Несчастненькие

Ирина Андрианова
Несчастненькие

В современном дискурсе межполовых отношений женщина по умолчанию считается «страдающим» существом. Страдает она якобы оттого, что «мужчин меньше, чем женщин» и их «на всех не хватает». Посему любая женская особь, едва достигнув половозрелости, обязана – так предписывает культура! - вступить в изнуряющую борьбу за самца. Наиболее выразительный пример этого добровольного страдания и самоунижения миллионов женщин – километровые ленты фотографий на сайтах знакомств, где женщины честно изображают из себя лежалый товар в последней надежде кому-то глянуться.
Повезло заполучить самца – значит, родилась не зря, самореализовалась.
Не повезло – обязана стать мишенью для самодовольного сочувствия подружек. Что тоже, с их стороны, вариант самоутверждения.
Вы полагаете, я собираюсь утешать женщин? Отнюдь. Те, кто добровольно сделали смыслом своей жизни борьбу за подобную «самореализацию», достойны своих страданий. Ибо они не просто крайне ограниченные существа, они – порочны. Их пороки – эгоизм, душевная лень и тупое самодовольство (sic). Именно они делают их несчастными.
Полагание себя глубоко несчастной (несчастным) из-за отсутствия в своей жизни мифической «любви» исходит из посылки, что обладать «любовью» имеет право каждый. Якобы «любовь» - это некий товар, который каждый должен успеть ухватить в жизненном супермаркете. А не ухватил – значит, неудачник.
Но это не так. Любовь – это чудо. Чудо по определению не воспроизводится на всех конвейерным способом. Применять к любви рекламный слоган «ведь я этого достойна» - глупо. От этого веет жадностью массового потребителя, который считает себя вправе требовать то, что раньше было уделом элиты. Сидеть и ждать сошествия на твою голову с небес бесплатного «прихода» под названием «любовь» чересчур самонадеянно. Любовь – производная от нашей собственной личности, и если в нашей личности нет ничего, кроме неуемной жажды все больших благ, любовь нас никогда не посетит. Как ни странно, она гораздо чаще посещает самотреченных людей, жертвующих собою ради великого дела, ради блага других. Они не ищут ни удовольствий, ни «любви» (которая в современной иерархии ценностей – лишь наиболее «крутое» из удовольствий»). Они даже нередко бегут от любви. И именно поэтому любовь их находит. Потому что их чудесные души – идеальный строительный материал для любви.
А в душах жалких мелких эгоистов-потребителей любовь лепить не из чего. Да они и не стремятся любить сами, а ищут, на самом деле, лишь своей «востребованности» на любовном рынке. То есть они просто хотят стать дорогим товаром.
Поэтому мы не жалеем посетительниц сайтов знакомств – ибо они этого достойны. Мы не сочувствуем их надуманной «тоске одиночества». Эти махровые эгоистки хотят легкого бесплатного удовольствия – так называемой «любви» из лживых романов и бездарных сериалов. Они могли бы потратить свою жизнь на помощь ближнему, на, черт возьми, спасение человечества, на защиту природы (от того же человечества, например). Мало ли способов употребить свою единственную короткую жизнь достойно! А они тратят ее на поиск удовольствия и декоративные страдания оттого, что чуда на их долю не хватило. Истинно сказано – «стыдно, стыдно быть несчастным!»
О чем же и зачем эта маленькая книжка? В ней автор предлагает читателю исследовать свод мифов и установок, которые помогают женщинам чувствовать себя несчастными и вдосталь «страдать». Которые помогают воспитывать несчастненьких эгоисток. Без этих мифов, без полагания себя не слишком ходовым товаром, который надо непременно продать, и без полагания самцов (точнее, счастья быть избранной самцом) кульминацией всех мирских благ развалится вся современная индустрия развлечений, пойдет под откос вся современная житейская культура (точнее, «культурка»). Без эгоизма развалится весь наш мир, а он этого очень не хочет.
О том, как эта культурка и этот мир старательно оберегают себя, о том, как навязчиво и на каждом шагу расставляют они напоминания женщинам (и не только женщинам) об «истинном» смысле их жизни – вот об этом наша книжка.
И наконец, она о том, как не страдать лживыми страданиями и не желать ненужных желаний. И о том, как желать нужного.
Но не подумайте, что книжка – мужененавистническая. Скорее наоборот.



I. Обзор мифологии: Девальвация женственности,
Или суперценность мужчины в женском мире

Ни для кого не секрет, что мужчины («мужчинность») в обывательской среде ценится куда выше, чем женщины. Публика привыкла объяснять это количественным «преимуществом» женщин. Однако одного этого фактора явно недостаточно, чтобы объяснить полную обесценку женственности и невероятный рейтинг – не скажу мужественности, лучше именно «мужчинности» - в «культурке».
    Приводить примеры можно бесконечно. Интернет и книжные магазины полны пособий типа «Как выйти замуж», «Как стать неотразимой для мужчин», в то время как пособие под названием «Как найти жену» смотрелось бы откровенным нонсенсом. Всем ясно, что для этого достаточно просто быть мужчиной. «Мужчинность» - великая ценность сама по себе.
   Даже верхние ценовые категории обоих гендеров - красивый мужчина и красивая женщина – отнюдь не одинаковые величины. Красивый мужчина – это бог, кумир толп женщин, которые даже не допускают мысли, что у них есть шанс овладеть его сердцем: считается естественным, что, при таком спросе на него, женщины ему вовсе не нужны. Красивая женщина – товар попроще. Встречается в природе чаще, спросом пользуется заметно меньшим. Конечно, ей, с точки зрения женского сообщества, в конкурентной борьбе повезло больше, чем всем остальным. Она может попытать счастья в борьбе (среди, однако, многих столь же красивых соперниц) за очерствевшее сердце полубога-красавца мужского пола. Она также может побороться за внимание другой столь же вожделенной категории мужчин – богачей. В этом случае ее ждет не менее ожесточенная конкуренция коллег-красавиц. Но у нее, родившейся красивой, по крайней мере, есть шанс победить. В отличие от дурнушек, которым, с точки зрения культурки, вообще нет смысла выходить на стартовую дорожку.
Совсем иной расклад сил в обратной ситуации – если сердца богатой женщины добивается небогатый, но красивый претендент. Да ему и необязательно быть при этом слишком красивым. Общественное мнение ничуть не удивится, если претендент даже с достаточно скромными внешними данными добьется успеха у богатой бизнес-вуман. Потому что ценность мужской и женской красоты, равно как и мужчины и женщины вообще, в обществе неравнозначна. Мужчина и мужская красота «стоят» намного больше. Красота и богатство – качества, которые повышают слабые шансы женщин добиться успеха у мужчин, но они этого успеха отнюдь не гарантируют. Одиноких красавиц или одиноких богачек много – и это людей не удивляет. Зато существование одинокого красавца либо «незанятого» олигарха вызывает искреннее изумление и порождает подозрение в наличие у него какой-то таинственной психической патологии. Ибо не может быть, чтобы Такой мужчина не осаждался толпами страждущих женщин!
   В свою очередь, самая «невозможная», с точки зрения публики, пара на свете – это красавец+дурнушка. Богач+бедная дурнушка – нереально в квадрате, богатый красавец+бедная некрасивая женщина – нереально в кубе. Собственно, все это уже степени нуля, потому что вероятность первого варианта и без того минимальна. 
   Заканчивая с примерами, напомним, что осаждение популярного киноактера или рок-звезды толпами поклонниц народ считает само собой разумеющимся (равно как и наличие у него нескольких браков) и заподозрит неладное, если данный киноактер или музыкант всю жизнь скромно проживет с одной-единственной малоприметной женщиной (ага, небось, он втайне изменяет ей направо и налево, решит молва!). Зато «неосаждение» женщины-звезды поклонниками-мужчинами, ее одиночество опять-таки не вызовет удивления.
   
