МОНОЛОГ
СЛОН
Мне почти шестьдесят лет. Грустная цифра. Жены у меня никогда не было, так что про детей можно не спрашивать – чего нет, того нет. В квартире тихо, как в пустыне, если только не включён «ящик передач», телевизор. Особенно в выходные и праздники, по вечерам, когда тишина прямо кричит о моём одиночестве.
Я уже давно не так молод, как мне бы того хотелось, и менее здоров, чем некоторым кажется. Всё чаще тянет просто посидеть и бывает страшно до жути оставаться одному.
Я худею, буквально, на глазах. На днях глянул в зеркало и усмотрел в себе сходством с дедом Яковым, который жил в нашем подъезде в моём далёком детстве. Это был высокий мосластый старик с прокуренными жёлтыми усами под обвислым носом. Всё чаще и чаще из глубин памяти сквозь многолетние заносы пробивается некогда слышанное, виденное и передуманное.
Деда Якова в нашем доме считали свихнувшимся, человеком с чудинкой. Говорили, что он родился в богатой дворянской семье и мечтал поступить в гусары, но случилась революция. Работал бухгалтером. В Тридцатых годах был арестован и около двадцати лет просидел в колымских лагерях, где потерял почти все зубы и, как я понял уже взрослым, все надежды. Раз он обронил непонятную мне тогда фразу про «мясорубку для людей…»
Мы с ним дружили, так как из всех мальчишек нашего двора я один терпеливо слушал его рассказы, вернее – мечты. Они все сводились к одному: дед Яков страстно желал иметь слона. Настоящего индийского слона. Африканских он, почему-то, недолюбливал, называл их грубыми, «топорной работы».
Дед Яков с горечью жаловался мне, что копит деньги уже много лет, но их у него всё ещё недостаточно для покупки слона. Потом он вышел на пенсию, а из неё откладывать сбережения стало ещё труднее. Дед Яков непременно желал назвать своего будущего слона Ганнибалом, и хотел по вечерам выезжать на нём на прогулку.
- Слону просто необходим каждодневный моцион! – восклицал дед Яков. – Как без этого! Негуманно держать животное взаперти!..
Постепенно он увлекался и начинал живописать о той толпе, что будет сопровождать его шествие. Натурально изображал в лицах, как изумляются зеваки; как все завидуют ему; как пугаются слона дети; как шарахаются в стороны прохожие; как образуется затор на дороге…
Его фантазии казались неистощимыми. Он мог часами говорить о жизни слонов, их нравах, привычках, особенностях рациона и кормления. Он дотошно проштудировать многочисленные методики обучения этих животных.
- Слоны обладают поразительно тонкой и высоко организованной нервной системой, им требуется тишина и покой, - вздыхал дед Яков, - а что делается в нашем микрорайоне – мотоциклы. Машины день и ночь носятся, музыка из окон гремит, юнцы бряцают на гитарах, завывая. Уверены, что это песни! Ужас! Для слона это чистая погибель. Да-да, погибель. Но разве им сие втолкуешь!
Он мрачнел, качал головой и надолго задумывался, изредка отпивая из стакана густо заваренный чёрный чай, который мне казался слишком терпким, до горькости. Однажды попробовал, а потом вежливо отказывался.
Оживлялся дед Яков неожиданно, от внезапно ему пришедшей мысли и начинал расписывать то роскошное бархатное сидение, которое необходимо ему для езды на слоне. Мысленно он представлял его конструкцию во всех деталях, рисовал и демонстрировал мне подробнейшие чертежи.
Я мало что понимал в них. Сиденье виделось мне похожим на царский трон и я удивлялся, как же он сумеет установить его на спине слона? Оно же свалится вместе с ним! А падать с такой высоты неприятно и опасно…
Мальчишки завидовали нашей дружбе с дедом Яковым и дали мне кличку Слоник. Сейчас смешно и странно вспоминать, как сильно я на неё обижался до самой глубины души. Моё самолюбие оказалось уязвлённым и я однажды жестоко оскорбил деда Якова. Совершенно незаслуженно, и что самое неприятное, именно в тот день, когда он проникся ко мне предельным доверием и торжественно пообещал, что как-нибудь позволит мне проехать на его слоне.
