Царь: Энто как же вашу мать,
Извиняюсь понимать?
Мы ж не Хранция какая,
Чтобы смуту подымать!
Леонид Филатов «Про Федота-стрельца, удалого молодца»
Тюменская область похожа размером на Францию. Больше на Францию она ничем не похожа… (типа анекдот)
Чётко следуя всем Лолкиным инструкциям, я примчалась к консульству затемно. До открытия тяжёлых дубовых дверей было ещё несколько часов, но, несмотря на это в очереди я была уже четвёртой. В течение десяти минут очередь удвоилась, затем стала быстро расти, и вскоре напоминала взбудораженную колонну первомайской демонстрации в славные доперестроечные годы. Вдоль очереди, как из под земли, выросли столы за которыми сидели всезнающие коммерсантки, торгующие медицинскими страховками, без которых входить в дубовую дверь не рекомендовалось. За отдельную плату ими заполнялись замысловатые анкеты. Тут же шныряли агенты транспортных компаний с веерами из рекламных проспектов.
Время побежало быстрее. И по мере приближения заветного часа – открытия дубовых дверей, очередь становилась всё оживлённее. Людская река забурлила, вспенилась, заволновалась. От стресса, голода и многочасового неподвижного ожидания люди кинулись нервно общаться, рассказывать свои истории, давать друг другу бесконечные советы:
- Тут надо знать что и как сказать. А то откажут в визе. Они ж ничего не объясняют. Всё спросят, и кто приглашает, и зачем, и какие отношения.
- Почему такой допрос с пристрастием?
- Странный вопрос. Да потому что бегство русских невест за границу приобрело масштабы государственного бедствия!
- По телевидению запугивают документальными триллерами про маньяков-иностранцев, что мол женятся на русских чтобы всю жизнь потом издеваться. Только бесполезно – пуганые уже. Как будто свои не так! Там хоть с голоду издохнуть не дадут.
Когда до штурма неприступной крепости оставались считанные минуты, все возбудились ещё больше и были объяты выяснением одного всеобщего вопроса: «На какое время у вас назначено?» Рандеву начинались с 8.00, а моё время было 8.05. Я, не предчувствуя беды, назвала своё время. И тут выяснилось, что у огромного числа людей время на 8.00. Точь-в-точь как бывает во всех поликлиниках, переполненных озлобленными больными жаждущими немедленного излечения.
Я была нещадно отброшена от заветной цели на несколько часов барахтанья в потном людском месиве. Из жерла выныривал надменно-бесчувственный человекоподобный робот и не замечая никаких криков, разборок и назревающих драк, запускал в счастливую жизнь строго по одному человеку.
Тем временем кипящая река решила выбросить такую мелкую щепку, как я на грязный загаженный берег, оставив без единой надежды достигнуть океана. Теперь у всех в этой бесконечной очереди время оказалось назначено ровно на 8.00!
Положение становилось безвыходным. Консульство принимало страждущих только несколько часов. Тем, кто не укладывался, предстояло повторить всю процедуру штурма заново, на следующий день, а таким образом я могла не попасть на самолёт. От ужаса, что все усилия могут пропасть даром, у меня ослабли ноги, и похолодело внутри.
Во мне будто включился спящий доселе неведомый механизм, и я молча, с решимостью крошечного буксира, тянущего за собой громоздкую баржу, попёрла против течения.
Я помню перекошенные злобой лица, захлёстывающие волны ненависти и тычки со всех сторон, рвущихся в дубовые двери агрессивных монстров. Эта жуткая картина даже сейчас, спустя много лет, стоит перед моими глазами. Я не помню персонажей, но то состояние опасности, обиды и торжества несправедливости навсегда что-то изменили в моём отношении к человеческой природе, отнюдь не в лучшую сторону.
Но я должна была противостоять, и во что бы то не стало вынести всё это. Безысходность подсказала единственно правильную манеру поведения.
- Пропустите. Мне назначено. У меня на восемь ноль-ноль. - Как заведенная монотонно твердила я, пробиваясь к Райским вратам.
- У тебя же на восемь, ноль пять!!! – орали вокруг. Но я усиленно делала вид что ничего не слышу и не замечаю.
