Я с детства любил всякое мастерство. Мог часами смотреть за работой умелого столяра, каменщика, часовщика. Однажды так засмотрелся на ловкого сапожника, что он не выдержал и грубовато спросил: «Чего уставился?», - но, когда я честно сказал, что приятно смотреть, как у него красиво получается, он заулыбался и объяснил, что это у него потомственное.
Социологи-бихевиористы считают, что в социуме есть 20% (я округлил) людей, которые хорошо делают любую работу, независимо от условий, еще 15% всегда работают плохо, а остальные 65% работают лучше или хуже, в зависимости от условий (надзора, оплаты и т.п.), так что хороший работник – явление нередкое. На своем веку я встретил немало умных и деятельных людей – отличных и успешных работников, человек поболее 30, наверное. Но в этой записке я рассказал о выдающихся талантах, их было немного. Я описал их в том порядке, в каком я с ними знакомился.
Витя Кулагин
Первым мастером, которого я узнал в детстве, был сосед Витька Кулагин. Он был старше меня на 3 года, но общие интересы очень сильно сблизили нас. Парень он был необычайно и всесторонне одаренный: прекрасно рисовал, играл на гитаре, был невероятно начитан. Но главным в нем была великая любовь и поразительное знание техники, к чему он приобщил и меня, щедро делясь и знанием, и умением, и материалами. В свои 15 лет, он был искусный мастер-моделист, отлично владел любым инструментом, сверлил, паял, точил – мог делать все, что угодно. Он сам сделал прекрасные действующие модели паровых машин, которые поражали совершенством и строгостью исполнения. В последнее время он строил точную копию паровоза “ФД” в 1/50 (!) натуральной величины, руководствуясь не описаниями в книжках для моделистов, а чертежами настоящего паровоза (инженеры понимают, как это невероятно трудно). В домашних условиях, по самым примитивным технологиям, он создавал изделия, которые точно воспроизводили натуру. Сотню тоненьких дымогарных трубочек для котла, он гнул из жести на вязальной спице, цилиндро-поршневой узел с золотниками, шатунно-кривошипный и кулисный механизмы, шнек углеподачи – все было верхом ювелирного искусства. Не успел сделать кабину машиниста, вот, наверное, было бы чудо! При этом он обладал широчайшей эрудицией, я не могу сейчас оценить ее глубину, но что как устроено, он знал досконально и ясно понимал.
В 1941 году, 17-и лет, он пошел добровольцем в Московское Ополчение и сгинул под Вязьмой.
Это был самый талантливый человек, которого я видел в жизни, но ему не дали состояться.
Григорий Павлович Буцык
Вторым мастером, с которым я познакомился, был Григорий Павлович. Он был на все руки мастер. 16-и лет от роду, пошел с отцом и братом воевать в гражданскую. Закончил радиошколу, служил в авиации радиотехником, в 1937 году был изгнан из партии и армии, якобы за мелкобуржуазные взгляды, в действительности – за репрессированного брата, и выселен из Москвы в наш дом, в Лосинке. Веселый матерщинник, он любил щупать баб, что доставляло им немалое удовольствие, отчего они весело верещали и ругались, но больше всего любил семью, детей и работу – любую, как Кола Брюньон, он охотно делал, что угодно и все у него отлично получалось.
Один, без всякой помощи, он соорудил просторный сарай из оштукатуренных стружечных плит и оборудовал там отличный курятник, а себе рабочий кабинет и летнюю спальню. С его сыном – Юркой, мы сделали себе по деревянному нагану и показали ему. Он недовольно покрутил головой, взял острую стамеску и, с грубых углов наших поделок, снял точнейшие фаски – как на фрезерном станке. Револьверы стали красивы, как картинки и не требовали никакой дополнительной отделки. У него было множество инструмента, и он хорошо делал любую столярную и слесарную работу.
Но, главную славу в округе, он обрел, как радиотехник. В начале войны все приемники были у населения отобраны и спрятаны в складах, а в 45-ом их раздали владельцам. Никаких ателье, мастерских и в помине не было и все «издохнувшие» приемники, старые советские и бесчисленные «трофейные», народ тащил Г.П. и бОльшую часть он «оживлял». Схемы он читал, но познания его в радиотехнике были мизерны, и он сам мне признавался, что работает методом «тык», тем не менее «Филипсы» и «Телефункены» он успешно чинил. Менял радиодетали, ламповые панельки перепаивал на советские и настраивал без осциллографа, а это были сложные схемы, мало отличавшиеся от современных – супергетеродины. Тут, нужны, конечно, не «тык», а измерительная техника и развитая техническая интуиция. Принято считать, что «Информация – мать интуиции», он обходился без информации, а только интуицией и тестером.
