Не так страшен чёрт, как его Малютка… Скуратов!
Из архивов КВН
Лолка на ужин приехала злая и одна, без своего нового любовника. Когда её спрашивали, она шипела что-то про его неотложную работу в Париже. На мои осторожные расспросы ответила философски уклончиво:
- Все дебилы, ну кругом все – де-би-лы! И мой не исключение. Единственное, что успокаивает, - мудрость приходит к мужчине сразу вслед за импотенцией, так что не долго ждать осталось, - из чего я сделала вывод, что новая Лолкина пассия по возрасту не на много младше покинутого супруга.
- Совсем у тебя, Лолик, крышу сносит. Любимому мужчине такое желаешь!
- Ничего переживёт, крепче за меня держаться будет. И кстати, главный орган любви – это сердце! А если есть ещё и деньги, то это идеал мужчины!
- Так ты что из-за денег что ли? – ужаснулась я.
- Нет из-за красоты его небесной!!! – огрызнулась подруга, - А вообще-то у него во-оот такая харизма!!!
Постепенно двор заполнялся автомобилями, съезжались гости. Вернулись с прогулок по пляжам-ресторанам мои соседи по этажу. Компания собиралась разношёрстная: экстравагантный друг Месье скульптор Ноэль, фермер-тяжеловес Бернар с одинаково толстыми женой и дочерью, увядающая красавица Флоранс с неприлично юным супругом теннисистом Мишелем.
Вскоре подоспел ещё более странный треугольник: сосед-англичанин Клайд с любовницей Иркой и дочерью Келли. Девушки выглядели ровесницами, беспрерывно щебетали и внешне производили впечатление лучших подруг. А где-то в серой гуще британской столицы в самом чреве двухэтажной «трущобы» томилась в напрасном ожидании отверженная пожилая супруга молодцеватого джентльмена…
- А эта девушка знаете откуда?
- ?
- Из Сибири!
- Не может быть!!!*
______________________________________________________________
*не думала, что этот диалог будет неотступно преследовать меня
- Бонжур! Коман сава?
- Сава! Трэ бьен! Сава?
- Мерси, сава!
- Лол, это что они все про сову какую-то говорят?
- Да это приветствие такое общепринятое, ну типа как дела? Ты, смотри, - строго шепчет мне Лолка, - не вздумай кому сказануть, что ты из маленького сибирского городка. По европейским меркам наш Барнаул – супер-пупер мегаполис! Ихних виляжиков (искаж. франц. - городков) в один наш Индустриальный район таких с десяток влезет, а в наш Алтайский край три Франции войдёт. Ну, иди, делай бэзю-бэзю (искаж. разгов. франц.) - целуй гостей, то есть. Да, как хозяйка, вынеси бон-бон для бебе (искаж. франц. - конфеты для детей)
- Парле франсэ? (искаж. франц. - говорите по французски?)
- Но. Англе! (искаж. франц. - Нет. Английский!)
Замечательный вечер поплыл, потёк, побежал, понёсся и, наконец, взмыл на сверхзвуковой скорости в бесконечное космическое пространство. Как приятно и радостно на душе когда вокруг беззаботные весёлые люди! Столько внимания и комплиментов я, наверное, не получала никогда в жизни. Что мне особенно понравилось, что столом и приготовлением пищи занимались исключительно мужчины. На свежем воздухе всё казалось удивительно вкусным. Они периодически приносили новые блюда: сначала приготовленную на огне белую рыбу (с дымком), потом самые экзотические, пусть и магазинные, шашлыки, нашпигованные больше овощами, чем мясом, затем прокопченные на том же очаге фрукты!
Когда во дворе совсем стемнело, хозяин зажёг разноцветные фонарики, которые сделали пейзаж и лица фантастическими. Мы сидели за белым столом под большим зонтом, как в кафе. Месье включил тихую музыку, которая не мешала беседе. Но когда зазвучала песня «Битлз» про жёлтую подводную лодку все дружно подхватили и горланили три раза подряд. Так ливерпульская четвёрка помогла найти общий язык французам, англичанам, эстонцам, армянам и русским-уже-почти-нерусским. А рядом за зелёной изгородью в вечерней дымке ходили точёные белые лошади, напоминающие сказочных единорогов.
Любовница англичанина Ирка щебетала без умолку на корявом английском, изображая то вредную заведующую кафедры из института, где она когда-то работала, то самого Клайда, когда ему что-то не нравится.
