  Я пронзительно понял для себя – всё! И уже не нужны никакие слова… Потом из всех разнообразных мыслей в мозгах остались только одни радостные и гордые фразы, они стали настойчиво отбивать свой ритм: «Вот теперь уж точно, действительно – для нас всё закончилось!

 Вот она – эта долгожданная радостная минута, о которой мы так мечтали! Я тоже смог – всё выдержать! Не сломался! Я прошёл всё до конца! Доказал всем и самое главное – самому себе, что я могу!» А дальше всё – в голове выстрелил счастливый разноцветный салют, моё сознание отключилось, и я провалился куда-то в далёкую бездну космоса или океана…

Сколько времени я так отдыхал, не помню. Сквозь тьму сознание ко мне привычно вернулось, услышав команду: «Эй! Рота подъём! Пацаны, давайте вставайте! Пора домой ехать!» Я с огромным облегчением подставил свою чугунную голову под холодные струи воды из душа. Подержав её таким образом немного под водой, мне сразу стало намного лучше, и в глазах появилась привычная резкость.

Оглядевшись немного по сторонам, мне представилось наше «поле битвы» – мойка сейчас напоминала именно это. Наши курсанты стояли, сидели и лежали в самых разных позах, под ногами звеня вокруг валялось огромное количество пустых бутылок – их обилие просто поражало, они были везде: под лавками, на куче с оружием, между нашим имуществом и одеждой. Все стали собираться, поднимая и подгоняя остальных друзей, стараясь здесь ничего не забыть. От жары не хотелось на себя ничего одевать, поэтому я поступил, как и многие – просто сгрёб всё своё имущество в большую охапку завернув его в куртку от х\б и только повесив на плечо свой РПГ.
 
Вот в таком виде живописном виде – с голым торсом, но с оружием мы весёлой и шумной толпой перевалили глиняный холм и «подрулили» к нашим землянкам. Здесь уже на площадке ожидая нас, стояла машина, на которой мы должны были уезжать в училище. Нашего лейтенанта ещё не было и это было для нас здорово! Мы с облегчением покидали навалом своё имущество в кузов (куда оно денется? А по приезду в училище разберёмся, что к чему!), принесли заранее приготовленное дерево и крепко привязали его тросом к машине. Солдат-водитель, понимая всю щекотливость ситуации, глядел на всё с тоскливым видом и предпочитал не вмешиваться во всё происходящее вокруг, просто отсиживаясь в кабине и наверняка думая про себя: «Эх! Скорее бы закончилось вся эта поездка и проблемная возня с четвёртым курсом». А мы всё шумно бродили вокруг машины и землянок в нетерпеливом ожидании появления нашего л-та Михайлова.

День уже начал клониться к вечеру, когда, наконец, его фигура с неизменным жёлтым портфельчиком, с которым он всегда ездил на полигон, замаячила на фоне офицерской гостиницы. Подходя ближе, наш лейтенант видимо ещё издалека сразу опытным взглядом «зафиксировал» все нарушения Устава: привязанное к машине сзади дерево и неадекватное поведение курсантов. И вместо того, чтобы по-умному сделать вид, как будто он ничего не заметил или перевести всё в шутку, неожиданно стал «нагонять деловуху и устав». Правда, зачем ему это было надо – я так до сих пор и не понимаю? Этот вопрос для меня так остался на всю жизнь неразрешимой загадкой, вроде египетских пирамид или космических галактик с их разными туманностями. Вот интересно чего он решил от нас в той ситуации добиваться? Начинать воспитывать? Так теперь уже было поздно. А с другой стороны совсем глупо.

Для начала он твёрдым и суровым командирским голосом сообщил нам, что никто и никуда отсюда не поедет, пока мы всем взводом не построимся возле машины со всем имуществом и оружием для проверки. И ещё – пока мы не отвяжем дерево от машины! Что сразу, во-первых, вызвало у нас лёгкое и снисходительное веселье вроде того – да ты вообще клоун кто такой, чтобы «качать здесь права»? Реальность жизни такова, что на гауптвахту нас уже давно не принимают, а результаты сдачи ГОСов уже не вернуть, и поэтому в душе мы все считали себя уже готовыми лейтенантами вполне равными ему. И во-вторых, огромную бурю протеста и возмущения – никому не хотелось лезть обратно в машину за вещами и оружием. А тем более отвязывать дерево – ведь это традиция! И не нами придуманная – тем более для чего же тогда мы его тайно спиливали здесь на Учебном центре?