Был очень добрый и веселый, любил и хорошо пел украинские песни. Сталина ненавидел, но сохранял верность идее коммунизма.
Петр Васильевич Кислов
Это был старик-слесарь на Дорхимзаводе, по-заводскому, конечно, «дядя Петя». Мы подружились в 1945 году, когда рабочие 50-60 лет были нередки. В те поры на заводе были старики и подростки, мужчин не было. Оказалось, что он искусный часовщик, еще в мастерских Павла Буре работал. Он починил мне мамины часы, а я напросился к нему в подмастерья, поучиться ремеслу. Часовщик он был, что называется, «от Бога», причем уверенно справлялся с миниатюрными браслетными часиками, которые волной хлынули из Германии. Пальцы у слесаря, да на химзаводе – «рога и копыта», как же он мог делать тонкую работу? Очень просто: дядя Петя прикладывал 2 пальца к наждачному точилу, стачивал шкуру до розовой кожицы и повторял эту «хирургию» по мере надобности. Для начала он научил меня профессиональной терминологии. Часовые пинцеты он называл «кОрцинки», и я много лет спустя понял, что это русифицированное – корнцанг. Зрение у него было уже слабое, он в нормальную часовую лупу вставлял еще одну и, с этим телескопом работал. Быстро и безошибочно разбирал, чистил и собирал любые часы. Недостающие детали делал сам. Нередко неумелые владельцы портили крохотную спиральную пружинку, которую называют «волосок». Положив эту путанку на донышко перевернутого блюдца, орудуя двумя корцинками, дядя Петя точными, почти незаметными движениями возвращал волоску совершенно правильную форму спирали, диаметром 3-5 мм, причем строго в одной плоскости. Это было, как колдовство и он радовался моему восхищению.
У него были золотые руки, и он умел все. Механик цеха поручил ему полудить старый, довоенный сатуратор (бачок для приготовления газированной воды). Дядя Петя, ворча, приготовил припас, развел костер и положил в него бачок. Нагрев до требуемой, «на глаз», температуры, он посыпал внутреннюю поверхность нашатырем, потом потер квачом, смоченным в кислоте, а, затем – палочкой олова. Понемногу поворачивая бачок в пламени костра, и, каждый раз растирая полуду квачом, он покрыл всю поверхность. Я ему помогал, хотя был уверен, что этот варварский способ не даст ничего хорошего, но отмытая полуда сверкала, как серебро, и ни натеков, ни проплешин на ней не было совсем! Это значит, что, ворочая бачок в пламени костра, он держал нужную температуру поверхности, а, ведь это 300-350 оС, она же не светится!
Водочкой он не брезговал, но с другими слесарями после работы казенный спирт не лакал, а, когда, изредка я приносил бутылочку хорошей настойки, он радовался и выпивал со мной и женой, тетей Катей пару рюмок. Никогда никого не ругал, очень огорчался нашим воровским трофеям, и, когда тетя Катя напоминала, что тащат у фашистов, он возражал: «А фашисты не люди? Вот, пришли бы к нам и все отобрали, тебе бы понравилось?»
Таких рабочих, как Петр Васильевич сейчас нет совсем, и полагаю, что в России они уже никогда не появятся.
Александр Абрамович Лукацкий.
Наладочный трест «Оргцемент» называли штрафной ротой Министерства – в процессе кадровых чисток оттуда увольняли евреев и других «нечистых», но ценных работников, которых надо было сохранить, отправляли в «Оргцемент», где и собрались очень способные люди, среди которых выделялся Александр Абрамович Лукацкий. Он ходил в больших начальниках, но завистливые идиоты его выгнали из партии и из Министерства «за мелкобуржуазное происхождение»(!). На каждом пусковом цементном заводе Министр назначал его своим уполномоченным он и тянул. В советское время именно обиженные и обгаженные люди своими талантами оплодотворяли дурную работу. Он был изумительным инженером и организатором. Мало того, что он сам работал невероятно много и эффективно, вокруг него весь народ вовлекался в такую же напряженную работу. Таким образом, около него сформировалась очень работоспособная бригада из прекрасных инженеров, члены которой умели все. Например, талантливый экономист Е.М.Куцман научился налаживать сложное и взрывоопасное оборудование углеприготовительных отделений. Сидел в заводоуправлении, писал Техпромфинплан, а во время пуска завода, надевал спецовку и шел в цех. Работа была непростая: комплектные немецкие поставки.
