Глава 12. Почти необитаемый остров

Юлия Нифонтова
Ну и остров – прям тоска! -
Сплошь из камня и песка.
И доколь хватает глазу –
Ни речушки, ни леска!..

Да оно бы не беда,
Кабы здесь была еда, -
Окажись тут лебеда бы,
Дак сошла б и лебеда!..
Леонид Филатов «Про Федота-стрельца, удалого молодца»

         До триумфального возвращения Пюпюса от мамочки оставалось три дня («…Три счастливых дня было у меня-а-а-АААА-АААА!!!…»), и Месье решил максимально насытить программу всеобщего отдыха. Решено было посетить острова, коими так обильно усеяны прибрежные океанские просторы. Первым, по установленному папа графику, значился крохотный «необитаемый» остров в нейтральных франко-английских водах. Компании для путешествий тоже были выбраны заранее. На необитаемый островок нам предстояло отправиться в сопровождении семейной пары Флоранс-Мишель, а вот на остров № 2 предстоял вояж с молодожёнами Маржори-Ксавье. Именно в такой последовательности значились наши компаньоны, видимо, согласно значимости и доброжелательности Месье - по-убывающей.   
        Вечер и ночь нам предстояло провести в гостях у Флоранс и Мишеля, а рано утром ехать с ними на побережье и плыть на остров на маленьком кораблике. Благостную идиллию нарушали мысли о пропавшей где-то Лолке. Куда она могла подеваться? Если рванула в Париж со своим новым мальчиком, как обещала, то почему уже несколько дней не звонит, не шлёт SMS-ки и вообще не подаёт признаков жизни?
        Мы ехали в соседний городок по мягкому ночному шоссе. Широкая разделительная полоса светилась в темноте загадочным зеленоватым светом. Несколько раз я порывалась попросить Месье остановить машину, чтобы выбежать и посмотреть своими глазами, как это французы подсвечивают дороги. Умом я понимала, что полоска нарисована флуоресцентной, светящейся в темноте краской, но всё же временами накатывало сомнение: а, вдруг в асфальт вмонтированы маленькие лампочки, что подсвечивают изнутри матовую прозрачную полосу, из толстого стекла проложенную по всей длине скоростной трассы?
        Через небольшие промежутки времени Месье притормаживал и платил несколько монет автомату или невозмутимому дорожному служке за проезд по нарядному, идеально гладкому мерцающему шоссе. Каждый раз, тяжко вздыхая, он доставал специальный кошелёк для меди. Где каждая монетка, лежала в своём отсеке, согласно ранжиру. После очередного тоскливо обречённого вздоха, я подумала, хоть наши дороги и не светятся в темноте, зато не надо раскошеливаться через каждые пять минут за почётное право газовать по родимым колдобинам.
        Хозяева встретили нас фейерверком эмоций, будто в гости к ним заехал не стареющий жадный дед с сомнительной профурсеткой из забытой Богом дыры, а сам господин «Доширак» с новой женой - звездой парижского бомонда.
        Флоранс, оправдывая своё имя, страстно увлекалась парковым дизайном. И устроила на своём участке настоящий мини-Версаль. Особенно восхищали искусственные водопады на заднем дворе.
        Перед ужином на воздухе хозяйка с воодушевлением показала нам дом. Молодой супруг, как и положено альфонсам, семенил позади госпожи и поддакивал.
        Экскурсия началась с просторной гостиной на первом этаже. Зал был условно разделён на две зоны: «клубная» с барной стойкой и зоной отдыха: мягкий уголок у домашнего кинотеатра. Над интерьером явно работал профессиональный дизайнер, так как обе части были умело объединены осовремененным «древнеегипетским» стилем.
        Из созерцания интерьеров мной был сделан парадоксальный для сознания русской училки вывод, что работать учителем во Франции почётно и экономически выгодно. По словам Флоранс, им не рекомендуется проводить больше четырёх уроков в день, чтобы не перегружать нервную систему педагога. Перед глазами тут же пронеслись осатаневшие после двух учебных смен смертельно уставшие лица нищих коллег, разбегающихся, как тараканы по своим провонявшим кошками хрущобам - проверять кипы тетрадей.