Мужская валюта

   Так в чем же дело? Неужели все объясняется лишь банальной нехваткой мужских особей? Это не может быть исчерпывающей причиной. Во многих сообществах животных количество женских особей может превышать количество мужских в несколько раз (а то и в несколько десятков раз). Однако жесткой борьбы за самцов в этих сообществах не отмечается. Самцы в них выполняют свою четко очерченную функцию – массовое оплодотворение самок (по этой причине они и не нужны природе в большом количестве), и больше ничего самкам от них не требуется. Самкам в человеческом сообществе, очевидно, требуется от самцов что-то еще, и именно поэтому самцы неформально объявлены центром женского мира. Что же такое это «еще»?  Отчего мы нуждаемся в них больше, чем они в нас (по крайней мере, нам кажется, что это так)?
   С одной стороны, в традиционном обществе дисбаланс спроса был таким же. В эпоху, когда у женщины была одна функция и одна дорога в жизни – стать хозяйкой, женой и матерью, первейшей обязанностью родителей девушки было выдать ее замуж. Женихи ценились гораздо выше невест, так как, при тогдашнем низком уровне жизни, мужчин, могущих позволить себе обзаведение женой (что накладывало, по традиции, определенные обязательства), было гораздо меньше, чем сейчас. В то же время девушек, могущих и готовых стать хозяйками дома, было немало – для этого требовалось лишь элементарное здоровье. Не случайно институт приданого (фактически, платы за жениха) распространен был гораздо шире, чем практика платы за невесту. Мезальянсы, когда невеста бралась из более богатой семьи, чем семья жениха, по этой же самой причине были распространены гораздо больше, чем обратные ситуации.
  Однако нынешний спрос на мужчин имеет мало общего со спросом на них в традиционном обществе. Фактически, тогда речь шла не о спросе на мужчин, а о спросе на стабильность и на шанс выжить, которые достигались для женщины только через брак. Сегодня женщины готовы сами содержать свое драгоценное приобретение – мужчину. Она охотится за мужчинностью как таковой. Иметь рядом мужчину, выйти замуж стало синонимом социальной состоятельности женщины. Мужчина – это этакая валюта, обладание которой повышает ценность женщины до необходимого уровня. В другие времена показателем социального статуса служили золотые украшения, материальные блага и проч. Сегодня востребованность «как женщины», пресловутое «женское счастье» тоже становится зримой меткой состоятельности. Мужчина, вобщем-то, бесполезен. Содержать себя и своих детей женщина может и без него. Во многих случаях мужчина в семье – это еще один лишний рот. Однако тем он и ценен – как бесполезная, но очень дорогая игрушка.
   Мужчина считается производителем крайне ценного товара под названием «любовь», обладание которым полагается венцом потребительской лестницы. Иметь в своей жизни эту «любовь» является признаком состоятельности, не иметь же ее – значит, быть неудачницей. Что такое есть эта «любовь», знают немногие (будучи чудом по природе своей, она достается очень немногим), однако все знают, как «любовь» должна выглядеть со стороны. Со стороны же она похожа на нежно обнимающуюся парочку мужчина+женщина . Неважно, что в действительно чувствуют каждый из участников парочки, находятся ли они на седьмом небе от счастья, либо просто исполняют некий ритуал. Важно лишь, что вышеуказанное благо – «любовь» - у них есть и, стало быть, они проживают свою жизнь не зря. Им можно и нужно завидовать. Особенно, конечно же, ей, ибо для нее «любовь» особо труднодостижимый товар, так как сопряжен с обладанием ценным самцом, тогда как для самца добыть «любовь» проще – как известно, для этого достаточно лишь свистнуть одну из на все готовых самочек.
Стародавняя необходимость «прилепиться» к мужу ради стабильности и уверенности в завтрашнем дне  в настоящее время выродилась в чисто эстетическую, иррациональную потребность женщины. Хоть это и непопулярный ход, но можно поискать причину такому странному поведению в физиологических особенностях женского мозга. Что бы не говорили, но он слабее мужского. Обратите внимание, что всепоглощающий «культ брюк» в большей степени захватывает малообразованных женских особей. Их жизнь скучна и предсказуема, у них мало интересов, зато потребность в самоутверждении высока. Наличие «брюк» в их жизни – это стопроцентный способ самоутвердиться среди соплеменниц.

Мужчина как атавизм

Когда мир был мужским, у мужских особей тоже существовало немало иррациональных способов повысить свою значимость, утвердить свой статус, продемонстрировать успешность. Вобщем-то, наличие в хозяйстве красивой (а лучше – нескольких) женской особи нередко служило именно этим целям. Бедному труженику женщина нужна была в качестве помощницы. Для богатого мужчины смысл гарема – только в самоутверждении.
Сегодня роли поменялись. На смену мужскому миру пришел женский. Те качества, которые необходимы были для выживания в доиндустриальную эпоху (сила, отвага, выносливость) и благодаря которым мужчины были основными игроками, теперь не нужны. Мужчины – атавизм. Их функция как производителя и та все чаще ставится под сомнение (банки спермы, которая может храниться десятилетиями, вполне их заменяют). Женщины вполне способны и существовать, и размножаться без них. Бесполезность существования мужчин осознается на уровне популяции. Не случайно они активно укорачивают свою жизнь всевозможными излишествами. Быть сильными и жизнестойкими теперь вовсе не обязательно; самки все равно выстроятся в очередь, чтоб спасти самца от голода. Некогда основные производители материальных благ, сегодня они превращаются в трутней. Обвинять их не в чем. Они просто выполняют «популяционный заказ». Уменьшая посредством нездорового образа жизни свою численность еще быстрей, они скорее становятся ценной валютой для целей женского самоутверждения в обществе. Ведь наибольшую ценность имеет именно дефицитный товар. Неважно, что он абсолютно бесполезен.

«Недоделанные существа»

Наверняка вам нередко приходилось задаваться вопросом, почему к мужской неверности в обществе принято относится лояльней, чем к женской? Почему полигамных мужчин нежно называют «юбочниками», а полигамных женщин – непечатным словом? Принято считать, что тем самым общество выражает свое беспокойство за моральный облик женщин, ибо они – «хранительницы домашнего очага» и т.п. На самом деле причина намного прозаичней. Коль скоро мужчина полагается дефицитным товаром, то было бы нечестно, если кто-то из женщин может позволить себе иметь сразу несколько мужских особей. Напротив, мужчин-ветренников мы хотя и осуждаем для вида, но на деле вполне оправдываем их поступки: ведь тем самым возможность попробовать драгоценных самчиков получают много женщин! Аналогичным образом общество спокойно относится к уходу из семьи мужчины, но крайне критично к аналогичному женскому поступку. Матери-одиночки – вещь обыденная, тогда как отцов-одиночек мы превозносим до небес и показываем в ток-шоу на всю страну. Почему? Почему, собственно, самое обычное занятие вроде воспитания ребенка в случае «сильного пола» оказывается сродни героизму? Ведь даже само название «сильный пол» предполагает возможность предъявлять к нему повышенные, а отнюдь не пониженные, требования! Обычная в таких случаях скороговорка типа «Ну ведь его задача – деньги зарабатывать, а не пеленки стирать» - не выдерживает никакой критики, ибо «слабый пол» в точно такой же ситуации худо-бедно и деньги зарабатывает, и пеленки стирает, и никому в голову не приходит его за это похвалить. Просто-напросто ситуация «страдающего» отца-одиночки нам в принципе невыносима, потому что при этом мучается и страдает дефицитнейший самец, который мог бы разгуливать на свободе и приносить пользу (в смысле, осчастливливать самок). Вместо этого он заперт в квартире с пеленками-распашонками. Общество (женский мир) не может этого вынести! Плюс ко всему мы вообще привыкли оценивать по повышенной мерке все, что делают самцы. Вынес ведро – молодец, умничка! Воспитал ребенка – герой, ангел!
Кроме того, самцы в глубине общественного сознания считаются несколько недоделанными существами, этакими детьми-игрушками, существующими скорее для красоты, для эстетического удовольствия самок. Поэтому мы искренне верим (хоть и отказываемся это прямо признать), что серьезные глубокие чувства им неведомы. Отсюда – готовность «понять» самца-сластолюбца, бросившего жену и ушедшего к другой женщине. Он ведь, бедненький, по-настоящему и любить-то не способен. Опять же, надо и другой женщине дать возможность самцом попользоваться (конечно, общество не признается себе в подобных суждениях; для вида оно вполне искренне назовет его «кобелем», а брошенной жене посочувствует. Хуже того – мы оправдываем отсутствие у этих симпатичных плюшевых игрушек также и родительских чувств к детям. Задумайтесь: ведь общество почти оправдывает мужчин, бросивших своих детей, порвавших с ними всякие связи (кроме выплаты формальных алиментов), забывших о них ради жизни с новой женой. Почему-то блеяния типа «мужчины – они ведь как коты, они привязываются к месту, а не к людям» - кажется достаточным, чтобы простить их! Но ведь если мужчины и женщины де-юре равны, если, более того, мужчина – сильный пол, то почему мы предъявляем к совести мужчин и женщин неодинаковые требования? Почему мужчина может совершить подлость, бросить ребенка и супругу, и от него не только не отвернется общество, но, напротив, он по-прежнему будет в большой чести у самок? Женщина, совершившая аналогичный поступок, будет однозначно считаться чудовищем. Потому что к ней, в отличие от самцов, мы предъявляем адекватные требования – то есть ей нельзя подличать, обижать, растаптывать «любовь». Она – рабочая пчела, коих миллионы. Он – красивый и ценный трутень, каковые наперечет.

