Круг доверия

Юлия Нифонтова
Этот рассказ можно послушать в аудиоформате: http://www.youtube.com/watch?v=or84bOdk9w4

God, grant me the serenity to accept
the things I cannot change,
courage to change the things I can,
and wisdom to know the difference!

Боже, дай мне разум и душевный покой
принять то, что я не в силах изменить,
мужества изменить то, что могу и
мудрость отличить одно от другого.

Молитва международного
содружества Анонимных Алкоголиков

        «Это снилось мне, точно когда-то снилось! Именно такой оранжевый свет аварийных огней, мигающий в темноте, а главное, состояние полной беспомощности!» – неуклюже заворочались в заиндевевшем мозгу  обрывочные Сонечкины воспоминания.
        Даже не верится, что только вчера утром я была дома, и жизнь размеренно текла по своему руслу. Как же я была счастлива! Почему когда живёшь по-привычке, в светлом и тёплом мирном пространстве, то не замечаешь своего счастья, а вечно придумывая и раздувая претензии, разнюнишься: «Ах, я бедная-несчастная, почему дивизионы супер-кино-героев меня не любят безумно-прибезумно и не падают к моим ногам штабелями? И почему я не миллиардер на отдыхе? Где мой кровно заработанный остров? Что за безобразие?!! Как жить-то в этаком кошмаре?!
        А по сути, чего ноешь, дурында? Чего Бога гневишь? Войны нет! В агонии не корчишься. Зубами от боли не скрипишь. От голода не пухнешь. Так чего ж тебе надо?! Привилегий особых? Подтверждения Вашей уникальной неповторимой избранности?
        Вот и допрыгалась, сиди теперь мёрзни в снежном капкане и думай о том, как всё на самом деле было хорошо!»

        Накануне этой злополучной поездки Сонечка, как обычно, посетила «круг доверия», так она называла собрания анонимных алкоголиков, которые ни разу не пропустила в течение трёх с половиной лет. 
        В «анонимные» она попала едва живой от двухнедельного запоя, в жалком пришибленном состоянии после смерти сына Павлика. Сын погиб в армии, как гласила справка, от двустороннего воспаления лёгких. Но когда гроб по настоянию матери вскрыли, то тело Павлика было в ужасных ссадинах, кровоподтеках с многочисленными переломами. Добиться правды одинокой женщине не удалось. И, не дождавшись решения очередного бесполезного суда, омертвевшая от горя мать стала пить в одиночку и сразу запоями.
        Имя София всегда ей очень нравилось, поэтому она и назвалась так, придя в содружество. Но «анонимные» быстро переиначили Софию в Сонечку, выражая тем особое к ней покровительственное отношение. Да и на самом деле Сонечка с её миниатюрной фигуркой и кукольным личиком в свои сорок пять лет напоминала девочку-подростка, перепуганную жестокими реалиями непростой жизни. Даже перенесённые страдания и хоть не продолжительный, но бурно развившийся алкоголизм не вытеснили из её голубого взгляда свежести и удивления, свойственного ранней юности.
        На том собрании не было ничего необычного. После традиционной общей молитвы вокруг свечи, расселись в глубокие кресла – каждый на своё любимое место. У двери два друга коллеги-философы, преподаватели университета, у стола, как всегда, Толик-Мимо-Кассы (флегматичный владелец многочисленных продуктовых магазинов и одного оптового склада), рядом Таня-Мерседес, прозванная так из-за безумной любви к своему холёному транспортному средству. В содружестве не принято было спрашивать фамилии, их заменяли опознавательные псевдонимы, что являлось показателем признания – ты свой. Вот они все, родные: Витя-Альпинист, Саша-Колдун, Костя-Филармония, Гоша-Стоматолог, Лёва-Будулай. В углу смущённо жался новенький, пока не заимевший почётного прозвища.
        Особенно было отрадно отметить Сонечкиному глазу, что «круг» – это, наверняка, единственное место в городе, где симпатичные, трезвые мужчины составляют абсолютное непререкаемое большинство.
– Самое удручающее для меня сегодня – резкое похолодание. Как всегда неожиданно нагрянула зима. И, кажется, что жизнь остановилась. Всё во мне как-то съёжилось и забилось в испуге, – эмоционально говорил о своих чувствах рафинированный балетно-стройный Костя. Сонечка внутренне откликнулась на его слова, потому что тоже до жути боялась холода, слыла мерзлячкой, а в «эпоху активного употребления» заимела фобию – замерзнуть пьяной в снегу.
        На отработке «актуалки», когда все по-очереди делились переживаниями за неделю и проговаривали своё эмоциональное состояние на данный момент, Сонечку вдруг захлестнула волна внезапной эйфории, что часто случается с людьми, повернувшими жизнь вспять. Это было уже почти забытое чувство, которое неизменно переживали все члены содружества на первых порах отказа от спиртного. Когда только хорошее настроение и полно добрых надежд, разглаживаются морщины, светлеет кожа. Явственно ощущаешь, как меняется химия организма, как очищается тело и душа, и что-то ещё… – некий незримый канал, что связывает тебя с Кем-то-Там-Наверху, с твоей, только твоей Высшей силой. Тогда сбываются самые заветные мечты, случаются самые невероятные счастливые повороты в судьбе.
        На «актуалке» невозможно врать или кривить душой. Сонечка точно знала, что если будешь до конца честной, со светлым «нутром», то все невзгоды, рассказанные на «круге», уйдут. И вообще всё начнёт меняться самым необъяснимым образом непременно в лучшую сторону. Поэтому она старалась быть предельно искренней. В конце откровенного монолога Сонечка импульсивно решилась проанализировать своё нынешнее отношение к «зелёному змию»:
– Знаете, друзья, меня теперь выпить можно заставить только под ружьём. Или когда мне, например, отвёрткой разожмут рот, вставят воронку и зальют алкоголь, тогда я, наверное, сглотну, чтоб не захлебнуться. Но сопротивляться буду до-последнего! Я не знаю, что должно случиться, чтобы я впустила в себя алкоголь?!! Нет такого обстоятельства, при котором я бы согласилась выпить добровольно!!!