Клайд выходил у неё особенно здорово. Ирка столбенела, делала «страшные глаза» и только быстро-быстро перебирала пальцами. Объект пародии сидел прямо (словно лом проглотил), со свойственной ему невозмутимостью, и лишь изредка снисходительно ухмылялся. Длинноволосый гигант скульптор Ноэль ловко вырезал тонкими маникюрными ножницами из цветной бумаги профили-шаржи на всех присутствующих. Лолка открыто любовалась божественным Ксавье, что в глубине двора переворачивал на решётке подрумянившиеся мясные кусочки.
Вдруг, в самой атмосфере произошло некое негативное изменение. Мне сначала показалось, что подо мной пошатнулась земля. Идиллия рухнула в один миг, словно Нормандию накрыло смертоносное Цунами. С диким гиканьем и нечеловеческим рёвом во двор ворвался разъярённый лев – «Инфант» Эркюль-Пьер. Это в детской закончился диск с мультфильмом. Кто не спрятался, я не виноват! Первое что сделал наследник всего этого благолепия: с разбегу прыгнул в фонтан, окатив всех присутствующих холодными брызгами. Но рассерженный папа почему-то не подскочил, чтобы в праведном гневе наказать озорника. Все засмеялись, словно радуясь удачной шутке. Гости не возмутились, а напротив, зааплодировали, и стали подзывать «шутника» к столу ласковыми голосами. Видя моё недоумение, Лолка шепнула:
- Молчи, училка. Здесь не принято делать замечани детям, особенно хозяйским.
Однако же когда на поляну к взрослым попробовали сунуться трое русских детишек Тамары, чтобы обратиться к родительнице с робким вопросом, когда же им, наконец, можно будет отправляться спать (на часах было половина первого ночи), грозная супруга высокопоставленного парижского чиновника посмотрела на отпрысков та-а-ак выразительно, что их как ветром сдуло.
Мудрый и добродушный Себастьян Лакарен взял Тамару в жёны после очередного уже импортного замужества с тремя детьми от трёх разных неизвестных российских мужей, видимо, поэтому французские правила на воспитанных в спартанском духе ребят не распространялись. Вообще столь темпераментная и предприимчивая особа, как мадам Тамара, по-моему, и с десятком детей была б нарасхват. Сыновья Тамары демонстрировали чудеса дрессировки, и их присутствие в доме оставалось практически незаметно. Чего, к огромному сожалению, нельзя было сказать об «Инфанте».
После окропления гостей водой из фонтана, «вождь краснокожих», пользуясь прекраснодушным попустительством взрослых, отпустил с поводков собак. И теперь два «долматинца» гоняли по двору, производя шурум-бурум не меньше своего юного хозяина. Тот никем не пойманный успел за пару минут несколько раз перелезть через изгородь к лошадям и распугать весь табун. Когда и это не возымело должного эффекта на разомлевших от вина малоподвижных взрослых, «Инфант» подбежал к столу, и начал его энергично трясти, одновременно успевая смачно и метко оплёвывать собравшихся.
Падали и разбивались тонкие дорогие фужеры, оставляя на крахмальной белой скатерти тёмно-бордовые лужицы. Бутылка элитного вина перевернулась и обильно, словно кровью, оросила белоснежное платье Флоранс, плодами урожая 1956 года. Бледный Месье извиняясь прошипел:
- Ён энстан, месье. Экскюзэ муа. Анфан тэрибль, анфан тэрибль! (искаж. франц. - Минуточку. Простите меня. Ужасный ребёнок, ужасный ребёнок!)
Оттащить «Инфанта» от стола не было никакой возможности. Он вцепился в край мёртвой хваткой. А когда взбешённый отец всё же неистово отдёрнул и понёс орущего «дважды царя» в дом, то вслед за ними потащилась осквернённая бывшая кипельно-белая скатерть, увлекая за собой всё, что на ней только что стояло.
У бедного Клайда случился паралич, и он выглядел теперь также уморительно, как только что его изображала артистичная любовница.
Мне стало до слёз жалко бедного Месье, ведь кому, как не мне было доподлинно известно, до какой степени бывают неуправляемыми современные расторможенные дети!
Расстроенный, словно прибитый, Месье появился на поляне, когда гости уже шумно прощались около своих автомобилей. Люди хохотали, многократно перецеловывались и вообще вели себя так, будто совершенно ничего не произошло. Растерянно пытаясь изобразить беззаботность, дабы соответствовать общей благодушной атмосфере, Месье нелепо тыкался в чужие щёки, обнимал всех без разбору, словно одеревеневшими руками.