Мужской дар

Любопытно, что так называемая «сериальная мораль» (ибо в «мыльных операх» она проступает особенно выпукло; впрочем, сюда же можно отнести многочисленные книжонки типа «Как выйти замуж», ток-шоу «Давай поженимся», «Модный приговор» и т.п.), предписывающая воспринимать мужчину как дар, со всех ног охотиться за ним, прощать ему его слабости и т.д. успешно воспринята и мужчинами. К сожалению, они первые готовы считать себя остродефицитным товаром, и согласны широким жестом осчастливить женщин, дав его «подержать». «Нас становится все меньше», - с наслаждением повторяют они как бы в шутку. В любом сериале мужчина и охота за ним является центром женского мира. Ничего удивительного, что мужчины в конце концов поверили, что так оно и есть абсолютно для всех женщин. Результатом становятся несколько неоправданные мужские ожидания от женщин и неадекватная реакция в том случае, если эти желания не оправдываются.
В частности, любой мужчина уверен, что любая «незанятая» женщина мечтает найти себе кавалера. Далее, он твердо знает, что, общаясь с ним, любая незанятая женщина будет кокетничать и пытаться понравиться ему. Но, если умная мужская особь постарается не показать виду, что знает о нашей «беде», то особь малокультурная, напротив, самодовольно изобразит «Эх, знаю, все-то я о тебе знаю!». При знакомстве с мужчиной женщине полагается радостно хихикать и трепетать, боясь испортить впечатление о себе. Если же она этого не делает, то кажется мужчине либо отъявленной хамкой (ибо противится своей женской природе), либо, что еще хуже, лгуньей. Впрочем, всякое нетипичное для сцены знакомства поведение «опытному» самцу, скорее всего, покажется тем же кокетством, только более изощренным. Представить, что женщина действительно может не хотеть мужчину, для него затруднительно. Как же, ведь все вокруг говорят, что они нас хотят! Встречая искреннее отсутствие кокетства, некоторые наиболее самодовольные особи могут начать раздражаться и даже сказать/сделать малознакомой женщине какую-либо грубость (ибо «что ж ты мне голову-то морочишь, мое время тратишь»). Грубость в ответ на отказ кокетничать в народе считается за неуклюжую попытку мужского самоутверждения. На самом деле самоутверждаться нечему: уверенности в себе у большинства мужских особей хоть отбавляй, социализация в «женском мире» сделала свое дело. Их требовательность к женщинам сродни раздражению чиновника, к которому пришел проситель и, вместо того, чтобы сразу выложить существо вопроса, зачем-то мямлит и говорит о погоде.

Как-то раз я с полчаса, наверное, не могла отбиться от пьяного хама, который желал одного – моего признания, что цель и смысл моей жизни – найти себе мужчину (воплощенного на сей раз, видимо, лично в нем). Я сто раз пожалела, что по простоте своей сделала ему робкое замечание – попросила не бросать мусор на газоне. Ибо это замечание было искренне расценено за попытку познакомиться с ним, и никаких возражений его жалкая душонка не принимала. Чем больше я спорила, уверяя, что мне нет до данного пьяного жлоба никакого дела, что я не думала о нем минуту назад и забуду навсегда минуту спустя, что мне хорошо гулять одной, что я ни в ком не нуждаюсь, и т.д. и т.п., тем более мой собеседник уверялся в своей правоте. Он грубо оскорблял меня (фантазируя, в основном, на темы половых сношений), а мои попытки ответить принимал за старания понравиться ему… Вы скажете, что это просто пьяный бред и больше ничего? Пьяный – безусловно, но без определенной культурной установки придумать такое ему было бы трудно (учитывая небогатый интеллект моего собеседника).
В другой раз мне пришлось вытерпеть немало грубостей от мужчины (трезвого), который поначалу вполне кокетливо пытался со мною познакомиться. Отказ, видимо, застал его врасплох – похоже, он не привык к такому. Он продолжал, уже с несколько оскорбленным видом, свои «подъезды» и явно отказывался верить, что я и вправду ему отказываю. Хотя я не подавала абсолютно никакого повода заподозрить, будто я       «играю» с ним, мужчина обвинял меня именно в этом. Общий смысл его высказываний сводился к следующему: «Чего ломаешься-то? Ведь ни рожи, ни кожи – а тоже, смотри, как цену себе набивает». До сих пор вздыхаю с облегчением, что сумела-таки ретироваться от этого настойчивого агента идеи «мужского дара женщинам».

Из того же жанра   – традиция заставлять женщин работать в гостях (почему-то помогать на кухне должны только гостьи женского пола). Общественная мораль, опять-таки, пытается объяснить это простеньким «женщине свойственно хлопотать у очага», но на самом деле причина другая: женщины должны оплатить своим трудом счастье развлекаться рядом с самцами. Самцы при этом искренне уверены, что в «бабьем коллективе» женщинам очень скучно, что они страдают и мечтают, чтоб он было разбавлен самцом. Опять-таки ругать мужчин за это не приходится – тут на славу потрудилась «сериальная мораль».

Кино- и печатной продукции, проливающей слезу по поводу неземных страданий участниц так называемых «бабьих коллективов», в последнее время немало. Если верить этим произведениям, то все хамство, вся злоба, которая возможна между самками, проистекает исключительно от отсутствия в их среде животворящих и всеочищающих самцов. Зритель и читатель наслаждается, наблюдая, как изголодавшиеся по самцам героини всячески унижают свое и соперниц достоинство, пытаясь  добиться мужского внимания. Возможно, эти некрасивые истории и не всегда являются выдуманными. Однако ключевое слово в них – отнюдь не «бабий» коллектив, а коллектив жлобский. В сообществе жлобов любого пола борьба за любой предмет вожделений – мужчина ли, вкусная ли еда, деньги ли – будет похожа на звериную грызню. Сериальная мораль обычно умалчивает о том, что интеллигентный, объединенный общим увлекательным занятием женский коллектив может быть замечательным и милым. Впрочем, о таком коллективе интересного кино не снять. «Культурка» вообще не любит образа самодостаточной женщины. Если таковая героиня в сериале возникает, то в ней непременно найдется червоточинка: оказывается, эта с виду всем довольная бизнес-вуман втайне страдает от одиночества, ура! Впрочем, было бы странно, если бы в продукции для дураков (сериалы, дамские романы, ток-шоу) вдруг появились бы образы умных людей. Обыватель не любит тех, кто на него не похож. И цель обывательского «искусства» - показать, что даже «типа умные» - на самом деле такие же дураки, как и все остальные. И что даже самые умные с виду женщины на самом деле спят и видят, как бы сбросить свою личину и с визгом броситься на самца.
   