       С работой у Сонечки, как ни странно, дела складывались стабильно – десять лет на одном месте. Не в пример многим членам содружества, что за свою алкогольную «карьеру» бесконечно меняли службу, семьи, прописку в сторону ухудшения. А всё благодаря золотому сердцу директора музея, в котором Сонечка работала сначала смотрителем, а когда бросила пить, то стала стремительно подниматься по служебной лестнице. В течение года ей по нескольку раз увеличивали оклад и повышали в должности. Затем, вспомнив о дипломе пединститута, назначили старшим методистом. Не ожидая такого головокружительного взлёта, Сонечка полностью окунулась в дела.
        Директор музея Гарри Борисович души в Сонечке не чаял и последнее время стал брать на ответственные мероприятия и в командировки. Сонечка, в ответ, считала его личностью героической и по незрелой «анонимной» привычке нарекла Гарри Поттером Который Вырос. Кличка прилипла к Гарри Борисовичу, порой особо приближённые сотрудники называли его так даже в глаза. Он действительно словно сошёл с экрана чудесной голливудской сказки, слегка «подстаренный» умелыми гримёрами-виртуозами. Даже очки – главный опознавательный знак  отважного выпускника магической школы имелись в наличии.
        Сонечка всегда радовалась совместным командировкам, тем более такой: ей, Гарри и «первой замше» по научной работе Николавне предстояло провести два дня в соседнем городе, презентовать выставку о мифологии малых народов. Сонечка была легка на подъём, ведь за время нахождения «в программе духовного оздоровления» успела привыкнуть к дальним поездкам, так как содружество постоянно моталось по стране на различные слёты, форумы и конференции.
        Ехали радостно, играла приятная музыка, Гарри веселил спутников, свойственными только ему наивными шутками, и даже свеженагрянувший мороз не страшил Сонечку так, как обычно. Только угрюмый водитель Семёныч нарушал общую приподнятую атмосферу недовольным бурчанием. Но даже здесь среди давних коллег Сонечка тосковала по «кругу доверия». Последнее время она чувствовала себя в своей тарелке только среди «братьев и сестёр», круг стал сжиматься, а в колючую жестокую реальность выглядывать хотелось всё реже и реже: «Была б моя воля, я вообще общалась только со «своими».

        В городе, куда прибыла делегация, культурой заведовала дружная кавказская  диаспора. Специально или нет, но так случилось, что значимые посты «культурной ветви» возглавляли горячие волоокие джигиты, которые, как известно, находятся в той или иной степени родства. И всё бы ничего, да только традиции гостеприимства южных народов, что более всего страшило Сонечку, не знают мыслимых границ, не признают фразы «не пью!», а отказ поддержать очередной пафосный тост воспринимается, как личное оскорбление. Сонечка приготовилась держать оборону.
       Её худшие опасения подтвердились: хозяева были любезны сверх всякой меры. Столы ломились. А печальные вишнёвые глаза начальника управления по культуре Шамиля Махмудовича неоднократно заволакивала влажная досада. Может, от непомерно «употреблённого» или от невозможности заставить Сонечку пригубить даже глоток вина? «Главное не пить первую рюмку! – Сонечка, как заведённая, твердила в уме главный закон анонимных алкоголиков – Ведь это так легко, не пить всего только одну, а за ней не будет второй, десятой и несчётной в туманном забытьи!»
        Гарри Поттер Который Вырос на карнавале изобилия держался стойко, выдержав даже когда его верный заместитель – Николавна, разорвав путы «совковой» пуританской морали, потеряв очки и волнуя постпенсионными телесами, пустилась в буйствующий эротизмом восточный танец.