Началась бурная словесная перепалка, напоминающая восточный базар: одни просто недовольно бурчали, выражая несогласие, другие возмущались более громко и активно, но все кружились возле машины и привязанного к ней дерева, ничего не делая и полностью саботируя все команды лейтенанта. А Юрка Ликаев и Витя Быков (поступившие в училище из солдат, и поэтому по возрасту, будучи старше нас всех и равные лейтенанту) взывая к его благоразумию, говорили прямо в лицо Михайлову: «Лейтенант! (или даже просто – Саша!) Давай прекращай дурить! Не тяни время! Поехали в училище!»

Все наши сержанты благоразумно отошли подальше от главных событий возле машины в тень от землянок и наблюдали за этим стихийным митингом издалека, ни во что не вмешиваясь. Как бы всем своим видом показывая: «Достали нас уже всем! На этом наша работа закончена и теперь вы разбирайтесь здесь сами между собой! Мы теперь в этой ситуации не сержанты, а уже такие же лейтенанты, как и все!» Но наш лейтенант несмотря ни на что был неумолим и тупо стоял на своём – всем строиться с вещами и точка!

Такая безрезультатная возня продолжалась очень долго, и начинала утомлять людей. Наиболее активные курсанты, которым надоела эта непредвиденная задержка с выездом, стали выкрикивать: «Пацаны! Чего ждать? Давай садись в машину, и поедем сами в училище! А лейтенант, если не хочет ехать – пусть сам здесь и остаётся!» И собравшись возле кабины, закричали:
 – Водила! Давай заводи машину! Поехали домой!

Солдат, предпочитая лишний раз не связываться с нами (наблюдавший за этой комичной ситуацией со своего водительского места и хорошо понимающий, чем лично для него всё это может закончиться) послушно завёл машину. Лейтенант, услышав шум от заведённого двигателя, тут же мгновенно подскочил и отреагировал, командуя во весь голос:
 – Солдат! Я сказал – глуши двигатель! – на что водитель, пожимая нам плечами, выполняя команду, опять заглушил.

И так это повторялось несколько раз – стоило только лейтенанту отойти от кабины водитель-бедолага, слушая нас, послушно заводил двигатель, то вновь по команде офицера глушил. Наконец Михайлов догадался – и лично отобрал ключи у солдата, который сам их с радостью отдал, тем самым как бы снимая с себя ответственность за всё происходящее. Победно потряхивая ими в вытянутой вверх руке, довольный лейтенант с новой энергией начал повторять: «Взвод! Мы никуда не поедем пока не построимся возле машины!»

В ответ на это послышалось наше упрямое: «Лейтенант! Достал ты всех уже своими закидонами! Ну сколько можно дурить людям мозги?» Появилось новое решение и предложение – раз дело оборачивается таким образом, то наиболее активная и решительная половина взвода назло Михайлову будет добираться до города самостоятельно. И прямо сейчас они пойдут напрямую пешком до трассы в Алма-Ату отсюда восемь километров через речку и поля, и там махнув рукой кому-нибудь, будут добираться на попутках.

А лейтенант здесь пусть делает что хочет, раз он такой принципиальный! Совершенно не обращая на него никакого внимания, началось стихийное активное «формирование отряда добровольцев-несогласных» для такого похода. И таких отчаянных курсантов во взводе набиралось довольно много. Послышались решительные крики:
 – Сашка! Выгрузишь моё имущество в роте, а я появлюсь завтра?
 – Серёга! Присмотришь и сдашь там мой автомат?
 – Пацаны, разгрузите мои вещи, когда приедете в училище?

Я тоже в этот момент заколебался – что же делать мне? Конечно, внутренне я был против затягивания времени отъезда и этого цирка устроенного лейтенантом, но не очень радостная и совершенно туманная перспектива тащиться по полям в таком состоянии меня тоже совсем не радовала. Михайлов тоже понимая, что ситуация окончательно выходит из под его контроля, наконец-то прислушался к голосу разума и вступил в переговоры с Витей Быковым и Юркой Ликаевым. О чём они там говорили, я не слышал, но нас всех остановил знакомый голос Вити Быкова:

 – Так, пацаны, тихо! Слушайте сюда! Сейчас всё решим!
Мы все, услышав его голос (вот что значит армия!) по привычке мгновенно затихли и повернулись к нему. И хотя Витя уже полгода не был нашим замкомвзводом и даже сержантом, а всего-то рядовым курсантом, но мы все слушались его из-за многолетнего уважения. А он спокойно, привычно и деловито «взял дело в свои руки». Видимо они в разговоре с лейтенантом сошлись на компромиссе – ладно, мы построимся возле машины, но дерево отвязывать до самой Алма-Атинской трассы не будем. Вите мы привыкли верить и догадывались, что не зря он возглавил это дело – значит действительно, что-то решилось! Многие из нас тоже своим умом понимали, что шагать по полям несколько километров радости мало. Да и ради чего?
 