И вот когда вожделенная дверь была уже почти передо мной… Разъярённая слоноподобная тётка такого революционно-базарного вида, будто только что продавала стопками махорку и патроны, решительно преградила мне путь к счастью. (Неужели и она тоже надеется обрести нежную любовь в предместье Парижа?!) Захлёбываясь площадной бранью, комиссарша принялась толкать меня кулачищем в плечо, намереваясь, раз и навсегда покончить с моей никчёмной классово-несознательной жизнью. И быть бы мне затоптанной ревущей, жаждущей возмездия, рвущейся на штурм Зимнего, толпой революционных матросов… Но в эту самую секунду волшебная дверь отворилась! Отчаянно вырываясь из десятка вцепившихся в меня алчных потных рук, я кинулась внутрь, чуть не сбив с ног, невозмутимого андроида.
Всё! Победа! Так вот что имела в виду Лолка, говоря: «Главное вырваться!»
Прохлада. Полумрак. Будто из жерла адского пекла попала внутрь чудесного облака. Теперь мне больше никуда не нужно будет торопиться, психовать и рвать жилы – это где-то там… Тихие вежливые голоса задают простейшие вопросы, а я всё никак не могу опомниться и с первого раза правильно произнести даже собственного имени.
- В Интернете познакомились? - с подозрением интересуется аккуратный холёный клерк.
Но не тут-то было, не поймаешь, морда заграничная. Я-то знаю, что и как нужно отвечать. Дай Бог моёй Лолке здоровья, денег и море французских поцелуев!
И вот снова очередь. Но совсем другая. Неспешная. Вальяжная. Добродушно-расслабленная. У всех такой вид, будто никто никуда и не собирается лететь вовсе. Медленно и лениво загружаются на движущуюся дорожку сумки и чемоданы. Паспорта и билеты протягивают с непременно отсутствующим заспанным выражением лица.
Какие разные очереди! В России даже у дверей морга волнуется нервная толпа. Потому что жизнью учёные - вдруг не достанется. И ведь правы – иногда не достаётся…
Иноземцы, наверное, не приучены волноваться по этому поводу – им всегда всё доставалось, что положено. Избалованы. Десятый раз по всему аэровокзалу на трёх языках просят пройти на посадку некого мистера. А его нет. Никто не подорвался как на пожар, подхватив авоськи. Никто не прыгает и не ругается, не извиняется – вообще не шевелится. Мистер не торопится, он в баре не допил свой виски с тоником или не сторговался о цене матрёшки в сувенирном киоске. И плевать. У него всё схвачено. Он не отвалил за авиабилеты гигантскую сумму в годовую зарплату. Главное, перейти черту – и окажешься в волшебном серебряном мире с новыми запахами и переливами хрустальных колокольчиков перед каждым объявлением по радио. Нет проблем.
- Привьет. Путьешествие?
От неожиданности я вздрогнула – никак не ожидала, что в этом новом неведомом мире со мной так внезапно захотят общаться инопланетяне-небожители.
Передо мной стояло нечто абсолютно баба-рязанского вида, если бы не пирсинг в губе и цветные татуировки, покрывающие предплечья с заходом на шею. Не смотря на то, что фигура девушки представляла бесформенную желеобразную гору целлюлита, она была одета, словно без стеснения гуляла по пляжу, причём нудистскому. Приспущенные до неприличия необъятные шорты выставляли на всеобщее обозрение грязно-розовые стринги. Бывшая когда-то белой застиранная маечка не скрывала прелестей хозяйки, принципиально не носящей бюстгальтера. Хотя я думаю, зря. Образ уверенной в себе на все сто иностранки был гармонично дополнен жирными нечёсаными волосами-сосульками и россыпями прыщей по всему круглому невыразительному лицу:
- Джейн. Сан-Франциско. – Девушка по-свойски хлопнула меня по спине, как делают бывалые кореша из соседнего ПТУ.
- Елена. Барнаул.
- А Борнео?!
- Нет. Барнаул. Алтай.
- М-мм… Китай?!
- Нет же. Сибирь!
