Третья мировая война. Капитан Грант. Ижевск 2032 г

Анатолий Сигов
Город замерзает. Не хватает ничего. Продуктовые пайки становятся всё меньше и меньше. Дни сливаются в одну сплошную свинцовую мглу с отупляющей работой на заводе, производящем оружие для фронта. А где-то в южных морях всегда тепло, и там живут весёлые и добрые люди, которые встречают в порту приходящие корабли и приветствуют их капитанов. Вот и он будет уходить с утра в море, а с берега ему будет махать платком его Ассоль, и все будет завидовать, какая у него верная девушка. И они пройдут все испытания, чтобы в конце пути вдвоём стоять на высокой скале над морем, а внизу будет лежать город, окружённый неприступными стенами и с белыми домами под черепичными крышами. Они вырвутся к тёплому морю. Они должны.

               


Судьбы детей, родившихся сегодня.




Не понравились ему ботинки. Даже насторожили. Новенькие и начищенные. У них в таких не ходят. Зачем чистить? Чтобы потом весь день шлёпать по грязи? А этот, когда подходил, перепрыгивал через лужи, чтобы не запачкаться, и теперь стоял, возвышаясь над ними, сидящим. Он сидел к нему спиной и не поворачивал головы. Видел косяком его ботинки и только. Да, чего он ему? У него всё в порядке. Пошёл откуда пришёл!
А тот начал залупаться:
-  Документы!
И тогда он окончательно решил::
«Точно! Не наш».
Тут все друг друга знали. Кто и чего спрашивает? Вон, Трёхнутый просто подходил и садился, чтобы погреться у костра. Выставлял вперёд руки, посидел, позаикался про китайцев и шёл дальше. И ботинки у него, как у всех. Ношеные. И шёл он в них через все лужи. Так и не узнали, как его зовут. «Трёхнутый» и «Трёхнутый». Его на китайском фронте так шандарахнуло по башке, что с тех пор он еле говорил. Списали в тыл, чтобы ходил в патруле по городу. А к нему ещё приставили пару сержантов из местных, которым за пятьдесят. Вот так, втроём, они и шатались по их району, чтобы ловить жульё, проверять документы и следить за порядком. Их-то Трёхнутый знал и не трогал. А сидели они почти каждый вечер у костра за стеной заброшенного завода. Устроили себе как бы клуб, как когда-то. Курили, пекли на углях картошку, болтали о своём. У них в городе редко, что случалось, поэтому – в основном, о том, какие новости приходили с фронтов. Где наступали, где затишье. А куда им податься вечером? Ну, не дома же сидеть?
А этот – явно не из команды Трёхнутого. Спиной чувствовал. Уж, больно здоровенький. Такие воюют, а не шастают по городу в патруле. А с ним ещё один, а не двое, как полагалось. Стоит в сторонке. Его и не видно.
Выставил вперёд руку, чтобы была видна метка, а тот опять за своё:
-  Документы, я сказал!
Ну, если сказал, то получи. Все полезли по карманам, и он тоже.
Тот сначала взял у Кананы.
-  Имя!
Он ещё не знал, что Канана и имени своего произнести не мог. Только мычал, а сказать ничего не имел возможности. Они его пригрели только из-за то, что он воровал несколько картофелин в столовке при фабрике, где работал на кухне, и перекидывал их через забор. Поэтому было чем подкрепиться вечером после смены, когда пекли их на костре. Разве одни пайком прокормишься?
«Ботинок» даже не посмотрел и отдал карточку назад Канане, когда тот начал мычать и размахивать руками.
Следующим был Цыган. Ну, не цыган, конечно. Так. Кликуха к нему прилипла. Он его не любил, но приходилось терпеть в своей компании. Куда денешься? Тот уж больно похабно рассказывал о девках, с которыми имел дело. А они его любили. Здоровый, чернявый. Ну, хромал слегка, поэтому не попал в армию. Ну, так что же? Мужик, всё же. И метки на нём не было, как у него.
Опять:
-  Имя!
Ну, Цыган ещё не забыл своего имени. «Ботинок» покрутил карточку, почитал, что написано, и отдал обратно. Хотя уж больно пристально оглядел его. Как бы примериваясь.
Дальше пошёл Доджик. Он самый тихий, незаметный. Редко слово из него вытянешь. Имеет настоящую метку. Не то, что у него. Его заразили в детском доме, когда кололи прививки одним шприцом. Они его держали, потому что тот иногда откуда-то приносил спирт. Он сам не любил выпивать. Дурным становился. А пацаны ценили и за это держали Доджика у костра. Но как-то сдал он в последнее время. Зачах, сгорбился. Может, скоро и сгинет. Кто знал? Но «Ботинка» он вовсе не заинтересовал. Бросил ему обратно карточку и всё.
А вот теперь настал его черёд.
-  Имя? Где живёшь?
Сказал ему, не поднимая головы, то, что написано в карточке.
«Неужели, придурок, не понимает, что, если бы была не моя, то выучил бы за одну минуту».
Ну, и опять выставил вперёд руку, чтобы тот увидел метку, и отстал. А «Ботинок» не унимается.
-  А ну, морду поверни!
Это он ему. Но с таким связываться не стоило. Заберут, а дальше у них там просто. Навешают сопротивление при задержании, ещё что-нибудь, и будешь годик-другой в шахте уголёк рубить. Поэтому повернулся и взглянул вверх.
«Совсем не наш. Вон! Щёки какие наел. И роже наглая. Обмундирование новенькое».
А тот всё вглядывался. Как будто запомнить хотел. Швырнул ему карточку так, что еле успел поймать, чтобы не попала в огонь костра. А тот повернулся и гордо пошёл восвояси, перепрыгивая, чтобы не запачкать ботинки. Второй, молча, присоединился и поплёлся рядом. Опять удивило. Солдаты в патруле обычно идут сзади офицера. А этот рядом. Как будто свой.
Так и смотрел им вслед, пока Цыган материл офицера вполголоса, чтобы тот не услышал. Канана тоже что-то промычал, хотя его никто и не понял. А Доджик промолчал. И никто из них так и не заметил, что не свой, а чужой подходил.
«Может, шпионы?»
Представил себе, как он обнаруживал шпионов. Как в книжке, которую читал в детстве. За это могли бы и орденом наградить и послать учиться, несмотря на метку. Но тут же сам над собой внутренне посмеялся. Что им делать у них на задворках? Заводы, вон где. А здесь что? Четверо работяг коротают вечерок. Какие уж тут шпионы!
Но как-то неприятно было на душе. Даже не мог объяснить отчего. Молчал, пока пацаны о чём-то трепались. Вернее, Цыган рассказывал, Канана мычал с одобрением, а Доджик вообще помалкивал, иногда кивая головой.
-  Ладно, орлы! Мне пора. Женщина дожидается.
Цыган подмигнул всем. Опять шёл к какой-то бабе.
Ему тоже пора сваливать. Надо ещё успеть заскочить к Зинаиде Алексеевне до наступления комендантского часа. Выкопал из углей две картофелины из своей порции, и запихнул их в строительную варежку, которую приспособил для этих целей.
-  Меня тоже женщина дожидается.
Все одобрительно загудели.
Вообще-то, она не дожидалась, и не его она женщина, но забежать необходимо. Во внутреннем кармане куртки покоились две книжки, которые требовалось вернуть, чтобы получить новую порцию чтения на сегодняшнюю ночь.
С Цыганом шлёпнули по рукам и разошлись. С заброшенного завода было два выхода, и они пошли в разные стороны. Только рад был этому. Не переваривал он его. Тот баловался наркотой, трахал всех подряд, воровал по маленькой. Плохо он кончит.
Шёл скорым шагом по улицам. На этот раз был свет, и кое-где горели фонари. Но всё равно держал руку на молотке, который всегда таскал с собой. Если поймают, то не оружие, а инструмент, который нёс домой. А по вечерам всякие придурки выползали на улицы. Силой природа его не обделила. В папашу пошёл. Но если придётся отмахиваться, то молоток не помешает.
Заскочил в подъезд дома Зинаиды Алексеевны и застучал в дверь.
-  Это я – Михеев.
Она уже возилась с замками. Зачем они ей? Дверь такая хлипкая, что её двое могли бы снести плечом вместе с запорами. Да и кто к ней полезет?
Пока она открывала, натянул на лицо марлевую повязку, как полагалось. Куриный грипп мутировал со свиным и дал такой вирус, который косил людей в три дня. Лекарств, как водится, не хватало.
-  Заходи, Михеев!
Она его называла так, как было написано в его старой библиотечной карточке, когда они ещё существовали в городе.
Он втиснулся в малюсенький коридор, а она стала возиться с замком, чтобы запереть дверь. Тоже с повязкой на лице.
-  Вот. Возвращаю.
Сунул ей в руки книги.
-  Я тут принёс картошечки. Поешьте сразу, пока горяченькая!
И вручил ей варежку. Она молча взяла.
-  Прочитал, Михеев?
И строго посмотрела на него снизу вверх. Была маленького роста.
-  Ну, конечно.
-  Да, врёшь ты всё!
На самом деле прочитал только одну, где в восемнадцатом веке сражались на шпагах, чтобы защитить честь дамы, и разговаривали на вычурном языке, который звучал, как нежный перезвон хрусталя в сравнении с тем, что он каждодневно слышал на работе на заводе. Пытался прочитать вторую, «Капитанскую дочку» Пушкина, но засыпал на второй странице. Так и не осилил. Она навязывала ему русских классиков, а он жил жизнью флибустьеров, сорвиголов, конкистадоров предыдущих веков, чтобы не видеть ужасов века двадцать первого. Он родился не в своё время.
Она его помнила ещё мальчишкой, когда он приходил в библиотеку и брал только исторические повествования. Потом библиотеку закрыли, так как не могли её содержать. Кому нужны книги, когда идёт война? Зинаиду Алексеевну уволили, но у неё сохранились ключи, и она могла проникать туда, чтобы изымать для него книги, которые его интересовали. А он увлекался лишь одной темой – личность, которая идёт против всех. Д’Артаньян, Кортес, Дрейк.
-  Тебе бы всё про пиратов Карибского моря.
И тут она угадала. Корабли под парусами, пушки, абордаж. Вот это его.
-  Я тут тебе приготовила. Должно понравиться.
И сунула в руки книжицу.
«Александр Грин», - прочитал он.
Никогда не слышал такого.
Пригляделся к ней. Стоит. Кутается в платок. Отопление опять отключили, а печки-буржуйки у неё нет. Что на её пенсию купишь? И вообще, как она одна управляется? У других огород за городом, родственники. А она сама говорила, что осталась одна на белом свете. Кожа на лице совсем истончилась и стала жёлтой. Закралось чувство, что долго не протянет. Жалко её. Она была единственной, кто давал ему отдушину от грязи окружающего мира. Что он слышал на своём заводе? Одни матюги. А тут через книги открывалось окно в совершенно иной мир. Завоеватели новых земель, благородные разбойники, капитаны пиратских бригов. Она жила в то время, когда существовал… . Как она его называла? Интернет. Когда каждый мог разговаривать и видеть собеседника на другом конце земного шара. И читать, и смотреть, и обмениваться мнениями. Даже не верилось. Как это могло происходить? Иметь возможность разговаривать с каждым жителем планеты. С ума сойти можно!
«Жаль, если она уйдёт. А как же книги?»
Подумал, что придётся взять ломик и проникнуть в бывшую библиотеку. Но охладил себя. Это – не завоевание новых земель, а чистое воровство. Ну, как будто, стать на уровень Цыгана.
-  Мне надо бежать, а то скоро начнётся комендантский час, - засобирался он.
-  Да, да. Беги! Счастливо тебе!
Смотрел на неё сзади, пока она возилась с замками. Совсем стала худая. Одежда висела просто мешком.
-  Берегите себя! – Сказал, когда протискивался мимо неё в дверь. – И спасибо за книгу.
Она ничего не ответила. Ей беречь себя было уже поздно.
Дома мать прокричала из-за закрытой двери своей комнаты:
-  Пожрал?
Её язык не отличался от других женщин на заводе.
-  Да, мама!
Хотя съел бы что-нибудь. Свою порцию картошки отдал Зинаиде Алексеевне. Прошёл на кухню и нашёл краюху хлеба.
 Жили они неплохо. Отец подкидывал деньги с фронта, у неё паёк, у него паёк. Не ахти какие. Третьего класса, но всё же. У других и такого не было. И двухкомнатная квартира. И печка-буржуйка с трубой за окно, которую затапливали, когда отключали отопление и газ. Всё было. Только не было контакта с матерью. Она не большого ума, конечно. Постоять, потрепаться с соседками, поссориться, помириться. Это был её мир. Отец-то был другим. Он работал инженером на заводе. Но как ушёл в армию, так и не появлялся больше. Даже на побывку не приезжал, как другие. Мать его, естественно, костерила по-матерному. Но что она могла сделать? И у него образ отца начал потихоньку стираться в памяти. Помнил, что большой, сильный человек, у которого он сидел на коленях, и всё. А в нём самом мать видела образ своего мужа. И похож, и какой же здоровяк. Ну, и, глядя на него, отрывалась по полной программе, потому что не могла сделать то же самое на собственном муже. А что он мог сказать в ответ? «Успокойся, мама!» и только.
А тут ещё кто-то приехал из Одесского укрепрайона и рассказал, что у него там своя пассия и ребёнок. Так мать совсем разошлась. Житья совсем не стало. Слышал от неё только крики и ругань.
Потом, когда муслимы пошли на Одессу, так они с матерью все новости слушали в четыре уха. Но что поймешь из официальных сообщений из Москвы? А когда шарахнули термоядом по Одессе, мать взвыла. Всё ещё любила его. Потом улеглось. Нашёлся отец и живой. И мать немного успокоилась, но ненадолго. Поэтому старался не попадаться ей на глаза и сидел с приятелями у костра, чтобы не идти домой и не видеть её.
Пожевал хлебушка, прилёг на кровать, и теперь можно было отключаться от окружающей действительности. Другие обкуривались, ширялись, нюхали. А он, чтобы уйти в другой мир, ложился с книжкой и улетал.


