Палата номер 16. Ч. 2

Леонид Блох

– Жесть! – ахнула продвинутая Семёновна и вцепилась в предвкушении продолжения в Петровну.

Алёна строго хыкнула и начала сначала:

«Когда Клавдия проснулась, тело мужа уже давно остыло. Вот и славно, подумала женщина, кризис, наконец, миновал. А вечером-то под сорок было. Вон, как спит тихо, родной мой, и дышит ровненько. Сейчас ему чайку заварю, с мёдом и лимоном».

Чтица подняла голову и посмотрела на старушек:

– Дальше читать?

– Перспективы не вижу, – произнесла Федотовна – Бытовуха на фоне слабого здоровья героя.

Подружки согласно кивнули.

– Ладно, сейчас что-нибудь другое поищем. С перспективой.

– Про любовь, – несмело попросила одинокая Петровна.

– Вот, как раз, – кивнула Алёна. – Автор – Емельян Сохатый.

– Егерь, что ли? – поинтересовалась Федотовна. – В смысле, лесник?

– Да нет, – хмыкнула молодуха. – Имеется в виду, что от сохи. Деревенская проза.

– Думаешь, раз мы – дамы в возрасте, – сказала начитанная переплётчица Семёновна, – так нам только про деревню и подавай? Вроде как, пора лапки к земле поближе протягивать? Типа, «рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку»?

– Что вы, – смутилась Алёна. – Ничего такого я не думаю. У Сохатого как раз рассказы о несчастной любви. Жизненно очень.

– Пусть прочтёт, – одобрила Федотовна. – Тихо, девки, не привередничайте.

«В деревеньке Болото, спереди и сзади подпёртой заросшими дикой травой картофельными полями, вросшей одной окраиной в озерцо, а  другой – в некогда густой лес, осталось всего пять топившихся зимой домов.

Прошлогодний пожар выел половину строений, начинавшихся от леса. Ненасытный огонь не остановился бы, не завершив свой пир, но Болото разделялось искусственным прудом, вырытым бабами для полива посевов и огородов ещё во время второй немецкой войны.

И стена пламени, шедшая от леса, остановилась напиться из водоёма да в нём и захлебнулась.

Пожарные, приехав через час после того, как огонь притих и сыто шипел в пепелищах, доложили руководству об успешной операции по спасению другой половины деревни.

Зимовало в Болоте восемь человек. Глава поселкового совета Игнатьев с супругой. Тракторист Андрюха с матерью. Две одинокие старушки, живущие дарами оживающего после пожара леса и нетронутого огнём огорода. И травница Наталия с глухонемой дочерью Татьяной.

К декабрю деревню так заносило снегом, что даже законная еженедельная автолавка не могла пробиться по прочищенной Андрюхой колее. Владелец магазина на колёсах останавливал машину  на трассе, километрах в пяти от Болота, и долго сигналил, собирая покупателей.

Подъезжал, тарахтя и смердя соляркой, Андрюха. С ним в кабине Татьяна. Подходили на лыжах Игнатьевы. Закупали на всех крупы, хлеб и сахар мешками, мороженое мясо и рыбу, грузили в тракторную тележку и возвращались обратно».

– Всё понятно, – прервала Алёну Федотовна. – Андрюха женится на Танюшке, и будет у них свадебка по весне.

– Не, любовь-то несчастная, – возразила Петровна. – Значит, так. Пожениться-то они успеют, но Андрей поедет на тракторе и провалится в пруд. А жена евонная родит сына и назовёт в честь папки тоже Андреем.

– А я лучше придумала! – воскликнула Семёновна. – Председатель Игнатьев тайно любит Татьяну и, соответственно, ревнует к ней тракториста. Он пошлёт Андрея куда-нибудь в лес за дровами, а сам проследит за ним на лыжах и ударит сзади топором! А потом вернётся и сунет окровавленное орудие преступления с протёртыми отпечатками пальцев своей спящей жене! А когда приедет следователь, председатель, вздыхая, расскажет, как его шестидесятилетняя супруга сошла с ума, влюбившись на старости лет в молодого тракториста. И как она проходу и проезду ему не давала. А тут узнала, что он женится, и от ревности прибила парня. Вот.

– А потом, – продолжила Федотовна, – когда супругу Игнатьева посадили, председатель, погоревав немного, сошёлся с Татьяной.

– Но это ещё не всё! – воскликнула Петровна. – Как оказалось, травница Наталия всю жизнь любила Игнатьева. И подмешала ему какой-то настой в желудёвый кофе. И председатель от этого перестал держать мочу. А зачем он такой нужен молодой, хоть и глухонемой Татьяне? Вот Наталия его и пригрела. И подлечила от недержания. И стали они жить и поживать в своём Болоте.

– Как тебе, Алёнка? – поинтересовалась Федотиха с улыбкой.

Но женщина, выключив компьютер, давно спала.

***

На следующий день, прямо после обхода, Алёна заявила подругам, что раз они такие умные и всезнающие, то больше она им читать не будет.

– Как это? – переспросила Федотовна. – Ты нам ещё и этого, Лосиного, не дочитала.

– Сохатого, – поправила её молодуха. – А зачем? Вы уже такой сюжет сочинили, что и самому автору далеко до вашей фантазии. Всё, болезные, читайте свои социалистические натюрморты, а меня увольте.

– Ты чего, обиделась? – подошла Семёновна. – Ну, пошутили мы от безделья. Больше не будем. Подбери нам что-нибудь лирическое. Чтоб пореветь от души. Да, девоньки?

– Ладно, – вздохнула Алёна. – Но это в последний раз.


(продолжение следует)