Начало: http://www.proza.ru/2011/10/05/1066
006/001/145
Городское кладбище осталось позади.
Давно ожидаемая смерть пришла в только ей ведомый срок, не спрашивая ни мнений дорогостоящих врачей, ни разрешения родственников, ни согласия ныне покойной барыни. В последний приезд она неважно выглядела, и я едва уговорил её выпить рюмку крепкой целебной настойки. Глаза Валерии Ильиничны заблестели, мертвенная бледность сменилась лёгким румянцем – бабушка на глазах ожила и с большим интересом изучала план развития имения, распечатанный специально для неё. Вопросы, которые она задавала, свидетельствовали о полной ясности ума, удивительной памяти и прекрасном знании неорганической химии. И это – в семьдесят пять лет!
- Подвела нас бабушка, единственная моя защитница, - тихо сказал извозчик Антон и чуть прибавил скорость, обгоняя тучную иномарку с напряжённым затылком химической блондинки за рулём. Я машинально достал сигареты, но, вспомнив, что в персональной машине барыни курить категорически запрещалось, собрался убрать пачку. Антон сам щёлкнул зажигалкой и выпустил струйку дыма:
- Ладно, кури, что уж теперь. Ворчать больше некому.
Таточка, добрая душа, тихо плакала на заднем сидении: она успела сблизиться со старушкой и каждый вечер не меньше часа разговаривала с ней по телефону, что-то уточняя и непременно спрашивая совета по самым незначительным вопросам. Я над этим, естественно, посмеивался, но Таточка говорила: «Ничего ты не понимаешь в отношениях со стариками».
231/002/299
Смерть барыни, Валерии Ильиничны Волковой, не сулила нам ничего хорошего и в самом ближайшем будущем и будущем отдалённом, и могла разрушить все наши планы превращения заброшенной усадьбы – «объекта Дрозды -1» – в истинно райский уголок.
А ведь всё так хорошо начиналось…. В первое время хозяйка Дома приезжала к нам каждую неделю. Ещё лежал снег, а мы во всех деталях обсуждали с ней достоинства системы Митлайдера, которую собирались применить на огороде, говорили о реконструкции старой теплицы и строительстве новых, обещали привести в порядок сад и сохранить все многолетние цветы. Валерия Ильинична сначала относилась ко всему этому с очевидным беспокойством и недоверием: «Неужели всё это возможно? Как же вы всё успеете?». Но потом успокоилась.
Её уход и дурные предчувствия зловещего продолжения – смерть, как известно, не приходит одна – подтолкнули к составлению записок, в которых я собираюсь с должной подробностью отмечать наиболее важные факты нашей жизни в Дроздах. Боюсь, мне не избежать пространных рассуждений, и я не смогу излагать мысли точно и кратко, с протокольным бесстрастием стороннего наблюдателя. Как же им быть, если ты – невольный участник? Но я уверен: в нужный момент эти записки сыграют отведённую им роль. И среди множества слов и незначительных мелочей будут найдены ключевые, открывающие тайну…
Если, конечно, записки удастся сохранить…
011/003/155
Я неожиданно вспомнил слова молодой барыньки: «В этот Дом она никогда не вернётся». Задолго до неизбежного исхода мучительной болезни старой барыни, её умненькая невестка Элен – в девичестве Горностаева – мягко входила в роль новой хозяйки Дома, не торопясь принимать скоропалительных решений, которые могли бы погубить верное дело. Лишь эти неосторожные слова нечаянно вырвались из-за ряда острых зубов, собственных, без заплаток из фарфора, с хорошо заметными клыками на верхней челюсти. Помню, как на секунду исказилось лицо молодой женщины, выказав и холодную ненависть к свекрови, и полную уверенность в её неминуемой смерти, и не примитивное злорадство, а какое-то печальное удовлетворение. В подобных случаях чувства не прячутся за маской поддельной скорби, а на самом деле являются искренним сожалением. Смерть надёжного врага, который, по определению, не способен на предательство – грустное событие и невосполнимая утрата: уходит в прошлое собственная часть жизни. Оппонента уже нет, и постепенно исчезает уверенность в том, что многолетняя вражда имела какой-то смысл.
Не могу знать, что на самом деле думала и чувствовала Элен в тот момент, но через минуту она рассказывала забавную историю о приёмном сыночке. И весело смеялась.
Вот ведь странность: именно рациональная Элен уговорила мужа-миллионера усыновить ребёнка из детского дома, чтобы у сына Петруши появился готовый старший братик Алёша. Зачем?
019/004/194
Участники последнего действия мыли руки и настраивали выражения лиц на скорбный лад поминального обеда. Столы были накрыты в ресторане лучшей гостиницы города. Они не ломились от нескромного обилия снеди – не тот случай – но, однако же, были заметно придавлены бутылками приличного вина и умеренно дорогой водки, салатницами с непременной кутьёй из риса с изюмом, блюдами с аппетитной сёмгой и мясным ассорти, ещё тёплыми пирогами с капустой и грибами, мясом и яблоками. Строгие официанты разносили тарелки горячей куриной лапши, но все ждали прощальной речи хозяина, не притрагиваясь к икре, блинам и прочим щедротам.
Сам барин, Алексей Сергеевич Волков, крупный и немолодой мужчина, уход матери переживал беспомощно-искренне, с едва сдерживаемой слезой. И вот, наконец, прозвучали проникновенные слова окончательно осиротевшего сына, и напряжённая тишина облегчённо нарушилась естественными звуками от полутора сотен жующих и пьющих людей, продрогших на апрельском ветру.
Для большинства присутствующих смерть бабушки ни малейшего значения не имела, но интересы собственного бизнеса требовали непременного участия в пышной траурной церемонии – от начала и до конца. Как же не выразить соболезнования богатейшему человеку в городе? Такое никак невозможно…. Да и памятлив Алексей Сергеевич… Добрейшей души человек, но крут: раздавит, как козявочку – и почувствовать не успеешь, что тебя уже и нет в первых рядах местного купечества…
311/005/216
В искренность Элен и её внезапную любовь к мальчонке из детдома я поверить не мог: и вопиющая правильность, и исключительное благородство поступка вызывали глубочайшие сомнения и в том, и в другом. Хотя давно замечено: самые расчётливые и жестокие люди бывают удивительно сентиментальны. Но у кого же повернётся язык – назвать женщину, усыновившую никому не нужного ребёнка – жестокой и расчётливой?
Однако, что-то явно не сходилось: всячески подчёркиваемая «одинаковость» в отношении к сыновьям выглядела как нечто искусственное и требовала от родителей заметных усилий. Родной сынок, Петруша, впитал отвратительные барские замашки, как говорится, «с молоком матери». Он умело пользовался положением младшего, громко рыдал по малейшему поводу и легко добивался исполнения любого каприза. Приёмный сын, Лёшка, ещё сохранил детдомовские привычки и практические навыки маленького зверёныша, привыкшего жить по беспощадным законам стаи. Он быстро приспосабливался к любым обстоятельствам и как будто носом чуял, что главный – не он, а Петруша. Что до поры до времени нужно уступать младшему братику, что только так можно сохранить благосклонность родителей и жить в сказочном мире собственных вещей, множества игрушек и необыкновенно вкусной еды.
Но в этой истории было нечто придуманное: зачем брать чужого ребёнка с заведомо неопределённой наследственностью, если ещё вполне возможно родить своего? И даже не одного, а двух? Или трёх?
Продолжение http://www.proza.ru/2011/10/06/279