6.
…Красная новенькая красавица изумительных обтекаемых форм с разбитой ромбической фарой. Просто прелесть! Марку опознать невозможно, даже никакие предположения не возникают. Восхищённый Мэнэррик положил руки на… ну, не совсем капот. Идея – та же, но воплощение в жизнь – словами не передать. Алая поверхность поражала вызываемыми ею тактильными ощущениями. Не металл, не пластик… Ни на что не похоже. Мэнэррик ладонью отёр тонкий ровный слой пыли и увидел своё отражение в открывшейся поверхности. Все стёкла абсолютно непроницаемы для взгляда. Мэнэррик коснулся дверцы в том месте, где должна, по идее, находиться ручка и где её не было. Машина гостеприимно распахнула дверцу. Мэнэррик безбоязненно опустился на сиденье, нежно обнявшее его, приняв форму тела. Руль как таковой отсутствовал. Вместо него в панели находилось прямоугольное зеркало. Ничего из привычных элементов управления, и вместе с тем – всё как-то закончено и совершенно.
«Прелесть», - подумал о машине Мэнэррик.
Прямоугольное зеркало отозвалось ярким розовым бликом.
«Как такая прелесть очутилась на свалке? Может, хозяин бродит где-то неподалёку?»
Вновь блик, на этот раз – красный. Освещение вроде бы не меняется, откуда же блики?
«Не может быть, чтоб тебя просто вышвырнули».
Розовый блик.
Молчание. Отсутствие бликов.
«Ты понимаешь меня?»
Розовый блик.
«Нет – это как?» - Красный.
«Тебя бросили?» - Розовый. – «Ты сломалась?» - Розовый. – «Я могу чем-то помочь?» - Красный. – «Ты причинишь мне вред?» - Красный. - «Ты обижена на кого-то?» - Розовый. – «На твоего хозяина?» - Красный. – «Хозяин оставил тебя здесь?» - Красный. – «Тебя угнали?» - Розовый и сразу красный. Что бы это значило? И да, и нет. И угнали, и не угнали. – «Сама приехала, что ли?» - Розовый. А может… - «Тебе приказали?» - Розовый. – «Пока хозяин отлучился, тебе приказал тот, кто имеет власть над вещами?» - Короткий красный, потом длинный розовый. Так-так. О чём был вопрос. Если разобрать его по винтикам? Сначала – об отлучке хозяина. – «Хозяин находился где-то рядом?» - Розовый. – «Он просто куда-то вышел?» - Красный. – «С ним было всё в порядке?» - Красный. – «Он жив?» - Красный. – «Повелитель убил его?» - Розовый. Ясно. Бедная машинка. – «Плохо тебе тут?» - Розовый. – «Тебя не пускают из этого места?» - Розовый. – «Повелитель?» - Розовый. – «Он заставляет тебя и всех остальных подчиняться ему?» - Розовый. – «Вам не нравится?» - Розовый. – «Знаешь, а ведь мы идём к нему, хотим, чтоб он убрался в места, откуда уже не выберется. Если его не будет, вы сможете освободиться и вернуться туда, где вам хорошо?» - Яркий розовый. – «Покажи-ка мне, что у тебя сломано. Может, смогу разобраться?» В ответ – игра розовых и красных бликов, что Мэнэррик расценил как сомнение. Но всё же машина открыла свои механические недра, не подняв. А вобрав внутрь крышку капота.
Мэнэррик выбрался наружу и в полнейшем недоумении уставился на нечто, уж больно смахивающее на кровеносную систему живых существ. Вяло трепыхалось, медленно сокращаясь, эластичное «сердце», и светлая жидкость неспешными толчками продвигалась по прозрачным «сосудам», один из которых оказался повреждённым: имел небольшое отверстие, и из него тяжёлыми каплями сочилась «кровь». Чем бы его заделать? Скотч бы подошёл или что-то в этом роде, а ещё лучше – изолента какая-то. В крайнем случае на первое время – клей. Только под рукой ничего нет, как водится. Чем бы… Яркая зелёная вспышка полоснула по глазам, а источником её оказался полученный и бережно хранимый Мэнэрриком перстень с зелёным камнем. Перстень-печать. Печатью можно запечатывать страницы и судьбы. Что если попробовать запечатать нарушение в машине?
