Пленница

Анна Боднарук
                П Л Е Н Н И Ц А

     Садоводческий сезон начинается рано. Только закапает из длинного
  носа сосульки - истинного садовода охватывает беспокойство. Усталость
  и надоевшие хлопоты прошлого лета за зиму забылись и теперь даже
  кажутся приятными. Воображение начинает вырисовывать некий план ещё
  несуществующих грядок. Что и где будет посажено, да как цвести будет.
  Мечтательная улыбка преобразит утратившее былой загар лицо. Но вместе с тем участившаяся капель напомнит ему и о том, что грядки первое время нужно будет поливать. Садоводческий водолей вспомнит о своей
  обязанности только вначале мая, а потом ещё недели две то тут, то
  там сварщик будет латать свищи на прохудившихся трубах.
       Не сказать, чтобы я особо обрадовалась нынешней весне. Просто то,
  что я обычно переделывала за зиму, было незавершённым, и это несколько
  угнетало. О саде вспомнила, когда потекли ручьи и синички радостно
  запищали "пить-пить!" Вздохнув и посетовав на быстротечность
  жизни, я набрала номер телефона сына. Порасспросив о домашних новостях, осторожно напомнила, что пора, дескать, и в сад наведаться.
     - Я ещё на минувшей неделе был там. В бак снегу накидал, поделал там
  кое-чего...
     Я искренне порадовалась догадливости сына. Похвалила его, а про
  себя подумала: "Хозяин!.." И опять, на многие дни закрутили дела-заботы. Когда уже подсохла земля, и самые рьяные садоводы начали хвастать проделанной работой, собралась в сад и я. Себя-то я знаю. Пока
  не приду и не осмотрю все и вся, мои садоводческие чувства не проснутся. Но зато потом добрая половина души до самой глубокой осени,
  пока не вывезем весь урожай, будет уводить мои мысли к тому клочку
  земли, где всё моё, моими руками возделано.
     Сад ничем особым меня не удивил. Захламлённый, заброшенный, пахнущий сыростью и запустением, он имел жалкий, сиротливый вид. Чтоб вернуть его к жизни, преобразить, разбудить в нём желание к обновлению,
  нужно было немало потрудиться. Но чем отличается весенняя работа
  от всех прочих, так это своей срочностью. Всё, на чём ни остановится
  взгляд, кажется главным, и нужно обладать силой воли, чтоб не
  метаться и не распылять свои силы, а делать что-то одно.
     Первыми из закутка я вынесла грабли. Опавшие листья, шурша, сгребались в одну большую кучу и долго дымили, потрескивали и выкидывали
  в весеннюю синь, как старые воспоминания, едкие клубы дыма, уносимые
  ветром. Зато после веника дорожки казались празднично-весёлыми. Невесть откуда появившиеся муравьи уже торопились, будто ещё с
  прошлого лета их ждали неотложные дела.
     На участке, где росла картошка, в ямках хоронились прошлогодние листья яблони. Грабли бесцеремонно выхватывали их из земляных убежищ и
  стягивали к кострищу. Проказник-ветер воровал листики, унося ближе к забору, пытаясь по-своему распорядиться своей добычей. Потревоженные серовато-коричневые листики относило в одну сторону и только
  один воспротивился ветру, отскочил в противоположную. Не придав этому
  значения, я попыталась оскаленной прямой челюстью грабель дотянуться
  до непослушного листика. Но он отскочил ещё дальше. "Вот баловник", -
  подумала я и пошла следом. И только занесла над ним грабли, он опять
  отскочил. "Да это же лягушка! Поди, зимовала в картофельной ямке, а
  теперь не желает вместе с листиками, в костёр. Экая я стала, -
  сокрушалась я про себя, огорченно качая головой.- Чуть было сослепу
  не загубила сердешную". И отметив взглядом, в каком месте она притаилась, чтоб потом нечаянно не наступить, пошла сгребать листву у забора.
     Несколько дней упорного труда преобразили огород. Я разбила грядки, протоптала узенькие тропинки и сделав бороздки, решила: прежде,
  чем положить туда семена, пролить их водой. Захватив ведро, направилась к баку, в котором растаявшая снеговая вода занимала треть ёмкости. Ветром принесённая сухая ветка топорщилась из воды, защищая