Теперь сидели втроём. Цыган уже который день куда-то запропастился. А без него скучно было. Он хотя бы байки рассказывал. В основном о бабах. Врал, наверное, но, поди, проверь, правда или нет. Какой-никакой, а разговор. А тут один мычит, другой молчит. Вот и приходилось ему самому что-то говорить, чтобы компания не заснула у костра. А рассказывал он им про то, как капитаны водили корабли в Лисе. А один даже поставил на своей шхуне алые паруса для своей девушки. Всё то, что вычитал в книжке, которую дала Зинаида Алексеевна.
-  А чё? У них и моторов не было? – Только и спросил Доджик про корабли.
Канана тоже что-то промычал. Наверное, его это тоже заинтересовало. Пришлось им разъяснить, что в то время двигателей внутреннего сгорания не существовало, а корабли ходили под парусами и двигались только благодаря силе ветра.
-  Ну, да. Видел на речке, как один приладил парус к доске и плавил, стоя на ней, - вспомнил Доджик и в очередной раз зашёлся в кашле.
- Ты бы лечился, - посоветовал он.
Приятель только махнул рукой.
- Мать даёт какую-то настойку, но не помогает.
И опять стал кашлять. Что тут рассказывать, если он всё время перхает? Замолк и уставился на пламя костра. А в огне виделись образы мужественных людей на палубе корабля, вглядывающиеся вдаль, где на горизонте возникали незнакомые острова.
Проголодался и решил съесть свою порцию картошку, а не нести Зинаиде Алексеевне. Собирался вернуть книжку, и она покоилась у него во внутреннем кармане куртки, но решил, что ночью перечитает ещё раз. Уж, больно красиво было написано. Особенно про алые паруса. Если бы его послали учиться, то, может быть, и он научился бы строить корабли, и себе соорудил бы деревянный, чтобы ходить под парусом. Жил бы на берегу моря и по выходным плавал на нём вдоль побережья. И у него была бы своя Ассоль, которая стояла на берегу и махала ему оттуда платком. Но кто его пошлёт учиться с меткой, даже если он и окончил школу на пятёрки и четвёрки? Вместо института его послали на завод. Но там хотя бы пристроился механиком при гараже. И то лучше, чем стоять на сборочном конвейере и делать одно и то же восемь часов подряд, как автомат. А тут сегодня одно, завтра другое. И всегда находилось время, чтобы сбегать к ребятам и поболтать.
-  Расскажи ещё что-нибудь!
Это Доджик пришёл в себя после приступа кашля.
-  Красиво излагаешь!
Какана замычал в одобрение.
Понял, что не поверили они ему. Другая жизнь, совершенно им не понятная. Здесь промёрзший завод, куда они брели каждый день, чтобы собирать стальные чудовища, которые предназначались, чтобы убивать людишек, которые ползли на их землю, чтобы захватить её и всех их уничтожить. А там тёплое море, корабли под парусами, благородные капитаны. И девушки, которые махали платком с берега. Его дружки не представляли себе, что такое море, когда до горизонта только вода. Когда надо ловить попутный ветер, чтобы доплыть до противоположного берега. Многое чего они себе не представляли. Жили, как тараканы. Туда-сюда. Ухватил что-то и бежать.
Стал рассказывать новую историю из книжки, но заметил движение в стороне и замолк. Приятели тоже напряглись. Опять топали те двое. Из патруля. Молча, сидели, уставившись на костёр, пока они приближались. И как бы сжались и стали меньше ростом. Почувствовали опасность.
-  Документы! – Бросил тот, щёголь в новеньких ботинках.
Сказал, как будто и не помнил их. И странно. Второй и на этот раз стоял поодаль, не приближаясь. Опять пришло на ум, что должно быть двое рядовых в патруле, а тут один.
Все стали доставать свои карточки, и он тоже. Опять их проглядел мельком, а его задержал в руках. Как бы запоминая.
-  Где проживаешь?
Он назвал адрес, продолжая глядеть на костёр.
-  Это в доме, где раньше магазин был?
Так пытался его поймать. Если у него метка, то совсем за дурака принимал, что ли?
-  Нет там никакого магазина.
 Помолчал, швырнул его удостоверение так, что оно опять чуть в костёр не попало, развернулся на каблуках и пошёл. Как всегда второй присоединился к нему, и побрели вместе.
Засовывая в карман удостоверение, заметил, как тряслись руки. К чему бы это? Ну, проверили и ушли. И что? Но озноб не проходил. Неспроста они появились. Что-то здесь было не так. А с другой стороны, что они могли ему предъявить? Являлся на завод, свою смену не пропускал, претензий нет. Нарушений режима тоже за ним не числилось. Чистенький он. Но мерзкое чувство не проходило. Сидел и мрачно смотрел в костёр. Не до рассказов теперь.
Мысли постепенно вернулись к морю, к кораблям. Если бы не его старый школьный приятель Лёнька, то, может, сейчас учился бы на инженера-кораблестроителя, а не копался в грязных моторах грузовиков. Тогда, в четырнадцать, их, как полагалось, повели на медкомиссию. А Лёнька спросил:
-  Хочешь закосить от армии?
Что он в четырнадцать соображал? Тогда такие бои шли на китайской границе! Похоронки тысячами приходили. А ему хотелось учиться дальше после школы. Был почти отличником и мечтал стать инженером, как отец.
-  Ну? – Спросил он приятеля.
-  На осмотре назовись моим именем, а я твоим. И всё.
Он уже знал, что Лёнька был ВИЧ инфицированным, но мечтал стать военным и сражаться с врагами. А с таким диагнозом кто его возьмёт. Ну, и махнулись именами. Дура-медсестра не проверила. Взяли анализы крови, и у него в деле появилась соответствующая запись. А с ней полагалась специальная татуировка между указательным и безымянным пальцем на руке, которую прозвали «меткой». И Лёнька оказался чистеньким. После школы пошёл в какое-то училище и сгинул. Больше о нём ничего не слышал.
Мать сначала взвыла, а потом подумала и даже одобрила. Уж, столько народа погибло, муж неизвестно где, и её единственный сыночек останется при ней. Но девки стали шарахаться. И так лицом не вышел. Не красавец. А тут ещё и метка. Не будешь же каждой разъяснять, что он нормальный.
То, что сделал глупость, понял после школы, когда стали распределять, кого куда. «На промышленное предприятие» получил распределение. Зачем учить такого, как он? Неперспективный. Пошёл в поликлинику, где делал анализ, а сестра спросила:
-  В тюрьму захотел?
Оказалось, что есть такой закон, по которому полагалась уголовная ответственность за обман и так далее. И его активно применяли для нарушителей.
-  Живи и радуйся! – Добавила медсестра. – Вон, уж, столько мужиков перебили.
Ему показалось, что у неё на глаза навернулись слёзы, но она отвернулась к стене.
Так он оказался с меткой, но без образования. Вот и копался в моторах вместо того, чтобы строить корабли.
Доел последнюю картошку и стал собираться домой. Скоро комендантский час. Шлёпнул по ладошкам своих приятелей и побрёл к себе. Мать уже легла, воплей не будет. Свет не отключили. И он завалится в кровать и перечитает ещё раз про корабли под парусами, про девушку, которая любила капитана шхуны, про другую жизнь, где тёплое море, и где нет войны.
Шёл по привычной дороге, поглядывая по сторонам. Местный молодняк его знал и не трогал, но могли забрести придурки со стороны. В такое время надо быть начеку. Молоток всегда был под рукой.
Возле дома почувствовал опасность. Даже не удивился, увидев у подъезда фигуру в форме. Уже понял, что это тот, в начищенных ботинках, поэтому приостановился. В стороне стоял грузовичок с работающим двигателем.
Шагнул в сторону, в тень, но тот не двигался. Стоял и курил. Присмотрелся, а где второй. Зашёл сзади? Стал разворачиваться, но острая боль в ягодице почти согнула его. Сделал два шага, чтобы бежать, но мир покачнулся, а потом завертелся перед глазами.
«Убили, гады. За что?»