Не отцы, но дети

   К сожалению, мужчинами успешно воспринимается не только миф о своей повышенной востребованности, но и заниженные требования к своей ответственности в семейной жизни. Их считают детьми, которых нельзя обижать и нужно ублажать – что ж, они не против! За ними снисходительно признают неспособность к сильным чувствам и ответственности за своих детей – «ну что ж, да, мы такие» (с обезоруживающей улыбкой говорят они). Мужчина действительно легко, без особых угрызений совести, навсегда покидает своего ребенка после развода (ведь общество ему это «разрешает»). Объяснение типа «Жена была против наших свиданий» обществу кажется вполне достаточным. Еще один показательный пример: многие мужчины довольно отстраненно реагируют на то, что их жены курят во время беременности, нанося, таким образом, очевидный вред ребенку - его ребенку! Если женщине в этом случае, как правило, приходится проделать хотя бы минимальные манипуляции для успокоения своей совести (типа «я пыталась бросить, но не смогла», или «все это вранье – на самом деле 5 сигарет в день ребенку не вредят» и т.п.), то будущему отцу и этого не нужно! Он милостиво передает жене право успокоить свою совесть за обоих. Вобщем-то, глубоко в душе многие из них не считают себя отцами. Отцами в социальном смысле, родителями, наравне с матерью отвечающими за ребенка. На самом деле они – дети, «специализированные» дети своих жен. Они осчастливили женщин, подарив им право ухаживать за собой всю жизнь, да еще и дав возможность иметь ребенка. Что вы еще от них хотите? Они и так потрудились на славу. Именно поэтому мысль о какой-то дополнительной ответственности не достигает мужского сердца. Как, после всех этих благ, я еще что-то должен? Фактически, речь идет ни об общем ребенке, а о ребенке женщины, с которой мужчина в данный момент живет. На нее переложена вся ответственность за его здоровье и воспитание. Если женщина наносит вред здоровью будущего ребенка, то ее муж, обычно по-детски улыбаясь, на все вопросы отвечает «ну что ж я могу поделать – она никак не хочет бросать курить».

Женщина? Тогда плати!

Еще одно подтверждение «неравноценности» полов: женщины вынуждены (потому что «так принято») вкладывать в уход за своей внешностью гораздо больше денежных средств, чем мужчины. Женщина по умолчанию должна быть накрашена и привлекательно одета, чтобы в принципе считаться женщиной, чтоб получить место на стартовой дорожке в забеге за мужчинами (равнодушные к своей внешности женщины вообще, с точки зрения культурки, к стартам не допускаются). Поскольку добиться мужчину считается более сложной задачей, чем добиться женщину, то женщинам полагается прикладывать для достижения этой цели больше усилий. Модный женский гардероб обычно стоит намного дороже, чем мужской. Женщины «обязаны» вставать ни свет ни заря, чтобы накраситься и предстать перед миром соперниц во всеоружии. Мужчина имеет право относиться к своему внешнему виду куда более небрежно. Он и без того настолько ценен, что обертка значения не имеет. Более того, самая его небрежность моментально становится образцом стиля. Так, ленившиеся побриться избалованные самцы стали родоначальниками стиля «элегантная небритость». Неряхи породили моду на обвисшие, мешковатые свитера и пальто, а также на протертые джинсы. Женщины спешат подражать своим любимцам (если не в небритости, то в протертых джинсах). Но какой бы стиль они не выбрали, стандарт, предписывающий им вкладывать в заботу о внешности много усилий (эти усилия должны иметь зримую маркировку – типа слоев тонального крема, уложенных в «элегантную небрежность» волос, тщательно и со вкусом протертые джинсы), довлеет над женщинами. Они тратят на внешность время, которое можно было бы потратить на самообразование – но они не сдаются! Женщина должна лучше подготовиться к «старту» жизненного состязания; только тогда у нее появится шанс ухватить хоть какой-нибудь приз. Объем продаж женской одежды и аксессуаров в десятки раз превосходит аналогичный мужской рынок. Мы считаем себя обязанными тратить массу денег на призрачный шанс кому-то там понравиться, не оценивая даже, что никакой реальной связи между нашими тратами и шансом найти «женское счастье» нет. Вкладывать деньги в «стартовое обмундирование» вошло в традицию. Женская жизнь дороже, чем мужская. Так не пора ли порвать с этой традицией? Ради чего нам обогащать чудовищную индустрию женской одежды, коль скоро мы прекрасно понимаем, что залог нашего счастья – не в этом? Не пора ли перестать кормить наши собственные мифы? Кстати, тем самым мы высвободим не только деньги, но и кучу времени. А время можно использовать для мышления. А привыкнув к активному мышлению, мы, скорее всего, и вовсе откажемся от навязанной нам цели жизни – добиваться внимания самцов))).

«Ценные» женщины - пережитки прошлого))

Откровенно устаревшими выглядят нынче внешние ритуалы, демонстрирующие «ценность» женщины («ухаживание») – галантное пропускание женщины вперед в дверном проходе, целование ручки, уступание сидячего места, оплата за женщину в ресторане и проч. Они возникли в особый переломный (и весьма краткий) момент взаимоотношений мужчины и женщины, когда последние уже достаточно эмансипировались, чтобы открыто предлагать себя первым, а первые еще не вполне объелись этим. В традиционном обществе рынок «любви» узок и предложения на нем не всегда удовлетворяют истинного ценителя: проститутки, дворовые девушки, в лучшем случае – актрисы (понятно, что рынок любви и рынок невест – совсем не одно и то же). И лишь с середины 19 века, а в России и того позже на рынок хлынул настоящий товар – толпы свободных женщин, интересных и образованных, короче - «личностей», которые готовы были не просто дарить любовь, но ждали взаимности. На первых порах это было ново и любопытно, женщин-«личностей» охотно пробовали на вкус и заполонившая все вокруг «любовность» вкупе с сексуальной революцией пользовалась большой популярностью. Тогда-то и возникли все вышеперечисленные «ухаживательные» ритуалы. Но со временем оказалось, что такое количество любовного товара самцам не нужно. Ценность свободных самок упала, немедленно возникла горькая женская тема о «нехватке мужчин» (хотя вряд ли их стало намного меньше; просто резко возросло женское предложение). Женщины слишком быстро привыкли к повышенному спросу на себя. А ведь он был временным и возник исключительно на эффекте новизны. Отсылающие к тому «золотому веку» мифы типа «Эх, измельчал нынче мужик, измельчал… Вот раньше-то были рыцари!» - конечно, ничего общего с действительностью не имеют. В течение всей истории человечества, предшествовавшей женской эмансипации, женщины вряд ли могли бы похвастаться рыцарским к себе отношением. Краткий период они ошибочно экстраполировали на все прошлое. «Измельчал мужик», вероятно, потому, что не хочет ставить во главу угла любовь и женщину (хотя он никогда этого не делал; женщины ошибочно приняли сиюминутную моду за постоянную характеристику). Почему женщины решили, что централизация помыслов вокруг поиска любовных переживаний – нормальное состояние человека? Это вовсе не так, и чуть ниже мы об этом поговорим подробно.

Семантика свадьбы

Разумеется, жених почитается в обществе гораздо более ценным товаром, чем невеста. В неосознанном дискурсе, посвященном этой теме, жених позиционируется как «осчастлививший» свою невесту, тогда как она – «осчастливленная» им. Обратите внимание на традицию мальчишника - последней холостяцкой вечеринки в жизни мужчины (со всеми вытекающими последствиями). Этот обряд выражает скорбь по поводу потерянного для общества самца. И он сам, и его товарищи эту ситуацию «оплакивают». При этом они имеют полное право вести себя во время этого мероприятия весьма разнузданно (ибо теряющий мужчину женский мир имеет право получить напоследок хоть малый «кусочек» драгоценного самчика, не говоря уж о святом праве самца поразвлечься перед пожизненным тюремным заключением), тогда как девушки во время девичника, конечно, подобного права не имеют. Более того, традиция девичника – собраться небольшим женским кружком и выражать искреннюю зависть к своей счастливой подружке.
Вообще брачный дискурс, как часть большого дискурса гендерных отношений, для женщины наиболее унизителен. Так, считается весьма хорошей шуткой посочувствовать «наконец-таки окольцованному» самцу («Ну че, и тебя захомутали, браток? А я вот пока держусь!»). Причем присутствие невесты шутников обычно не останавливает: по закону жанра ей полагается не обижаться, а понимающе посмеиваться. Невесты позиционируются «охотницами», цель которых – затащить пойманного самчика в ЗАГС, тогда как мужчинам полагается до последнего от них убегать и сдаваться, лишь будучи загнанными в угол (например, в случае беременности женщины). Этому плодотворному сюжету посвящены сотни голливудских комедий, отечественных сериалов и учебных пособий типа «Как выйти замуж». Причем, как уже говорилось, на озвучивание этой концепции женщины не имеют права обижаться. Во всяком случае, счастье невесты, обретшей лелеемую многими цель жизни – жениха, оказавшейся в святая святых – в ЗАГСе, просто неприлично на фоне такого-то счастья обижаться на очевидные для всех вещи. Поэтому гости развлекаются вовсю, упражняясь в остроумии на тему «окольцованного» жениха, его грядущего «тюремного заключения» и т.д. Так, в традиции свадебной фотосессии часто встречаются постановочные кадры типа «сбегающего жениха» (фотограф просит жениха «убегать» от невесты: например, устремиться к перилам моста с прицелом на прыжок вниз, тогда как невеста должна в панике «удерживать» жениха за галстук и т.д.). Шуточные намеки на возможную неверность мужа – легальная часть застольных словоизлияний тамады. Аналогичные намеки на неверность жены публика сочтет неуместными – но не потому, что женский моральный облик для нас ценнее. Просто они воспринимаются слишком уж фальшивыми. Женская неверность встречается исключительно редко, так как, по всеобщему мнению, женщины вообще мало кому нужны (спасибо, мол, что хоть муж ей достался!). Кстати, поэтому практикуемые во время свадебной церемонии обряды типа «выкупа невесты» смотрятся откровенно устаревшими: всем присутствующим ясно, что гораздо актуальней было бы провести обряд «выкупа жениха».
Честно говоря, вышеупомянутые тезисы свадебного дискурса кажутся мне настолько унизительными, что вообще непонятно, как женщины соглашаются участвовать в этом неприятном обряде. Тем более что формат «просто жить вместе», причем с рождением и воспитанием детей, сейчас практикуется все чаще. Непонятно, зачем давать самолюбию гостей возможность потешиться, тонко воспевая несостоятельность женского товара и великую ценность мужского. Да еще и отдавать за организацию этого нелепово церемониала все свои сбережения! Короче – зачем нужны свадьбы?