Там в степи-и глухо-оо-ой
за-амерзал ямщик…
(народно-застольная песнь)

         Когда выставка о доброжелательно настроенных и не очень горно-озёрно-таёжных духах была смонтирована, презентована, показана по местному телевидению и основательно обмыта начальством в буфете центральной гостиницы, пытка гостеприимством и сверх-обильным столом, наконец-то, подошла к финалу.
        Шумно прощаясь, бесконечно облапливая и лобызая друг друга в порыве горячих родственных чувств, «музейщиков» усадили в промёрзший «транспорт». Однако машина, проникшись общей идеей о невозможности существования порознь с высокостоящими мужами братского народа, трогаться с места категорически отказывалась. Но суровый Семёныч сурово подцепил к правительственной «иномарке» суровый канат – и музейная колымага недовольно затарахтела…
        Ехать обратно было ещё радостнее, только это было чувство, окрашенное теперь в новые спокойно-пастельные тона.
        Снегопад принял гипертрофированные формы. В свете фар казалось, что это настоящий звездолёт, рассекая межгалактическую трассу в чёрном космосе, попал во встречный метеоритный поток. Белые комья неслись навстречу бесконечной лавиной, превращая обычный однообразный путь домой в захватывающие кадры новой версии «Звёздных войн», где слегка помятые джидаи бороздят просторы Вселенной на небольших и не очень новых «Газельках».
        На уставших от повышенного внимания «астронавтов» навалилась размягчённая ленивая заторможенность, венчающая любой громкоголосый праздник. Текла тихая убаюкивающая мелодия, лишь изредка оживляемая краткими, но ёмкими впечатлениями от почти завершённой командировки:
– А как у нас Николавна-то с парнями горячими отплясывала! Э-эх!
– Да уж, Гарри Борисович, поверьте, сама от себя не ожидала таких талантов. Да разве таким милым людям можно отказать?
– Это да! А замечали: обратный путь всегда короче? Мистика!
        Но вскоре и эти слабые всплески эмоций утихли, салон погрузился в мечтательную сладкую дрёму. Николавне грезились темпераментные горцы, алчущие её благосклонности. Гарри Поттер Который Вырос погрузился в свой магический мир, где вновь и вновь переживал опасные для жизни и здоровья приключения, но неизменно одерживал верх над тёмными коллегами по волшебному цеху. А Сонечка окунулась в уют своей «анонимной» семьи, где под низким сводчатым потолком в бордовой комнате горела свеча, по кругу в огромных мягких креслах сидели «только свои» и вели долгие беседы на той грани откровенности, на какую не допускаются даже самые близкие родственники.

        Вдруг сдавленный крик директора резко выдернул Сонечку из бордового уюта:
– Влево! Семёныч, влево поворачивай! ВЛЕВООО!!!       
        Потёртый жизнью «звездолёт» явно сбился с курса и теперь на сверхзвуковой скорости падал носом в неизвестную галактику! Окна в машине со всех сторон на несколько секунд из тёмных вдруг стали абсолютно белыми. Межгалактическое корыто терпело крушение на планете Вечной зимы. Клубы снега облизывали со всех сторон отважную «Газельку», что таранила себе проход в безжизненное поле, словно погружалась вглубь гигантского мороженого.
         Это движение, как полёт среди плотной завесы облаков, казалось, продолжается бесконечно. Секунды растянулись до неузнаваемости – время на чужой планете текло по иным законам…
        Наконец с ощутимым толчком «корабль» приземлился, но не совсем удачно. Крен достиг максимально допустимой точки, по полу что-то покатилось, и судно со всеми обмирающими от ужаса пассажирами плюхнулось на правый бок.
        Сонечка, засыпанная невесть откуда взявшимися куртками и сумками, беспомощно барахтаясь, оказалась на стонущей Николавне:
– Колено! Разбила, наверное?..
        В салоне сразу всё смешалось: верх и низ, люди и вещи, страх и удивление.
        Дальнейшие события можно констатировать кратко: машина перевернулась, люди перепугались, двери заблокировались, аккумулятор сел, печь погасла…

        Во внезапно наступившей темноте и неразберихе единственным спокойным и здравомыслящим человеком оставался Гарри. Сначала он потянулся через оцепеневшего Семёныча и попытался открыть машину, но вскоре оставил эту затею, понимая: двери заклинило напрочь. Сонечка лишь угадывала, что длинная рыба, проплывшая во мгле, это Гарри что пробирался к заднему люку. Коротким рывком Герой Девчачих Снов откупорил выход в открытый космос. За Гарри протащился тяжёлый неуклюжий аллигатор - Семёныч.  В салон ворвался беспощадный холод.
– Всё! Никто нам не поможет! У нас на пороге «Скорой помощи» будешь подыхать, в конвульсиях биться – никто не глянет! – продолжала нагнетать обстановку Николавна, колыхающая штормовую волну где-то внизу. Сонечка же с тоской думала только об одном: «Как жаль, что я так и не собралась купить себе тёплые пуховые носочки!»