И тут Джейн посмотрела на меня тем безумным, полным ужаса, сочувствия, неверия и высшей степени удивления, взглядом на который я буду теперь обречена после каждого знакомства с любым иностранцем. Этот взгляд будет преследовать меня повсюду и выматывать душу, заставляя чувствовать себя двухголовым лабораторным уродцем, заспиртованным в большой колбе и выставленным внушать трепет публике.
- А за что тьебя туда?..
Через пять минут я и Джейн поняли, что мы - лучшие друзья, через десять не представляли дальнейшей жизни друг без друга. Джейн рассказывала мне о своей жизни на ломаном русском:
- У мьеня всьё мальенкое и старое. Мальенкий старый дьёмик – два этаж. Мальенкий старый бассейн – весь заросли, нужно чистить. Мальенкий старый автомобиль – часто ломается. Я бьедный! Я стьюдент. Только бой-френд хороший, красивый. Он здесь жить, ин Москоу.
Не обращая внимания на мой протест Джейн открыла чемодан и стала с энтузиазмом показывать подарки от московского бой-френда. Лапти по размеру подходящие для американской кошки Джейн, наверняка, тоже маленькой и старой, открытки с видами столицы, и прочий арбатский ширпотреб. Особую гордость Джейн испытывала, демонстрируя расписной Павло-Пасадский платок, который тут – же повязала на пояс:
- Так польечу! Я тоже фром Сайбиръя!
Этот финт раскрепощённой американским образом жизни секс-бомбы моментально возымел должный эффект. Огромный серебристый зал ожидания загранрейсов дальнего следования, казавшийся поначалу безлюдным, оживился. Из дальнего угла кафе оторвался от экрана ноутбука тощий сутулый гражданин неизвестного государства и теперь неподдельно заинтересованно взирал на Джейн. Заулыбалась и радостно зааплодировала, одетая во всё белое, низкоросло-черноголовая группа японских туристов.
Но особое внимание заслужила Джейн от странной компании мужчин ярко выраженной цыганской внешности, усыпанных золотыми украшениями (толстые цепи были даже на щиколотках) в аляповато-ярких рубахах. Громко галдя, как и положено табору, они, не стесняясь показывали пальцами на толстый зад Джейн, драпированный платком, двигались к нам. «Боже, что сейчас будет?! Не хватало ещё проблем с цыганской диаспорой! - страх моментально сковал меня, - Как отвязываться будем?»
Но бесстрашная Джейн, напротив, видимо решила закончить свои дни в цыганской кибитке, по Бессарабии кочуя. Она нарочито выставила свой необъятный зад и стала им призывно трясти, всколыхнув ещё не тронутые залежи целлюлита. Ромалы впечатлились и стали, громко цокая, щёлкая пальцами, наперебой восклицать:
- О, белла донна!
- Поехаль з нами!
- Беллисимо!
- Уно итальяно.
- Телефонарэ?
- Аморе. Аморе.
Джейн, достигнув желаемого эффекта, заливисто хохотала, запрокинув голову и сотрясая дынеподобные груди.
- Джейн, это ж что, итальянцы что ли!
Отдав должное неземной красоте и раскованности американской прелестницы, пёстрая компания, посылая бесконечные воздушные поцелуи и сыпля искрами из чёрных азартных глаз, спокойно удалилась. Неминуемого национального конфликта, которого я ожидала, к моему счастью не случилось.
И так мне предстояло провести в небе целый день. Полёт, не смотря на то, что был оплачен из кармана настоящего миллионера, происходил на самых дешёвых Швейцарских авиалиниях и был отягощён пересадками на извечно политически нейтральной земле. Туда – в Цюрихе, обратно – в Женеве. Эти предстоящие пересадки меня особенно пугали. А, вдруг, не пойму объявлений на чужом языке и вообще потеряюсь?!
Опасения были напрасны. В Цюрихе мне даже не пришлось и шагу ступить самостоятельно – по ультрасовременному аэровокзалу из стекла и бетона, пассажиров везли движущиеся дорожки, а через каждые три шага стояли служащие, в обязанность которых входило заглядывать в наши билеты и указывать направление. Знание языка оказалось совсем не нужно. Инопланетный серебряный мир уверенности и комфорта предусматривает и страхует до мельчайшего нюанса.
