Палата номер 16. Ч. 9

Леонид Блох

Говорят, её обуревали смешанные чувства. Это была как раз такая ситуация. Тут и буря внутри организма, и реветь охота, и «ура» кричать. Словечко компактное, но ёмкое.

О ком, о ком. Об Алёне, конечно.

Старушки, размазывая по душам слёзы, помогли ей собраться.

– Оно конечно, – сказала Федотовна. – Мы ж за это и боролись. Чтобы вся страна счастливой была. Но и каждый её гражданин в отдельности тоже. Нет, не скажи. Это разные вещи. Вся страна – это когда кто-нибудь близорукий на общую картинку смотрит. Как это, какую картинку? Ну, например, солнечный денёк. Зелёная полянка. Резвятся дети. Взрослые водят хоровод. Женщины в веночках из одуванчиков. В левом углу накрытые столы ломятся от еды и питья. А рядом с подслеповатым на картинку смотрит человек с хорошим зрением. И видит он слёзы на глазах. И вокруг полянки колючую проволоку. А за ней в кустах солдатики с автоматами.

– Ты чего это, Федотовна? – окликнула разошедшуюся подругу Семёновна. – Какая проволока? Какие автоматчики?

– Да так, – вздохнула партизанка. – Навеяло что-то.

А Петровна не отходила от Алёны.

– Там, в сказке твоей, про домик белый прописано. У меня ж такой же в деревне. Лет пятнадцать там не была. Послушай, девонька, а там название не упоминается? Может, прослушала я?

– Да нет, – ответила Алёна. – Я бы запомнила. Расстояние только, сто пятьдесят километров от города.

– И до моей тоже сто пятьдесят, – кивнула Петровна. – И дом белой краской покрашен. Неспокойно мне что-то.

– Это же авторская фантазия, – мягко произнесла Алёна. – Совпадение, не более. Вам нечего волноваться, Мария Петровна. Вот выздоровеете, и съездите в свою деревню, убедитесь.

– А и правда! – приободрилась Петровна. – И подруг с собой возьму! У нас там хорошо… было.

***

В палату, внеся с собой свежий ветер молодости, вошёл сын Алёны.

– Привет, матери! – пробасил он. – Чего приуныли? И вас выпишут, не сомневайтесь!

– Этого и боимся, – прошептала Петровна.

– Ежели чего, мало ли, – начала прощальную речь партизанка, пряча глаза, – подвернёшь, не дай Бог, или трещина какая-нибудь незначительная, для здоровья неопасная. Так ты помни, девонька, здесь тебя ждут всегда.

– Ты сдурела, Василиса? – буркнула Семёновна. – Чего несёшь?

– Да я понимаю, – улыбнулась Алёна. – Всё понимаю. Пока, подружки. Не унывайте.

И вот зачем она это сказала? Как раз с того момента, как за молодухой закрылась дверь, уныние и повисло посреди палаты. И даже отварная рыба с картофельным пюре на обед не улучшили настроение коллектива палаты номер шестнадцать.

*** 

А к вечеру, когда должен был наступить час чтения, старушки совсем скисли.

Федотовна ещё пыталась как-то изображать задор и веселье. Сходила за книжкой к ординаторской. Принесла три томика классиков доразвитого реализма. Полистала, сидя на кровати. Вздохнула и унесла обратно.

А в начале десятого вечера в палату негромко постучали.

Старушки сразу и не узнали парня. Сын Алёны был в джинсах, потёртой кожаной куртке и серой кепке.

– Привет, матери! – браво поздоровался он. – Ну и порядки у вас тут. Ни дневального, ни дежурного. Ходи, кто хочешь. Вот, мамуля  передала вам распечатки. Продолжение сказки, сказала.

И вышел.

– Ну, молодуха, – дрогнувшим голосом оценила Федотовна. – Гляди-ка, что творит.

– Давай уже, – поторопила её Семёновна. – Чего тянуть. Читай.