Странные стандарты

Развлечения ради предлагаю вспомнить всевозможные речевые обороты, которые бы иллюстрировали нашу «обязанность» мечтать, охотиться и обладать самцами. Дополните мой список!
1) «Хоть она в жизни и преуспела, но наверняка счастья-то все равно нет – ведь одинокая». Таким образом общество навязывает женщине чувство неудовлетворенности собой и абсолютно неразумную потребность «не быть одинокой». Причем ради чего «не быть», никто объяснить не в состоянии. Мужчина должен быть рядом просто ради того, чтоб он был. Не для того, чтобы развлекать женщину интересными философскими беседами. И не для того, чтоб сделать ее матерью (она справится с этим и без наличия постоянного партнера). И не для того даже, чтоб ее кормить (в начале фразы допускается, что она и сама способна содержать себя). Тем не менее, женщине со стороны сообщества подруг навязывается чувство ущербности. Чтобы преодолеть его, женщина должна совершать активные и иррациональные поступки – «добывать» себе мужчину. Хотя насколько же приятней была ее жизнь, если бы она этого не делала!
2) «Везет же ей – сколько мужиков за ней бегает!» Уровень состоятельности женщины, ее успешности ставится в прямую зависимость от количества мужской валюты, которой она обладает.
3) «Главное – простое женское счастье». Да, не любит народ, чтоб жизнь женщины была «сложной». Лучше – простой и понятной. Опять-таки, так хочется навязать ей чувство неполноценности: мол, если ты по ошибке вообразила себя счастливой, то раскрой глаза: ведь у тебя нет Главного – брюк, которые надо кормить.
4) «Понятно, от чего она такая мегера – небось мужики не любят». Самцовое внимание считается настолько важным в жизни женщины, что его отсутствие сравнимо с отсутствием смысла жизни. Нет несчастья сильней этого, поэтому недостатки характера женщин общество готово объяснять только этой простой причиной. Почему злая, почему несчастная, почему поступает так или эдак – да потому что нет мужика! «Мужик» - это, оказывается, прямо-таки движущая сила для жизнедеятельности всей женской половины человечества. Без него им остается только умереть…

Одинокая? Обязана страдать!
С достижением первых признаков половой зрелости женщину насильно тащат на стартовую площадку для мучительного и бесплодного забега за бессмысленным призом – мужчинами. Женщине навязывается обязанность нравиться, быть востребованной, искать пресловутое «женское счастье». Если женщина по каким-то причинам в гонке участвовать не желает, это воспринимается как небольшое безумие. Про таких удрученно говорят «не созрела пока», награждают унизительными прозвищами типа «синий чулок». Хотя типичные «синие чулки» просто являют собой пример завидной свободы от стандартов. Их мозг свободен для мышления, очищен от обязательного наполнения в виде утомительных женских поисков. Они могут сами выбрать себе цель и смысл жизни, они могут посвятить себя какому-либо полезному Делу, в отличие от женщин-растений, которые добровольно ограничивают свои потребности формальным приобщением к самцу.
Но вот что любопытно: «нормальных» женщин (в смысле, нормальных охотниц за «мужиком», ЗАГСом и проч.) почему-то искренне раздражают рассуждения типа тех, что изложены в этой и предыдущих главах. Да что там, автора этих строк, наверное, уже давно заклеймили несчастной одинокой фурией, которая стыдиться признаться, что алчет самца, вот и отчаянно сублимирует, и т.д. Если «обиженная» мужским вниманием старая дева или мать-одиночка активно по этому поводу страдает, то ее более «удачливые» замужние коллеги готовы ей искренне посочувствовать. Однако если она осмелится заявить, что довольна своим положением, что охотиться на мужей не собирается и т.п., то из стана «счастливых» раздается почему-то грозное рычание. Самодостаточную одинокую женщину немедленно обвиняют в кощунственном обмане. Мол, наверняка она в душе-то глубоко страдает, да хорохориться тут перед нами! Ее стремятся «вывести на чистую воду», доказать ей, что на самом деле ей нужно лить слезы и «ждать своего счастья – может, и повезет». Казалось бы, здесь противоречие: женщинам-охотницам, по идее, должно быть выгодно выбывание из их среды соперниц. Почему же они желают всеми силами вернуть этих соперниц в строй, на беговую дорожку? Дело здесь не только в банальной ксенофобии и неприязни к тому, что от нас отличается. Существование счастливой, самодостаточной одинокой женщины – плевок в душу ее «нормальным» коллегам, которые тратят большую часть своей молодости на «забег» за самцами. С одной стороны, это просто зависть, а с другой – страх: а что, если эти «феминистки» правы? Ведь тогда получится, что именно я живу неправильно, что смысл моей жизни (так называемое «женское счастье») не выдерживает никакой критики. А значит, моя жизнь прошла (проходит) напрасно!

Семантика детности

Упаси боже, я не собираюсь высмеивать здесь материнские и отцовские чувства. Они – одно из самых естественных радостей, которые есть у человека, в противовес многочисленным навязанным ему искусственным удовольствиям (включая и схематизированные «семейные ценности»). Однако наряду с аутентичным счастьем материнства и отцовства существует и «мода на материнство/отцовство», которая, соответственно, в иные времена активизируется, в иные, наоборот, уступает место своей противоположности. Так, в первые годы поиндустриального «скачка», в 50-60-х гг. прошлого века на Западе имела место тенденция «чайлд-фри» (бездетности). Иметь детей было не модно; заводили их (сознательно) лишь те, для кого родительское счастье было важней моды. Зато многие истинные модники тех лет  – представители богемы, актеры, писатели, музыканты – по причине «неактуальности» родительства не оставили потомства (что не так плохо, учитывая, что здоровый образ жизни в середине прошлого века тоже был отнюдь не в моде). Сегодня, напротив, в моде «естественность», проявляемая как в тенденции к здоровому образу жизни, так и в «детности». Правда, деторождение рекомендуется отложить на «после 30-ти», перед этим вовсю насладившись всевозможными, подчас не совсем здоровыми и естественными удовольствиями. Но зато уж потом, когда запас здоровья для наслаждений истощится, стандарт жизни предписывает становиться образцовыми папочками и мамочками. В соответствии с модой, все так называемые «звезды» - актеры, модели, музыканты, телеведущие – у которых, существуй они в западной  культуре 60-х годов, дети могли появиться только по несчастливой случайности – сегодня в обязательном порядке становятся матерями и отцами «под сороковник». Однако их сладкие фото в обнимку со своими чадами, коими пестрят глянцевые журналы, не должны никого обмануть: это не настоящие матери и не отцы, но «модные» родители. Они обзаводятся детьми, как символом соответствия стандарту. На самом деле, в большинстве случаев эти модники вскоре после рождения спихивают своих символических детей на дорогих нянек и гувернанток, с тем, чтобы самим немедленно вернуться к излюбленному (и модному) образу жизни. В светских новостях мы читаем о героической актрисе Н, которая, превозмогая страдания, сбросила своего трехнедельного ребенка на попечение отряда высокооплачиваемых нянек, а сама отправилась сниматься в очередном сериале, призванном округлить ее и без того немалый капиталец. Светская хроника дрожит от восхищения поступком своей героини – надо же, сумела заставить себя расстаться с малышом (который для нее, на самом деле, не более чем помеха), ради высокой цели стать еще более модной и зашибить еще больше денег… Казалось бы, модный стандарт требует невозможного: одновременно быть образцово-показательной мамашей, а с другой – оставаться модной светской львицей. На самом деле противоречия нет. Стандарт предписывает лишь фотографироваться в образе благообразной мамаши, но вовсе не быть ею; символа материнства для отчетности перед модой вполне достаточно. Напротив, стать настоящей матерью, то есть отказаться ради ребенка от звездной карьеры, с точки зрения моды было бы полной нелепостью.

