Палата номер 16. Ч. 7

– Началось, – раздражённо произнесла Алёна.

– Утку? – тут же подскочила Федотовна.

– Не поможет, – буркнула молодуха.

– Съела чего-то? – прошептала старушка. – А я вечером говорила, что пряники какие-то плесневелые. А вы – сорт такой, сорт такой. Вот и пожалте.

– Этим точно ничего не поможет, – ответила Алёна, глядя в монитор.

– Кому? – переспросила Федотовна, заглядывая ей через голову. – Письмо пришло, что ли? Так это не тебе утка нужна? Друзья на здоровье жалуются?

– Не, – вздохнула Алёна. – Этих ничем не проймёшь. Вот, послушай, что автору, который фантазию сочиняет, пишут: «Это поклёп на нашу российскую действительность! Очернение славянского преподавательского состава! Голословное обвинение в коррупции и взяточничестве. Эй, вы, господин сионистско-американский прихвостень! Под суд за клевету захотели? Организуем!»

– Ничего себе, – покачала головой Федотовна и подозвала подруг. – Слыхали?

– Да слыхали, – задумчиво произнесла Петровна. – Не допишет теперь, бедолага. Заберут. Точно заберут. У нас и не за такое сажали. И не узнаем мы, что с деревенькой стало.

– А кто это пишет-то? – спросила Семёновна. – Не из прокуратуры?

– Некто Емельян Сохатый, – прочла Алёна.

– Помню! – воскликнула Федотовна. – Вот, тихушник! А ещё писателем прикидывался! Мент, он всегда себя проявит! Меня в пятьдесят втором тоже арестовали. За антисоветские частушки.

– Спой, – улыбнулась Петровна.

– Да ни в жисть! – крикнула Федотовна. – До смерти никто их от меня не услышит. Хорошо, что Сталин умер раньше, чем я тубиком заболела.

– Что ж теперь будет-то, Алёнушка? – вздохнула Петровна. – С автором этим?

– Да ничего не будет, – хмыкнула молодуха. –  Если психическое здоровье в порядке. Там чего только не пишут, в Интернете. Этот Сохатый – ещё цветочки. А вот что некий Кукушкин-13 нашему автору написал: «Ты считаешь, что это литература? Прекрати пачкать бумагу. И штаны после этого не забудь одеть». Каково?

– Откуда он про штаны знает? – задала актуальный вопрос Федотовна.

– Он пишет только для того, чтобы вывести авторов из себя, – пояснила Алёна. – Чтобы обратить на себя внимание. Его писанину никто не читает, вот он и изгаляется.

– А почему тринадцатый? – спросила внимательная Семёновна.

– Его страницу уже двенадцать раз закрывали, – усмехнулась Алёна. – Вот он её заново и открывает, но под другим номером.

– Неугомонный какой, – произнесла Петровна. – У нас, помню, в деревне тоже Филька был, дояр. В коровнике одни девки и он средь них. Сперва думали, бабник, а оказалось – сам как баба. Срам, тьфу, тьфу. И сплетник жуткий. Всё, что не услышит, по всей деревне растреплет. Пока бык Жора его не прижал. Видно, почуял его гнилую сущность. Пришлось Филе после этой встряски из деревни съезжать в неизвестном направлении.

– И что, бык этого Филю оприходовал? – прыснула Федотовна.

– Свидетелей не было, – ответила Петровна, – но крик стоял жуткий. То ли Филя орал с перепугу, то ли бык от необычных ощущений, не знаю.

– Хорошо бы вашего Кукушкина с быком Жорой познакомить, – предложила Федотовна. – Приятно бы провели время. А мы можем ему написать чего-нибудь?

– Конечно, – сказала Алёна. – Тут народ собрался в основном не литературой заниматься, а общаться друг с другом. А так как люди разные бывают, то и общение порой переходит в склоки и скандалы.

– Жаль, – вздохнула Федотовна, – я не умею с твоей игрушкой обращаться. Уж я бы весь свой партизанско-тюремный словарный запас в ход пустила. Но нельзя же автора без защиты оставлять! Напиши-ка, девонька, кукушке этой, чтобы клюв свой в противоположное отверстие засунула и не высовывала. И туда же пусть и кукует для сугреву.

