С Новым годом, страна!

Виктор Сокоренко
               
     Жизнь – штука удивительная. Само существование человека – большая загадка, вызывающая недоумение и кучу разнообразных вопросов. Но самое интересное, что сам человек, именно личность, не имела никаких помыслов на свое появление. То есть он это не планировал, его никто не спрашивал но, не смотря на это – вуаля! Наверное, поэтому дети так   громко и кричат, когда рождаются. Интересная ситуация – ты один и голый, а вокруг чужие люди в масках и вся эта нелепость, прозванная жизнью.

     И тем обиднее, когда эту вновь народившуюся жизнь оставляют один на один с этим, с позволения сказать, миром.

     31 декабря, за несколько часов до Нового года, персонал роддома небольшого городка, состоящий из одного врача и трех медсестер, готовился к празднику. Предшествующий день выдался  на удивление спокойный. Приняли одну девочку и больше до утра вроде бы ничего не предвиделось. Несмотря на это, женщинам хотелось побыстрей отметить праздник и пойти отдохнуть. Ведь им пришлось весь день бегать с работы домой, дабы обеспечить праздничный стол своим домочадцам.

     Где-то в половине двенадцатого в приемном отделении раздался звонок.
 
     - Баб Мань, откроешь? – обратилась к  седовласой  старушке врач, одновременно ставя точку в сервировке  стола графином   кваса.

     - Уже бегу.

     Открыв дверь, баба Маня увидела среднего росточка молодую особу лет двадцати пяти - двадцати восьми, опрятно одетую, в серенькой вязаной шапочке. С виду  это была совершенно обычная девушка, Если бы не ее взгляд. Он был непередаваемо колючим. Кажется, от него даже веяло холодком.

     - Что тебе, доченька?

     - Мне бы родить.

     - Так прям и сразу. Срок то у тебя какой, милая. У тебя ничего и не видать то.

      И  правда. Девушка была  полненькой, дубленка   свободной, и заметить животик было не просто.

     - Да у меня, бабушка, и воды уже отошли.

     - Дык што ж ты милая, давай проходи быстренько, сейчас врачей позову.

     Документы, естественно, решили заполнить после родов. Но…

     Роды прошли на удивление легко и быстро. Можно было подумать, что молодая мамаша занимается этим каждый день. Малыш  - мальчик, родился здоровеньким. Сначала несколько секунд поорал, как положено, затем неожиданно замолчал и стал всем улыбаться.

     - Интересный юноша, - заключила врач, - роженицу в палату, ребенка тоже. Баб Мань, когда все приберешь, оформи пожалуйста документы.

      - Сделаем, не волновайся!

        Спустя некоторое время медсестра зашла в палату к роженице. На месте той не оказалось, а на тумбочке лежала записка о том, что эта ненормальная мамаша отказывается от своего ребенка.      
 
     Вот так вошел в жизнь Он. Один, без родных и близких.   Точнее они где-то были, только Он был им ни к чему. Вот такая вот любовь морковь.

     В дальнейшем медсестры были шокированы Его поведением. Он никогда не плакал, когда к нему кто-то подходил, он улыбался, протягивал свои ручонки и пытался что-то сказать на своем детском языке.  Он с обворожительной улыбкой, со своей детской непосредственностью и наивностью непрерывно пытался найти то, что он не сможет найти уже никогда – своих родителей. 

     После дома малютки его перевели в  детский дом. Персонал детдома был со стажем.  Через их  руки прошло такое количество детей, лишившихся по разным причинам своих родителей, что у них уже давно стерлась грань между любовью к  детям и работой. Именно это обстоятельство делало их  равнодушно добрыми к своим воспитанниками. 

     А Он потихоньку рос,  становился все старше. Каждый день, лет до шести, Он ждал, что вот  сегодня придут его родители и заберут его домой. Обстановка и отношения в детдоме были прекрасными, но не хватало малого – простой родительской любви.  Очень часто, бессонными ночами,  он представлял, как  спасает своих родителей то из подвала с бандитами, то из рук пиратов, то из морской пучины при кораблекрушении. А все это для того, что бы увидеть их лица. Улыбающиеся лица,   вот   – они его потеряли, а Он, наконец, нашелся и за это время вырос настоящим человеком.