Подобное символическое материнство и отцовство не слишком последовательно. Так, светская хроника воспевает любовь к сыну актера Хабенского, не слишком сообразуясь с тем, что этот отец-идеал преспокойно передал любимого сына на воспитание теще. Светская хроника не налюбуется на чадолюбивую и мечтающую о втором ребенке Лолиту Милявскую, не замечая, что эта образцовая мать не выпускает из рук сигарет и стаканов со спиртным. Символ схематичен; детали потребителя не интересуют. Главное, что галочка против позиции «семейные ценности» у данных медиа-персонажей поставлена. Тем самым они показывают, что уважают «ценности» своих потребителей-зрителей. А значит, они вполне заслуживают того, чтобы уважали их самих, покупали их диски, ходили на их концерты и т.п.

У представителей простого народа «модное» материнство и отцовство не проявляется так гротескно. То есть у них не может быть, конечно, столь откровенно «медиа-детей», детей-символов, сданных на воспитание дорогим нянькам. Достаток этого не позволяет. Однако многие, очень многие заводят детей в первую очередь потому, что «так надо». Они и не догадываются, что неплохо прожили бы и без детей; а уж дети бы их сколько выиграли, если бы не родились! Существует ряд модных «картинок», глубоко укоренившихся в сознании обывателя благодаря кинофильмам и рекламным роликам, которые каждый мечтает натянуть на себя. Среди них – образ обнимающейся парочки, образ парочки в ЗАГСе. Далее – изображение беременной жены, которую заботливо поддерживает под руку любящий супруг. Далее - интереснейшее занятие – подбор одежды для беременных. Теперь это модная тема. Далее, выбор детских костюмчиков в магазине. Далее, проводы в роддом. Трогательное общение через стекло палаты. Встреча из роддома. Прогулки с коляской. Счастливая семья на пикнике. Счастливая семья покупает своему избалованному чаду игрушки. И.т.п. Важно соответствовать этим «парадным снимкам». А до и после «снимка» можно жить так, как тебе нравится. Так, более трети рожениц в Санкт-Петербурге сегодня курят во время беременности. Многие из них также систематически употребляют легкие алкогольные коктейли и пиво (заметьте, я говорю здесь не об опустившихся женщинах, а о вполне благообразных). При этом они искренне считают себя достойными матерями, живущими одними лишь «семейными ценностями». То, что они методично отравляют своих будущих детей, череде счастливых «картинок» не мешает. Зато семьи, не соответствующие «картинкам», будут подвергнуты суровому осуждению. По поводу пары, которая, например, возила своих детей на экосубботники, а также активно выступала против слишком уж серьезного отношения к детскому гардеробу (мол, пусть не привыкают, что все их капризы должны немедленно исполняться!), в Интернете поднялся многоголосый возмущенный хор. А как же «счастливые картинки»? Как же совместный шопинг, которым маркируются «семейные ценности» и любовь к детям? Да эти родители – просто изверги! Они делают своих детей несчастными! – громче всех вопила одна особа, которая, как было известно, вполне толейрантно относилась к собственному систематическому нарушению гигиены беременности, зато в ожидании рождения ребенка накупила ему «приданое» на несколько тысяч. В ее случае вред здоровью ребенка как бы компенсировался покупками вещей. Измерять любовь потраченными деньгами (в том числе любовь к детям), видимо, проще, чем любить по-настоящему.

II. Простое потребительское счастье

Зачем мы придумали себе «любовь»

Освободившись от необходимости ежедневно бороться с угрозой голода (спасибо постиндустриальному капитализму!), мы быстро нашли, какой новой всепоглощающей потребностью заполнить свою жизнь. Теперь мы обязаны (да, именно обязаны! Только вот вопрос – кому?) тратить изрядную часть своей жизни на поиск «счастья в личной жизни». Не имеющий оного счастья – неудачник, не ищущий его – безумец и опять-таки неудачник. И лишь тот, кто исправно тратит свободное от работы время на поиск особей противоположного пола, с которыми можно будет прогуливаться под ручку, сидеть вечерами в ресторане, переписываться нежными СМС и, наконец, «иметь интимную жизнь» - лишь тот может считать себя вполне состоявшимся гомо сапиенс. Если вы пожелаете потратить свободное время на чтение, научные изыскания, экологическую борьбу и т.д. и вообще будете всячески игнорировать данный стандарт, вам придется дать объяснение сообществу – а почему, собственно? Нет, разумное объяснение будет принято (типа персонаж – чудак, страстно любящий науку), но заметьте, без дачи объяснения вас не отпустят, да и в любом случае не лишат себя удовольствия вас пожалеть. Нет, не желает ваш сотоварищ по обществу успокоиться на том, что кто-то рядом на него совсем не похож. Пример – с какой ненасытной жалостью и всегда готовым сочувствием общество относится, например, к образу математика Перельмана. Поверить, что человек счастлив своим жизненным выбором – нет, это невозможно! Нет, не может быть человек счастлив, если как все мы, как положено, не тратит драгоценное время на поиски «личного счастья».
Желать любви «обязаны» все, а женщины – в особенности. Смыслом жизни должно быть что-то особенно труднодостижимое, то, что за деньги не купить. Личная востребованность как женщины здесь идеально подходит, так как достижение оной мало зависит от наших личных усилий (во всяком случае, не существует конкретного рецепта этих усилий). Это нечто загадочное, как манна небесная: выпадет-не выпадет. Именно поэтому добыча партнера, статус «востребованной» у противоположного пола за неимением вариантов объявлен целью нашей жизни. И нам ничего не остается, как следовать ей.

Чуда не хватит на всех

Объявив «любовь» смыслом жизни, мы сами, собственными руками сделали себя несчастными. Природа, само устройство жизни «не рассчитано» на то, чтобы любовное счастье обрели все. Судите сами: ведь любовь (во всяком случае, как видят ее большинство тех, кто ее алчет) – это чудо, это катарсис счастливых переживаний. Короче, это сказка, которая достается совершенно бесплатно (и в этом ее особая ценность). По бытующим в обществе убеждениям, любовь даруется свыше вне зависимости от заслуг человека (напротив, она может достаться людям, совершенно ее недостойным; таковая убежденность уравнивает шансы праведников и негодяев), что позволяет лелеять надежду на ее обретение почти каждому. Согласитесь, весьма удобное и приятное народное верование)) Но при этом абсолютно невыполнимое! Исходя из определения чуда, оно не может быть явлением рядовым, присутствующим в жизни каждого желающего – и праведника, и мерзавца. Чудо не достается по заказу или оттого, что нам в жизни больше нечего хотеть. Чудо – явление экстраординарное, и норма его распространенности – не менее, чем один случай на сотню. Не будем сейчас касаться вопроса «божественной» природы любви, но, чем бы она не являлась – божьим даром или плодом химических реакций человеческого мозга – она не может доставаться каждому. Если она – божий дар, то логично, что его нужно заслужить. Если же она – порождение человека, то у людей неромантичного, нечувственного склада (однако тоже стоящих в очереди за «катарсисом») нет на нее никаких шансов. Далее, если любовь все же посетила вашу душу, то шанс, что то же самое чувство посетит душу вашего предмета по отношению к вам – с точки зрения теории вероятности, близко к нулю. Значит, даже в самом лучшем случае любовный союз двух людей будет в известной степени компромиссом: кто-то из этих двоих будет просто «позволять себя любить». Итак, уже на этом уровне мы видим, что чудо практически невозможно.
Однако массовая культура (культурка) старательно навязывает нам стандарт чуда, обязанность погони за ним и чувство ущербности, если мы его не обрели. В этом нет ничьей вины: просто за неимением сильного религиозного чувства, идеалов построения светлого будущего и проч., которые могли бы захватить нас полностью, место «духовных ценностей» оказывается вакантным. И человек заполняет его, так сказать, в меру своей испорченности. То есть любовь, она же бесплатное эйфористическое удовольствие, о котором вправе мечтать любой негодяй  – это такая «типа духовность».
«Любовь» в том виде, в каком ее массово рекламируют телесериалы – это некий пропуск в мир абсолютных удовольствий. За этой загадочной дверью находится счастье, которое не нужно заслуживать, и эмоции, которые не надо в себе воспитывать – якобы, «приход» обеспечен даже самому бесчувственному. Не случайно борьба за «любовь» ведется так ожесточенно. Люди искренне верят, что через нее они обретут все – чудесные эмоции, которые им доселе были несвойственны, отсутствующий смысл жизни и т.д. Шанс забесплатно стать другим человеком – разве не заманчиво? Что ж, приходится признать, что эта так называемая «сериальная» любовь несколько переоценивается)))) Из ничего не рождается нечто, и человек в любви не может проявить тех эмоций, к которым не способен изначально. Его любовь – это он сам, и не более того.