– Нельзя, Василиса Федотовна, уподобляться, – отказалась Алёна. – Представляете, что было бы, если бы все этим Кукушкиным отвечали их же методами! Сайт превратился бы в базарную площадь. Не буду я это писать.

– Ему можно, а нам нельзя? – возмутилась Федотовна. – Ладно, тогда напиши так. «Нехорошо, мил человек. Тебе ж никто ничего плохого не сделал. А если нервишки не в порядке, приезжай ко мне, я тебе травки успокаивающей дам. Заваришь и снова будешь добрым и отзывчивым». И адресок нашей больницы сообщи, девонька.

– Ну, Федотовна, – засмеялась Алёна. – Тебе бы третейским судьёй быть.

– Не,  права не имею, – серьёзно ответила старушка. – У меня судимость.

*** 

Вечернее чтение началось, как обычно. Только как-то по-другому воспринималось сегодня пожилыми слушательницами. Более личностно, что ли. Казалось, что автор сказки хорошо им знаком и пишет конкретно для пациентов, временно прописанных в палате номер шестнадцать.


«Зрелище было не из приятных. Семейство Малышкиных в сопровождении господина Кулькова и его местного агента прогулялось вдоль заброшенных домов. Их уже и домами-то назвать было нельзя. Почти все. Кроме одного добротного сруба, не тронутого ни временем, ни природой.

– Эта избушка тоже продаётся? – поинтересовалась супруга проректора.

Кульков вопросительно посмотрел на агента по прозвищу Дюрасел.

– Всё оформим, что пожелаете, – угодливо ответил тот. – Эти развалины уже нигде и не значатся. Будем покупать, как пустующие земельные участки. Вы только добро дайте, завтра же бульдозер приведёт всё в соответствие.

– А где мы будем жить? – надула губки Инесса Викторовна.

– Землянку выроем, – пошутил Малышкин.

– Ну, Андрюша, – обиделась тёща.

– Что нам стоит дом построить, – хмыкнул Кульков. – Миллион – и будем жить.

– Ну? – посмотрел Андрей Иванович на своё семейство.

– Мне место нравится, – сказала Анна.

– Дерзай, Кульков, – Малышкин пожал коллеге руку. – А где, ты говорил, тут магазин?

*** 

Короче говоря, вот тогда-то и начались чудеса. До сих пор, вроде, всё было вполне узнаваемо, не правда ли?

А с того момента, как агент Дюрасел получил команду оформлять документы по купле-продаже и одновременно для ускорения сносить пустующие дома, всё пошло не так.

Сначала нотариус, съевший на сделках по земле всех окрестных собак, получив пакет документов, только взглянул на них, икнул неразборчиво и осел в кресле. Инсульт.

Пришлось нести другому нотариусу. Но и тот, по фамилии Гольц, только втянул в себя воздух, влетевший в его офис вместе с Дюраселом, как тут же почему-то перекрестился и начертил вокруг своего кресла круг чёрным маркером. Сам же, несмотря на двойной по отношению к нормальному вес, резво залез под стол. И уже оттуда проорал:

– Я больше нотариальной практикой не занимаюсь! Все в огород!

Пришлось Дюраселу нести документы самому прожженному в районе специалисту по недвижимости, бывшему Главе земельного комитета, ушедшему с должности только для того, чтобы заниматься тем же, но на коммерческих началах.

Этот только передёрнулся весь, взяв папку в руки. Ну, будто по нему ток прошёл. Немного, вольт сто двадцать семь. Да несколько волосков на затылке задымились. И искра через левую ноздрю проскочила. Чёрная, как от залитой слезами автолюбителя и паршивым бензином жигулёвской свечи.

– Занятно! – сказал бывший Глава.

– Двойной тариф, – объявил Дюрасел.

– Само собой, – хмыкнул специалист.

– Плюс путёвка на двоих в Таиланд.

– Приемлемо, – кивнул спец, – но зачем на двоих? Со своим самоваром? На одного, но два раза.

– Согласовали, – Дюрасел не решился протягивать руку и простился жестом южноамериканских революционеров».


– Молодец, автор, – сказала Семёновна, поднимаясь с табурета. – Ему гадости всякие пишут, а он сочиняет, внимания на них не обращает.

– Наш человек, – уважительно отозвалась Федотовна.


(продолжение следует)