         Экскурсия затянулась. Мы были проведены по всем многочисленным комнатам особняка. Осмотрели прачечную, гардеробную, личные кабинеты хозяев и даже допущены в «святая святых» - пурпурно-атласную супружескую спальню.
         Наличие никем не занятых апартаментов на первом этаже, оборудованных, словно номера отелей, заботливая мать двоих детей объяснила так: «У моей дочери есть бойфренд. Если он приедет к нам в гости - пожить ненадолго, и ему захочется провести ночь в одиночестве, то сиреневая комната для него. Точно так же у сына есть девушка. Следующая салатовая комната её любимая». Наличие на этаже дополнительно голубой и розовой комнат, видимо предполагало наличие у дочери нескольких бойфрендов… или иных комбинаций.
- Сколько лет вашим детям?
- Дочь Софи  – 16 лет. Сыну Жилю 17.
        Мне сразу вспомнилось недавнее громкое разбирательство в нашей учительской, когда срочно были вызваны родители парочки старшеклассников застигнутых свирепой завучихой за постыдным актом прилюдного поцелуя на школьной дискотеке. Возмутители порядка были заклеймены и пристыжены. А породившие этаких аморальных вандалов и попирателей общественной нравственности предки подавлены и сгорали со стыда под перекрёстным огнём осуждающих взглядов педколлектива.
        Не достигшие совершеннолетия чада Флоранс, оказывается, уже давно жили со своими пассиями, снимая жильё отдельно от родственников. Дети в свободное от школьных забот время подрабатывали официантами. Чаевых вполне хватало, чтобы начать самостоятельную жизнь лет на двадцать раньше, чем их российским сверстникам.
        За ужином самостоятельные дети Флоранс почтили нас присутствием. Хотя я, конечно, отлично понимала, что они прикатили исключительно поглазеть на меня – живое чудо, явившееся из космоса. Вдруг у меня три глаза или антенна на голове?
         Честно сказать, я немало струхнула, когда на выглаженные дорожки маленького «Версаля» вдруг с грохотом вкатили четыре крутых мотоцикла, которые оседлали матёрые рокеры с ног до головы увешанные атрибутами альтернативного мышления и общемирового протеста. Представители нового прогрессивного поколения европейцев были усыпаны клёпками, утыканы пирсингом, разрисованы разноцветными татуировками.
          На нетренированный взгляд все они казались юнцами с больным самомнением и комплексом неполноценности. Но при внимательном рассмотрении компанию удалось разделить пополам по гендерному признаку. Толстая оплывшая рокерша с рядом колечек в брови и очагами красных угрей на «никаком» лице оказалась дочерью наших любезных хозяев. Подружка сына оказалась наиболее похожей на худосочного почти лысого юношу с выбритыми дорожками по всей голове. Выдавали её только едва заметные бугорки грудей, что уже никак не могло спасти подавленной женственности.
        Рокеры потусовались, выпили по бокалу вина, поглазели на меня, даже не пытаясь поддержать диалог с предками, и умчались в свою самостоятельную детскую урбанизированную «другую» жизнь.
        Мы же непосвящённые олухи из прошлого века ещё долго коротали вечер, потягивая сладкий мускат под шум маленького искусственного водопада.         
         
         Добираться до островка, на котором нам предстояло провести уикенд, нужно было на небольшом прогулочном катере Catamaran «Jeune France» (Катамаран «Жён Франс») по проливу Ла Манш.
        Больше всего запоминаются какие-то яркие чёрточки, мелочи, которых не встретишь у себя дома. Может, поэтому на меня огромное впечатление произвёл специальный служащий порта, в обязанности которого входило подавать руку каждому, кто входил на катер. Он просто стоял на краю и помогал людям взойти на борт. Никто из местных и внимания-то на него не обратил. Но меня очень удивил такой сервис, дома этакое и в голову никому бы не пришло – у нас каждый выживает как может.