        Вопреки пессимистичным прогнозам Николавны, у затонувшего в снегу судна периодически тормозили сочувствующие ночные путешественники. Особенно часто заботу проявляли водители «большегрузного братства». Именно эти крепкие ребята, под удивлённые всхлипы Николавны, перевернули и поставили «Газель» в нормальное положение. Затем была протянута ещё одна «рука помощи»: машину взяли на буксир, отчаянно дёрнули на трассу… но не выдержал и предательски порвался трос, сведя героические попытки к нулю:
– Слышь, братан, тут другой тросик нужон, металлический, – констатировало «большегрузное братство» и умчалось за горизонт, в дальние запредельные рейсы.    
        Неудачная попытка нисколько не охладила пылкого руководителя музея. Гарри Борисович то резво прыгал по заснеженной дороге, тормозил все подряд автомобили, то кидался с остервенением выгребать снег из под колес «Газели». Стоящего столбом Семёныча он отправил на попутке в соседнюю деревню Пустяково на поиски жизненно необходимого троса.
        «Не зря всё-таки Гарри – босс, а Семёныч – лох!» – отметила про себя Сонечка, с восхищением глядя сквозь туманное окно, как мечется в завесе снегопада энергичная фигурка директора. Сама же она, не переставая, набирала по мобильнику номера всех, кто мог хоть что-то посоветовать. Раздобыв через знакомых несколько телефонов службы спасения, принялась названивать туда. Но недовольные заспанные голоса отвечали примерно одно и то же:
– Заявки принимаем с 8.00, сейчас ничем не можем помочь.
– А нам что делать, мы же замёрзнем здесь в снегу?! Вы же спасатели! Сейчас только половина первого! Как же нам сидеть в холоде столько часов!!!
– Позвоните в другой «Авто-спас», пи-и, пи-и, пи-и… 
        Стоимость услуги, что называли недовольные заспанные голоса «спасателей» и «спасательниц» была астрономической и во всех конторах, занимающихся вызволением граждан из беды только после 8.00, почти единой, слегка колеблясь в сторону увеличения.

        После того как Сонечка получила «отлуп» от всех «Авто-спасов», надежда оставалась только на «круг доверия». Уж они-то! В любое время, посреди ночи позови, всегда помогут, примчатся на помощь. Сонечка улыбнулась, вспомнив, родные лица анонимных братьев, и то как она впервые долго не решалась войти в группу, без которой теперь жизни не мыслила. Тогда, первый раз, казалось, что её встретят синие хроники, только что вынырнувшие из теплотрассы с опухшими от перепоя страшными дутыми мордами.
        Увидев милых интеллигентных хорошо одетых людей первой мыслью было: «Подсадные, что ли?! Понабрали где-то актёров, чтоб мозги людям пудрить?! Не настоящие они какие-то. Да эти пижоны и не пили-то сроду, ничего кроме полбокала шампанского и то не каждый Новый год! Не могут алкоголики так хорошо выглядеть! Подстава!» Но когда Сонечка узнала что группа красивых, атлетически сложенных молодых парней – представители дружественной группы «анонимных наркоманов» сомнения усилились во сто крат. В её понимании наркоманы – конченые «нелюди», лишённые всего человеческого и выглядеть они должны соответственно. Африканские зомби-людоеды из ужастика: фиолетово-чёрные круги под безумными глазами, фигуры истощённых велосипедов. А эти, как на подбор, все молодые, красивые, хоть сейчас на журнальную обложку!
        Позже она узнала, что между «действующими» и «анонимными» огромная разница размером с Мариинскую впадину. Воистину, твёрдый нравственный стержень должен быть внутри у человека, чтоб он победил самую страшную в мире неизлечимую зависимость да ещё мог радоваться жизни и двигаться вверх по пути духовного развития! Да и оставались не все, только особые, избранные люди, которые и составляли костяк содружества. 
      