     Потом была школа. Он не был отличником, но учился хорошо. В определенный момент начались своеобразно-юношеские разборки – кто в школе хозяин. Будучи добрым по натуре, Он старался не ввязываться в эти дрязги.  Юноша не мог понять, как можно драться с   человеком, с которым еще вчера ели   за одним столом и были практически друзьями. Однако несколько раз пришлось «примерить» синяки. Один раз пострадал  нос. Несмотря на все передряги, он не поменял своих взглядов на личностные отношения и был лояльно добрым к своим обидчикам. В конце концов, им когда-нибудь это все надоест, и придется взрослеть. Да  и занятия спортом  в дальнейшем, отбили   интерес к его личности со стороны шпанистых одношкольников.      

     Были занятия в музыкальном кружке, Игра на гитаре на танцах в соседней школе. Знакомство с девушкой  - ангелом с каштановыми волосами и    ямочками на щеках.  Он мог любоваться   ею часами. Каждое ее движение…  Да у нее   одних улыбок было не счесть.   Наклон головы, игривый взгляд из-под век,  эти ресницы… Он замирал от каждого ее движения, взгляда.   Даже будучи гитаристом на танцах, он не мог рассчитывать на ее расположение из-за своей застенчивости. Но однажды, после танцев она сама подошла к нему. Ей тоже было неловко, поэтому попросила свою подружку сопроводить ее. Так между ними завязалась недолгая дружба,  даже можно сказать первая, с еще детской непосредственностью и идеалами, любовь.

     Закончилась школьная пора. Он получил небольшую, однокомнатную квартиру. Устроился на работу  в   строительную организацию. По вечерам встречался со своей девушкой, иногда играл на танцах. Жизнь, как говорят,  налаживалась. Но наступила осень и пришло  время идти в армию. Провожали его двое друзей, с которыми он работал, классный руководитель из детдома и его девушка. Так неожиданно началась служба в армии.

     Сначала была учебка. Ему повезло, никакой дедовщины здесь не было, но командир взвода, прапор,  гонял их нещадно. Сам он уже два раза побывал в так называемых горячих точках. И еще он знал то, чего не знали сопливые курсанты. Он знал к чему их готовил – к войне.  Поэтому делал все, чтобы полученные знания помогли им выжить в этой бойне.   

     Ровно через два с половиной месяца был аэродром Северный….   Через четыре дня должен был случиться Новый год.

     Аэродром представлял из себя жуткое зрелище. Разрушенные  околоаэродромные постройки,   аэровокзал с замершими навсегда часами, видневшиеся тут и там в машинах, и просто на земле трупы российских солдат, только вчера закончивших школу, завернутые в блестящую пленку – на некоторое время все это стало «визитной карточкой» этого места. Вдоль взлетной полосы и около разрушенного здания аэровокзала, кучками по десять-двадцать человек, топталась «элита российских войск» - ВОСЕМНАДЦАТИлетние  пацаны, собранные со всей нашей необъятной Родины.

     Их перевезли на окраину Грозного и «поселили» в подобие полевого лагеря. В течение дня их взвод два раза выезжал на усиление ближайшего блокпоста. Во второй раз,     попали в недолгую перестрелку. Он даже не успел ничего понять. Неожиданно отовсюду зашипели пули,  неприятными шлепками влипаясь в ближайшую стену.  По спине вдруг пробежали мурашки, в районе солнечного сплетения что-то холодно засосало. О том, чтобы куда-то стрелять, не было и речи. В какой-то момент просто захотелось глубоко зарыться. Но это состояние прошло буквально сразу. Он аккуратно выглянул. Впереди справа увидел дымки от выстрелов автомата. Перезарядил автомат и послал в сторону дымков несколько очередей.   Наступило какое-то спокойствие и сосредоточенность. Через несколько минут перестрелка так же неожиданно стихла.

     К ним заглянул их лейтенант:

     - Все живы, орлы? Никто не ранен?

     - Все в порядке.

     - Лады. Ждите команды скоро смена, - лейтенант было ушел, тут же опять заглянул к ним, - Да, с крещеньицем вас, мужики!