Впервые за всё время этого восточного бедлама наступила тихая пауза. Наш лейтенант тоже замолк и только молча наблюдал за всем происходящим. Кто-то из наших курсантов залез в кузов машины и стал выбрасывать через открытый задний борт оттуда всё подряд: каски, противогазы, автоматы, полевые сумки и ОЗК – это всё вперемежку вылетало и, брякая падало на песок, собираясь в одну большую и бесформенную кучу. А мы все стояли молча возле неё полукругом, и никто из нас не решался, да и особо не спешил разбирать из неё свои вещи и оружие.

Я тоже стоял вместе со всеми и наблюдал, как упал «мой родной» гранатомёт с которым мы не расставались все четыре года. В моей голове при этом ещё промелькнула мысль, обращаясь к нему как к живому человеку: «Прости меня за это мой верный друг! Я же не виноват! И совсем не со зла к тебе я так поступаю – просто так по жизни получается!» Когда же последние вещи выбросили из кузова, Витя сказал нам разбирать из этой кучи только своё оружие. Только тогда по его команде все потянулись за ним. А когда разобрали – никто не строился, все только взяли в руку или повесили себе на плечо закреплённые за ними автомат, пулемёт или гранатомёт.
 
Окинув всех нас своим взглядом, Витя спокойно повернулся к лейтенанту и в полной тишине спокойным и немного раздражённым голосом произнёс: «Всё оружие на месте!» И почему-то все сразу отметили про себя, что сейчас он это сделал как-то очень просто, по-домашнему, совсем не так как это делал обычно раньше, докладывая по уставу и в строевой стойке, начиная со слов: «Товарищ старший лейтенант…» Удивительным было и то, что в ответ на эти его слова Михайлов лишь незаметно кивнул головой и без слов ни на кого не глядя, повернувшись кругом, направился к кабине автомобиля. А мы так и остались тупо стоять бесформенной кучей, очень напомнившей мне немую сцену из «Ревизора» в конце, даже не зная, что же нам делать дальше. Мы не могли в это поверить – неужели на этом для нас всё так счастливо закончилось? Это было так необычно после такой бурной и активной деятельности лейтенанта…
 
Да, видимо, у лейтенанта что-то в мозгах сломалось или до него на самом деле дошло, что он ничего сегодня от нас не добьется? А может, он обиделся на нас, просто махнув рукой на всё происходящее вокруг, по принципу: «Вот какие неблагодарные люди! Делайте дальше что хотите, для меня главное – оружие на месте, а за потерянное или недостающее имущество вам самим придётся рассчитываться с ротным. Ведь для меня, как и для вас тоже – всё равно последний день!» Потом в этой необычной тишине мы услышали, как солдат хлопнув дверцей машины, появился рядом с нами, выйдя из кабины ожидая, чтобы закрыть задний борт за нами.
 
 – Ну вот пацаны всё и закончилось! Давайте забрасывайте вещи обратно в машину – и поедем! А там по приезду в училище разберемся, что к чему! – вновь вернула нас в реальность команда Вити Быкова.
Осознавая реальность происходящего, как и то, что лейтенант наконец-то успокоился и оставил нас в покое, мы с радостным гулом приступили к посадке, в смысле начали опять навалом забрасывать в кузов свои вещи. Послышались радостные крики: «Ура! Победа! Домой! Прощай Учебный центр!» Солдат-водитель, подняв борт за последним курсантом, вновь скользнул нерадостным взглядом по привязанному к машине дереву, и мы тронулись в обратный путь. Сидя на своём «штатном месте» и смотря во все глаза на уплывающие от нас в даль, такие до боли знакомые пейзажи полигона я только сейчас обратил внимание на то, что этот получившийся таким длинным для нас день почти закончился. Порозовевшее солнце уже было очень низко, почти касаясь земли, и от всех предметов на песке стелились длинные тени.
 