        Приятные Сонечкины воспоминания прервала нежная трель телефона. Нет, отважные спасатели не усовестились, решив всё же смилостивиться и помочь замерзающим путникам, это «сдохли» батарейки. Немного помигав на прощание, маленький экран погас.
       У Николавны же отношение с мобильной связью было весьма поверхностное. Поэтому, подаренные детьми «сотики» аккуратно покоились в верхнем ящике комода, а затем неизменно передаривались внукам. 
        Мороз пробирал всё ощутимее. Ноги будто сковало льдом, и как после укола местной анестезии, пальцы онемели и перестали слушаться. Мысль о некупленных тёплых носочках навязчиво крутитилась в голове подобно заезженной пластинке. Окна в машине затянуло морозными узорами. Спустя полчаса это тонкое «вологодское кружево» стало превращаться в оренбургский пуховой платок плотной вязки. Вскоре изморозь мохнатым рельефом в палец толщиной так плотно залепила стёкла, что казалось, люди, как персонажи мистического триллера, закупорены в мягкую белую капсулу и существует отдельно от всего суетного мира, не подчиняясь общим законам времени. Наступила полная тишина. Внутри изолированной капсулы витала тень беды, пожирая людей изнутри и подтачивая их волю с каждой тягучей минутой. 
        Самый ужасный стресс не единомоментный, когда ты: «Ах! –  испугался, а потом, – Фу-у…» и отлегло. Но более жуткий страх – нарастающий, растянутый во времени, когда сидишь в безвыходном положении и не знаешь, кончится это когда-нибудь или нет…

И как всегда бывает в таких случаях, погасшая надежда жалила больше самой беды. Недаром одна из злейших пыток мрака состоит в том, чтобы дать надежду и отнять её, дать и отнять – и так до бесконечности. Искушение надеждой – это пытка льдом и огнём.
                Дмитрий Емец «Мефодий Буслаев. Месть Валькирий»

        Томительную неизбежность всколыхнул порывистый Гарри. Он шумно плюхнулся в салон и стал рассказывать и изображать предпринятые им меры, по-итальянски темпераментно жестикулируя, насколько было возможно в стеснённых условиях кабины. Милосердно опуская то, что все попытки потерпели фиаско, излишне нагоняя на себя бодрость, Гарри изо всех сил пытался внушить уверенность своим скисшим подопечным. Но в чём он действительно не притворялся, это невероятная стойкая вера, что всё будет хорошо. Он даже впал в некий необъяснимый азарт, видимо, свойственный исключительно героям детских волшебных сказок: 
– Не унывайте, барышни, рядом с вами такой красавец-парень встал на ночлег – Вася! На гружёной мясом громадине. Видите, вон рядом. И огни аварийные включил, теперь нам точно помогут. Если что – мы не одни, а это в нашем положении уже не мало!
– Гарри Борисович, у вас же все ноги мокрые! – громогласно ужаснулась Николавна, отыскав среди беспорядка свои толстенные очки.
        Действительно его серые брюки до колена были насквозь пропитаны грязной влагой, замёрзли и покрылись твёрдой коркой. Впотьмах штанины смотрелись, как металлические. О том, что творится в  щёголеватых узких ботинках, можно было только догадываться.
        Николавна и Сонечка чуть ли не насильно усадили шефа к себе на заднее сидение в серединку, набросив на него всю одежду, что только можно было найти в салоне.   
– Ничего, двое индейцев под одним одеялом не замёрзнут, а тем более трое! – бодрился Гарри.
        Фигурой Николавна – «центнер с гектара», как сказал бы Толик-Мимо-Кассы, который сам – два центнера. И хоть занимала бессовестно много места, но и польза от неё была немалая – она словно отапливала заснеженную берлогу изнутри, как мать-медведица обогревает двух своих косолапых несмышлёнышей во время зимней спячки. Вдруг Большая Медведица зашевелилась, заворочалась, пытаясь поудобнее пристроить ушибленную ногу, так что снежная колыбель на троих опасно покачнулась.
