Мы идем с мамой в гости к ее сестре Шуре в поселок Магнитка, что от нас в тридцати километрах. Я дорогу не знаю, а мама ходила к ним тоже уже давно и идет, вспоминая какие-то приметы, что мы на правильном пути. Сначала шли по «лежневке», так здесь называют настланную из бревен дорогу, по которой когда-то возили на машинах деловой лес. Там, где встречались болота, дорогу выстилали бревнами, по верху сшивали толстыми досками, в местах, где должны идти колеса машин. И они напоминали следы лыж, если посмотреть с высоты.
По дороге уже давно не ездят, и она стала зарастать кустарником, молодым березняком и осинником. Да и доски во многих местах сгнили, и приходилось идти по бревнам, что сильно затрудняло ходьбу, шаг был неравномерный.
- Мам! И так до самой Магнитки будем идти?
- Нет, Миша! Скоро кончится лежневка, и мы пойдем по хорошей дороге.
- А почему вокруг нас нет леса? Все какой-то кустарник, да березняк.
- Так вырубили все и вывезли, а новый еще не вырос, их молодой осинник и березняк заглушил.
- А зимой тоже здесь ездят?
- Нет, не ездят. Зимой другая дорога, потому что болота зимой замерзают и можно проехать более прямым путем.
Так переговариваясь, мы, наконец, осилили трудный участок пути, и вышли к небольшой деревушке, которая одной улицей тянулась вдоль речушки, повторяя изгиб русла. Такое красивое место, намного лучше, чем наше село.
Дома стояли на высоком берегу, и за огородами сразу начинался сосновый бор.
А мы приближались с противоположного берега, где были заливные луга, и сейчас, в сенокосную пору, уставленные стогами сена.
Перешли через мостик и поднялись в деревню, такую тихую и пустынную, только куры свободно гуляли по ней. Изредка встречались прохожие, с любопытством рассматривающие нас, да из окон поглядывали старушки.
Пройдя по всей улице, вышли за околицу и углубились в прохладу соснового леса, с ароматом смолы. Идти стало легче, да и мама подбадривала, что половина пути уже пройдена.
Часа через три показалась и Магнитка, с высокими трубами котельных, с дымом аглофабрики, с гудками паровозов. Для меня все это было, как открытие нового незнакомого мира. Пока шли по улицам, а надо было пройти почти через весь поселок, я с удивлением рассматривал витрины многочисленных магазинов, большие двухэтажные дома, заасфальтированные тротуары и улицы. Хоть и назывался поселком, но все было как в городе.
Наконец дошли и до небольшого домика тети Шуры, который почти не отличался от других в старом районе Магнитки. Меня все тянуло посмотреть, что расположено вокруг, и, выйдя в огород, к удивлению увидел, что за дальним забором идет железнодорожная насыпь и по ней движется паровоз, таща за собою длинный состав товарных вагонов.
- Ну, как, Миша, нравится тебе наше место? – раздался сзади голос Ивана Павловича, моего дяди.
- Здорово! И паровозы у вас рядом, и светофор горит.
- Да от этих паровозов только дым да шум. Ни днем, ни ночью покоя нет, все гудят и гудят. Это у вас хорошо, тишина, чистый воздух, а здесь одна копоть, – ворчливо сказал дядя и позвал меня кушать.
- Понравилась тебе наша Магнитка? – спросила тетя Шура, усаживая нас за стол, уже обставленный тарелками с супом.
- Да! Я все это только в книжках видел.
Здесь столкнулся с еще одним новшеством, фарфоровыми тарелками. В нашем доме, да и в селе ели из одной большой чашки, хлебая по очереди.
А здесь у каждого своя тарелка и металлические ложки и вилки.
Неожиданно зазвонил звонок, что я аж вздрогнул, а Иван Павлович, улыбнувшись, сказал:
- Это меня к телефону, – и взяв телефонную трубку, стал с кем-то разговаривать.
Все меня удивляло и вызывало интерес, как будто попал на другую планету. На стене висели увеличенные фотопортреты самих хозяев и еще двух красивых молодых мужчин, один из них в военной форме, с погонами лейтенанта.
- Это наши сыновья Павел и Александр, – сказала тетя Шура, перехватив мой взгляд.
- Умерли оба, царствия им небесного, – скорбно добавила она и смахнула слезы с глаз.
- Ну, ладно, мать. Слезами горю не поможешь, – успокаивал ее Иван Павлович.
Пришла и их дочь Нина с мужем Иваном и маленькой девочкой. Иван был фронтовиком, инвалидом войны и на груди висели три медали. Начались застольные длинные разговоры, и я вышел на улицу, сел на скамейку и смотрел на шумную, суетливую городскую жизнь.
- Ну, что устал? – неожиданно услышал мамин голос. Она стояла, помолодевшая и раскрасневшая от выпитой браги, с улыбкой глядела на меня.
- Пойдем, тебе там постель постелили на сеновале, отдохни.
Сначала заснуть мешал непривычный шум машин и гудки паровозов, но потом так крепко уснул, что утром мама едва разбудила к завтраку.
После завтрака пошли по магазинам, где для меня открылся еще один мир - мир товаров. Мама купила материалу себе на кофту и юбку, отцу на рубаху, а я выпросил купить кордовую модель самолета, длинную узкую коробку, на которой была нарисована эта самая модель. Фронтовик Иван, рассмотрев коробку и прочитав, что в ней находится, сказал:
- Миша! Отдай ее мне, я соберу самолет. Тебе ее не собрать.
- Нет, дядя Ваня! Я соберу.
Еще переночевав одну ночь, утром мы с мамой пошли обратно, и дорога домой показалась гораздо ближе.