        Катер отчалил от берега. Мы остались на верхней площадке, чтобы ощущать порывы солёного океанского ветра и быстрое течение нашей жизни. Но жизнелюбивая Флоранс не оставила нам надежд на желанное уединение с небом и водой. Она упорно пыталась мне что-то рассказать и мимически изобразить некую информацию о том чудесном месте, куда мы направлялись. Её упорство и богатые невербальные приёмы убедили в том, что она действительно опытный высокооплачиваемый педагог. Но из всего сказанного я поняла только, что островок расположен в нейтральных водах и принадлежит Великобритании и живут там немногочисленные англичане, которых по пальцам можно пересчитать.
        Дико было даже представить что где-то там, в глубине, под толщей воды течёт автомобильная трасса – знаменитый тоннель под Ла-Маншем.
        Вдруг публика зашумела и кинулась на левый борт:
- Долфинс! Долфинс! (искаж. англ. - Дельфины! Дельфины!)
        Обгоняя белоснежный парусник, по волнам летела стая дельфинов. Они то на секунду появлялись над поверхностью, то ныряли во встречные волны. Дельфинье семейство забавлялось игрой в догоняшки с ловким быстроходным судном. Туристы на борту радовались, щёлкали фотоаппаратами и махали дельфинам, будто те могли им ответить. Месье напротив, был сдержан, вроде – я и не такое видал, нашли, чем удивить.
        Наша компания решила спуститься в нижнее помещение, чтобы передохнуть от ветра и согреться. Там нас ждал неприятный сюрприз. Весь трюм был занят французскими старшеклассниками такими же дикими, как и их российские сверстники, вывозимые на прогулки всем скопом. У меня сразу вспыхнуло ощущение, что я в родной школе и накопившаяся к тому времени ностальгия испарилась в два счёта.   
        Наше положение осложнялось тем, что свободолюбивое юное племя предавалось радостям путешествия абсолютно безнадзорно. Они шумели, ни на миг, не прекращая перемещений и потасовок, а учителя, что вывез класс на экскурсию, нигде не было видно. Мало того к подростковой компании пристроился подозрительный тип – старый худосочный хиппи абсолютно наркоманского вида. Это потом, когда «конченный» предъявлял билеты всего класса и командовал своей пиратской команде высадку на берег, до меня наконец-то дошло – он и есть педагог везущий класс на воскресную прогулку.
        Пожалуй, по степени раскрепощённости европейская молодёжь явно обогнала наших. У российских тинэйджеров настроение стоит в прямой зависимости от количества употребленного химического пойла, что продают в киосках под видом лёгкого коктейля. Эти же беззастенчиво веселились, изобретательно подшучивая друг над другом «на сухую». Видимо весь полагающийся на их души допинг брал на грудь старший наставник, по которому явно не один год в голос рыдал реабилитационный центр для наркозависимых.
        Мы, хмыкая, созерцали как две милые девочки-подружки разрисовывали цветными маркерами ногу своей одноклассницы, что мирно спала на реечной лавке на носу катера. На ноге у несчастной теперь красовались стрелки. Одна указывала на пятку, информируя «самое красивое место». Другая ярко-алая утыкалась в бахрому коротких шортиков и гласила «осторожно, двадцать сантиметров вверх и будет глубокая ямка!» Далее эстафету приняли юноши и разрисовали девушку, опрометчиво уснувшую на лавке, интернациональными и вполне узнаваемыми фаллическими символами.
        Засмотревшись на изобразительное творчество юных талантов, мы не сговариваясь, вздрогнули от резкого стука. За толстым стеклом иллюминатора, молодой, но по-видимому, очень голодный зомби из первобытного африканского племени. Отвратительно вывернув веки красной изнанкой наружу, и обильно пуская слюну, он сползал щекой по иллюминатору. Это был кудрявый Тарзан из стаи молодых приматов увозимых на загородный пикник отважным наркозависимым героем нашего времени. Я прониклась пониманием к французскому коллеге: работать с таким контингентом невозможно, оставаясь в трезвом сознании.

        Цивилизованность страны определяется по доступности и качеству общественных туалетов. Как только я перешагнула в аэропорту серебряную черту, разделяющую российскую территорию от «импортной», извечная российская туалетная проблема растворилась сама собой. А о такой кощунственной выдумке наших отечественных бизнесменов-стяжателей, как платный туалет никто заграницей и слыхом не слыхивал. Первое, что мы увидели, прибыв на «необитаемый» остров – это чудесный беломраморный туалет с доносившейся из него приятной музыкой и ароматами дезодоранта, а так же огромный ресторанный комплекс с танцевальной площадкой и детским бассейном.