«Именем меня, - шутя подумал Мэнэррик, - приказываю данной трубочке быть целой и качественно и добросовестно выполнять свои функции! Число и месяц, подпись и печать!» - и шутя же приложил к повреждению зелёный камень. Камень опять засветился изнутри, и когда Мэнэррик убрал его от «сосуда», оказалось, что отверстие затянулось, а поверх него на прозрачном материале, из которого были сделаны трубки, чётко просматривается отпечаток крылатого пса. Машина посигналила фарами. Мэнэррик обошёл вокруг неё, отметил сзади спущенную шину и вернулся на водительское место. Зеркало в панели радостно переливалось розовым.
«Я помог тебе?» - Розовый. – «Ты сможешь сама отсюда уехать?» - Розовый. – «Извини, с колесом я не справлюсь. Это тебе помешает?» - Красный. – «Знаешь, как найти Повелителя?» - Розовый. – «Мы его найдём сами?» - Красный. Потом – розовый. – «Хочешь сказать – ты нам поможешь?» - Розовый. – «Поведёшь?» - Красный. – «Покажешь дорогу?» - Розовый. – «Спасибо. Мне пора. Приятно было познакомиться!» - Яркий розовый. Похоже, машине тоже было приятно.
Мэнэррик вышел из салона и ласково похлопал авто по крыше. Машина в ответ снова мигнула фарами и вдруг издала долгий, непривычно мелодичный гудок, предназначенный явно не для человеческих ушей. Сигнал понёсся далеко над огромным пространством, загромождённым металлическими развалинами, и со всех сторон на него ответило на разные голоса всё, что только могло издавать звуки. И вслед за писком, бибиканьем и рёвом раздался жуткий скрежет, как будто огромные массы металла одновременно сдвинулись с места. А потом всё затихло, успокоилось. Сама «знакомая» Мэнэррика ожила и, немилосердно процарапав бок о ржавую пружину искорёженного до неузнаваемости агрегата, отодвинулась в сторону, открыв узкий, но всё же – проход.
- Поговорил с ней? – сзади уже стоял Ксилу, с дымящейся сигарой в пальцах.
- Поговорил.
- Почему?
Вопрос поставил Мэнэррика в тупик. Ксилу ждал ответа.
- Ну… - замялся Мэнэррик. – Наверно, потому что с ней можно было говорить.
- Ты с ними всеми разговариваешь?
- Мысленно – всегда. Просто одно из направлений внутреннего диалога.
- Когда ты забиваешь гвоздь в стену, ты не говоришь ни с гвоздём, ни с молотком, ни со стеной – разве нет?
- Точно. Говорю только с машинами. Понимаешь, они мне напоминают чем-то животных. Лошадей или там собак. Верных своим хозяевам, которые, между прочим, редко отвечают им взаимностью. Относятся просто как к обычным вещам. Покупают, продают, бросают. Не жалеют. А я – жалею.
- Поэтому у тебя нет своей машины?
- Поэтому. Купить могу любую прямо хоть сейчас, только не хочу. Подвезти меня всегда желающие найдутся, да и машину на время из любого салона могу взять. Так зачем мне своя – одна? Машины, как верные домашние звери, чувствуют отношение к ним. И очень добры ко мне.
- Ты не представляешь, насколько верный путь избрал интуитивно! Ищем Фестиваль.
Фестиваль нашлась сама: она вынырнула из какого-то неприметного прохода, расположенного под колёсами лежащего на боку паровоза, и выглядела взъерошенной и возбуждённой.
- За мной! – позвала она. – Там кое-что интересное!
Фестиваль вывела их ржавыми закоулками к покосившемуся забору из клёпаных металлических листов. Забор в одном месте прогнулся под собственным весом, образовав проход, куда уверенно полезла Фестиваль. Мэнэррик и Ксилу переглянулись , синхронно пожали плечами и последовали за ней. И сразу за забором остановились, поражённые неожиданно открывшимся пространством: только жемчужно-серое облачное светящееся небо и отражающая его водная гладь под ним. Где-то вдали неясно виднеется полоска противоположного берега. Вода кажется неподвижной; лишь по лёгкой ряби, возникающей то тут, то там, становится понятно, что какое-то течение здесь всё-таки присутствует.