– Ой, чего это! Смотрите, ВОДКА!!! – Николавна вытащила из под сиденья закативщуюся туда бутылку белой «Посольской», – это же Шамиль Махмудович нам в дорогу сунул. Гляди-ка, не разбилась! Теперь выживем!!!
– Девчонки, сейчас греться будем, – заверил Гарри и молниеносно скрутил пробку. «Однако – стаж!» – отметила про себя Сонечка, и одновременно всё у неё внутри сжалось, как перед прыжком с высокой кручи.
        В нос ударил резкий запах спирта, словно госпожа Смерть дыхнула смердящей открытой пастью прямо в лицо. Сонечка забилась в угол, как ненужный перепуганный щенок, чей животный инстинкт грозил: «Сейчас хозяин злой – бить будет в любом случае!»
        Николавна глотнула первой, порция шумно прокатилась по её горлу, прожигая себе путь внутрь утробы. В Сонечкиой памяти вдруг ясно и чётко всплыли собственные слова на последнем «круге доверия»: «Я не знаю, что должно случиться, чтобы я впустила в себя алкоголь?!! Нет такого обстоятельства, при котором я бы согласилась выпить добровольно!!! – а, ещё я, кажется, говорила, что меня можно заставить выпить только под ружьём, но сопротивляться буду до-последнего!»
– На, согрейся! Хоть глоточек... – обратилась сердобольная Николавна с выражением крайнего сострадания. Сонечка машинально отрицательно помотала головой протянутой бутылке. Мысли испуганными куницами стали метаться в Сонечкиной голове, как по клетке: «Что делать? Если выпью, то, конечно, согреюсь… остановиться не смогу! А дальше?! Позор. Презрение: нажралась, а ещё женщина называется! И неизменно – смерть! А не выпью – загнусь от переохлаждения. Когда ещё нас спасут, да и спасут ли вообще? Зато не в позоре, не в вони, не в блевотине. Замкнутый круг какой-то! Но свою группу я не могу подвести!!! Это равносильно предательству»:
– НЕТ. Не буду, пожалуй, а то одного глотка мне много, а ста – слишком мало, – твёрдо сказала Сонечка и решительно отвернулась к замороженному окну. Страдалица крепко-накрепко зажмурила глаза и не шевелилась, прикинувшись, что мертвецки спит, причём уже очень давно.
        Она принялась неистово молиться, не замечая, порой, что губы шевелятся и выдают: её сон – не более чем самодеятельная театрализация и  наивная попытка отстраниться. Сначала слова путались в голове, менялись местами, но потом выстроились в нужном порядке и пошли стройными рядами, как вымуштрованные нахимовцы на образцово-показательном параде.
         Вечерний молебен неожиданно прервал Семёныч. Он вернулся злее чёрта, без троса.
– Ну, чё там? – после продолжительного молчания и взаимного сердитого сопения первым не выдержал любознательный Гарри.
– Да ничё!!! Тык-пык. Туды-сюды… МЧС нету! Ничего у них нету! Темнотища. Трактористы токма с утра. Мент дежурный даже дверь не открыл. 
        Семёныч одним махом прикончил остаток «поллитры». И с последней «посольской» каплей иссякла очередная надежда на спасение.
        Особенно трудно было переносить всепроникающее «амбре» перегара, который Сонечка и без того всегда безошибочно выделяла с большого расстояния в любой толпе. От него начинало мутить, корёжить, выворачивать и безосновательно раздражал любой пустяк. А тут под боком два источника свеженького «вонизма», извергающие зловоние прямо из желудка в желудок.
        Сонечка попыталась отвлечься, отгородиться от навязчивого запаха. Единственным выходом, который подсказывала программа духовного выздоровления анонимных алкоголиков, была медитация. Для начала, чтобы войти в изменённое состояние сознания, Сонечка стала мысленно крутить светящийся золотой шарик. Он крутился, крутился, крутился…