Все строительные технологии Лукацкий знал превосходно, способы выполнения их и контроля качества – не хуже. Авторитет его был непререкаем и полномочия Министра никакой роли не играли, просто все: и строители, и монтажники, и электрики, и сантехники, понимали, что он лучше всех знает, как выполнить работу и безоговорочно слушались его в своих собственных интересах. Вот где естественная основа профессионального авторитета! На совещаниях и на площадке он внимательно выслушивал начальников участков и нередко ловил их на вранье и невежестве. От этого он приходил в ярость, и, никогда не ругая собеседника, в самых прямых выражениях сообщал, что он думает и о работе и об исполнителях. Деликатных разговоров наедине не было: при всех слушателях, он мог сказать: «Вы все врете! То-то не сделано, то-то не закончено, а то-то плохо! Если Вы можете, исправьте эту халтуру, нет – просите себе помощь и замену!»
Все заводы, которые пускались и налаживались под его руководством, сразу начинали ритмично работать и вскоре выходили на проектную мощность.
Исаак Абрамович Ихлов
Я начал работать в ОКБА в 1959 г., Недели через две мы наткнулись на трудную задачу, и Начальник отдела послала меня посоветоваться к Заместителю Главного инженера по научной работе Исааку Абрамовичу Ихлову, а я за полмесяца ничего о нем не слышал. И неудивительно - менее заметной фигуры представить себе невозможно. Я нашел его в опытном цехе, где он играл в домино с макетчиками. В синем халате, пожилой, полноватый и лысоватый, он внешне ничем от рабочих и не отличался. Был глуховат и пользовался слуховым аппаратом. В его дикции был очень заметен еврейский акцент, которого ныне уже не слышно. Это придавало его вполне правильной речи местечковый колорит, и вся его благодушная домашняя внешность противоречила расхожим представлениям о характерном облике интеллектуала. Но недаром говорят, что внешность обманчива, И.А. был гениальным инженером. Он обладал глубочайшими, энциклопедическими знаниями во всех областях физики, не намного меньше в химии, во всех инженерных дисциплинах, прекрасно знал немецкий и английский языки, помнил всю последнюю техническую периодику, а уж аналитическую технику знал, как свои пять пальцев, вот тебе и местечковый колорит! Мало того, что он знал все технологии, применявшиеся в приборостроении, он прекрасно владел инструментом и мог своими руками делать, все что угодно, поэтому ни инженеру, ни рабочему “вешать ему лапшу на уши” было абсолютно невозможно, никто и не пытался. Незаметность же его объяснялась только его исключительной скромностью. Он не был склонен к самоунижению и обладал сильным чувством собственного достоинства, просто он не был суетен, не старался показать свое профессиональное преимущество и “пустить пыль в глаза”, вот его и не было видно. Сильнее всего уникальный талант И.А. был виден в трех проявлениях:
1. Нестандартное мышление. Он был неистощимым генератором идей. Для любой технической задачи он мгновенно находил оригинальное, чаще всего – оптимальное решение, иногда попутно придумывая какой-нибудь новый прибор. Так, однажды, в 1960-х гг, в моем присутствии, он “нечаянно” изобрел новый АЦП. Мы обсуждали обратную связь к газоанализатору, он подумал и сказал: «А можно и так сделать», нарисовал схему, смотрим, а она принципиально новая, он, улыбаясь, сказал: «Кажется, это изобретение», так оно и было.
2. Поистине сверхчеловеческая техническая интуиция позволяла ему прогнозировать свойства проектируемого изделия с невероятной точностью и если И.А. ворчливо (он никогда не сердился) говорил, что эта вещь работать не будет - так она точно не работала. Э.Я.Фукс затеял очень хороший клапан, но, после заключения И.А., и проверять не стал. А.И.Певзнер, прекрасный математик, наоборот, доказывал И.А., что прибор ТКГ-11 работать не сможет, но И.А. только добродушно посмеивался – прибор отлично работал. Главный инженер, Н.Я.Феста, сам блестящий специалист, безоговорочно доверял могучей интуиции И.А. и, в сомнительных случаях, отсылал разработчика к нему, его же заключение неизменно принималось, поэтому все работы, которые начинались с благословения И.А., заканчивались созданием хороших приборов. Я как-то не послушал И.А., благо он никогда не настаивал на выполнении своих указаний, а конструкция казалась безупречной, но прибор не работал.