  занятую территорию. Протянув руку, но, ещё не успев дотронуться до
  неё, заметила, что на ровной водной глади заплясало солнышко. "Что за
  чертовщина! - изумилась я.- Знать кто-то раньше меня потревожил воду"
     Вода скоро успокоилась, и солнечный круг замер посредине голубого
  квадрата. Сколько я ни смотрела, ничего подозрительного не обнаружила.
  Набрала в ведро воды, ветку отнесла в костёр и занялась посадкой. Но
  и в другой раз, когда я подошла к баку, солнышко раскачивалось на потревоженной воде.
     В третий раз к баку подходила осторожно, на цыпочках. Распластавшись и лениво перебирая лапками, по воде плыла знакомая мне лягушка. Коснувшись солнечного круга, замерла, грея сероватую спинку.
     "Как же ты попала сюда, голубушка? - удивилась я, но осмотрев бак,
  который приставлен своим бортиком к ступеньке, поднимающегося на взгорок огорода, догадалась. Видать, на верхней грядке ты у меня гостила.
  Вздумала искупаться, а выбраться из бака не можешь..."
     Захотелось помочь ей. Думала: зачерпну и выплесну её с водой,
  но не тут-то было. Только я шелохнулась, пленница нырнула на дно и
  притаилась там. "Пугливая, видать. Что ж, коли не доверяешь мне, так выбирайся из бака сама", - подумала я и положила доску таким образом,
  что один её конец касался воды, а другой бортика бака, слегка нависая
  над верхней грядкой. Подъём по доске был пологим, помаленьку выберется.
     На другой день я первым делом заглянула в бак. Лягушка грелась на
  солнышке, на нижнем конце доски, и пленницей, видать, себя не чувствовала. Наоборот, к прогретой воде летели комары, а она их тут поджидала.
     - Ну, подружка, ты неплохо устроилась! - восхищённо воскликнула я.
  Лягушка тут же плюхнулась в воду.- Что ты будешь делать, когда я воду
  вычерпаю?..
     А воды с каждым днём в баке убавлялось. Я с тревогой думала, как
  выудить эту добровольную пленницу? А она жила себе, не тужила. Наконец, воды осталось так мало, что мне приходилось уже кружкой черпать, еле дотягиваясь до воды, наступив на два кирпича. Лягушка сидела в уголке. Мутная вода уже не скрывала её от меня. Спокойно наблюдая за моей работой, она не очень-то опасалась меня. Видать, стала привыкать.
     Но, наверное, и лягушкам судьба счастье отмеряет. Заклокотало в
  водопроводной трубе, зашевелился, будто ожил длиннющий чёрный уж,
  нагретый на солнышке шланг, и полилась на дорожку мутно-ржавая вода.
     - Ну, теперь живём! - облегченно вздохнула я.
     Вода скоро очистилась, и я, полив грядки, кинула фыркающий конец
  шланга в бак. Лягушка всё так же сидела в уголке.
     - Теперь, голубушка, пора и честь знать. Погостила и будет. Сегодня
  же отправляйся восвояси, - выговаривала я ей, ненароком вспомнив кота,
  который загубил мою знакомую ящерицу Маруську. - Как бы этот него-
  дяй и до тебя не добрался. Жив-здоров рыжий обормот. Выглядывал уже
  из-под забора. Только на этот раз я его хлебным мякишем не угощала,
  а сердито притопнула на него. Он и исчез, как и не бывало.
     Вода меж тем наполнила бак до краёв. Шланг выскользнул и торопливый ручеёк побежал на клубничную грядку. Я подсоединила шланг к
  распрыскивателю, а в бак бросила небольшую досочку. "Заберётся лягушка на неё, погреется, а там и на верхнюю грядку выпрыгнет", - размышляя
  так, засобиралась домой.
     Назавтра лягушки в баке не оказалось. Погостила и ушла своим
  путем-дорогою. Мне даже немножко грустно стало. Видать, и я к ней
  привыкла. "Маленькое приключение, её и моё... Хорошо, если бы все приключения заканчивались добром. А то ведь не только коты бывают жестокими... Тут уж как повезёт..." - вылавливая из воды дощечку,  думала я.
     "Ку-ку, ку-ку!" - где-то недалеко закуковала кукушка. Я улыбнулась,
  припомнив примету, на какой мысли закует тебя кукушка, то непременно
  сбудется. "Дай то Бог, дай то Бог!" - прошептала одними только
  губами, искренне веря, что всё будет хорошо.

                30 мая 2001г