Моим соседом в самолёте до Цюриха был классический англичанин – вежливый, чопорный и холодный. Я тогда ещё не знала, что все англичане, с которыми мне предстоит познакомиться, будут, как под копирку похожи именно на этого джентльмена. Он галантно помог мне забросить чемодан в верхний багажный отсек, а затем на протяжении всего полёта без отрыва пялился в тонкий экран с одинаковым закостеневшим безразличием впитывая как фильмы и мультики, так и инструкцию по использованию спасательных жилетов и ремней безопасности.
Я порядком проголодалась и с нетерпением ждала обеда. «Эх, там, наверное, та-ак вас будут кормить вкусно-о-о!» - вспомнилась мне мечтательно-завистливая фраза Костика. Каково же было моё разочарование, когда некрасивые, но вымуштрованные стюардессы с прилепленными на лица улыбками раздали пассажирам пластиковые коробочки с чуть тёплой лапшой. К ней прилагались запечатанные в целлофан вилка, нож и капля безвкусной горчицы. Мой сосед с истинно английской проницательностью свой пакет даже не распечатал, а с выражением неистребимой скуки и отвращения к жизни механически заглатывал бесплатные коньячные чарки. Мне же пришлось довольствоваться тем, что есть, и давиться слипшимися комками по вкусу, цвету и запаху напоминающими новорожденных белых мышей. Невольно вспомнились очаровательные феи из авиакомпании «Сибирь» предлагающие на выбор мясные отбивные, рыбу или курицу гриль в термопакетах. Да-а, не ценим мы себя! Так ещё до прибытия, первое сравнение в пользу родных пенатов стало навязчиво подкатывать в горле с каждым клейким комком лапши: «Ну, что-то кормёжка-то европейская совсем поганенька!»
Когда из прозрачного рукава самодвижущиеся дорожки, минуя трап, перенесли пассажиров сразу на борт прошло уже довольно много времени и я вновь успела сильно проголодаться. Мы поднялись над горами, словно застеленными велюровым пледом ярко изумрудного цвета. Маленький самолётик должен был доставить пассажиров в Париж в аэропорт «Шарль де' Голль». Но это была та же швейцарская авиакомпания, следовательно, стюардессы были ещё страшней, а на обед всё та же бесподобная лапша только ещё холодней и безвкусней!
Ещё в небе я сделала для себя поразительный вывод, насколько по сравнению с нашими, ухожены, выхолены иностранцы – мужчины! И насколько по сравнению с нашими же, запущены, расхристаны, не аккуратны иностранки – женщины! Вот что значит, мужики не истреблялись в бесконечных войнах и «перегибах» культа личности - старик Дарвин был чертовски прав!
Моими соседками на этот раз были две подруги китаянки. Они всю дорогу без умолку болтали по-французски. А пожилая стюардесса, похожая на уставшую клячу была с ними как-то особенно предусмотрительна и любезна. Почему? Это так и осталось для меня загадкой. Может, здесь особенно уважают Китай за численность населения и бояться, что рано или поздно необузданная животворящая сила взорвёт все мыслимые границы, разнесёт по всему миру китайский ген плодовитости… и очень скоро все мы станем чуть-чуть раскосы. Скорее всего, так оно и будет. На эту мысль меня натолкнул один из страстных Лолкиных монологов, вынырнувший из моего дырявого памятихранилища.
Лолка рассказывала, как она тщательно готовилась к своему первому дню в настоящем французском университете. Она предвкушала, что наконец-то познакомится с коренными французами ровесниками. Подозреваю, что возраст её супруга, равно как и его окружения, далеко перешагнул пенсионный рубеж. «Наконец-то я освоюсь, расширю круг общения, социализируюсь по-настоящему!» - мечтала она, вероятно имея в виду более подходящего по возрасту любовника.
Затем длился долгий рассказ о том, как она красилась, выбирала наряд, с какими трудностями парковала машину, торопилась, бежала на высоких каблуках и еле нашла нужный корпус, но всё же опоздала… Представляешь, врываюсь в аудиторию, произвожу феерическое впечатление на своих сокурсников! Оглядываюсь… на меня смотрят сорок три китайца и одна фиолетовая африканка из Конго! Это моя университетская группа…
Я ещё не знала, что на вопрос о том, откуда я, мне, теперь придётся говорить, что я живу рядом с Китаем, потому, что никто не знает, где находится Сибирь, а тем более Барнаул. Зато Китай знают и уважают все.