     Вот и состоялось боевое крещение. Следующие два дня прошли в нормальном военном ритме. Тридцать первого числа, под вечер, в их подразделение заглянули два офицера – капитан и майор. Оба были прокопчены насквозь. Оба в видавших виды бушлатах, небритые и  с равнодушно спокойными лицами. У майора на бушлате был оторван погон, звездочка на нем держалась на честном слове.

      - Где командир? – майор не спеша осмотрел всех цепким взглядом и, увидев лейтенанта, поинтересовался, –  твои орлы?

     - Так точно! – вытянулся лейтенант.

      - Не гусарь, не на параде, - поморщился майор, - отойдем, поговорить надо.

     Они отошли в сторону. Кто-то из ребят заметил:

     - Ну все, пацаны, кажись лафа кончилась. Ща отправят, блин, на бойню.

     Никто ничего не ответил. Всем итак все стало ясно. Уже несколько дней в городе были слышны короткие, но довольно плотные перестрелки. Причем с каждым днем они становились все интенсивнее. Окраину города начало заволакивать черным дымом – там подбили несколько танков и горели два дома. Ближе к вечеру перестрелки слышны были уже повсюду. В город  двинулись танки, сопровождаемые подразделениями пехоты. Его взвод прикрепили к небольшой группе закопченных молодых ребят, которыми командовали    те два офицера. Они неспеша двинулись в сторону центра города. Несколько раз их обстреляли. Но поддерживаемые танками они быстро подавили  огневые точки «чехов». Завязалась очередная перестрелка. Танки ушли куда-то вперед. Дальше им пришлось продвигаться самостоятельно, без поддержки. Два квартала они прошли относительно спокойно. В небольшом дворе, который окружали трех-четырех этажные желтые дома, их группа попала в засаду. На их счастье они быстро нашли свободный полуразрушенный дом с небольшим подвалом. Бойцы  рассредоточились и заняли оборону. Сюда же они затащили только что убитых двоих солдат и своего тяжелораненого лейтенанта. Подвал по всему периметру имел небольшие окна, напоминающие бойницы, что делало их убежище хорошо укрепленной позицией. С этого момента любые попытки атаки со стороны противника, пресекались плотным, прицельным огнем защитников подвала.

      Часа через полтора все стихло. На улице уже полностью стемнело. На середину подвала вышел майор:

     - Раненых забираем. Убитых заберем позже. Сюда уже едет подкрепление. Мы должны помочь им пробиться к нам. Сейчас быстро переходим вот в тот дом, Разведка уже проверила, «чехов» там нет.

     Они вышли на улицу и стали пробираться к дому, указанному майором. ОН не знал, что чей-то цепкий взгляд поймал его в перекрестие оптического прицела. Выстрела ОН не слышал. Просто что-то горячо ударило в грудь. Боли не было. Перед глазами возникло родное лицо улыбающейся девушки. Он тоже улыбнулся. Горячая волна от пули пробежала по всему телу  и яркой вспышкой взорвалась в голове, рассыпая на осколки улыбающийся образ с ямочками на щеках.

     На землю он упал уже мертвым. Вокруг продолжалась война. Где-то далеко вокруг жизнь текла своим чередом. Кто-то радовался, кто-то грустил, кто-то рождался, кто-то умирал.  Чья-то рука в военной форме водила карандашом по карте. Только уже не было на этой карте ЕГО. Никто не узнает где и как он погиб, никто не будет знать, где Он похоронен. У него была одна мечта – иметь семью. Любимую семью. У него была девушка с прекрасной улыбкой. У него был сегодня день рождения, ставший днем смерти. У него была  жизнь,   уместившаяся на нескольких страницах печатного текста.

       Расцвело. Вокруг была тишина, изредка лопавшаяся выстрелом или взрывом. Где-то наверху -  в облаках, ранним утром  рождались снежинки.   Одна из снежинок, очень маленькая и пушистая, медленно плыла к земле. С высоты своего полета она видела развороченную землю, небрежно прикрытую снегом, клубы дыма, разбитые дома и изуродованные деревья. Было что-то неуловимое, что делало эту картину странной. Видимо снег,   странного оттенка.  Казалось, что снег, как и все вокруг, был мертв.   
      
     Наступил Новый год.

     С Новым годом, страна!