Солдат вёл машину аккуратно и небыстро, давая нам всем возможность полностью насладится восторгом от дерева, шуршащего за нами по земле и поднимающего за собой пыль. В этой пыли сначала мимо нас медленно проплыл автопарк, потом директриса БМП, затем лагерь абитуриентов, в котором кипела своя жизнь нашей смены и по всему было видно, что там сейчас никому до нас нет никакого дела… Как обидно! А с другой стороны – теперь на всё наплевать! На этом наш кусок жизни здесь навсегда закончен! Давайте молодая абитура теперь вы дерзайте здесь – ваше время пришло! И уж очень постарайтесь быть не хуже нас! Хотя, конечно, куда вам до нас!

Глядя на борозды, остающиеся за нами на дороге (дань многолетней училищной традиции – замести за собой следы!) в душе хотелось закричать во всю силу лёгких всем: «Эй! Люди! Смотрите! Это ведь мы уезжаем отсюда последний раз и навсегда!» В тот момент и мне в душе очень верилось в это (наивный!) – что моя военная судьба меня сюда больше никогда в жизни не занесёт! С таким восторгом мы миновали тактическое поле, знаменитую арку, которой у меня было связано много своих воспоминаний. Ещё с абитуры у меня в голове остались воспоминания, что это был такой своеобразный жизненный рубеж, до которого на зарядке нужно было обязательно добежать, а потом я собственноручно её подкрашивал и вообще это официальная граница Учебного центра! Вот теперь уже точно нам можно прощаясь махнуть ему рукой!
 
Пропылив по мосту через речку и миновав пост со шлагбаумом, который не пропускал родителей на Учебный центр дальше дорога пошла среди безжизненных полей и наше дерево где-то посреди них из-за того, что солдат прибавил скорости, само оторвалось от машины. Такой оборот дела к нашей всеобщей радости здорово приподнял всем настроение – ведь это избавляло нас от необходимости останавливаться и отвязывать его самим! Понятно, что нам всё равно пришлось бы это сделать – не ехать же с ним по хорошей асфальтной дороге, а раз так получилось – вот и лучшее решение всех проблем!

Очертания Учебного центра начинали скрываться в вечерних сумерках, уплывая от нас куда-то вдаль. В те минуты, когда среди бескрайних степей машина приближалась к Николаевскому мосту эта дорога вновь напомнила мне тяжёлый забег по ней на первом курсе – правда теперь показалось, что это было очень давно… Но эти воспоминания под привычное раскачивание в кузове с быстротой молнии проскочили у меня в голове, и на смену им пришли новые – что же ждёт нас по возвращению в роту? Кажется, как давно мы уезжали оттуда… Наверняка там за эту неделю, пока мы пропадали на Учебном центре произошли какие-нибудь события! А впереди меня ждёт «золотая неделя» – самое долгожданное время, о котором так сладко мечтает каждый курсант – последние дни до выпуска!

В город мы заехали уже в вечерней темноте. Она скрыла от нас привычные виды пригорода Покровки и 70-го разъезда. Лейтенант Михайлов по тыльной дороге сразу подъехал на машине к самой роте и молча хлопнув дверцей ни на кого не глядя направился в роту. Когда же и мы со счастливым и радостным настроением, неся в руках своё имущество и оружие, поднялись вслед за ним – нас поразила необычная тишина, стоящая в ней. В расположении роты не было так привычного для нас шума за долгие годы, она оказалась практически пустая. Только всего несколько наших друзей из других взводов встретили нас, поздравляя с возвращением, сразу пояснив, что теперь нам можно делать что хочешь. Хочешь – езжай на всю ночь в город, а хочешь – спи здесь. Наших офицеров совершенно не интересует где ты пропадаешь ночью. Даже все патрули в городе уже не обращают на нас никакого внимания. А утром все курсанты вновь соберутся, чтобы узнать ситуацию.

И хотя у нас «золотой недели» в полном смысле этого слова не было –  получалось всего несколько дней до нашего выпуска, но они все слились у меня в памяти в один. Каждый из них был до отказа наполнен событиями и радостной предвыпускной суетой. И всё здесь для нас доставляло удовольствие – было новым, радостным и необычным: получение первого офицерского денежного довольствия (получка и отпускные – огромная по тем временам сумма), сдача оружия и имущества, вручение фотоальбомов и памятных знаков, подготовка к выпуску…

Из этих разных событий мне почему-то хорошо запомнились только несколько ярких событий – однажды весь наш батальон-выпускников собрали в новом клубе. Все годы нашего обучения его закрывал от наших глаз привычный высокий бетонный забор и можно было только догадываться о том, как там продвигаются дела. И вот всего-то за несколько дней до выпуска забор убрали, и современный клуб стал радовать глаз своим видом! Строители как раз успели закончить его постройку к нашему выпуску! Вокруг клуба на ещё пустых газонах лежала свежая чёрная земля, а внутри стоял запах свежей краски, лака и новой мебели.