И вот, наконец, внизу закончились поля, расчерченные на квадратики и прямоугольники. Засверкал на закатном солнце разноцветный бисер огней большого города. Засуетились, закартавили вокруг. Стюардесса, которую в Барнауле не приняли бы работать даже вахтёршей в баню, изобразила этюд пантомимы из коего пассажирам стало понятно, что пора пристегнуть ремни – наш авиалайнер приземлялся в далёкой неизвестной и совершенно чужой стране.
Я увидела их сразу. Хотя узнать моих встречающих было не просто. Лолка изменилась разительно! Похорошела до бессовестности и как-то заматерела. В её осанке появилось нечто самоуверенное, самодовольное, даже самовлюблённое. Одета ультрамодно, с небрежностью богатой и независимой женщины. Особенно поразила её необыкновенная причёска. В России таких ещё не делали. Впрочем, это была простая, неровная, очень короткая стрижка «французский выщип», но покрашенная слоями – цветовой переход от светло-орехового на чёлке к тёмно-вишнёвому на затылке.
Месье - в жизни оказался высоким, подтянутым, мускулистым, с коричневым загаром и ослепительной снеговой улыбкой, с лучиками добрых морщинок у глаз. Передо мной стоял не каннибал Лектор, а скорее мистер Лок (как сегодня бы я его охарактеризовала) из сериала «Lost» (в российском прокате «Остаться в живых»). Мало того он держал за руку третьего персонажа о наличие которого я и не подозревала. Это был маленький ангелоподобный мальчуган лет пяти с огромными нереально синими глазами.
- Бонжур, мадам Элина! – произнёс малыш нежным голоском, и моё сердце подпрыгнуло и перевернулось, словно кусочек шоколада в бокале с шампанским. Я схватила ребёнка на руки и закружила. Он засмеялся – будто зазвенела «Музыка ветра» из множества стеклянных трубочек:
- Сюпер! Сюпер!
Потом в просторном, размером с мою кухню, лифте мы спустились куда-то глубоко под землю. Это был подземный гараж. Там нас ждал серебристый автомобиль, напоминающий летающую тарелку. Месье был за рулём, меня усадили рядом на переднее сидение, а Лолка с юным наследником миллионов уселись на заднее сидение, но почему-то им так же необходимо было пристегнуться. Инфант к тому же был втиснут в малопригодное для жизни детское сидение. Через несколько лет эти новые странные правила обрушатся и на российских детишек и их авто-родителей.
Вдалеке проплыл силуэт Эйфелевой башни, унизанной красными огоньками. Ехали долго, так что времени хватило, чтоб немного прийти в себя. По дороге выяснились холодящие мою душу обстоятельства. Лолка сбежала от мужа и живёт с любовником в гостинице.
- А мне-то теперь куда деваться? – Ошарашенно пролепетала я, смутно догадываясь в каком двусмысленном положении я оказалась перед Месье.
- Да не бзди ты! Всё что ни делается – всё к лучшему! Молчи и внимай. Ты чего, как экстратэрэстр (искаж. франц. - инопланетянин) в самом деле?! – возмутилась подруга, - Поживёшь у Месье. У него на ранчо всегда куча дармоедов тусуется. Лучше сразу – в омут с головой. И привыкай! Ты чо маленькая? Ты зачем сюда приехала? Лясы мы с тобой и по телефону можем поточить. Ты давай о судьбе своей задумайся. Когда-то надо и замуж выходить. Смотри, как он на тебя смотрит – как кот на сметану.
Мне стало стыдно, что мы так говорим о человеке, не стесняясь его присутствия. Я искоса посмотрела на Месье. Он тут же отреагировал – дружески кивнул, улыбнулся лучистыми глазами, в очередной раз продемонстрировав безукоризненную белоснежную улыбку голливудского людоеда, накрыл мою ладонь своей – тяжёлой, загорелой и тёплой. Участь моя была решена.