        Островок напоминал пасхальный кулич, выставленный на гладкую скатерть безмятежного океана. По всей окружности суши вела проторённая туристическая тропа, по которой не спеша двигались группки путешественников. Меж тем дорожка вела себя непредсказуемо. Она то балансировала по самому обрыву над притаившимся внизу царством Посейдона. То вдруг начинала скакать по огромным каменным валунам. А то принимала вид древний и загадочный: мощёная каменная кладка углублялась, прорезая холм. Такими траншеями остров был практически опоясан. Стены этих своеобразных окопов были словно высечены из белого песчаника и вид имели опрятный и праздничный.
         Маршрут вокруг острова был продуман настолько, что растянувшись почти на весь световой день, приводил к исходной точке, как раз к обратному рейсу кораблика.
        Тропа вела от одного живописного места к другому. Крохотная часовня отважно встала на цыпочки на самом краю каменистого утёса. Рядом импровизированная открытая колоколенка, где каждый желающий мог вдоволь натрезвониться.
        Словно дорога из жёлтого кирпича, что вела Элли и её верных друзей в Изумрудный город, наша тропа преподносила нам разнообразные сюрпризы. Изваяния огромных каменных черепах, несколько разноцветных качелей посреди поляны, скопление безхозных надувных бассейнов для мигунов, жевунов и других миниатюрных жителей Волшебных автономных округов.
         Наша продуманная туристическими менеджерами тропа завела нас в райские кущи – густую тенистую рощу. Под тёмными зонтичными кронами - буйство разнотравья. Самое удивительное было то, что трава здесь не была подстрижена. После разлинованных и прилизанных городских европейских пейзажей выглядело это, ей Богу, чудесно.
         Но когда мы вышли из под сени величественной дубравы, то вдруг обнаружили неприятные последствия общения с первозданной природой. У всей нашей компании ноги были усеяны зелёными клещами. Я по провинциальной непосредственности начала их собирать с себя, завернув руку в салфетку и кровожадно давить.
        Флоранс при активной мужской поддержке решила призвать к ответу вандала, то есть меня. Они дружно в голос, втроём, завопили: «Нет, не надо убивать, а то полиция оштрафует!» И вот тогда мне тупому тёмному питекантропу стало ясно, что в по-настоящему правовом государстве с развитой демократией каждая вонючая козявка охраняется законом. Только вот зачем доводить закон до абсурда, тёмному питекантропу так и не удалось уяснить…

Одино-
кие жили-
ща аборигенов
 заметно отличались от
французских по цветовой
 гамме. Французские домики
преимущественно светлых и кремовых
 оттенков, похожие на пирожные, они повсеместно
утопали в цветах и лианах, а украшались с весёлой выдумкой –
смешными скульптурками, фонариками, витражами – кто во что
горазд. На острове  все постройки были траурно
серыми и несли на своей архитектуре отпечаток
 драматизма  и католического аскетизма. Я поня-
ла, что мы находимся  на территории Великобри-
тании,  а это совсем другое государство, с другим
лицом, характером, привычками. Культуры двух
соседей – Англии и Франции  отличаются друг от
друга, как день  и ночь. Жители  острова,  словно
на подбор были нелюдимами, охраняющими своё
одиночество, старались селиться обособленно, как
можно дальше  от соседей. Если многие усадьбы  в 
Норманди   находились  на    возвышенностях  что
б заехать к кому-нибудь  в гости,  нужно было под-
ниматься круто вверх,  там, в  окружении зелёных
 изгородей,  клумб и мягких полянок произрастали,
 будто кружевные теремки, весёлые домики милых
  общительных людей. Здесь же всё было по-другому.
Мрачные обиталища суровых островитян были выложены из глыб плохо обработанного камня, без легкомысленных архитектурных излишеств, как могильные плиты, они одиноко возвышались на продуваемых всеми океанскими ветрами равнинах. Рядом с постройками не было ни деревца, ни палисадника. Аккуратность. Строгость. Да, жизнь не так легка-весела,  дорогие господа французы!