3. Феноменальная быстрота, с которой И.А. анализировал технический объект. Тихонько бормоча какие-то междометия, он за 10 минут, без всяких пояснений, успевал рассмотреть и уяснить схему сложной АСУ из 5-6 технологических процессов, после чего излагал потрясенному клиенту причины неработоспособности предлагаемой системы. Напрасно собеседник пытался отбиваться и слабо возражал, что ему бы от уважаемого И.А. только узнать, какой тут нужен регулятор, а в процессе разберутся технологи, “уважаемый И.А.” был неумолим и обещал помочь, когда будет скорректирована задача. Мимоходом он предлагал и возможные решения – он не жалел своих знаний и щедро раздаривал идеи, нимало не заботясь о закреплении авторства.
Заседания НТС он проводил великолепно, в кратчайшее время выявляя сущность и уязвимые стороны обсуждаемого проекта, отчего эти заседания были в высшей степени поучительны. Он давал возможность всем участникам высказаться, какими бы бредовыми ни были их соображения, на редкие нападки никогда не отвечал, быстро принимал и предлагал технические решения, которые не нуждались в обосновании – их справедливость была очевидна. Так же проводил технические совещания знаменитый конструктор В.П.Глушко, он тоже не столько слушал, сколько объяснял, как делать.
Он делал все удивительно разумно и целесообразно. Получив квартиру в нашем доме, он устроил новоселье на свой манер: на большом столе стояли тарелки с кое-какой традиционной закуской, но главное – в углу стоял ящик водки и большой таз с очень вкусным винегретом. Народ шел лавиной, и каждого хозяйка сажала за стол и угощала стопочкой и винегретом. Я уже говорил, что руки у него были золотые: когда внуку понадобился светильник, он немедленно сделал его, причем очень красивый и удобный, из трех консервных баночек.
Когда он достиг пенсионного возраста, советские руководящие идиоты отобрали у него пропуск и, таким образом, лишили его работы, которая наполняла его жизнь. Через год он умер.
Павел Трофимович Иванов
Павел Трофимович жил в деревне Упрямово, под Калугой. Он был веселым и общительным мужиком, трактористом и пчеловодом, а еще механиком, кузнецом, сварщиком и плотником, да еще прекрасно играл на гармошке. Среди русских крестьян нередко встречались мастера на все руки, но он все делал профессионально и отлично. За его непритязательной внешностью и матерным лексиконом скрывался могучий ум и блестящая техническая интуиция. Образование его ограничивалось семилеткой, но знания он имел самые обширные: знал, как устроен любой сельскохозяйственный (и не только) механизм, успешно ремонтировал и переделывал любую машину, от сенокосилки до автомобиля. Из всякого мусора собрал отличную универсальную самоходную тележку, а трактором управлял виртуозно, например, с помощью трактора с лебедкой перевез из одного помещения в свою мастерскую и установил большой токарный станок. У него было врожденное чувство материала, но лучше всего он понимал железо и дерево. Тут его мастерство не имело границ. Дом, хлев, баню, кладовые и мастерские он строил сам. Дисковой пилой он резал бревна на доски, фуговал их и обшивал ими стены, очень красиво расписывая их пламенем паяльной лампы. С металлом он делал все, что угодно: точил, варил, ковал. Верность его глаза была поразительна – серьгу для тракторного прицепа, он ковал по шаблону – хилой алюминиевой проволоке, согнутой «на глазок», и, что самое удивительное, серьга точно встала на место. Все, что он делал: пилил, сверлил, ковал, забивал гвоздь, было точным и правильным. Варил он превосходно: дуга у него не прерывалась до тех пор, пока не заканчивался шов, или электрод! Конечно, в наше время такой талант не был востребован, хотя более полезного человека в советской деревне не было.
Эпилог
Все они, такие разные и по образованию, и по возрасту, и по темпераменту, имели общие душевные качества: были добрыми и простодушными, верными супругами и заботливыми отцами. Никто из них, даже тракторист Иванов, не злоупотреблял алкоголем. Мало интересовались литературой и искусством, их поглощала работа. Они не общались с органами власти и не замечали ее. Они не искали признания и не были признаны, но, в здоровых экономических условиях, их работа, несомненно, снискала бы высочайшую оценку.
Хорошо, что мне повезло в жизни – их увидеть и рассказать о них!
Э.Я.Алкснис Edu75 1.10.2011