- Перегудов, готов отвечать?
- ………………….
- Угу, молчание… Значит, не готов. Я правильно понял?
- …………………..
- Кто-нибудь мне скажет, Перегудов разговаривал сегодня с утра? Ага, говорил. Стало быть, язык на месте. Ну, так что, Перегудов? Прошу к доске. Все мы с нетерпением ждём твоих ясных речей и чётких умозаключений. Ну, что с тобой? Некогда, некогда, Перегудов!
Ушастый Перегудов неохотно приподнял над партой долговязое тело.
- Семён Афанасьевич, я…это… А можно с места?
Интерес мелькнул в сереньких глазках учителя истории. Глядя поверх очков на мнущегося Перегудова, он вопросил с чувством:
- С места в карьер, ты хочешь сказать? Ну, это было бы… я даже не ожидал такой прыти от тебя, Перегудов. Похвально. Ну, давай! Давай в карьер. Галопом!
- Нет, я хотел…мне бы с места. Тут я, за партой чтоб… А почему нельзя?
Семён Афанасьевич вздохнул, предвидя долгую словесную галиматью. Ему до пенсии остался год …А там, на свободе… Он потёр лоб кончиком ручки, отгоняя ненужные мысли, и нетерпеливо заколотил пальцами по столу.
- Там проверьте кто-нибудь, учебник на этот раз лежит у него? Неужели лежит? Не пускает он тебя, Перегудов? Дома надо было цепляться. Не готов? Говори прямо, чего стесняться-то – все свои. Ну, что, Перегудов?
- Я, Семён Афанасьевич, дома…то есть, у меня это, дома у меня я не мог…у меня мама…
- Мама не дает тебе дома заниматься, ну, решительно, я правильно понял?
Перегудов сердито скашивает глаза на хихикающую соседку.
- Нет, что вы, мама…я просто не смог сегодня…
Историк подавил стон и уткнулся носом в журнал.
- Ты на прошлом уроке был?
- Нет. Да, нет. Не был я…
- На позапрошлом?
- Я тогда… это…у меня мама дома…
Смех в классе переходит в хохот. Семён Афанасьевич скрипнул зубами. Всё, теперь их не остановишь. Куча-мала слепится вместо урока. Не смеялся только толстый Ботов за четвёртой партой у окна. Оттопырив губы, он рисовал что-то в учебнике. Он всё время рисует. И в жизни класса не принимает никакого участия. И в жизни уроков тоже. Семён Афанасьевич даже не помнил как следует его лица.
Он ткнул указательным пальцем в класс:
- Так, поднимите руки, у кого мам дома не бывает никогда, и это обстоятельство позволяет многим успешно учить уроки. Серьёзней, серьёзней! Так, ясно. Мамы всё же присутствуют. Ты когда последний раз был на уроке истории, Перегудов? Перегудов, я к тебе обращаюсь! Перегудов, эй! Когда ты…
- Я…был…
- Вот у меня в журнале отмечены все твои пропуски, Перегудов! Ты всю Отечественную войну отсутствовал! Дезертир ты, Перегудов. Что за шум там, за последней партой? Кого расстреливали? Митяев знаниями блещет? А чего ты-то скачешь от радости, Митяев? Ты сам-то помнишь, когда появился на истории? На прошлом уроке, как раз застал день Победы. А до этого где был? Вот отвечать пойдёшь после Перегудова. Контрольная на носу, о чём вы думаете?
- Я болел!
- Боевое ранение, значит? В госпитале лежал? Видел я тебя на танцплощадке. Забыл, почти под окнами она у меня? Живого места на тебе не было, Митяев! Весь в бинтах! Прекратите смех! Посмотрю я, как вы над двойками своими будете смеяться. Начнёте потом за мной ходить, клянчить. На контрольной никому помогать не буду! Шептунова, не качайся на стуле! Все стулья переломали, учителя жалуются! Дома тоже ломаете? Перегудов! Перегудов! Я жду. Что ты там в окне увидел? Птичку? Пол-урока прошло, тебя от парты не оторвать! Быстро, немедленно говори мне выход из положения! Что ты собираешься делать? Катастрофа ведь у тебя назревает. И сегодня ты тоже не готов. Непонятно, зачем ты вообще явился. Два, значит, Перегудов, парочка.
- Семён Афанасьевич!
- Всё, Перегудов. У меня ещё несколько человек. Не ты один.
Историк несколько раз шмыгает утиным носиком – явный признак того, что он не собирается продолжать разговор. Соломенные волосы Перегудова встают дыбом от возмущения:
- Я выучу!
- А когда, Перегудов? Дома у тебя мама. Сидеть с тобой после уроков я не намерен. Ты выше меня, я уговаривать тебя буду, мальчика? – Семён Афанасьевич склоняет лысую голову над журналом и близоруко водит глазами по строчкам. - Антонов! У тебя в журнале азбука Морзе – одни точки.
- Я на всех уроках был! – протестует рыжий Антонов.
- Да быть-то был, да толку чуть. Надо точку ставить, Антонов. В смысле – окончательную. Иди к доске, Антонов. Я тебе вопрос задам. Пока ты будешь думать, Митяев тут же на доске изобразит нам… А где мел? Куда он делся? Как это не было? Буквально перед вами…Я давно заметил – вы появляетесь, мел исчезает! Ну вот, теперь за мелом идти, а у нас и так времени нет. Кто-нибудь там, сходите в учительскую.
Лес рук опережает слова историка. Ботов рисует и ничего не слышит.
- Я пойду! Можно мне? – старается перекричать шум громкий бас.
- Что значит ты, Антонов? Я же только что сказал – ты иди к доске, отвечать. Нет, Митяев, ты зря руку тянешь. Ты уйдешь – и с концами, знаю я тебя. Заболдин, будь добр, сбегай. Одна нога здесь, другая там.
- Ой, вы зря Заболдина посылаете! Его нельзя!
- То есть почему? Что такое?
- Так он мел-то не донесёт, съест по дороге! У него кальция в организме не хватает, вот он и…
- Ха–ха–ха!
- А у тебя ума не хватает, заткнись! Не слушайте их, Семён Афанасьевич!
- Да точно! А вы говорили – мел пропадает! Это Заболдин его умыкает и грызёт потихоньку. Он противопоставляет себя коллективу! Ему свой кальций дороже, а нам писать нечем!
Историк с ненавистью оглядывает довольные румяные рожи.
- Так, всё! Зубоскалите? Вы дождались! Садись, Заболдин. Открывайте тетради, пишите: Самостоятельная работа…
Ботов рисует в учебнике….