        Мы шагали и шагали, огибая островок, а меж тем время близилось к обеду. Желудок, разбалованный кулинарным изобилием, царившем в апартаментах Месье, капризно требовал пищи. Если к полудню в животе настойчиво урчало, то перевалив на третий час дня организм, запротестовал всерьёз!
          Но наша компания почему-то усиленно делала вид, что все сыты до отрыжки и никому даже в голову не должна приходить кощунственная мысль о том, что пора бы уже и пообедать.
         Флоранс наигранно, как в немом кино всплёскивала руками, неустанно восхищаясь видами, словно скопированными с рекламных туристических буклетов. Оптимист Мишель, как заведённый щёлкал фотоаппаратом, видимо, намереваясь поймать кадр, в котором его престарелая супруга будет выглядеть особенно нелепо. Месье шёл мерно, сосредоточенно, глядел на всё с неизмеримым равнодушием, и наверняка, мечтал о лошадях. А я свирепела с каждой минутой, уже ненавидя эту лазурную водную гладь, зелёные плюшевые поляны и живописные развалины замков времён ранней Золушки, по которым Кот в сапогах гонял ещё котёнком.
        В половине четвёртого пополудни, мы спустились к песчаному заливу. Берег представлял собой идеальные декорации для романтического фильма о любви на лоне природы. Песчаный, словно просеянный сквозь сито чистый песочек, был усыпан яркими оранжевыми-белыми-жёлтыми ракушками величиной с крупные бусинки. Словно Богиня Любви случайно рассыпала по берегу своё ожерелье. Мы расположились для отдыха, но о пикнике никто не беспокоился. Это не то что наши домашние «мамочки» - только шагнут на травку, сразу начинают метаться: раскладывать припасы, резать огурчики, помидорчики, колбаску, и т.д. В России у всей женской армии одна забота: «Мужиков накормить!»   
        На круглых каменных отшлифованных временем валунах возлежали группки загорающих. Прогретые солнцем огромные камни располагались так чудно и хаотично, что заменяли собой, диваны, кресла, обеденные столы и подиумы для обнажённых натурщиц. Дамы тут и там подставляющие обнажённые груди золотым лучам, могли бы, конечно, послужить моделями… но только для художников каменного века, высекающих своих гипертрофированно толстых палеолитических Венер. Невольно я позавидовала самоуверенности европейских толстух. Это не наши пигалицы, только лишний килограммчик засекут, сразу в панику.
        Созерцание аппетитной сверх всякой меры, телесной сдобы привело меня в отчаяние. Сгорая от стыда, я пролепетала, что хочу есть. Своим заявлением я крайне удивила моих компаньонов - «солнцеедов», которые оказывается и не помышляли об этакой блажи, а по своей национальной спартанской традиции приучены принимать суровую пищу строго раз в неделю по пятницам.
        Нехотя, с демонстративным нежеланием, Мишель достал из своего рюкзачка более чем скромные яства. Каждому путешественнику досталось ровно по одной маленькой помидорке и крошечной булочке.   
        Загадочное поведение моих попутчиков разъяснилось, когда мы подошли к конечной точке нашего странствия и вернулись на цивилизованную часть острова, где шумной гурьбой теснились маленькие уличные кафешки и ресторанчики.
        Сидя за столом с меню в руках, наши друзья не стали особо церемониться и заказали себе столько блюд, что стало очевидным, что Робин-Бобин Барабек был родом именно из Франции. А чего стесняться-то, ведь за всё платил престарелый денежный мешок.   
        Мне стало немного обидно за Месье. Ведь эта парочка, что называла себя его лучшими друзьями, просто целенаправленно двигалась к ближайшей забегаловке, где за всех по-обыкновению и заведённой традиции заплатил бы их глупый добрый друг. Зачем же им тратиться на продукты, если Месье всё равно всех накормит.
        Правы ушлые американцы: «Всем правит бифштекс!» и ещё я сделала для себя парадоксальный вывод, о том, что оказывается на фоне остальных французов Месье не прижимистый скупердяй, как я думала раньше, а широкой души барин-расточитель, практически мот!