Счастья нет, ибо мы его недостойны

Итак, отчего же каждый из нас вдруг решил, что, во-первых, он достоин любовного счастья и, во-вторых, что он вправе ожидать, что оно выпадет на его долю (и, стало быть, искренне страдать, если такового не произошло). Ответ, вероятно, следует искать в парадигме ныне популярного критического дискурса «общества потребления». Человек возомнил себя вправе получить любовное мега-счастье ровно на том же основании, на каком он решил, что вправе получать качественные продукты в магазинах, социальные права в полном объеме, интересные уик-энды после рабочей недели, отпуск на море раз в год и т.п. Раз данное благо в мире существует, то выньте его и положьте мне – ибо я этого достоин. Сожаление по поводу того, что представитель народных масс получил право хотеть и требовать себе то же самое, что раньше доставалось лишь избранным, звучат из уст социологов и философов на протяжении последних ста лет (вспомним хотя бы Хосе Ортега-и-Гассета). Неважно, в каком смысле были «избранными» те, на блага которых мы теперь все, толпой, дружно претендуем – богачами, аристократами, любовными счастливцами, великими поэтами и т.д. Если когда-то путешествовать могли лишь немногие – теперь это желают делать все. Есть икру – привилегия? Тогда и я того желаю. Великие творцы – одни на тысячу? Ерунда! Объявим, что у нас каждый по-своему талантлив (неважно, что талант этот не разглядеть даже под микроскопом). И наконец, поговаривают, что некогда существовали, ощущали мега-счастье, достигали полноты эмоциональных ощущений некие Ромео и Джульетта, Меджнун и Лейла и еще несколько хрестоматийных пар. С какой это стати они решили остаться избранными? Нет уж, я, представитель массы, имею полное право на их наслаждение, ибо… ибо я человек и имею право! Современный потребитель не привык себе ни в чем отказывать. Смирение, самоограничение не вызывает понимания; обычно в таких людях видят неудачников, которые просто скрывают свою неспособность добиться того, от чего отказываются. Ограничивать свои желания нельзя! Просто неприлично! Нет ничего, что нельзя было бы получить, если поставить себе цель этого добиться!
Короче, чудо, которое было и должно быть уделом немногих, теперь почему-то считается товаром, который каждый вправе купить в супермаркете. В результате, само собой, единиц чуда больше не становится, а вот мы с вами становимся более несчастными. Ведь мы ждем, мы почитаем себя имеющими право, и потому чувствуем себя страшно обделенными оттого, что сегодня все чудеса в магазине разобрали и нам не досталось! Эх, значит – плохо суетились, растяпы, раз ухватить не успели! Почему-то считается, что соседка наверняка успела это сделать (ведь со стороны у нее все, как положено – ходит в обнимку с другом), а вот я, неудачница, не успела. Но чудо не может быть распространено в количествах, равных числу нежно обнимающихся пар во время сеанса в кино; очевидно, что большая часть этих «любовей» - не чудо, а суррогат чуда, которые сами участники имитируют, повинуясь стандарту непременного обладания «любовью».

Не мечтать о счастье – высшее благо
 
Обратите внимание – все классические истории любви имели место вопреки обстоятельствам. Мы, напротив, повсюду расставляем сачки для поимки чуда, мы его ждем, мы считаем себя обязанными его поймать, мы тратим на это время и силы – но ничего не добиваемся. Не в этом ли ключ к пониманию проблемы?
В традиционном обществе проблем со смыслом жизни не было – он был у всех. Обретение любви в число желанных жизненных целей не входило. Задачи были поважней – выжить, обеспечить выживание потомства. Если любовь таки появлялась в жизни человека и рушила все планы, то это воспринималось  как большое несчастье. С любовью – своею ли, чужой ли – боролись. И этим, конечно, лишь питали ее новой эмоциональной силой. А сегодня мы обязаны чувствовать любовь и склонить к ее чувствованию другого. В старину любовь становилась досадной помехой спокойной стабильной жизни. Именно поэтому пасовали перед любовью, с одной стороны, самые слабые, а с другой – самые чувствительные натуры. Отсюда пароксизм их эмоций! Они имели, в некотором роде, «любовный талант». А талант, как известно, принуждает человека его реализовывать. Человек пишет, потому что не может не писать, музицирует, потому что иначе задохнется с тоски. А ведь в суровые средние века реализация таланта могла обернуться для человека голодной смертью! Но, несмотря на это, многие перспективные ремесленники и торговцы бросали дело своих отцов и становились нищими музыкантами, живописцами, поэтами, потому что просто не могли иначе. Нынче реализация таланта не связана почти ни с какими рисками. Более того, мы все почему-то считаем, что имеем талант. Все реализуют свои «таланты», и потому истинных талантов очень мало.
То же и с любовью. Желание превратить чудесное чувство одержимой любовным талантом души в массовую продукцию, в ширпотреб, оборачивается лишь разочарованием.
Добавим еще: искомая сила чувства персонажей вроде Ромео и Джульетты, которой мы алчем и которой не имеем, черпалась также из осмысленности жизни человека в традиционном обществе. Человек знал, для чего он живет и кому он нужен. У него было в жизни ДЕЛО – с нашей точки зрения, никчемное, но это было дело его отцов и он ощущал себя обязанным его продолжать. Пусть даже это дело сводилось лишь к заботе о семейной чести. Средневековый человек был наполнен, тогда как современный человек пуст. В момент победы любовного чувства над устоями традиционной личности происходило нечто, сродни расщеплению атомного ядра – весь мир этого персонажа рушился, все ценности, которые казались незыблемыми столпами, обращались в ничто (а есть ли они у нас, эти ценности?) И, подобно расщеплению ядра, при обрушении смысла жизни человека высвобождалась огромная энергия. Она-то и становилась силой его невиданной любви.
Современный человек пуст. Он полагает, что мифическая Любовь наполнит его скучающую душу, но это невозможно: любовь питается только душой самого любящего. Отсюда – бедность наших эмоций.

Заметьте: мы все, как один, характеризуем себя в анкетах как «романтичных, глубоко ранимых натур». Это, конечно, штамп. Но он означает, что каждый из нас ждет от жизни обещанного чуда (мы же «романтичные», в конце концов!). Мы страшно стесняемся слов вроде «рациональный», прагматичный», хотя именно такими в большинстве своем и являемся. Посмотрите на «романтиков» в дорогих авто, из которых без зазрения совести орет «Русский шансон». Этих людей по-настоящему возбуждают только деньги, интересуются они только тем, чем принято интересоваться – машины, футбол, курорты, коттеджи, лужайки и проч. Сдобренная обильным макияжем жена не вылезает из СПА-салонов, толстый и наглый сын не знает, чего ему еще захотеть, две-три юные любовницы вполне довольны регулярными подарками и вывозами в рестораны, семейство отметилось своими благополучными брюшками на всех модных пляжах. При этом подобные персонажи искренне уверены, что живут «духовными ценностями», что они такие «немного сумасшедшие» (то же позитивный штамп), что они большие романтики (что проявляется, видимо, в количестве любовниц и увлечению просмотрами футбольных матчей).

