024/011/087
Кирпичная махина Дома высится на окраине деревни и словно краснеет от собственной избыточности. Дом так устал от одиночества, что принял нас под свою оцинкованную кровлю с явным удовольствием. И уже в первый день радостно позвякивал немытыми стёклами в деревянных рамах, шумно скрипел рассохшимися полами, со слоем прошлогодних мух, восторженно повизгивал дверными петлями и жарко дышал давно не топленым камином. Форма участка, прилегающего к Дому, напоминала две штанины: одна из них была запущенным садом, а вторая, с упрямой тупостью, ежегодно перепахивалась под огород, что, на мой взгляд, не что иное, как грубое изнасилование русской Земли, которая в результате глубокой вспашки повсеместно превращается в безжизненный грунт. Аэробные бактерии, живущие в поверхностном слое почвы, запахиваются в глубину и неизбежно гибнут, участь их анаэробных собратьев, попавших на поверхность, столь же печальна: для них избыток воздуха смертелен. А миллионы семян сорняков, мирно спящие прежде в холодных глубинах земли, радостно просыпаются, попав в благоприятные условия, и дают дружные всходы.
Нам придётся потратить массу времени и вложить уйму сил, чтобы вернуть незримую жизнь убитому почвенному слою. Года точно не хватит. А задержимся ли мы здесь дольше? Этот вопрос уже не имеет однозначного ответа.
Давно размышляю о смысле слов «землепашец» и «земледелец». Разница, как между насильником и любовником.
254/012/222
Мы с Таточкой так устали от раздельного одиночества, что нам уже всё равно – где жить. Там, где мы вместе, и есть наш дом. Окружающие свято уверены: мы прожили счастливую и бесконечно долгую совместную жизнь. И кажется неловким объяснять, что это, к сожалению, не так: мы – молодожёны. Нам не удаётся скрывать от посторонних взглядов глубокую нежность друг к другу, и, наверное, выглядит это забавно: все приезжающие в Дом, включая хозяина и седовласого Антона, значительно моложе нас. А в нашем возрасте – так принято считать – любовная страсть между мужчиной и женщиной проявляется всё реже и реже, в силу естественного угасания половых функций и необратимых гормональных изменений. Но так уж получилось, что в нашем случае мудрый Бог решил сделать исключение из общих правил, и мы ежедневно, еженощно и неустанно навёрстываем всё, что упустили в период бессмысленно-жестокой тридцатилетней разлуки. Я глубоко убеждён: если бы все мужчины каждый день зарабатывали в поте лица вкусный ужин, а каждую ночь усердно трудились на другой ниве, и честно заслуживали завтрак, приготовленный с любовью, то на свете бы не осталось несчастных женщин, готовых с головой броситься в любой омут новых отношений. И не было бы тучных мужчин, скрывающих за маской важности, серьёзные заботы о простатите, инфаркте, геморрое и угасающей потенции.
311/013/512
Все плодовые деревья в старом саду густо обросли лишайниками: ксанторией, или оранжевой золотянкой, и голубовато-серой пармелией. Вид запущенный и паршивый, но буйство именно этих растительных организмов говорит о чистоте воздуха в окрестностях деревни. Как только начал сходить снег, мы с Таточкой вооружились кусками пемзы, жёсткими щётками и скребками, чтобы очистить стволы и скелетные ветви яблонь и груш от сомнительной пользы лишайниковой «позолоты» и «серебрения». К сожалению, барыня так и не успела увидеть празднично выбеленные стволы, украшенные красными ленточками. Думаю, она бы и мне не простила обрезку старых сучьев, к которым Антон боялся даже прикоснуться: отпиленная без разрешения ветка становилась предметом истеричного разбирательства, которое в счастливые времена настоящего крепостничества закончились бы для бедолаги субботней поркой на конюшне. В наше свободное время несчастных трудотерпцев просто вышвыривают на улицу, не утруждаясь объяснениями причин.
С северо-востока деревня защищена длинным холмом, который тянется вдоль неширокой долины давно исчезнувшей речки. Его вершина покрыта густым и почти непроходимым молодым сосняком. На травянистом склоне холма, прямо напротив нашей усадьбы, растут три отдельных дуба. Этот сосняк вызывает у меня необъяснимую тревогу: вся усадьба – как на ладони. И, кажется, что оттуда кто-то постоянно ведёт за нами скрытое наблюдение. Уж очень удобное место: ты видишь всех, а тебя не видит никто…
217/014/254
Наверное, я никогда не смогу понять зрелых мужчин, которые берут в жёны юных див с разницей в возрасте в два или три десятка лет. Провал между поколениями «отцов-мужей» и «детей-жён» заведомо непреодолим: ведь абсолютно всё – от песен юности до воспоминаний о детстве – не совпадает. Он родился в СССР, сразу после смерти Сталина, смутно помнит Хрущёва и отчётливо – Брежнева. А она выросла в совершенно другой стране – «свободной» России. Когда она «ходила пешком под стол» и пыталась пользоваться ночным горшком, он – учился жить при капитализме и начинал понимать, что большие деньги – это кровь или обман. И нужно делать выбор: жить в достойной бедности или идти по трупам? Сейчас она – в расцвете женских сил и бурлении сексуальных потребностей, а ему – вздремнуть бы пару часиков после сытного обеда. Ей нужно быть в центре всеобщего внимания, трепетать от нескромных прикосновений ловкого партнёра в полумраке танцевального зала и ловить восхищённо-раздевающие взгляды молодых поклонников, а ему хочется тишины и сладкой дрёмы в глубоком кресле у камина. Что это? Глупейшая попытка вернуться в давно ушедшую молодость?
А потом у него появляются шейные платки и незаметные косметические шрамы от регулярных подтяжек стареющего лица, обременённого одной заботой – соответствовать. Хотя бы внешне. А внутри уже разгораются угольки ревности. Или полыхает пожар…
321/015/523
Во всех уголках сада мы находили какие-то деревянные решётки и решёточки, сколоченные в разные годы. С позиций здравого смысла их загадочное назначение невозможно было объяснить. Оказалось, что барыня обожала кур и позволяла им свободно гулять по саду. В то же самое время она заставляла Антона укрывать не менее любимые цветочки от прожорливых птиц разнокалиберными загородками и заборчиками из этих полусгнивших решёток. Многолетние «запасы» трухлявых досок, гнилых брёвен и прочего хлама, который постепенно проявлялся в саду по мере таяния снега, поражали воображение. Антон с нескрываемым удовольствием и лёгким ужасом смотрел, как мы с Таточкой методично и беспощадно сжигаем всё это барахло, «накопленное непосильным трудом» за десять лет его мучительной службы у старой барыни. Судя по некоторым деталям крестьянского хозяйства, к которым прикасались руки Антона, назвать их «золотыми» можно было только при наличии очень богатого воображения или в результате серьёзных проблем со зрением: если что-то было к чему-нибудь прибито, то непременно «тяп-ляп» и кое-как, если посажено, то криво, если отпилено, то кособоко. Все наши земляные и плотницкие работы «по линеечке», сопровождаемые обязательным натягиванием шнура и использованием строительного уровня, вызывали у Антона нескрываемое раздражение: «Какая разница: прямо или криво? Главное, чтоб росло». Я отшучивался, как умел, и до конфликтов дело никогда не доходило.
Продолжение http://www.proza.ru/2011/10/07/1661