Возвращение в этот мир было мучительным. Светящийся шар плыл перед глазами. Мутило. В ушах, словно вата. Начал шевелить руками, стали проникать какие-то звуки, но не понимал, что это и откуда. Раздражал свет, бивший прямо в лицо. Закрыл глаза и опять провалился в тёмную яму. Вынырнул, чтобы опять отвернуть лицо в сторону от света. Теперь уже мог шевелить и ногами.
Стали появляться какие-то мысли. Что? Почему? Попытался повернуться, чтобы понять, где находился. Перед глазами возникли ботинки. Пришёл на ум тот, в начищенных. Но эти были простыми.
Один из ботинков ткнул его, и сквозь вату в ушах он услышал:
-  Оклемался? Давай! Вставай!
Сознание никак не срабатывало. Почему вставать? Пощупал руками вокруг себя и ощутил шершавую поверхность. Опёрся и попытался приподнять тело. Ничего не получилось.
-  Тю! Дохлый ещё.
И ботинки удалились, а он, закрыв глаза, стал считать до ста, стараясь не сбиться. Но не получилось, и опять провалился в яму.
Следующее пробуждение уже было осознанным. Приподнялся, чтобы понять, что валялся на полу в помещении, где рядом стоял стол и за ним, положив голову на руки, спал человек. Помещение было большое, и проглядывались ряды коек.
«Казарма», - пришло в голову, и он снова грохнулся об пол.
Мысли в голове перекатывались с трудом, и не находил объяснений, зачем нужно было запирать его таким способом.
Нашёл в себе силы, чтобы подняться и добраться до стола. Грохнул кулаком по столешнице так, что человек подскочил.
-  Чего? – С испугу воскликнул он и стал озираться.
Когда пришёл в себя, то выругался и набросился на него.
-  Ты чего, а? Пошёл на своё место!
А он стоял, опираясь двумя руками о стол, чтобы не упасть.
-  Давай! Иди! Чего встал? Найдёшь койку во втором ряду.
Объяснений, почему он здесь очутился, не предполагалось.
«Чего он так орёт на меня?»
Пригляделся к придурку за столом и понял, что из такого ничего не вытянешь. Полный кретин. Собрался с силами и пошёл, держать сначала за стену, а потом за койки, пытаясь сообразить, где «второй ряд». Везде на них валялись люди, и, наконец, обнаружилась одна пустая. Завалился, как был в одежде, и мгновенно вырубился. Путешествие от стола до койки отняло слишком много сил.
Очнулся от того, что кто-то его тряс так, что голова болталась из стороны в сторону. Сфокусировался и увидел над собой рыло, которое материлось безостановочно. Скинул его руку и приподнялся. Но тот тоже был здоровым в плечах, а его всё ещё мутило. Поэтому стал скатываться с койки. Сейчас не до драки.
Стоял, опёршись о железо койки, чтобы не упасть, и тот уже забирался на его место, в чём был. Даже не побеспокоился снять верхнюю одежду. Повернулся и мгновенно отключился.
«Что тут происходит? Кто все эти люди?»
Мимо проходили какие-то фигуры, не обращая на него никакого внимания. Двигались, как сомнамбулы. Он пошёл за всеми, прихрамывая, потому что болела ягодица, куда вчера угодила стрела с транквилизатором,  и попал в туалет. Из кранов текла вода, и никто не удосуживался их закрыть. Подходили, умывались, утирались серыми тряпками, которые, скорее всего, никогда не стирали, и брели дальше. Нестерпимо воняло мочой.
Что поразило – всё делали, молча, как будто роботы. И все были в подавленном состоянии. Не приветствий, ни ругани. Ничего. И ещё. Все в разнообразной тёплой одежде, что означало, что не казарма. Не армия. Тогда что?
Пока стоял в очереди к крану с водой заметил, что у мужика, который мылся перед ним, такая же метка, как у него. Обмыл лицо и спросил у стоящего за нем в очереди:
-  Слушай! Это что? Где мы?
А в ответ получил только лишь:
-  Чё?
Глаза были совершенно бессмысленными. Понял, что тут он ничего не добьётся и пошёл на выход, чтобы в дверях столкнуться с Цыганом. Это был он. Обычно прямой, выше его на полголовы и глядел вокруг, как орёл, а здесь производил впечатление съёжившегося и был таким же сонным, как и все остальные. Он обрадовался ему, как близкому родственнику.
-  Эй! Цыган! Это ты?
Тот сфокусировал на нём взгляд. Промелькнул какой-то интерес.
-  Ща! Подожди меня!
И проследовал мимо него внутрь.
Не ожидал он подобной реакции от приятеля. Всё же, сколько времени вместе провели у костра, а он повёл себя, как будто, просто столкнулись на улице, а не в непонятном месте среди ходячих трупов. Но выбирать не приходилось, и он стоял и ждал его на выходе. Цыган – единственный, кто мог объяснить, куда он попал.
Выходили молчаливые и сумрачные люди, и, наконец, последним явился Цыган, мало чем отличавшийся от других.
-  Слушай! Что это за херня? Как ты сюда попал? – Накинулся он на приятеля.
Тот окинул его мутным взглядом и сказал лишь:
-  Пошли со мной!
И пристроился в хвост очереди, которая стояла к окошку. Стояли молча, и по мере того, как она двигалась вперёд, начало созревать подозрение. Там выдавали капсулы, которые люди поспешно заглатывали, отходя в сторону. Сначала это было догадкой, но когда подошла их очередь, он уже был уверен, что это было. Синтетический наркотик возбуждающего действия, который в народе прозвали Крокодилом 22. Стоит один раз попробовать, чтобы стать зависимым. Только один раз. И больше, чем полгода человек не выживал. Он просто сжигал себя.
По мере того, как Цыган продвигался вперёд в очереди, он всё больше и больше оживал. Начал что-то говорить, размахивал руками.
«Так. Этот уже готов». – Подумал он про себя.
Когда предстали перед распределителем синтетической радости, Цыган с воодушевлением произнёс:
-  Тут новенький. Обслужи его!
И он показал на него.
Обслуживающий бесстрастно бросил на тарелку перед ним капсулу и уставился в пространство. А он проделал старый школьный трюк. Когда учился, кто-то пустил слух, что таблетки витаминов, которые выдавали в школе, содержали соединение, которое подавляло сексуальный инстинкт у мальчишек, и они переставали приставать к девочкам. Тогда он разработал тот трюк, который применил теперь. Взял капсулу в левую руку и потом сделал вид, что перекладывал её в правую руку, которую поднёс ко рту и опять сделал вид, что проглатывал её, а левой рукой опустил капсулу в карман. Был готов показать обе руки пустыми, но и этого не потребовалось. Никого он не интересовал.
-  Следующий!
Пронаблюдал, как Цыган по-настоящему заглотнул капсулу, и опять появилась та же мысль:
«Что здесь происходит?»
А Цыган продолжал руководить:
-  Пошли пожрём!
И направил его за всеми. По пути Цыган поведал о трехразовом  горячем питании, о том, что туда входило, и явно повеселел. Как и все прочие. Те, которые сидели и с ожесточением скребли ложками в мисках, выбирая оттуда последние остатки каши, стали вести хотя бы какой-то разговор между собой. Постепенно комната стала наполняться шумом, а потом заговорили все разом. Крокодил явно подействовал.
Цыган тоже повеселел  и стал более откровенным.
- Тут хорошо! Работа – не бей лежачего, нормальное питание.
- А что за работа?
- Охраняем и обслуживаем объект.
- А что за объект?
- Какая разница? Что-то секретное.
- Так ведь заперты все. Что же хорошего в такой работе?
- Ты поработай, как я, тогда и узнаешь, что хорошего.
Он стал распаляться.
-  Это тебе не гайки в гараже завинчивать.
Он работал в горячем цеху. Паёк там шёл по второй категории. Не то, что у него. Но к сорока годам от лёгких оставалась одна труха. Все защитные приспособления в цеху давно развалились. А новые кто будет ставить? Война.
- Да для меня тут как дом отдыха. Да, ещё и марафет дают! - Совсем развеселился Цыган.
Но он подумал, что совсем недолго ещё приятелю осталось отдыхать.
- А если взять и убежать?
Цыган совсем развеселился и даже стал стучать ладошкой по столу. Никто не обратил на него никакого внимания. Все возбуждённо размахивали руками и что-то доказывали друг другу.
- Куда же ты убежишь? Выйди и оглянись вокруг! Да, и зачем мне бежать? Опять становиться к печи в цехе?
В это время ввалился какой-то мужик и стал орать на всех: «Смена начинается!» И при этом материться. Все засобирались, швыряя в окно кухни миски и кружки. Так он и не понял, почему должен выйти и осмотреться, чтобы понять, куда попал, как сказал Цыган. И пришло в голову, что глупый вопрос задал приятелю. Куда тот побежит, если присел на Крокодил? А он – совсем другое дело.
- Давай! После смены увидимся. Тебе туда!
Он показал на дверь в коридоре и бодро пошёл за всеми, с ходу вступив в чей-то разговор. А он толкнулся в указанную им дверь. Внутри за столом сидел майор, разбирал какие-то бумажки и взглянул на него с ненавистью. Этот был нормальным. Не сидел на наркоте, как те работяги.
-  А, ну, выдь отсюда! – Рявкнул майор и добавил что-то о матери. – В коридоре жди!
Только оказавшись снаружи, сообразил, что он же тоже «под балдой», а значит должен вести себя соответственно. Сделал для себя мысленную отметку постоянно контролировать себя, чтобы походить на других.
Ждать пришлось минут пятнадцать, пока не услышал: «Заходи!» Внутри стал возмущаться, как полагается, размахивая руками. Майор его прервал:
- Забери!
И указал на картонку с номером, лежащую на столе.
- Будешь всегда носить при себе. А теперь пшёл отсели! Дуй в кочегарку!