 Увидев новый зал, в который нас привели – самых первых  курсантов училища и, сравнивая его с нашим старым клубом, мы были приятно поражены! Здесь всё было выполнено на высшем уровне: высокий потолок, красивые мягкие деревянные сидения, поднимающиеся вверх и огромный экран. Оглядев всё это богатство, у нас в головах сразу появились шальные мысли:
 – Да-а, нечего сказать! Вот повезло нашим курсантам! В таком клубе видимо будет приятно смотреть кинофильмы по субботам и воскресеньям. Эх! Как жалко, что мы этого уже не увидим – мы уже выпускаемся!

Здесь и была организована наша встреча с Командующим САВО – генералом Язовым Д.Т. Это только потом, спустя десять лет он громко прославится, и все будут вспоминать его, только связывая вместе с ГКЧП. А тогда для нас это был лихой и бравый генерал, участник Отечественной войны и Карибского кризиса. Его мы и раньше часто видели на парадах и торжественных мероприятиях в Алма-Ате, да и его портрет давно висел в расположении нашей роты вместе с Министром обороны.

Но вот так близко и неформально встречались впервые. Язов говорил с нами обо всём простым языком и без бумажек: поздравлял с окончанием обучения, о роли лейтенантов в армии, вспоминал многочисленные истории из своей офицерской службы. Затем перешёл на международное положение СССР, блок НАТО и конечно про Афганистан. Многое из его слов с годами забылось, но мы все именно тогда запомнили его характерную фразу о непростых отношениях нашей страны с социалистической Румынией: «…Чаушеску (лидер Румынии на тот момент) – забей ему в ж.. стамеску!» Для нас тогда это было так поразительно услышать такую характеристику от Командующего САВО, но всё же, как эта фраза оказалась пророческой в 1981 году! Через восемь лет после этих слов по решению суда за все его выходки своим восставшим народом Чаушеску был казнён.

Новый клуб запомнился мне ещё тем, что именно там, как раз к нашему выпуску нас поздравил своей первой продукцией Алма-Атинский завод по производству пепси-колы. Несколько лет, пока мы учились, его строили и налаживали производство (сколько разговоров было об этом – все горожане ждали этого чуда!) и на помощь несколько раз привлекали наших курсантов. Так вот оказывается, руководство завода не забыло этого, как и обещали – первые непривычно маленькие бутылочки с этим экзотическим напитком появились в Алма-Ате у нас на выпуске! Когда же я впервые взял в руки бутылку с пепси-колой и отпил из неё глоток, почему-то сразу ощутил – моя жизнь удалась! Вот достойная награда за всё, что пришлось пройти за четыре года. Конечно, теперь это вспоминать смешно, но тогда…

Ещё одно яркое событие – за день до моего торжественного выпуска я встречал маму вместе с Людой в аэропорту! Они прилетели на мой выпуск! Как же я был рад этому! Обнимая маму и Люду в аэропорту я был счастлив – сколько раз мама приезжала ко мне пока я учился в училище (и каждый раз это было рискованное мероприятие), но на этот раз всё будет совсем по-другому! После их приезда вся моя жизнь завертелась радостным и счастливым колесом. В хороший солнечный день я в парадной лейтенантской форме, сияющей золотом погон, и с отличным настроением последний раз стоял в строю на старой площади, получая диплом вместе со знаком о высшем образовании.

Очень символичным для нас стало и то, что всё закончилось именно там, где всё начиналось – радостные мы все вместе возложили цветы героям в парке имени 28 героев-панфиловцев. Именно здесь, на этом месте я четыре года назад принимал военную присягу, тогда совсем не представляя того, что же мне придётся пройти. Теперь казалось, как же быстро пролетели эти годы! Правда сейчас здесь всё выглядело намного красивее и торжественнее чем тогда: исчез забор, закрывающий новый Дом офицеров, в постройке которого мы принимали активное участие. Поэтому замысел архитекторов принял окончательный вид – высокие деревья вокруг памятника заканчивались, и глазу открывалась огромная площадь, от которой веяло свободой и простором. А за ней высилось огромное, в несколько этажей, новое здание Дома офицеров с большой аркой посередине. Вот на этой радостной ноте – после последних поздравлений и пожеланий всё закончилось! Прозвучала такая долгожданная для нас последняя команда:
 – Всё! На этом все свободны! Давайте лейтенанты – в добрый путь! Теперь нет для вас больше никакой второй роты или каких-то взводов. Дальше каждый из вас – отвечает только сам за себя.