- Странное чувство, - протянул Мэнэррик, оглядывая простор, образованный небом и водой. – Какое-то неуловимо знакомое ощущение… Только мысль за хвост поймать не могу, что же со мной такое было, когда возникло такое же?..
- Она? – спросила через плечо Фестиваль у Ксилу.
- Она, - подтвердил Оружейник. – Один раз возле неё побудешь – в любой ипостаси узнаешь.
- Кого? - не понял Мэнэррик.
- Что, - поправил Ксилу. – Перед тобой великая Золотая река. Помнишь такую?
- А то как же! – Мэнэррик даже облегчение ощутил, как будто победил в схватке со склерозом.
На берегу, усыпанном гайками, причудливыми кустами «росли» пучки стальной стружки, при помощи спутанных мотков тонкой проволоки превращённые в непроходимые дебри, расступившиеся в виде полянки только тут, в месте лаза в заборе.
- Опять она не соответствует своему имени, - поделился впечатлениями Мэнэррик. – Совсем не золотая, а какая-то обычная.
- Ей виднее, - отозвался Ксилу.
По воде пошли круги; что-то заплескалось, завозилось у берега – там, где всё скрывали стружечно-проволочные «кусты».
- Помогите!.. – послышался оттуда хрип. – Умоляю!.. Помо… - и прервался на полуслове: видимо, неизвестный соскользнул в воду.
- Ну что же вы! – заламывая руки, воскликнула Фестиваль. – Спасать же надо! Эх вы, а ещё мужики!.. – она ломанулась прямо через «заросли», оставляя на острых краях стальных спиралей клочки одежды.
Ксилу придержал Мэнэррика, бросившегося было за Фестиваль, и, чинно и аккуратно обследовав «кусты», нашёл-таки в них более-менее проходимое место, где можно проникнуть в интересующем направлении в относительно целом и непокалеченном одеянии.
Когда они пробрались сквозь стружечные дебри на следующую прогалину, подступающую к самой воде, то обнаружили только круглый симпатичный зад Фестиваль: девушка-оружие, стоя на коленях, изо всех сил тянула из воды что-то тяжёлое. Нет, скорей – кого-то, судя по издаваемому плеску и фырканью этого «тяжёлого».
- Помоги!.. – удалось разобрать в бульканье и хлюпанье.
- Да помогите же! – рассерженно воскликнула Фестиваль, стараясь не выпустить свою добычу.
Тут уж Мэнэррик не смог устоять и кинулся на помощь. Фестиваль тащила из реки какого-то человека за некогда белую, а теперь грязную и изодранную рубашку. Человек отплёвывался и судорожно цеплялся за всё ледяными бледными скользкими руками. Его лицо облепили длинные серые волосы. Мэнэррик ухватил неизвестного за шиворот и уверенно потянул на берег. Фестиваль, почти не мешая суетилась рядом, деловито сдувая лезущие в глаза вздыбленные кудряшки. Она была горячей и пахла корицей и ландышами, в отличие от спасаемого, прикосновение к которому вызывало уж если не омерзение, то крайне некомфортное чувство точно. Его пальцы были похожи на мёртвых маленьких рыб. Мэнэррик устыдился своих мыслей: в конце концов, человек неизвестно какое время провёл в холодной воде и промёрз до костей. Следовало бы его пожалеть. А вообще – Ксилу сказал никого не жалеть. Каждый заслуживает того, что получает в итоге. Наверно, по непостижимым законам высшей справедливости. Если, конечно, она есть.
Несостоявшийся утопленник наконец-то был извлечён из реки и теперь обессилено лежал на спине, не обращая внимания на малоудобные грани покрывающих берег гаек. Фестиваль заботливо склонилась над ним, решая, следует или нет провести спасённому сеанс искусственного дыхания. Она принялась растирать ледяные руки, отводила мокрые волосы с бледного лица, гладила лоб и щёки…
- Смотреть противно, - язвительно заметил Ксилу. Никакого участия в инциденте он не принимал, а с вялым интересом наблюдал за действиями со стороны, вдыхая дым своей неизменной сигары. – Слишком жалостливая, - он неодобрительно покачал головой. – Слишком.
- А ты… - сквозь зубы ответила разъярённая Фестиваль, - ты – мраморный идол! – и даже не взглянула на своего кумира. – Жестокий и бездушный!
По губам Ксилу скользнула еле уловимая довольная улыбка, незамеченная оппоненткой.