Здесь хоть было и жарко, зато не толпились зомби, и он чувствовал себя почти счастливым. Скинул с себя всё, кроме майки и трусов. Сидел и слушал главного отопителя заведения, куда попал. А тот пребывал не в самом лучшем расположении духа.
«Откидон», - охарактеризовал он кочегара, как только его увидел.
Так у них называли тех, кто присел на наркоту и уже никогда с неё не слезет, пока не откинется. И этот был одним из них. Появись перед ним он, кто-то другой, чёрт рогатый – ничего уже не могло вывести кочегара из состояния, когда он бормотал какие-то слова и сидел, раскачиваясь.
«Полный торчок!»
 Но тот регулярно вставал и шуровал в топке, хотя было видно, что действует он в автоматическом режиме. Такова была специфика Крокодила 22. Его разработали для бойцов на фронте, но потом поняли, что переборщили и прекратили выдавать. Но джин был выпущен из бутылки, и Крокодил пошёл гулять среди неустойчивых душ в тылу, которым хотелось разрядки от беспросветной жизни и после утомительных рабочих будней. Такие продавали маму родную за грамм химии.
И вот теперь один из них сидел перед ним и был его начальником. Правда, не осознавал этого. Двигался, как будто был один в своей кочегарке. Он попытался привлечь к себе внимание, задавая вопросы и даже тряся кочегара за плечо, но до того явно не доходило, что ему прислали помощника, и он продолжал в одиночку руководить вверенной ему котельной.
«Да! Этот долго не протянет».
Сидел и думал, что делать дальше. Уже стала понятна последняя фраза Цыгана насчёт побега. Огляделся вокруг, пока шёл в кочегарку. Объект стоял за колючей проволокой, окружённый лесом. И ничего вокруг. Но нужно было что-то делать. Он не собирался сидеть и ждать, пока из него сделают одного из откидонов.
В очередной раз потряс за плечо сидящего кочегара, но глаза у того были совершенно бессмысленными. Показал ему заветную капсулу, которую припрятал раньше, держа её двумя пальцами у него перед лицом. Глаза кочегара сфокусировались на предмете, и рука быстро ухватила вожделенную химию. Кадык на шее произвёл движение вверх и вниз, пропуская её в организм, и он откинулся на скамейке и закрыл глаза.
Ждать пришлось минут пять, и потом перед ним возникла совсем другая личность – человек говорящий, а не мычащий. Однако тот вошёл в другую крайность. Речь стала литься безостановочно. И понять что-либо, кроме мата, было совершенно невозможно.
-  Михей я, Михей! – В третий раз кричал он без всякой надежды, что тот запомнит.
А кочегар в это время двигался по котельной и всё говорил, и говорил. Пришлось просто насильно усадить его, чтобы попытаться что-либо из него вытянуть.
-  Сколько ты тут находишься?
Это был слишком трудный вопрос для него.
-  Ладно! Проехали. А как ты сюда попал?
Пошёл рассказ о том, как вернулся с фронта, и даже попытался стянуть с себя майку, чтобы показать, куда его ранило.
-  Ладно! В следующий раз. А скажи! Сбежать не пытался?
-  Так, куда ж я побегу?
Дальше пошёл рассказ о супруге вперемежку с матюгами в её адрес.
-  Ну, а вообще. На свободу. Чего сидеть за колючкой?
-  Да, где же моя свобода? Там что ли? А здесь я - человек. Вон у меня какое хозяйство.
И он обвёл руками грязное помещение.
-  Меня уважают. Нормальное питание. И марафетик дают.
И он радостно захихикал.
«Недолго тебе осталось радоваться марафетику».
А вслух спросил:
-  А кто-то пытался убежать?
-  И не думай! Тут одна дорога, да и то только вездеход проходит, пока не развезёт. А после этого только вертолёт летает. А выйдешь за колючку, так волки сожрут. Тут их столько по ночам воет!
Невесёлые новости. Так вот куда его упекли.
-  А чего мы тут стережём? Какой объект?
-  Я ничего не стерегу. Мой объект здесь.
И кочегар опять попытался начать движение по помещению, потому что ему не сиделось на одном месте. Пришлось удержать его силой.
-  Ну, а пацаны наверху. Чего они обслуживают?
-  Девок стерегут, чтобы не разбежались. Ну, и всякое.
Кочегар замахал руками, не находя слов.
«Ну, да. Ему уже и девки мерещатся».
Уже собрался, было, бросить расспросы, но подумал, что спрашивать Цыгана будет стрёмно. Уж, больно он скользкий. За наркоту может сболтнуть чего-то не то. А как здесь поступают с теми, кто не туда суёт свой нос? Это вопрос! Тут всякое можно ожидать. Вон кочегар сказал, что волки вокруг бродят.
-  Слушай, начальник котельной! А чего их стеречь? Пусть бы бежали.
-  Ну, да! А как же со столовыми клетками. Кто ж их давать будет?
И смотрел на него вопросительно.
«Да! Заклинило мужика. Кто здесь клетки производит? Посереди леса. Кого в них держать? Зверей диких, что ли?»
А кочегар, между тем, продолжал:
-  Не. Никак нельзя. Война идёт. Клетки нужны.
И помотал головой.
-  Ну, раз нужны, то пусть сидят, - согласился Михей.
А кочегара понесло на рассказ, какие ранения он повидал на фронте, а он старался не слушать, но тот уж больно кричал и носился перед глазами.
-  Ты бы угольку подбросил, - решил он сбить его с темы.
С темы ранений-то сбил, но тот переключился на своё хозяйство и стал показывать, что и по каким трубам идёт, обильно перемежая свой рассказ матом. Слушать уже не было сил, и он улёгся на скамейку и закрыл голову курткой, чтобы больше не слышать, как тот орёт. Постепенно стал отключаться. Сказывалось, что из организма ещё не выветрился наркотик, которым его усыпили те двое. Припомнилось, что сказал торчок о том, что производят здесь, за колючкой. Клетки. Да ещё для столовой. Зачем в столовой нужны клетки?
И вдруг осенило. Сонное состояние мгновенно улетучилось, и даже сбросил с себя куртку. Сел и смотрел перед собой, осознавая открытие, которое сделал.
«Ну, конечно. Теперь понятно, почему».
И повторил про себя ещё раз:
«Стволовые клетки».


Раненых, конечно, было много. Россия и союзники воевали со всеми в округе. И с китайцами, и с арабами, и с афганцами. Сколько их, голодных, лезло на наших со всех сторон. Как будто не знали, что мы и сами-то голодные. Вон! Пайки становились всё меньше и меньше. Сахара почти не выдавали. Только крупы и иногда тушёнку. За деньги можно было купить всякое, даже мясо. Но кто их имел?
Раньше, когда был пацаном, следил по карте на стене комнаты, в каком месте шли бои, где наши отходили, а потом опять брали обратно города. Сам мечтал повоевать, представляя себя то лётчиком, то командиром батареи. Но получив метку, осознал, что мечты не свершатся, и переключился на корабли. Знал все названия старых парусников. Что такое бриг, что такое каравелла. Ну, и всё о великих географических открытиях, пиратах, конкистадорах, кто с кем сражался на море и когда. Решил пойти в корабелы, но пролетел. За него решили, что он пойдёт на завод и будет копаться в двигателях до предела изношенных грузовиков, чтобы они с чудовищным надрывом ползали ещё какое-то время до очередной поломки.
Ну, а война была бесконечной. Уже дошли до того, что шарахнули по собственному городу. Накрыли в Одессе всех арабов и турок, которые там высадились. Бабахнули термоядом ещё по нескольким городам в Турции и на Балканах. Там теперь земля и вода будут заражены на столетие. Хотя бы прекратились нападения с той стороны. Но китайцев и тех, в Средней Азии так не накроешь. Они не концентрировали свои силы, поэтому с ними воевали обычным оружием. И конечно, были потери.
Для лечения и восстановления повреждённых органов бойцов была разработана методика использования эмбриональных стволовых клеток, которые способны дифференцироваться в один из известных 220 геномов человеческого тела, и из которых затем путём деления выращивались необходимые человеческие ткани. Стволовые клетки выделялись из полового зачатка пятинедельных эмбрионов, извлекаемых из женщин. Это было то, что он узнал в своё время из какой-то публикации, удивляясь, откуда берётся столько женщин, согласных на подобные операции. Прочитал, но не забыл. Его мозг был так устроен, что, как губка, впитывал и надолго запоминал любую информацию, почерпанную из книг. Вот и сейчас мгновенно вспомнилось всё прочитанное.
«Стволовые клетки. Девки, о которых говорил торчок».
Чудовищная мысль пришла в голову.
-  Эй, начальник! А что ты про девок говорил? Откуда здесь девки? Лес, да волки вокруг.
Лицо кочегара расплылось в улыбке.
-  Так вон там, в основном здании они и сидят. Где же ещё?
Он уже видел единственное большое здание, куда им был запрещён вход. Окна были замазаны белой краской и не просматривались. Именно его они были обязаны охранять и обслуживать. И кочегарка отапливала это здание и ряд подсобных, которые располагались вокруг.
Сначала он подумал, что это было оборонное производство. Но потом усомнился:
«А зачем собирать обслугу и охрану таким экзотическим способом? Вылавливать, усыплять и привозить сюда».
И вот теперь в мозгу вырисовывался ответ. Оборонное производство, но весьма специфическое. Но внутри всё ещё сидел червь сомнений. А не пригрезилось ли это торчку.
-  Эй, кочегар! А ты откуда знаешь? Туда вход запрещён.
-  Кому запрещён, а кому и нет. Меня туда водили чинить отопление. Вроде, как за слесаря.
-  Так тебе там всё и показали!
-  Показали, не показали. А слышал голоса за стеной. Точно девки.
-  Да выдумываешь ты всё.
-  Это я-то?
И кочегар стал угрожающе надвигаться на него.
-  Ладно! Ладно! Верю.
Ещё одна интересная мысль пришла в голову. Ухмыльнулся и спросил:
-  Слушай, начальник! А эти клетки. Как они их производят? Вроде, как бы, мужик нужен.
Кочегар посмотрел на него, как на неразумного.
-  Зачем мужик? Сейчас по науке бабе и мужика не надо. Вон, врачи всё сделают. Зачем мужик?
И дальше понёс что-то матерное, продолжая движение по кочегарке. Находиться на месте он не мог. Крокодил с утра и ещё один после придали ему энергии.
А он и не слушал. В уме складывалась картина, куда он попал. И она не радовала.
«Ведь, это – ферма. Здесь не производят оборонную продукцию, а её выращивают. Они заперли женщин в здании, а их, мужчин, вокруг, чтобы они поддерживали жизнедеятельность фермы».
Дальше пошли мурашки по спине.
«А ведь никто и никогда отсюда выйдет. Девки никуда не убегут. Охрана  их не выпустит. Мужики тоже никуда не денутся. Лес вокруг. Волки. Никуда не уйдёшь. Да и как они спрыгнут с Крокодила».
И потом следующая мысль о том, что на Крокодиле больше шести месяцев никто не засиживается. Отбрасывает копыта. А это в свою очередь означало, что требовалось регулярное пополнение обслуги и охраны новыми мужчинами, взамен выбывших. Вот поэтому их и набирали таким способом, как его. Ну, пропал какой-то парень и пропал. Кто его будет искать, кроме матери? Это было фермой не только для женщин, но и для мужчин.
А дальше:
«Что же мне делать? Становиться торчком, как этот? Сколько ещё удастся обманывать с Крокодилом? Одна капсула, и я сам буду бегать по кочегарке, как мой начальник».
А тот всё безостановочно наматывал круги.
«Да! Круто действует химия! Такого уже не остановишь!»
И стал думать, что ему самому делать. Оставался только один выход.
- Эй, начальник! Останови забег! А где мы находимся? Сколько вёрст до города?
Кочегар действительно остановился и с изумлением посмотрел на него.
- А кто же его знает? Много.
И продолжил движение.
Попытался зайти с другой стороны.
- Хорошо! Скажи! А кто этой лавочкой заправляет?
Тут кочегар как на стенку наткнулся.
- Да ты чё? Не знаешь? Лютый. Кто же ещё?
Мелькнула догадка, кем он мог быть.
- А как он выглядит, твой лютый?
Кочегар огляделся по сторонам. Не найдя никого в кочегарке, произнёс шёпотом:
- Совсем того? Не знаешь? Чистенький такой ходит.
- И в начищенных ботинках?
- Ну, а как же без этого? Ботинки – первое дело.
И продолжил забег вдоль стен грязного помещения.
Догадка подтвердилась. Теперь он знал, кто конкретно его враг. Он видел его дважды и никогда не заглядывал тому в лицо. Перед глазами были лишь начищенные ботинки. Но, даже не видя его, понимал, что такой просто уничтожит, что доставит ему только удовлетворение. Это было написано у него на ботинках.
Ещё одна мысль закралась.
-  Слышь, начальник! А ты сам как сюда попал? По договору найма?
Тот опять приостановился и напрягся, задумавшись. Видимо, трудно было припомнить.
-  Какой договор? Спиртом угостили. Очнулся уже тут.
И его понесло дальше по кругу.
Ему уже бросилось в глаза, что у многих обитателей фермы были метки, как у него. Хромые попадались на глаза. Вон кочегар раненый.
«А ведь это не только ферма, где девок держат. У неё есть ещё одна функция. Здесь уничтожают тех, кто неперспективный. Продовольствия в стране не хватает».
И стало по-настоящему страшно.


