Ваза

Кл Мерлин
Возможно, где-то есть конец пути, и возможно, кто-то знает о нем что-либо. Правда, я за все это время не встретил ни одного знающего человека. Впрочем, встречал ли я людей? Вопрос звучит абсурдно, нелепо, но сейчас, после стольких миль пути, я не могу не задаться им. Встречал ли я людей? Наверное, звучит как жалкое подражание этому греку из Коринфа, но ничего общего мой вопрос с его поисками человека не имеет. Я не ищу людей, никогда не искал, но мне всегда казалось, что встречал их. Каждый, отправляющийся в путь, встречает в дороге людей – может много, может – пару-тройку человек, но встречает. По крайней мере, так пишут в книгах. Но что насчет меня? Встречал ли я людей?
Сказать по правде, ответить на этот вопрос представляется сложным. Наверное, сложность ответа исходит из сложности постановки. Задать этот вопрос тоже довольно трудно. Встречал ли? Я встречал? Встречал людей? Язык очень далек от совершенства. Вот какой из этих трех вопросов задан в вопросе «Встречал ли я людей?»? Все, наверное, знают, произнесение вопроса и его постановка – действия совсем не одновременные.
Когда мы озвучиваем вопрос, мы лишь произносим набор звуков, складывающихся в более-менее ясные слова, которые объединяются во фразу. А фраза же эта имеет очень мало смысла. Она повисает в воздухе, и висит в нем вечность. Во время этой вечности – совсем небольшой, обычно и происходит постановка вопроса. Постановка – то есть, он ставится. Прямо как ваза на стол – до того, как она не стоит, она – не ваза, она лишь готовится быть вазой. Главный признак вазы – то, что она стоит. Она может даже не существовать, но если она стоит – она уже может быть вазой. Если же она существует хоть миллион раз, но не стоит – то это нисколько не ваза, и даже не тень вазы – тень должна прилагаться к предмету. Это нечто, готовящееся стать вазой.
Так и висящая в воздухе фраза готовится стать вопросом. Впрочем, она может им и не стать. Как и пре-ваза, даже обретя стоячее положение, не обязательно станет вазой. Она может стать кучей осколков, может стать песком, может стать кувшином, может стать некоей лишней вещью – зависит от того куда, как и когда поставили это нечто. Так и фраза – у нее есть шанс стать вопросом, но станет ли, а если нет – то чем станет – это все зависит от все тех же обстоятельств постановки. Кто, кому, где, куда, как, когда и еще на сотню вопросов нужно ответить, чтобы сказать однозначно – да, это вопрос, или же – нет, это не вопрос, это торт.
Однако даже если мы определили, что фраза эта – вопрос, а ничто иное, нам предстоит долгая работа, чтобы понять его внутренность. Так, поставив вазу, нужно заглянуть в нее, чтобы увидеть, что в ней находится – цветок или змея, а то и все вместе, или же цветок, прикинувшийся змеей. Чтобы заглянуть в вазу, нужно иметь чувства. Зрение, осязание, может быть, обоняние и слух. Тогда можно заглянуть, пощупать, понюхать, послушать – и гордо заявить – да, это цветок – зачастую перед тем, как быть укушенным ядовитой змеей, все-таки тех, кто действительно может понять, даже содержание вазы, крайне мало, а что уж говорить о тех, кто способен понять содержание вопроса? Порой, даже ваза сама не способна на это.
Однако, даже не заглядывая в вазу, можно определить, что там есть. Разумеется, не точно, но все же, любой скажет, что в вазе либо материальная вещь, либо ничего. Понимание этого передается из поколения в поколение, так же, как умение находить звериные тропы у лесных животных. С этим спорить никто не будет, и не потому, что так думают все, а потому что иначе и быть не может. Наблюдающий вазу с облегчением вздыхает, понимая, что перед ним – ваза, потому что круг предположений о ее внутренностях резко сужается. В вазе не будет мысли или же запаха. Что же до вопроса, мы также инстинктивно понимаем его содержание, но сформулировать это – куда сложнее.
Может быть, вопрос содержит смысл или же не содержит ничего. Но смысл ли - первосодержание? Ведь, говоря, что ваза не содержит запаха, всегда нужно помнить, что в вазе может быть вещь, которая этот запах испускает. В таком случае, запах будет содержанием вещи, но никак не вазы. Так является ли смысл непосредственным содержанием вопроса или же содержанием слов, которые содержатся в вопросе? Однако, для передачи смысла слов недостаточно. Что вы думаете, достаточно появления этих слов, чтобы появился смысл? Слова должны сопровождать интонации, контекст, обстоятельства – и лишь тогда из простого набора звуков или символов они превращаются в набор звуков или символов, имеющих смысл.
Однако вопрос ставится, то есть становится вопросом, уже после высказывания фразы, высказывания слов. Не появляется же перед нами сначала цветок, а лишь затем он обрастает вазой? Так и здесь, сначала появляется слово, затем – вопрос, и он уже содержит смысл ним. Смысл, правда, появляется не обязательно. Как может в вазе быть цветок, а может и не быть, так и в вопросе может быть смысл, а может и не быть.
Ваза может упасть, и тогда она перестанет быть вазой. Цветок может завянуть или быть вынут, и содержание вазы изменится. Так и вопрос – он не постоянен. Если его сущность определяется многими вопросами – где-как-когда-кем-кому и прочими, то уже через совсем небольшое количество времени ответ на один из вопросов может измениться. И тогда изменится либо содержание главного вопроса, либо же он станет не вопросом, а чем либо иным, либо же он исчезнет.
Вот так. И теперь я точно могу сказать, что ответом на вопрос «Встречал ли я людей?» будет