– А можно, я? – спросила Петровна. Она слегка дрожащими руками нацепила на нос очки, взяла стандартные, пронумерованные шариковой ручкой листы бумаги, села на бывшую кровать Алёны и…



«В следующий свой приезд, через две недели, Малышкины не узнали деревню. Вместо десятка полуразваленных домов, окружённых бурьяном и гнилыми заборами, лежало ровное поле. И только на окраине, как последний оплот, торчал старенький, но крепкий белый дом. Из трубы его шёл прозрачный дымок. Во дворе, на летней печке под навесом, кашеварили двое узбеков.

– Не наше? – указала на него ручкой Анна.

– Будет ваше, – кивнул Дюрасел.

– А сейчас кто там живёт? – поинтересовалась тёща.

– Бригада строителей, – доложил агент. – Лучшие в районе специалисты. Иностранные.

– Архитектора найди, – вмешался Кульков. – Чего тянуть, пора проект рисовать и стройку начинать.

– Будет сделано! – чётко ответил Дюрасел. – Как раз и документики на подходе.

***

Белый дом, заселённый большой восточной семьёй, задышал, как старик после долгого паралича, вдруг начавший слегка шевелить конечностями.

ТЕ, НЕВИДИМЫЕ, кто заполнял внутреннее пространство дома в предыдущие пятнадцать лет, поняв, что сносить их жилище не собираются, успокоились.

ОНИ не улетели, не исчезли вместе с прозрачным дымом или паром.

ОНИ остались в доме, потеснившись и переместившись на чердак, в пространства между брёвнами и досками, и в другие места, где не могли никак пересекаться с маленькими, вечно снующими новыми жильцами.

Мало того, в белый дом переселились ВСЕ НЕВИДИМЫЕ, оставшиеся без жилища. А куда им было податься? Нигде больше на всей земле не было для них приюта.

Были единичные случаи, когда кто-либо из них  покидал дом, улетая в серую вышину, быстро и безнадёжно поглощавшую его. И все оставшиеся провожали воспарившего тревожным беззвучным гулом.

ТЕ и узбеки не мешали друг другу. Правда, восточные братья постоянно ощущали некоторое беспокойство. Но это их не особо смущало. Они здесь, в России, были чужими, и это беспокойство было их постоянным чувством. Слишком много было у них видимых причин для волнения, чтобы бояться ещё чего-либо мистического.

*** 

Дюрасел привёз из райцентра архитектора, немолодого грузина в очках и с бородой, носившего круглые вязаные шапочки, прикрывающие плешь, и похожего на ортодоксального еврея. Он очень нервничал, когда ему об этом с улыбкой напоминали.

– В моём роду нет никого, кроме грузин! – возмущался архитектор.

– Я таки верю, – ухмыльнулся агент, – дорогой товарищ Автандил Моисеевич.

– Михайлович! – крикнул грузин. – Неужели так сложно запомнить!

– Уже запомнил, – хмыкнул Дюрасел. – Абрам Михайлович. – Шучу, шучу. Трудитесь уже, фотографируйте себе, солнце таки заходит, и вот-вот начнётся шабат. А потом я вас до послезавтра не увижу. Дали бы почитать Тору. Говорят, там написано, кто будет следующим президентом. Нет, не в будущем году, а именно следующим. Я надеюсь дожить. А вы, Абрам? Да какая разница! Вон, ваш президент тоже Исаакашвили. И вы будете мне рассказывать?

– Мерзавец, – бормотал архитектор. – Если бы мне не нужна была работа, ты узнал бы, кто из нас еврей.

***

В общем, как вы понимаете, работа кипела. Ещё бы. Лучше Дюрасела во всём районе с этой задачей не справился бы никто.

Но тут произошло событие, которое коренным образом изменило ход нашей истории.

В деревню приехал мужчина лет пятидесяти. Прилично одетый, в пальто, с непокрытой седоватой головой, с мягким кожаным чемоданом в крепкой руке. Другая кисть его была обтянута чёрной тонкой лайковой перчаткой.

Он спрыгнул с попутки и сначала неуверенно, плохо узнавая местность, а потом сориентировавшись, всё быстрее и быстрее зашагал к белому дому».



– Пока всё, девоньки, – объявила Федотовна.

– Ой, как мужчина этот на Кольку похож, – прошептала Петровна.

– Какого Кольку? – переспросила Семёновна.

– Сына, сына моего непутёвого, – ответила Мария.



(продолжение следует)