На следующее утро опять столкнулся с Цыганом, который, как и вчера, пребывал не в лучшем расположении духа. Молча, побрели в туалет и там ждали своей очереди к крану, чтобы обмыться.
Полночи он обдумывал ситуацию, в которую попал. Мать, конечно, забеспокоилась и стала бегать и повсюду орать, что у неё сын пропал. Но она такая, что если её отфутболят из комендатуры, то кроме, как пожаловаться соседям, ни на что не способна. На работе – пропал, ну, и пропал. У каждого свои заботы. Быстро поставят на его место кого-то другого. По большому счёту искать-то его никто не будет. А значит: положиться не на кого, и выбираться придётся самому. А то, что нельзя тут оставаться, не подлежало сомнению. Если кто-то заметит, что он филонит с Крокодилом, то запихнут насильно. И через полгода – труп. И следующий поступит на его место. Начищенные ботинки об этом позаботятся.
Наконец, дождался своей очереди к текущей из кранов воде, и ополоснул лицо. Обжигающий холод разогнал остатки сна. Потом отстоял ещё одну очередь, и проделал ту же самую операцию с капсулой. Побрели с Цыганом, чтобы получить свою порцию каши, и, отходя от раздачи, почувствовал на себе злобный взгляд.
- Не смотри туда! – пошипел Цыган сквозь зубы, когда они плюхнулись за стол.
Глядя прямо перед собой и поглощая содержимое своей миски, он поинтересовался:
- А что так?
- Мода. Там Лёвка Мода сидит и зырит.
Он понятия не имел, кто такой Мода, но по опыту района, в котором вырос, знал, что лучше не соваться с вопросами «кто такой» и «чем он занимается». Можно нарваться на неприятности, и поэтому продолжал есть, не поворачивая головы. А когда взялся за кружку с прозрачным напитком, который назывался здесь чаем, почувствовал угрожающее движение за спиной.
- Эй ты – салага! – И тяжёлая рука легла на плечо. – Не захотел познакомиться. Брезгуешь?
Огляделся вокруг. Все окружающие как бы отстранились, и вокруг образовался вакуум. А Цыган вообще куда-то исчез. Понял, что драки не избежать. У него просто не оставалось другого выхода. Иначе опустят. Как будто в подтверждение этого, голос сзади сказал сладенько:
- А сейчас сними шкары. Махнёмся не глядя.
Тёплые военные башмаки, оставшиеся от отца, были почти новыми, и расставаться с ними он не собирался.
- А вечерком придёшь на мою коечку! В углу. Найдёшь! Там я с тобой и познакомлюсь.
Знал, что нельзя, чтобы тебя застали врасплох. Поэтому неторопливо поднялся, вышел из-за стола и поглядел на противника. Ниже его на полголовы, но ладно скроен. Одни мышцы. И взгляд. Природная злоба, помноженная на Крокодил.
Сделал шаг назад и предложил:
- А ты сними!
А сам выставил одну ногу вперёд, повернувшись вполоборота. Мода сделал удивлённое лицо и тоже на полкорпуса повернулся к зрителям и отвёл руку, как бы приглашая всех в свидетели. И все жующие с интересом наблюдали за происходящим. Такое развлечение на фоне серых будней!
Он знал этот приём. Отвлечь внимание. А поворот к зрителям  – это лишь, чтобы занять более удобную позицию для замаха. Но, тем не менее, чуть не пропустил удар. Лишь в последнее мгновение успел сделать шаг назад. Кулак просвистел у самого носа. И удалось подцепить известным с детства приёмом ногу нападавшего так, чтобы тот, потеряв равновесие, полетел, сшибая скамейки, и приложился головой о стену. Тотчас вскочил на ноги и стал озираться по сторонам, потеряв ориентировку. В этот момент следовало добить противника, пока он не пришёл в себя, но Мода находился слишком далеко и между ними валялись опрокинутые скамейки. Пока он достиг его, тот уже сфокусировался на нём.
- Э! – Прокричал Мода кому-то позади него и махнул рукой.
Оттуда надвинулись несколько фигур, а в мозгу пролетело:
«Сейчас они порвут меня на части».
Вдруг как будто прошло дуновение ветра, и все бросились врассыпную. Кто-то заорал от боли. Ворвавшаяся в помещение троица в камуфляже с остервенением прокладывала к ним путь, помогая себе дубинками и осыпая ударами всех, кто не успел убраться с дороги. Люди, столы, стулья и миски разлетались в разные стороны. Удалось увернуться от первой дубинки того, который был в начищенных ботинках. Его лицо было страшным. Он получал истинное наслаждение от производимой им бойни. Но второй из них наотмашь прошёлся по его спине, и электрический удар в 40 тысяч вольт повалил на пол и парализовал. После следующего удара провалился в темноту и уже ничего не чувствовал.
Очнулся от того, что тыкали носком ботинка в бок. Постепенно приходило сознание. Тычки усиливались. Донеслось:
- Давай! Чего разлёгся? Поднимайся!
И матюги после этого.
Сначала на четвереньки, потом, держась за стенку, удалось подняться на ноги. Руки плохо слушались, в голове шумело, голоса слышались, как через вату. Теперь вместо ботинка стали тыкать в спину дубинкой, подгоняя к выходу. Так и побрёл в направлении, указываемому тычками сзади. Вытолкнули из здания наружу, и потом завели за угол. Там был тупик и две металлические двери.
«Расстреливать, что ли, будут?»
Повернуть голову назад не решался. Уже предупредили, что башку проломят. Тот, в камуфляже, что гнал вперёд, прижал его дубинкой к стене, а сам в это время стал возиться с дверью. Она поддалась, и дубинка  вдавила в спину так, что влетел внутрь. В последний момент успел увидеть, как в соседнюю дверь забрасывали его противника, Моду. Грохот металла сзади, и он очутился в полнейшей темноте. Попытался раздвинуть в стороны руки, но не смог. Они мгновенно упёрлись в кирпичные стены. Впереди, прямо перед ним, тоже была стена. В нише, куда его заперли, можно было только стоять. Исчез внешний мир, и даже его звуки. И время остановилось.