Когда за поворотом скрылся последний гостевой экипаж, Месье резко повернулся ко мне и приблизился вплотную так, что я невольно залюбовалась золотой цепью, блестящей змейкой петлявшей в густых зарослях на его мощной груди. Он крепко прижал меня к себе, источая жаркие энергетические волны, вдруг, словно ребёнок уткнулся мне лицом в шею. Внутри меня поднималось некое неведомое чувство, замешанное на жалости, страсти к непознанному, страха и восхищения одновременно.
Несмотря на то, что попала в мощный капкан объятий, и от невозможности вырваться, словно срослась со вторым телом, я чувствовала необъяснимую власть над этим приросшим ко мне человеком, что ещё недавно был совсем чужим, а теперь так неожиданно стал самым близким.
Поцелуи нежной тянущей волной накрыли с головой и выдернули из реальности. Сверкающий сгусток нерастраченной любви ярким солнцем перекатывался из его груди в мою и обратно…
Мы словно попали под волшебный фиолетовый купол, где были одни во всём мире. Сквозь тёмную пелену застилавшую зрение, с трудом пробирались вверх, на второй этаж, как будто лезли в гору. Такому неуклюжему слепому существу с двумя парами ног и рук восхождение давалось с трудом. Мы задыхались, а наше общее сердце готово было выпрыгнуть наружу и скатиться к подножию бесконечной лестницы. Пространство искрило электрическими разрядами, и страсть распирала каждую клеточку общего организма.
От Месье исходил тонкий аромат полевых вьюнков, а жадные горячие губы были нежны и настойчивы. Бордовый балдахин над моей кроватью медленно тронулся и поплыл. Всё вокруг закружилось, как на карусели мы помчались всё быстрее, быстрее…
Как же так здорово может всё совпасть? Это мы совпали с ним словно детская забава – пазлы и получилась картинка, а точнее новая счастливая картина мира, наполненного новыми яркими чувствами и красками!
Когда Месье разжал объятия, то показалось, что меня, будто новорожденного выталкивают из мягкого тёплого материнского чрева. Как раз вовремя вспомнилось одно французское выражение (на подмогу пришёл бытописец Павел Федотов с полотном «Анкор, ещё анкор!» и одноимённая отечественная комедия).
- Анкор! Анкор! – взмолилась я и как утопающий вцепилась в Месье. Он посмотрел тепло и чуть насмешливо. Удивительно, до чего же прозрачные и ярко голубые у него глаза, как два кусочка ясного июльского неба!
- Жё тэм. Жё тэм, ма пётит Элина... (искаж. франц. - Я тебя люблю. Я тебя люблю, моя маленькая Леночка…)
Месье снял с загорелой шеи кулон и протянул мне. Пушистые заросли на его могучей груди лишились гуляющего в них золотого Аполло. Перед моими глазами проплыли шикарные перья пока-пока-покачиваясь на широкополых шляпах секс-символов моего детства - киномушкетёров. И я вслед за ними шепнула судьбе и Месье:
- Мерси боку. Мерси боку!
Вдруг в коридоре послышалось некое шебуршание и в дверь градом посыпались тумаки:
- Папа! Папа! Папа! Папа! Папа!.. - словно заводная китайская игрушка с противной пищалкой в дверь бился неуёмный «Инфант» и, судя по интонации, намеревался дойти до победного конца. Мне показалось, что свет померк, воздух сгустился - из Преисподней дохнуло серой. А малолетнее исчадие верещало всё сильнее, временами переходя на ультразвук, и сердито топталось на осколках моего хрустального замка.
- Мон пюпюс! Пюпюс! (искаж. разговорн. франц. - Мой малютка!) – чуть слышно прошелестел Месье.
Неожиданный финт, что выкинул перепуганный родитель «Пюпюса» в следующую секунду, поначалу вообще не поддавался никакому объяснению. Месье скатился на пол, увлекая за собой и меня, после чего сверху накрыл одеялом. Но разведчик из него вышел никудышный, потому что проделал он это с невероятным грохотом. Меня распирал истерический смех и чтобы, не обнаружить перед противником место дислокации, Месье крепко прижимал моё лицо к своему шерстяному животу. Я задыхалась и от этого ещё пуще закатывалась в почти беззвучном, лишь иногда крякающем хохоте. Что бы отделаться от медвежьих объятий Месье я стала уползать от него под кровать. Он в свою очередь, подозревая, что родимое чадо следит за нашими передвижениями в замочную скважину, схватил меня за ногу не давая уползти, дабы не производить большего шума с шевелениями. «Пюпюс» колотил в дверь ногами и истошно орал. От смеха, переходящего в кому, я распласталась на полу абсолютно голая в полном изнеможении.