- Ты бы нам так и не помог? – тихо спросил Мэнэррик.
- Вы и сами превосходно справились! – так же тихо ответил Оружейник. – В крайнем случае… И то – в самом крайнем! Спасать кого-то – дело неблагодарное. Не все спасённые способны простить спасителю помощь. Имей в виду. Некоторым утопающим стоило бы не руку помощи подать, а какой-нибудь камешек потяжелее.
- К чему ты клонишь?
- Разве ты не узнал его?
- Кого?
- Фестиваль, хватит дышать на этого типа! Покажи его лицо! – приказал Ксилу.
Пробормотав сквозь зубы нечто вроде «бессердечной скотины», Фестиваль отступила от человека в грязной истрёпанной одежде, чтоб Мэнэррик смог рассмотреть спасённого.
Мэнэррик несколько мгновений вглядывался в заострившиеся черты, кажущиеся смутно знакомыми. Несомненно, на гаечном берегу лежал мокрый и измученный…
- Чиба?! – выдохнул удивлённый Мэнэррик.
- Он, он, - подтвердил Ксилу. – Ему где-то даже можно посочувствовать. Представляешь, сколько времени и по каким местам носила его Золотая река? А отпустила только здесь и сейчас.
- Злорадствуешь, да? – гневно прошипела Фестиваль. – Приятно видеть беспомощного человека у своих идеальных ног? Ты просто… Энергетический вампир какой-то! Тебе хорошо, когда кому-то плохо! Ты наслаждаешься чужими страданиями – прямо сияешь!..
- Это одежда отражает свет, только и всего, - спокойно и терпеливо ответил Ксилу.
Фестиваль стиснула кулаки и шагнула к нему с явно немиролюбивыми намерениями.
Чиба со стоном, переходящим в кашель, сел. Его трясло – то ли от холода, то ли от пережитого. Он смотрел на реку, подобрав ноги, чтоб хоть так оказаться подальше от неё. Из воды почти у самого берега вдруг поднялась человеческая кисть – одни кости, лишь кое-где остатки плоти, - погрозила Чибе пальцем и беззвучно и бесследно исчезла в непрозрачной водной толще. И Чиба отчаянно и безнадёжно зарыдал. Спрятав лицо в ладонях. Фестиваль встревоженно бросилась к нему, присела рядом, обняла за плечи и зашептала на ухо что-то успокаивающее.
Ксилу проводил её взглядом, преисполненным нескрываемой иронии.
- Знаешь, - обратился он к Мэнэррику, - а не пойти ли нам дальше?
- Может, подождём, пока Чиба немного оклемается? – предложил тот в ответ.
- Зачем всякое… гм… неизвестно что тащить с собой? – возразил Ксилу – громко, специально, чтоб Фестиваль услышала. – Бросим его здесь, и всего делов! Очухается – сам дорогу найдёт, куда-то да выйдет.
Фестиваль таки услышала: она вскочила перед Оружейником, как распрямившаяся пружина. Казалось, что от неё летят искры.
- Конечно! – прогремела она. – Чего ещё от тебя ожидать? Бросаем слабых – лезем за мировой короной! Мы, понимаешь, цари и владыки Вселенной, что нам слабые и больные под ногами? Лишь бы не мешали! Даже своё драгоценное время тратить не станем, чтоб добить, - милостиво оставим подыхать!..
- Хочешь, чтоб я его добил? – спокойно прервал её бурную речь Ксилу.
Фестиваль как будто выключили. Она замолчала. Поникла и даже вроде бы стала меньше ростом.
- Не трогай его, - жалобно попросила Фестиваль. – Я сама как-нибудь ему помогу. Я… я… Да, я обязательно его вытащу! И потом… Ты ведь отпускал меня, да? Теперь я согласна!
- А если я передумал? – издевался Ксилу.
Глаза у Фестиваль сделались, как у испуганной лани.
- Хорошо, - побелевшими губами почти беззвучно произнесла она. – Как прикажешь…
- Тьфу ты, ёлки-палки! – не выдержал Оружейник. – Да свободна ты, свободна! Иди с миром! Забирай своего утопленника, короче, делай, что пожелаешь. Пока! – он сделал ручкой и пошёл, не оглядываясь, обратно в металлические дебри.
Растерявшийся Мэнэррик последовал за ним.