КОРОЛЬ НА СОЛОНЦАХ
Человек этот был – Тихомир, но прозвали его Тихолир – тихий лирик. Премудростей охоты он тогда не знал, да и теперь похвастаться не мог бы. Это уже позднее Тихолир узнал о том, что на берегу Енисея долгое время был великолепный природный солонец, куда ходили изюбры и маралы. Ходили на протяжении десятилетий, а может быть, столетий – там виднелись глубокие, широкие ямины, из которых звери по ночам с удовольствием вылизывали соль. Но природный солонец рано или поздно кончается. И потому охотник соорудил искусственные солонцы – неподалёку от своей избы. Кроме того, охотник соорудил там хороший скрадок – с наветренной стороны, чтобы зверь не учуял.
На солонцы олень идёт, как правило, в начале июня – именно в эту пору Тихолир появился в гостях у своего хорошего знакомца.
-Пойдёшь со мной? - Охотник посмотрел куда-то за реку. -Сегодня должны быть маралы на солонцах.
Усмехнувшись, Тихолир загадочно сказал:
-И у меня будут маралы.
-Не понял! - Охотник прищурился, глядя на гостя, точно прицеливался.
-Буду бумагу марать.
-А! Ну, каждому – своё, - сказал охотник, проверяя патронташ. - А я Короля хочу встретить.
-Что за король?
-Да есть тут один. С костяною короной…
Любуясь тайгою, рекою, Тихолир не придал особого значения этим словам.
Закинув оружие за спину, охотник хотел покурить на дорожку, но воздержался: обоняние у маралов потрясающее. Охотник лишь понюхал папиросы, а потом решительно бросил пачку на стол, чтобы душу в тайге не травить.
Под берегом лодка плеснулась, точно большая рыбина, и через несколько минут охотник растворился в голубовато-багровых сумерках. (Он пошёл на вёслах, чтобы не шуметь).
Потемнело. Звёзды над тайгою зацвели. Одна такая звёздочка длинною иголкой проткнулась между ветвями возле окна – посеребрила сумрак зимовья. Время шло, и в избушке становилось светлее и как будто просторнее. Тени на полу подрагивали, переползая с половицы на половицу. Божья коровка на стекле зашевелилась, заставляя человека изумиться – неужели и в её игрушечный зрачок попала искорка звёздного света?
Тихо было в мире, спокойно и светло – уже луна стояла над перевалом. Испытывая странное волнение, к которому нельзя было привыкнуть, Тихолир взяв бумагу, ручку и на какое-то время затаился над чистым листом бумаги, сам себе напоминая охотника, сидящего сейчас на солонцах. В мозгу понемногу стали созревать какие-то смутные образы, и он уже хотел вывести первую строчку нового стиха, но в это время выстрел расколол ночную тишину.
Тихолир содрогнулся телом и душой.
Не смотря на то, что выстрел был далёкий – эхо оказалось громоподобное, как будто пальнули под ухом.
Выйдя на волю, он постоял, глядя в небо, послушал угрюмое округлое эхо – словно бы железнодорожный состав на огромных колесах катился по горам и долам.
Сбитый с лирического настроя, парень походил по зимовью, где, откровенно говоря, не очень-то расходишься – тесно. Опять присел к дощатому столу, но вскоре понял, что это дохлый номер – пытаться что-то сочинять. Он обратно пошел за порог. Постоял, запрокинув голову. Звёзды в чистом таёжном воздухе казались куда крупнее, ближе, чем это было в городе, откуда приехал Тихолир. А потом присел на лавку возле избушки и задремал, прислонившись головой к стене. И услышал сквозь дрёму комариное пение мотора на реке. А потом – нахальный, дерзкий рёв моторки, причалившей к берегу.
Возбуждённый охотник, запинаясь впотьмах, подошёл к избушке.
-Ты не спишь? - зашумел охотник. - Айда, поможешь!
Тихолир подслеповато поморгал, потянулся.
-А что там?
-Трофей!
Они спустились к берегу, уже голубоватому в свете зарождавшегося дня. В лодке лежал олень – рогатый красавец. В широко распяленном глазу кроваво подрагивала капелька зари – или это показалось Тихолиру.
За избушкой был погреб – они туда стаскали разрубленную тушу. Красные руки сполоснули в реке. Всё это делали молча, сопя. Вернее, охотник-то был настроен на разговор. («Ну, как твои «маралы»? – поинтересовался он). А Тихолир замкнулся отчего-то. Потом, когда управились и ушли в избушку, охотник вынул фляжку со спиртом.
-Ну, давай с устатку! - предложил, плеснувши по стаканам. - А ты чего такой?
-Какой?
-Пришибленный какой-то.
-Да нет, всё нормально. - Тихолир поднял стакан со спиртом.- За упокой Короля! Я угадал?
-Угадал. Я уж давно его приметил. Нет, ты только посмотри, какая королевская корона! Да я за неё огребу – как за корону Российской Империи! Ха-ха… Покупатель есть. Тут главное – не продешевить. – Охотник широко зевнул. - Завтра с утречка я тебе приготовлю такое королевское блюдо – пальчики оближешь. А пока – давай давить бока. Поспим.
Сражённый спиртом и усталостью, охотник тут же захрапел на топчане.
В тайге светало. Солнце в облаках кровоточило.
Не находя себе места, Тихолир побродил по берегу, где виднелись капли крови от разрубленной туши. Стараясь унять волнение, Тихолир искупался в прохладной воде – родники сверлами вертелись под скалой, на которой стояла избушка. Прохладная вода взбодрила парня, но не успокоила. Войдя в избушку, он посмотрел на костяную корону убитого Короля: раскидистые рога были измазаны кровью – мерцали, будто украшенные рубиновыми камнями.
«Что за мода такая дурацкая – дом украшать рогами?» – в сердцах подумал Тихолир, прекрасно зная, что у многих народов Сибири был и есть обычай украшать свои дома оленьими рогами или использовать их в качестве талисмана против нечистой силы. И примерно эти же воззрения были у древних наших славянских предков, державших в доме оленьи рога, вырезавших костяные крестики, чтобы носить их как амулеты.
Всё это знал Тихолир. Да только вот знал ли об этом охотник? Едва ли. «У этих современных зверобоев другие амулеты, другие обереги, - раздраженно думал Тихолир. - Золотому тельцу поклоняются, вот что противно. Ради этого тельца зашибут хоть маму, хоть отца!»
Посмотрев на охотника, храпящего с полуоткрытым «храповиком», Тихолир почувствовал такую неприязнь к нему, что не дай бог…
И тогда собрался он – только подпоясался – и через два-три часа был уже далеко от избушки. Шагая навстречу ветру, остывая вспыльчивой душой, он сознавал, что делает глупости, что это мальчишество: проснувшись, охотник спохватится, волноваться будет за него, несчастного тихого лирика, способного заблудиться в трёх соснах. Но остановиться и уж тем более вернуться в избушку Тихолир уже не мог. Он уходил решительно, бесповоротно. И только изредка он замирал и оглядывался, как будто ждал, что в спину могут выстрелить.
«Слава тебе, безысходная боль – умер вчера сероглазый король!» - вспоминал он горькие строки и уходил всё дальше, дальше – сначала вдоль реки, а потом по тропе, ведущей на хребтину перевала, продутого свистящим ветром.