Яркий свет ударил в глаза, и он зажмурился и прикрыл лицо рукавом.
- О, бля! Живой ещё!
И сильная рука потащила его, поэтому пришлось сделать два шага, причинивших боль во всём теле. Сзади грохнула металлическая дверь. Расставив ноги, чтобы не упасть, прислушивался. Что будет с ним дальше, абсолютно не волновало. Только бы побыстрее. Открыть глаза не решался, боясь, что просто ослепнет. Но ничего не происходило. Разлепил один глаз и тут же его закрыл, потом попробовал ещё раз. Болезненный поток света. Заставил себя поднять к глазам руку, и это отозвалось нестерпимой болью. Из-под руки ещё раз сделал попытку оглядеться. Мир слегка покачивался, и прямо перед ним грязная, затоптанная дорожка вела куда-то. Остатки сознания подсказали, что к теплу. Заставил себя сделать один шаг и чуть не упал. Потом ещё один, широко расставляя ноги и покачиваясь.
«Нельзя свалиться!» - Подсказывал мозг.
Понимал, что если упадёт, то уже не сможет подняться и замёрзнет окончательно. Вокруг никого не было. Так и переставлял задеревеневшие ноги. Одну за другой. Дальше требовалось выбрать, куда брести дальше. Инстинкт сработал и медленно стал преодолевать расстояние до заветной двери, которая вела к теплу. Казалось, что прошла вечность, пока добрался. Силы были уже на исходе, когда попытался ухватиться за ручку. Но пальцы не слушались. Окоченели и не сжимались.
Так и стоял, не зная, что предпринять дальше, пока не услышал рычанье возле уха, и фигура, оттеснив его, попыталась взяться за ручку. Примерившись, фигура рванула дверь, и она слегка приоткрылась. Они вдвоём, мешая друг другу, стали протискиваться в образовавшуюся щель и ввалились внутрь. При этом Лёвка Мода упал на колени, и он остался один перед последним препятствием к теплу, к жизни. Вниз вела лестница.
«Только не свалиться!» - Ещё раз приказал он сам себе и, встав боком, поставил ногу на ступеньку ниже, затем перенёс туда другую ногу. Пальцы всё ещё не сжимались, поэтому держался обеими руками не за перила, а за стенку. Отдохнув секунду, повторил операцию, потом ещё раз. Снизу появился кочегар с лопатой в руках и стал оттуда что-то орать. Мозг отказывался воспринимать крики, и он попытался продолжить движение. Но опасность угрожала сверху. Лёвка Мода тоже начал движение вниз, только на три ступеньки выше его. Решил поспешить, так как этот человек ассоциировался у него с опасностью, но не успел. Опять услышал рёв, прежде чем тяжёлое тело сшибло его, и оба покатились по ступенькам вниз.
Подняться на ноги уже было выше его сил. Суставы просто не работали, всё ещё скованные холодом. А над ним возвышался кочегар и угрожающе размахивал лопатой.
- Михей я, Михей, - попытался произнести он, но из горла вырвался только хрип.
А на ум пришло:
«Сейчас он огреет лопатой, и всё, наконец, завершится».
А тот действительно распалялся, и от него можно было ожидать чего угодно. Мозг подсказал: «Карман», и он стал пытаться сообразить, который. Припомнил, что трюк состоял в том, чтобы взять капсулу левой рукой, сделать вид, что перекладывает в правую и проглатывает, а самому в это время незаметно сунуть её в карман. Значит – левый. Похлопал рукой, но кочегар не сообразил, а сказать вслух он ничего не мог. Язык одеревенел. Прохрипел и ещё раз хлопнул по карману. Кочегар сообразил только с третьего раза, и его глаза сфокусировались на куртке. Сунул руку к нему в карман, но ничего там не нашёл. Он прохрипел ещё раз. Кочегар прошёлся более тщательно, и глаза у него засветились, когда он двумя пальцами извлёк оттуда капсулу. Мозг уже воспринял, что тот выругался с довольным видом, после чего торжественно запустил капсулу в рот и проглотил.
 Теперь предстоял следующий этап, и он прохрипел и протянул кочегару руку. Тот, поначалу, ничего не понял. Прохрипел ещё раз и опять поднял руку. Кочегар почему-то взялся за лопату. На ум пришла мысль, что хочет хрястнуть его вместо благодарности, и замычал изо всех сил. Но тот протянул ему лопату, чтобы он ухватился за неё. Но пальцы всё ещё не слушались, и он показал их в воздухе. Кочегар в очередной раз матюгнулся, зашёл сзади и стал поднимать его за спину. Тяжёл он был для него, и долго кочегар кряхтел, пока не поднял его тело в горизонтальное положение. Опираясь на стену, побрёл печке, из которой вырывалось спасительное тепло.
Так стоял перед огнём и не чувствовал его. Попытался стянуть промёрзшую куртку, но не получилось её расстегнуть. Хотел позвать кочегара, но тот метался от стены до стены и ничего не слышал. Крокодил подействовал. И ещё увидел барахтающуюся на полу фигуру Лёвки Моды. Наконец, с третьего раза удалось освободиться от куртки, и занялся штанами, которые просто удалось стянуть до колен, не расстёгивая. Потом фуфайку, которая полетела на пол.
Стоял, пошатываясь, а тело стало покалывать миллионом иголок. Повернулся к топке спиной, чуть не запутавшись в висящих на коленях штанах. Боль всё усиливалась, но он терпел. Понемногу стала возвращаться подвижность, и он с трудом доплёлся и плюхнулся на металлический ящик. Пальцы ещё плохо слушались, и пришлось повозиться, чтобы избавиться от каменных от мороза ботинок.
А в это время до огня добрался Лёвка и застыл там, сгорбившись. Теперь пришлось бороться за место у источника тепла, и он бесцеремонно отодвинул корпусом своего врага. Тот зарычал и напрягся, но сил уже не хватило сдвинуть его с занятого места. Так Мода и стоял рядом, шевелил головой и рычал, очевидно, что-то угрожающее. А ему было всё равно. Главное – живительное тепло.
Наконец, стал отогреваться, но с подвижностью пришла нестерпимая боль. Казалось, что каждая клетка его организма вопила: «Ой! Как мне больно!»
Отошёл в угол, где было место прилечь, и растянулся там, стараясь притупить боль. Пошевелил пальцами на руках и ногах. Они работали. Спасло от обморожения то, что в заточении всё время пританцовывал и шевелил пальцами рук. Как тогда показалось, даже заснул на короткий период, подпрыгивая.
Провалился в сон, но вдруг, как от толчка, проснулся и резко повернул голову. К нему с лопатой в руках угрожающе приближался Лёвка Мода. Насколько мог быстро вскочил на ноги и приготовился к защите. В это время сбоку к Лёвке подскочил кочегар и вцепился в своё орудие труда. Они повозились какое-то время, и кочегар вырвал свою лопату, но Мода, коротко размахнувшись, влепил противнику в скулу, и кочегар вместе с лопатой отлетел к стене.
Лёвка Мода повернулся к нему, провёл себе большим пальцем по горлу и показал на него. После этого развернулся и тяжело побрёл к лестнице на выход.
Теперь он знал, что у него появился смертельный враг.


На этот раз пришлось помогать кочегару подняться на ноги. Придя в себя, тот начал размахивать кулаками, угрожая непонятно кому и выкрикивая, что позовёт Василия, и они покажут обидчику, какие они крутые. Он попробовал выяснить, кто такой тот, кого начальник котельной уважительно величал Василием. Понадеялся, что лишний союзник не помешает. Но узнал лишь, что он куда-то сгинул, из чего сделал вывод, что, скорее всего, и не появится вовсе. Недаром его послали на работу в котельную. Очевидно, на замену Василию, который отслужил своё и лежал где-то, ожидая весны, чтобы закопали, когда земля оттает.
Теперь предстояло решить, что делать дальше. Из сбивчивой речи кочегара стало понятно, что его предшественник трудился в ночную смену, и раз он его заменял, то значит, не будет спать ночью вместе со всеми в казарме. Теперь находиться там было опасно. У Лёвки Моды было полно дружков, и они могли расправиться с ним в любой момент, когда он спит. Человеческая жизнь здесь ценилась очень невысоко. А что делать днём? Везде были расставлены камеры, но кто гарантирует, что Лютый со своими надсмотрщиками вовремя успеет, если на него налетят. А путь из котельной и обратно? Тоже опасно. Там камер вовсе не наблюдалось.
- Эй, начальник? А ты сам-то, где спишь? Где твоя коечка?
- А вот тута, - и кочегар показал на топчан, покрытый ветхой тряпкой. – Здесь и почиваю. Чего туда-сюда ходить? Только пожрать и выхожу.
Он подумал, что придётся и ему «почивать» какое-то время в рабочей обстановке. Иначе прибьют. Конечно, вредно круглые сутки дышать гарью из топки. Но он не собирался застрять в этом заведении надолго. С каждым днём становилось всё холоднее, уже открыли зимник, и пошли машины. Его самого привезли в бесчувственном состоянии на одной из них, а значит надо сделать так, чтобы и увезли обратно. И желательно в полном здравии.
Когда окончательно отогрелся и отоспался, то уже имел план действий. Путь в столовую и обратно преодолел без проблем. Его враги ещё не успели организоваться. А потом нашёл железный прут и молотком согнул его в скобу. Кочегар иногда заглядывал через плечо и что-то бормотал, но он не обращал на него внимания. Раньше дверь в котельную никогда не закрывалась изнутри, а теперь всё изменилось. Скоба плотно удерживала ручки двери, и снаружи её невозможно было открыть.
Дальше он увидел в хозяйстве кочегара маленькое зеркальце, которое тот, очевидно, использовал для бритья, и бесцеремонно позаимствовал его. Его начальник ходил с трёхдневной щетиной, и неизвестно, когда он хватится пропавшего имущества. Пристроил зеркальце сверху единственного малюсенького окошка, и теперь в отражении можно было изнутри видеть, кто стоял перед дверью снаружи.
Ну, и ещё подобрал себе одну из лопат, которая была поострее других, в качестве своего личного оружия, если явятся и прорвутся внутрь.
Выполнив первый пункт плана, приступил ко второму. Вышел из кочегарки и направился к рампе, где разгружались прибывающие машины, но там нарвался на одного из команды Лютого. Его ботинки тоже были начищены до блеска. Начальник, по-видимому, требовал от подчинённых, чтобы в отражении на ботинках мог видеть свою морду, как в зеркале.
- Ты чего тут шляешься, а? А ну, пошёл отсюда!
Пришлось повернуть обратно, но главное он увидел, какие там ворота. И марку грузовика, который в это время стоял внутри.
До ужина ещё оставалось время, и решил продолжить обследование территории. Начал с самой кочегарки, которая находилась в отдельном здании. Обошёл её вокруг, и не нашёл ничего, заслуживающего внимания. Сзади, между стеной и забором, было небольшое пространство, заваленное ненужным хламом. Заглянул туда и, уже собирался уходить, как вдруг услышал необычные звуки. Прислушался. Опять то же самое. На ум пришёл рассказ кочегара. Пошуровал среди набросанного мусора и нашёл ещё крепкий ящик. Приладил его к стене, сверху ещё пару досок и взобрался на них. Теперь его голова была лишь слегка ниже забора. Стояла тихая безветренная погода, и звуки с той стороны стали совсем явными. Он не ошибся. Это были девичьи голоса. Весёлые и счастливые. Как голоса детей, которые играют на детской площадке. Долго стоял и просто слушал. Потом закрыл глаза и опять слушал. В его воображении опять прошли парусники под алыми парусами, бескрайнее синее море и дома под черепичными крышами. Там не носят начищенных ботинок, тепло, не нужна кочегарка, и люди смеются и перекликаются вот такими же счастливыми голосами.
Открыл глаза только после того, как голоса стали исчезать. Было уже совсем темно, и пришлось брести в основной корпус, чтобы получить свою порцию каши. Там здоровенные мужики ожесточённо скребли ложками в мисках с такой скоростью, как будто за ними гнались, иногда перебрасываясь короткими матерными фразами. Никто даже не потрудился снять с себя куртки, бушлаты, ватники, в которые были одеты. Цыган демонстративно сидел в стороне и не обращал на него никакого внимания. И, вообще, вокруг него образовался некий вакуум, и все избегали даже глядеть в его сторону. А в углу орудовала ложками кучка парней, и среди них Лёвка Мода. Это был их угол, и никто не имел права даже приблизиться туда.
Оценив ситуацию, понял, что приговорён, и все окружающие, как и он, догадывались об этом. В таких замкнутых коллективах нет секретов. И не надо ничего объявлять. Подобные вещи просто доходят до людей на уровне ощущений.
«Нельзя задерживаться в этом заведении!» - в очередной раз дал команду самому себе.
До кочегарки почти добежал, хотя знал, что гнаться никто не будет. Подстерегут где-нибудь. Но ноги просто сами несли вперёд вне зависимости от сознания.
- Э! Дядя! Давай, приступай к инструктажу! – Приказал кочегару, заперев за собой дверь. – Сегодня в ночь заступаю.