После этого мы все вместе (моей мамой и Людой) направились на автобусную остановку. В тот момент, крепко держа в руках диплом и коробочку со знаком об окончании училища, мне казалось, что нет сейчас на свете человека счастливее меня! Такое огромное и важное дело закончено! Мне оставалось только завтра утром в последний раз заехать в училище за документами, отгулять месяц в отпуске и дальше меня ждала новая жизнь – здравствуй САВО! Принимай нового лейтенанта!

Тогда я был молод, амбициозен, полон сил и очень верил в то, что мне пора, пора уже скорее вынимать маршальский жезл из солдатского ранца! Когда тебе двадцать один год жизнь кажется такой бесконечной. При этом вопрос, где мне придётся начинать служить был совсем второстепенным! Да! И ещё: если бы мне в тот момент попался какой-нибудь человек, который бы усомнился в моих способностях – я бы его прямо там порвал на части! Так верилось в себя! И не только мне. Это только позже станет понятным – в войсках мне ещё предстоит многому научиться.
 
А ещё у меня скоро в Чимкенте намечается собственная свадьба – ещё одно радостное и непростое событие, и для этого нам нужно спешить туда, чтобы утрясти последние проблемы. Поэтому я с утра последний раз зашёл в роту попрощаться со своими друзьями в училище, отбирая вместе с ними для себя фотографии с нашего выпуска у ушлых фотографов, которые за ночь успели их напечатать и сейчас в ленинской комнате на сдвинутых вместе столах организовали импровизированный базар по их реализации! Молодцы ребята – нечего сказать! Среди огромной кучи фотографий я сразу же нашёл одну большую, на которой нас удачно запечатлели всех вместе: Тараса, меня, Люду и мою маму! И как ему удалось так нас заснять – не понимаю, мы этого даже не заметили.
 
Получив все последние аттестаты (вещевой, денежный и на оружие) вместе с отпускным билетом, я счастливый и распираемый изнутри чувством гордости за себя последний раз вышел из училища. Хлопнув напоследок дверью первого КПП я осознал, что именно она сейчас чётко – границей разделила мою жизнь на «до…» (курсантскую училищную) и на новую, ещё неведомую – «после…» (офицерскую). Для меня навсегда захлопнулись двери курсантского мира военного училища, поглотившего долгие четыре года моей юности, которые вместили в себя и дали мне очень многое, чего не расскажешь в двух словах.

 Встречи и разлуки, преодоление своих внутренних слабостей, а также всех мыслимых и немыслимых преград, приобретение выдержки и настойчивости, страдания и радость, горечь и умение ценить наслаждения от жизни, надёжных друзей на всю жизнь и ненависть к несправедливости. Вот и наступил тот момент, когда остались за спиной все наряды и караулы, сессии и зачёты, а так же моё койко-место в казарме. Прощай, АВОКУ! Но то, что осталось храниться в душе – отнять невозможно, поэтому никто не отнимет у меня – АВОКУ! Почему-то тогда очень наивно верилось, что мы расстаёмся не навсегда – мы все будем обязательно видеться (хоть и реже). С такими радостными мыслями я привычно последний раз дошагал до остановки на переезде и влез в автобус, который скрипнув дверьми и фыркая от июльской жары повёз меня в новую жизнь…

В тот же день мы налегке, взяв только парадную форму, вместе с моей мамой и Людой вылетели самолётом в Чимкент. Потому что все свои военные вещи я оставил на хранение нашей бабушке, у которой мы снимали «хату». Разумно рассудив при этом, что раз мне через месяц всё равно придётся возвращаться в Алма-Ату за назначением – то было бы глупо возить их туда-сюда. Вот таким счастливым образом 18 июля 1981 года в моей жизни оказалась перевёрнутой последняя курсантская страница, связанная с  училищем. А дальше начинались трудные годы офицерской жизни с непростыми приключениями и меня в ней ждали ещё неизвестные на тот момент события и совсем другие горизонты. Я давно это заметил – мне очень тесно стало в училище, хотелось на волю, на простор, да такой, чтобы не объять руками. Эх! Кому же не знакома ещё со школьных лет эта несбыточная идея – вот возьму и дотянусь, дойду, дошагаю до этой черты горизонта! В тот момент мне очень верилось в это…