Сивый ус

Николай Соляник 2
               
   Жил-был такой парень Панас. «Жил-был» потому, что давно он уже никакой не парень, а – седина сединой, и вся ребятня, тот же внучек, единственный, кстати, называет его не иначе как дид Панас.

   – Так, так, – кряхтит Панас, поглядывая на подсолнух, примостившийся у самой изгороди. – Места ему в огороде мало. Желтел бы себе рядом с кабачками да гарбузами. Нет же, выпендриться решил, эгоист чертов! – и крутит свой сивый ус.

   Ус свой он сколько угодно может крутить, но я-то догадываюсь, чем достал его этот подсолнух. В нем Панас увидел себя, молодого, горячего. Парень он и в самом деле был что надо, и если бы надумал написать про себя, рассказ получился бы что надо. Но за перо Панас (знаю, знаю его блаженную лень) никогда не возьмется, поэтому попробую сам о нем рассказать. Он, действительно, того стоит.

   А всему причиной любовь. Здорово она потрепала Панасову душу, раз за разом выворачивая ее наизнанку и подвигая на такие подвиги, что и не снилось никому.

   Влюбился Панас еще в школе. В одноклассницу Кристину. После уроков провожал ее домой и вообще всегда и всюду старался быть рядом с ней, всем своим видом показывая, что она, Кристина – его Кристина. Кристине, понятно, приятны были его знаки внимания, но для нее всё это было не более, чем проявлением школьной дружбы, и со временем всё более настойчивые ухаживания Панаса стали ее раздражать. Она уже не знала, куда деваться от него, и с нетерпением ожидала окончания школы.

   Уехала она в другой город. И с ходу поступила, как о том и мечтала, в педагогический институт. Панас – за ней следом и тоже поступил: в политехнический. Такого Кристина явно не ожидала. Но, надо сказать, и она девка горячая. Едва завершила семестр, забрала документы и – назад, в свой Миргород, в такой же, педагогический. Панас хотел было рвануть следом, но перевода ему не дали. Расстроился он несказанно:

   – Кристина, жить без тебя не могу!

   – Вот закончишь первый курс, тогда и поговорим, – отвечала она.

   Через год Панас все-таки перевелся в Миргород, в машиностроительный. И снова: «Кристина, моя Кристина!» Прохода ей не давал. И уж не дай бог кто из ребят приблизится к ней. Отметелит за милую душу. Как-то один парень, он не из нашей компании, пригласил ее на танец. Панас буквально взбесился:

   – Еще раз подойдешь к ней, зарежу!

   Тот буквально опешил:

   – В самом деле, он способен на такое?

   – Вполне, – отвечали мы. – Видишь, влюблен по уши.

   А как-то возвращается в общагу мрачнее тучи.

   – Что случилось? – спрашиваем его.

   – Кристина сказала, что я не настоящий мужчина: в армии не служил. Вот, дескать, другие…

   – Дурень! – талдычим ему. – Сколько парней стремятся зацепиться за вуз, чтобы избежать армии, а ты сам в нее напрашиваешься.

   Всё бесполезно. Уже на следующий день пошел в военкомат, так, мол, и так, хочу служить.

   Проводы устроили прямо в общаге. Кристины – нет. Поссорились они что ли? Идем к ней. А она, видите ли, в спортзал собралась. В синем трико, в кедах:
 
   – У меня тренировка.

   – Какая, к черту, тренировка? Хлопец из-за тебя решился на такой шаг, а ты…

   – Ладно, приду.

   Проводили Панаса. Три года служил. Вернулся, а она уже на пятом курсе. А он всё на том же, втором. И снова везде и всюду с ней. Мы уже решили: точно поженятся. Фиг там! Кристина ставит ему новое условие: «Вот закончишь вуз, тогда…». И уехала. В село. Учительницей.

   Панас мотался к ней чуть ли не каждый день. Возвращался поздно, на последней электричке. И вот как-то вваливается к нам в комнату, уже изрядно поддатый:

   – Подъем! Водку пить будем! – и выставляет на стол две бутылки, закуску.
 
   Мы сонные. Да и водку пить не хотелось. Мы тогда всё больше на «Ркацители» нажимали.
 
   – Нет, вставайте! – приказывает он. – Я вам сейчас такое скажу, – голос взволнованный, интригующий.

   Ну, думаем, слава богу, всё у них наладилось. А то уже устали от такой их неопределенности. Поднялись. Выпили.

   – Ну, что? Говори!

   Он обвел нас торжествующим взглядом:

   – Согласна!

   Мы чуть ли не с криками «Ура!». А время было позднее. Наверняка полобщаги разбудили:

   – Поздравляем! Молодец! И когда свадьба?

   Он хитро улыбнулся, помолчал:

   – А никогда! Послал я ее, – и хохочет.

   Мы оторопели (куда и хмель подевался):

   – Как? Почему?

   – А вот так. Взял и послал. Надоела…

   Как было на самом деле, нам оставалось только гадать. Может, как раз все наоборот: Кристина его послала. Но только с тех пор мы ее не видели. Знали только, что вскоре вышла замуж…

   – Так, так, – кряхтит Панас, поглядывая на подсолнух у изгороди. – Выпендриться решил, черт рыжий! – и крутит свой сивый ус.