На следующий день днём опять вышел «изучить обстановку». Вычитал это выражение в одной из книжек. Ничего с собой не мог поделать, и ноги сами привели его к забору. Прислушался. Вроде бы доносились голоса, а может быть, и нет. Теперь основательно порылся среди мусора и забрался на своё сооружение так, что позволяло ему одним глазком заглянуть через забор. А там увидел фигуры, одетые в одинаковые длинные серые пальто. Женщины. Даже пригнул голову, чтобы придти в себя. И их там было много. Двадцать или тридцать. Они бегали друг за другом, играли в снежки и были явно счастливы.
Как-то не верилось поначалу, но слова начальника котельной подтвердились. Вот кого они обслуживали. Только те сидели взаперти внутри, а они снаружи. А по периметру колючая проволока. Но лучше всякой колючки их держали на месте капсулы. Куда от них убежишь? И организовали эту ферму  ради спасения жизней тех, кто сражается, но за счёт уничтожения других, не способных держать в руках оружие. Вот, как получалось.
Захотелось ещё раз взглянуть, что происходит за забором, но приходилось быть осторожным. Поэтому снял шапку, и ещё раз приподнялся на цыпочках и тут же спрятался обратно. Да. Там была другая жизнь, и чувствовалось, что обитательницы были счастливы. А чего им беспокоиться? Они здесь, за забором, всё для них делали. Готовили еду, поддерживали тепло. И единственное, что от них требовалось – лишь поставлять стволовые клетки, которые потом использовались для выращивания человеческих тканей для повреждённых органов. И из статьи он знал, каким способом их получали. Из эмбрионов человека. Вот зачем там держали женщин. Они были поставщиками этого специфического сырья.
Сидел внизу, курил и думал о своём открытии. А ведь женщин, как и их, держали здесь не по своей воле. В этом не было сомнений. Кто согласится на такое добровольно? Тогда почему же они такие счастливые? Смеются. Тоже на какой-нибудь наркоте? А потом подумал: а ему-то что? Его задачей было выбраться с фермы, как можно скорее, пока не прибили, а не выяснять подробности жизни толпы женщин, сидящих там взаперти. Встал и пошёл обследовать территорию, но никак не мог выбросить из головы мысль о том, что происходит по ту сторону забора.
Начал с ворот. На этот раз не совался, а выглянул из-за угла и скрылся. Этого было достаточно. Тот же грузовик. Охранник есть, но один и находился в полусонном состоянии. Ему приходится стоять в тулупе по восемь часов на морозе и нечего не делать. Ну, может быть, разок открыть ворота и всё. Заснёшь тут.
Дальнейшее обследование территории ничего не дало. Стены, колючка. В общем, тюрьма.
- Приходили тут. Тебя искали. – Сумрачно возвестил кочегар, когда он вернулся.
Это подтвердило его наихудшие предположения. Не дадут ему здесь жизни. Там видеокамеры, а здесь нет. Самое лучшее место, чтобы посчитаться.
«Ладно, повоюем!»
И стал изучать систему отопления. Вся проржавевшая. Установлена лет пятьдесят-шестьдесят назад, но ещё пыхтела. Трубы заваренные, переваренные. Постоянные протечки. На честном слове держалась кочегарка. Как и большинство оборудования в стране, которая воевала на нескольких фронтах. Он знал это по заводу, на котором работал.
- Так! Начальник! Завершай инструктаж! Взрывоопасные ситуации, и как их не допускать.
Знание подобных деталей может помочь ему в будущем.
Ну, а после того, как сбегал поесть, опять направился к забору за зданием кочегарки. Оттуда опять явно слышались голоса. Глядеть сверху опасно. Кто-то заметит, донесёт, поймают, запрут ещё раз и потом уже повезут в сарай, где собирают жмуриков, чтобы зарыть по весне. Понимал, что по второму разу он этого не переживёт.
Осмотрел забор. В один кирпич. Сложен хрен знает когда, и уже накренился, пошёл трещинами. Наметил одно местечко среди мусора позади кочегарки, где кирпич совсем растрескался. Постучал рукой и понял, что это – то самое место. И пошёл обратно к себе в кочегарку.
- Опять приходили, - обрадовал его начальник, шамкая.
Видно вмазали ему по морде.
«Настырные», - подумал он.
Понадеялся, что теперь-то кочегар запомнит, что следует запирать дверь на скобу, чтобы не получить ещё раз по морде. И в качестве компенсации вручил тому капсулу, которую удалось сохранить проверенным способом. Тот посидел, посидел, а потом опять пустился в забег по тесному помещению.
- Ты бы вышел на воздух, - предложил он. – Там места побольше.
Но кочегар не слушал и продолжал носиться, бормоча что-то себе под нос.
«А надолго его хватит?» - Задал он себе вопрос. – «А то пришлют незнамо кого».
Обследовал инвентарь инструментов и отложил то, что потребуется. Теперь предстояло выбрать время. Прикинул, что ночью нельзя. Засекут. Слишком громкий звук. Оставалось только то время, когда едят. И лучше всего вечером. Темно, холодно, и все будут заняты тем, чтобы набить себе утробу. И по эту сторону забора, и по ту.
«Тогда завтра».
И стал прикидывать, как набрать хлеба и насушить сухарей, чтобы продержаться хотя бы пару-тройку дней, когда уйдёт.


Услышав гудок, выскочил из кочегарки. Но вместо того, чтобы бежать к столовой, завернул за угол и замер среди мусора. Стояла безветренная погода, и голосов из-за забора не было слышно. Нащупал место, которое наметил вчера, и приготовил молоток и металлический штырь, который решил использовать в качестве зубила. Конечно, было темно для подобной работы, но другого времени не было. После первого удара замер. Показалось, что он прозвучал оглушительно. Стал бить, но с меньшей силой. Вычищал рукой крошки кирпичей. После очередного удара зубило вдруг провалилось в пустоту. Сунул руку и обнаружил огромную дыру размером с кирпич. А он-то собирался пробить небольшое отверстие, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на происходящее внутри, на женщин, которые были так счастливы. Похолодел. А если завтра заметят? Схватил инструменты и побежал к столовой, чтобы никто и ничего не заподозрил. Не доходя до двери, засунул инструменты в сугроб и рванул дверную ручку на себя.
Мужик на раздаче глядел недовольно, потому что он пришёл последним, но швырнул на стойку миску с едой, пробормотав что-то про себя. Очевидно, выругался.
Еле нашёл свободное место на одной из лавок и начал усиленно работать ложкой. Был конец дня, и действие крокодила подходило к концу, поэтому все пребывали в подавленном состоянии и ели молча. Заметил Цыгана, но тот демонстративно не глядел в его сторону.
Справился со своей порцией быстро и пошёл возвращать миску с ложкой. Выходил одним из последних и услышал за спиной голос:
- Тебя сегодня убивать будут, парень.
Голову не поворачивал, и даже не знал, кто сказал. Напрягся и замедлился, чтобы пропустить других мужиков, которые направлялись на выходу на улицу, чтобы по положенному расписанию покурить за углом перед тем, как идти спать. Требовалось быть настороже и не допускать, чтобы кто-то находился сзади. Выждал, пока остался один, выскочил из дверей и бросился к сугробу. Инструменты были на месте, и отлегло на душе. Вес молотка в руке придавал уверенность. Спрятал его в рукав и огляделся. Здесь не нападут. Слишком светло и мужики покуривают за углом. Могут засечь.
Быстрым шагом направился к кочегарке и замер перед дверью. Кочегара рядом с ней не было, а ему в это время полагалось сидеть на этом месте и курить. Закралось нехорошее предчувствие. Приготовил молоток, стал сбоку и левой рукой рванул на себя металлическую дверь так, чтобы она его загораживала. Изнутри вывалились, мешая друг другу, два амбала и на секунду растерялись, никого не увидев перед собой. Ближайший держал в руке заточку. С размаху опустил молоток тому по коленке. Ещё в детстве был научен, что этот удар – самый эффективный в зимнее время. На голове шапка, а на теле пуховик или ватник. Самортизируют. Когда был пацаном, применил пару раз против старших ребят. И теперь тоже не ошибся. Нападавший покатился по земле, воя от боли. Заточка осталась лежать на снегу. Подобрал левой, ссутулился, имея в каждой руке по оружию, и приготовился к встрече со вторым. Но тот не выдержал взгляда и рванул по дорожке к основному зданию, успев выкрикнуть на ходу:
- Кровью захлебнёшься, сука!
Подумал, что это могло случиться уже сегодня, и пошёл выяснять судьбу кочегара. Тот сидел у стены, держался за голову и что-то бормотал. Наверное, угрозы. Видимо, вмазали ему ребята. Но хорошо, что жив остался, а то без него туго бы пришлось. Котельную он ещё плохо освоил. Да, и могли свалить на него. Мол, он пришиб. Тогда пропал. Уже не отчистишься.
А сверху стали молотить в дверь, но она была на скобе. Кочегар начал, было, подниматься на ноги, но он остановил:
- Да, сиди уж!
И сам подошёл к двери и проорал, не открывая её:
- Чего надо?
- Открывай! Охрана. – Донеслось оттуда.
Он приподнялся и поглядел на отражение в зеркальце на окне. Усмехнулся и сказал в дверь:
- Заходи завтра!
И пошёл вниз. А за дверью постучала, постучали и замолкли. Этот день он пережил.
В суете совсем забыл про забор. Проблема там была в том, что осколки кирпича вывалились наружу, и с утра их могли заметить. Выглянул из кочегарки. Шёл обильный снегопад. Подумал, что за ночь засыплет и, может быть, никто не заметит. А даже, если найдут, то что? Никто не видел, что именно он проделал дыру.
Теперь пришло его время. Ночью он становился хозяином кочегарки. Проверил показание манометра, температуру и взялся за лопату. Настало время подбросить уголька в топку.