- Лучше купи козу и езди на ней! – выкрикнул я. Косясь на мальчишек, которые именно в момент проходили мимо стайкой, прислушиваясь и глазея. Пусть видят, как я его!..
Доныне с болью в сердце я помню то обиженное выражение, которое появилось на лице деда Якова. Будто он хотел, но никак не решался заплакать. С того дня мыв с ним больше не общались и не разговаривали: он словно вычеркнул меня из своей жизни. Проходил мимо всегда в одной и той же поношенной, но аккуратной и чистой одежде. Высокий, прямой и сухой, подчёркнуто не замечая меня. А в глазах читалась невыносимая обида на весь мир и тоска, как у вконец загнанной клячи.
А тут ещё в один из таких дней жестокие старушки в подъезда, почему-то невзлюбившие деда Якова, тоже обидели его. Он остановился зачем-то, вступил в разговор. Одна спросила его:
- Правда ли, что слон может съесть зараз двести килограммов корма?
- Большой взрослый слон столько съест, - ответил дед Яков.
Старушки хором возразили:
- А вот и нет!
- Конечно же, съест.
- Никогда!
- Съест. Почему вы думаете, что не съест?
- Да кто ему такую прорву еды даст! – откровенное злорадство, написанное на лицах старушек, показали деду Якову, что разговор был заведён на эту темы не случайно, они явно решили поиздеваться над ним, зная его пристрастие к слонам…
Он замолчал, ссутулился, резко повернулся и ушёл.
Но ничто не могло его отвратить от любимый темы. Думы о собственном слоне не покидали его: клокотали внутри, бурлили, но не находили выхода. Порой, забывшись, он начинал говорить сам с собой. Конечно же, о слонах. Своём собственном индийском слоне Ганнибале…
В известной степени знакомство с дедом Яковым наложило некоторый отпечаток на всю мою дальнейшую жизнь. В институте я написал рассказы по его воспоминаниям о жизни в лагерях. Пару раз предлогал их редакциям, но там мне отказали. Рукописи ходили по рукам среди студентов, перепечатывались на машинке. Потом один из рассказов передал один из зарубежных радиоголосов. Как он попал за границу – мне не ведомо. Доказать следователю, что сие произошло без моего участия и ведома мне не удалось. В деле также оказалось мое предложение однокурсникам выйти на Октябрьскую демонстрацию с плакатом «Вся власть Советам!» На самом деле инициатором был не я, только поддержал чужую идею, и да и институтское руководство помешало нам осуществить её. В обвинении фигурировали и анекдоты, которые я рассказывал. Как их рассказывал любой студент. Особо был выделен один, в котором население страны делилось надвое – на довольных и недовольными. Первыми занимается ОБХСС, а вторыми – КГБ…
В результате я оказался в Магаданской области на лесоповале, где вдоволь намахался топором. Вот там и произошёл конфликт с уголовником Лёвой по кличке Шмель: он со своими дружками так избил меня, что после пришлось делать две операции. От ударов по голове, животу и в пах я лишился здоровья, а также способности стать отцом. До сих пор числюсь ограниченно трудоспособным.
В последнее время я всё чаще и чаще вспоминаю деда Якова, которого перемолола «мясорубка для людей», как он однажды выразился, и странную мечту несчастного старика о собственном слоне. Его пылкие речи оживают в моём сознании, точно я слышу их наяву. И вновь в моём воображении появляется добродушный индийский слон с подвижным длинным хоботом, загнутыми бивнями, веерообразными ушами и печальными, всё понимающими глазами. Я представил себя на широкой спине могучего животного, выходящего на прогулку. Вокруг – изумлённые толпы народа, а я сижу невозмутимо спокойный, как индийский мудрец, постигший сокровенные тайны бытия, недоступный для житейской суеты.
И однажды я подумал в первый раз: «А почему бы мне не купить себе слона?..»