Любовь всегда сильнее у тех, кто любит вопреки своей воле, кто борется с любовью – любовь черпает силы с этой борьбе. Любовь возникает реже, но при этом она всегда сильнее у «равнодушных» к любви людей Дела. Людей, посвятивших себя чему-либо безраздельно, не расставляющих силков для уловления чуда, не считающих себя обязанным искать иметь друга-подругу, дарить что-то кому-то на День Святого Валентина, переписываться нежными СМС, устраивать «романтичные ужины при свечах» и гулять в обнимку.
У тех, кто смело называет себя прагматиками, «неромантичными натурами» - их любовь сильнее. Потому что, если уж она поселилась в сердце, которое ее не ищет – значит, она настоящая.
Алчущие любви желают иметь все, прямо сейчас и в больших количествах. Понятно, что самого главного – счастья – они и не получают. Напротив, человек деятельный, человек, способный на жесткие самограничения ради высокой цели, человек, скромный в своих желаниях – он-то и обретет счастье, потому что он сам создал в душе материал для него. Если вы мечтаете о счастье и ждете, когда же оно на вас свалится, сетуете, почему вы, достойный (достойная) счастья, до сих пор обделены - знайте, что вам оно не светит… Если же вы решили посвятить себя общественной работе, творчеству, благотворительности, охране природы, политическому протесту – словом, всему тому, что требует самоограничения и вознаграждается не деньгами, а самоудовлетворением – то вариант со счастьем очень даже возможен))
   
Если вы почему-то решили, что вам нужно страдать))

             К сожалению, несмотря на все аргументы вроде тех, что приведены в ходе нашего повествования, много женщин продолжают считать себя глубоко страдающими от одиночества. В отчаянии им кажется, что, полюби их мужчина, и они немедленно обретут счастье. Но ведь это нелепость. Отчего мы решили, что этот мифический мужчина тоже нам понравится? Ведь счастье невозможно без наших собственных любовных переживаний. Стало быть, самое большее, что может дать нам внимание «мужчины вообще» - это микроскопический подъем самооценки, да и то ненадолго. Конечно, нам нужен не «мужчина вообще», а вполне конкретная мужская особь. Либо воображаемая особь с вполне конкретными качествами. Только через обладание ею одной мы будем счастливы. В действительности нам нужны не «мужчины», а один мужчина на свете. Страдание оттого, «что мужики не любят», выглядит абсурдно. Ведь не могут же мужчины быть для нас сродни уже упоминаемым товарам в супермаркете – одинаковым, стоящим в ряд на полке, взаимозаменяемым, из которых неважно, какой взять – первый, второй или третий? В таком случае наш эмоциональный мир был бы близок бактериям. Но в том-то и дело, что это не так! Да, мы можем быть счастливы только с одним мужчиной, и страдаем, возможно, лишь оттого, что его нет с нами. Так отчего же мы решили, что страдаем от мужского невнимания вообще? А потому, что чувство ущербности от мужского невнимания вообще нам навязал коллектив наших дорогих коллег-самок. Нам даром не нужны эти «мужчины вообще», но мы не желаем показаться неудачницами перед оценивающими взглядами самок. Так кто нам, в таком случае, нужен – самцы или самки? Чьего внимания мы добиваемся?
   
Не ждите любви. Влюбляйтесь сами

Даже если вас полюбит прекраснейший из всех мужчин, то станет ли это залогом вашего счастья? Вероятно, нет, потому что счастье – это наше субъективное ощущение. Для ощущения счастья мы должны полюбить сами. Пусть даже несчастной, безответной любовью! Безответная любовь, заполняющая сердце, во много крат продуктивней грызущей пустоты, обозначаемой словами «мужики меня не любят». Влюбленная женщина ведает смысл жизни. Каждый ее день, каждая ее минута посвящены любимому человеку, даже если он об этом не знает и никогда не узнает. Глупая женщина, мечтающая об абстрактом счастье через абстрактную востребованность среди мужчин, похожа на нищенку, просящую подаяния. В то время как безответно влюбленная самодостаточна. Она вызывает уважение – хотя бы тем, что ей абсолютно не нужны мужчины – все, кроме одного. Кстати, примите совет: если вы захотите избавиться от навязчивой «жалости» подруг по причине вашего статуса, например, старой девы или матери-одиночки, то просто объясните им, что вы безответно влюблены и поэтому вам никто не нужен. Правда, боюсь, что это объяснение кумушек не удовлетворит: самодостаточные подружки, не страдающие чувством ущербности, им не нужны – на их фоне себя удачливой не почувствуешь. Поэтому не удивляйтесь, если вас все же попытаются склонить к мысли о трагичности своего положения: «Эх, выкинь ты его из головы, подружка, не стоит он твоего внимания. Лучше посмотри, сколько мужиков вокруг….» Ага, правильно, выкинь из головы Любовь и Смысл жизни и пожелай чего-нибудь банального типа успешного сбыта своего товара в жизненном супермаркете; возжелай невозможного (и ненужного! – ред.), не получи его и начни страдать, как все)) Вот тогда ты будешь вполне нормальной женщиной и мы с удовольствием примем тебя в свою компанию.

Настоящим людям – настоящая любовь.

Не секрет, что умные, развитые, по-настоящему увлеченные (а не тупо потребляющие предложенные рынком «увлечения»), действительно не похожие на других (а не наряжающиеся в мнимые отличия разных оберток), искренне и сильно любящие (а не лениво жаждущие любви как бесплатной награды непонятно за что), самоотверженно посвящающие себя любимому делу (вместо того, чтобы жаждать бесконечных удовольствий, услужливо предложенных миром капитала) – такие люди (что женщины, что мужчины) – обществу не нужны. Они не «подсажены» на общеупотребимые желания, они независимы, они не умеют страдать по пустякам (их страдания гораздо глубже банальных «сериальных» разборок и непонятны обывателю). Их невозможно держать на коротком поводке «жажды счастья»: ибо они совсем не уверены, что его достойны! Они стремятся своей жизнью принести пользу другим, они ограничивают свои желания и потребности. У них богатые, плотные души, а не наспех сколоченные размытые комбинации из типовых потребностей и увлечений. Они не умеют страдать навязанными страданиями и, вообще, они мало думают о себе. Их мысль посвящена тому, чтобы сделать мир лучше. Могут ли быть такие люди выгодны обществу? Ни в коем случае! Обществу нужны мелкие эгоисты, жаждущие всего и сразу и страдающие, постоянно страдающие оттого, что ничего не получают! Злобные, оттого что «жизнь не удалась», мстящие за это друг другу и компенсирующие нереализованные мечты в неумеренном потреблении материальных благ. Этими людьми легко управлять, они гарантированно не обратят свою энергию в социальный протест (им гораздо важнее получить кредит в банке на покупку коттеджа). Воспитание эгоиста – первейшая задача капитализма. Это воспитание начинается еще в школе, где нас учат превыше всего ставить собственные желания и требовать реализации «своих прав», даже если сам субъект права покуда ничего из себя не представляет. Потом субъекту внушают, что он имеет право на счастье и на любовь. Откуда у него такое право, ему не объясняют. Ему показывают, что все вокруг уже отхватили себе это счастье, а он, дурак, все еще стоит в стороне. Вся его энергия направляется на добывание обещанного «счастья»: уму и душе уже ничего не достается. Человек попадает в рабство чувству ущербности – как оттого, что нет солидного положения в обществе и достатка, так и оттого, что «нет счастья  в личной жизни». Теперь это жалкое существо будет всю жизнь работать на капитализм. Оно будет терять драгоценное здоровье и время, зарабатывая деньги на ненужные удовольствия и гоняясь за ложно понятыми «семейными ценностями». Причем капиталу одинаково выгодны и несчастные, и счастливые согласно его схеме. Первые, подобно голодным волкам, направляют силы своего ума только на «одобренные» обществом цели. Вторые, подобно самодовольным свиньям, вообще отключают свой ум. Он больше не нужен – ведь цели достигнуты.
Станьте другими.
Не верьте, что вы достойны «счастья».
Не верьте, что вы несчастны без любви.
Не будьте эгоистами.
И вы увидите, насколько проще может стать жизнь!