Заглянул в дырку и отпрянул в испуге. Сидел на корточках и думал, что делать дальше. Если из-за забора услышит вопли, то нужно было поскорее сматываться. Но там было тихо. Долго не решался, но потом осторожно, приблизил один глаз и глянул. Она стояла с растерянным лицом, уставившись на забор. Он опять спрятался и почувствовал, что просто в жар бросило. Решал, не ловушка ли это, но уж больно неподдельное удивление было написано у неё на лице. Пододвинулся к дырке, устроился поудобнее и посмотрел на неё, уже не прячась. Потом попытался рассмотреть округу, но мешали кусты. Вдали слышались женские голоса.
- Ты кто? – Спросил осипшим от волнения голосом.
Она ещё больше испугалась и поднесла руки к лицу, как бы закрываясь.
«Чегой-то с ней?»
Попытался придать голосу мягкость, но плохо получилось:
- Не бойся! Я тебе ничего плохого не сделаю. Я же тут, за забором.
Но и это не подействовало. Она даже сделала шаг назад.
- Не уходи! – Попросил он. – Поговори же со мной!
За время пребывания в заточении почти отвык разговаривать. Ну, не с кочегаром же? Но она всё стояла и молчала.
- Знаешь, как меня зовут? – Решил он её расшевелить.
Открыл, было, рот, чтобы, как всегда, сказать Михей, но в последний момент вдруг ляпнул:
- Капитан Грант.
И сам испугался. С чего бы это. Привык: Михей, да Михей. Даже стал забывать своё имя Сергей, каким родители нарекли при рождении. А имя капитана Гранта вычитал в какой-то из книжек о плаваниях в южных морях, которую брал у библиотекарши.
- А тебя как зовут?
Она в ответ пожала плечами. Стояла без движения в своём длиннополом пальто, держа возле лица сцепившиеся руки в варежках и глядя круглыми, испуганными глазами. Даже не понимал, сколько ей лет. Казалась, что ещё совсем девочка.
- Ну, а подружки как тебя зовут? - Продолжал допытываться он.
Она открыла рот и что-то произнесла, но он ничего не услышал.
- Громче! Не слышно.
На этот раз послышалось: «Пчёлка». Что за чёрт такой?  Решил проверить:
- Пчёлка?
Она в ответ закивала головой обрадовано. Подумал:
«Ну, Пчёлка, так Пчёлка».
Надо было продолжить разговор, но ничего не приходило в голову.
- А что вы тут делаете? – Спросил первое, что пришло в ум.
- Играем, - еле промолвила она.
- А потом?
- Пойдём есть.
Знал, что на кухне работала чуть ли не половина содержащихся за колючкой мужиков. Вот на кого они трудились.
- А чем вы вообще занимаетесь?
- Играем.
- А ещё чем?
Она в недоумении пожала плечами.
- А ты учишься?
Теперь, когда она опустила руки, было видно, что действительно совсем ещё девочка. Лет тринадцать-четырнадцать.
Ответом опять было пожатие плечами. Решил, что пока хватит допрашивать, и перешёл на себя:
- А знаешь, кто я? Капитан корабля. - И добавил для солидности. – Морского корабля.
Её лицо отражало полное непонимание.
- Ну, знаешь? Которые плавают по морям. И даже выходят в океан.
- Куда выходят? – Еле слышно спросила она.
Он как-то даже стушевался.
- В океан. Туда, где много воды, штормы, и, чтобы его переплыть из конца в конец, нужно затратить много дней.
Она даже наклонила голову вбок, но по лицу было видно, что у неё не было понимания того, о чём он говорил.
«Да что же это такое! - В сердцах подумал он. – Она чё? Совсем?»
Начал осторожно рассказывать о парусниках, но она вдруг напряглась, услышав чей-то зовущий голос, повернулась и пошла вглубь. Обернулась к нему, и он успел сказать вполголоса ей вслед:
- Приходи опять!
Так и не понял, услышала она или нет.


Сидел возле кочегарки и курил, вспоминая о происшедшем. Совсем ещё девчонка. Тогда почему её держат? Так же нельзя! Это не по закону. А потом подумал: а почему его самого и других мужиков заперли. Это – по закону? Впрочем, какой закон во время войны? Вон уже, сколько воюют, и конца не видно. Ну, ладно! Они мужики. Попались. А девчонок-то за что? За эти самые стволовые клетки, которые так нужны? Хотя с другой стороны, а вот если бы батя был ранен и, чтобы спасти ему жизнь, потребовалось бы вырастить орган из стволовых клеток, то что бы тогда он сам подумал? Скорее всего, что бог с ним, откуда взялись эти клетки, лишь бы батя остался жив.
Так и не решил ничего для себя, а из дверей показался кочегар и, молча, двинулся в сторону столовой. Уже знал, что через минуту услышит гудок. Его начальник не имел часов, но чувствовал начало кормежки на подсознательном уровне. Как шимпанзе.
Встал и потянулся за ним, зная, что предстоит психологически напряжённая ситуация. И не ошибся. Все кормящиеся уже знали, что он изуродовал одного из компании Лёвки Моды и ждали продолжения. Жизнь у них была монотонной. Смена по двенадцать часов, а потом койка. А тут такое развлечение! Поэтому между собой решали, когда же они его прикончат? Сегодня или завтра? Встал на раздачу прямо позади Цыгана, а тот смотрел в сторону, не признавая, что знаком. Он был приговорён, и Цыган, как и все, знал об этом.
Быстро похлебал свою порцию супа, а хлеб оставил, чтобы взять с собой и поесть вечером. Понимал, что ужина он лишился. Выходить из кочегарки по темноте означало подставиться. Назад он не вернётся. И баня тоже отменялась. Из рассказов пацанов на работе уже знал, что порешить кого-то в бане проще всего.
Вышел и пошёл, было, обратно вместе с кочегаром, но тот, молча, отмахнулся и заспешил вперёд без него.
«И этот торчок тоже напуган», - подумал с горечью.
Но он от него зависел, потому что кочегарка была единственным убежищем, в котором мог укрыться от поджидавших его врагов. Если бы не она, лежал бы уже где-то в сарае, дожидаясь весны. Поэтому подошёл к сидящему возле дверей начальнику и прежде, чем присесть рядом и закурить, покопался в кармане, извлёк капсулу и протянул тому на ладошке. Глаза у кочегара загорелись, и он схватил заветную химию и сунул в рот. Кадык на шее опять сделал поступательное движение вниз-вверх. Замер на минуту и потом опять погрузился в созерцательное курение. Кочегар никогда не задавал вопросов, откуда брались капсулы, что его устраивало.
А он в это время, устроившись рядом, наслаждался затяжками крепкого табака, который им выдавали на ферме, и ещё раз вспоминал детали встречи с девчонкой в смешном долгополом пальто. Они все носили одинаковый наряд. Это он увидел ещё в первый раз, когда заглянул через стену.
- Э, начальник! А ты видел девок, которых там держат? Хорошенькие? – И он кивнул в сторону основного здания.
Кочегар засопел прежде, чем ответить:
- Да, кто ж их видел-то? Если полезешь, то голову оторвут. Были тут такие, что сунулись. Назавтра их уж больше никто не видал.
И опять запыхтел своей самокруткой.
Потом внутри, заперев дверь, подумал, валяясь на топчане:
«А действительно. Чего суюсь? Ну, сидят и пусть себе сидят. Дают клетки, чтобы воинов спасать, и хорошо».
А потом пришла в голову мысль о том, а скольких мужиков здесь уничтожили только затем, чтобы сохранить в тайне то, что здесь творится. Да, и непонятно, что потом происходит там с девочками. Ведь их тоже нельзя выпускать живыми. Разболтают.
«А ведь это – конвейер смерти. Отсюда уже никто не выходит».
Не знал, как с Лютым и с его охраной, но понимал, что никому из обитателей фермы дороги домой нет. Её можно пробить только силой. А для этого нужно подготовиться. План был разработан, но вмешался Лёвка со своей братвой, и приходилось быть вдвойне осторожным.
Ещё раз прошёл к воротам, чтобы оценить обстановку. Выглянул из-за угла. Всё на своих местах.
«Тогда завтра и начнём».
Было ещё светло, и ноги понесли к щели в заборе. Услышал голоса с другой стороны и прильнул к пробитой дыре. Ничего не было видно. Мешал куст, но из-за него дыру и не обнаружили.
Вдруг почувствовал движение и отпрянул, но потом осторожно заглянул и увидел её. Пчёлку. Она стояла и слегка глуповато улыбалась.
- Здравствуй, Пчёлка! – Постарался сказать так, чтобы не напугать.
Она в ответ лишь, молча, кивнула головой, не переставая улыбаться.
- Ты давно тут? – И не ожидая ответа, объяснил. – Я делами занимался.
- Кораблём, который плавает?
Он слегка ошалел от такого вопроса. Кругом лес. Какие здесь корабли? Но требовалось что-то ответить.
- Нет. Корабль далеко отсюда. Туда нужно долго ехать. А сейчас я готовлюсь к поездке.
Увидел испуг у неё в глазах.
- Туда, где война? Где убивают друг друга?
- Нет, - решил он её успокоить. – Там нет войны. Тепло и всегда светит солнце. Знаешь? Там даже снега никогда не бывает.
По глазам видел, что просто не поверила. И спросила:
- Никогда-никогда?
- Нет. Зато там бывают ураганы.
Её глаза опять говорили о том, что она просто не понимала того, о чём он говорил.
- Ну, это когда ветер такой силы, что валит деревья, а волны высотой с дом.
Девочка опять выглядела испуганной.
- Волны?
Попытался объяснить, что это такое, но не удалось, так как сначала пришлось рассказать о море, где воды так много, что не видно другого берега. Пчёлка слушала с круглыми от удивления глазами.
- На твоём корабле можно переплыть море?
- И океан тоже, - похвастался он.
Теперь пришлось переключиться на рассказ о том, что такое океан. Девочка просто впитывала в себя новый непривычный мир, где так много воды и солнца.
Но, как и в прошлый раз, раздался громкий голос, который созывал всех, и Пчёлка повернулась, чтобы уйти.
- Завтра придёшь? – Спросил ей вслед.
Она, уходя, кивнула головой.
Посидел ещё возле забора и покурил, обдумывая прошедший разговор. Действительно ферма. Получалось, что её и других держали взаперти в качестве производителей некого дефицитного материала и давали только то, что требовалось для поддержания жизни: пищу, кров и одежду. И ничего более. Об окружающем мире они знали лишь то, что там война и убивают. Приходилось объяснять простые вещи. А потом пришло в голову: а о чём имели представление другие, те, кто жил в его городе. Ну, хотя бы работяги на его заводе. Слышали о том, что происходило на фронте, где у каждого были родственники, которые, приезжая на побывку, рассказывали им всякое, что они потом пересказывали другим в своей бригаде. И всё. Отработать своё, дойти койки, упасть на неё и с утра обратно на завод. И вся страна представляла собой одну большую ферму, которая поставляла материалы, шедшие на оборону. Оружие, снабжение и людей. Расходные материалы войны.
Покрутил головой от подобных мыслей и поднялся, чтобы пойти и запереться в кочегарке. Стало уже совсем темно, а значит опасно.


Вторую часть можно прочитать на сайте ПродаМан.