Под небом голубым
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И яркою звездой…

        Сонечка пригрелась, расслабилась и с удивлением заметила, что перестала дрожать. Вдруг стало по-настоящему жарко в тяжёлой шубе. Она начала из неё «вылупляться», как птенец из яйца. Новорожденной птахе было невыносимо сидеть взаперти и потянуло в свободный полёт. Сонечка поползла к люку.
        Снаружи всё было залито рассеянным оранжевым светом. Сонечка стояла на перекрёстке нескольких дорог рядом с выродившим её из своего чрева авто. Но теперь это был не потёртый микроавтобус, а дикий симбиоз живой и неживой природы. Машину покрывала плотная жёлто-зелёная переливающаяся, как голограмма, чешуя, а очертания приобрели сходство с упитанным, плотно позавтракавшим детёнышем гигантского динозавра.
        Не зная, в какую сторону направиться, Сонечка с удивлением отметила ещё одну странность. В чудной местности смешались все географические пояса и времена года.
        Прямо перед ней величественные пейзажи, от которых захватывало дух, имели вид совершенно зимний. Гигантские ели, каждая из которых едва ли поместилась бы во Дворец Съездов в качестве новогодней кремлёвской красавицы, смиренно смотрелись в гладь не замерзающего озера, держа на своих лапах тонны пушистого снега. Горы за стеной леса сверкали исключительной белизной на фоне фиалкового неба.
        Но на противоположной стороне лагуна катила горячие лазурные воды к подножию пышных тропических джунглей. Над огромными, как банные тазы, цветами ярких неоновых оттенков летали нереальные стрекозы, словно игрушечные вертолётики размером подстать цветам. Чистейший песок пляжа дышал жаром. Кудрявые облака клубились на горизонте, оттеняя пышное великолепие.
        Справа буйствовала весна. Распускались первые бутоны. Деревья и кустарники представляли собой пушистые шапки из соцветий: сирень, черёмуха, яблони и одурманивающий аромат надежды. Над цветущим весенним садом хохотнул раскат, небо «раскололось» и подмигнуло молнией. «Люблю грозу в начале мая! Здесь, наверное, всегда только первый гром!» – догадалась Сонечка и уже не сомневалась, что по левую руку увидит осень.
        Озорной ветер срывал с разноцветных крон охапки листьев, но никак не мог оборвать. Листья то кружились в весёлых хороводах, то тихо опадали на мягкий духмяный прелый «ковёр». Только теперь Сонечка увидела, что среди растительности прячутся замысловатые постройки, похожие на храмы всех стилей и религиозных конфессий.
        Кокетливые японские пагоды притаились в зимнем пейзаже, весенний сад утопил в цвету воздушные беломраморные античные портики с арочными анфиладами и колоннами-кариатидами, осенние листья щедро осыпали богато инкрустированные терема времён Ивана Грозного, переходящие в строгие вытянутые готические костёлы, а из тёмно-изумрудных зарослей вечного лета выглядывали ступенчатые пирамиды древних инков.
        Из немыслимо переплетённых загадочных строений стали неспешно выходить люди, странно и красиво одетые в костюмы всех эпох в самых странных сочетаниях. Они приветливо улыбались и махали Сонечке руками, приветствуя её – путешественницу из другой реальности. Сонечка не удивилась и тому, что некоторые из них, легко отталкивались от поверхности земли, взлетали, устремляясь по своим делам на прогулочной скорости, или зависали в воздухе, словно что-то обдумывая. Почти вплотную к Сонечке подъехал на невообразимом пятиколёсном велосипедике маленький большеглазый мальчик и стал тихо дёргать её за подол:
– Мама, мама!
– Павлик! Сыночек мой! – Сонечка крепко обняла малыша и стала неистово  целовать, заливаясь слезами.
– Мамочка, не надо плакать! Не плачь никогда! Знаешь, как тут холошо, а когда ты плачешь – мне глустно… Смотли, у меня зуб выпал, молочный!
– Павлик, а где ж ты взял такой велосипед?
– В будущем. Ну, я поехал, мам, пока!
        Сонечка зачарованно смотрела вслед Павлику, весело улепётывающему на необычном, словно взятом напрокат в голливудской киностудии веломобиле. К Сонечке уже тянулась вереница друзей, родственников и знакомых, что хотели поскорее обнять после долгой разлуки. Вот молодые мама и папа зовут погостить в нарядном домике у реки. А вот Витя из «анонимных», что «сорвался» год назад, да так и не смог остановиться.
– Витя, ты здесь?
– Да. А знаешь, Сонечка, тут за болезнь не наказывают, тем более за неизлечимую…
        Рассеянно улыбающегося Витю загородила убитая летом собственным мужем кроткая соседка тётя Аня, что торговала при церкви. Она, словно пылающий букет протягивала Сонечке восковые свечи, которые почему-то были зажжены. Но её тоже оттеснили люди, многих из которых Сонечка уже и забыла. Все хотели видеть её, поддержать, подбодрить… Никто не навязчив. Все счастливы, беззаботны и добры.
        В ответ на столь любезное обращение Сонечкино сердце переполнилось ответными чувствами благодарности, любви и восторга. Ей вдруг захотелось смеяться, кружиться и летать высоко-высоко…
        Из густых зарослей «летней» стороны вышел золотой лев и с царственным достоинством направился к Сонечке. Он был раз в пять крупнее любого даже самого матёрого африканского льва. Его шерсть не просто имела золотистый оттенок, а была по-настоящему золотой. Массивные лапы, широкая грудь, пышная кудрявая шевелюра, будто царь зверей всю ночь мучился «на бигудях», весь он был словно отлит из живого бархатистого золота. Но самое поразительное, что властелин фауны явно догадывался о Сонечкином желании полетать и по-джентельменски предложил ей густым рычащим басом, глядя на неё с неподдельной нежностью:
– Ну, что? Поехали?!
        Сонечка забралась на тёплую мягкую спину и крепко вцепилась в сияющие пенные локоны:
– Полетели!
– УЖЕ ЛЕЧУ-У!!!

– Эй, вы, живы там? – к машине по-пояс в снегу пробирался Вася – водитель большегрузной «Вольво», что ночевал на обочине, держа в поле зрения потерпевший крушение «корабль», – я до города, кто со мной?
          Сонечка очнулась от странного блаженного ощущения – ТЕПЛО!!! За время, пока она летала на златогривом царе зверей, неугомонный Гарри, не сумев долго сидеть в гнезде, очистил лобовое стекло от наледи, вымел перчаткой снег из под капота, а главное, что совершенно невероятно – ему удалось запустить обогрев!
– Николавна, давай спасайся.
        Чувствуя устремлённые на неё в полутьме взгляды, старая боевая подруга силилась изобразить на лице твёрдую решимость капитана «Титаника», гордо и пафосно уходящего под воду совместно с невезучим пароходом.
– Ты заместитель или нет? Иди, замещай!
        Услышав команду любимого шефа, она моментально раскисла и доверительно призналась:
– Я отсюда и не вылезу, при моих-то габаритах. Ногу сильно зашибла. Да и пригрелась уже… а у некоторых даже градуса внутри нету!               
         Начальник перевёл внимательный взгляд на Сонечку и приказал тоном, не терпящим возражений:
– Идите, мы не пропадём. Согрелись.
– Как же я вас брошу в такой момент?
– А чем вы можете здесь помочь?
– Нет, я не могу вас оставить.
– Так, хорошо, тогда слушайте задание. Езжайте в город и раздобудьте трос, передайте сюда на попутках.
– А если у меня не получится?
– Если не выйдет, то найдите телефон администрации села Пустяково и сообщите мне, ночью всё равно неудобно людей будить.
– Хорошо, Гарри Борисович, я как до телефона доберусь, сразу позвоню.

– Ну, что? Поехали?!
         Просторная тёплая кабина плыла высоко над белой дорогой. Избавитель из холодного плена был такой же основательный и надёжный, как его «ледокол», гружённый замороженными говяжьими тушами.
        На горизонте забрезжила грязно-лимонная предрассветная полоска. Вася молча улыбался дороге, курил ароматные сигареты, словно скрученные из вишнёвых листиков, и тонкие дымные дорожки выплывали в приоткрытое окно. Рыжая кудрявая шевелюра и россыпь легкомысленных веснушек делали жизнерадостного водителя моложавым и похожим на мультипликационного Антошку, которого неоднократно призывали поработать на копке картофеля.
        В отличие от своих собратьев по рулю, Вася слушал не богомерзкий лагерный «блатяк», что в нашей стране самонадеянно считают «шансоном», а чудесную и с первой ноты – настоящую музыку:
– Вивальди в современной обработке, – пояснил он, заметив с каким неподдельным наслаждением, внимает Сонечка завораживающим звукам.
        На подъезде к городу стало заметно, что Вася всячески оттягивает момент расставания. Поехав медленнее, он затем завернул в круглосуточную придорожную кафешку. С трассы сооружение смотрелось неказисто, да ещё и покрашено было в противный болотный цвет. Но внутри было так тепло, чисто, особенно в контрасте с бедламом промёрзшей «Газельки», цивилизованно, что Сонечка наполнилась тихим счастьем и чувством внутреннего обновления – усталости как не бывало! Добродушный Вася смущённо потчевал даму горячим кофе и чебуреками, вкуснее которых, показалось Сонечке, не было на всём белом свете.
– Вы не переживайте, я сейчас быстро крутанусь, у ребят металлический трос возьму и на обратном пути их обязательно выдерну. У меня ж такой трос есть, да в прицепе остался. Приёмка мяса только с восьми, так что хошь-не хошь, а придётся вашим товарищам ещё полчасика погрустить. Да вы ешьте, ешьте.
– Спасибо огромное! Вы как с неба к нам явились.
– Давайте я запишу ваш телефон, как решу вопрос с вызволением ваших товарищей – отзвонюсь тут же, обещаю.
         Когда Вася записывал телефон, то так нежно и проникновенно улыбнулся Сонечке, что она тут же поняла, – это он, тот рыжий лев из сна! Словно прочитав Сонечкины мысли, Вася отрекомендовался, как на первом свидании вечера знакомств «Кому за…»
– Ну, что я – Василий, знаете. 46 лет. Разведён. Не пью категорически, а что курю, это вы уже сами видели. По гороскопу – лев.
– Я так сразу и поняла, что вы – настоящий лев.
– Вам, наверное, здесь неуютно? Придорожные забегаловки не для таких шикарных леди, как вы!
– Ну, что вы! Я ж как с войны! Будто только что вернулась с горячей точки! Точнее с ледяной. А здесь приятная обстановка, вежливые люди, спокойно на душе, а главное тепло! Поэтому меня ничто не раздражает, мне теперь всё хорошо, особенно когда рядом такой мужчина галантный!
– Но всё же разрешите мне, когда отдохнёте от всего этого ночного кошмара, пригласить вас в настоящий, хороший ресторан?..
– Соблазнительно, но что мы там будем делать, мы же оба не пьём.
– А что люди в ресторанах делают? Общаться!
– Ну, хорошо, уговорили, только давайте пойдём быстрее наших спасать.
– УЖЕ ЛЕЧУ-У-У!!!